Жил-был я. Кн2. ч2. гл8. Ловушка

         
          Несмотря на густые сумерки, тропинка была видна. Агнесс шла впереди, и ее ладная фигурка отчетливо просматривалась на фоне светлого покрытия дорожки. Мои пальцы безотчетно сжимались и разжимались, меня влекло к ней, я психовал и злился на свою нерешительность.
          Воздух был плотным и теплым, как парное молоко. Мы шли вдоль зарослей высокой приторно душистой травы.
          Лесная тропа повела под уклон, Агнесс опять взяла меня за руку и крепко сжала ладонь. Появилась белесая дымка. Через десяток шагов наш путь резко повернул вправо. Воздух стал сырым и прохладным, а дымка гуще. Осторожно ступая среди змеящихся белесых струй, мы замедлили движение. Иногда в зарослях трещали ветви и сучьями, густо шуршала трава, будто кто-то, тяжелый и большой, ворочался в зарослях, и тогда мы замирали, прижавшись друг другу.
          Потом тропа стала шире и положе. А уже через минуту мы вышли на мрачную аллею, покойную и, не скрою, жутковатую. И лишь светлое полотно дороги, указывало нам путь. Опасливо ступая по хрустящему грунту, мы шли в неизвестность.
               Неожиданно сзади посветлело, и наши тени проявились на дороге. Мы оглянулись – на дальнем конце прямой аллеи поднималась луна. Её еще не было видно, но бледные лучи уже скользили по строю черных деревьев и преломлялись в листве. Это позволило сносно оглядеться вокруг.
           - Агни, - я повернул ее к себе. - Агни, дорогая, послушай меня….
           Агнесс увидела каплю крови на моей припухшей нижней губе, ощерилась и нацелилась слизнуть её. Я не дал и, взяв ее за запястья, встряхнул и спросил: «Что это? Зачем это? Зачем мы здесь?»
          - Отпусти, мне больно, - безучастно сказала она
          - Ответь мне! – не унимался я.
          Лучик лунного света упал ей на лицо, и я увидел ее улыбку. Нехорошая улыбка - холодная улыбка, чужая. Её сосредоточенный взгляд был прикован к моей кровоточащей губе.
          «Ну, все понятно, сейчас «лесные братья» скрутят комсомольца и замучают насмерть. Ну-ну. Но больно, сладка эта ловушка!»
            Конечно, неудовлетворенный мужчина - это плохо. А неудовлетворенный раззадоренный юноша - это гремучая смесь. Во-первых, ему хочется того, чего он и сам, толком, не знает, во-вторых, он не знает, как правильно этого добиться. Одна голая теория, преподанная учителями – недоучками.
          Точный удар коленкой в распухшую промежность вернул меня в реальность. Я раскрыл рот, но Агни прикрыла его своей круглой ладошкой.
            - Уй-уй-уй-уй, - только и смог прошипеть я.
            - Тише, Эль. Тише. Слушай, - озираясь по сторонам, произнесла Агнесс.
            Ночную тучку сдуло. И над аллеей взошла, ущербная на треть, луна.   Сразу стало светло. Деревья приобрели причудливые формы, казалось, что они склонились друг к другу и шепчутся между собой. Воздух стал мертвенно – прозрачным. А участки дороги, не укрытые тенью, покрылись серебряными пятнами.
             - Тише, Эль. Слышишь?
             И сразу: «Осторожно! А!» - ее лицо перекосил ужас! Она отпрянула от меня и вжалась в можжевеловый куст. Нас накрыла черная тень.
            Я оглянулся. Лучше бы я умер вчера. На меня молча, почти бесшумно, накатывалась черная громадина с горящими ненавистью желтыми глазами.
            Существо. Зверь. Сущность. Не то медведь, не то вепрь, не то черт.
Оно неотвратимо росло с подлунной стороны, вздыбленная шерсть бледным сиянием окаймляло бесформенное пятно, и земля подрагивала под его поступью.
            От неожиданности и испуга я присел. Я растерялся. Я стал маленьким и квелым. Ватными непослушными ножками я сделал шаг назад. Мой затравленный взгляд в поисках поддержки на какое - то мгновение оторвался от гипнотизирующего вида чудища и встретился со взглядом Агнесс. Он был не испуганным, не сердобольным, не призывным, а выжидающим, на границе брезгливого презрения. И я.
             И я вспомнил себя!
                ----------------------------------
             Полчища глумящихся врагов, частоколы копий, ливни стрел, линии помятых щитов, редеющие шеренги защитников. Гул боя, крики, дробь снарядов по щитам.
          «Сомкнуть ряды! Стоять! Стоять! Строй! Держать строй!».
          Сколько их было? Когорта или взвод? Триста, двадцать восемь, пять воинов или один?
          Бесстрашные защитники осажденных твердынь, вставшие на последнем рубеже, обреченные и уже мертвые, но бессмертные в веках.
           Там, у смертного края, где их последняя, яростная атака повергла в трепет лютого врага, и принудила его признать силу духа павших борцов.
           Там, где исполнение долга выше здравого смысла, а честь ценнее жизни.

