Глава 2 - Пм

 
            На обратном пути из Москвы – за сутки до прибытия в Казань – теплоход на целый день замер у маленькой пристани. Зелёная стоянка – так это называлось.
            Я сошла на берег и побрела по узкой тропинке, ведущей в поле.
            Олег куда-то исчез, не предложив мне прогуляться вместе. Меня это не очень огорчило – я любила гулять в одиночестве, думая о чём-то своём, жонглируя стихотворными строчками.
             Волны серебряного ковыля пробегали по полю, притягивая взгляд своими волшебными переливами…
             Внезапно я заметила промельк льняного чубчика среди высоких зарослей ковыля. Чубчик временами нырял в серебристых облаках, а потом выныривал, поднималась рука – в ней горели огоньки крохотных гвоздик.
             Я застыла, не желая обнаруживать своего присутствия. Пусть не знает, что я его заметила. Пусть не знает, что я догадалась, кому предназначаются эти алые маленькие вспышки цветов.
               
                *  *  *

              Вечером теплоход отправился в путь, собрав оживлённые толпы школьников на просторной корме. Это был последний танцевальный вечер перед Казанью.
              После зелёной стоянки Олег ещё не появился среди танцующих.
              Облокотившись на перила палубы, я оглядывала знакомые лица, мысленно прощаясь с каждым из них.
             Напротив меня, на другой стороне палубы, стоял новый не известный мне мальчик и пристально смотрел на беззаботных смеющихся тинейджеров.
           «Маруцелла, маруцелл…», - страстно зазвучал Конти, волнуя меня таинственными смыслами своей песни:

«Маруцелла, Маруцелл,
В твоих глазах бездонное море,
а в моей груди —
волнение.
Ты заставляешь мое сердце биться
сильнее, чем волны.
Когда небо темнеет,
сначала ты говоришь мне: "Да",
а  затем нежно и медленно заставляешь меня умирать…
Маруцелла, Маруцелл…».

            Неожиданно этот загорелый белокурый мальчик решительно шагнул навстречу мне:
            - Можно? – он положил тёплые крепкие руки мне на талию.

            Белая пышная рубашка пахла утюгом. Светло-кофейные брюки были льняные, летние, и кеды своей спортивностью подчёркивали молодёжный облик юноши. Да, я поняла, что не мальчик, а именно юноша.
            Он был слегка сумрачен, тёмные непроницаемые глаза под чёрными бровями скорее что-то скрывали, чем рассказывали. И кого-то он мне напоминал…
            - Я не знаю тебя… не видела на нашем пароходе…
            - Я сел в Горьком.
            - Как странно… Ты не турист?
            - Не турист.
            - А почему ты здесь?
             - Мой отец работает на корабле.
             - Он штурман? А, может быть, капитан?
             - Нет. Он директор ресторана.
             - Так ты будешь плыть ещё целый рейс?
             - Да.
             - Какое совпадение! Я тоже остаюсь  ещё на один рейс. Только для меня он второй. Завтра в Казани эти ребята-старшеклассники сойдут на берег. Кто-то придёт на этот раз? Может, одни старички?  А, кстати, как тебя зовут?..
              - Леонид.
              - А меня Галина.
 
              После танца я заняла своё обычное место у перил и вдруг увидела Олега, появившегося внезапно на корме и оглядывающего танцующих в поисках… меня? Букет полевых гвоздик он бережно прижимал к груди – мы встретились глазами и улыбнулись друг другу. Олег взял меня за руку, а другой рукой протянул мне цветы.               
              Следующую песню Конти «Ладзарелла» я встретила, пряча лицо в алые гвоздики, слушаясь Олега, повинуясь его движениям… Весь вечер мы танцевали, бережно держа букет в руках.
              Меж тем, Леонид стоял у перил и временами взглядывал в нашу сторону, словно случайно пригвождая меня своими непроницаемыми глазами…

               - Я обязательно встречу тебя, когда ты вернёшься, - пообещал Олег, прощаясь со мной у причала казанского порта.