Трели Дьявола, или Страсти Антонио Вивальди

                Ad majorem Dei gloriam.
                Всё к вящей славе Божьей.
                Qui pro quo.
                Vox sonus auditus perit, litera scripta
                manet.
                Услышанный звук теряется, уходит, написанная
                буква остаётся.

                Случайных не бывает снов,
                Когда бы Дьявол нам являлся,-
                Бывало ль, чтобы задержался
                Он с предъявлением счетов!
                "Дьявольская месса".               

                Уж надвигалась гробовая тьма,
                Правдоподобие превосходило меру,
                И приходилось всё принять на веру
                От невозможности сойти с ума.               
          КАРДИНАЛЫ крестятся.
ДЬЯВОЛ (в образе кардинала).
        В них голос властелина, слышимый  из Тьмы,
        Коль наша жизнь  не наша, но дана взаймы,
        И нам на краткий миг дано к ней  прикоснуться,
        Внушает трепет мысль вернуть её назад,
        Как если б у воров бесценный клад изъят.
        Трепещущим рабам в прах суждено вернуться!


        Кто пашет, кто куёт, кто копит впрок ,

        К тому я говорю, что прежние законы

ДЬЯВОЛ.
        Святейшие отцы, что я хочу сказать…
        Уж не пора ли нам иной жест подыскать? –
        Как видим, от креста нет никакого проку,
        Коль крест был без труда повергнут Им с наскоку.

        Что пользы от него? Кто с ним что приобрёл?
        Ни мор, - как видят все, - не мог остановить,




 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
    ВИВАЛЬДИ.
    ТАРТИНИ.
    АЛЬБИНОНИ.
    ГОЛЬДОНИ, 15 лет и в старости.
    АННИТА ДЖИРО, 15 лет и в старости.
    ПАОЛИНА.
    ХРИСТОС.    
    ДЬЯВОЛ.   
    ИННОКЕНТИЙ Х111.
    ДЖОВАННИ.
    Кардиналы, слуги, стражники, хозяйка таверны  и др.

Место действия: степь; улицы Рима; площадь у св. Петра; Ватикан; палаццо Дориа-Памфили; заброшенное аббатство. Время действия: 1724 и 1793 г.г.

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                ПРОЛОГ.
                СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Заснеженное поле, ночь. Кибитка комедиантов, падшая лошадь, припорошенная снегом. Из-за кибитки выходит СТАРУХА, – лохмотья, седые волосы, палка в руках.
СТАРУХА.
             Волк голодный, зверь из ада,
             Торопись, тебе я рада,
             Старой ведьмы кости – скудный
             Ужин твой. Путь кончен трудный,
             И овацией маня,
             В преисподней ждут меня.
Ночь тёмная, небо высокое, звёзды далёкие, - ни факелов, ни публики. Тьфу!
             Чую силу тьмы, и снова
             К заклинаниям готова.
             Вы Анните перед смертью
             Сослужите службу, черти.
             По хрустящей корке снега
             Две, уставшие от бега,
             Лошади везут карету, -
             Оживим же сцену эту!
               (У трупа лошади.)
Тьфу! Околел, старый Ирод, не дотянул до ночлега. Жеребеночком я тебя ласкала, молочком поила.
             Мнёшь небесную траву
             И не слышишь, как зову,
             Скачешь, резвый и свободный,
             Старый конь мой благородный.
Вой волков, зарницы над горизонтом. Э, сколько я знаю заклинаний, - хоть бы одно обрело силу! Появилась бы карета, а из неё бы - мой рыцарь, хи-хи, да целовал мне ручки.
            Мой любимый скоро, мнится,
            Соколом ко мне примчится…
            Вы, эльфы, духи бурь,
            И ветров злая дурь!
      (Внезапно преобразившись, грозно, с нарастающим пафосом.)   
Вы, силы тверди, спорящие с богом, заклинаю! Внемлите названой сестре! Мои заслуги перед вами несомненны: на сцене я оживляла мёртвых, мои яды убивали наповал, сбывались проклятья, предсказания оправдывались, моею властью гремели громы, небеса дрожали, метая молнии, и, как ягнята, трепетали короли, а влюбленные рыцари ободрялись духом. Чу... Воет ветер, вторят ему семеро волков, рыщут по степи. Но если заклятия ведьмы не пустой звук, а кровь публики – не вода, если волнение сердца, затмения и прочие знамения небес чего-нибудь да стоят, - во имя преисподней, заклинаю! Пусть стану молода, и прежде, чем старые кости окажутся добычей зверя, вы, духи тьмы, служите мне! Верните блеск очам, взволнуйте грудь любовью! Цена? - Смерть без покаяния, могила без погребения! А вот и молния и гром раскатистый! Да будет так! Я много не прошу.  Из всех красавцев, гордецов отважных, что любили меня так преданно, что умирали с мыслью обо мне, - из ада или рая, - Карлино, мой рыцарь, ты, кого, увы, я не любила, - твой смех как свет зори, взгляд - омут, чьи клятвы – звук пустой, а верность – ветер, - явись! Беспечные, как дети, восславим юность! За дело, проклятые духи!..
             Вихри кружат. Гром гремит.
             Карета по полю летит...         
Пусть целует мне руки, и охватит его страсть безумная, и пусть, что совсем невероятно, угостит вином, накормит курочкой... Не слышит небо!.. Что это?.. Колокольчик?.. Карета?! Святая мадонна!.. Возница, проклятый пьяница, не видит ямы. Держи коней! О, чтоб тебя!..
 
Ржание коней, треск, вопли. Голоса за сценой: «Ой-ой! Увальни! Дармоеды! Карета на боку! О, несчастье. Сундук разбит! Мои бумаги!" Ветер уносит рукописи. СТАРУХА прячется. СЛУГА вводит ВЕЛЬМОЖУ, в шубе с меховым воротником.
               
ВЕЛЬМОЖА. Погибель, смерть! Вот тебе оплеуха, мерзавец! другая в придачу!
СТАРУХА (за повозкой). Мой рыцарь... Всё тот же, пылкий, страстный.
ВЕЛЬМОЖА. О, злые небеса! Комедии, сонеты достались ветру. Я едва жив. Что с каретой?
СЛУГА. Колёса целы, хозяин. Сундуки свалились, поставить их - плёвое дело.
ВЕЛЬМОЖА. А это что там, Сильви?
СЛУГА. Повозка, мой господин, и лошадь падшая.
ВЕЛЬМОЖА. И счастливейший из смертных не в силах избежать судьбы.
СЛУГА. Волки воют. Метель начинается. Поганое место. Идёмте, хозяин.
ВЕЛЬМОЖА. Да-да... Ступай же, ставьте карету... (СЛУГА уходит.) Какой удручающий конец такой славной жизни. Бегу на чужбину, осмеян, освистан.
СТАРУХА (выглядывая из-за повозки). Авантажный, но несчастный: опять освистан. Хи-хи. Публика - такая дрянь!

           (ВЕЛЬМОЖА осматривает повозку, СТАРУХА прячется от него.)

ВЕЛЬМОЖА. Повозка комедиантов. Я сокрушен! Стою, как пилигрим у собственной гробницы. Вот чаша, - в ней подают яд, моток красных ниток для изображения раны. Мантия, корона... и урна для праха. - Полный набор для развязки трагедии.
СТАРУХА. Не думаю, чтобы такого авантажного вельможу прельстила нищенская утварь.
ВЕЛЬМОЖА. "О, смерть! где твоё жало?.." Священные богатства, бесценный хлам, способный очаровать самых взыскательных зрителей.
СТАРУХА. Последнюю роль я сыграю для тебя, Карлино! (Прячется.)
ВЕЛЬМОЖА. Сила молний, мощь урагана и власть любви, - всё в огненном слове поэта. Равнодушный заплачет, спокойное сердце познает бурю. Разве что Дьявол  так же страшен, как страшна любовь.

(Напевая, появляется девушка, стройная, с гибким станом, - под вуалью нельзя заподозрить в ней СТАРУХУ,  голос -  молодой и звонкий.)

ВЕЛЬМОЖА (испуган, крестится). Вот и смерть! Все кончено, театральной балагур. Но что это?  Небо сподобило меня: песнь ангела. Да жив ли я? Какой красивый смех. У смерти не таков голосок.
             Мое сердце непослушно,
             Без любви и в поле душно!
СТАРУХА.               
             Мне себя, синьор, доверьте,
             Чтоб не думать вам о смерти.
                (Прячется.)
ВЕЛЬМОЖА.  Ах, плутовка, куплетом - на куплет! Что за приключение? Аа, ты хочешь поиграть со мной, воробушек? Где  же ты?
               
                Входит СЛУГА.

СЛУГА (входит). Здесь, синьор...
ВЕЛЬМОЖА. Откуда вы, нимфа? Где вы, маленький ангелочек?
СЛУГА. Синьор?.. Ваша милость?..
ВЕЛЬМОЖА. Провидение нигде не оставляет меня. Всю жизнь мне не было отбою от женщин, но до сего дня я почитал себя свободным, покровительствуемый годами. Слышишь?
СЛУГА. Волки воют. Надо ехать, хозяин!
ВЕЛЬМОЖА. Ошибаешься, дружок: то не волки, а духи! Вот удача, ха-ха. Молчи, не то мы их вспугнём. Похоже, тут замешан  дьявол! Где вы, мой ангелочек?
СЛУГА (крестится). Какие духи? Какой ангелочек? Едемте, хозяин! Волки близко!
        (СЛУГА пытается увести ГОЛЬДОНИ, но он отталкивает его.)
ВЕЛЬМОЖА. Прочь от меня! Мы умрём здесь, Сильви! О, ты не пожалеешь: здесь всюду феи. Ангелочек мой? где ты, волшебница?
СЛУГА. Он спятил. Хозяин?.. И чёрт с тобой. (Уходит.)
ВЕЛЬМОЖА.
            Покажись, дитя любви,
            Загляну в глаза твои.               
    (Выводит  из-за повозки СТАРУХУ, лицо её скрыто вуалью.)

СТАРУХА. Вы непременно хотите взглянуть на мое личико, сударь?
ВЕЛЬМОЖА. Предвкушаю сладкий миг коснуться твоих губ, лапушка.
СТАРУХА. И угостите обедом?
ВЕЛЬМОЖА. Я увезу тебя в Париж, милая, и в Париже я женюсь на тебе! Но в залог –
            Посреди пустыни снежной
            Поцелуй срываю нежный!
(Откинув вуаль, кричит от ужаса.) Ввалившиеся глаза... беззубая... ржавые ямы вместо щёк! Проклятая ведьма! Откуда ты взялась? О, боже. Вы оборотень, душечка?
СТАРУХА.
           Мой любезный не узнал
           Ту, кого он целовал,
           Чьи глаза его манили
           И мечтами окрылили.
ВЕЛЬМОЖА. А - нимфа? Где та девушка?.. О, да ты ведьма!
СТАРУХА. Я так стара, что позабыла  молитвы, но подрумянившись, выгляжу моложе.
ВЕЛЬМОЖА. С такой рожей тебя волки не сожрут. А сожрут – то жаль: без хорошей ведьмы трагедии нет.
СТАРУХА. Ваша правда, сударь, сразу видно знатока. Я ведьма не из последних.
ВЕЛЬМОЖА. Я на этом присягаю, сударыня.
СТАРУХА. Бывало, как  выходить мне на сцену говорить роль, то небо будто слышит: удары молний, грома - как в преисподней, ветры переходили в ураган. А публика, о, мой синьор!  Что делалось с публикой! Не будь я актёрка, меня бы кинули под лёд. Э, видели бы, какова я сводня в комедии. В Италии и Франции мне равной нет, поверьте.
ВЕЛЬМОЖА. Охотно верю, поскольку сам служу в театре. Видел всякое, но так попасться...
СТАРУХА. Не смотрите, что на мне лохмотья. Когда-то на мне были дорогие украшения, сверкали огнём алмазы и смарагды, и рубины в оправе, точно из воздуха. Нет театра, где бы я не пела, - мне аплодировали короли!
ВЕЛЬМОЖА. Вы были так известны? Неужели?
СТАРУХА. Не откажите, ваша милость, - глоточек маленький вина из вашей фляжки, а я спою вам озорные куплеты.
ВЕЛЬМОЖА. Угощайтесь, почтенная.
СТАРУХА. Ветер... и вторят ему семеро волков. Месяц не взойдёт, а уж нас с вами обгложут до косточек. Хи-хи.
ВЕЛЬМОЖА. Старая карга! В кибитке никого? Где же актеры?
СТАРУХА. Пошли искать пристанища, а нашли смерть. Замерзли все до одного, уж я знаю.
ВЕЛЬМОЖА (осматривает кибитку.) Что изображает тот холст?
СТАРУХА. Городскую площадь с фонтаном. Все истории начинаются так. А на холсте – поле, край леса, - почти, как здесь, и руины замка...
ВЕЛЬМОЖА (не глядя на холст, всматриваясь в даль, с волнением). Как старое аббатство. Монахи разрушили его... Быть не может. Тьфу. Показалось... Играла ль ты в пьесах Гольдони?
СТАРУХА. Когда-то он стоял передо мной на коленях.
ГОЛЬДОНИ. Что такое?
СТАРУХА. И целовал мне руки. (Поёт.)
ГОЛЬДОНИ. Ты к тому же лгунья.
СТАРУХА. Я страшно голодна, ваша милость, не прикажите подать ужин?
ГОЛЬДОНИ. Тебе дадут остатки моего обеда: курицу и кусок сладкого пирога.
СТАРУХА. Было бы стыдно перед волками оказаться невкусной. (Поёт.)
           Тебя монашкой встретил,
           И сам монахом был,
           Амур меня заметил...
ГОЛЬДОНИ.
          Навек покой почил...
Мой старый куплет?! - песенка, в пору моей юности! Исчадие ада, мошенница! Ты не можешь меня знать.
СТАРУХА. Кровь мыши, хвост свиньи, цикута. Моя ладанка спасет тебя в эту ночь от смерти. Возьми. Aqua Toffana, - я сама варила, мешая с отваром ядовитых трав.
ГОЛЬДОНИ. Что ты бормочешь?
СТАРУХА. Старые заклинания.
ГОЛЬДОНИ. Мерзкая ведьма!
АННИТА. Веселый, щедрый, и всегда несчастный. У меня были манящие глаза. Неужели в них ничего не осталось, Карлино?
ГОЛЬДОНИ. Похоже на сон. Невозможно!
АННИТА. Карлино!?.
ГОЛЬДОНИ. Отказываюсь верить!
АННИТА. Карлино!?.
ГОЛЬДОНИ. Помимо подслеповатости, у меня масса и других странностей, но... Нет-нет! я уж не тот, и вынужден отказаться от опасных наслаждений, синьора ведьма. - Осталась лишь dulcis amor patriae: сладостная любовь к родине. Но... доказательства?!.
АННИТА. Окно  кельи, - ты увидел меня под утро.
ГОЛЬДОНИ. Монастырская стена слишком высока, верёвка не доставала земли, ты могла разбиться.
АННИТА. ... и дороги Ломбардии... бродячая труппа...
ГОЛЬДОНИ. Ты сбежала от меня!
АННИТА. В Рим! Там был мой возлюбленный, моё солнце. Да, с ним я блистала на всех сценах мира! Как прекрасна была наша юность!
ГОЛЬДОНИ. Рим, "Трели Дьявола", дарующие вечную жизнь! Соната оживляла мертвецов! Рим обезумел! Ночами выкапывали гроба и везли обратно, в дома. Мёртвые выходили из могил и обретали плоть, и бродили по Риму.
АННИТА. Дон Вивальди исполнял её в Сикстинской капелле перед святейшим отцом. А наутро мы едва спаслись бегством!
ГОЛЬДОНИ. О, Аннита!
АННИТА. Воют волки. Ветер усиливается, приближается буря.
ГОЛЬДОНИ. Ржание лошадей, удар кнута?.. О, что они делают?! Моя карета!? Вероломные слуги! Стойте! стойте!
АННИТА. Они сбежали. Начинается буря. Скорей, Карлино, - туда, к тем развалинам!
ГОЛЬДОНИ. Они бросили меня! Проклятие на их головы! Подлые, неблагодарные!
АННИТА. Держись! В аббатство!
ГОЛЬДОНИ. Рукописи! ветер уносит стихи! Моя слава досталась ветру!
АННИТА. Держись за моё плечо.
ГОЛЬДОНИ. Стихи, что я писал тебе... Россыпи любви!
                Уходят.
                ЗАНАВЕС.
вставка:
ТАРТИНИ.
          Вивальди тайно нас венчал...
АЛЬБИНОНИ.
          Как! - Он, твой злейший враг?!.
ТАРТИНИ.
                ...той ночью, -
          Что было днём, ты помнишь сам.
АЛЬБИНОНИ.         
          Чтоб вновь услышать, я отдам...




