Первый выход на лыжах

В конце ноября 1993-го, через полгода после того, как я устроился в заповедник, Фёдорыч притащил в общагу заповедника (которая представляла собой бывшую одноэтажную деревянную контору) кипу каких-то досок и объявил, что он получил  на складе две пары широких лыж для нас.

Как человек, выросший в Узбекистане, о лыжах я имел довольно смутное представление. Даже шестилетняя учёба в снежном Томске не смогла вдохнуть в меня навыки пользования этим инвентарём. На первом же занятии по лыжной физкультуре на окраине студенческого городка, тренер, увидев мои танцы вокруг пары лыж, сказал, что если я просто смогу одеть их и постоять рядом, этого будет вполне достаточно. К концу учёбы, я мог пройти по готовой ровной лыжне целый километр упав всего лишь каких-нибудь раз десять. Поэтому можно представить, какую гамму чувств мне довелось испытать, узнав, что через пару дней придётся преодолеть на них километров десять (наивный...).

Для начала, эти заостренные загнутые доски нужно было довести до ума. Как это сделать, я разумеется, не знал, не знал этого и гугл, так как ещё не родился. Фёдорыч выдал длинную тираду о неправильной организации учебного процесса в университете, результатом которого являются криворукие студенты не умеющие чинить лыжи, и закончил её фразой «Делай как я».
Для начала, мы осколками стекла состругали с нижней поверхности  лыж заусенцы. Затем, начали её обжигать, проводя лыжами по разогретой докрасна печной плите. Когда скользящая сторона приобрела темно-коричневый цвет, пришло время втирать в неё растопленный пчелиный воск, прогревать на плите и снова втирать, пока воск не перестал впитываться. Позже я понял смысл этих манипуляций — обработанные таким образом, лыжи многократно лучше противостоят истиранию. Дополнительный бонус состоит в том, что в отличие от чистого медицинского воска или парафина, пчелиный (получаемый перетопкой вощин без последующей очистки) содержит в себе массу примесей, препятствующих излишне хорошему скольжению. Можно сказать, что обработанные им лыжи скользят, но не проскальзывают.

После этого, в заостренных концах лыж были просверлены отверстия под веревку (это важная деталь, роль которой будет раскрыта ниже). В завершении, от транспортёрной ленты мы отрезали полосы шириной 4-5 см и длинной около 30 см и сделали из них самые простые лыжные крепления в виде петли, насверлив в них множество отверстий для регулировки. Проведя балансировку лыж, поставили крепления так, чтобы когда за них поднимали лыжу, её передняя часть (носок) поднималась вверх под углом примерно 45 градусов. Наконец, навертев на ногу шерстяные и полотняные портянки и обув олочи, отрегулировали длину креплений и закрепили их, сошнуровав проволокой. Лыжи были готовы, оставалось дождаться достаточно глубокого снега.

Юго-восток Амурской области не отличается обильными снегопадами, поэтому накопление снежного покрова идёт медленно. Рубеж в 20 см нередко преодолевается в конце декабря — начале января. Максимальная же глубина снега чаще всего не превышает 30-35 см. В таких условиях, без лыж по лесу можно ходить всю зиму, что многие охотники и делают. Лыжи при небольшой глубине снега оправдывают себя в трёх ситуациях: 1) если лыжнёй пользуются неоднократно; 2) если идёт группа в несколько человек и 3) если предстоит часто пересекать закочкаренные пространства. Если с номерами 1 и 2 всё понятно, то номер 3 требует пояснения, так как не каждый имел в своей жизни счастье пересекать зимой сотни метров осоковых кочек.

Со стороны этот природный объект выглядит вполне безобидно, так как снег и сухая трава создают видимость ровной лужайки. И только начав пересекать его понимаешь, насколько внешность бывает обманчива. Под зыбким слоем маскировки скрываются огромные поля пирамид и столбиков высотой от 20 до 50 см. Двигаться между ними очень тяжело, так как стоят эти природные «зубы дракона» очень близко друг к другу, да и трава мешает движению. Попытка же идти по верхушкам кочек всегда приводит к частому соскальзыванию с них с неприятными последствиями для голеностопных и коленных суставов. Лыжи в таких случаях становятся в прямом смысле палочкой-выручалочкой. Конечно, при мелком снеге и они будут выкручивать ноги на высокой кочк;, но преодолеть с относительным комфортом 30-и сантиметровые «надолбы» им будет вполне по силам. А так как Хинганский заповедник щедро наделён от природы большими закочкаренными пространствами, то роль лыж в их преодолении зимой трудно переоценить.

