Четыре карандаша 5

Ты знаешь, мой дорогой, я обещала тебе рассказать что-нибудь о том, как мы с тобой жили уже без папы. Мы жили с тобой тихо и спокойно. Особенно рассказывать-то и нечего. Ничего особенно радостного и ничего особенно грустного. Всё, как бы средне. Ты знаешь - это странное чувство, когда один человек ещё только ушёл из твоей жизни, а вот другой ещё только должен будет скоро прийти. И ты... Ты, знаешь… не можешь уж быть совсем грустным из-за того что один ушёл, ведь ты должен держаться для того, второго, что скоро придёт. Ты должен, ведь он будет совсем маленький и беззащитный, когда он придёт. И ты должен быть сильным и смело идти вперед, чтобы дать ему всё, что только сможешь. Ведь я не знала тогда ещё, что мне не удастся с тобой провести много времени. Но я, в общем, считала себя обязанной сохранить здравый настрой для тебя. Тем более я знаю, что есть лучший мир, и что твой папа, наверное, там. Так и чего же совсем унывать и опускать руки? В унынии мало чего сделаешь хорошо. А для нового человека важно сделать всё, что ты только можешь - как раз, именно, хорошо… Хорошо и как можно более хорошо. Поэтому... Но при этом ты не можешь и радоваться совсем уж сильно и быть полностью веселым и счастливым... Ну... я думаю, что ты понимаешь. Конечно не можешь... Поэтому... Всё как бы средне. Ты держишься между двумя... Знаешь, да. Мне это, и вправду, напоминает, опять же такое, что... Ну, что я на границе двух миров. Вот, как бы... Ну ладно. Но, да… и это - тоже такое состояние, когда ты ещё и не там, но уже и не здесь. Да и ты, мой дорогой, в то время был в том же состоянии почти - ты был уже, вроде бы, здесь, а ещё и не появился на свет... Вот... Как и сейчас, кстати… Как много бывает таких состояний, которые вроде бы... Вроде бы ещё в одном мире, но уже и в другом!.. Поэтому... Поэтому всегда нужно помнить о разных мирах и о разных состояниях,  и каждому из ни отдавать должное. Так вот, наш с тобой мир - тот, что где-то по середине... не там и не здесь - он мне запомнился больше по таким полуденным часам, когда мы с тобой выходили во двор и... Ну как - во двор?.. Похоже, что это был двор, если судить по тому, что он у нас между домами. Но всё же - он больше напоминал лес или... Или нет - поле. Или всего по чуть-чуть... Какое-то, знаешь, такое совсем не городское место. Такое - будто бы ты на природе, за городом… и совсем далеко от цивилизации. Как будто бы это не город совсем. Но всё же и город, потому что и дом наш стоит прямо тут - высится над этой маленькой зелёной полосой всеми 16 этажами. Хотя я, знаешь, говорю: "над зелёной полосой", но это наверное не совсем верно. Зелёной мне эта маленькая полосочка природы рядом с домом кажется только, разве что, осенью. Ну или в пасмурные дни. Тогда, когда тени танцуют среди листвы и она кажется темной, зелёной. А в солнечные дни, какие наши с тобой и были - всё золотисто-серебрянное. Всё. Трава вся в золоте - нежном, прозрачном. Её здесь никто не косит... И даже удивительно - ведь всюду кругом, что ни газон, так всё сразу же рубят на корню - чуть только ещё трава пробилась немного, так сразу её и косить. А здесь... Но это и не совсем ведь такая зона, что для людей предназначена. Её им, вроде бы, никто и не оставлял. Просто бросили такую - неухоженную. За ней забор и всякие гаражи. А за гаражами у нас школа милиции. Её из окна хорошо видно. И каждое утро там все ученики желают здравия какому-то товарищу подполковнику. А я из окна это слушаю. Ведь невозможно такое горячее пожелание не услышать даже и за плотными стёклами!.. Ну, то есть - слушала, конечно… раньше. А на зелёной полосе, ближе к дороге и к дому, стоят тренажеры - ну, маленькая такая площадка... И ещё небольшое поле спортивное. За высоким забором - решёткой такой... Ну, так вот - там у тренажёров ещё есть и лавочка, конечно. Она, как бы, уже на газоне... Она, видимо, раньше поставлена была не на газоне, конечно, а просто - на пыльной земле. А вот теперь там, со временем, уже и трава выросла. Так странно, что там, в этом месте совсем ничего не убирают!.. Не подстригают траву, не обустраивают все эти полу заброшенные площадки... Но, знаешь, наверное так бывает. И для чего-нибудь это нужно. Вот, даже хотя бы - для нас. Мы там по долгу с тобой сидели этим летом... Хотя и сейчас ещё лето... Всё быстро... Так быстро идёт, мой дорогой!.. Очень быстро! И оглянуться не успеешь - а вот уже - всё новое!.. Ну вот... Мы там по долгу сидели, и я всё читала там книжки... Вернее пыталась. Ведь летом - в жару - не очень-то, что-то, читается. И самое главное, знаешь, что у меня получалось тогда делать, вот в эти,  наши с тобой, долгие часы?.. Вот, у меня получалось мечтать. Думать о том - как мы с тобой будем жить. Я знала уже тогда, что ты у меня будешь мальчик, и потому не мечтала, конечно же, как последняя глупышка, обо всяких там девчачьих заколочках или платьицах, что я своему ребёнку накуплю... А сразу мечтала о том, о чём нужно - о подходящих вещах. О том, на какие я секции, например, отведу тебя, если захочешь... Какие мы можем с тобой игры придумать и... И как я, вообще, тебя воспитаю, мой дорогой - ну, точнее попробую - так, чтобы ты был настоящим человеком. Ты знаешь, да - к этому важному выводу я пришла, когда стала мечтать и размышлять о том - что же я такого толкового смогу сделать для тебя?.. К выводу такому, мой милый - что я, конечно же, как и любая мама, хочу тебя видеть теперь маленьким миленьким ребеночком, с которым мне можно будет возиться, и развлекать которого, и гулять с кем на детских площадках... И всё такое. Но нужно бы мне даже больше задуматься и не об этом совсем, а о том - что же мне стоит тебе передать именно в плане твоего воспитания душевного... Задуматься не о том - как я бы хотела тебя одеть, например - в какие такие рубашечки и ботиночки - как я хотела бы обустроить твою детскую, если бы у меня была такая возможность, а о том - каким человеком я бы хотела тебя видеть, когда вырастешь, какой я бы видеть хотела твою жизнь, в которой ты будешь жить - а не всего-лишь маленькую комнатку... Какой будет твоя семья, когда ты её станешь строить, как будешь ты относиться к другим людям - и к близким - таким как твоя жена и, возможно, дети - и к не очень близким, и к незнакомым совсем... Всё это гораздо важней. Гораздо важней мне тебя представлять взрослым уже сейчас, и мечтать о том, каким же ты будешь взрослым, а не ребёночком... Теперь-то я понимаю, что вряд ли, конечно, мне это удастся - воспитывать тебя так… А здесь, в этом своём маленьком никудышном блокнотике - я даже и не стану начинать. Здесь всё равно места не хватит на то чтобы и чуть-чуть тебе объяснить только обо всём, что я хотела бы тебе объяснить… Я и не хочу тебя здесь поучать - так только слегка поболтать с тобой по дружески, да и всё!.. Будь я с тобой, впринципе, и очень-очень долго - допустим даже много лет… Я всё равно бы тебе не смогла, наверняка, так хорошо передать всё, что хотела бы. А вот Бог - может. Опять же, прошу тебя: обратись к Нему и спроси у Него - каким тебе лучше быть. И спрашивай каждую минуту твоей жизни!.. Тогда, если ты так будешь поступать - я за тебя буду совсем спокойна!.. И за твою семью будущую - тоже… И за друзей, и за знакомых. Ну, так вот… Вернусь к нашему лету. И вот, я подумала - каким бы я хотела тебя видеть взрослым?.. Наверное, знаешь - таким, как твой папа. Я лучше придумать пока ничего не могу. Наверное - это был бы уж самый лучший вариант! Наверное я таким и хочу тебя видеть взрослым - совсем ребёнком. Как папа. А, знаешь, вот в остальном - кроме того, что ты должен быть чистый, светлый, добрый, верующий и мудрый, простой и по детски счастливый - вот, кроме каких-то таких основополагающих хороших качеств - я не могу ни о чём помечтать за тебя. Ведь ты будешь жить так, как я и предположить не могу, ты будешь то видеть и слышать, те вещи встречать на пути, которые я и предположить-то совсем не могу!.. И всё это будет, конечно же, сказываться как на твоём характере и образе жизни в целом, так и на каких-то таких мимолетных твоих состояниях жизни - таких, что, быть может - всего на минутку придут в твою жизнь, может на день, может на пол дня... Ведь это же очень даже важно!.. И во всех этих состояниях ты будешь очень, конечно же, разным... И, главное тут - не терять основных этих вещей. Ведь если ты будешь иметь у себя основу хорошую - то это, как фон, понимаешь, для рисунка?.. Как будто бы это поверхность такая, на которой ты дальше рисуешь - кладешь на неё сверху, за черточкой черточку, за мазком мазок, за одним цветом - другой, новый, цвет или оттенок... И получается, в общем, картина. Вот, знаешь, я, как художник любитель, тебе так скажу: цвет фона - он очень важен. Он очень и очень многое решает. Особенно это ощутимо, когда ты рисуешь в компьютере. Я раньше на курсах пробовала - там есть такие программы, где можно рисунок не просто рисовать, а, как бы, его разные части - на разных слоях помещать. А снизу, под этими всеми слоями - есть слой, что называется фон. И ты его, тоже, можешь менять, в любой момент, независимо от других слоёв. И вот, когда ты слои с основным рисунком совсем оставляешь как есть, а цвет фона всего-лишь меняешь чуть-чуть - так, знаешь, как много меняется в целом!.. Весь вид твоей картинки изменяется в корне! Ведь кое-где твой рисунок просвечивает, а кое-где - нет, но просто... Ведь, знаешь как - рядом с одним цветом… цвет, серый например, смотрится так... А рядом с другим - например он выглядит более темным, или напротив - более светлым. Вот... Ты знаешь - я много писала на чёрных холстах. Ну как много? Купила двадцать штук - набор (ведь они вместе чуть выгоднее выходили, чем по одному, а уж мне - всё равно, простор для творчества не помешает!), и вот я на них и рисовала… Выходит так, что много у меня картин на чёрных холстах. Я бы, как раз, белые купила, но чёрные просто, опять же, тогда были значительно дешевле других. Ну и решила попробовать чёрные, ведь просто очень хотела хоть раз на холсте написать что-нибудь... Это твой папа учился уже именно в художественном и именно живописи. А я ведь - всего-лишь просто дизайну... Вот, на холсте никогда и не писала. Но очень хотела. И от того заказала себе набор. И что я тебе скажу?.. Да, это, конечно, совсем отличается от того, когда ты рисуешь на светлой поверхности. В корне отличается!.. Вот ты, например, рисуешь цветок. И если на светлом - все те же твои краски, что ты будешь использовать, станут такими нежными, мягкими... То на тёмном - они же слегка заиграют иначе. Они будут уже более жгучими, ярко-грубыми такими. Кричащими. Так и твои эмоции тоже - на разных основах совсем по разному будут смотреться!.. Вот, например, иногда твой папа ведь тоже злился. Не то что бы злился - но возмущался, допустим, чем-нибудь, раздражался, немножечко на повышенных тонах с кем-нибудь говорил. Не со мной, но с кем-нибудь. Бывало ведь, что какие-нибудь люди его совсем уж прям из себя выводили. Но, вот знаешь - он даже и когда так ругался, да раздражался - вот, всё равно, выглядел добрым таким!.. Но только немного рассерженным. Совсем не так, как когда другой человек с кем-то ругается - тот, у кого фон внутри не такой светлый, как у твоего папы. А про то, что тебе я сейчас сказала - что разные состояния у тебя будут, всё время, твоего внутреннего мира - так ты про это задумайся тоже, если будет у тебя время... Ведь это так интересно! Вот только одна лишь природа, да погода вокруг - столько всяких разных тебе состояний своих способна передать!.. Ты знаешь, я очень люблю вот в таких состояниях плавать - ты смотришь на мир и ловишь его атмосферу - ту, что сейчас... И каждый раз - это разные атмосферы такие!.. Вот только, всего лишь, тот маленький пяточок, тот кусочек мира, что у нас из окна теперь видно - и то... Сколько он дарит разных состояний!.. Вот например - вечер. Ранний - я имею ввиду… Ранний летний вечер. Уже начинают снизу у нас зажигать много-много огней на всяческих магазинах, салонах, да и просто, знаешь - фонари, фары, первые окна... Ужасно много внизу всякого маленького света - яркого, разноцветного - получается. И всё, при этом, внизу уже немного в таком тёмном дымном вечере купается. А наверху ещё ярко - таким теплым желтым, переходящим в красный и темный совсем - горит закат. Ну, это - на горизонте, а подальше от горизонта - ещё совсем такой, молочно голубоватый... И особенно это прекрасно перекликается в высоких зданиях - у нас здесь много таких домов видно - стеклянных, высоких - вроде офисных зданий. Ведь мы в центре города - больница наша, и здесь, прямо рядышком они. И вот - в них, даже и наверху, загораются уже окна офисов, в которых люди - служащие - ходят, работают. А всё равно ещё - на этих верхних этажах и солнце блестит. Ведь здания-то снаружи стеклянные. Так это замечательно!.. А внизу там какие-то и кафе, и клубы, и забегаловки мелкие, и... И всё такое… Очень здесь много жизни. Шоссе ведь широкое, тоже, под окнами прямо - и столько машин там!.. ну, в общем - прямо-таки жизнь! Её средоточие. А вечером - вот таким, как я сейчас говорила - вся жизнь оживленной становится, знаешь, ещё и по внутреннему ощущению такому, а не только по внешнему движению. Все люди, наверное, знаешь, тогда ожидают уже, что скоро уйдут с работы, а кто-то - уже, может быть, и ушёл. И это уже жизнь такая - которой живут не по долгу службы, как говорится, а как бы - свободно. Своя жизнь: интересная, полная - жизнь, которую люди весь день на работе ждут. Та жизнь, в которой они встретятся с родными, с друзьями, сделают какие-то свои интересные дела, сходят куда-нибудь... В общем... У нас, даже, в больнице она ощущается сразу - эта другая жизнь. У нас ведь, хотя отделение и стерильное, но всё равно - людей много довольно: врачей, пациентов. А ещё в конце коридора есть перегородка стеклянная, а за ней - просто приёмная отделения другого. Уже не стерильного - просто... И там всегда - ещё