                СЦЕНА ПЕРВАЯ.
   Лунная ночь. Старое кладбище при монастыре, у калитки появляется ДЬЯВОЛ.
ДЬЯВОЛ.
         Подобного не помню я приёма:
         Ни рёва бурь, ни молнии, ни грома.
         Впервые мне такое непочтенье.
         Тут явное пренебреженье.          
         Ни мрак ночной не всколыхнётся,   
         И даже лист не шелохнётся.
         Не воют волки, филин спит.
         Но - полночь: колокол звонит.

         (Открывает калитку.)

         Как поэтичны и как милы
         В тумане старые могилы, - 
         Итог печальный бытия,               
         Грехов  верховный судия.
         О, этот мир! Уж он не тот.
         Здесь, у кладбищенских ворот
         Всё так к любви располагало.
         Влюбленных парочки, бывало,
         Условный поджидая час,
         От посторонних скрывшись глаз,
         Брели, обнявшись, в сладкой грусти.
         Как мило в сельском захолустье.
         Но всякий век не без потерь:
         То было прежде – не теперь.
         И всё же странно: ни души.
         Ни шепотка в ночной тиши.
         Где те лобзанья, ласки, клятвы? -
         Туман над полем смертной жатвы.

         Мир помертвел. Уныло, серо…
         Творенье духом одряхлело.
         Бредут по жизни бедолаги, -      
         В вас ни величья, ни отваги.
         И воля в вас не твёрже дыма,
         И души, как под слоем грима.
         Нет тех страстей, и ласки грубы,
         И холодны и лживы губы.
         На всём проклятье скуки злобной,
         Холодной мудрости подобной,
         Кичливой спеси нищих духом,
         Сих регентов с медвежьим ухом.               
         И всюду ложь, корысть, злословье. 
         Людское скотское сословье!
         О, как на варварство похоже         
         Ваше христовое безбожье.
         Тот древний мир - он был суров,
         Но обходился без костров.
         Мда. Древность - мудрость простоты.
         Хоть не пылали там костры,
         Безбожников – о, да, казнили.
         Но умилялся я не раз,
         Как благородно уходили,
         В назначенный судьбою час.
         Как, несмотря на все невзгоды,
         Величие души и годы
         Не позволяли унывать,
         И перед тем, как умирать,               
         Напутствуя, – из роды в роды, -
         За жизнь и смерть свою и нашу
         С цикутой поднимали чашу,
         Произнося эти слова, -       
         И повторяла их молва 
         Из века в век, из века в век...
         Он был великий человек.
         Пусть старый мир и вам "не тот",
         Вкушайте от его щедрот!
         Я ни о ком так не тоскую,
         И чашу выпил бы любую
         С Сократом, даже и с цикутой.
         Мда. Вечность дорожит минутой!

         Я вижу свет за той решёткой.   
         И хлесткий звук – удары плёткой:
         Так согревается зимой
         Монах Тартини, крестник мой.
         Немало лет прошло с тех пор,
         Как наш последний разговор, -
         В забавном споре с ним сойдясь,
         Прервал я, в том лишь утвердясь,
         Что честолюбец и гордец               
         Породы редкой образец.
         В нём демонизм – не эфемерность.
         Его я испытал на верность
         Тщеславью, зависти, гордыне -
         Они в монашеской личине!
         Всё тот же он, и страсти в нём
         Пылают яростным огнём.
         Я не подвержен вероломству,
         И по давнишнему знакомству
         Не мог ему я отказать:
         В ту ночь пришлось кой-что сыграть:
         Заклятье, что играл Орфей,
         Стоя у адовых дверей.
         Природы явно неземной,
         Неуловимой красотой
         Мелодия пленяла души, -
         Но слышит то душа – не уши.
         В ней то, чем можно лишь дышать, 
         Но невозможно передать
         Пергаменту живую душу:
         Где крови нет - перо не властно,
         Как не пытайся – всё напрасно.

         Уж петухам пора пропеть.
         Ага, ну,  вот и смолкла плеть.
         Его назначенной тропой
         Веду я с детства за собой,
         И никогда его не брошу,
         Как драгоценнейшую ношу.         


         Ну, так и есть, - монах в той келье.
         Ему давно не до веселья:
         Всё тщится вспомнить, повторить   
         Чтоб светом Ад мог озарить.

         Мне надоело ему сниться.
         Пора настала появиться.
         Безумцам счастье не подвластно.
         Когда-то был влюблён он страстно.
         Но вёл себя так безрассудно!
         Конец предугадать не трудно.
         Печально было новоселье:
         Затворником он в этой келье,
         Весёлый, шумный кинув свет,
         Без малого пятнадцать лет.
         А вот бедняжка - в старом склепе,
         Такая жалость! Что нелепей
         На алтаре любви закланной,       
         Во мраке мертвой, бездыханной 
         Могилы мерзкий этикет
         Улечься чтить в цвете лет...

         Земные чувства мне знакомы -
         Все проявленья и симптомы. -
         Своей природе вопреки,
         Пожатье нежное руки,
         Слезинки на щеках, смущенье
         Меня приводят в восхищенье.
         Жестокосердья не терплю -
         Я нежность, чувственность ценю, -
         Незамутнённый бриллиант,
         Души ценнейший адамант.
         Но зависть, злоба, месть, злорадство -
         Определённо, святотатство!

         Ну, что за пагубная страсть –
         Любовь. Проклятая напасть.
         Зачем вам лишний раз страдать,
         Коль всё равно всем умирать!

         Дотоль я скрипки не касался,
         Но скрипачом Тартини звался,
         И перед ним тогда на спор     Что я открою двери Ада      
         Открыв замок на дверях Ада
         Ключом скрипичным, и как вор,
         Овцу я похищал из стада.           Похитил бы овцу из стада
         Хоть тем же силам я служу,
         Занятье – то ещё, скажу.
         Там есть ужасные места,
         Где стынут даже голоса,
         Свет застывает налету, -
         Там даже мне невмоготу!
         Застывших, точно налету,
         Те сонмы сонм теней в Аду
         Сравнил бы с птицами без гнёзд, -
         Их ровно столько, сколько звёзд.
         Им тоже б в вечности лететь, 
         Но никуда уж не поспеть.
         Сказать, что я играл сонату...
         Ну, как назвать - я не знаток,
         Но помню, другу Меценату
         Понравился мой пустячок, 
         Когда мы с ним...         
      
         ......................
         ......................
         Иль тишиною умудрён, -
         Решил покинуть келью он?

         Но в ложной мудрости своей
         Он сделался ещё мрачней.

         И вижу ясно, что гордыня 
         И по сей час царит в нем ныне.
         Себе не смея в том признаться, -
         Собой не прочь полюбоваться, -
         На свой, конечно, пошлый лад, -
         Вдохнуть мечтает славы смрад.
         Отшельником в миру прослыв,
         Жестоким нравом поостыв,
         Он, всё и вся предав хуле,
         В Рим хочет въехать на осле.
         Что ж! Это мы легко расстроим,
         И в лучшем виде всё подстроим.
         Езжай! Скучать тебе не дам,
         Урок хороший преподам!

         Какой-то пасквиль на меня 
         Он сочинил при свете дня.
         И напустив в него туману,
         Решил представить Ватикану.
         И в добрый путь. Что ж, Рим так Рим.
         За ним мы следом поспешим!

         ......................

         В своём намерении благом
         Я не забыл и о другом.
         Мои любимцы, - их лишь двое
         Я не оставлю их в покое.

         В этой истории они
         Как «друг для друга рождены»,
         Один весь чёрен, худ и зол,      
         И нравом дик был, как монгол.
         Но толст другой, безумец рыжий,
         Признаться, мне он даже ближе:
         Святого Витта пляской часто
         Он потешал меня, горласто
         Звериным рёвом иль совой,
         Кричал и бился головой.
         Они и есть вся суть моя, -
         Как узнаю себя в них я!


         ......................

         Я сам был при его рожденьи:
         Та ночь - как светопреставленье.
         Ревела буря, всё сверкало
         И твердь как будто разрывало.
         Комет горящие хвосты,
         Вдруг появившись в полном мраке,
         Чертили огненные знаки,
         И били молнии в кресты,
         Круша их оземь с высоты.

         Мне было ждать невмоготу,
         Когда мерзавка соизволит
         Освободить нас из неволи,
         И пятимесячным, младенца,
         Раздвинувши свои коленца,
         Произведёт без опазданья      
         В проклятую юдоль страданья.

         Под гром, как сотня колесниц,
         Он мёртвый выплыл из водиц,
         Весь синий, мерзкий, безобразный,
         И пролежав в корзине грязной, -
         Труп без души, бежавшей прочь, -
         Он с крысой, здохнувшей в ту ночь,
         Ждал выброшенным быть в канал,
         Но вдруг ожил и заорал...

         Так, ласку смерти ощутив,
         Дыханием моим он жив:
         Не божье в нём - моё дыханье,
         Во всём моё он достоянье!
         
         В него вдохнул своих страстей, -
         Он даже внешностью своей
         Соседям, матери, родне
         Напоминал всем обо мне.

         Когда б прожить хотел я смертным,
         Чтобы вкусить от смертных мук,
         Я сторонился бы наук, 
         И опытом своим экспертным
         Я б выбрал лишь один талант:
         Коль не поэт, так музыкант.
         
              (Уходит.)

             СЦЕНА ВТОРАЯ
Келья ТАРТИНИ. Почти темно. Обстановка - кабинет алхимика: на столе череп в золотой оправе, стеклянная сфера, в колбах мутная жидкость, книги, скрипка, распятие. ТАРТИНИ у бюро, с пером в руках. Из темноты появляется ДЬЯВОЛ - он в сутане, лицо скрыто капюшоном. ТАРТИНИ его не замечает. ДЬЯВОЛ - с черепом в руках, затем со стеклянной сферой, книгой и, наконец, распятием.

ДЬЯВОЛ (с черепом в руках).
       Как смертный грех, влечёт вас всех искус -
       Засахаренных тайн пьянящий терпкий вкус!
       Но таинства не совершатся,
       Без дозволенья  высших сил.               
       Не стоит смертным потешаться
       Над всемогуществом светил,
       Как и доискиваться смыла, 
       Всему присваивая числа -
       Ничтожных дат из жизни бренной:
       В закономерностях Вселенной
       Всему свой срок и свой черёд.
       Никто не знает наперёд
       Распоряжений высшей воли
       И чему быть в земной юдоли.

     (Замечает на стене гравюру Дюрера.)

       О! Медицинская листовка? -
       Ничтожного ума уловка.
       Сей непременный атрибут
       Люди учёностью зовут,
       Хотя, как прежде, все упёрто 
       В о всём винят судьбу иль чёрта.
                (Уходит.)
ТАРТИНИ.
      Перо в руке, чернила на бумаге,
      А звуки, - нотки, девственно чисты.
      Те дьяволицы-ноты были наги:
      Небесной, совершенной красоты,
      Плясали предо мной и на бумаге.
         (В восторге.)
      Я вновь их слышу: неземные звуки!
      Любовная истома, страсть и муки -
      Всё в этой пляске диких дьяволиц.
      Вы и теперь как лица без глазниц.
      Вас невозможно слухом уловить...
      Но и до смерти буду я молить:
      Она должна, должна меня простить!
      Явись же мне! Схожу с ума.
      Вновь эта дьявольская тьма...
      Неизлечимо легкомыслен,
      Поделен, взвешен и исчислен, -
      Когда бы только о царях, -
      То сказано о всех глупцах!..

