Глава 21 - Пм

            Декабрь становится для меня событием – перехожу в новую школу. Это школа для старшеклассников, здесь можно получить не только аттестат зрелости, но и настоящую профессию. В новой школе я буду референтом по делопроизводству со знанием машинописи и стенографии. Мечта для сочинителя! А ещё вместе со мной учатся будущие строители, сантехники, воспитатели детских садов, обувщики…
            Когда-то в этом здании была Мариинская гимназия – и я тоже чувствую себя гимназисткой, под стать этой школе с просторными классами, высоченными потолками, широкими лестницами и огромными старинными зеркалами на лестничных площадках. И ребята там куда взрослее моих бывших одноклассников. Мне кажется, что и я сразу повзрослела.
           Подкрадывается и день рождения – мне вот-вот исполнится 14. А это значит, что пошёл пятнадцатый год, а там и до юности рукой подать…
            Приглашаю Эдика на свой день рождения. У меня одни девочки – он первый мальчик, которого мне захотелось пригласить, чтобы девочкам было весело. Я уверена, что он справится со своей задачей. Хотя кое-кто из моих одноклассников меня поздравлял и дарил мне подарки, я не пригласила никого из них. Пять девочек и один мальчик – мы сидим за столом и чинно беседуем. Не танцуем, не поём, а говорим, говорим… И Эдик дирижирует нашей компанией вполне умело и темпераментно. Девочки его не смущаются, потому что он умеет играть роль подружки!
            Эдик видит у меня песенник, составленный мной и оформленный моими рисунками. Мне даже не приходит в голову, что такой песенник мог бы быть издан и продаваться в магазинах. Кстати, нарасхват был бы – слов этих песен днём с огнём не найти.
            - Галь! Дай мне, пожалуйста, твой песенник. Здесь есть клёвые песенки с отличными словами. И как это ты все их разыскала и собрала вместе?         
            - Просто запомнила… - сказала я. И это была чистая правда. – Бери, конечно, изучай. Только не потеряй, смотри!

            На новогодний вечер я прихожу к Раисе Муслимовой в её знаменитую школу. Кое-кого из Райкиных одноклассников я помню ещё по прежней школе. Но в её классе учится Эдик – и я вижу его на этом празднике. Он в тёмно-сером костюме и узком галстуке. На вечере играет эстрадный оркестрик – ударные, аккордеон, кларнет, труба и фортепиано. Эдик за пианино – лихо наигрывает песню из фильма «Летите, голуби». В оркестре есть свой солист, долговязый сутулый парень с вытянутой вперёд шеей. Он довольно уныло выводит:

Вот и стали мы на год взpосле-е-ей,
И поpа настаё-о-от -
Мы сегодня своих голубе-е-ей
Пpовожаем в пpощальный полё-о-от.
Пусть летят они, летя-а-ат,
И нигде не встpечают пpегpа-а-ад.

            После концерта начинаются танцы. Я одета в строгую форму – это новая форма мятного цвета с круговыми складками на юбке и белым шёлковым воротником. Эдик приглашает меня на танец – танцевать он по-прежнему не умеет, но у него белоснежная рубашка и волна приятного запаха какого-то незнакомого одеколона. Я прикрываю глаза и вдыхаю этот запах…

            Весной Эдик, в свою очередь, приглашает меня на день рождения. 1-го апреля. Я, конечно, знаю поговорку «Первый апрель – никому не верь!». День бесконечных розыгрышей, день весёлого вранья, день смеха и юмора – поэтому не верю, что он надо мной не подшучивает.
             Эдик живёт в спальном районе, а я в центре города, и не решаюсь ехать к нему одна. А вдруг он обманул, и никакого дня рождения нет? Поехала с бабушкой. Оставила её внизу, у дверей подъезда, а сама поднимаюсь на третий этаж. Открывает дверь мама Эдика – я вижу, что это она. Так похожи их лица! Только у неё пышные каштановые волосы, собранные в высокую причёску.
             - Здравствуйте, Валентина Николаевна! – говорю я, решаясь задать главный, кажущийся таким нелепым, вопрос. – А правда, что у вашего Эдика сегодня день рождения?
              - Правда, - говорит мама.
              И, не успевает она ничего добавить, как я кричу, перевесившись через перила:
              - Бабушка! Иди домой! У Эдика, правда, день рождения!
              Именинник в глубине квартиры в окружении друзей. Он в нарядной белой рубашке, пахнущей утюгом и одеколоном.
               Наконец, я взглядом обвожу квартиру – хоть это и хрущёвка, но довольно просторная. Я вижу полированный сервант с синими хрустальными бокалами, вместительный фарфоровый чайник в разноцветный горох, тонкие и нежные блюдечки и чашечки, похожие на яичную скорлупу. В проходе стоит полированный книжный шкаф с золочеными корешками: Чехов, Шиллер, Джек Лондон, Майн Рид, Жюль Верн. У стены – большой комфортный диван. В полуоткрытую дверь спальни посверкивает на полированном трельяже цветное стекло пепельниц, духов и пудрениц. На пианино в гостиной возвышаются сталагмиты больших ваз, которые называются богемскими, как я потом узнаю. Особенно поражает меня сине-розовая ваза, прихотливо закрученная переливающимся под светом люстры тяжёлым винтом. А другая – словно ледяной прозрачно-золотистый утёс. Узорчатая драпировочная ткань как театральный занавес отделяет кухню и коридор от гостиной.
           Я робею от этой обстановки. Квартира мне кажется очень красивой, изысканной. Я думаю: здесь обитает какое-то аристократическое семейство. Я почему-то не вспоминаю, что у нас тоже есть квартира, которую получил папа. Мы пока в ней не живём. Она обставлена тоже красивой полированной мебелью – и мы ждём момента, когда соединим две квартиры в одну трёхкомнатную, мечту для нашего семейства, состоящего из трех поколений.
            Ребята и девочки усаживаются за раздвинутый стол и готовятся попробовать угощенье. Эдик берёт кусочек сыру – совсем как ворона – а потом кусочек колбаски. Пробует без вилки, вздыхает… и облизывает чистые аккуратные пальцы. Я торжествую – тоже люблю облизывать пальцы! После этого мне становится легко и робость куда-то исчезает. Да он свой!