Клад. Часть 1 Глава 11

Глава 11

(Черновик)
-------------

Неба капельку

**
      Ветер гладил серебристый ковыль. За бесшумной ночью день. Шаг за шагом распределял гарцующий
свет. Промеж ветвей, и удалённой тенью плывущих облаков, Чуть тонущее время, уносило и землю и
небо.  И мокрые спины.. И хохот и плач. И слёзы, и крик, И помощь, и равнодушие. И взгляд со спины
перепуганных лиц, И слов, что не скажет уж больше никто. Вспоминать? Это совесть тревожить. Не робчи,
не бросайся стенанием.. Не мечись с угла в угол поглядывая в окно. Коль ты-был там, Но остался без
участным. - Что-ж ты сейчас отворачиваешь лицо? Мало хлеба у тебя? Мало времени, сил или денег? Мало
кровли и заборов у тебя? Так - ты душу свою отгородил от веры. Не признаешься ты никогда, что есть
коротенький миг, в который ты не поверил. Не мечись праздная душа! Есть такие слёзы что упадут за
тебя. И без хлеба, и без кровли, будут на коленях молится за тебя. Чтобы ты обрёл, хоть капельку Веры.
     Птицы стенали над полем, ещё зябкие лучи отливали колышущейся листвой. Ещё кто то будто к вечной
разлуке, опуская глаза шептал: "Я с тобой". Дети в хатку под протяжным стоном ветвей играли. И Оксанка
крутилась у закопченой кастрюльки на двух кирпичах. Много ль надо для Счастья простого? Если рядом
есть те, кто последний кусочек разделит для вас. И Танюшка сияя как небо, так Красива безумно была.
А всего лишь с тех пор, четыре года пролетело, Но этот день? Он останется навсегда. И примятых цветов
не отыщется в поле. Будут те кто там был, или те - кто не знал что живёт. Вот - же жизнь какая для всех
неумелая? Тот кто больше теряет, тот и больше её бережет. А кто пуд вроде соли, навьючил на спину..
Вроде смело он жил, говоря что никогда не роптал. Вдруг "козлёночком" сделался серым,  И не жил, и не
был, не дышал. Может там за забором и жил, где душа завалена хламом? Налевай, пей гуляй.. И забудь
про меня! Может соль - та была зимой снегом? Может не было её никогда?
      В час последний почему-то решается, А была ли - она у тебя? Можно спорить?! И был грешен стал
свят! Ну а как - же тогда быть примеру? Если вот она, в грязи, у ног у тебя. Поднимай да на плечи её.
И отмоешь быть может в раю. Если была она неумелая? потеряла только праздность свою. Ну а если
чужая душа на плече? Что ли бросишь её вот так. "Мол, не знаю тебя беспримерная." - Волочи свою жизнь
как пятак. То считай что ты совесть свою обранил. Вместе с ней, всё что было в тебе. Может радостного,
может смелого. Только Свет будет правдой всему.
      И Анютка, в желто-розовом платье, Да, в косынке, под цвет васильков. От грозы убежать неуспела
несчастная. Только гром был придавлен землёй. Бится сердце, невыдержав перестало. И глаза с первой
встречи немой, Смотрят в сени Небесные, не успев крикнуть "Мама". Унесли жизнь к ковчегу чтоб
остаться Звездой. Только Тани, Танюшички крик разрывающий душу. Да в грязи, и в болоте, упав на неё. 
"Аня, Анечка," - слёзы льются жгучие. С первой помощью, что толку с неё. Кабы был бы кто рядом, Да
помог хоть - бы как,  хоть - бы чем. Может дёрнулось оно этой болью желанной, без которой и смерть,
всего лишь "баба" на картинке с косой. Поунялась гроза, то секунды, мгновения. Разбежались все кто
куда.. Да под старые фермы заброшенные, Только с воплем смотрели, да открытые рты каменели,
да глаза с страхом косым, Не бежали, не шли, не сумели, Обуздать этот страх ледяной. Только Шурик
с другого конца Сквозь тот гром и бежал через поле. "Аня, Анечка" - хриплым голосом, "Мы не бросим
тебя. Мы с тобой!" - И скользили в болоте ноги в доль борозды. День как ночь, и прибитые шворни
подсолнуха. Тучи чёрные, слёзы жгучие, да, руки холодные. Да бежавшая по грязи Покровская.
