Робкая Милана - летописец крутого перца

Не знаю, в кого я уродилась, но я страшно робкая и застенчивая. Я даже умею краснеть, что для современной девчонки вообще нехарактерно. Родная мама – и та подтрунивает.

- Бедняжка ты, Миланка, - сетует она. – Капуста моя малахольная. Чего краснеешь опять, тюря квашеная? Затолкают тебя, куры лапами загребут. В наши дни без лужёной глотки не выживешь…

Но так получилось, что я устроилась в офис к крутому перцу. Никто не ожидал, особенно я сама. Попалось мне объявление:

«Крутой перец примет секретаршу-летописца! Требования: приятная внешность, скромность, грамотность…»

Ну и так далее. Зовут перца Георгий Гусаков, известный в нашем городе кутила, бизнесмен и состоятельный тип.

- Не возьмут тебя, Миланка, не выдумывай! – заявила мама. – Набежит сейчас к Гусакову вагон грудастых и наглых кандидаток, он тебя и не заметит. Если вдруг возьмёт из жалости, то завтра обрюхатит и бросит. И быть тебе не летописцем, а брюхоносцем.

Я подозревала, что дольше двух секунд в секретаршах у перца мне не удержаться, но пошла. Всё равно делать было нечего.

Мама оказалась права: от кандидаток в приёмной Гусакова было не продохнуть. Ноги, плечи, декольте… девки одна ярче другой, хоть конкурс красоты устраивай. Очи у всех горят, не терпится заделаться в секретарши к состоятельному дяде.

Соискательницы поочерёдно уходили за дверь и вскоре возвращались ни с чем. Я поняла, что отбор идёт жёсткий. Хотела уж тихо исчезнуть, но кто-то выглянул и крикнул:

- Внимание! Ещё девушки с накачанными губами, бюстами, попами, бровями есть?

В сторону дверей как по команде выдвинулись обладательницы огромных губ, гипертрофированных бюстов и прочих чудес пластической хирургии.

- Есть, есть, всё накачано до отказа! – раздался хор голосов. – Какие размеры вас интересуют?

- Свободны, можете валить! – отрезал голос. – Секретарши с фальсифицированной обвеской не принимаются. Нужны только натуральные! Кто следующий, заходи!

Вот так нежданно-негаданно толпа отсеялась больше чем наполовину. Поэтому я осталась.

- Перцу Гусакову нужна не просто секретарша, а секретарь-летописец! – шептались в приёмной. – Упругой попкой его не удивишь, у него любовниц без того складывать некуда. Гусакову требуется грамотная и толковая дева, которая будет бегать за ним и записывать его умные мысли. Он сам говорил.

Эту информацию я взяла на заметку. Когда подошла моя очередь, толкнула дверь и вошла в кабинет.

Усталый Гусаков без ботинок лежал в кресле, задрав ноги, и курил сигару. Мысленно я ему посочувствовала: через него сегодня прошла добрая сотня претенденток, а он один. Пока с каждой девахой побеседуешь, пока каждую осмотришь… адский труд!

- Привет, красотка номер сто семьдесят семь, - буркнул Гусаков, не глядя на меня. – Кто такая? Имя, фамилия, год рождения? Выкладывай живее, я уже на ходу засыпаю.

Я промолчала. Не дождавшись ответа, Гусаков нахмурился и посмотрел на меня внимательней.

- Эй ты, глухая, что ли? Представься, говорят! Чего воды в рот набрала?

- Записала! – я радостно взмахнула блокнотом. – Прекрасная реплика, Георгий Юрьевич! Сколько иронии и огня! Гениально! Превосходно! Жду вашу следующую мысль!

Теперь и Гусаков умолк. Затушил сигару, снял ноги со стола и уставился на меня в упор.

- Хэ… - сказал он. – Хэ… ну да…

- Тоже записала! – доложила я. – Жду дальнейших распоряжений, мой босс.

Подумав, Гусаков прошёл мимо, высунулся в приёмную и громко сообщил:

- Кастинг закончен! Вакантное место занято! Всем удачи!

Разочарованный женский вой прокатился по коридорам офиса и стих внизу.

***

- Уважуха тебе, Миланка, - сказал Гусаков, когда мы остались вдвоём. – Ловко ты сориентировалась. Держи пять, ты принята!

- Спасибо! – пролепетала я. – На самом деле я робкая и несмышлёная, мама дразнит меня квашеной тюрей.

- Оставим в покое маму, обсудим по существу, - оборвал Гусаков. – Как видишь, я богат, у меня всё есть, но для полного комплекта нужна правдивая секретарша-летописец, которая сохранит мои изречения для благодарных потомков.

Он прогулялся по кабинету, разглядывая собственное отражение в зеркалах. Я смекнула, что мечту о персональном летописце перец Гусаков вынашивал давно. И она ему очень нравится.

- А что? – бизнесмен тщеславно вздёрнул подбородок. – Может, под старость книгу мемуаров издадим? Или две! Или десять, смотря сколько цитат я изреку! Представь: золотое тиснение, толстая обложка, а на ней крупно: «Мысли и афоризмы великого перца Георгия Гусакова»! Круто? Сечёшь поляну?

