Клад. Часть 1 Глава 11
----------
Неба капельку
**
Ветер гладил серебристый ковыль. - За бесшумной ночью день. Шаг за шагом
распределял гарцующий свет.. Промеж ветвей, и удалённой тенью, плывущих облаков.
Чуть тонущее время, уносило и землю и небо. И мокрые спины.. И хохот и плачь
И слёзы, и крик. - И помощь, и равнодушие. И взгляд со спины, перепуганных лиц
И слов, что не скажет уж больше никто. Вспоминать? Это совесть тревожить. Не робчи,
не бросайся стенанием.. Не мечись с угла в угол поглядывая в окно. Коль ты-был там,
Но остался без участным. - Что-ж ты сейчас, отворачиваешь лицо? Мало хлеба у тебя?
Мало времени, сил, или денег? Мало кровли, и заборов у тебя? Так, - ты душу свою,
отгородил от веры. Не признаешься ты никогда. Что есть коротенький миг; в который,
ты не поверил. Не мечись, праздная душа! Есть такие слёзы, что упадут за тебя. И
без хлеба, и без кровли, будут на коленях молится за тебя. Чтобы - ты обрёл, хоть
капельку Веры.
Птицы стенали над полем, ещё зябкие лучи отливали колышущейся листвой. Ещё
кто-то, будто к вечной разлуке, опуская глаза шептал: "Я с тобой". Дети в хатку под
протяжным стоном ветвей играли. И Оксанка крутилась, у закопченой кастрюльки, на
двух кирпичах. Много ль надо для Счастья простого? Если рядом есть те, кто последний
кусочек разделит для вас. И Танюшка сияя, как небо; Так Красива безумно была. А
всего лишь, с тех пор, четыре года пролетело; Но этот день? Он останется навсегда.
И примятых цветов не отыщется в поле. Будут те, кто там был, или те - кто не знал,
что живёт. Вот - же жизнь какая, для всех неумелая? Тот, кто больше теряет, тот и
больше её бережет. А кто пуд, вроде соли, навьючил на спину. Вроде смело он жил,
говоря, что никогда не роптал. Вдруг "козлёночком" сделался серым; И не жил, и не
был, не дышал. Может там за забором и жил, где душа завалена хламом? Налевай,
пей гуляй.. И забудь про меня. Может соль - та была зимой снегом? Может не было
её никогда?
В час последний, почему-то решается; А была ли - она у тебя? Можно спорить?!
И был грешен, стал свят! Ну, а как - же тогда, быть примеру? Если вот она, в грязи,
у ног у тебя. Поднимай, да на плечи её. И отмоешь быть может в раю. Если была она
неумелая? потеряла, только праздность свою. Ну, а если чужая душа на плече? Что-ли
бросишь её вот так. "Мол, не знаю тебя беспримерная." Волочи свою жизнь, как пятак.
То считай, что ты совесть свою обранил. Вместе с ней, всё, что было в тебе. Может
радостного, может смелого. Только Свет будет правдой всему.
И Анютка, в желто-розовом платье, Да, в косынке, под цвет васильков. От грозы
убежать неуспела несчастная. Только гром был придавлен землёй. Бится сердце, -
невыдержав перестало. И глаза с первой встречи немой; Смотрят в сени Небесные, не
успев крикнуть "Мама." Унесли жизнь к ковчегу, чтоб остаться Звездой. Только, Тани,
Танюшички крик, разрывающий душу. Да, в грязи, и в болоте, упав на неё. "Аня,
Анечка," слёзы льются жгучие. С первой помощью, что толку с неё. Кабы был - бы кто
рядом, Да помог хоть - бы как, хоть - бы чем. Может дёрнулось оно этой болью
желанной, без которой и смерть, всего лишь "баба" на картинке с косой. Поунялась
гроза, то секунды, мгновения. Разбежались все, кто куда. Да под старые фермы
заброшенные; только с воплем смотрели, да открытые рты каменели; да глаза с страхом
косым. Не бежали, не шли, не сумели; Обуздать этот страх ледяной. Только Шурик с
другого конца; Сквозь тот гром и бежал через поле. "Аня, Анечка" хриплым голосом;
"Мы не бросим тебя; Мы с тобой!" И скользили, в болоте ноги в доль борозды. День,
как ночь, и прибитые шворни подсолнуха. Тучи чёрные, слёзы жгучие, да, руки
холодные. Да бежавшая по грязи Покровская; Соберавшая на хлеб как изгой. Всё в той
- же под рукавами подранной курточке; бросив мешок, и свой скарб. Пусть хоть хлещет
в глаза, та дикая молния. Ей убежать под - те фермы, лишь страх. Поздно было, не
успели; Те кто дальше всех соберали. А кто рядом был разбежались; Когда Анюта ещё
дышала. Только тот, кто не бросит был с ней. Кто пытался, хоть - как то помочь.