       (Злой смех, и с пафосом.) 

      Как мёртвым возвращать их плоть?..
      Ну да простит меня Господь!
      Опившись соком белладонным,
      Мнил Сатаной быть вознесённым,
      Стать равным Сатане желал,
      И тень любимой вызывал
      С рассудком, страстью помрачённым.
      Обряд Агриппы соблюдая,
      Весь в сере с головы до стоп,
      Я не крестясь ложился в гроб,
      В нём новой жизнью оживая.
      И душу изгоня из плоти, 
      Подобно гончей на охоте, –      
      В гробу, став нежить, тайных троп    
      Искал, - к ней путь, - как в тёмных рунах,  -
      И с Дьяволом, - на адских струнах         
      Летел звездой по Аду в Presto -
      Меж си и до:  искал то место
      В Аду, где ты заточена,
      Моя прелестная жена!..

  (Открывает медальон, висящий на шее. Трогательно.)

      Ночь пала на твои ресницы.
      Неужто же тебе не снится
      Та жизнь, которой не прожили,
      Но жизнью нашей заплатили?..
         (Злой смех, с яростью.)
      Пляшите же! Заклятье в вашем танце.
      Способна пляска мёртвых воскресить.
      Я помню: ямки на щеках, в румянце…
      Та пляска звуков - пляска дьяволиц...
      Мне надо лишь облечь те ноты в плоть,
      И примет призрака за ангела Господь!..

  (Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ. ТАРТИНИ в горячечном бреду.)
      
       Манящий взор и страстный шёпот,
       Агонии предсмертной ропот
       С чернеющих слетает уст.
       Фиал угасшей жизни пуст!
       Пройдя дорогою Орфея,
       И по сей день я, как в бреду,   
       В Аду, как тень, опять иду,         
       И звуки стынут, каменея,
       И день как ночь. Назад не смея         
       Ни шагу сделать, ни взглянуть,
       Вновь повторяю страшный путь!

 (Крестится, ПРИЗРАК исчезает.)

      Дыханье Ада не забыть.
      Он то, в чём нам не обознаться.
      Ему не надо представляться,
      Чтобы нам узнанными быть.
      Цена грехов одна: душа, -
      Душа, разменная монета, -
      Как нота скорбного мотета,
      Ты отлетишь, жизнь заверша...

      (Перед распятием, с вызовом.)

      На что мне ты?! твой сонм святых?!
      Молитв, заветов их пустых? -
      О, близок, близок славный день,
      Я выведу её из гроба!
      Наполню жизнью её тень, 
      Верну дыханье, взору – свет,
      Заставлю сердце снова биться,
      И принесу любви обет,
      Чтоб вновь в объятьях с нею слиться!..

 (В просветлении, словно опомнившись и испугавшись своих слов, смиренно и тихо.)

      Иль страсть мой разум ослепила?
      Да есть ли в «Трелях» эта сила?..

         (Появляется ДЬЯВОЛ.)

ДЬЯВОЛ.
      Эффекты, мода, тонкости отделки –
      Лишь ремесла уловки и проделки...
ТАРТИНИ.
      Кто вы, святой отец?
ДЬЯВОЛ.
                К услугам вашим.
      Я эту ночь беседою вам скрашу.
ТАРТИНИ.
      Как тускло свечи стали вдруг гореть.
ДЬЯВОЛ.
      Меня нельзя при свете рассмотреть.
ТАРТИНИ.
      Молитва да поможет мне прозреть.
ДЬЯВОЛ .
      Небытие – сокровищ зоркий страж,
      А я при нём всего лишь скромный паж.
ТАРТИНИ.    
      Не подобает сану ваш кураж.
ДЬЯВОЛ.
      Не более, чем слава – для монаха.
      Святой не тот, кто свят из страха.
      Все просят у Христа, - но что он может дать?
      И есть ли тут вообще, о чём нам толковать.
      Непритязательная простота,
      О, жалкая распятия премудрость!
      И обещаний подлая абсурдность.
      Тьфу! Лживые порочные уста!
      В Христовых сказках пошлый вкус.
      Что может дать тебе Иисус? -
      Из круга вышел ты земного,
      И от всего, что есть людского
      Ты отрешился - чувств, желаний...
      /Честолюбивых упований.../
ТАРТИНИ.
      Для жизни мертв, - не для страданий!
ДЬЯВОЛ.
      Восстать на бога - кто ещё дерзнул!
      Безумие гордыни, боль утраты...
      При первых звуках дьявольской сонаты,
      В ту ночь душой ты не к кресту прильнул:
      Не я ль тебе объятья распахнул?
ТАРТИНИ.
      Семнадцать лет прошло с последней нашей встречи...
ДЬЯВОЛ.
      Опять ты за своё. К чему все эти речи!...
           (Со скрипкой.)
      У скрипки женский голос и коварство,
      Как сладкий ядовитый поцелуй, -
      Души больной, измученной лекарство,
      Испившей от журчавших райских струй.
      Их ты испил сполна...
      ...................................


ТАРТИНИ.
      Позволено ль спросить…
ДЬЯВОЛ.
                Храню что в закромах?
      Да как сказать. Так, всякий хлам и вздор,
      Для вкуса тонкого бесстыдство и позор.
      Но есть сокровища… А впрочем, тоже прах –
      Огромность замыслов несбыточных размах.
      О, гениальность! Лавры, блеск признанья!
      Держу я гения в колодках прозябанья, -
      Ведь зверя лютого нельзя кормить досыта, -
      Быть истина сия не может позабыта.      
      Ты ждал, - я здесь. Дух рвётся на простор? -
      Велишь ли вновь сыграть сонату соль-минор?
ТАРТИНИ (в ужасе).
      Распятье вспыхнуло! Христос живой!.. Проклятье!
ДЬЯВОЛ (смеётся).
      Ну, вот и кончено - рассыпалось распятие!
      Лишь пепел от него. - Ах, вот и ветром сдуло.
      .............
      .............


      Да, что нам до богов!? - их та же участь ждёт.
      Небытие над ним свои круги сомкнёт
      В свой час и в свой черёд, - оно неумолимо.
      Пока жив человек, небытие незримо,
      Но каждый день и час, и каждое мгновенье
      Лобзая этот мир, не просит позволенья.
      Тысячелетия текут, как прежде протекали,
      Забудут и Христа, как прежних забывали!
    
      Те жернова - всех  разотрут во прах
      Оно как жернова, в прах  разотрёт, поглотит,
      ...................
      ..................
      
ДЬЯВОЛ (смеётся).
Я вас развлечь другим хотел бы, что приятней /попроще      
      ..............
      .............
      Здесь вымыслами скрашен каждый час. 
      К услугам вашим смерть, любовь и вечность.
      И можно черпать каждому из вас             
      Так, будто впереди ждёт бесконечность.
      Мои миссионеры – нищий сброд,
      Оборванны, бесхитростны, как дети,
      И лишь передо мной они в ответе,
      Когда им аплодирует народ.
      Их дерзость честолюбие умножит,
      Безбожие толпы всё подытожит.

ТАРТИНИ.
      Прочь от меня, ночной бродяга!
ДЬЯВОЛ.
      Никто не скажет, что я скряга:
      Бессмертие дарю как безделушку,
      Веков грядущих погремушку.
      Как просто осчастливить бедняка,
      Сон юноши встревожить искушеньем,
      Всего лишь обещав ему века.
      И это, - знаю, - бьёт наверняка:
      Из всех невзгод завидным утешеньем
      Вам вечность служит лучшим поощреньем.
      Молитесь днесь и присно и вовеки -
      Христу ли в Риме, Мухаммеду ль в Мекке, -
      Любым богам, - богоподобный род!
      Грязь оказалась лучшей из пород!

      Вода и кости, сукровица, слизь...
      По доброте моей стремится к звёздам, ввысь.
      Но к Богу вы обрящете дорогу,
      Лишь направляясь к моему порогу.
      Сокрытым пламенем согреты
      Миры бессмертных, их приметы -
      Там, где огонь чернее мглы
      Да склепа мшистые углы.
      Твой страх пред тайной – вот их знамя,
      О, дышит роковое пламя
      В молитвах, в трепетной тиши,
      И у тебя - на дне души!

ТАРТИНИ.
      Но разве музыка - не луч от божества?..
      
ДЬЯВОЛ.
      Иль злого гения улыбка торжества!? -
      Как в исступлении любовном, как в припадке
      Смычок и скрипка, точно в дикой схватке,
      Творят все беззакония любовного потопа               
      Неистовою страстью дикого галопа.
      Посредством звуков, тем, мелодий, фуг
      Проник, Джузеппе, ты в запретный круг.
ДУХИ (из-под земли).
      И Духи Ада вторят многократно:
      Твоя душа в Аду, и нет пути обратно!
ДЬЯВОЛ.
      Что естество! - Презренная природа!
      В таких, как ты, видна моя порода.

      Я дал вам свет, вложил в вас страсть желаний,
      Искусства благородный свет вас озарил,
      Пытливый ум обрёл всю прелесть знаний,
      И Дух победно, гордо к звёздам воспарил.
      Так что же в вас теперь от естества? -
      Рядится прах в одежды божества!      01.10.2023 Пушкинская пл.

  Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ в белых одеждах, с венком на голове. Точно слепая, она что-то ищет, выставив перед собой руки.

ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.
       Любовь и вера разорвали цепи.
       Ждала тебя я даже мёртвой, в склепе.
       Ждала тебя на каменном одре,
       В Аду сгорая на костре,
       В глубоком склепе, в чёрной мгле, -
       Душа - в аду, но тело - на земле!..
       (Ожив без жизни, дочь я родила, -
       Я и тогда тебя, любовь моя, ждала… )
ТАРТИНИ (в сильном потрясении).
      За поцелуй прозрачных уст
      Хрящей моих ужасный хруст
      И все страданья - в утешенье 
      Приму! Молю! - в залог прощенья!?.    
      Любимая!?.
ДЬЯВОЛ.
                Бедняжечка в Аду.
      Я счастия чужого не краду.
      По чину ли мне этим заниматься?
      Мне за иным поручено следить:
      Законы неба смертным чтить.
           (С усмешкой.)
      Он с призраком затеял обниматься!

         Лишь заиграл тебе я «Трели»,
         Химеры Ада онемели:
         Ад беззащитен пребывал.
         От первых дней я не видал,
         Чтоб смертью кто повелевал,
         И мёртвый вновь живым бы стал.
         Ещё душа была в Аду,
         И жизнь ещё к ней не вернулась,
         И смерть за ней ещё тянулась,
         Держа её на поводу.
         Смычок мой дьявольскою прытью
         Служил ей путеводной нитью,
         А звуки взяли на поруки.
         Но тут схватил перо ты в руки -
         В порыве звуки удержать
         И славу вечную стяжать, -
         И до сих пор, - уж сколько лет! -
         Пытаешься, но сходства нет!

(Пламя охватывает рукописи на столе. ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ исчезает в объятиях ТАРТИНИ.)

ТАРТИНИ (в отчаянии).
      О, пустота!..
ДЬЯВОЛ.
               Как воздух, - без телес!
      В Аду у нас немало есть чудес.
      От горя умерла, в несчастьи,
      Без исповеди, без причастья.    
      Таков уж в вашем мире ход событий,
      Неотвратим бывает час открытий, -
      Их ни отсрочить, и от них не скрыться, -
      Пора, монах, с тобой нам объясниться.
      Скажу тебе без всякого кокетства,
      У нас в Аду достойные есть средства.
      При тонкости и знании предмета, -
      Мы всё готовы сделать для клиента.
      Избавить от страдания и боли -
      Для этого не нужно божьей воли.
      Из мира мёртвых в мир живых вернуться? -
      Ты не успеешь даже оглянуться!
      Ведь Рай, как не тверди, что он прекрасный, -
      Живого соблазнить им – труд напрасный.
      Как не искусно слово ли, строка –
      Поди найди такого дурака.
      Готов я оказать тебе услугу, -
      Не из корысти - просто так, как другу.
      Ведь и у нас возможны исключенья.
      К чему тебе Орфея приключенья?
      Тебя навеки клятвою связав,
      Искусства всемогущество призвав,    
      Мы двери Ада без ключей откроем, 
      И души полетят из Ада роем!   10.09.23
      
  (Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ, в руках Демонов.)
      Но ты никчёмный утешитель!
      Чем ты поможешь ей, - слезой?
      Зато каков был совратитель!
      Любила, - не сопротивлялась...
ТАРТИНИ.
      Как грудь моя не разорвалась!
ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.
       Молю! - где холод и покой.
       Верни во мрак, где дно... Скорей!..
ДЬЯВОЛ (на ухо ТАРТИНИ.).
      Там с нею демон Асмодей, -
      Она в его полнейшей власти.
      Знай: и в Аду бушуют страсти.
      В Аду он первый совратитель,
      Сластолюбивый утешитель!         
    (ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ и Демоны исчезают.)      
     Ты полон ужаса, приятель? 
ТАРТИНИ.
     Судьба ль Тартини не проклятье!
ДЬЯВОЛ (со злым смехом).   
     Забава греческих богов!    
     О, несть числа ваших грехов!
     Роптанье, дерзость, святотатство -
     Убийц, воров земное братство.
     Взираете на твердь? - убогое оконце!
     Я вам  дарю миры, которых нет при солнце!
     Весь род людской дрожит от страха
     При грозном окрике "прах праха!"
     Что вам душа? – Тоска, сомненье,
     Двуногих тварей самомненье!
     У "Mezerere" нет подобной власти –
     Вкушать бессмертия злой страсти.
     Лишь властный взмах огромных чёрных крыл,
     И ты вознёс свой дух к таким высотам,
     И далей необъятность тех открыл,
     Где Дьявол поклоняется красотам!