В конце 1993-го года «достаточно глубокий снег», то есть сантиметров 20, выпал в середине декабря. Через несколько дней (необходимых для того, чтобы нелегальные капканщики на границе заповедника «подняли» свои самоловы из-под снега) Фёдорыч сообщил, что утром едем осматривать западную границу, взять продуктов на три дня. Ну и неизменную рацию «Карат» с запасом батареек в довесок. В половину шестого утра мы вышли из дома и через сорок минут сели в поезд местного сообщения, именуемый в народе бичевозом. На станции Урил, расположенной в северо-западном углу заповедника, мы вышли в 8 часов утра, встали на лыжи и пошли по бесконечным меандрам одноименной речки, несущей свои воды подо льдом на юг к реке Амур.
 
Изредка нам попадались капканы, установленные на тропах выдры или американской норки. Мы знали, что законного промысла здесь нет (охранная зона заповедника), поэтому снимали их и топили в проталинах. Конечно, это было нарушением, так как капканы по регламенту необходимо было оформить (составить безличный протокол), доставить в контору и сдать на склад. Далее, теоретически, мог прийти хозяин капканов, на него составили бы протокол и может быть вернули бы капканы после уплаты штрафа. Но практически, за капканами и штрафом с протоколом никто никогда не приходил. Поэтому желающих бесцельно тащить на себе несколько килограммов железа неизвестно сколько километров обычно не находилось и найденные самоловы ликвидировали на месте.

К полудню, накружив по меандрам километров 10-12, мы вышли на пасеку, стоящую на берегу реки у границы заповедника. Хозяин был в избе, пробовал «чернушку». Для тех, кто не знает, что это такое, сообщаю — это брага, поставленная на том, что остаётся от пчелиных рамок после того, как с них откачали мёд, срезали прополис и нормальный воск. То, что остаётся, очень метко характеризуется услышанной мною там же фразой «Каша, мёд, г…о и пчёлы». Вот эта биомасса заливается водой и ставится бродить в теплое место.

К нашему приходу субстанция, видимо, созрела и производитель оценивал её органолептические свойства. Нам он тоже предложил насладиться напитком. Я по неопытности согласился и попробовал. Проглотить слабоалкогольный напиток мне не удалось. Прополоскав рот я занялся варкой риса на обед. Фёдорыч с пасечником заново наполнили кружки и продолжили травить своих аскарид. Быстро пообедав рисовой кашей с растительным маслом мы покинули избу уже прилично окосевшего хозяина и направились к сопкам. Федорыч не прошел и ста метров, как его желудок решил избавиться от влитого в него яда самым быстрым способом.

Если до этого мы двигались по ровному, присыпанному снегом льду и в основном без лыж, то теперь по пути к сопкам нам предстояло пересечь закочкаренную долину реки. Фёдорыч довольно уверенно и быстро топтал лыжню, мои же лыжи то утыкались в кочки, то срывались с них вниз выворачивая ноги из креплений. Намучившись, я решил идти без лыж, о чем быстро пожалел и вскорости снова вдел ноги в петли креплений. Стоит напомнить, что фактически, это был первый в моей жизни лыжный поход. К тому времени, как я вышел на относительно ровные разнотравные луга, Фёдорыча было уже не видно, он скрылся в лесу у подножия сопок. Пришлось увеличить скорость и догонять его.

К счастью, в ожидании меня, шёл он медленно, как обычно напевая какую-то тягомотную песню. Меня с непривычки уже пошатывало, а одежда была мокрой, как после стирки. Фёдорыч на вопрос, сколько нам осталось идти до зимовья ответил, что примерно два спичечных коробка по карте. Я почему-то решил, что карта — километровка и воспрял духом. Меж тем, короткий декабрьский день уже заканчивался, а мы даже ещё не вышли на Царскую дорогу, по которой до нужного нам зимовья было 9 км. Все мои мысли были сосредоточены на координации движений. Брели мы то вверх, то вниз, по ровной и не очень поверхности с травой, пнями, кочками и наледями, лыжи мои ехали куда угодно и иногда даже куда нужно, я постоянно падал, чертыхался, вставал, через сотню шагов снова падал, а Федорыч продолжал монотонно петь и неторопливо и безостановочно двигаться вперёд.

Когда мы в очередной раз остановились, чтобы окропить снег жёлтеньким, оказалось, что уже глубокая ночь и светит Луна. Где мы находимся, у меня не было никакого понятия и Федорыч на мой традиционный вопрос ответил, что по карте, осталось пройти спичечный коробок. Мы опять куда-то брели, я смотрел под ноги и изо всех сил пытался падать не так часто, Луна поднималась всё выше, а температура падала всё ниже. На предложение остановиться и вскипятить чай Фёдорыч неизменно отвечал, что осталось совсем чуть-чуть до зимовья, в котором мы и напьёмся, и наедимся, и согреемся-отоспимся.