Горе горькое, да боль неуёмная, И глаза остывшие, так и смотрящие, в свою юдоль.
И слова здесь излишни, Не виновен никто. То лишь совесть глаза те осудит,
Что смотрели, как остывает ещё сердце одно.
И остался Санька без мамки. И трёх лет не было ему. Боже, с кой же болью на
сердце; взяла на руки Танюшка кровинку одну. Целовала головку, прижемала к груди; А
Юлинька обхватив мамину ножку; Дрожащими губами шептала: "Я тебя Люблю!" Разве
можно об этом писать? Только слёзы одни. Разве можно об этом смолчать? Так то -
равносильно остался под фермами. А значит, не жить, и не дышать. Так, на - кой же
тогда, Называть себя Человеком???
Кому - то жизнь сладкая, да, с барахлом всяким в придачу. У кого то щёки
красные, да мошна набитая. Кому - то ночь холодная; да, руки росой умытые. У кого
то небо в золоте; да, сердце открытое. А кому то всего лишь руку протянуть свою. И
сказать: "Я вас всех Люблю!!"
**
"Счастлив даже в тоске своей тот, кому Господь даровал душу, достойную любви
и несчастья!" [10].
Озябшее небо скользило по рассветным деревьям разлившись по улочкам дождём.
Время было обеднее когда Петя возвращался домой. Сердце как колокол билось, и сильней
и сжималось от боли и преткновения. К тому безлюдному и одинокому острову, на который
волею судьбы был он брошен; сквозь шторм накатившейся волной и захлебнувшейся в нём,
его безысходностью. Он хотел умереть потому что понимал, что жить не сможет без того
Лучика неба, - который быть может и пожертвовал бы собой, ради той - капли неба, в
котором они смогли бы быть вместе. Он хотел бросить все и умереть, - чтоб только
почувствовать Надежду на то, что он будет с той которую искал. С той, что Свет свой
пролила в его душу. С той, кто был близок без слов. С той, кто только улыбкой своей,
могла пронести над водопадами его сердце прикоснувшись маленькими губами, как лотос
к небу. Подчерпнув воды в ладонях, могла утолить, нет не жажду, а утолить всю жизнь.
Потому, как он понимал, что не сможет без нее. Его сердце будет страдать, с той самой
минуты, когда он вышел с комнатки; и понял, насколько он бессилен, - и насколько
беспомощен пред теми глазами, в которых была настоящаяя Любовь.
Но как же Алёнка? Ведь она любила его? Быть может, только, какой-то особенной,
своей возвышенной Любовью? Неприкосновенной, властной, не оставляющей шансов никому,
пред её красотой. Но ведь и он питал к ней чувства? Ради неё и переезд, и будущая
жизнь; которую он хотел подарить ей. Так порой, жизнь жестока к влюблённым сердцам,
что разбивая их о камни, будет смеятся. И с рассветом надежду вселяя; к вечеру забирать,
то что выстрадано. Умирать и рождаться в одночасье. Но с предавленной грудью камнем.