     Когда скольжу во тьме крылами,    
     Людьми воспетый наравне с богами,
     То шелест их, как сладостный покой,
     Так тих и нежен, скорбен, сладкозвучен,
     Что всякий, кто сомненьями измучен, 
     Оставив колебаний тяжких рой,         
     Креста не устрашась, ни мук, ни тленья,          
     Мне душу всю отдаст без промедленья.
     В оковах пульса, и в сетях дыханья
     Влачите вы своё существованье.
     Мертвее призраков, в ком нет
     Свободы огненных  комет.
     Вы – плоть моя, и духа мощь сполна 
     Сродни моей, как от волны волна,
     И красотою, гордостью, обличием,               
     Исполнены возвышенным величием;            
     С кипучей кровью, мощью дум, костями      
     И зноем дышащих высокими страстями,      
     И нежным сердцем, полным грусти томной,
     С душою в беспредельности бездомной,         
     И мёртвой силой, заключенной в камне,  –   
     Ко мне в объятия! Бессмертие в века мне 
     Дано,  – как урагану – ветер, ночи – мрак,      
     Как небо – молниям, а ненависти – враг,       
     Ниспосланное свыше все примите               
     И перед Господом меня отцом зовите!             
ТАРТИНИ.
     Тебя — отцом?!  Прочь, мрак со дна долин!
     Меня ты не смутишь речами,         
     О! Мечется огонь под чёрными крылами!
ДЬЯВОЛ (величественно и грозно).
     Перед тобою я, твой господин!..
      (ТАРТИНИ падает на колени.)
     В неудержимости паденья со скалы
     Всё торжество над подлой бренной плотью. –
     Как! этому ничтожному лохмотью
     Уж дьявольские почести малы!?
     Кому ещё подобное приснится!
     В "Сонате Дьявола" для смертного таится
     Грааль неизъяснимо сладких мук, -
     Тебе, монах, он дан из первых рук!
     Не долее, чем прозвучит аккорд,
     Не долее, чем пауза продлится,
     Душа твоя тем миром насладится,
     Где разум, светел, чист и горд,
     Познаний тайных приобщится!
ТАРТИНИ.
     Что пользы мне все тайны мира знать, -
     Когда я уж забыл, как пахнут розы.
     Став пустотой, боюсь рассвета ждать, -
     Я мёртв! Живой мертвец! Лью эти слёзы
     Обильнее богини Лакримозы!..

ДЬЯВОЛ (убедительно, сдержанно).
     Я холод дна и солнечный венец!
     Я зов в пустыне дум и плач сердец!
     Я ваш предел, ваш сон, безумьем слышен,
     Я - параклит, ниспосланный вам свыше!
     Заклятиям, живущим в звуках лиры,               
     Подвластно всё в дрожащем вашем мире.      
     Дух, тленья избежав, живёт незримо,
     Права свои храня неоспоримо,
     И всё, что радостью живёт, поёт, что дышит,   
     Прекрасно тем уже, что голос мой услышит.
     В моей сонате древнее преданье
     Об ангеле, распятом в назиданье
     На дивных звуках скрипки и органа.
     И вечно кровоточащая рана   
     Вас станет услаждать! Лишь пригубив,
     И безвозвратно душу погубив,
     С окровавленными дрожащими губами
     "Сонаты Дьявола" останетесь рабами!
        (Уходит в темноту.)
ТАРТИНИ.
     О, Master, мой владыка, ты велик,
     Тебя я недостойный ученик!
   (Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.)
     Покойся с миром, бедный дух.
     Ничто земное не достойно
     Тревог твоих. О, спи спокойно,
     И не склони свой вещий слух
     Ни к горестным моим мольбам
     Так и проклятьям небесам!

 ТАРТИНИ бичует себя плетью. Появляются ДЕМОНЫ и ГОМУНКЛ со скрипкой.
   
ДЕМОНЫ (кружа над ТАРТИНИ).
      Лишь вслушайся, и ты ничто!
      Бессмертье здесь, - меж "си" и "до"!
      Один лишь шаг, одна ступень,
      И ты - ничто, ты просто тень!
      Ты жив без жизни, - terra nuova!
      Но вечность уж тебе готова!
      С живою кровью ты - ничто,
      Став мёртвым, - жив меж "си" и "до".
      Умри, не жди  - меж "си" и "до",
      Где Дьявол свил своё гнездо!

            

            СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Собор Святого Петра. Раннее утро. Людно. Перед скульптурой МИКЕЛАНДЖЕЛО "ПЬЕТА" молятся несколько человек, среди них АННИТА и ПАОЛИНА . Неподалёку распластавшись на полу лежит ТАРТИНИ, в веригах. К статуе "Пьета" подходят старая МОНАХИНЯ и СЛЕПАЯ ЯСНОВИДЯЩАЯ, целуют стопу ХРИСТА, стороной обходят ТАРТИНИ..

ЯСНОВИДЯЩАЯ (обходя ТАРТИНИ).
        Из кающихся пилигримов,-
        Земного братства серафимов...
        Его обитель не близка,
        Он явно шёл издалека,
        И жалкий скарб свой нёс в котомке...
     (Начинает трястись, с ужасом сторонясь ТАРТИНИ.)
        Ах, нет! нет-нет! Он не из них: 
        Грехи его не из мирских!
        Всё вижу я, сестра: в нём зло
        Себе приют в душе нашло:
        Ведь он взывает горько к деве,
        Убитой им с дитём во чреве!
МОНАХИНЯ.
        Ты обезумела сестра,
        На цепь тебя сажать пора.      


     Входят двое КАРДИНАЛОВ, в толпе ищут глазами ТАРТИНИ.
ПЕРВЫЙ.
       Уж третий день, как Рим объят тревогой.
ВТОРОЙ.
       И мне всё кажется, что я как-будто сплю,
       Действительность со сном не разделю.
ПЕРВЫЙ.
       В Ад мир катИтся верною дорогой.
      
 Наблюдают за ТАРТИНИ, крестятся, и пошептавшись поспешно уходят. В этот момент появляются ПАОЛИНА и АННИТА. ТАРТИНИ поражён сходством АННИТЫ с ЕЛИЗАВЕТОЙ, и прячется за статую. АННИТА молится, слёзы текут по её щекам, она в шаге от изумлённого ТАРТИНИ, затем отходит, и её место занимает ПАОЛИНА.
 
ПАОЛИНА (стоя на коленях перед статуей, не замечает спрятавшегося ТАРТИНИ, и молится, сжав в руке распятие, не подозревая, что её молитва может быть подслушана).
       Да есть ли кто её несчастней?
       О, Господи, будь добр к ней,
       Скажи, что мне тебе отдать?
       Возьми и жизнь, - но лишь бы знать,   
       Что не придётся ей страдать...
       Не расплатилась я за прошлый раз,
       Когда в том склепе в страшный час,
       Не в силах дрожь унять в коленях,
       Я с факелом стояла на ступенях,
       К тебе не смея, грешная, взывать:
       Ведь мёртвую пришли мы обобрать!
       Но не ушла - вернулась я с порога,
       Как будто бы услышав имя бога…
       Прекрасная, истерзана страданьем,
       Под золотым парчовым одеяньем, -
       Мне даже страшно это вспоминать, -
       Как злобный демон иль могильный дух, -
       Крик, плач ребёнка поразил наш слух.
       Тут кинулись всей шайкой мы назад,
       Увидев её страшный мёртвый взгляд!..
        .......................
        .......................
   АННИТА прерывает молитву ПАОЛИНЫ, ей явно не по себе, она встревожена. ТАРТИНИ старается не потерять их в толпе, следует за ними.

     Входят МОНАХИ, подходят к Пьета.
ПЕРВЫЙ.
       Как улей Рим вчера вскипел,
       Земля вздрогнула на кладбищах, -
       Как будто трубный глас пропел...
Сколь мёртвых ожило вдруг тел!.. И множество смердящих
       И черни это дало пищу

ВТОРОЙ.


      
АННИТА.
       Надежды лучик не угас.
       Синьор меня от смерти спас,
       Отправив свою душу в Ад…
ПАОЛИНА.
       Пусть ангелы его хранят!
       Джованни, - чёртов свинопас, -
       Уж он доставит без заминок
       Синьора к нам на Бычий рынок.
           (В полголоса.)
       О милости просить мы вправе:
       Ты видела, в какой он славе.
       Уж если, чтоб спасти тебя,
       Он душу погубил, любя
       Тебя, как свою дочь,
       То непременно в эту ночь      
       Он явится, чтоб нам помочь.

АННИТА.
 
ТАРТИНИ.
       Не может быть! Но этот голосок -      
       Как колоску подобен колосок!
       ...........................
        ...........................

       
ПАОЛИНА (замечает устремлённый на АННИТУ взгляд ТАРТИНИ, крестится и заслоняя собой АННИТУ, снимает с себя крест.)
        Крест матери, - возьми. Она с ним в гроб легла.
        Семнадцать лет его я берегла.
        Ты помнишь, как с тобой мы голодали,
        Как мокли под дождём, зимою мёрзли в стужу,
        Но крест на золото не променяли.
        Вручить тебя надеялась я мужу.
АННИТА.
        Мне слёз монахиней не лить.
        В холодном склепе лучше гнить.       
ТАРТИНИ.
        Не сплю ли я? Что за виденье?
        Взять за руку - вот искушенье
        Сойти счастливым с нею в Ад. -
        Желанней всех земных наград!

   (АННИТА и ПАОЛИНА отходят, но не спешат уйти из собора Петра, ТАРТИНИ издали наблюдает за ними.)

АННИТА.
        Я не хотела б быть святой. -
        Святость - награда за страданье.
        Но счастье - вот мое желанье:
        От женской доли непростой
        От радостей земных и горя
        Вкусить, с судьбой ни в чём не споря.       
        Я не хотела б быть святой.
        Господь не взыщет за гордыню:
        В снах берегу мечту, - святыню.
        Зачем здесь так      
ПАОЛИНА.               
        Мечту свою прибереги,
        Не забывай: кругом враги.       
        За красоту, за эту стать,
        Ты можешь на костре пылать.
        А доля... Уж как бог рассудит.
        Чему быть суждено, то будет.
АННИТА.
        Собор мне этот нехорош,
 
      
        И то сказать, в нашем приюте
        Я детство провела в уюте,
        В церкви святой Екатерины
        .......................
        .......................
        Гуляли во дворе павлины,
       
      
ПАОЛИНА.    
        И вечно в голоде, в нужде,
        С судьбой как будто во вражде.
        И засыпали лишь в надежде...
        Что вспоминать, как жили прежде!
Ты осмотрись: собор огромен.
Пройдёмся....

Услышав голос АННИТЫ, ТАРТИНИ в большом волнении наблюдет за ними, и, думая, что видит ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ, лежит, распростертым перед скульптуры "Пьета"

АННИТА.
        Венеция... Каналы и мосты.
        Пылали кое-где зимой костры.         
        Надев паучью на себя личину,
        Луна плела на небе паутину.      
        Зелёный сумрак разливала ночь
        И все заботы отгоняя прочь.
        Зимой Венеция – поющий склеп.
        Театры, карнавалы, всюду маски,
        А мне, ребёнку, снился только хлеб,
        И я бродила в злой, холодной сказке.
        Мы были нищие, кормились подаяньем,
        И корка хлеба уж была благодеяньем.
        Но вот в ту ночь... В безмолвии, в тиши,
        Вповалку - нищие калеки, малыши
        На паперти Святого Марка спали,
        И сыты были только вши -
        Мы хлеба досыта не знали.
        Во сне ль был тот шатёр? – Он проплывал -
        То дивное, волшебное мгновенье!
        И кто-то под пологом напевал
        Мелодию, - как будто ангел звал,
        Всё погружая в сон оцепенения.
        То пела скрипка...   
        Я встала и по площади пошла. 
        Всё будто в волшебстве застыло.
        А над лагуной уж луна взошла...
        Виденье то мне душу озарило,
        Казалось мне, над миром я парила.
        А мир сверкал весь в лунном серебре -
        Дворцы, каналы, башни и соборы,
        И ветер, с морем прекратив раздоры, -
        Как то бывает в тихом ноябре, -
        Был полон музыки. Морозно, тихо-странно,
        Самой себе казалась я незвано
        Явившейся на бал средь фей и духов,
        Принявших образ чудных звуков...
        На облачке из серебра
        Спускались прям с небес амуры,
        Бессильны были бы авгуры
        Сказать, чем кончится игра.
        Они спускались прям с небес -
        Малютки, крохотные ножки,
        А скрипка пела, страх исчез, -
        Меня кружили в вихре эти крошки
        И в маленькие хлопали ладошки.
        Таких ещё не видел мир чудес.
        А я не видела, как пролетали годы,
        Но знала с этих пор: я ангельской породы.
ПАОЛИНА.
        И приподняв сутаны чёрной полы   
        Вдруг появился он - из той гондолы.
        Той ночью встретили мы нашего синьора. 
        Сама судьба к нему нас привела.
        Холодная была зима. Венеция лежала вся бела.
        Синьор стал нам кормилец и опора:
        Так оказалась я - при кухне, ты - в приюте,
        Счастливых десять лет мы прожили в уюте.   
АННИТА.
        Увидев меня вдруг, он, помню я, смутился.
        "О, кто ты?" - прошептал, и вдруг перекрестился.
        И долго на меня смотрел, - тот взор меня манил,   
        А облик весь его настолько был мне мил, -
        Хотелось мне обнять, - но я креста боялась,
        И стоя перед ним, на месте оставалась.
       "О, Провидение! Ты здесь!?." - закрыл глаза,
        И я увидела, как тяжкая слеза,
        Скатившись по щеке, к моим ногам упала,
        И, кажется, в тот миг всю жизнь свою уж знала.
ПАОЛИНА.
        Эх-ма. Мелькнула жизнь... Не странно ль? Так бывает -
        Вдруг вспыхнет звёздочкой, и тут же исчезает.
       