больше людей, больше жизни, движения!.. И к вечеру - ты уже чувствуешь, как веселее врачи все становятся, сестры, служащие - те, у кого смена заканчивается, конечно же... Не все в это время уходят ведь. Кто-то - наоборот - заступает только. А кто-то ещё  с середины дня был, например, а к концу - всё равно остаётся на ночь. У нас, вот, например две уборщицы-санитарки всё время сменяются вечером. Днём у нас работает Тамара Васильевна - она у нас большая такая женщина, веселая, громкая!.. А вот на ночь приходит девушка - Света зовут. Она молодая ещё - тихая очень... Серенькая такая, как... Ну, как мышь. Слишком уж избитое сравнение, но здесь, кажется, лучше и не скажешь. Мне так неловко перед ней - ведь она такая же девочка, как я. Даже ещё младше, кажется, но... Но всё равно - мы же почти ровесницы. И ей приходится тут помогать мне, например, и убирать и... Ведь, чем же, скажи мне, я лучше?.. Раз это не я ей теперь помогаю в чём-то, а она мне? Разве тем только, что, вот, заболела?.. Мне как-то от этого очень неловко. И она, тоже, так неловко и... стыдливо, что-ли?.. на нас смотрит… И пока делает что-то - всё время глаза опускает и так отворачивается - так, как будто бы ей вообще неловко за то, что она, вот, здоровая, а мы - не очень, скажем так. За то, что она здесь ходит, вот, свободно... И, как бы, потом пойдёт, наверное, после работы домой, а мы - нет. Кажется - из-за этого. Она однажды сама так и сказала. Когда разговаривала с Данкой. Так, вообще-то,она очень мало сама говорит - эта девушка. Она всё как я - ходит молча. Но Дана у нас разговорчивая, и один раз даже и её чуть разговорила. Так вот - Данка ей что-то такое говорит, рассказывает про своих - вот, то ли - как они там свой дом обустроили летом... То ли, про дачу что-то... А девушка Света эта, как раз и сказала, про Даниных детей послушав - что, вот, как же ей нас жалко! Что мы и с детьми, вот, а ещё и болеем. Она и сама-то не слишком уж сильно спокойную жизнь имеет - конечно она не богата и только, вот, кое-как тянется... Но каково нам - она, мол, даже и не представляет! Ведь у нас еще дети и... здоровье... Вот - ну, такой разговор как-то был. Я тогда, благодаря Даниной разговорчивости, хоть что-то об этой девушке узнала - что она в крохотной квартирке живёт, кое-как зарабатывает, родителям понемногу помогает. Но это немного… Немного я о ней совсем услышала. Всё, больше, Дана тогда говорила... Ну, она много чего про свой дом всё время рассказывает - она, кажется, себя такой должной там что-то, всё время ощущает, что, вот - как просыпается: так сразу, кажется - она уже и там... Моет, стирает, убирает, готовит - хотя бы мысленно. У неё все мысли, по сути, о том. О том, как же ещё что-то в доме сделать - ну, там: оборудовать, обустроить. Куда детей повести - на секции записать... И, вобщем - об этом она так натурально рассуждает - так, как будто бы она, вот совсем там - где-то, или в их квартире с утра, и нужно ей побыстрее, вот, прямо именно сейчас вот, всем детям завтрак сделать... Или где-то в машине они (нет, скорее - в автобусе) - едут с одного занятия, с детьми, на другое...  И параллельно ребята её, с прирасстегнутыми воротничками на курточках, что бы не жариться, жуют пирожки, которые она сготовила и взяла с собой - в кулечках для завтраков... Ну, вот  наверняка!.. Мне, вот, так, прямо - всё это и видится!.. И так, так она про всё это натурально говорит, про все свои заботы - как будто бы вот тут вот, всё это, рядом и происходит... И я, сама, в общем-то - как будто не здесь совсем, а где-то там. У них гощу... Вот, с некоторыми людьми - так. Ты беседуешь с ними и, как будто бы вдруг попадаешь в их мир. Как с книгами - с такими людьми. Но, вообще-то, по сути - так можно бы и со всеми, со всеми людьми, абсолютно, попадать. Но вот, только - с некоторыми это полегче получается. Вот, как, знаешь?.. Вот - и с книгами: есть, ведь, и сложные научные книги - ну, те, которые прочитать - ещё свои мозги нужно приложить... И много, например, даже, мозгов!.. Потому что их понимать надо... такие книги. И надо ещё многое что в мире сначала понимать научиться, прежде чем их начать понимать. Это - как ты не поймёшь ничего, ровным счетом, в какой-нибудь научной статье о конкретной моделе машины, если ты сам не знаешь уже чего-то о тех технических терминах, что касаются всех, вообще, машин. Тебе, ведь, не будут здесь, в статье об этой конкретной машине, рассказывать и объяснять - как устроены колеса и что такое карбюратор?.. А ты, например, просто не знал этих, каких-то, предварительных вещей, и не понял теперь всю статью (ну, или какую-то ее часть)... Вот, с людьми - это так, когда тебе не говорят напрямую, а говорят, может быть, и открыто, но опосредованно. Говорят через термины... Говорят терминами, обозначающими собой понятия - понятия, уже собранные под крыло этих терминов... И это трудно понять - когда ты сам, может быть, их никогда и не систематизировал так… Не собирал никогда в такую, одну группку, в какую они собрались в той, чужой душе, и даже, может быть, не думал их так объединить. А есть книги - которые говорят с тобой напрямую. На понятном каждому языке. Они говорят прямо и открыто - как о "дважды два". Они говорят не о том уже, как в них переработаны, да переосмыслены, да перепрочувствованны простые и понятные вещи - а просто: о них самих. Конечно - так проще говорить, и проще понимать человека - точнее его внутренний мир, легче войти в него - ведь всё в нём легко видно, как кажется… Ну, как на ладони. А ведь у тех людей, что посложнее - у тех, которых уже усложнили обстоятельства - у них: чтобы войти в их мир, что хранится внутри - так нужно ещё знать и код. Код, которым всё-вс; внутри зашифровано. Это не так - как с теми, что просто возьмут тебя за руку, да и отведут туда: так, нет. Здесь нужно знать и код от замка на двери, и карту иметь, и ещё и уметь по ней ориентироваться. Уметь разбираться в его собственной системе координат и обозначений - того, другого, человека. Ведь тут, зачастую, знаешь как?.. Тут у каждого будет своя система обозначений - что накопилась со временем, что появилась на его жизненном пути. Ведь если уж и пытаться ориентироваться по тому, по тем знакам, какие он нам сам о себе даст - по этой его карте: так карта всегда будет (полученная из его рук, конечно же) - им же самим и составлена. Он сам составлял её, когда обходил, в одиночестве, свои владения и описывал новые края и рельефы и вникал в свою топографию и изучал всю структуру геологических особенностей. А вот... если тебе кто-нибудь другой, посторонний, на него карту даст - так это уж, понимай - в его собственной системе обозначений составлена. Эта карта составлена в соответствии с мышлением И понятиями того человека, что карту другого нарисовать пытается… А это ведь две совсем разных карты - такая, составленная сторонним наблюдателем, и та, что составлена самим владельцем территории… Две различных карты. И как тут пытаться идти?.. По какой ориентироваться? И не всегда ведь тут одна карта не верна будет, а другая - напротив. Как раз обе могут быть в чём-то правы, а в чём-то - искажены немножечко. Ведь изнутри человек видит свой мир - как остров, например, необитаемый... вернее - с населением ровно в одного человека и сотни тысяч посетителей-туристов ежедневно... Видит его - так, изнутри, из самой-самой его сердцевины... Так, как никто другой никогда не видел и не видит. А человек, что смотрит со стороны - с берега другого, какого-нибудь, острова - вот он-то видит, как раз, то, возможно, что человек сам не видит, сидя внутри. Он видит снаружи. А владелец территории просто физически этого не может. Здесь, как раз - тот, что смотрит со стороны - может ему что-то, незаметное изнутри, подсказать... Ну, так вот - с чего я начала?.. А, с того, что вот такое время бывает вечером, когда люди ещё на работе, но, в общем, уже внутренне - как бы с неё и уходят. Как бы уже находятся дома немного, ну или в своём парке у дома, допустим, куда человек, может быть, вечером пойдёт погулять с семьёй... Или в магазине, куда ему нужно зайти за продуктами... Здесь… Как бы - к такой жизни, рабочей - примешивается ещё и простая жизнь всех этих людей. Как и свет вывесок и витрин - к закатному свету. Я очень люблю в такое время смотреть на мир из нашего больничного окна, но и в другое время - тоже. Вот днём, например - всё так пусто обычно - в знойное время обычно никто ведь по улицам и не ходит почти. Совсем как в те наши дни, когда мы сидели с тобой во дворе около дома... Но зато внизу - у подножия этих зданий офисных - постоянно, как раз в это время, ужасно много народа собирается. Все, видимо, служащие, спускаются вниз на обеденный перерыв и курят под зданиями, и кофе пьют в соседних забегаловках, и вообще - просто болтают, да воздухом дышат. Такое вот - тоже приятное состояние мира, когда эти кучки из людей, как бы рушат безлюдную  привычную эту тишь полдня... Мне это тоже очень нравится... Твоя мама, и вообще, теперь очень и очень много времени проводит у этого окна, что у нас в комнате, и иногда ещё - у большого окна в коридоре. То мне, конечно же, больше нравится - оно у нас почти в пол. Но не совсем в пол, ведь внизу ещё есть небольшой низенький подоконничек, а под тем - немного ещё просто стены. А ещё здесь у нас растение такое стоит в горшке - большое. Словно почти дерево целое. И вот, я под ним часто стою, тоже, и на город смотрю. Окно это большое - в одной стене больницы с нашим - что в палате, и вид из него, разумеется,тот же самый. Но больше оно мне нравится только тем, что оно больше намного. Такой каламбур!.. Больше… Раза, наверное, в два. Да только я до него не всегда дойти могу, к сожалению. А вот до нашего - чаще. Ты даже увидишь, наверное, если вдруг станешь всё это читать - там, через несколько страничек ещё, будет рисунок такой - голубым карандашом… я то, до этого, всё разными вместе на каждой картинке рисовала… А это вот - по отдельности. Только голубым… Это я, вроде бы, себя у того окна в коридоре нарисовать пробовала - ну, так... Такой, полу мультяшный набросок - сам видишь... Вдруг захотелось...Такой голубой тон у карандаша - у одного из моих четырёх интересный... Что я, когда начала им водить по бумаге, так больше уж и не смогла остановиться. Мне он напомнил, в сочетании с белым листом - тот свет, что иногда у нас бывает... И ощущение. Такое вот - словно они - карандаш вместе с бумагой - становятся солнцем и воздухом... Такими, какие я днём иногда вижу или утром поздним - всё здесь такое бело голубое получается... И небоскребчики наши офисные - с голубым, как бы, стеклом, и небо - много-много неба... И стены в коридоре, и стекло... Даже халат на мне больничный - светло синий, да тапочки!.. Даже они - и то в общую картину вписываются!.. Всё-вс; в одних тонах!.. Ну, так вот - вышла у меня эта картинка... Ты знаешь - пусть будет она тебе вместо той фотографии, что я обещала оставить - свадебной... Я здесь, конечно, совсем на себя не похожа, наверное, но... Пускай. А свадебную фотографию, видишь, как получилось - уже не выйдет у меня тебе передать... К сожалению я её, понимаешь, по вине косорукости своей абсолютной собственной, потеряла. Она у меня улетела вниз - из окна. Я её около него разглядывать стала и... Я, сначала, вот тот свой рисунок разглядывала - ну, корявый совсем и непонятный,  что раньше был, до этих слов, в моём блокнотике - ну, такой, где, наверное мы с Лешей вроде стоим под дождём... И под зонтиком. Ну, это рисунком назвать и нельзя - так, просто я что-то такое вот намалевала!..  Его я разглядывать стала и так интересно мне вдруг показалось, что вот, когда он на свет попадает - то ведь совсем пресовсем просвечивается! И я тогда стала смотреть на него в солнце, и на ладонь брать... Так интересно - когда под листком, как бы фон из света и тени руки... Ну, в общем - баловалась, одним словом!.. А потом я решила и нашу фотографию взять - посмотреть на неё так же. Ну, во первых - она, конечно, гораздо плотнее листка оказалась, и так просто - совсем не просвечивается. Лишь только слегка - чуть-чуть совсем... А... Ну и просто - хотелось сравнить силуэты, вообще, наши - на этой картинке и на фотографии. Ужасно ли не похоже вышло или всё-таки?.. Ну вот и... Сравнила. Прости меня, дорогой, я это случайно. Понимаешь… Само как-то… и быстро так… Ветер из рук вырвал и... В форточку, в общем... Ну, значит так и надо... Наверное. Прости меня пожалуйста!.. Вот у тебя и осталось теперь из наших с папой изображений - всего только тот мой рисунок, где мы как будто под дождём, да ещё тот - что раньше был. Где я пыталась ту сцену повторить - как мы идём с твоим папой к метро (и уже почти подходим), и разговариваем… Не очень похоже, конечно… Мне можно было бы эту картинку ещё очень даже хорошенечко проработать… Там ничего почти не прорисовано… Но я, почему-то, боюсь дальше…  Боюсь испортить, если продолжу. Возможно, что это и так же, как с нашей, с твоим папой жизнью. Не очень-то весело, с одной стороны, что так всё у нас быстро закончилось. Но зато - пока у меня силуэт этой, нашей, картинки, лишь радость вызывал и счастье… Лишь только хорошие и светлые мечты о том, как всё будет дальше. А ведь могло быть и так, что дальше стало бы хуже… Вот так каждый раз - ты начнёшь какую-нибудь картинку, и нравится тебе!.. Кажется - вот, ещё лучше сейчас сделаю!.. А потом - раз и так вдруг испортишь, что уже не вернуть того, что было… И думаешь: вот лучше бы я ещё тогда остановился!.. Но, может быть… и тебе не надо было бы смотреть на нас таких, как на этом фото. Мы там, конечно же, мы и есть,на нём... Но всё равно - не совсем мы обычные, ведь, например в таких костюмах мы там, и с прическами такими, каких в простой жизни, конечно, у нас не бывало - сам понимаешь... Но и на свадьбе-то мы по другому смотрелись - так, по своим ощущениям. Совсем ведь не так как на фото... Ты знаешь, всегда человек ощущает себя ведь не так, как его видят со сторо...