Отрывать лист за листиком от райской Яблони, пока либо руки не отпустят друг - друга.
Либо Смерть не засмеётся; "Экий ты дурачёк? Но ведь было - же время у тебя всё
исправить? Не вини! Ни меня, ни жизнь."
Дни пролетали, пролетали и ночи. Пётр был больше молчалив; Алёнка чувствовала,
быть может и догадывалась, быть может всё знала? Но не подавая виду, всё так - же
набрасывала ему руки на плечи. И шептала; "Не отдам никому!"
Петя ушел в работу. Только среди раскалённого металла; Резки, варки, и рехтовки.
По ночам рисуя эскизы. Он пытался скрыться от того, что либо довало жизнь. Либо
попросту заберало её. Но он не мог скрыться от этих Ангельских глаз. От этих маленьких
губ, и бледного личика.
Шурик с Лёнькой приходил к нему не раз по работе. И они видели и чувствовали,
как камень на его груди давит ему на сердце. Заговорить об этом никто не смел. И дни
превращались в ночи. Только спустя несколько дней после того как они встретелись, Он
спросил:
- Родные мои, как там Таня? - (Никто не знал, что он звонил Доктору с того дня
как вышел с комнатки, и каждый день, пока Танюша полностью не выздоровела) В его
глазах были и слёзы, и боль, и надежда. Было то, что не может умереть. Но то, что
умирает каждую секунду. Лёнька, как бы всё понимая, с полной искренностью в глазах;
- Петя Друг, всё хорошо! Таничка Выздоровела! Сергей Петрович наведывался чуть
ли не понескольку раз в день. Все лекарства мы взяли. С первого дня, она пошла на
поправку! - Он как - бы запнулся, видемо хотел сказать ("благодаря тому, что увидела
тебя") Но промолчал. Но так-же дал понять, что она бесконечно страдает; - Я слышал,
как она в слезах шептала; "Только небо, всё для тебя.." и повторяла вновь и вновь;
И сердце моё сжалось до боли, и понял я, кому эти слова. - Итак, с глубоким
сочувствием и пониманием, как бы поддерживая взял его повыше локтя за предплечие,
И посмотрел в глаза. - "Ведь всё можно исправить!". - "Родной, только ты все можешь
исправить!"
Они то знали, об Алёнке всё. Но никто бы никогда не позволил себе и слова
проронить. Честь и совесть никогда бы не позволили им это. Эти бедные, ничего не
имеющие люди, в своём сердце имели больше благородства чем - Те, кто кичился на
словах; сколь благородны они.. Но до первого преподнесённого жизнью урока, тут-же
ломались; позабыв про совесть свою. Не раз, втаптывая её в грязь.
Петя сказал Лёне:
- Спасибо мой Друг! Каплю неба ты мне подарил..
И Шурик стоял, глаза опустив.. Понимая, сколь всего он не знал. (Откуда он мог
знать, что Петя с Таней были знакомы.?) Да, всего лишь миг! Но которого было
достаточно чтобы понять, кого Любит она. И почему всегда одна, - за рассветом, в
непосильных трудах прячется?
Бессловесная Любовь!
Ночью холодной сердце согревающая. На закате без слёз улыбается. Днём не по
силам своим сияет. А с рассветом в молитве обращается: "Но, чтоб дал Господь сил,
хоть - бы день ещё этой боли продлится; Хоть - бы миг, без которого.. и, что жил, то
не жил.. Не найдя потерял, без рассвета вставал.. вроде небо ты знал? Только и дня
не смог подарить. Будто камнем лежал где - то в поле. Вроде был ты всего лишь мечтой,
На картинке последней пустой? Без тепла на ладони. Вот без той, так желанной всем боли.
Ни богатства, ни царства, ни время.. Ни жизнь, и ни смерть ей не подвласны. Коль не
камнем ты был. То будешь просить; Дайте мне хоть каплю её. Чтоб я мог за неё
умереть."