        Мы столько лет скитались по дорогам,
        Да кланялись чужим порогам.
        Я у нужды была рабой,
        А жизнь сравнила б с засухой. -
        Но с ним пожили мы с тобой,
        Как у Христа за пазухой.
АННИТА.
        Я упаду к его ногам:
        "Простите грех непослушанья.
        Но в монастырском прозябанье
        Я пела громко по ночам
        Из вашей оперы "Самсон",
        Чем нарушала общий сон.
        Меня за это мать Тереза
        Грозилась заковать в железо.
        И я сочла тогда за благо
        Скорее дать оттуда тягу..."

        На всякий грех мой вы взирали,
        Свои молитвы бормоча,
        Как бык при виде кумача.
        И как над мёртвою вздыхали,
        Когда однажды я сказала,
        Что я б на сцене петь мечтала.       

        Когда безрадостна для всех,
        То вера в бога - злейший грех,
        Взгляни, сестра: мы в доме бога,
        Но есть ли радость здесь?
ПАОЛИНА.
                Не много.


       
      АННИТА И ПАОЛИНА направляются к выходу. ТАРТИНИ намеревается идти следом, но перед ним появляется папская стража, преграждая дорогу. К ТАРТИНИ подходит КАРДИНАЛ.

КАРДИНАЛ .
       Издревле праведникам - рай.
       Свой путь с стезёю их сверяй.
       Страстей змею  в себе топчи,
       И крест при всяком вздохе чти.      
       Во мрак ввели твой разум книги.
       Ты к папе зван. Сними вериги.
       Ты должен перед папою явиться
       И в связях с Сатаною повиниться.
         
Прежде, чем уйти, ТАРТИНИ подзывает НИЩЕГО. 
ТАРТИНИ (НИЩЕМУ, тихо, указывая на АННИТУ и ПАОЛИНУ, направляющихся к выходу.).
       Иди за ними, следом в след,
       Узнай о них как можно больше,
       И рядом будь как можно дольше, -
       И как зовут, и сколько лет,
       Откуда в Рим они явились,
       И где теперь остановились.
       Подслушай весь их разговор.
           (Даёт деньги.)
НИЩИЙ.
       Спасибо. Кланяюсь вам низко.
       Я вас не подведу, сеньор.
       Но где вас ждать?
ТАРТИНИ.
                У обелиска.
      
    НИЩИЙ поспешно уходит. СТРАЖНИКИ уводят ТАРТИНИ, уходя, он неожиданно замечает ДЬЯВОЛА, появившегося из-за скульптуры "ПЬЕТА" в образе монаха.
На пороге собора появляется ДЖОВАННИ.
ПОАЛИНА.
       Мы не могли тебя дождаться!
ДЖОВАННИ.
       Помог синьору одеваться.
       Всю ночь он в здешнем казино, -
       Известно, - карты и вино,
       И кажется, весь проигрался,
       Дела, как видно, были плохи:
       Теперь молитве, на горохе. 
       Меня едва он не пришиб,      
       Так кается, что аж охрип.
       /И слушать не было мне сил,
       Чего ж у господа просил, - 
       Не милостей и не прощенья,
искушенья  /


ПАОЛИНА.
       На Бычьем рынке есть таверна, -
       К нам путь от Корсо - час, наверное...
ДЖОВАННИ.
       Но видеться вам с ним опасно:
       За ним надзор ведут негласно:
       Вы знаете, в каких грехах
       Нас Инквизиция святая
       По-прежнему подозревая, -
       Но правда есть на небесах! -
       Хоть в чём-то хочет уличить,
На цепь в подвал нас заключить.
ПАОЛИНА.
       Нам надо с ним поговорить,
       Совет, защиты попросить.
       Джованни, ты пойми: нас ищут,
       И за побег так строго взыщут,
       Что даже думать страшно мне,
       Клеймо и пытка на огне...
       Я это в юности сама...
ДЖОВАННИ (АННИТЕ).
       Аннита, ты похорошела.
       Я помню, как ты чудно пела.
Святой отец не знал покоя,



 

              Уходят.

     Собор пустеет. ДЬЯВОЛ, в мантии кардинала, пред ХРИСТОМ.
 
ДЬЯВОЛ.
      Имел я честь тебя узнать -
      В ту ночь в пустыне повстречать
      Мне довелось в минуту злую
      И предложить тебе иную         
      Судьбу, - избрал ты, что избрал.
      Но я тебя предупреждал.
(Отходит в сторону, смотрит всле ТАРТИНИ.)
      Что ж, я люблю повеселиться.
      Века текут, - мне будто снится
      Один и тот же сон всю ночь,
      И до того, что уж невмочь
      Терпеть тоску мне бытия,
      Мерзка людская толчея.
      Невольно ищешь кабачок,
      Где провести бы вечерок,

      Где уж я только не бывал,
      Чего уж только не видал!
.....................
      Восстания, призыв к свободе, -
      Чудачества в подобном роде
      Меня давно не развлекают,
      И даже очень раздражают.

.....................
.....................
      К тиранам ненависть кипела,
      Готовность жизнь отдать за дело,
      За справедливую борьбу...
......................
      И эту шумную стрельбу...

.....................
      И закалелённые под пыткой
      Слагали голову с улыбкой.

      Но вера, - что, как не дурман? Это же обман!
      Твой крест им в сахаре каштан. 
      Там, на  Голгофе, на кресте,
      На фресках, в камне, на холсте -
      Ты всем нам мёртвый люб, - распятый. Всего милей ты им распятый
      Чуть меньше нравишься нам снятый…
      Им хочется, чтоб их «спасали».
      Чтоб мерзость с душ паскудных сняли,
      Чтоб чистой в скотское своё
      Вновь душу одевать бельё!

      Нет ни спасенья им, ни рая –
      Нет ничего – всё лишь туман,
      И воскресение – обман.



Как нравишься ты им распятый!
Ты нравишься им всем распятый,



Всего же больше
Но меньше – ты тогда с Марией,

Когда
Стал, сдохнув, по земле бродить


Любовные, однако, пытки,
И сожаленья прошлых лет -
Невосполнимые убытки... Сердечных чувств


                СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ.
                ...людская кровь мутится и чернеет...
    Покои папы ИННОКЕНТИЯ ХIIl.

ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Пророчество о музыке сбылось:
        Она, как спрут, опутав душу, ум
        Незримою присосками впилось,
        По городам и весям растеклось

        Чего ты ищешь, раб страстей, у света?


        Призывам Ада Демоны верны.
        Импровизации - в них голос Сатаны.
        Видения его, какими дух терзает,
        И тело по камням и по земле бросает



        О, мне ль не знать, что в музыке таится!
        Приметы грозных тайн не очевидны.
        Но побледнеет тот, кто  в них вглядится:

        Но внутренности жжёт и разлагает,
        И душу человека выжигает.

        (Непосвящённый может удивиться)

        Не превозмочь нам Адских сил,
        Гроба исторгших из могил.
        Раскрыв свои трухлявы зевы,
        Вернула смерть свои посевы -
        Без жизни живы, нет глазниц,
        И голый череп вместо лиц!..

ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Я памятью далёко уношусь.
        Уж 30 лет, как я Вивальди знаю.
        И новой встречи с ним в душе страшусь,
        Когда ту ночь в капелле вспоминаю
       
        Змеиным языком во мне дрожало 
        Желание тиарой обладать,
        И жарко о предательстве шептало.
        Ах, я не смог с собой я совладать...
        Импровизация его во мне звучала
        Все тридцать лет, - неужто всё сначала?!      
        О, как она меня ошеломила!         
        Как если б, перед Богом облечен,
        Я с Сатаной был ею обручён.
        Желание одно с тех пор томило
        Оно мелькнуло точно жало
        Змеи с раздвоенным концом…
        Я был тогда совсем юнцом!
        Отдавшись Дьяволу, наполнил сердце ядом,
        Казалось мне, тиара близко, рядом,
        И чтобы взять ее, достаточно желанья.
        В душе взметнулось вдруг такое ликованье,
        Такой восторг и ощущенье власти,
        Какую я теперь имею лишь отчасти.
        Тиара!.. Блеск сошёл с неё!
        О, как я стал желать её!

ДЬЯВОЛ (в мантии кардинала).
        Вивальди раз упал при мне.
        Рычал и скрежетал зубами!
        А извивался - угорь на огне:
        В Аду так черти тешатся рабами,
        Жаря им пятки над кострами.
        С глазами дикими, как лев,   
        Вдруг замирал, оледенев;
        Лицо искажено, всё в пене -
        Узнать нельзя в той жуткой перемене.
        Огромный, красный, точно дуясь,
        Он бился головой — живого места нет!
        Всё тело - в судоргах! Беснуясь,
        И злобной власти повинуясь,
        Из плоти рвался выйти вон скелет.
        Я видел демонов - они над ним плясали! -
        А он рычал и бился о паркет,
        Как если бы его на части разрывали.
        Став на колени, им я поклонился,
        Весь, без остатка, покорился.


        Так я погиб. - Душа дрожала,
        Все жилы налились свинцом.
        Небесным проклятый отцом,
        Иуда, в ризы облачённый,
        Я, Богом лишь изобличённый,
        Да скрипкой, - "Трелями"... Едва ли
        Свидетелей таких видали
        Пророки эти и сивиллы.
        Но скрыть мне не достанет силы, -
        Как и влачить до гроба кару, -
        Добычу: святость и тиару.
        Мне ль сожалеть об этом дне?
        Те звуки не горят в огне,
        В воде не тонут и не застывают,
        Но Дьявола пред Богом прославляют!

        Дай посох мне, и свеч вели возжечь.
        Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
        Я первый Господа б молил о снисхожденьи,
        О низменном забыть происхожденьи!

        Смешон мне Страшный суд. Презренное прощенье!
        Я полон к жизни злобой отвращенья.
        Тиара и престол - вот мой кровавый путь.
        Измучен жизнью я. Ночами
        Мне - ни молиться, ни уснуть,
        Здесь, по собору я брожу с свечами. 
        Страшней, чем в будущее - в прошлое взглянуть:
        Убийства, яд… Стекала кровь ручьями... 
        Но время вспять не повернуть...
ДЬЯВОЛ.
        И Дьяволу дары, увы,  нельзя вернуть!

        Театры в Риме были срыты,
        Людей сжигали на кострах, -
        Все развлечения забыты;
        В сердцах у нас царил лишь страх.

        Жить в радости считалось святотатством,
        Когда не с дьяволом вы сочетались братством.

        О Дьяволе мечтали и молились
        Неистово, мешая кровь с вином, 
        А в клубах дыма демоны роились,
        И жизнь казалась нам лишь дном
        В безумии Данта созданного Ада,
        Где только в смерти и была награда.

        Зачем же было так молиться,
        Чтоб демоны могли роиться?
       
        Вы шутите? - Скажите откровенно.
 
        Я говорю о том, что есть нетленно -
        Есть звёзды, божий гнев и смерть, судьба, и вечность,
        Как в женской ручке – лёгкость, нежность, млечность.
 
        Земные радости средь тишины небес!..  //грозных сил небес...
        Не слышим скрипа пыточных колес...
        Под чёрные молитвы и поклоны
        Мы к алтарю, как тени, в две колонны
        Неспешным шагом тихо приближались,
        От ужаса сердца сжимались:
        У алтаря готов был Аду - дар.
        Темно, лиц не видать, в руках по свечке,
        Над печенью младенца пар
        Свивался в детские сердечки. -
        Вот сыплют в чашу белый прах костей
        Умерших без крещения детей...

        В присутствии прелатов к нам был папой послан секретарь:
        Наложницу свою, в тот день родившую ему ребенка,
        Нам папа приказал по грудь зарыть в песок и двух гадюк
        К ней подпустить. О, прям в сосцы они впились несчастной жертве!
        Кровь с ядом пополам из этих ран сейчас же извлекли
        Чтобы младенца ею окрестить и вызвать Асмадея!..
 
        А скрипка!.. О, Вивальди!.. Боже правый!             
        Казалось, даже воздух стал кровавый!

        В безумье многие кричали,
        И бились и чревовещали.
        Ужасны были голоса;
        Вставали дыбом волоса,
        Друг друга мы не узнавали:
        Там все собою быть переставали.

        О, дьявольские радости вертепа!
        В страданьях страстной гибнущей души
        Услышать так же тишину нелепо,
        Как смех в степной заснеженной тиши
        Или любовный шёпот в лентах крепа
        На мрачных стенах родового склепа...

        Мы Сатане платили щедро дани
        На шабашах у Пьетро Оттобани.
        И чёрной мессы дым вкушая,
        Яд с кровью, с музыкой мешая,
        Безумье множа в общем хоре,
        Подобны были бесов своре.
 
        Беременных в таком числе
        Как здесь, под стенами Петра,
        Нигде уж после я не видел:
        Рожали с ночи до утра.
        И это было не случайно:
        Поднялся спрос необычайно
        На некрещеного дитя.
        И я скажу вам не шутя,
        Продав детей, они крестились,
        И богу истово молились,
        Бренча деньгами здесь, на бюсте,
        О, чтоб им, тварям, было пусто!
 
        Теперь вы знаете, какие дани
        Вкушали демоны у Оттобани.



         
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ
        Владыка! Рим в ожидании несбыточного чуда!
        Не божьей волею...
ПАПА.
                Не божьей? Но - откуда?..
КАРДИНАЛ.       
        Чернь взбудоражил слух,
        Что ныне невозможное свершилось,
        И тайна вечной жизни нам открылась, - 
        Но то не божий дух!
 
Речь не о том, владыка, - чернь
и двери ада будут открываться
            Ни некроманты, колдовство -
            Дух обращают в естество, -
        Нам, смертным, Сатаной дарована соната
        Скрипичная, - чтоб смерть заворожить
        И двери Ада мёртвым отворить!
ВТОРОЙ.
        От новости такой весь Рим, как в лихорадке:
        Мир ожидают новые порядки.
       