 Мой дорогой, извини, я в прошлый раз прервалась, когда тебе писала. Вернее что ты меня, сам, и прервал. Меня увезли рожать и я не успела тебе, от того, дописать до конца. Вот, теперь я тебя уже видела!.. Теперь ты появился на свет, милый - уже да! И ты очень хорошенький!.. Очень! Я верю, что ты и когда вырастешь - будешь очень хорошенький тоже. Пусть даже не внешне хороший, ведь это совсем и не главное - но хотя бы внутри. Ты сейчас очень спокойный и даже почти что совсем не плачешь, как делают обычно маленькие дети. У нас все медсестры тебе удивляются - как ты так?!. Мне сильно с тобой, к сожалению, общаться нельзя - не дают. Ведь ты, якобы, можешь мне передать какую-нибудь инфекцию случайно, а для меня это, мол, может быть опасно. Но ничего - мы с тобой виделись пару раз. Мне тебя через стекло показывали. Ты очень сообразительный, явно! Ты так на меня пристально смотришь всё время, как будто бы понимаешь, что на меня нужно смотреть. Хотя - откуда бы тебе знать, что это я - твоя мама?.. Ведь, наверное, ты медсестер даже, девочек, чаще гораздо видишь, чем маму свою непутевую!.. Но всё равно - ты так пристально смотришь и не кричишь и не плачешь - на удивление ты смышленный и тихий! Мне все так и говорят наши... Что ты - просто чудо, какой молодчина!.. Мне даже аж и досадно немного - что я так тебя и не видела, даже хоть на секундочку, плачущим!.. Ну, как все дети... Но это - я так, в шутку, конечно! А так, вообще - знаешь, я вот, это тебе посоветую и никогда не оставлять - всегда быть таким молодцом. Ведь чего в жизни плакать и орать попусту?.. Когда можно спокойно жить и удивительные всякие вещи рассматривать, и учиться, и дивиться всяким чудесам - вот, как и ребёнок, в свои первые дни, всему ещё дивится - тому даже, что нам, взрослым людям, совсем и не удивительно уже давно… Так и взрослым надо бы… Вот - правильно это ты делаешь: на всё смотришь теперь с интересом, а плакать - не плачешь. Так вот и надо. Всегда нужно смотреть и исследовать. Исследовать всё, что есть вокруг и внутри тебя. И если ты тщательно будешь исследовать - то обязательно ты найдёшь то, что сделает жизнь абсолютно счастливой в этом, данном, каком-то, моменте. И если ты сильно уж жизнью своей недоволен в какой-то момент - то это и значит всего только одно: то, что ты недостаточно тщательно мир вокруг и внутри себя, в этот миг, исследовал. А иначе - ты обязательно бы нашёл вокруг кучу чудес!.. Иногда, когда ты будешь недоволен - ты можешь не заметить большого чуда. Большого, пребольшого... А оно всегда есть - всегда. Вот, даже маленькое, даже крошка - но чудо ведь не меньше от размера!.. Чудо - оно тем и чудо, что имеет масштаб... колоссальный. Для души, для сознания... И даже в маленьком чём-нибудь явленное - оно отображается громадным в твоей душе, если ты только сможешь его оценить. В тебе, тогда, раскроется вся его изначальная мощь... (Может быть, что и не вся, конечно - смотря на сколько ты, только, хорошо умеешь ценить) Но, как бы ни было - его мощь возрастает внутри, когда ты его оценил. Возможно - что и до изначальных пределов, в каких только способно земное восприятие твоё оценить, да и воспринять всю его исконную, изначальную силу и величие - величие Творения и красоты. Конечно - сама суть каждого явления: будь то даже и самая маленькая букашка, цветок или лепесток - необозрима и велика по масштабам настолько, что вряд ли ты и сможешь понять всю её, сполна, пока ты живёшь здесь, на земле. Ведь ты, просто не в силах, наверное, будешь всю её своим восприятием, и умом, и даже чувством осознать теперь - пока ты здесь... Да даже и потом - когда ты уйдёшь в другую жизнь, и я надеюсь - хорошую (всегда очень для этого старайся, прошу тебя!) - даже там, даже и в этой, небесной жизни, хотя мы, может быть, и будем осознавать всю мощь и всю силу, и весь объем любого творенья, но всё же - оно настолько велико и чудесно, что будет, конечно же, по прежнему вызывать чувство чуда, чувство чего-то огромного и всеобъемлющего, чувство восторга и восхищения перед этим... чувство преклонения перед тем - насколько велика Божья сила, которая каждое это чудо и создала! Вот в этом - наверное и суть чуда: то, когда ты можешь прочувствовать всю его мощь, почувствовать всё величие, всё... чудо, одним словом - не знаю как лучше и сказать!.. Но, всё равно - ты не перестанешь им восхищаться. Ты не перестанешь трепетать при соприкосновении с ним. Вот… И как много чудес рассмотреть можно в мире!.. Даже не просто в каких-то конкретных вещах - вот, как я, например, смотрю теперь в окна и вижу чудеса в домах, облаках, дорогах, деревьях... Но не только в таком - что ты можешь найти по конкретным очертаниям... Нет - например просто в воздухе, или в свете... Как много в них чудес! И каждый раз - разных! Вот, как весь-весь мир изменяется от света и воздуха - от их состояний!.. Я говорила уже тебе про то, как всё выглядит здесь из окна ранним вечером, или днём, например... Ещё, вроде бы, упомянала - как выглядит мир из нашего окна в те часы, когда утро уже перетекает в день - такое желто-свежее, очень-очень свежее состояние!.. А вот... Что я заметила - ведь разный свет и разный воздух (но воздух, по сути, наполовину он - тоже свет... Наполовину наше восприятие состояния воздуха - состоит из восприятия состояния света в нём), так сильно меняют и восприятие разных предметов! Такое ощущение, что в разном свете и в разном воздухе звучат более заметно абсолютно разные части мира - вот здесь, по крайней мере, в нашем окне... Вот, например, в ночном воздухе - звучит у нас громче всего асфальт на шоссе. Ведь он ночью пустой, и на него почти весь свет от фонарей прямиком капает и растекается... И ещё - окна. Те, что горят. Вот они звучат громче всего тогда... Ну и луна, если бывает. Тогда, понимаешь, то громче всего звучит - где есть свет. Хоть какой-то. Вот, несколько вывесок ещё хорошо, тоже, звучат - громко, у нас внизу. Их на ночь не выключают... А может быть - они просто на круглосуточных каких-то забегаловках и включены. Не знаю... Но, в общем - тогда, когда вокруг вообще света практически нет - ночью - тогда ты сразу слышишь все маленькие и незаметные даже источники света... И так от них хорошо!.. Ты знаешь - так иногда в жизни с людьми. Порой бывает так мало света от них - для тебя именно, что... Что кажется - мира совсем не видать. Иногда смотришь всюду вокруг, а там совсем уже стало темно... Просто вокруг беспросветная тьма!.. И не поймёшь - куда дальше идти. А иногда и не понимаешь - что темнота. Ведь это не глазу заметно - когда так темно становится, а душе. Ты просто и не поймёшь иногда, что душе темно без людей... И чувствуешь, просто - что, вот, она стоит на месте и ты её сдвинуть не можешь. Стоит, упирается... Нет сил у неё никуда двигаться и ничего делать. И ты думаешь: что же это?.. А это - просто вокруг темнота. И ей, душе твоей, слишком страшно и слишком уж клонит в сон от этих потемков. Ты думаешь, что она, отчего-то, в тебе ленится поднапрячься, усилие сделать и увидеть свет. Но нет - это просто тебя кто-то сейчас берёт и накрывает сверху толстым, плотным, непросвечивающимся одеялом, за которым, конечно, ты света не видишь. Возможно - что это всего-то один человек делает. А может быть - несколько. Но не все на земле. Но вот, из-за них - из-за этих одного-двух людей, ты всех-всех остальных и не можешь разглядеть - как бы они ярко не светили. А иногда - и наоборот: весь мир к тебе темным вдруг станет. Но даже хоть одного только ты человека найдешь, что посветит тебе в темноте - и уже тебе этого за целый мир хватит!.. Иногда лучше найти всего одно отношение, всего одно чувство к тебе, всего одного кого-то, с кем тебе будет так хорошо, как не было бы и с тысячами!.. И это будет прекрасно. Ведь лучше всего один свет - но очень и очень теплый и настоящий - как твой родной очаг в доме, который тебе дарит тепло и уют и покой. Это куда лучше, чем тысячи посторонних огней - сотни чьих-то чужих офисных окон, холодных фар машин, морозных неоновых вывесок, между которыми ты ходишь-бродишь одиноко - как по незнакомому городу... И всё здесь, вроде бы, вокруг, в огнях... А ты, всё равно, не можешь согреться, не можешь ни одним из них достаточно хорошо осветить свою жизнь... Конечно - всегда в твоей жизни, мой милый, тот должен быть свет, самым главным - больше которого ты в этом мире не сыщешь! Свет Бога - тот свет, что всегда с тобой, и что зажег тебя изначально... Ведь без того света - ты бы не смог и существовать. Но здесь я сказала про свет людской. Ведь, всё равно - ты захочешь искать и людей тоже, в этом мире, хотя даже, возможно, найдешь уже к тому моменту Бога... Нет, конечно - они тогда будут тебе не нужны уже так критически и катастрофически, как были бы нужны, если бы ты ещё Бога не знал. Но всё равно - хоть в какой-то степени, но конечно же будут нужны. Ведь даже и Бог, Сам, захотел однажды создать нас, людей, хотя нас до этого и совсем не было... Он, конечно, имел абсолютную полноту в Самом Себе... Но, всё же, Он захотел и нас видеть в мире. А уж тем более мы - всего лишь, сами, маленькие создания в мире, а не создатели - конечно, в нас тоже всегда есть желание видеть и других людей в своей реальности... Так лучше уж видеть всего одного человека, но настоящего. Так вот - с чего же я начала?.. Отвлеклась немножко... С того, что звучат в мире разные вещи под разным светом. Вот, например, вечером - как я рассказывала тебе - ранним... Ты видишь сначала закатное яркое небо - ведь в нём больше света... А потом уже только - оказываешься способен разглядеть и ещё свет - маленький: ну, окна, вывески, фары... А вот днём, например - когда всё вокруг залито светом - то ты видишь отчетливо сразу всё. И от того иногда, видимо, трудно бывает тебе днём на чем-то конкретном сосредоточиться - ведь видно тебе сразу всё, и видно отлично!.. И мозг, от такого количества возможностей для исследований и познания, теряется сразу и даже пугается несколько. Он говорит, как бы: "Ой, сколько работы!.. Ой, сколько тут делать!!! Боюсь даже и начинать!", и не начинает совсем ни с чего. Гораздо легче бывает ему вечером - когда видно уже не всё... Когда можно одно что-то бесстрашно разглядеть и не бояться того, что ещё куча всего нерассмотренным осталось!.. И, наоборот - когда ночью совсем ничего не видно, наш мозг в панике начинает искать хоть что-то, что можно бы разглядеть. Одним словом - чем больше у нас есть возможностей - тем больше мы их боимся. А чем их у нас меньше, тем больше мы ищем их и стараемся вытащить даже из полного, казалось бы, мрака - хоть лучик света. Так это везде. Очень во многих вещах... Скорее всего ты это увидишь ещё и в своей жизни. Вот, хорошо, знаешь, для созерцания - то, когда такой рассеянный свет... Когда, например, пасмурно... Или раннее утро. Когда свет есть на всём, и всё тебе видно... Но он не такой оглушительно яркий, как ясным днём... Хорошо - это я имею ввиду - для нашего пугливого сознания. Тогда оно, как бы, прекрасно всё может разглядеть, если захочет, и исследовать, и изучить... Но только ему не кричит всё вокруг о том, что и это, и то можно видеть - и это, и то ярко освещено и всё,соответственно, просит внимания. Вот, потому, я заметила - мне, обычно, такое вот время всегда подходило как нельзя лучше для разглядывания мира. Но это лишь от того, что мой мозг слишком был возбужден, и пуглив, и неуверен... А пасмурные дни - его немного успокаивали... Но чем ближе я становлюсь к Богу - тем больше я получаю спокойствия именно от Него, и именно от того - что всё вижу, и всё в ярком свете, и всё хорошо заметно. Теперь я люблю солнце и яркие дни!.. Как это чудно - когда весь стоишь в свете, и смотришь на мир из окна… на мир, который сейчас тоже полон света, и весь этот свет - так хорошо всё вокруг делает белым и легким-легким!.. Мне это, знаешь, с чем можно сравнить?.. Вот с тем, что когда люди ещё не уверенны в Боге, и в том, что их ждёт в том, другом мире вечность, и в том - что их жизнь в этой вечности, тоже будет вечна, и все их мысли, чувства, воспоминания и впечатления - тоже... Когда они, либо ещё не уверенны в этом, ну, либо - ещё слишком уж далеко находятся, по состоянию души, от того светлого мира, что дальше нас ждёт - ещё не совсем достойны его... То у них... Я имею в виду - и у меня тоже, ведь и у меня в жизни такое время, конечно, было... Такое есть ощущение... Грустное, тяжкое... Горькое даже... Такое ощущение всего преходящего. Ты видишь уже, может быть, красоту и ощущаешь её сполна... Красоту мира, вещей, мыслей, памяти, чувств, событий в твоей жизни, и мест... Ты чувствуешь и любовь - любовь ко всему, что есть в мире и лично в твоей жизни, прекрасного... Но все эти чувства - любви и восхищения красотой всех этих вещей - имеют ужасно тяжёлый оттенок... Оттенок осознания, что всё это - преходяще... что всё - до поры до времени... всё - смертно, одним словом. Вот это вот ощущение "смертности" всего, что есть в мире - оно и пугает тебя, и останавливает, и не даёт взглянуть широко, и охватить большой простор. Ведь если всё смертно - то ты не успеешь всё осознать, и всё сделать, и всё воплотить... Так что же и начинать?.. И даже осознавать все возможности - нечего!.. Но если ты станешь, мой милый, ближе к Богу, и если ты, в какой-то момент, уже почувствуешь всю ту вечность, которая тебя ждёт - весь тот светлый и бесконечный рай, что раскинется перед тобою - то тогда ты начнёшь без страха совсем, и сомнения, изучать и исследовать всё... Постигать всё и охватывать всё, браться за всё, что нужно, брать на себя все те дела, что увидишь, хорошие, в мире и подходящие для тебя... Одним словом - ты будешь идти и уже не оглядываться всё время назад из-за мысли о том, что всё конечно, и всему наступит предел. Ты будешь идти и понимать, что идёшь по пути Вечному. И никогда на этом пути не наступит конец. И никогда на этом пути не кончится время и место... Ну... Вот теперь я очень люблю свет... Яркий - прекрасно!.. Всё заливает?.. Чудесно! Вот, утром - когда он ещё только приходит в мир - я встаю и смотрю - замерев иногда смотрю на то, как он приходит... Со мной и давно в детстве такое тоже было... Всегда я с утра замирала в восторге от того - как это... Новый, чистый свет. Ведь он каждое утро так выглядит, словно совсем нов, и свеж, и чист... И, хотя я тогда ещё и любила больше рассеянный свет и пасмурные дни... Но вот в утренние часы - свет яркого солнца был и тогда уже для меня чудом. Наверное это - как дети... Как дети для всех - это такое вот, маленькое новое, светлое, чистое чудо, когда они только приходят в мир. И даже плохой, жёсткий, далёкий от Бога человек, почти всегда ведь улыбнётся, глядя на улыбающегося малыша!.. Так вот и я тогда, тоже - смотрела в восторге на утро. На утренний маленький юный свет... Наверное от такой чистоты - сильной-сильной такой чистоты всего нового - и в душе тоже становится чище... А вот теперь я смотрю утром на свет тоже в восторге. Ты бы видел - как это красиво у нас здесь смотрится из окна!.. У нас золотиться начинает шоссе и железные палки фонарей и машины на нём... Вдали появляется туман - нежный, молочный... И в нём купаются холмы зеленые, которые далеко видны, и высотки на них. На офисных зданиях - тоже стекла начинают поблескивать... Ну, тут много... Очень много всего, что могла бы я тебе описать замечательного!.. Но ведь у меня и блокнота не хватит так!.. Вот, про что я хочу тебе только сказать - так это про деревья, что звучат по особенному в утреннем свете. Вот - представь... Солнце выходит и хорошо уже вышло над городом. Оно уже лежит на дорогах и кусочками высвечивает здания. И добирается до нашего скверика - того, что при больнице, за решетками-заборчиками.Солнцу заборы не помеха!.. Оно здесь спокойно пройдёт. Тогда и начинают говорить деревья. Их кроны видны - не разделённые светом фонаря какого-нибудь на темно-рыжий и на тёмный тучный пыльный, как ночью - а наоборот: видны... до каждого листочка, почти, видны, в подсветке утреннего воздуха... Сизо-молочные такие... Юные, чистые, блестящие - будто серебрянные... Знаешь - так, как будто совсем не похожи и на себя-то самих - тех, которые дневные: которые мы, уж хорошо видим... Я говорю про дневные теперь уж, с ними сравниваю - не те, вечерние, что разделены на два ярких тона... А те, что днём… Может быть, даже в самый яркий полдень. Они, вот - дневные деревья - тоже, и при ярком солнце - таком, что прекрасно всё видишь... во времени таком, где всё видно и ясно и легко разглядеть, но... так, только, почему-то, они и в полдень имеют в себе некоторый отзвук пыльности - темной, тучевой пыльности, и отзвук желтости - такой вот: кирпичной, фонарной. Это я тебе так - как малевака-любитель говорю. Приглядывалась. Когда хочешь повторить что-то из жизни - так обязательно начинаешь приглядываться. А как уж начнёшь приглядываться - так обязательно, всё больше, хочешь повторить!.. Ха-ха! Прости за каламбур. Ну, так вот - ты знаешь: они, тоже - немного, как сами не свои. Если смотреть на них в такой вот - ленивый полдень. Бездельный... Засыпающий слегка. Такой... А при этом, ещё - нужно сказать, что и суетный, мельтешащий, копошащийся, равнодушный. Вот так сядешь летом - на детской площадке, скажем, или просто на лавочке во дворе - посидеть, почитать... Это мы, особенно, с тобой уже, вместе, так почаще старались делать, как я тебе и говорила - чтобы мама твоя выбиралась хоть на чуть-чуть из своего домашнего книжного мира, да и давала тебе хоть чуть воздухом подышать. Ведь это ещё - тот период, когда ты тем же, что и мама дышишь. Вот и приходилось себя, знаешь - осколочком этого же книжного мира  вытаскивать: как ослика вслед за морковкой на удочке. Берёшь книжку - и пойдёшь: вот её-то буду, теперь, мол, читать на улице!.. А потом ещё не удержишься и возьмёшь с собой, наберешь - и ещё три или даже пять... когда как: ну а вдруг, как бы - одну читать не захочется, а другую - вот как раз?!. И, по факту, потом сидишь, глазеешь на сонный мир полуденный, и ни одну не открываешь - только держишь руку в какой-то из этих книжек, в прикрытой - вместо закладки между страниц... А так оно постоянно получается, милый, что - ну не можется, как-то, в полдень ничего иногда, понимаешь!.. Ну, ну да ладно - мы к этим нашим с тобой... И не нашим, и моим в одиночку дням - в полуденный период, ещё теперь вернёмся, надеюсь. Мне теперь показалось, что я тебе хочу ещё немножечко о них рассказать... Но... а то я очень уж сильно уж отклонилась от мысли. Со своим... Так... И, вот - вроде бы, думаешь: вот я ведь пря-мо под дом спускаюсь! Ну зачем мне столько?!. А нет - наберу целый пакет или сумку и сижу под домом на лавочке - с баулом! Ведь целую библиотеку с собой притащу, а читать - и не читаю!.. Так - вернусь к утру.  Утром деревья - такие новые!.. Такие сизые!.. Так они светло, счастливо трепещут, так движутся активно на ветру в некоторые минуты, что словно взлететь хотят и улететь к этому солнцу!.. И мне вместе с ними хочется... Они, знаешь, как будто бы птички маленькие, все наперебой поют - как это всё хорошо, и как они благодарны за это!.. Так мне это слышится, когда я глазами,  как бы, слушаю, а не ушами... И ты