И вот пролетело почти два месяца, от тех событий, что мы описали. Алёнка явно,
что-то замышляла. Петя почти все время пропадал у себя в мастерской; За исключением
того, когда нужна была помощь Алёнке. Заказов было много. Не успел он дать объявление
в местную газету, как полились телефонные звонки. И двери, и карнизы, и заборчики; и
первые ворота резные. В душе это было единственной молчаливой радостью. Восполнить
дело рук своих в красоте; преображением и усердием. Но сердце сжималось; И не было
минутки, чтоб он не думал о ней. И вот как-то в дождливый октябрьский денёк, но с
проливающимеся лучиками солнца сквозь непогоду; пришел к нему Гринька. Петя так рад
был, что побежав открывать калитку, спотыкнувшись чуть не упал. Сердце билось, как
будто на вершину взберается. И - он так, и туда и сюда.. Вроде, самого желанного
Гостя принимает. И чаёк сделал, и что было в холодильнике все на стол выволил.
(С едой конечно был напряг, нужны были женские руки. Конечно, он брал с собой
перекусить когда шел от Алёнки. Но, чтоб приготовить? То конечно не было, ни времени,
ни порой сил)
Аленка приходила редко; да, и у неё было полно хлопот. Придёт, покрутится
посмотрит; "Петечка, Петенька мой," кинется на шею. Повертится возле него. А Петя
бывало и спину не мог разогнуть. Встречал честно сказать, без какой-то восторженной
радости. В принципе-то и раньше, он никогда не выпрыгивал, что говорится из своего
молчаливого равновесия. Улыбнётся; Бросит всё, нальёт чайку. Угостит всем, что есть
у него. Единственно заметил, что Алёнка стала ещё красивей одеваться. Прям Леди с
обложки заграничного журнала. А он в робе "заводской" да, в ботинках, как у Лёньки.
И пахло от него калёным железом, и абразивом от резки. И руки уже подряпанные и
глаз один красный от окалины. И нет на нем шелковой белой рубашички, и брюк
стильных шелковых; да, туфелек кожаных. Обычный работяга, кои спину гнут.
Она ему:
- Петенька! Может кто б другой выполнял тяжелую работу? А ты б контролировал
и говорил, как и что нужно делать? И времени было бы больше; и.. - Она промолчала
(Наверное хотела сказать, и не выглядел бы - так, как бродяга бездомный..).
Петя улыбнулся своей загадочной улыбкой, в коей отражалась и грусть и печаль
глядя в её прекрасные Глаза, давая понять, что не - быть этому никогда. А пот по лицу
стекает. И сколь его упало на расскалённое жилезо кипя?
- Ты не волнуйся за меня! Все есть! Всего хватает! Мне бы только неба капельку.
А она продолжала:
- Господи, ты - же себя не бережешь! На кой вообще эта мастерская?
Он сказал:
- Чтобы жить.
А она;
- Но ведь есть, и деньги, и всё у тебя? Что для жизни ещё надо? - Он посмотрел
ещё раз. И сказал;
- Неба капельку..
- Господи. Да, какое ещё небо? Ты посмотри на себя..?
Алёнка ещё покрутилась и ушла.
(Может подумала "Сумасшедший?" Всё-ж есть! Живи! Радуйся! И в гости друзья
не последние в сем городке бизнесмены приглашали; и сколь в связях можно было - бы
выгоды преобрести? А он все променял на робу закопченную; да, на ботинки железные..
- Точно "Сумасшедший", Наверно идя домой, так и думала.
Ну, так вот, вернёмся к Гриньке. Ту радость, которая была у Петра, трудно
передать словами. Он реально сиял! Прям, как небо на заре.
- Гринька, друг! Что-ж так редко заходишь? Как Оксаночка? Как Танюшкины детки?
А Гринька так с ходу, руку жмет и говорит;
- А вот взял - бы, да и пришел! Чай не на краю света живём. - И улыбнулся
хлопая по плечу.