Соберавшая на хлеб как изгой. Всё в той же под рукавами подранной курточке, бросив мешок, и скарб
свой. "Пусть хоть хлещет в глаза, та дикая молния." - Ей убежать под те фермы, лишь страх. Поздно
было, не успели, Те кто дальше всех соберали. А кто рядом был разбежались, Когда Анюта ещё дышала. 
Только тот кто не бросит был с ней. Кто пытался, хоть - как то помочь. Горе горькое, да боль неуёмная..
И глаза остывшие, так и смотрящие, в свою юдоль. И слова здесь излишни, Не виновен никто. То лишь
совесть глаза те осудит, Что смотрели, как остывает ещё сердце одно.
      И остался Санька без мамки. И трёх лет не было ему. Боже, с кой же болью на сердце взяла на руки
Танюшка кровинку одну. Целовала головку, прижемала к груди. А Юлинька обхватив мамину ножку, 
Дрожащими губами шептала, "Я тебя Люблю!" Разве можно об этом писать? Только слёзы одни. Разве
можно об этом смолчать? Так то - равносильно остался под фермами. А значит, не жить, и не дышать. 
Так на - кой же тогда, Называть себя Человеком???
      Кому - то жизнь сладкая, да с барахлом всяким в придачу. У кого то щёки красные, да мошна набитая.
Кому - то ночь холодная, да руки росой умытые. У кого - то небо в золоте, да сердце открытое. А кому то
всего лишь руку протянуть свою. И сказать: "Я вас всех Люблю!!"
      "Счастлив даже в тоске своей тот, кому Господь даровал душу, достойную любви и несчастья!" [10].
      Озябшее небо скользило по рассветным деревьям разлившись по улочкам дождём. Время было
обеднее когда Петя возвращался домой. Сердце как колокол билось, и сильней и сжималось от боли
и преткновения. К тому безлюдному и одинокому острову, на который волею судьбы был он брошен,
сквозь шторм накатившейся волной и захлебнувшейся в нём, его безысходностью. Он хотел умереть
потому что понимал, что жить не сможет без того Лучика неба, - который быть может и пожертвовал
бы собой, ради той - капли неба, в котором они смогли бы быть вместе. Он хотел бросить все и умереть,
- чтоб только почувствовать Надежду на то, что он будет с той которую искал. С той, что Свет свой
пролила в его душу. С той, кто был близок без слов. С той, кто только улыбкой своей, могла пронести
над водопадами его сердце прикоснувшись маленькими губами, как лотос к небу. Подчерпнув воды
в ладонях, могла утолить, нет не жажду, а утолить всю жизнь. Потому как он понимал, что не сможет
без нее. Его сердце будет страдать, с той самой минуты, когда он вышел с комнатки, и понял, насколько
он бессилен, - и насколько беспомощен пред теми глазами, в которых была настоящаяя Любовь.
      Но как же Алёнка? Ведь она любила его? Быть может, только, какой-то особенной, своей возвышенной
Любовью? Неприкосновенной, властной, не оставляющей шансов никому, пред её красотой. Но ведь и он
питал к ней чувства? Ради неё и переезд, и будущая жизнь, которую он хотел подарить ей. Так порой,
жизнь жестока к влюблённым сердцам, что разбивая их о камни, будет смеятся. И с рассветом надежду
вселяя, к вечеру забирать, то что выстрадано. Умирать и рождаться в одночасье. Но с предавленной
грудью камнем. Отрывать лист за листиком от райской Яблони, пока либо руки не отпустят друг - друга.