 На этом текст закончился.
 Она немного поглядела в пустоту, а потом наконец нашла в себе силы оглянуться на комнату сына. Потом, немного посмотрев туда очень странными глазами - снова взглянула на его бумажные листы, но и мимо них. А Женя, судя по всему, как раз только проснулся. И из его комнаты послышалось некоторое копошение и скрип старенькой кровати, на которой он, наверное, теперь присел после сна. Конечно - должно быть он совсем неуклюже теперь на ней себя чувствовал. Ведь столько лет уже здесь не лежал! Уже года четыре. Наверное отвык от своей старой кровати... Да и вон как вырос! Казалось - уже и не должен, ведь, больше расти! И так уж большой был, когда уезжал… А вот - кажется и ещё вырос. Ну или мама его, сама, чуть ниже за то время стала... Тоже может быть. Но, в любом случае - теперь голову задирать ещё выше приходится, чем раньше. Ну, это и ничего!.. Она потихоньку пошла к комнате Жени, хотя ноги тряслись.

  - Женя?.. - блеклая худая женщина лет сорока с лишним, большими глазами уставилась на сына, который только что проснулся и успел ещё только сесть на кровати. Она так и замерла в дверном проеме - там, где была - и смотрела испуганно и растерянно. А голос у женщины дрожал, как и листы бумаги, которые она держала в руках. - Жень... Откуда это?.. Тебе кто-то сказал?.. Кто-то дал это, да?.. Я... Я честно дала бы тебе и сама, если бы у меня было... Но я думала, что... Что больше совсем нет...