        Событие вселенского значенья:
        Отныне христианское ученье
        Повержено, и Дьявол торжествует,
        Хозяин Ада над крестом ликует!
Ад, выйдя из границ,

КАРДИНАЛ.
        Безумцев толпы к кладбищам спешат,
        Недавние могилы потрошат
ПАПА.
        Но это вздор! Как можно верить!
КАРДИНАЛ.
        Безумье черни не измерить.
...........

ПАПА.
        Монах, как тень в углу - кто он?
КАРДИНАЛ.
        Отец Тартини, наш Лаокоон:
        Он в музыке кресту угрозу зрит,
        И по миру проклятьями сорит.

      Дав на крови святой обет,
      Ходил в веригах много лет,
      Обета страшные мученья
      Он нёс в подземном заточении.
      Свет истины над ним пролился
      И неких тайн испив, явился
      Он в Рим с трактатом и сонатой,
      С амвонов названной "проклятой".
ПАПА.
      Вновь "Трели Дьявола"!.. На что же,
      Хотел бы знать, это похоже.
      Вели внести побольше свеч,
      Чтоб Дьяволу ни сесть, ни лечь,
Подайте скрипку ему в руки,
Хочу услышать, что за звуки
Колеблют наше мирозданье,

ТАРТИНИ.
Над музыкой необходим надзор
КАРДИНАЛ.
Что говорит он? Что это за вздор, -
Чем музыка тебе не угодила?
Кого к безбожью скрипка приводила?
Иль есть тому примеры? Говори



КАРДИНАЛЫ.
        "Тихи, бледны, они - как люди." -
        "Но не вздымаются их груди:
        Они все мёртвые!"
                "Да, милое соседство.
        Их мысли, ужас, боль - проклятое наследство!"
        "Соната нам покоя ....не даёт....
        Он ею отворяет душам двери..."

        "У черни много грубых суеверий."
        Но Дьяволом назначена уж плата:
        Звучала б в церкви "Дьявола соната"!
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        И верит чернь, что тайна им открыта?

        Чернь верит, - тайна ей открыта,
        Уж рада лобызать копыта!
ПЕРВЫЙ.
        О, рады лобызать за жизнь копыта.
        "Свершились-де извечные мечтанья:
        Рай на земле! - Жить будем без страданья!"
       
        Они готовы Дьяволу служить
        Душой и телом, чтобы вечно жить, -
        Жить не в раю Христа, но здесь, где греха смрад,
        И Дьяволу служить отныне каждый рад.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        "Свершились вековечные мечтанья?.."

        "И мёртвых ждут их близких лобызанья:
        Покончено со смерть! Смерти нет!"      

      
ПЕРВЫЙ.
        Чтоб за бессмертье воздать,
        Поносят, шлюхой божью мать!
        Живи, целуй лишь чёрту зад, -
        Дороже жизни нет наград!
        Перед Святым Петром народ:
        "В Аду толпятся души у ворот!"
ВТОРОЙ.
        Мир подошёл к своей черте:
        Ждут Сатану в Святом Петере!
       
        Кому же нам служить и поклоняться? 
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.      
        Важней заставьте чернь повиноваться!    
       

        Ни некроманты, колдуны, -
        Но голос ласковой струны
        Так, в божьи милости не веря,
        Мы торжествующего зверя
        Узрим здесь с скрипкою в руках,
        Забыв про крест и божий страх!
            
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Оплёвывают крест!?
ВТОРОЙ.
                Христа!
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
                И божью мать!?
        В Христа плюют и проклинают,
        Кресты выносят из церквей,
        Костры пылают из мощей,
        И всюду к дьяволу взывают!

        Умы как будто в лихорадке.
        Мир ожидают новые порядки!

        (Рай на земле, - не будет и страданий,
        ...............   


        Так, невозможное свершилось,
        И тайна тайн  нам вдруг открылась!
      
        Заклятьем смерть заворожить,
        Из Ада мёртвым дверь открыть?

        Среди могил, развалин Рима         
        Со скрипкою, (Дьявола) в одеждах пилигрима,
        Сам Дьявол бродит по ночам, -
    
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.      
        Сражённые такой напастью,
        Послы уж покидают Рим,
       
        Здесь, Риме, как в Аду горим,

Возможно ль Риму быть под дьявольскою властью!?       
Под дьявольскою властью,
        И мёртвые встают в гробах,
        И сами из могил выходят -

        Не господа, но Дьявола в рабах
        По улицам и площадям ... бродят,

        ...Когда там, стоя на краю,
        Взирал он на пустыню мира,
        Ему уж виделась порфира -
        Здесь, на земле, а не в раю!
        Я, искушаем Сатаной,
        Стоял на крыше, под луной!

        Вивальди славен, как никто, -
        В притонах, под мостом, в таверне ,
        И популярней нет у черни.

КАРДИНАЛ.
        Над ним  довлеет тяжкий рок.
        Повеса,  дуэлянт, игрок, 
        Алхимик мрачный и поэт,
        Чего в душе скитальца нет!
        Чтоб не забыть любовных строк,
        Когда чернил найти не смог,
        Он кровью записал сонет, -
        Такая страсть в семнадцать лет!
        Да, в юности он был красив,
        Отважен, набожен, спесив,
        С душою, от природы нежной,
        Честолюбив, но дух мятежный
        И жажду славы и похвал
        В себе молитвой он смирял.

        Монах Тартини и теперь таков.
        Увы, не скинуть лишь оков,
        Которые на душу налагает,
        (Хоть это многих и пугает),
        Хозяин наш, в обмен своих услуг, -
        На честолюбцев, его верных слуг.

        Не упросив святые небеса,
        Дорогу к демонам мы часто ищем, -
        Когда б душою были чище! -
        Но в рубище, подобно нищим,
        Ничтожнейшей из тварей всех,
        Мы слуги дьявольских утех.
     .................. 
        Хоть славой он дорожит,
        Сонатой стал он знаменит,
        Закляв в ней Ада мрак:
        В тех звуках та же сила, 
        Которой света враг
        И чёрная могила               
        Небытием зовут.
        Соната та - заклятье.
        Не ветры в ней ревут –
        То глас глубин: проклятье
        Мелодией ласкает слух -
        Оно легко, кружит, как пух,
        Взывая из глубин!
        Парит в Аду тот дух
        Средь мутных вод один -
        "Сонаты Дьявола" творец и господин.

        Тартини!.. Он не композитор,
        Он в музыке наш инквизитор:
И, как судья, на мир взирает строго,
Но степенью познанья жизни, Бога
        Всех в "Трелях" поражает глубиной,

        Прощением, смиреньем, пониманием.
        Дух "Трелей" - он и вам станет родной,
        Вы не пропустите из ноток ни одной:
        Пока звучат они, - жизнь полна трепетания,
        Лишь смолкнет – пустота и горечь расставания.
ГОЛОСА:
Заклятий Дьявольских полна,
К кресту, к кресту пригвождена!

В сообщничестве с Дьяволом она
Написана Тартини-гордецом!..
Свинцом залить ей эфу, да, свинцом!
Она должна быть казнена!

        День Гнева близок! Пусть будет, что будет!
        Грядёт в мир Судия, который всех рассудит


ИННОКЕНТИЙ ХIIl.

              (Вводят ТАРТИНИ).
                Тот монах, - кто он?
КАРДИНАЛ.
        Монах Тартини, наш Лаокоон:
КАРДИНАЛ.
        Он в музыке кресту угрозу зрит,
        И по миру проклятьями сорит.
КАРДИНАЛ.
        Дав на крови святой обет,
        Ходил в веригах много лет,
        Обета страшные мученья
        Он нёс в подземном заточении.
        Свет истины над ним пролился
        И неких тайн испив, явился
        Он в Рим с трактатом и сонатой,
        С амвонов названной Проклятой!
КАРДИНАЛ.    
        И просит снять с него монашеский обет.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        И каковы причины? Твёрдость в нашей вере
        Поколебалась с нём?
ТАРТИНИ.
                Владыка, ни в кой мере.
        Опутывает крест разврат веселья. Свет


        Здесь, в церквях льстят ушам, не услаждая дух,
        Распутные мелодии щекочут слух,
        И заклинателям языческим подстать,
        Саула злобный дух приятней вызывать,
       

        Священники поют пастушеские песни,
        Распутство с Дьяволом находят интересней...
        Не слышно в церкви божеских речений,
        Ни пасторских воскресных поучений,
        Там, наподобие певцов,
        Кастратов, оперных жрецов,
        Всецело Дьяволу служа,
        Не восхваляют уж Творца.
              (КАРДИНАЛАМ.)
        Довольно лбы крестить! Нет милости на вас!
        Кресту и Дьяволу не служат в тот же час!
..............
ТАРТИНИ.
        Врагам внушал я страх, друзьями нелюбим,
        В своей заносчивости был неколебим.
        Гордыня, как змея, мне душу изъязвляла,
        И ненависти яд к кресту в меня вливала.
        Лишь только вижу где распятия, -          Где б ни увидел я
        Всё на куски их разбивал.
        Когда ж кресты я замечал,
        Не мог сдержать в себе  проклятья, -
        На колокольне ль, на стене,
        Весь ненавистью наливался,
        И чувствовал, как он во мне
        Змеёю, - демон, - извивался.
..........
     ...Намерения сердца благородны,
        Но Дьявол, уж тогда владевший мной,
      - Лишь мыслями моими, не душой, -
        Безумьем омрачал мой мозг порой,
        И делал я, что Дьяволу угодно.
        В безумие бросал меня порой 

...............................       

     Как учит  Августин Блаженный,
     Из доброго творится много бед.
     Проведший в заточенье много лет,
     Как жил ты, точно прокажённый,
     И чудом ныне исцеленный,
     Что ж, поспешествуй к прославленью веры,
     Будь предан Господу без меры,
     И отрешаясь от желанья зла,
     Испепели в себе его дотла.



        Не музыка ли матерь наслажденья?
        Ведь нота длится лишь мгновенье,

КАРДИНАЛ.
        Боюсь упрёки ваши правдою навлечь:
        Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
        Христос Творца  б молил о снисхождении,
        О низменном забыть происхождении.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Где ты, монах?
ТАРТИНИ.
                Я здесь, у ваших ног.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Найди, чтоб описать сонату, верный слог.
ТАРТИНИ.
         Сказать в словах? Когда б я только мог…
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Скажи по совести, - ты - автор, - без гордыни.
        А мы решим, что слушать станем ныне.
ТАРТИНИ.
        К ней льнёшь душой и слёзы умиленья
        Текут из глаз, не зная позволенья.         
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Она прекрасна?
ТАРТИНИ.
                Как лазурь и беспредельна! – 
        Лишь тишина, предвестник бурь, так неподдельна.
        Хранит она последний стон, и плач в пустыне,
        И злобных ртов со всех сторон «Распни!» – доныне.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Но голос Дьявола?..
ТАРТИНИ.
                В ней он не здешней властью,
        Услышит только тот его, кто мучим страстью.

        В ней мирра взора со креста, и – всепрощенье
        В движении предсмертном вверх перста – нам в очищенье.

        Любимым быть, владеть иль мстить, ил
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.
        Она мой сон, виденье гробовое,

        Все 30 лет во мне она звучала…
        Соната Дьявола!.. Иль всё опять сначала?..

                Вслух.
        "Евангелие Дьявола"! - слыхали?!
КАРДИНАЛ.
        Слыхал вчера.
                Как?!.
                Вы бы знали! – забывали
        Гам, крики, вопли не стихали!
        Вивальди сам играл в антракте в казино,
        В бокалах пенилось, кипело (от звуков сих вино)



12.
ИННОКЕНТИЙ ХIIl.

        У гроба перед ней стоял,
        В душе Тартини проклинал.
        И не смахнув слезу с ресниц,
        Я нанял дюжину убийц...
        Шпионы скоро всё узнали:
        После венчания бежали,
        Но не в карете, а верхом,
        На скакуне его лихом.

Месть! Нет страшней огня       
        Три дня за ним велась погоня,
        Какой-то видел .... -
        Он видел на коне их, вместе, -
        Во двор гостиницы в Триесте
        они въезжали
        Всю ночь гнались, но на заре
        Укрылся он в монастыре.

 -



1.
      
        Иль мне настало долг сполна отдать
        За страсть безумную мне - Адом обладать, (чтоб с смертью совладать)

Чтоб мёртвым возвращать их плоть.
О, да простит меня Господь!

        Иль угадал желания мои?
        Импровизации его мне
      
6.
ТАРТИНИ.
       

        Надулся б завистью Корелли,
        Когда б услышал эти Трели.

        Нет, что не говори,
        Я много б дал,

        Я, верой в Господа согрет,
        В уединенье много лет
        Провёл, испепеляя страсти,
        И в размышлениях по части
        Как жизни вечной, так и смерти.
        Во имя бога мне поверьте... (мне поверь ты,)
        Проклятье всем молитвам и распятию
        Все рукописи подлежат изъятию!
КАРДИНАЛ.
        Пред скукой, как пред смертью, все равны.
        Ведь даже ночи в наслажденье нам даны:
        Какое развлеченье – наши сны!
        Хорош скрипач! Играл тебе задаром?
ТАРТИНИ. Ему пошла служила нам
        Моя душа, разменным  став товаром...         
КАРДИНАЛ.
        Твоя душа?..
ТАРТИНИ.
                Пошла ему в уплату:         
        Взять душу предпочёл он злату.
КАРДИНАЛ.
        Ты спас всех нас, как надлежало брату.      Ты поступил, кля
        Но где же рукопись? Отдай нам ноты!         Добыть нам надо ноты,
        Избавь скорее старость от дремоты!          Чтобы избавить…

ТАРТИНИ.
        Любовь и искусства - в них всполох страстей!
        А опера что, как не шабаш чертей?
        В безумном восторге ревут, точно стадо,
        В соборе Петра уж преддверие Ада!

