Глава 23 - Пм
В окна заглядывает синий вечер – и в этот момент раздаётся звонок телефона. Это Фарида.
- Галь! Тебя чего во Дворце пионеров не было?
- Да я простудилась!
- Жаль! Такой праздник был чудесный! И Эдик был. Он эрудит команды 131-ой школы. И ещё он, ты не поверишь, пел «Куплеты Мефистофеля» на свои слова.
- Хм! – недоверчиво реагирую я.
- Я даже попросила у него текст – он мне дал шпаргалку… послушай!
Собрался здесь род людской.
Суетятся и шумят,
КВН создать хотят.
Здесь сцепились в жаркой схватке
Две команды хохмачей
И друг друга осыпают
Жаром пламенных речей!
- Ну и что?.. – говорю я безучастно.
- А потом мы вместе пошли домой до Кольца. Он проводил меня до трамвая, а сам пошёл на троллейбус. Я ему сказала, что он прекрасно пел.
- Щедрый комплимент!
- Знаешь, по-моему, в Эдика тоже можно влюбиться.
- Влюбиться? В Сухуми? Не смеши меня! Ты с ума сошла! Ой, умираю со смеху!
- Зря умираешь со смеху! Да ты знаешь, как он поёт?
- Ещё чего придумала!
- Честное слово! У него такой голос! Настоящий! Он поёт даже лучше, чем Лёня!
- Лучше? Не может быть!
- Почему не может? Если ты влюблена в Лёню, значит, лучше него никто не может петь?
- А ты что, уже не влюблена в него?
- Ну-у… просто предположила, что и лучше петь возможно… А Эдик поёт – просто чудо!
- Ладно. Не будем спорить. Можешь влюбиться в Сухуми – разрешаю. Я во всяком случае никак не мешаю. И не собираюсь быть твоей соперницей.
«Этот мальчик и вправду станет певцом. Оперным певцом и учеником Нияза Даутова, того самого, который пел Ромео, а ещё Эдвина в кинофильме «Сильва», - говорит мне закадровый голос.
Осенью Эдик приходит ко мне, как обычно, в гости по дороге из школы домой. Рассказывает, как летом он работал в археологической экспедиции, и на пасеке, куда он зашёл случайно, в его шевелюре запуталась пчела, и весь рой набросился на него. Как он убежал в поле, катался в хлебах, но спастись от этой жужжащей беспощадной смерти было невозможно. И тогда он рванул в лес, где они, наконец, отстали. Более 100 укусов получил – и почти не распух. Но как остался жив? – вот чему удивлялся врач, делавший ему уколы и достававший последние жала.
Слушая его рассказ, которому Эдик пытался придать легкомысленный оттенок – мужчина же! – я ужаснулась настолько, что одна мысль о том, что его могло не быть в живых, потрясла меня. Я словно чувствовала, что что-то непоправимое могло произойти и с моей жизнью!
В ноябре мы собираемся у Элки Шейн, с которой я учусь в школе. Только я в 9 классе, а она в 10-м. С ней нельзя не дружить – такая она весёлая, остроумная, бойкая. Она небольшая, вся такая кругленькая и хорошенькая. Тёмные глаза Элки всегда полны какого-то только ей присущего задора, а ещё она умна, начитанна и тоже пишет стихи. Как не подружиться с поэтессой!
В те дни мы были увлечены анкетой Карла Маркса и по возможности честно заполняли её, даже не подумав, что кто-то может воспользоваться нашей откровенностью. Элка писала, что её отличительная черта – оптимизм, что в людях она больше всего ценит романтичность, а её мечта – минимум, стать газетчицей (так мы непафосно называли профессию журналиста), максимум, написать что-то вроде «Войны и мира».
Сегодня не день рождения, не праздник – просто кто-то из наших школьных друзей заявил, что надо бы собраться у Элки дома 24 ноября. Ведь этот день бывает только раз в году. Встретимся – запомним, может быть, на всю жизнь.
Дом Шейнов очень гостеприимный. Родители Элки – врачи. А отец к тому же военный… да ещё фронтовик! Он начальник медчасти танкового училища, поэтому с удовольствием шутит с гостями на медицинские темы. Родители принимают нас, как долгожданных друзей дочери.
Я прихожу с Рустамом, моим одноклассником и, пожалуй, ухажёром. Ходит за мной повсюду, носит портфель, провожает домой. Охраняет, одним словом, и с некоторых пор опекает меня.
Вот тебе и раз! У Элки в гостях встречаю Эдика. Они, оказывается, знакомы. Элка, конечно, была во Дворце пионеров и слушала там его выступление – после этого и пригласила к себе.
Мне очень нравится у Элки дома, он очень уютный, этот дом. Его не хочется называть просто квартирой – дом! С красивой люстрой под потолком просторной комнаты, низкими модными диванами и креслами, с современным торшером, сотворённым, как позже рассказала Элка, её папой – мастером на все руки. Пианино «Красный Октябрь» так и ждёт желающего на нём сыграть.