- Мам?.. Ты про что? - засмеялся сын, взъерошивая волосы после сна, чтобы привести их в порядок. - Чего ты хотела мне дать?

- Я... Там... Я просто взяла твой рюкзак... Хотела его разобрать - разложить вещи... Чтобы ты не возился... И там...

- Мам, ну… Ты прочла что-ли?.. - немного укоризненно узнал молодой человек, хотя ещё не перестал улыбаться. - Ну это ещё не закончено... Ещё не отредактировал, не вычитал... Так - черновик просто... И даже до конца чуть-чуть не дописал. Ты б лучше сказала, что хочешь из моего почитать что-нибудь - и я бы тебе законченное дал. Чего ж ты?.. Так вот? - шутливо покачал он головой.

- Из твоего?.. - задумалась женщина и как-то странно застыла на месте, глядя на паркет.

- Да... - кивнул Женя, приглядываясь к маме, - Что-то не так?.. Нет, я, конечно, знаю, что я бездарность... Но надо же хоть как-то двигаться... Чем-то заниматься, пока - вот я и пробую разное писать. Тут вот - от женского лица, знаешь... Ну надо же разными языками уметь писать тоже... И...

- Ты это, серьёзно, сам написал?.. - узнала его мама растерянно. - И сам, тоже, придумал?..

- Ну... Ну, как?.. Почти сам. Ты знаешь, я в основном, с... Это странно, конечно, наверное будет слышать, но... Но, наверное, я сочиняю обычно вместе с Богом. Он мне как-то, всё время, знаешь, и сюжеты подсказывает, да и вообще - руководит, по моей просьбе. Я, знаешь, считаю - что если писать уж хоть что-то, то стоит писать лишь по Божьей воле. Ведь всё самое главное уже в Библии было написано... Хотя Библия - это и не литературное произведение, конечно, в прямом смысле - это, всё-таки, документальное описание реальных событий в основном... И лишь иногда там приведены например песни - псалмы... И что-нибудь в этом роде - где указано, что это песня, например... Но всё же - хотя это и не выдуманное произведение, но… ведь это книга. И в том она схожа со всеми другими - что её нужно читать, чтобы узнать. Так и зачем же я буду писать сотни книжек и забивать ими это пространство?.. Чтобы люди на них отвлеклись и то время, что они могли потратить на чтение Библии - на эти мои книжки тратили, что-ли?.. Нет. Конечно нет. Тогда лучше писать уж только такие книги, что пользу принесут тем, кто и не взял бы, наверное, в руки Библию, ведь точно хотел почитать что-нибудь из простой литературы, а тут - в этих своих книжечках - я хоть что-нибудь про Бога им тоже скажу. Тогда они имеют смысл - хоть какой-то... Да и для тех, кто уже верит - для них тоже. Приятно ведь будет увидеть, что кто-то из авторов книг верит тоже... И вообще - обсудить так, мысленно с ним какие-то религиозные вопросы... Ну, поэтому я, разумеется, всегда спрашиваю у Бога - что мне и как стоит, лучше писать... Раз я, тем более уж, пишу про Него и про веру в Него... Понимаешь?.. Ну и Он мне помогает всегда... Вот это - вроде того как... Ты всю эту вещь прочла, да?.. Вот как там описывает... Ну, героиня... Как, например, она рисует, да?.. Вот так вот и я пишу книжки. Вот этой сюжет - я вообще во сне увидел изначально. Ну, не то что сюжет даже... А так - знаешь, разные пятна картин таких, ощущений... Красочных, ярких, необычных. И вот из них я потом постарался сложить эту книгу. Конечно её книгой не назовёшь-то совсем - эта вещь, она совсем маленькая... Хотя я и хотел её, вообще-то, сделать довольно большой. И до сих пор разрываюсь немножко между двумя решениями - оставить так, небольшой по длительности, или, всё же - чуть сделать подробнее?.. Я, вроде бы, чувствую - что так… Но мозгом-то понимаю, что для того чтоб была она хоть чуть вместимой в принятые, как бы, литературные мерки - нужно бы её сделать больше. Побольше о жизни в больнице, например, рассказать, чуть-чуть больше раскрыть персонажей вокруг - ведь тут какой простор для творчества!.. Как много ещё мыслей, образов, микро сюжетов здесь можно бы описать - и Даны этой линию подразвить, и санитарок, и ещё, может быть, главврача тоже… Но… Мне, просто, ужасно, отчего-то, захотелось так сделать, чтоб девушка именно в маленький блокнотик писала - совсем, прям... И дальше уж, получается что не логично совсем будет долго писать. Ведь в маленьком блокнотике большой текст просто физически уместиться не мог бы. Ну и, опять же, конечно - так Бог направил. А вот если про то, что из этих вот пятен зрительных картинок каких-то и ощущений - я эту историю складывал… Ну, таких, как например те виды из окна больницы, что девушка видит, или её чувство лёгкости. Я тоже не знал, как бы - что же они, и к чему же, и как же мне в них тоже, так разобраться получше, чтоб докопаться до самого корня их?.. Сути?.. Чтобы понять - что они означают, и к чему ведут. И, как бы, так, вместе с той девушкой и докапывался в процессе, пока писал - сам докапывался, и, будто и она, как бы, по сюжету тоже. Опять же - меня Бог так направил - писать эту вещь так легко... Как и мою девушку, тоже, в истории - ведь она, вроде бы, стала так, тоже легко всё рассказывать, что ей хотелось, и вот через это уже - побираться к тому, что же Богом для неё самой заложено, тоже, важного в этих простых вещах, которые она хотела описать. Вот так и я, точно, в процессе... Так и писал эту вещь. Совсем, как бы, у нас с ней всё это перекликается. Ну и, выходит, что тот процесс написания, что, якобы она прошла, чтобы создать эти записки - на самом деле я тоже немножко прошёл, чтобы создать их же... То есть, в любом случае - процесс создания этой вещи был именно такой. Не слишком я много болтаю?.. - улыбнулся Женя, - А то, видишь - вот, выспался, поднабрался сил, и стал теперь, с этими новыми силами, уши тебе забивать своими историями!.. Прости! Мне только дай волю про свои увлечения поговорить!..

- Да нет... Я... - его мама на время замолчала и посмотрела на него, совсем растерянно. - Я, знаешь, всегда... Ты извини меня пожалуйста, конечно, но я... Я когда слушала раньше твои эти рассказы о Боге... О том, что ты с Ним общаешься так, словно с другом... И немножко... Ну, не доверяла, что ли?.. Нет, я, конечно, верю - ты знаешь... Но я как-то так - по церковному... И для меня всегда очень странно всё то, что ты говоришь - что с Богом вот так можно общаться... Так просто... Как будто бы с кем-то родным и... И не очень далёким. Но теперь... Теперь мне... Сегодня поверилось. Знаешь… Очень. Я думала - это твои, просто, какие-то, странности... Ты извини уж, Жень, но... Тем более я и не знала - откуда ты этому научился всему, но... Ты знаешь... Я очень надеюсь, Жень, что ты не обидишься сейчас очень на многое!.. Не только на это - что я сказала, чтомне всё это казалось твоими странностями немножко... - засмеялась мама, совсем взволнованно, - А ещё… На пару вещей. Мне бы нужно тебе, видимо, очень во многом признаться... Ты... Ты хочешь пойти погулять, как и думал - ты говорил, что думаешь пройтись, когда отдохнешь с дороги?..

- Ну... Да. Конечно. Давай погуляем... Я здесь давно, просто, не был. Хочу хоть немножечко вспомнить свои места. Ты не устала? А то можно, тогда, и не идти... А, ну, ладно… Тогда пойдём. - сказал Женя тут же, увидев, что мама отрицательно покрутила головой, - Ты, ничего, кстати, это… В чём надо там - признавайся. Смело… Я, точно уж, против не буду!.. И не обижусь, конечно! Я даже предположить не могу - что же ты такого могла от меня скрывать?.. - засмеялся неловко молодой человек.

- Да... Нет... Спасибо. Я не устала, конечно... Пошли. Мне кажется - лучше нам обо всём, как раз на свежем воздухе поговорить. Сейчас я... Только возьму пару вещей, и пойдём, ладно?

- Ладно. - в недоумении пожал плечами Женя.

 Минут через пять мама и сын шагнули на асфальт их старой улицы, которую Женя помнил ещё с самого детства, и от того - сейчас сразу же стал улыбаться, как только очутился на этой, знакомой каждой своей трещинкой и ямкой, асфальтовой дорожке, идущей прямо вдоль дома и дальше - за его края в обе стороны. Он с аппетитом вдохнул прохладный летний вечерний воздух, в котором, как в каком-то напитке с кусочками фруктов, плавали маленькие частички аромата пышной гортензии, что цвела на палисаднике, и долго, с улыбкой, оглядел хорошо знакомое место.