        Григорианские презренны вам хоралы:
        Не будят чувственность, в них нет страстей уродства.
        Вы цените лишь адские провалы, -
        Не это ль признак Дьявола господства?

        О, запах крови! Полон вожделений, 
        Охвачен мир желаньем истреблять!
        И всюду в мире зверства проявленье,
        Уж милосердья мир не хочет знать!
       

7.
        Отныне лучшей из всех сонат...
        Прелестней всех других сонат, -
        Та, что звучит у адских врат.
ТАРТИНИ.
        Дыханье Сатаны хранят все эти звуки!  6
        Безумия соблазнов, яда, мук полны, -
        Им заклеймённым быть проклятьем тишины! –
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
        Отец Тартини, нет ужасней муки   Однако, нет….
        Томиться на земле от скуки.   
ТАРТИНИ.    Это Оч важно. Найти !: 04.08.2021:
        Я проклинаю стены, души, руки,         скрипку, струны, руки
        Которых "Трели Дьявола" коснутся! Заклятья Дьявола которые коснутся,
        И лучше б всем вам не проснуться  -
        Кто мнит здесь наслажденью предаваться,
        И с Дьяволом сойдясь, совокупляться!

        О, истина! - В ней разум, мудрость.
        Основа человечности и блага,
        Божественности мира сущность.
        У бога нет вернее стяга!

8.
КАРДИНАЛ.
       Дух Микеланджело б смутился,
       И верно б в камень обратился,
       Внимая скрипке с высоты…
       ................

КАРДИНАЛ.
       Не мало б наш Создатель изумился
       Всей этой вакханалии красоты –
       Удары молний, адские болота,
       Разломы, пропасти, кручины, 
       Всех музыкальных бездн пучины!



9.

        Кого захочет дух святой
        Избрать наставником для черни,
        Тому венец, - Христоса тернии, -
        Тревожить станет сон мечтой.

            СЦЕНА ПЯТАЯ

 Площадь перед Святым Петром. Людно - аббаты, монахи и монахини, торговцы, иностранцы, горожане, многие в масках. На театральной будке афиши: "SAMSON" и VIVALDI. Входит АЛЬБИНОНИ, в руках трость с золотым набалдашником, за ним следуют двое СЛУГ, время от времени АЛЬБИНОНИ подносит к лицу надушенный платок.

АЛЬБИНОНИ (входя).
        Рим – не Венеция, Рим не умеет жить.
        Другое дело  - мы, венецианцы.
        Ни веселиться, ни любить, ни пить
        Здесь не способны римские засранцы, -
        Чревоугодием, искусством наслаждаться,
        И утончённому разврату предаваться,
        Как в древности далёкие их предки…
        А впрочем, и у нас ценители столь редки.
        Увы, мир огрубел, опошлился от скуки. 
        Матроны римские, парижские ли суки
        В напудренных со вшами париках –
        Наводят на меня невыразимый страх.
        Исполненный желаний лишь благих,
        Я думаю с брезгливостью о них…
        На сердце грусть: подходит жизни срок.
        О, если б вдруг судьба преподнесла цветок -
        Никем не тронутый, бутон прекрасной розы, -
        Благоухает, нежный, – райским садом…
        Я умер и родился! – Снова грёзы               
        Влекли б, как прежде, к молодым усладам…
        Я не в себе! Мысль мечется: влюблён!
        Желаньем этим новым потрясён,
        Живу предчувствием и в предвкушенье встречи,
        Лишь только о любви ласкают слух мне речи…
        Однако ж глаз я ночью не сомкнул:
        Так билось сердце – лишь к утру уснул…
        Но как же быть – не избежать волненья,
        Любовь таит такое потрясенье,
        Что как бы мне… Опять в боку кольнуло
        А может быть, меня вчера продуло?..

  В ТОЛПЕ: "Вы слышали, "Трели Дьявола" оживляют мёртвых." - "Это правда." - "Неужто из могил выходят?" - "Да, мёртвых поднимаю!" - "Уж, будто, толпами они по Риму бродят.."         
АЛЬБИНОНИ (оглядывая толпу, смеясь).
        Что ж, черни чаянья свершились,
        И двери Ада отворились!
        Забудь Христа, греши досыта,
        Забудь и крест, - лобзай копыта!
        Народ бессмертия желает.
        Вот отвратительный порок! -
        И даже бога проклинает,
        Что не дал жизнь копить ей впрок...
        Смотрю – любуюсь. Прям потеха!
        На них нельзя смотреть без смеха.

     Появляется КАРЛИНО, за плечами котомка и мандолина, на поясе чернильница, с перьями за ухом.
КАРЛИНО (входя).
       Я играл Ромео,
       Мы умирали вместе,
       Ты - в огненном парео,
       Любовь во взгляде, в жесте..

       Ну, где же мне тебя найти, -
       Спрошу у ветра, у дороги,
       Иль прокляли Карлино боги,
       И зачарованы пути?

       Или любовь уже не властна
       Судьбы препоны превозмочь,
       И чувства, слёзы - всё напрасно,
       И впереди одна лишь ночь?

       Но верю я: Аннита ждёт,
       И верит в братское участье.   
       Пусть даже невозможно счастье,
       Карлино лишь тобой живёт.
       
   Подойдя к театральной будке, он словно любуется ею, и располагается рядом.

       Я голоден, а денег нет,
       В кармане пусто, - не бренчит.
       Но  брюхо жалобно ворчит,
       И подает благой совет:
       Продать бы хоть один куплет!

       Вперед, назло судьбе, всё выше, - на Парнас!
       Уж в колеснице застоялись кони,
       Из них троих всех горячей – Пегас,
       Э-эй, взбодрись, и вспомни: ты - Гольдони!
  (Читает с листа перед несколькими любопытными.)
       Таит мой белый лист молчание снегов.
       Мне жаль мной ненаписанных стихов. –
       Не жив, вы умерли – ни шёпота, ни стона,
       Став достояньем мёртвых берегов,
       Как тени в барке горбуна Харона,
       Умолкшие, безропотны, послушны,
       Как пустота иль мертвецы бездушны.
       Поэзии не долги жизни сроки.
       Простите ненаписанные строки! 
       (Громко - к прохожим.)
       Позвольте мне, синьоры, поделиться               
       Соблазнами игривого ума,  -               
       Той чепухой, что при свечах родится!
       Привет тебе, чернильница-кума!
       Рука в сомнении дрожит,
       Что мрак на дне её хранит?
       
       Нет иного властелина,
       Чтоб два мира воедино
       Слить, убрав для вас преграду
       За ничтожную награду!
       Белый лист, стихи поэта
       Лишь способны сделать это!..
         
АЛЬБИНОНИ (берёт из рук КАРЛИНО рукопись).
       Сынок, послушай, брось орать 
       И почём зря людей пугать.
       Орёшь горластей петуха.
       Брось, - чернь к поэзии глуха.
КАРЛИНО.
       Но дух Петрарки мне диктует,
       Пророчат Парки нить соткать...
АЛЬБИНОНИ (читает с листа, смеясь).
       «Покоя сердцу не  видать…»
Эх, ты, дуралей.
       Петрарки дух с тобой плутует.

  АЛЬБИНОНИ хочет уйти, КАРЛИНО идёт следом.

КАРЛИНО.
       Я сочиняю на налету -
       Про жизнь, коварство и любовь.
АЛЬБИНОНИ.
       Оставь в покое смерть и кровь.
       Сплети-ка мне... с Медузой... Лету.
КАРЛИНО. Готово!
       «Змееголовая Медуза
       Была б смешна, когда б не муза:
       Преданье не досталось Лете:
       Спасение нашла в поэте!»         
       Сонет, поэму хоть либретто –
       Всё в смех, в любовь, в стихи одето!
Гоните деньги, почтеннейший!
АЛЬБИНОНИ. Больно скоро захотел.
       Ты сочини-ка мне куплет,
       Чтоб для гитары был удобен.
КАРЛИНО.
       Синьор, он будет бесподобен!

       «Где струи фонтанов журчали,       
       И струны - им робко в ответ –
       Мелодию сладкой печали – 
       Любовный дарили сонет.         

       Мы оба дрожали – свеча ли? –
       Но голос не шёл из груди,
       И губы за нас отвечали
       Судьбе, что нас ждёт впереди.

       Так сладко вдвоём мы мечтали…»

АЛЬБИНОНИ.
       А с неба вам звёзды мычали...
       По мне куплет твой нехорош,
       И зря ты, брат, стихи мараешь.
       Но чёрт с тобой...
КАРЛИНО.
                Всего лишь грош?
АЛЬБИНОНИ.
       Ты и этим обираешь.
       Ты кто такой? Грабитель?
КАРЛИНО (шёпотом).
                Нет, - браво,
       И убивать кого – мне всё равно.
       Здесь в моде яды - на пирушке ль на балу, -
       Я убиваю по старинке: на углу.
АЛЬБИНОНИ.
       Про вкусы много есть суждений...
КАРЛИНО.
       Но лучшее из убеждений -
       Кинжал из стали закалённой...
АЛЬБИНОНИ.
       А по глазам - так ты влюбленный. 
       Ты не болтлив? Могу я положиться?
КАРЛИНО.
       Когда бы не грехи, я мог бы побожиться.
            (Тихо.)
Я нем, как ящерица, и так же свободен.  Можете располагать мной.
АЛЬБИНОНИ. Если хочешь для себя пользы...
КАРЛИНО. К вашим услугам.
АЛЬБИНОНИ. Иди за мной.
КАРЛИНО. Любовь, смерть, музыка и тайна! 
        На сцене судеб в карнавале
        Такое действие едва ли               
        Трагедии уступит в страсти
        И в вечных тайнах рока власти!
        Рука тверда, как бес, я ловок.
        Пришью любого, без уловок!
Кому пустить кровь? (Жест - рукой по горлу.)
АЛЬБИНОНИ. Благие побуждения. На твоём лице печать бессмертия.
КАРЛИНО.
       Поэта смелый дар мне дан,
       В жрецы я к Аполлону зван!..
       Как нота к ноте - к слову - слово,
       И чудо из чудес готово:
       И будет жить за веком век,
       Хоть я - пропащий человек!
(Тихо.) Но когда платят золотом, я способен на многое.
АЛЬБИНОНИ.
       Ну, если ты не враг себе,
       Чтобы голодным ты не шлялся,
       Я позабочусь о тебе.
       Откуда, черт возьми, ты взялся?
КАРЛИНО.
       Мессер, целую ваши руки!   
       Пожалуй, я гожусь вам в внуки?
       С тех пор, как я попал в поэты 
       Я убеждался много раз,
       Что стариков сердца согреты…
 (Пытается залезть в карман АЛЬБИНОНИ, но тот настороже.)
АЛЬБИНОНИ.
       Сынок, поменьше пышных фраз.
КАРЛИНО.
       Синьор, мне стыдно вам признаться…   
АЛЬБИНОНИ.
       Заврался ты, кончай кривляться.         
       Враньё я слышу за версту.
       Рассказывай начистоту.
КАРЛИНО.
       Что ж… Я учился в Павии,
       В духовной семинарии,
       И так любил свою сутану...
       (На отсеченье руку дам,
       Крест возбуждает наших дам!)
       Что ж, запираться я не стану.
       Всяк грех, - учил Екклизиаст, -
       Уж он в сих мудростям горазд, -
       Но - мой!.. Ужасен, хоть не нов:
       Я самый подлый из воров.
       Мой должен смертью б грех караться,
       Да жаль мне с жизнью расставаться
       Во цвете лет...
   (Лезет к АЛЬБИНОНИ в карман.)
АЛЬБИНОНИ.
                Я так и знал,
       Что ты кого-то обокрал,
       Мерзавец! Что, залез в гробницу
       Святого? Кость его украл?
       Или за деньги ублажал
       Небезутешную вдовицу,
       Или монашенку-девицу,
       Да будучи ретив не в меру,
       Каналья, следуя примеру -
       Как венцианский гондольер,   -
       (Довёл) до смерти, изувер,
       И с мёртвой – снял…   
КАРЛИНО.               
                Ах, если б! - Нет!
       Но это лишь начало бед!
АЛЬБИНОНИ.
       Так в чём же дело?
КАРЛИНО.
                Дело в том,
       Что обокрал я отчий дом!       
АЛЬБИНОНИ (помолчав).
       Так-так… Прекрасное начало.
КАРЛИНО.
       Лишь муза бы не подкачала.
АЛЬБИНОНИ.
       С тебя, уверен, будет толк.
       Ну, продолжай, что ж ты умолк.
КАРЛИНО.
       Поверенный в делах торговли 
       Отца – свиней, быков, коров ли, -
       Сестрицын муж, а нам он зять…
       Короче, раз меня послали
       Барыш с торговли передать. -
       Ведь как облупленного знали,- 
       Увижу деньги – как не взять?
       Эх, было мне на что гулять!   
АЛЬБИНОНИ.      
       Родного ты отца ограбил!
КАРЛИНО.
       Всего-то дел! – Ведь не убил,
       Ему не череп размозжил,
       А просто их себе оставил.
       Что деньги! - Если б только это!
       Ведь ещё прежде до того,
       В канун принятия обета
       И постриженья моего,
       Чёрт сделал из меня поэта!
 
АЛЬБИНОНИ.
       Да, уж, такой беды без чёрта
       Уж точно здесь не обошлось.
       Безумие такого сорта...