Либо Смерть не засмеётся, "Экий ты дурачёк? - Но ведь было - же время у тебя всё исправить? Не вини!
Ни меня, ни жизнь."
      Дни пролетали, пролетали и ночи. Пётр был больше молчалив, Алёнка чувствовала, быть может
и догадывалась, быть может всё знала? Но не подавая виду, всё так же набрасывала ему руки на плечи.
И шептала, "Не отдам никому!"
      Петя ушел в работу. Только среди раскалённого металла, Резки, варки, и рехтовки. По ночам рисуя
эскизы. Он пытался скрыться от того, что либо довало жизнь. Либо попросту заберало её. Но он не мог
скрыться от этих Ангельских глаз. От этих маленьких губ, и бледного личика.
      Шурик с Лёнькой приходили к нему не раз по работе. И они видели и чувствовали, как камень на его
груди давит ему на сердце. Заговорить об этом никто не смел. И дни превращались в ночи. Только спустя
несколько дней после того как они встретелись, Он спросил:
      - Родные мои, как там Таня? (никто не знал, что он звонил Доктору с того дня как вышел с комнатки,
и каждый день, пока Танюша полностью не выздоровела) В его глазах были и слёзы, и боль, и надежда. 
Было то, что не может умереть. Но то, что умирает каждую секунду. Лёнька, как бы всё понимая, с полной
искренностью в глазах:
      - Петя Друг, всё хорошо! Таничка Выздоровела! Сергей Петрович наведывался чуть ли не понескольку
раз в день. Все лекарства мы взяли. С первого дня, она пошла на поправку! - Он как бы запнулся, видемо
хотел сказать "благодаря тому, что увидела тебя" но промолчал. Но так-же дал понять, что она бесконечно
страдает, - Я слышал, как она в слезах шептала, "Только небо, всё для тебя.."  и повторяла вновь и вновь,
И сердце моё сжалось до боли, и понял я, кому эти слова, - итак, с глубоким сочувствием и пониманием,
как бы поддерживая взял его повыше локтя за предплечие, и посмотрел в глаза. "Ведь всё можно
исправить!" - "Родной, только ты все можешь исправить!"
      Они то знали, об Алёнке всё. Но никто бы никогда не позволил себе и слова проронить. Честь и
совесть никогда бы не позволили им это. Эти бедные, ничего не имеющие люди, в своём сердце имели
больше благородства чем - Те, кто кичился на словах, сколь благородны они, Но до первого
преподнесённого жизнью урока, тут-же ломались, позабыв про совесть свою. Не раз, втаптывая
её в грязь. 
      Петя сказал Лёне:
      - Спасибо мой Друг! Каплю неба ты мне подарил..
      И Шурик стоял, глаза опустив.. Понимая, сколь всего он не знал. (Откуда он мог знать, что Петя с
Таней были знакомы.?) Да, всего лишь миг! Но которого было достаточно чтобы понять, кого Любит она. 
И почему всегда одна, - за Рассветом, в непосильных трудах прячется?
      Бессловесная Любовь! 
      Ночью холодной сердце согревающая. На закате без слёз улыбается. Днём не по силам своим сияет. 
А с рассветом в молитве обращается. "Но чтоб дал Господь сил, хоть - бы день ещё этой боли продлится,
Хоть - бы миг, без которого.. и, что жил, то не жил.. Не найдя потерял, без рассвета вставал.. вроде небо
ты знал? Только и дня не смог подарить. Будто камнем лежал где - то в поле. Вроде был ты всего лишь
мечтой, На картинке последней пустой? Без тепла на ладони. Вот без той, так желанной всем боли. Ни
богатства, ни царства, ни время.. Ни жизнь, и ни смерть ей не подвласны. Коль не камнем ты был. То
будешь просить, Дайте мне хоть каплю её. Чтоб я мог за неё умереть."
      И вот пролетело почти два месяца, от тех событий, что мы описали. Алёнка явно, что-то замышляла.