В какой-то момент я понял, что мы заходим в большой дом. Оказалось, что это НУП — домик связистов в центре заповедника. Это был большой, просторный дом из бруса с пружинными кроватями и большой кирпичной печкой. Наконец-то мы согреемся, поужинаем и отдохнём! Пока я млел от осознания такого неслыханного счастья, в избу зашел Федорыч, который что-то искал снаружи, и пробурчал, что дров нет, как нет и пилы-двуручки, так что рассиживаться тут нечего и надо идти к следующему зимовью, на котором всё есть и которое ждёт нас прям вот за тем поворотом. Так как я находился от усталости в полуобморочном, а от холода — ещё и в полузамороженном состоянии, то мой мозг, к счастью, не осознал всю глубину случившегося и я смиренно побрёл дальше к ожидавшей нас вот за тем поворотом избушке.

От дома в нужную нам сторону шла колея УАЗика, идти по ней было удобнее пешком и мы скинули лыжи. Тут я понял, для чего  сверлили дырочки в их носках — в отверстия была продета веревка, другой конец которой закрепили на поясе и лыжи покатились за нами по автомобильной колее. Идти без лыж было неизмеримо легче, но сил после многочасовой борьбы с ними осталось вот только на один коробок по карте. Мы опять долго шли, причём в гору. Потом долго по хребту. Расстояние до зимовья стремительно уменьшалось, но не сокращалось. Мозг включался ненадолго, понимал, что вокруг темно, холодно, поющий Фёдорыч и лес, и снова отключался. Луна уже не поднималась, а опускалась.

Мы сошли с лесной дороги по хребту и начали спускаться по склону. На спуске ноги стало прихватывать судорогой, поэтому, где позволяла крутизна, я не спускался, а скатывался на попе. Под сопкой мы вновь вышли в закочкаренную долину (реки Грязной) и снова встали на лыжи. Кочки выворачивали ноги в креплениях, но мозг уже перешёл в то состояние, когда ему на всё наплевать, лишь бы всё происходило в прежнем монотонном темпе.

Низкое маленькое зимовьё появилось внезапно из ниоткуда и сразу перед носом. Фёдорыч впервые за поход достал из кармана часы и сообщил время. Два часа ночи. Пока я сидя на нарах испытывал очередной прилив необоримого счастья, он затопил печь, сходил на речку за льдом, вскипятил чай и сварил кашу. Как-то что-то запихав и влив в себя, я провалился в сон, из которого тут же был грубо возвращён в реальный мир.

В зимовье и за окном было светло, печка гудела, чайник на ней булькал. Я осмотрел свои ноги и не обнаружил никаких мозолей и потертостей. Бодренький Фёдорыч меж тем завёл длинную тираду про то, что когда он был в моём возрасте, то не плёлся за старенькими, болеющими от похмелья дедушками, а бодро бежал впереди, топча лыжню и готовя жильё к приходу почтенных старцев. И что в детстве их учили, что молодые должны ухаживать за стариками, а не наоборот.

Я предвкушал день восстановления сил, но как обычно, жестоко ошибся. «Почтенный старец» решил, что наша программа выполнена, а значит делать нам тут нечего и надо  возвращаться обратно. Состояние моё после первого в жизни лыжного похода было так себе. К счастью, вчера от НУПа мы повернули на север и шли по направлению к железной дороге, поэтому  нас отделяло от неё всего-лишь каких-то километров 20. Причём большей частью по лесной дороге, идущей по хребту.

Второй день похода на лыжах уже разительно отличался от первого. Лыжи ехали уже практически всегда туда, куда нужно, не проскальзывали и не разъезжались в разные стороны. На подъёме в гору Фёдорыч выдал мне кусок верёвки и показал, как надо опоясать им лыжи, чтобы они не скользили вниз по склону. Выбравшись наверх, мы взяли лыжи «на верёвку» и по автомобильной колее к вечеру вышли на ту же станцию, на которой сошли с поезда сутки с небольшим назад.
Вскорости подошёл «бичевоз» и в восемь часов вечера мы уже были в общаге и набивали дровами печку. Не успела она загудеть, как на плиту поставили чайник и большую сковородку, в которую плотно уложили с десяток замороженных котлет. Мой первый в жизни лыжный поход завершился.

Утром следующего дня в конторе заповедника я с помощью карты, курвиметра и Фёдорыча измерил пройденное нами расстояние. На этот раз не в спичечных коробках, а в километрах. В первый день мы прошли 45-47 км. Из них на лыжах — 38-40. Затратив 17 часов ходового времени. За этот день я научился ходить на лыжах вверх, вниз, вбок, по кочкам и по поваленным деревьям. Научился идти на них в полубессознательном и полусонном состоянии. Но понял это только когда снова одел лыжи на второй день похода.