Петя смутился. Гринька был прав; И неловко Пете стало. А Гринька взял его
своими железными руками за плечи, и смотря в глаза сказал:
- Ты же знаешь, как мы все Любим тебя! - У Пети слёзы появилсь, и он опять
давай тереть свой глаз, от зуда и боли видемо раздераемый.
- Гриня Родной! Сердце моё лопнет.. так порой; то сжимает, то давит..
- Не переживай Родной мы рядом! Только не закрывай сердце своё от нас; Быть
может и Доктор то у нас есть?! - И улыбаясь по спине хлопает. - Быть может тот есть,
кто и жизнь за тебя отдаст. - И он сказал; - "Без неба и глотка воды нет" Давая понять
что знает, как встретелись они с Таней. - Петя в сердцах взял его за руки:
- Как она Гриня? Как?
Гриня говорит;
- Только о тебе и думает. Саньке с Юлинькой на ночь песенку поёт; -
"Я встретила небо над полем. Взошло оно раз лишь в груди. И было мне сладко
и больно.. ведь только лишь миг, мы были одни.."
Петя:
- Гриня, Гриня, друг мой.. Скажи, скажи.. - потом примолк, как - бы, видно,
что сердце прижало. Гриня видит, что нужно, как-то немножко разрядить обстановку.
- Ух ты "турбина" какая.. пятёрка чтоль?
Петя так глянул на болгарку:
- Да, простенькая.. Но, очень удобная.. Фиксатор заблокировал, и реж себе при
нажатии. - Гринька такой;
- Ух! Находка-то практичная!
Петя ему;
- Давай чайку?
Зашли на кухню. - Гринька ему;
- Смотрю, ты так в целом, еще ничего и не обустроил? Видно, что с "Гаражика"
не вылазил! И огород и сарайчик, хоть, хозяйство держи!
Петя чаёк наливает:
- Да, Гринь; С радостью бы. Но куда - ж всё на одни руки?
Гринька ему;
- Родной мой, ты не молчи. Итак, с тебя слова не вытянешь. Хоть - бы раз
сказал; - "Помогите родные.." - Ты хоть представляешь? Как бы нам на радость было
услышать это? Ты - же знаешь, всё для тебя сделаем!
Петя ему;
- Гринька, брат родной, ты сейчас рядом, и поверь, большего мне не надо! Бери
чаёк, вот, с печенькой.
Гринька такой;
- От Жизнь! И газетёнку достал цыгарку скрутить. - И продолжал; - Толи свет за
окном.. толи свет в окне.
Петя;
- Здорово сказал!
Гринька улыбнулся.
- Академий не заканчивали! Тото жизнь! Одна школа и нет ей равных. Одно верно;
Кем - бы нибыл ты, Всегда оставайся человеком! Не владеть ничем, то значит, быть
ближе к истине.
Петька улыбается;
- По душе мне быть там, где мысль твоя..
Гринька добавляет;
- Истина всегда была в малом. Поэтому, с неё всё и началось. - Петя весь во
внимании. - Господь вдохнул истину, чтоб всё живое стало живым. А, до того, и свет
вдохнул, но чтоб потом от Духа Божия всё, что стало живым, в духе преображалось.
Душа это таже немощь но в свете пребывающая. Ночь - же есть немощь телесная в виде
невоздержанности и всяких греховных пороков. Трудно устоять Душе человеческой в этой
борьбе, пред соблазном и невоздержанностью, и бывает, она темнеет, как ночь. В сердце,
эта "чаша" весов земная у каждого. На вроде добра и зла. Вот, как человек взвешивает
свои поступки; Такой - же чашей и на суду Божием будет ему мерятся. А Дух это сила -
Господня, что даётся в помощь душе, потому, как она очень слабая. У каждой души есть
свой Ангел. Но он соответствует полностью той душе, которую защищает; и даден, но
чтоб душа телесе своего раньше времени не покинула. А, на то, есть Один Бог милостевый!
Ибо всё от Него, и всё в Нём! Есть Ангелы, которые могут оберегать несколько душ.