- Секу и записываю! – отозвалась я. – Вы правильно поступаете, проявляя заботу о грядущих поколениях.

- Но и тебя не обойдём! – подсластил мой новый босс. – Внизу подпишем шрифтом помельче: «Вынесла все дурости шефа, записала и подготовила к печати великий летописец Милана Вилкина». Гонорар получишь, станешь знаменитой, почти как я. Может, на тебе даже кто-нибудь женится. Мужики любят знаменитых писательниц. Это будет справедливо.

- Вы так добры… - пробормотала я. – Позвольте, я подчеркну эту мысль двойной линией.

Про себя я подумала, что к тому моменту, как мемуары Гусакова увидят свет, на мне согласится жениться разве что директор дома престарелых, где я буду лежать. Но я кивала и записывала, создавая таким образом первые страницы будущих мемуаров Георгия Гусакова. 

- К тому же ты натуральная, без искусственных примесей, красителей и консервантов, - одобрил Гусаков тоном знатока. – Силиконщице я бы мемуары не доверил. Баба с накачанной грудью – это уже обман. А на кой мне сдалась летописка, если она изначально пускает людям пыль в глаза? Всё переврёт, исказит и сдуется.

- Архимудро! – подхватила я. – Тоже записываю! Вы настолько красноречивы, босс, что скоро мне понадобится второй блокнотик.

Когда я позвонила маме похвастать, что крутой перец вне конкурса принял меня летописцем, мама лишь многозначительно вздохнула и начала двигать мебель.

- Тюря ты квашеная, - сказала она. – Капуста малахольная. Недолго ты у него проработаешь, летописиха. Пора прикинуть, куда детскую кроватку ставить будем…
 
***

Теперь я штатный летописец перца Гусакова. Хожу безмолвной тенью и летопишу все перлы (и не очень перловые перлы), слетающие с его уст. Георгий мужик говорливый, поэтому успевай меняй блокноты.

Меня устраивает. Несмотря на избалованность и понты, Гусаков неглуп. Лишковато пьёт, зато не пытается затащить в постель. Повезло. Нелегко в наше время найти приличного патрона такой робкой «квашеной тюре», как я.

Мы обедаем в ресторане. Едим фуа-гру и всяких страхолюдных омаров. Поесть Гусаков не дурак. От обильного крутоперечного питания я скоро перестану влезать в дежурные секретарские костюмы.

- Я, Миланка, рассуждаю логически, - разглагольствует Гусаков, дирижируя ножом. – В своё время мне улыбнулась удача, я поднял бизнес и разбогател. Не всё шло гладко, понадобилось грохнуть дюжину разных гоблинов и купить восемь прокуроров. Но главное, я выкрутился и преуспел. Значит, я не только богат, но и умён. Согласна?

- Ваша правда, босс! – я старательно записываю.

- Ты ешь, ешь, Вилкина, а то просвечиваешь вся, - Гусаков заботливо подкладывает мне добавки. – Похоже, мамка тебя вообще не кормила, только шпыняла по углам... Так вот, умный человек обязан издать мемуары, потому я тебя и нанял. Все кореша клянутся, типа я на ходу сорю афоризмами, мне даже Черчилль в подмётки не годится. А я что-нибудь сказану – и тут же забываю, понимаешь? Все великие люди немного склеротики, и я не исключение.

- Но не проще было бы снимать себя на видео, чем записывать в блокнот? – спрашиваю я наивно.

И тут же прикусываю язык: если перец Гусаков возьмёт себе видеооператора-летописца, зачем ему тогда я? Плакала моя сытная должность!

- Хэ! Чтоб какой-то чёрт меня на видео писал? – Гусаков грозит пальцем. – Врёшь, кума! Я же махинации кручу, взятки раздаю, по клубам шалю, баб за попы хватаю… Видос – это чистый компромат. Сольют его в инет – и будет перец Гусаков иметь бледную репутацию. Мне оно надо? Нет. А по твоей бумажке ничего не видно, кроме гольных мудрых мыслей!

- Вы опять правы, босс! – поддакиваю я и записываю, записываю за ним…

- Озвучь, сколько я за неделю наговорил? – откинувшись в кресле, Гусаков ищет зубочистку. – Реальные перлы попадались?

- Навалом! – я листаю старые записи. – Три тысячи раз вы сказали «хэ-хэ» с различными интонациями (гнев, досада, возбуждение, язвительность). Две тысячи раз сказали «да ёк же вашу простоквашу!...»

- Хэ-хэ… да ёк же! – Гусаков скучнеет. – Нет, Миланка, в контексте эти реплики, конечно, сильны, но ни разу не афоризмы. Не Ключевский, знаешь ли. И даже не Марк Твен. Ставить в книгу три тысячи моих «хэ-хэ» - перебор.

- Были и более серьёзные изречения, я их выделила, - рапортую я. – Например: «Кто не выпил вискаря – тот прожил свой день зазря!»

- Уже лучше! – приободряется перечный босс. – Видишь, я пошутил и забыл, а ты сберегла!