Петя почти все время пропадал у себя в мастерской, За исключением того, когда нужна была помощь
Алёнке. Заказов было много. Не успел он дать объявление в местную газету, как полились телефонные
звонки. И двери, и карнизы, и заборчики, и первые ворота резные. В душе это было единственной
молчаливой радостью. Восполнить дело рук своих в красоте, преображением и усердием. Но сердце
сжималось, И не было минутки, чтоб он не думал о ней. 
      И вот как-то в дождливый октябрьский денёк, но с проливающимеся лучиками солнца сквозь
непогоду, пришел к нему Гринька. Петя так рад был, что побежав открывать калитку, спотыкнувшись
чуть не упал. Сердце билось, как будто на вершину взберается. И - он так, и туда и сюда.. Вроде, самого
желанного Гостя принимает. И чаёк сделал, и что было в холодильнике все на стол выволил. (с едой
конечно был напряг, нужны были женские руки. Конечно, он брал с собой перекусить когда шел от
Алёнки. Но, чтоб приготовить? То конечно не было, ни времени, ни порой сил).
      Аленка приходила редко, да и у неё было полно хлопот. Придёт, покрутится посмотрит, "Петечка,
Петенька мой," кинется на шею. Повертится возле него. А Петя бывало и спину не мог разогнуть. Встречал
честно сказать, без какой-то восторженной радости. В принципе-то и раньше, он никогда не выпрыгивал,
что говорится из своего молчаливого равновесия. Улыбнётся, Бросит всё, нальёт чайку. Угостит всем,
что есть у него. Единственно заметил, что Алёнка стала ещё красивей одеваться. Прям Леди с обложки
заграничного журнала. А он в робе "заводской" да, в ботинках, как у Лёньки. И пахло от него калёным
железом, и абразивом от резки. И руки уже подряпанные и глаз один красный от окалины. И нет на нем
шелковой белой рубашички, и брюк стильных шелковых, да туфелек кожаных. Обычный работяга, кои
спину гнут.
      Она ему:
      - Петенька! Может кто б другой выполнял тяжелую работу? А ты б контролировал и говорил, как и что
нужно делать? И времени было бы больше, и.. - Она промолчала (наверное хотела сказать, и не выглядел
бы - так, как бродяга бездомный..).
      Петя улыбнулся своей загадочной улыбкой, в коей отражалась и грусть и печаль глядя в её прекрасные
Глаза, давая понять, что не - быть этому никогда. А пот по лицу стекает. И сколь его упало на расскалённое
жилезо кипя?
      - Ты не волнуйся за меня! Все есть! Всего хватает! Мне бы только неба капельку.
      А она продолжала:
      - Господи, ты - же себя не бережешь! На кой вообще эта мастерская?
      Он сказал:
      - Чтобы жить.
      А она:
      - Но ведь есть, и деньги, и всё у тебя? Что для жизни ещё надо? - Он посмотрел ещё раз.  И сказал:
      - Неба капельку..
      - Господи. Да, какое ещё небо? Ты посмотри на себя..?
      Алёнка ещё покрутилась и ушла. 
      (Может подумала "Сумасшедший?" Всё-ж есть! Живи! Радуйся! И в гости друзья не последние в сем
городке бизнесмены приглашали, и сколь в связях можно было - бы выгоды преобрести? А он все
променял на робу закопченную, да на ботинки железные.. - Точно "Сумасшедший", Наверно идя домой,
так и думала.
      Ну, так вот, вернёмся к Гриньке. Ту радость, которая была у Петра, трудно передать словами. Он
реально сиял! Прям, как небо на заре.
      - Гринька, друг! Что-ж так редко заходишь? Как Оксаночка? Как Танюшкины детки? 
      А Гринька так с ходу, руку жмет и говорит:
      - А вот взял - бы, да и пришел! Чай не на краю света живём. - И улыбнулся хлопая по плечу.