Поистине это Ангелы чудесные! Они всегда там, где настоящая Любовь! А душа, очень
слаба. Ибо грех всегда её пытается утянуть ко дну. И силён тот грех, над человеческой
слабостью, в коем Духа Божия нет. - Петя с вниманием слушал. - Любви не хватает
всем; Вот той истины маленькой! - пришел к заключению Гринька.
- Гринь, хоть бы той каплю истины; Да, Людям в себе открыть? Вот оно, и есть
то Счастье! А без него-то и будет противостояние вечное, как чаша весов разделённая на
содержимое добра и зла. Но может быть так и устроено, чтоб был баланс?
Гринька такой;
- Так почему-ж тогда, Зло хоть чуть-чуть, но всегда перевешивает?
Петя в ответ;
- Может не все мы видим добра? - И взял его за руку, - Может в суетах просто
ослепли?
Гринька, как - бы кинул взгляд в окно:
- Быть может и не в суетах; Но, всего лишь, к жизни сладкой вожделённой?
Потому, как и они разные.
Петя говорит:
- Ну, Хорошо! Ну вот, если тебе дать все богатства и всю жизнь сладкую. Неужто
ты стал бы другим? Не тем.. кто сейчас сидит подле меня? - Гринька промолчал. - Да,
Гриничка; не стал бы-ты другим! Кольми тяготы и свои и чужие принял. Кольми слёзы за
такую же душу льёшь. Тот, кто сам лямку тянул; вряд ли заставит, да, с под кнута,
тянуть её другого. Если не очерствел, не озлобился, если тьмой не покрыт. Если сердце
доброе, и отмщения не просит. Но всегда, готово простить. В том и есть; всей той капли
истина. Ибо всё сие, токмо чрез Любовь!
Гринька улыбнулся:
- Петро родной!.. - И слёзы вот-той истины, на глазах заблестели. - Да, как-же
Лёнька прав! Когда сказал; - "Вот ради вас я живу! Чтобы быть с вами!" - Как - же в
душе тогда всё небом в золоте преображается? Коль такую малость, сей истины вместил и
собой обогрел сие зерно горчичное. Но, как всё Небо необъятное! И есть кусок хлеба? И
нет его? А всё небом в радости в тебе разлевается! И хоть - бы ты в своих покрюченных
ботинках был. Хоть - бы и роба эта прокопченная; да, грудь под ней открытая. Всё,
вдыхаешь, Любовью своей! И не пройдёшь, мимо крошки на земле лежащей, или возле
голубка, крылышко подраневшего. Даже ветки сломанной не обменёшь.. но, коль не
сломана напрочь, подвяжешь и подмажешь. Не пройдёшь мимо глаз нуждающихся. А то,
и свою единственную подраную куртку отдашь. Почему возлюбивший такую малость; Столь
много Любит? Столь много, что и необъять! Господи! Сколь - же мало Людям надо?
Чтоб так много Возлюбить! - и Гринька такой; - А ну-к родной, бросай все, и пошли
со мной! Может ждут тебя! Может всю жизнь ждут тебя!! А ты тут расселся! Слёзы
льёшь и страдаешь! Работа никуда не убежит! А коль, не будешь в срок поспевать;
подсобим! - и преободряет и хлопает. - Ишь ты расселся!
Пётр такой;
- Да., я., Да.. с работой все хорошо! Да.. - И растерялся и не знает, что
сказать. - Я, я., - и посторонам, и вроде что-то ищет. - А., я., - И уже в попыхах
стул чуть не перевернул..
Гринька так; как - бы к незримому свидетелю оборачивается; И рукой так на Петра
показывает:
- Вот она Любовь! И чиста, и открыта, и искренна. И, что-то мне подсказывает,
что ей кроме Неба ничего не надо! И собой пожертвует.. и взамен не попросит ничего.
***
Примечания;
[10] Виктор Гюго,
На иллюстрации Картина Пино Даени
Продолжение следует;
Свидетельство о публикации №224073101347