- Потом вы ругались с поставщиком и сказали: «Юра, если ты срочно не отгрузишь мне сто контейнеров, я засуну их тебе в задницу по одному и взболтаю блендером, а ты потом сиди и доставай!»

- Вау! – восхищается Гусаков. – Ай да я! Так их, сволочей!

- Наконец, вы сочинили по телефону экспромт своей знакомой, - продолжаю я. – Она набивалась к вам на вечер, а вы ответили: «Ужин. Свечи. Шёлк волос. Ночь. Постель. Трихомоноз…» И послали её лесом.

- Круто я её отшил? – гордится Гусаков. – Эта топ-модель Светуха – та ещё зараза. Рассадник аристократических блох. Кстати, сегодня вечером мы с тобой едем в ВИП-клуб. Готовься. Я буду злостно бухать, а по пьянке я вообще остряк, из меня летит как из пулемёта. Запасай десять блокнотов, они тебе пригодятся!

***

Пирушка отгремела с размахом, «золотая молодёжь» гуляла в полный рост, но сегодня мой начальник трупом лежит на диване, не имея сил подняться. Я скромно присаживаюсь в уголок.

- Миланка, ты свободна, даю тебе выходной… - Гусаков вяло машет рукой. – Как мне хреново, кто бы знал…

- Зато ночью вы блистали, босс! – я предъявляю разбухший от фраз блокнот. – Вы войдёте в историю клуба, как человек, загнавший всех охранников на шест стриптизёрши с помощью унитазного ёршика!

- Охо-хо, дал я жизни. А эти… как их… афоризмы я изрекал?

- Море! Вот, например: «Водка. Ром. Ведро текилы… Так рождаются дебилы, хэ-хэ!»

- Да, помню… я был ещё в памяти. А дальше?

- Если хотите, я распечатаю, тут кладезь зажигательных мыслей и изобретательных ругательств. Материал на первый том мы смело набрали.

Приподнявшись, Гусаков с кряхтением опохмеляется аспирином, абсентом и боржоми.

- Насчёт книги решим позже, я пока не в форме. Чем всё закончилось?

- Нормально закончилось. Я вызвала водителя Пашу и мы повезли вас домой, хоть вы и настаивали на продолжении банкета.

- А в машине я себя пристойно вёл? – хворый Георгий искоса глядит на мои коленки. – Ничего криминального себе не позволял?

Сдвинув ноги и одёрнув подол, я гляжу в записи.

- Могу привести дословно. «Миланка, не будь поганка! – сказали вы. – Я всегда балдел с натуральных форм, а ты сегодня стала настоящей королевой этого силиконового гадюшника. Айда купаться нагишом в мой бассейн на крыше? Озолочу!»

- Значит, всё-таки приставал к тебе? – сопит Гусаков. – Хэ-хэ… вполне возможно.

- Дальше вы говорите: «Миланка, садись ко мне поближе? Поп-корн ты мой хрустючий! Какие кудряшки… какие плечики… Да ёк же вашу простоквашу… Расслабься уже!...» 

- А ты?

- Извините, Георгий Юрьевич, я записываю только ваши слова, - отвечаю я строго. – Я всего лишь секретарь, девица робкая и малахольная. У меня к афоризмам способностей нет, мои речи потомкам неинтересны.

- Вот досада! – Георгий бьёт кулаком по дивану. – И чо дальше?

- Понимаю, что все великие люди немного склеротики, - тонко подкалываю я. – До самого дома вы повторяете: «Миланка, да чо ты? Миланка, кончай ломаться! Давай разденемся и залетописим чо-нибудь?»

- Вилкина, русским языком скажи! – злится больной шеф. – У нас что-то было или нет? Романтический интим состоялся? Что ты мне ответила?

Птица счастья сама летит в руки. Никто не мешает мне соврать, что я уступила шефу прямо в лимузине, и потребовать немедленной компенсации. Всё равно Гусаков ничего не вспомнит.

Но я захлопываю растолстевший блокнот.

- За дословность не ручаюсь, но я сказала: «Георгий Юрьевич, можете меня увольнять, но между нами ничего не получится, поскольку вы пьяны и вы мне не муж».

- А я?

Снова открываю блокнот на последней странице.

- На это вы сказали: «Хэ-хэ, да в чём проблема, Милка? Протрезвею – женюсь! Слово перца Гусакова!»

Несмотря на похмелье, Гусаков чуть не взвивается под потолок.

- Да ёк же в простоквашу! И ты это записала?

- Записывать за вами – моя работа. К тому же фраза – истинный огонь. Изумительный сплав лаконичности, мужской страсти и обещания.

- Вот блин… - Гусаков падает замертво. – Миланка, я пока не могу жениться. Я ещё не совсем протрезвел…

- Не волнуйтесь вы так, Георгий Юрьевич, - утешаю я, краснея. – Я же тюря квашеная, робкая и покладистая. Я и до завтра подожду…

***

- Миланка! – звонит мне мама. – Слышь, а у твоего женишка-перца хоть на детскую кроватку-то денег есть? Я вам на всякий случай две заказала…