          «О! Граждане, мы пали не к ногам, мы пали мертвыми под вражьими ногами». Откуда это? Кто знает? Но это было.
            Я ощутил холод несправедливости, досаду безысходности, ярость гнева и горечь отчаянья.
           Я увидел свои драки: разбитые костяшки кулаков, выбитые зубы. Я почувствовал судорогу и боль ударов по лицу, «поддых», по шее, вкус крови разбитых губ.
           Я услышал плач и лающую брань боя. Глухие звуки от хлестких ударов по хребтине убегающего врага. Смачность пинка в зад. Почувствовал пьянящий адреналин победы. Улыбку соратника, вздутыми разбитыми губами.
           Я вспомнил грудь друга, принявшую на себя удар, направленный в меня. Собственные конвульсии на земле под ударами безжалостных ног. «Только не в висок!» Хруст земли на зубах. Страх, трепет, малодушие. Панику и ужас бегства. Скользкое ощущение испуга.
           Я ощутил ожог боли и отчаянья.
           «Доколь?!!!» - взорвался мозг.
           Я нашел силы остановиться, дерзнул встать и повернуться лицом к врагу.
                ----------------------------------
           - А-А-А-А!!! - не своим голосом заорал я. Да так, что с окрестных лесов взлетела вся нечисть, от ворон до летучих мышей. Я бросился к изгороди. С нечеловеческой силой вырвал попавшую под руки жердь и с размаху обрушил ее на загривок зверю. Тот от неожиданности, а скорее от моей наглости, остановился, взревел и встал на задние лапы, нависнув надо мной. Он щелкнул зубами и, как соломинку, перекусил мое оружие.
           - А-А-А-А!!! - взревел я и со всей силы метнул обрубком в зверя, закрутив его, как городошную биту. Зверь, по - человечьи, лапой, как рукой, отбил огрызок в сторону. Правда, он отбил его не удачно - повредил острием шкуру и получил обухом в челюсть. Зверь рыкнул и сплюнул что-то блескучее: либо сгусток слюны, либо зуб. Остатки жерди прошуршали по листве черного дерева и исчезли во тьме. Зверь оскалился и прыгнул на меня.
           Я был не я. Забыв о своих комплексах, я превратился в злость и ярость. Вся энергия, накопленная во мне, обратилась в энергию борьбы. Надо мной нависли клацающая пасть и, полные злобы, горящие желтки глаз. Я бросился на врага и вцепился обеими руками в его шею и холку.
             Нестерпимая боль рвущегося тела, ужас от безвозвратности потерь переполнили меня. Я ослеп, оглох, превратился в одно больное мясо и не вопль, а вой. Но силы не покидали меня и не думая уже о впившихся в тело когтях, об откушенных пальцах, носе или еще о чём – нибудь, я обвился телом вокруг его шеи, зубами вцепившись в кожу под его нижней челюстью! Тот крутился, метался по аллее, бил меня о ветви и стволы деревьев, но не смог сразу оторвать и сбросить меня.
            Не знаю, сколько я с ним боролся, - да и боролся ли? - только очнулся от удара головой о землю. Страшилище склонилось надо мной. Его слюна капала мне на лицо и стекала по щеке. Устрашающий ряд огромных зубов зловеще поблескивал на серебряных лучах. Я хотел подняться, но – безрезультатно. Он намертво прижал меня к земле. Боль заполонило всё  тело, не болели разве что глаза. Мои нога в конвульсии месили грязь, я не орал, потому что просто не мог кричать. В животе что-то зачесалось, натянулось, лопнуло и стало заполнять теплотой. В такие минуты человек сам себе доктор и сам ставит себе диагноз - «Ну, вот и всё». Я хотел отвернуть лицо от струи его слюны, но решил не отводить взгляда.             Зверь не торопился меня терзать, его что-то сдерживало. Он, как собака, стал принюхиваться, ткнул своим огромным мокрым носом мне в лицо, потом в разорванное плечо, грудь, чуть ослабил хватку, а потом и вовсе отпустил, и отошел. Я тут же сделал попытку приподняться, но зверь оглянулся, угрожающе рыкнул, мол, «лежи, пока не загрыз!»
             Он отвернулся, поднялся на задние лапы и, как-то мягко, подошел к дрожащей Агнесс. Обнюхав девушку с головы до ног, зверь опустился на четыре лапы и, прихрамывая и скрепя зубами, попятился. Склонив голову, он застыл в почтительном поклоне.
             Агнесс молча отошла от можжевельника и встала между мной и зверем.

Продолжение: http://proza.ru/2015/08/29/827