      Петя смутился. Гринька был прав. И неловко Пете стало. А Гринька взял его своими железными
руками за плечи, и смотря в глаза сказал: 
      - Ты же знаешь, как мы все Любим тебя! - У Пети слёзы появилсь, и он опять давай тереть свой глаз,
от зуда и боли видемо раздераемый.
      - Гриня Родной! Сердце моё лопнет.. так порой, то сжимает, то давит..
      - Не переживай Родной мы рядом! Только не закрывай сердце своё от нас, Быть может и Доктор то
у нас есть?! - и улыбаясь по спине хлопает. - Быть может тот есть, кто и жизнь за тебя отдаст, - и он
сказал, - "Без неба, и глотка воды нет" Давая понять что знает, как встретелись они с Таней. - Петя в
сердцах взял его за руки:
      - Как она Гриня? Как?
      Гриня говорит: 
      - Только о тебе и думает. Саньке с Юлинькой на ночь песенку поёт, - "Я встретила небо над полем.
Взошло оно раз лишь в груди. И было мне сладко и больно.. ведь только лишь миг, мы были одни.." 
      Петя:   
      - Гриня, Гриня, друг мой.. Скажи, скажи.. - потом примолк, как - бы, видно, что сердце прижало. Гриня
видит, что нужно как-то немножко разрядить обстановку.
      - Ух ты "турбина" какая.. пятёрка чтоль?   
      Петя так глянул на болгарку:
      - Да, простенькая.. Но, очень удобная.. Фиксатор заблокировал, (толку от него?) и реж себе при нажатии.
      Гринька такой:
      - Ух! Находка-то практичная!
      Петя ему:
      - Давай чайку?
      Зашли на кухню. - Гринька ему; 
      - Смотрю, ты так в целом, еще ничего и не обустроил? Видно что с "Гаражика" не вылазил! И огород
и сарайчик, хоть, хозяйство держи!
      Петя чаёк наливает: 
      - Да, Гринь, С радостью бы. Но куда - ж всё на одни руки? 
      Гринька ему:
      - Родной мой, ты не молчи. Итак, с тебя слова не вытянешь. Хоть - бы раз сказал, - "Помогите родные"
Ты хоть представляешь? Как бы нам на радость было услышать это? Ты - же знаешь, всё для тебя
сделаем!
      Петя ему:
      - Гринька, брат родной, ты сейчас рядом, и поверь, большего мне не надо! Бери чаёк, вот, с печенькой.
      Гринька кружичку повертел на столе,
      - От Жизнь! И газетёнку достал цыгарку скрутить, - и продолжал, - Толи свет за окном.. толи свет
в окне. 
      Петя:
      - Здорово сказал!
      Гринька улыбнулся.
      - Академий не заканчивали! Тото жизнь! Одна школа и нет ей равных. Одно верно, Кем - бы нибыл ты,
Всегда оставайся человеком! Не владеть ничем, то значит,  быть ближе к истине.
      Петька улыбается,
      - По душе мне быть там, где мысль твоя.. 
      Гринька добавляет,
      - Истина всегда была в малом. Поэтому, с неё всё и началось. - Петя весь во внимании. - Господь
вдохнул истину, чтоб всё живое стало живым. А, до того, и свет вдохнул, но чтоб потом от Духа Божия
всё, что стало живым, в духе преображалось. Душа это таже немощь но в свете пребывающая. Ночь -
же есть немощь телесная в виде невоздержанности и всяких греховных пороков. Трудно устоять Душе
человеческой в этой борьбе, пред соблазном и невоздержанностью, и бывает, она темнеет, как ночь.
В сердце, эта "чаша" весов земная у каждого. На вроде добра и зла. Вот, как человек взвешивает свои
поступки, Такой - же чашей и на суду Божием будет ему мерятся. А Дух это сила Господня, что даётся
в помощь душе, потому как она очень слабая. У каждой души есть свой Ангел. Но он соответствует
полностью той душе, которую защищает, и даден, но чтоб душа телесе своего раньше времени не
покинула. А на то, есть Один Бог милостевый! Ибо всё от Него, и всё в Нём! Есть Ангелы, которые могут
оберегать несколько душ. Поистине это Ангелы чудесные! Они всегда там, где настоящая Любовь! 