- Давай к универсаму пройдемся?.. Мне эту часть города всё хотелось вспомнить. Как раз и покупки, если что донесу - тебе ведь в универсаме, наверное, что-то надо?..

- Ну... Да. Надо... Пойдём... - замялась мама, и неловко поправила в волосах ободок, обмотанный для красоты шейным платком. - Что я хотела тебе сказать... Жень... С чего  бы начать-то теперь?!. - засмеялась она себе под нос, потирая, при этом, пальцы, - Даже не знаю!.. Ну давай так… Скажи, тебе, Жень, никогда со мной не было слишком, ну... Слишком уж одиноко?.. Я... Я понимаю, ведь, что ты был, почти что всегда один в детстве и... Я постоянно там на работе… конечно тебе, наверное, мамы не хватало!..

- Ну, мам, я... Я как тут могу жаловаться?.. Ну серьезно! Ты на меня же тогда и пахала. Чтоб мне было что поесть - условно говоря... Ну, какие тут могут быть обиды?.. Я, наоборот, очень и очень тебе благодарен... И…

- Да не-ет, Жень, я не про обиды!.. Я понимаю прекрасно, что ты на меня не в обиде, иначе бы так мне теперь много не помогал... Ты для меня столько делаешь, сколько не каждый ребёнок, далеко, для родителей захочет!.. Вот даже уже только в этом году ты мне сколько перечислил?.. Сейчас даже скажу точно... Я как раз вот считала…

- Да ладно, не надо - не считай! Я это... по сути, ведь, ничего для тебя и не делаю. Я, может быть, только хоть по чуть-чуть отдаю то, что ты для меня… сама делала всё это время… А ты столько сделала, что я вряд ли даже когда-то отдам!..

- Ну, ну да ладно - про то, что я сделала!.. Нет, спасибо, конечно, но... Я просто хотела ведь о другом узнать. Чисто про чувства - тебе не хватало, наверное, ведь,  мамы?.. Ты знаешь... Я, нет, не обижусь совсем - я просто хочу узнать... Сейчас объясню почему. Я вот читала твою эту... Как ты говоришь - вещь!.. - засмеялась мама, - Ну, книгу, наверное, всё же... маленькую. Так вот - я, кажется, поняла, что ты там такие её чувства, как бы описал, и... И отношение даже, знаешь, само - этой девушки к своему ещё не родившемуся ребёнку... И я поняла что... Что я, наверное, так именно, никогда к тебе не относилась. Вот так не называла, вот так не улыбалась, даже что ли?.. Как, вот, по речи твоей героини - чувствуется, да, что она своему сыну улыбается... Ну, многого, знаешь, во мне не было именно того, что ты в ней описал. Я это сейчас, просто, почувствовала. Ощутила, прямо очень даже явно... Что это ведь не мое. Не моё всё ты описываешь… Наверное - это упущение, что я так с тобой не общалась и именно так вот, тепло как-то, мягко к тебе не относилась... Но, раз ты описал это - то, значит, наверное, ты бы хотел, чтоб к тебе так отнеслись?.. Да? Так, как эта девушка к ребёнку... Ведь откуда-то ты это взял?.. Все эти слова, интонации, чувства... Наверное из своих мечтаний, да?..

- Мам... Ну... Как бы тебе сказать?.. Я, как писатель, ужасно много всяких представляю характеров, чувств, эмоций, натур... Разных, таких, языков, знаешь, человеческих... Разных интонаций и слов, да... Вот тут я представил такой вот язык и такую натуру, но... Но, да, в чём-то, быть может, мне и хотелось бы, тоже, иметь вот такое вот отношение и такие вот интонации по отношению к себе. Да... Как и тысячи других хороших отношений и интонаций, что можно найти в мире - все хорошо бы было от кого-нибудь получить и для себя. Но это ни в чём не умаляет твоих, мам, заслуг, и не делает тебя плохой!.. Нет - ты шикарная мать! Да, в конце концов - в мире есть сотни и тысячи... и миллионы, наверное, даже, таких языков, интонаций, и отношений - красивых, прекрасных, но разных. И все их один человек, всё равно, никогда ведь не сможет собрать в себе одновременно! Поэтому, вот и в тебе, разумеется, были не все, но... Но это, конечно, не значит что...

- Нет, Жень, не оправдывайся!.. Я ведь не про то... Я только хотела сказать, что… Ты знаешь, возможно, что вот такая вот мама - она у тебя и была. Теперь мне так кажется, что, наверное, и действительно была. И, да - наверное, и действительно можно, как ты, разговаривать с Богом... Ведь это просто невероятно!.. Ты знаешь… Ты же знаешь, что я в госпитале работаю уже много лет?.. Да... И ты знаешь, что он, тоже - для онкобольных?

- Да, ну... Ну я тоже подумал, что этот мотив ко мне в голову, тоже, пришёл, может быть из-за того... Ну, из-за того, что я образ этот имел в голове, благодаря тебе... Особенно - вот, что-то из детства такое - когда ты меня на работу брала один раз... Ну, помнишь - мне в школе тогда сочинение задали на тему работы родителей?.. И ты мне показывала тогда работу. И мне так, особенно, одна комнатка запомнилась - наверху. Там, где беременные у вас лежат. Вот, кажется - её-то я, наверное, и описал…

- Да?.. Ну вот - тем более... Это та самая… Тогда мне тебе про неё не придётся рассказывать. Ты знаешь, много лет назад... Двадцать два года назад, если точно - там у нас лежали, одни из многих пациентов, конечно, две девушки. Одну звали Лера. А другую - ты удивишься... Дана. Да, совсем как и в твоём рассказе. И вот она - та, которая Дана - правда, была занятой такой, телом пышной, одета в яркое такое... Цветастое, знаешь, платье-халат... Как бы чёрное, но в цветах - красных, жёлтых... И ободок в волосах все время носила почти что такой же - в тон. Она тоже общалась всё время с детьми, с мужем и... с братом. Ты даже в этом совсем угадал - да, у неё с братом было какое-то дело. Так вот - я о ней, видишь, много всего знаю. Достаточно. И ещё больше могла бы теперь рассказать - но только это не так уж и важно. Ведь она полной жизнью жила, хоть и болела, и поговорить об этой жизни всегда тоже была не прочь. Она говорила тогда с девушкой той - Лерой, обычно. Ну или с Тамарой Васильевной - уборщицей нашей. Но не со мной... Вернее что я с ней не особо-то говорила. Один раз только… Я вообще тогда ещё говорить со многими очень стеснялась и... И как-то не могла, в общем. Ну, так вот - потому я о жизни её знаю много, хотя с ней сильно и не общалась. Просто - параллельно с какими-то делами слышала. А вот о той, другой девушке - нет. Она всё обычно молчала и вовсе… ну, сама в себе была. Ни с кем, ни о чём - только ходит, такая счастливая, знаешь, всегда улыбается, и... И в окно постоянно глазеет. Мне их было так жалко тогда - этих девочек!.. Страшно!.. Я всё, вот, ходила тогда по палатам - вот, как у тебя тоже есть в твоей вещи - и как будто бы, мне так казалось - я не достойна и жить, по сравнению с ними. Они ждут детей - ждут совсем новой жизни, и, при этом - ждут смерти. Так это странно!.. Ужасно!.. Так вот... Ты знаешь... Да, я про ту девушку Леру почти ничего тебе не могу рассказать, к сожалению... Совсем. Она всё молчала... Я даже одежду тебе не могу её описать. Она была в нашем - больничном. Такая... Светлая, бледная, худая... Знаешь - как тень. Как будто она - воздух. Вот, правда - как ты описал,  что она себя чувствует воздухом... Наверное - эта Лера тоже. И... Ты сейчас удивишься, Жень, и... И надеюсь, что ты меня простишь, если я расскажу честно... - мама прикрыла рот рукой и заплакала.

- Мам, я...

- Не перебивай только сейчас, ладно?.. Потом... Мне нужно решиться сказать... Потом скажешь, что хочешь, а мне лучше сказать как-то сразу и не... Не знаю, даже как это всё объяснить... Но… да, ты у меня приёмный, Жень... Я никогда этого не говорила, ведь незачем... Да и тебе так, наверное, лучше было бы?.. Но... Но на самом деле - ты не мой. Хотя я всегда и считала тебя своим, но… Ты не обиделся, Жень?..

