Глава 1 - Пм

          Это был необыкновенный рейс. Июнь, музыка, нежные волжские вечера, ночи длиною всего в шесть часов и бесконечные, как великая река, дни, и небо – то опрокидывающее в воду всю свою голубую глубину, то выбеливающее волны кучевыми облаками.
            Теплоход назывался «Серго Орджоникидзе», и в самом этом имени открывалось что-то гордое и высокое, словно кавказские горы.         
            Ослепительно белые палубы, деревянные лакированные жалюзи на окнах кают, удобные трапы, блестящие перила широких лестниц… Якоря на скулах теплохода и спасательные круги вдоль бортов, нос, разрезающий серо-голубую гладь воды, бурун за кормой, загадочный, словно в романах Жюля Верна штурвал, на котором уверенно лежат загорелые руки капитана…
           Но самое необыкновенное в этом путешествии было то, что на всех трех палубах красавца-лайнера бурлили водовороты юных пассажиров – пароход был заполнен старшеклассниками, это была их первая туристическая поездка, свободная от опеки родителей. И чувство свободы звенело в голосах и смехе ребят, казалось, всё вокруг состоит из этого радостного смеха.
             Моё сердце замирало от ощущения того, что совсем скоро и я буду такой же свободной – надо только стать чуть постарше. Но пока что мне было всего тринадцать и путешествовала я вместе с бабушкой и дедушкой.
             Руководителем рейса был известный казанский краевед, профессор со странной фамилией – Бушканец. Он смешно выворачивал ноги при ходьбе носками в стороны – так, будто в детстве обучался в балетной школе.   Жестокие подростки, конечно, стали называть профессора-руководителя по-своему: вначале «Тушканец», а потом и вовсе «Тушканчик».
            Просторная палуба на корме предназначалась под ежевечерние танцы – здесь звучали призывно и волнующе пластинки «Вокруг света» и «От мелодии к мелодии». Царили фокстроты и танго – вальсировать школьники пока не умели, за исключением тех счастливчиков, которые посещали танцевальные студии, а чарльстоны и твисты  ещё не появились на наших просторах.   
             Я перешла в 7-ой класс, не успев стать комсомолкой. Признаваться в своём пионерстве мне было неловко – так велико было желание казаться взрослой девушкой. На корму я приходила в эффектной васильковой юбке, называемой солнце-клёш, и белой блузке с перламутровыми пуговками. Коричневые кожаные туфельки на низком каблучке и с ремешком, охватывающим тонкие щиколотки. Вот только русые косы с белыми капроновыми бантами выдавали мой возраст.
             Мальчиков в этой поездке было гораздо больше, поэтому надежда, что танцевать я буду, теплилась в моей душе.
             С 12-ти лет я уже танцевала достаточно ловко и вполне себе грациозно – спасибо отцу, обучившему меня год назад вальсу и даже вальсу-бостону, когда я отдыхала с родителями в черноморском санатории «Туапсе». Всего-то несколько уроков – и отец раскрыл мне незамысловатый секрет хорошего танца. «Слушайся своего партнёра! Подчиняйся его рукам!». И я стала скользить, порхать, кружиться так, как приказывали папины руки.
             Со мной на танцах приключилось что-то в духе первого бала Наташи Ростовой, приглашённой на тур вальса князем Андреем Болконским: и все наконец-то увидели, как замечательно она танцует.
             Я тоже неожиданно быстро была приглашена   старшеклассником со взрослой гладкой причёской и застывшей ироничной усмешкой на тонких губах. Он слегка крутанул меня – зашелестел шёлк блузки – и удовлетворённо хмыкнул:
              - Маленькая, а как большая! – изумился он.
              Рядом с нами танцевал какой-то вполне взрослый парень, который откликнулся на замечание моего партнёра.
              - А ты скажи, что лучше быть маленькой, но большой, чем большой, да маленькой! – посоветовал он, одобрительно взглянув на меня.
               
                *  *  *
         
            Теплоход шёл из Казани в Москву. Каких-то пара дней, и уже развесёлый турлагерь разбился на компании, где постоянно раздавался смех… У каждой группы были свои приоритеты, свои развлечения, свои горячие темы общения.

           В одной из компаний солировал невысокий мальчик с льняным цветом волос и прозрачными глазами. Он развлекал окружающих довольно успешно – выразительная мимика и артистизм помогали ему производить впечатление на окружающих.
            Сегодняшним вечером парнишка был в ударе и изображал популярные сценки из репертуара Аркадия Райкина.
             - «…В Греческом зале, в Греческом зале… Ах, Аполлон, ах, Аполлон…». «Дефиссит… Вкус спетифитесский…».  «Ты меня уважаешь, я тебя уважаю… мы уважаемые люди…».
             Ребята взрывались смехом, одобрительно похлопывая по плечу низкорослого паренька.
             – Молодец, Олег! – поощряли они товарища.
             Девчонки смотрели на него с восторгом, и он, конечно, чувствовал себя героем дня.
            И вот во время  очередного бурлеска я вспомнила, как звонко умеет смеяться моя мама, и щедро расхохоталась в ответ на его мальчишеские эскапады. Олег замер и остановил на мне свой прозрачный и изумлённо-строгий взгляд.
             «Маруцелла, маруцелл…», -  по-итальянски сладко разливался на пластинке Альдо Конти.
            Олег внезапно протянул мне руку. Я,  не колеблясь, положила пальцы ему в ладонь. И мы пошли на корму навстречу танцевальным ритмам.
            С этого мгновения я почти всё время танцевала с этим талантливым мальчиком. Временами он  пытался развеселить меня, чтобы в очередной раз услышать, как звонко я рассыпаюсь смехом…
            Я уже знала, что Олег старше меня на год, а у него в кармане лежала записка с моим казанским адресом.