А душа, очень слаба. Ибо грех всегда её пытается утянуть ко дну. И силён тот грех, над человеческой
слабостью, в коем Духа Божия нет. - Петя с вниманием слушал. - Любви не хватает всем, Вот той истины
маленькой! - пришел к заключению Гринька.
      - Гринь, хоть бы той каплю истины, Да Людям в себе открыть? Вот оно, и есть то Счастье! А без
него-то и будет противостояние вечное, как чаша весов разделённая на содержимое добра и зла. Но
может быть так и устроено, чтоб был баланс? 
      Гринька такой:
      - Так почему-ж тогда, Зло хоть чуть-чуть, но всегда перевешивает? 
      Петя в ответ:
      - Может не все мы видим добра? - и взял его за руку, - Может в суетах просто ослепли? 
      Гринька, как - бы кинул взгляд в окно:
      - Быть может и не в суетах, Но всего лишь, к жизни сладкой вожделённой? Потому как и они разные.
      Петя говорит: 
      - Ну Хорошо! Ну вот, если тебе дать все богатства и всю жизнь сладкую. Неужто ты стал бы другим?
Не тем.. кто сейчас сидит подле меня? - Гринька промолчал. - Да, Гриничка, не стал бы-ты другим! Кольми
тяготы и свои и чужие принял. Кольми слёзы за такую же душу льёшь. Тот, кто сам лямку тянул, вряд ли
заставит, да с под кнута, тянуть её другого. Если не очерствел, не озлобился, если тьмой не покрыт. Если
сердце доброе, и отмщения не просит. Но всегда, готово простить. В том и есть, всей той капли истина.
Ибо всё сие, токмо чрез Любовь!
      Гринька улыбнулся: 
      - Петро родной!.. - и слёзы вот-той истины, на глазах заблестели. - Да, как-же Лёнька прав! Когда
сказал, "Вот ради вас я живу! Чтобы быть с вами!" - Как же в душе тогда всё небом в золоте
преображается? Коль такую малость, сей истины вместил и собой обогрел сие зерно горчичное. Но
как всё Небо необъятное! И есть кусок хлеба? И нет его? А всё небом в радости в тебе разлевается!
И хоть - бы ты в своих покрюченных ботинках был. Хоть - бы и роба эта прокопченная, да грудь под ней
открытая. Всё вдыхаешь, Любовью своей! И не пройдёшь, мимо крошки на земле лежащей, или возле
голубка, крылышко подраневшего. Даже ветки сломанной не обменёшь.. но, коль не сломана напрочь,
подвяжешь и подмажешь. Не пройдёшь мимо глаз нуждающихся. А то, и свою единственную подраную
куртку отдашь. Почему возлюбивший такую малость, Столь много Любит? Столь много, что и необъять! 
Господи! Сколь - же мало Людям надо? Чтоб так много Возлюбить! - и Гринька такой, - А ну-к родной,
бросай все, и пошли со мной! Может ждут тебя! Может всю жизнь ждут тебя!! А ты тут расселся! Слёзы
льёшь и страдаешь! Работа никуда не убежит! А коль, не будешь в срок поспевать, подсобим! -
и преободряет и хлопает. - Ишь ты расселся! 
      Пётр такой:
      - Да, я, Да.. с работой все хорошо! Да.. - и растерялся и не знает, что сказать. - Я,  я., - и посторонам,
и вроде что-то ищет. - А., я., - И уже в попыхах стул чуть не перевернул.. 
      Гринька так, как - бы к незримому свидетелю оборачивается, И рукой так на Петра показывает: 
      - Вот она Любовь! И чиста, и открыта, и искренна. И что-то мне подсказывает, что ей кроме Неба
ничего не надо! И собой пожертвует.. и взамен не попросит ничего.
***

Примечания;

[10] Виктор Гюго,

Продолжение следует;