- Нет... Нет. Мам, конечно!.. Я... Я наоборот…

- Ну и ладно... Потом, хорошо, мы с тобой это обсудим, ладно?.. Мне нужно ещё слишком многое тебе объяснить сперва... Ты... Ты знаешь, та Лера - она ведь ждала мальчика, правильно?.. И вот - когда у неё уже прошли роды, она... Ну, она через два дня... Её не стало, в общем. А ребёнка тогда у неё забрали, сразу после того, как он… родился… и больше к ней не пускали, как бы, чтобы её чем-нибудь не заразить... Так с лейкемией - нельзя… Вот… Чтобы она чем-нибудь от ребёнка тогда не заразилась... Вот... А потом - через пару дней она ушла. Её увезли срочно в реанимацию, когда сильно плохо стало, ну и... И мы ещё не знали - что, как будет. Я тогда просто постель стала менять её, чтобы постирать, ну... как обычно. Как раз, пока удобно - её не нужно тревожить, чтобы она стояла и ждала, когда мы постель сменим... Вот. Ну, я её не проверяла, конечно же, эту постель - а зачем?.. Наоборот постаралась скорее прибрать и... И... Мы только уже через несколько часов узнали, что Лера сюда больше не вернётся. И меня, тогда, наш главврач попросил принести все вещи её из шкафчика, чтобы их, как бы, распределили - куда надо. Там приходил, вроде бы, юрист или что-то вроде того - от власти, чтобы разобраться. У неё родственников не было, как и в твоей книжке. В таких случаях сложно - не ясно почти, что делать с вещами... Ну, то есть - ясно, конечно - они к органам власти переходят. Хотя у неё, вроде бы, и ребёнок остался... Ну, вот и... Но у той девушки и вещей-то почти не было. Поэтому... Ну, вот наши, в любом случае, и решили вызывать каких-то экспертов из нужных служб... Чтоб ничего не нарушить. Я вещи, конечно же, отнесла все к главному. Там и вещей-то почти не было - была расческа, зубная щетка, конечно - ну, всякое такое, обычное... Авторучка была и несколько карандашей. Штуки... Штуки четыре... Да. Четыре - точно... - мама Жени замерла, остановившись посреди дороги и в ужасе поглядела в пустоту. А потом опять заплакала. - Как и у тебя - точно... Совсем так же... Так вот, и, что самое главное - это листочек. Листочек такой - А4, в четыре раза сложенный. Она у меня его и попросила однажды, когда я снимала с доски расписание уборок - она это увидела, и попросила отдать ей, если уж он мне не нужен больше. Ну я отдала, конечно же... Так вот - я его разворачивать и читать не стала, конечно - кто я такая, чтобы читать?.. Я просто все вещи отнесла к Виктору Фёдоровичу... А... А он мне потом говорит через время... Опять меня к себе зовёт и говорит, что, возможно ещё если поискать, то найдётся, быть может, где-то в столе такой маленький блокнотик... С собачкой, Жень!.. Ты не поверишь!.. С собачкой!.. - мама заплакала ещё сильнее и Женя обнял её, стараясь успокоить, но сам выглядел очень испуганно. - С собачкой... Это он знал, Виктор Фёдорович, потому что она сама написала, оказывается, на том листочке - который с расписанием уборок на обратной стороне - что есть у неё там в столе, ну либо под подушкой - если она, вдруг, почему-то не сможет его положить в стол перед тем как... ну, уйдёт... такой вот блокнотик. И я тогда вспомнила, что она, правда, бывало сидела с блокнотом в руках - таким, маленьким... Да, с собачкой... Так вот - там она написала, на этом листке с расписанием - что-то вроде своего завещания. Короткое оно... Ты знаешь, мне его тоже отдали... Потом... Ты, думаю, уже понял - почему мне, да?..

- Ну... - кивнул Женя растерянно, - Наверное... Да.

- Вот, я его взяла сегодня с собой... Почитай. - мама передала Жене листок, который достала из сумки. - Увидишь её почерк как раз...
 Женя взял листок и прочёл:

 "Уважаемые... Те, кто прочтёт эту записку! Не знаю, к сожалению - к кому она попадёт... Простите за то что я вас напрягаю. Но у меня к вам большая просьба! Это что-то вроде моего завещания. Но не совсем оно. Я ничего почти не оставляю своему ребёнку. То есть совсем ничего. Но есть одна вещь, которую я бы хотела ему передать - вернее что тем, кто его будет растить. Либо родителям, приёмным, либо хотя бы воспитателям в детском доме. Я написала ему небольшое послание. Совсем маленькое. Оно всё умещается в крошечном блокноте - вы найдёте его в моей тумбочке, ну либо, если вдруг я его не успею туда положить - то под подушкой. Я там его иногда оставляю, когда сложно вставать. И вот его я бы очень хотела ему передать. В нём нет ничего особенного - много совсем и ненужной болтовни, но... Но есть пара слов, что я, правда, хотела бы ему сказать - о жизни, о вере в Бога и... И так далее. Пусть бы его будущие родители, если они, конечно, найдутся - решили бы сами - хотят они дать ему этот блокнотик или нет. Но если не захотят - то ещё от меня одна просьба: хотя бы, тогда, если могут, пускай бы они рассказали ему о Боге. За меня. Хоть как-нибудь, хоть поверхностно, но... Моя вера - это самое главное, что я хочу ему передать. Это единственное, что у меня есть, но это и самое ценное. Было бы самым ценным, даже если бы я и имела ещё кучу вещей и денег. Поэтому, очень прошу вас ему передать её, хотя бы как-то, хотя бы как сможете. Это - моё завещание. А блокнотик - необязательно. Это - только если захотите. И ещё там должна быть цепочка в столе - небольшая, с дельфинчиком. Это ему тоже на память. Спасибо вам, заранее, большое! Я буду молиться за вас, если попаду в лучший мир, и буду всегда очень вам благодарна!"

- Вот... - сказала мама Жени. - Ты дочитал?.. Да?.. Тогда я пошла, конечно же, снова искать тот блокнот, но его нигде не было... И цепочки - тоже. Мы всё осмотрели, но их не было. И я поняла, что наверное, всё осталось, действительно, под подушкой... Наверное запуталось как-то так в одеяле... И... Я его, этот блокнот, наверное вместе с бельем постирала… Мы стали смотреть в прачечной - вдруг всё-таки он там найдется где-нибудь?.. Вдруг сохранился? Но нет. Мы, то есть, нашли его, всё же... Но он был уже совсем не блокнот, а скомканный выстиранный клочок бумаги в одеяле... Вот. Поэтому тот блокнот я уже не смогу тебе дать… А цепочку тогда мы совсем не нашли... И я... Я очень себя чувствовала тогда виноватой, что так вот случилось!.. Ведь это же по моей вине!.. Понимаешь?.. И я… я не знала, тогда - что же делать, и как мне всё это исправить?.. Ведь такое уже не исправишь никак... Абсолютно никак. И тогда я решила хотя бы взять тебя и... И мне помогли наши оформить все документы... Они меня поняли и помогли... И вот - ты со мной... Я не рассказывала тебе, потому что, ну... Ну, наверное так должно было быть лучше, да?.. Вот... И... Я постаралась тебе передать то, что она просила - про веру. Хотя я сама в этом раньше совсем не разбиралась... Да и сейчас тоже, как видишь - не совсем... Но всё же, я стала тебя хоть водить в церковь, да на воскресную школу - что могла… Ну, это уж ты всё и сам знаешь... Журналы тебе брала всякие христианские... Я не уверенна была в том, что всё это нужно и верно - я... Видишь, какая глупая, оказывается?.. Я просто от того всё это делала, что очень мне стыдно и плохо было - что так получилось с блокнотом и... всем этим... Я просто из чувства вины постаралась тогда хоть это сделать - что та девушка, твоя мама, просила. А вот... Вот на днях, знаешь, я и сама поняла, что мне надо тебе, видимо, всё это рассказать. Надо… Ещё до того, как прочла твою вещь и... На днях меня к себе зовёт Виктор Фёдорович, и говорит... Ты же знаешь - у нас сейчас ремонт кое-где идёт - в некоторых палатах, вот... И в той - тоже шёл. Там пол разобрали - ну, паркет деревянный... И под ним оказалась цепочка. С дельфином. Вот, Виктор Фёдорович меня и позвал к себе, и отдал мне... Он говорит: "Ты, конечно, как хочешь с ней... Поступай - что хочешь делай... Я тут не судья, Вера Игоревна, но всё-таки - это теперь точно твоё и ни чье больше." Вот… Он мне её отдал... И мне показалось так, что обязательно нужно теперь тебе всё это рассказать и объяснить - раз уж эта цепочка нашлась… Как… как знак такой. Ну, хоть что-то от твоей мамы... И я, потому, тебя и пригласила сюда погостить… если честно... Ну… я надеюсь, что ты меня в этом поймёшь... Вот, держи... Это тот самый дельфин. А только не знала я - как тебе эту цепочку саму объяснить - как она, что и про что вообще?.. Но ты мне, по моему, сам объяснил теперь - в своей книге... Ты знаешь, хотя это невероятно, конечно... Но я теперь, почти что, и не сомневаюсь в том - что эта твоя книга - она и есть тот самый блокнот на самом деле... Наверное Бог тебе подсказал всё это, правда... Наверное ты прав в том, что можно с Ним так просто общаться... Ты прав. Не может твоя книжка, просто ничем иным быть, кроме этого блокнота, Жень!.. Ну не может! Ты, видимо, согласишься... Да?..

- Да... Да, мам... Сам не знаю, конечно, но… Видимо так. Я и сам ума не приложу, если честно!.. Но... Но... Видимо... - Женя застыл растерянно, глядя на маленького серебряного дельфинчика, который лежал в его ладони, и не нашёлся, что дальше сказать. - Слушай... Давай уж зайдем, может быть, в магазин - у него всего пол часа ещё до закрытия... А потом уж... Поговорим… Про…  про всё это. - и он, всё так же растерянно, поглядел на вход в магазин, который выливал из стеклянных дверей на тёмную улицу целое море света. Что было очень похоже на то, как если бы кто-то открыл эти двери, и вышел на порог, и вылил на тротуар ведро с водой - как это часто бывает у всяких маленьких ларечков и магазинчиков, откуда уборщицы появляются на минутку, чтобы вылить воду. Так вот и здесь - но только не воду, а свет.

- А всё-таки... Видимо у твоей мамы оно получилось. - улыбнулась ему та мама, которую он привык называть мамой, - Получилось тебе передать то, что она и хотела... И веру, и... И то, каким бы она хотела тебя видеть. Ведь если ты смог про такого, как... Как, уж наверное, папа твой, да?.. написать... Так значит - ты и сам внутри, тоже имеешь… ну, что-то похожее. Иначе ведь... Не написал бы. Да?..

- Да... - растерянно кивнул Женя, разглядывая то двери, то свет, вылитый из них на асфальт, то цепочку, но глядя, при этом, как будто совсем не на них, - Видимо... Но... Но не знаю... Не совсем, конечно... Но... Может…
 Молодой человек заплакал наконец. Его мама, которую он называл мамой, увидела это всего-то, буквально, на секунду, а потом - он резко вдруг опять перестал. И улыбаясь продолжил смотреть на серебряного маленького дельфинчика.
 "Наверное он разглядел теперь какое-то большое чудо... - подумала мама, - А лучше ведь радоваться чудесам, удивляться им, исследовать их, и совсем не плакать при этом? - улыбнулась она молча, - Наверное лучше. Раз так говорила... Она?.. Не знаю… Не знаю, кто говорил. Возможно - что просто он сам, а совсем не... А может быть - что и правда… она. Но в младенчестве он, и правда, не плакал... почти никогда... Хотя я об этом ему и не рассказывала никогда... Совсем никогда… Господи?.. Может, и правда, Ты рассказал?.."