В начале вечера за пианино садится мать Элки – кудрявая, весёлая, как и дочь. Она играет попурри из песенок, вальсов и киномузыки. Потом, вскрикнув: «Ой! Пирог подгорает!», - убегает на кухню. А крышка пианино открыта и словно говорит: «Ну, кто следующий?».
Мы рассаживаемся за уставленный разной снедью стол, оживлённо готовясь попробовать что-то горячительное в разноцветных бокалах. Лёгкое, лёгкое, конечно! Скорее всего сухое вино.
Илья Генрихович, готовясь произнести тост, обрушивает на восторженных детей очередной анекдот:
- Приехали пожарные на вызов тушить больницу. Ну, всё сделали, как и подобает настоящим героям: пожар потушили, в грязь лицом не упали… После окончания тушения командир расчёта докладывает главному врачу: «Задача выполнена, возгорание ликвидировано. Правда... есть пострадавшие. Девять человек. Семерых мы откачали, а двоих, к сожалению, спасти не удалось». После этих слов главврач бледнеет и, заикаясь, говорит: «...К-как семерых откачали??? Р-ребята, вы же морг тушили!..».
Аудитория за столом взрывается хохотом.
- А что такое морг?.. – робко спрашивает кто-то.
- Вырастешь, Саша, узнаешь! – цинично отвечает ему сосед.
Смех вспыхивает с новой силой.
Елизавета Ильинична выносит из кухонных недр свой знаменитый шедевр – торт «Косолапый мишка». На руке балансирует поднос, в другой руке дымит сигарета. Торт временно водружается на журнальный столик. Голосом Анны Маньяни она побуждает Элку следить за тем, чтобы у гостей были полные тарелки и хороший аппетит.
Некоторые стеснительные девочки разглядывают богатый по тем бедным временам стол, не решаясь приступить к еде…
Неожиданно Илья Генрихович разражается афоризмом:
- Если женщина отказывается от секса, не пьёт водку и не курит… значит, её родителей сегодня вызвали в школу…
Не успевают занятые закуской школьники захихикать, как Елизавета Ильинична реагирует:
- Илья! Не смущай детей, дай им покушать!
А открытая крышка пианино тем временем нетерпеливо вопрошает: «Кто следующий? Ну, кто следующий?..»
Эдик садится за инструмент, кладёт руки на клавиши – сейчас, наверное, сыграет «Тишину»…
Но вместо знакомой песни звучит вступление к романсу, который я однажды слышала по радио в исполнении Шаляпина:
Уймитесь, волнения стра-а-асти!
Засни, безнадежное се-е-ердце!
Я плачу, я стражду –
Душа истомилась в разлу-у-уке…
Это – «Сомнение» Глинки. Я удивлена, но ещё больше поражаюсь, когда Эдик начинает петь. Нет, не так, как поют в компаниях, даже не так, как пел мне Лёня. Я не верю своим ушам! Не может быть! Он поёт, да, поёт! Настоящим оперным голосом. У меня кружится голова и бьётся сердце. Мне кажется, что в голосе Эдика присутствуют шаляпинские интонации – ну, конечно, он подражает великому певцу! Но и его собственный голос – особенный. Как будто живёт отдельно от Эдика – никогда бы не подумала, что у школьника может быть такой мощный взрослый голос. Баритон, это баритон! Кажется, от этого голоса звенят стёкла, а комната явно мала, чтобы вместить такой большой звук.
И тут я замечаю, что смотрю на Эдика как будто на незнакомого мне юношу. Ему уже скоро исполнится 18, он перестал стесняться своей близорукости – и очки в роговой оправе ему идут. И посадка за пианино у него красивая, и руки… И вообще – он не Сухуми никакой, а очень даже похож на киноактёра Василия Ливанова из фильма «Коллеги». Ну, вылитый Саша Зеленин! Вот это метаморфоза!
Пройдут годы, и дочь Шаляпина Марфа в английском городе Ливерпуле скажет Эдику «браво!», когда он споёт у неё дома «Очи чёрные». И добавит, что его голос похож на папин. Только баритон. «Волжский голос, потому и похож», - подумаю я, когда Эдик поделится со мной подробностями этой сказочной встречи.
Но я не слишком удивлюсь – ведь в жизни моего мужа было столько невероятных встреч и приключений! Когда он рассказывает о них – то словно ведёт меня за руку в какие-то волшебные дебри неведомых мне миров… Я слушаю, ахаю удивлённо и с восторгом смотрю в его глаза за дымчатыми стёклами очков. Хотя пора бы уже и привыкнуть удивляться. Сколько всего было в его и моей жизни! И сколько ещё будет… Я хочу в это верить!
К о н е ц
Повесть опубликована в журнале "Казань" в 2023 г.
Свидетельство о публикации №224080100844