Ложный вызов. Рассказ

      Февраль тянулся невыносимо долго. Предстояло еще пережить двадцать девятое число. Катя с трудом шла по рыхлому снегу, старательно примеряясь к чужим следам. Потертая от времени темно-коричневая сумка - сколько она ее носит, почти десять лет -  оттягивала плечо. Пора бы купить новую, но ей казалось, что другая, будь она в тысячу раз удобнее и моднее не выдержит тонометра, стетоскопа, коробки с аптечкой.  А помаду, салфетки, бутерброд. Куда это все? Нет, расставаться с сумкой она не желала, все равно что выкинуть в мусоропровод слова благодарности от пациентов, свой труд в должности участкового терапевта второй городской поликлиники.  Катя вытаскивала ноги из липкого снега, потирала свободной рукой затекшее плечо. Она представляла себя святой мученицей. Теперь точно и не сказать, когда она стала себя жалеть?  В то утро, когда мама резко бросила: Катерина, угомонись. Не ищи ты его?
Мамочка, как всегда, не в бровь, а в глаз. Степа, ее последний мужчина, приятный, заботливый раздражал по утрам. Она сбежала от него на поезде. Глупо, конечно. А как по - другому?
-Зая, не забудь, сегодня в магазин. Цены вверх полезли. Надо бы экономить. Ты чеки сохранила с прошлых покупок?
Катя до дрожи не хотела быть Заей. Вместо магазина она ушла на станцию. Поезд остановился на две минуты. Ухватилась за поручни, подтянулась. Куда направлялся состав? Не успела посмотреть.
Степан не звонил, написал сообщение: Ты - баба сложновыстроганная.
 
   Катя делила свою жизнь на две неравнозначные доли. Та, что поменьше помещалась в коробку от обуви. В ней хранила две фигурки из киндер-сюрпризов. Бегемот-девочка в желтой шляпке, а бегемот-мальчик в морской фуражке с биноклем. В пакете - вкладыши от жвачек. Из всех надписей ей нравилась: любовь – это вместе клеить марки на поздравительные открытки. Катя облизывала чуть солоноватую сторону марки, а папа прилеплял ее на конверт. В коробке хранился дневник.
 
Вторая половина жизни - сериал, с дешевыми сценами признаний, оскорблений, поисков виноватых и противное чувство неудовлетворенности. На тридцать пятой серии Катя идет по рыхлому снегу, ей хочется упасть в сугроб и зареветь, громко на всю улицу, не стесняясь прохожих. Рыдать до тех пор, пока не скажут: рева-корова, складывай свои сопли в платок.

Она шла февральским утром к дому своего детства, в квартиру, где живет отец и его брюнетка с неуемной энергией и алыми губами. Они всегда жирно блестели. Катя шла и мысленно готовилась к встрече:
- Здравствуйте!  Екатерина Михайловна Калинина, ваш участковый. Вызывали?
 Именно так и скажет. Сдержанно, официально. И не в коем случае не переходить на личности. Фу, Калинина, откуда в тебе столько желчи. Ты идешь выполнить врачебный долг к пожилому человеку.  Надо же, кого-кого, а ее, Изольду Салиховну Кошкареву, сложно представить немощной старухой.
- Миленькие мои, не смешите. У меня мимические морщины образуются в уголках губ. Вы обратили внимание, я растолстела.
Жирными губами улыбается отражению в зеркале, воняет «Пуазоном», указательным пальцем гладит блестящие как смоль брови, похлопывает бока, обтянутые трикотажным платьем.
Катя свернула в парк. Через него по узкой тропе она бегала в  музыкалку. Чуть вдали знакомые березы. Вытянулись. Раньше там стояла скамейка. Громко сказано, просто доска на двух пеньках. Здесь она заполняла свой дневник. В том феврале она дышала на стержень ручки и писала о том, что черно-белый рисунок зимы похож на оренбургский пуховый платок. Серые нити сплетены с друг другом, также как ветви деревьев. Сквозь них видно небо. А рядом мама.
- Катюша, догоняй.
-Мама, кто первый проложил тропу?
- Неважно, кто первый. Есть следы, за которыми потянутся, станут примером. А есть едва заметная полоса. Возможно кто-то и пройдет следом, но тропы из нее не получится.
- А у тебя какая дорога?
- Я лечу людей.
-А у папы?
-Наш папа добрый.
Мама кидает снежок. Снег рассыпается по плечу.
- Знаешь, мне надоели Изольдины пироги. Жареные, жирные.
- Не выдумывай. Она, моя лучшая подруга.  Всегда рядом, придет на помощь. Я сегодня опять на дежурство. А вам задание. Каждому связать по десять рядов свитера.
- Изольда плохо вяжет. Петли пропускает. Потом за ней перевязываю.
- У нее масса других прекрасных качеств. Вот и поработай с ее моторикой, - мама хохочет от собственной шутки.
От Изольды Катя прячется в штору. Ей немножко страшно. В животе бегают мурашки. Штора резко отодвигается и алые губы у самых глаз двигаются, как у лягушки: Миленькая, а вот и я.

Катя подошла к ограде к ограде. Здесь должен быть выход к дому. Скорее всего подойду к перекосившейся лачуге с вросшим фундаментом. Во дворе остатки помоев на снегу, заброшенный сарай.  Меня встретит он и Изольда в инвалидном кресле. Или в кровати. Протянет ко мне корявые руки.
- Девочка, прости.
- Изольда Салиховна, не дышите.
Катя выпрямилась, глубоко вздохнула. На нее смотрел аккуратный бледно-желтый домик с выпяченным вперед балконом. Он уменьшился в размерах, не современный. Но милый и уютный.  Вдоль фасада ярко-голубой низенький забор. Перед холодами покрасили.  Металлическую дверь заботливо оставили приоткрытой.
В подъезде пахнет свежей краской и выпечкой. В пролете между первым и вторым этажом стоит папа. У него топорщатся седые волосы на темечке. Синий джемпер домашней вязки. Катя узнала и цвет ниток, и рисунок «косичка». Спинку лицевыми тогда быстро связали в шесть рук: она, папа и Изольда. А с передней полочкой возились. Изольда никак не могла усвоить схему: семь изнаночных, шесть лицевых, три петли на другую спицу. Украла папу, она, гадина, даже свитер довязала.
Отец мало изменился. Все такой же спокойный.
Катя разглядывала его мягкое, с обвисшими щеками и круглым подбородком лицо: Папка, спишь? По кочкам, по маленьким дорожкам, в ямку бух.
 Отец держит в руках полотенце с красными яблоками по краям. Сжимает и разжимает. Яблоки то появляются, то исчезают. Неожиданно раздался звон стекла. Следом ненавистный голос из глубины квартиры, Изольда умела появляться в самый неподходящий момент.
- Мишаня, у меня тарелка разбилась.
Отец взбодрился.  Плечи развернулись. Крылья за спину и чистый гусак.
-  Ты все прислуживаешь? 
- Здравствуй Катя. Мы блины навели.
- У вас хорошо. Уютно.
-Ремонт сделали.
- Изольда заболела?
- Прости, дочка, это ложный вызов. Узнал, что ты работаешь на нашем участке. Не мог придумать ничего лучшего. Как, мама?
- Как всегда, спасает мир. У тебя внучка.
- Мы с Изочкой будем рады вас видеть.
-Зайдешь?
- Когда-нибудь.
На следующий день пришла весна. От куда не возьмись появились лужи.  Солнце сошло с ума. Мечется по присевшим от лучей сугробам, выжигает их до черноты. Над самой головой беснуются синицы. Свадьбы играют.  Хорошо.