КАРЛИНО.
       Откуда, как оно взялось!?.
       Стишок-другой, и - понеслось!
       Сперва-то я писал про Хлою.
       И становясь у аналоя,
       Страдая от любовных ран,
       Душой - невинный, как Адам,
       Бывал то Дафнис, то Тристан,
       И грезил о любви небесной
       К душе такой, коков был сам, -
       К душе неопытной и честной.
АЛЬБИНОНИ.    
       И что же вдруг с тобой стряслось?
КАРЛИНО.
       Вот-вот, с того и ж и понеслось,
       Что высмеять павийских дам
       Меня друзья уговорили,
       И сговорившись, подпоили   
       Меня однажды кабаке.               
       Бумаги лист, перо в руке, -               
       «Карлино, жарь! – кричат, - за дело!»
       Веселость в нас тут закипела.
       От смеха по полу, со стоном
       Катались все! - Мужьям и жёнам, -
       Досталось всем - судье, попам, -       остолопу
       Все заплатили по счетам!
       Да что - судье! - и палачу!
       "Вам всем, - кричал я, - отплачу!"
АЛЬБИНОНИ.
       Как, - непристойные куплеты?    
КАРЛИНО.      
       О, лучше бы святым мотеты!
       Друзьям хотел я угодить,
       Их уваженье заслужить.      
АЛЬБИНОНИ.
       Но чем могли так насолить,
       Те дамы, и за что им мстить?
КАРЛИНО.
       Не дамы, - сущие чертовки!
       Едва останемся одни,
       В такие пустятся уловки...
АЛЬБИНОНИ.
       Да что же делали они?
КАРЛИНО(незаметно ощупывая карманы АЛЬБИНОНИ).
       Я никому не признавался, -
       В них просто демон, бес вселялся!..
       Одно придумают, другое, -
       Мне не было от них покоя.
      (Крадёт у АЛЬБИНОНИ кошелёк.)
       Той  - жарко вдруг, той - туфли давят,
       И ножку тут же предоставят, -
       «Снимай, не бойся, котик мой,
       Давай-ка на кровать возляжем, -      
       Мы муженьку о том не скажем! -
       Мой муж... Ах, человек он злой!
       Ну, да, - меня-то любит, нежит,
       А уж тебя тотчас зарежет,
       Когда узнает от меня,
       Как я сгораю от огня:
       Насильник, зверь, мужлан, дубина!      
       Ведь я святая Иустина!
       Ведь ночь за ночью, день за днём,
       Как волк, задрать готов живьём -
       Меня, невинную овечку...       
       Погасим-ка скорее свечку!» -          
АЛЬБИНОНИ.         
       А ты?
КАРЛИНО.
              Мертвее мертвеца!
       Ведь муж-то - отставной военный,
       Рубака! человек почтенный.
       Кинжалы, шпаги на стенах. -
       Как на заклании, простёртый,
       Под ней лежал я полумёртвый:
       А что, как выплывет наружу
       Да станет всё известно мужу?


АЛЬБИНОНИ (хохочет, сквозь смех).
       "Ведь я святая Иустина.."
КАРЛИНО.
       О, эта старая гусыня!
       "Ты принуждал к греху святую!.."
       Уж личиком какой ты милый, Ах, голенький такой ты милый!
       Ах боже мой, какой ты хилый!»
       Ах, только ребрышки да кости,
       Почаще приходил бы в гости."
АЛЬБИНОНИ (продолжая смеяться.)
       "Ты принуждал к греху святую!.."
КАРЛИНО.
       Я ночь не проводил впустую!
       Ну, и пошла у нас потеха.
       Я вспомнить не могу без смеха!
(Вытаскивает из кармана АЛЬБИНОНИ табакерку и тоже смеется).
      
Ведь ты святую ко греху..."
"Меня, Невинную простушку -
Под спинку положи подушку...
      
АЛЬБИНОНИ
       Сатира стала злобой дня,
       Тебя ловила вся родня!
КАРЛИНО.      
       За мной гонялся сам палач!
       Лишь свиньи слышали мой плач.
       Все отвернулись от меня.
       В свинарнике сидел три дня,
       А ночью, выбравшись на волю,
       Я проклял свою злую долю.

АЛЬБИНОНИ. Надежды уничтожены, будущность загублена. Тумаки и оплеухи – вот что получают за сатиру на общество, дуралей.
КАРЛИНО. Но главное – раскаяние, синьор. Те дамы были так добры ко мне.
АЛЬБИНОНИ. Похоже, ты был излишне сдержан.
КАРЛИНО. Ну, не со всеми!
АЛЬБИНОНИ. Того хуже: ты вёл себя как негодяй!
КАРЛИНО. Но ведь на мне была сутана! Я готовился дать обет!
АЛЬБИНОНИ. Брось эту стезю, пропадешь, а того хуже - станешь святым.
КАРЛИНО. Святой не я, а тот, кто меня спас, когда я собрался наложить на себя руки.
АЛЬБИНОНИ. Кто же?
КАРЛИНО. Священник.
АЛЬБИНОНИ. Пройдоха!
КАРЛИНО. О, нет! Я встретил его на переправе в Пьяченце, когда уже стоял по пояс в воде. Он не назвал своего имени, - сказал лишь, что проповедник из наших мест. Он уже знал мои похождения от трактирщика, и шёл предложить мне утешение. Его речи - сама елейность. Уговаривая меня жить, он то и дело ронял слезинки, и я так растрогался, что и положился на его милосердие. Он обнял меня и заплакал, а с ним и я.
АЛЬБИНОНИ. Ты и в самом деле хотел утопиться? О юность!
КАРЛИНО. Да. Я находился в жалком состоянии. Мой заклинатель заметил это и предложил исповедаться, и я упал к его ногам. Ах, с каким душевным сокрушением я очищал душу. «Одна милостыня может умилостивить божий гнев, - сказал он, - ибо милостыня очищает от греха». - «Хорошо, отец мой», - отвечал я. - «Ну что ж, дитя моё, если вы отдадите все деньги, до последнего, которыми владеете, можете спать спокойно.»
АЛЬБИНОНИ. Э, куда уплыли отцовские-то!?.
КАРЛИНО. Он взял на себя труд распределить их среди бедных, но взамен дал мне отпущение грехов! Моя епитимья состояла в том, чтобы отправиться домой без денег, пешком. Но по дороге я… Ах, моё сердце разбито, синьор.
АЛЬБИНОНИ. Приключение? Ха! Выкладывай!
КАРЛИНО. Я встретил Анниту.
АЛЬБИНОНИ. Анниту? 
КАРЛИНО. Она славная девушка. Вы бы видели, как она танцует тарантеллу! Она мечтает петь в опере... Но её учитель и воспитатель из приюта, где она выросла, - имя которого она не назвала, и которого она почитает, как родного отца, - он отдал её в монастырь.
АЛЬБИНОНИ. Потому что она отказалась выходить за него?
КАРЛИНО. Вовсе нет. Её учитель - мерзкий старик, вроде вас. А когда он хотел выдать ее за муж, отвергала выгодные партии.

8.
АЛЬБИНОНИ. Выходит, она бежала из монастыря? О, несчастная!   
КАРЛИНО. Мы встретили бродячую труппу, и колесили по Ломбардии, Лигурии. Ах, синьор, если бы вы знали, как я был счастлив!
АЛЬБИНОНИ. Я вижу, ты влюблён в эту девушку.
КАРЛИНО. Она не любит меня.
АЛЬБИНОНИ. Однако, и не гонит.
КАРЛИНО. Лучше бы мне быть ваших лет, сударь, чтобы все чувства во мне сдохли, как голодные крысы в чулане, и я был, как вы, - хорошо одетый, но похож на бурдюк с прокисшим вином.
АЛЬБИНОНИ. Стало быть, бросив труппу…
КАРЛИНО. Мы были в Мантуе, в Вероне, – мы колесим третий месяц, чтобы найти её воспитателя и благодетеля. 
АЛЬБИНОНИ. Но кто он, чёрт бы его, что он не сидит на одном месте? И на кой чёрт он ей сдался?
КАРЛИНО. Знаю наверняка, он нынче в Риме: Аннита видела его.
АЛЬБИНОНИ. Вот чудеса.
КАРЛИНО. Она надеется припасть к его ногам и вымолить прощение. Боюсь, сударь, что она его любит.
АЛЬБИНОНИ. Старика?!
КАРЛИНО. Я вознамерился убить его, но я так беден, - мне даже не на что купить кинжала!
АЛЬБИНОНИ. Похвальное желание. Я вижу, у тебя благородные намерения. Знать, бы, кто он, а за кинжалом дело не станет, я тебе в этом пособлю.
КАРЛИНО. Целую ваши руки, добрый господин. А кстати, знаете, кто снял первый этаж этого дворца? - Мой земляк, несравненный дон Вивальди, и я его здесь поджидаю.
АЛЬБИНОНИ. Ты знаешь рыжего аббата?
КАРЛИНО. Нет, сударь, я никогда его не видел. Но кто же в Италии не слыхал его имени! Теперь все бродячие музыканты красятся в рыжий цвет. А главное: спросите, почему я тут торчу? (Указывает на афишу.)  Эта опера, «Самсон», –  дон Вивальди написал на моё либретто.
АЛЬБИНОНИ. Быть не может.
КАРЛИНО. Э, пустяшное дело! Я отправил ему стихи с одним приятелем в Мантую, когда он состоял капельмейстером на службе у князя, и вот, поджидаю здесь получить свой гонорар.
АЛЬБИНОНИ. Получить у Вивальди деньги? - Не надейся. Проститутки и поэты — две профессии, которые получают сразу, потому что потом им уже никто ничего не даёт.
КАРЛИНО. Дон Вивальди сказочно богат, его оперы ставят во всех городах Европы. Вы что, не слышали про казино? - Разве что дьявол везуч, как он. Антиквары свозят к нему  картины и статуи, - он скупает всё!.. Эге, не он ли в том паланкине?
АЛЬБИНОНИ. Послушай, дружок, у меня есть то, за что несравненный дон Вивальди отвалит, не скупясь. Слыхал ты о "Заклятии Дьявола", дарующее вечную жизнь? Написана рукой смертельного врага Вивальди. Ей нет цены!
КАРЛИНО. Та самая, что оживляет мертвецов?

Пожалуй, вы бы сами... Боюсь КАРЛИНО. Кто же о ней не знает! Коли так пойдёт, на кладбищах не останется ни одной целой могилы: все мертвецы воскреснут.

АЛЬБИНОНИ. Достославный отец Вивальди вознаградит тебя.  (Даёт КАРЛИНО рукопись, надевает маску ПАНТАЛОНЕ и смешивается с толпой поклонников ВИВАЛЬДИ.)
(Стащил табакерку?..)

                СЦЕНА

Вносят паланкин, за которым следует восторженная толпа поклонников. ДЖОВАННИ помогает ВИВАЛЬДИ выбраться из него, все аплодируют. ВИВАЛЬДИ всегда в маске, сложив руки на груди крест на крест, раскланивается. Прохожие аплодируют, возгласы: «Вивальди! Лучезарный Орфей! Колумб в музыке! Апостол Дьявола!» ВИВАЛЬДИ осеняет толпу крестом, благословляет беременную, грудного ребёнка, старуху и калеку.

ВИВАЛЬДИ (громко). Мир вам, дети мои! Я буду молиться за вас! Благодарю! Благодарю!
         Любите господа, - пред ним мы все в ответе,
         Воздастся каждому, возлюбленные дети!
В ТОЛПЕ:
         Ты страж у адовых дверей!
         Сыграй заклятье, чародей!
ВИВАЛЬДИ. Любите друг друга, любите и пойте! Да пребудет с вами божья благодать, дети мои!
КАРЛИНО. О чудо, - мне так знаком его голос… Когда бы не его маска… Да ведь это точно мой спаситель, мой добрый исповедник.

          АЛЬБИНОНИ подталкивает КАРЛИНО перед ВИВАЛЬДИ.

ВИВАЛЬДИ.  Бог счастлив и весел, раз счастливы мы! Он заповедал нам любовь и радость бытия.  Боже, сокруши манящие вас вершины скупости, нечестия и ослиной глупости!
        Восславят же Господа ваши уста!
        Кто любит Вивальди, тот любит и Христа!
В ТОЛПЕ.
        Нам дьявол бог, и ты его пророк!

ВИВАЛЬДИ.
        Что за безумцы! Нет о них спасенья.
ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ.
        Различны проявленье восхищенья.

ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ (своей шайке). Орите: «Вивальди!» Эй, ну  же, не стойте!
КЛАКЕРЫ.  «Дон Вивальди! Ура Вивальди! Вива Падро Росси!»
ВИВАЛЬДИ (кричит в толпу). Кто любит Вивальди, тот любит Бога! 
КАРЛИНО. А скажите, святой отец, не встречались ли мы с вами прежде?
ВИВАЛЬДИ (не глядя на КАРЛИНО). Дитя мое, мы не встречались, разве что в Венеции ты мог меня как-нибудь видеть. (В толпу..) Любите друг друга! А вечером на представлении моих восхитительных опер я весь в вашем распоряжении! Билеты в кассе прекрасных театров! Я угощу вас музыкой, какой вы не слышали со времён Корелли и...
СТАРЫЙ МОНАХ.  ...со времён Садома и Гоморры! губитель веры! Нечестивец! Разносчик оперной чумы! Убирайся из Рима, поп-оперист! Ты отряжён Дьяволом, низвержен в бездну!
ВИВАЛЬДИ.  Ах ты старый дурак! Мерзавец! бл***ий сын! Моя музыка прославляет Господа! Убирайся к дьяволу, пока я тебя не пришиб, сволочь!..
КАРЛИНО. Святой отец, вы не забыли меня?
ВИВАЛЬДИ. Чего тебе? Пошёл прочь. (В толпу.) Благослови вас небо, друзья муз и красоты! (Осеняет всех крестом.)
КАРЛИНО. Ах, не вы ли преподобный дон Вивальди?

       Святой отец, вы помните меня? –
       Я тот поэт, что обокрал отца,
       А у Арно, когда хотел топиться,
       Я отдал вам все деньги и коня.
ВИВАЛЬДИ (с досадой, в сторону).
       Спасти такого подлеца!..
          (Вслух.)
       На твоей морде нет примет.
       Не помню, слава богу, нет.
       Какого чёрта, что тебе здесь надо?
КАРЛИНО.
       Мне видеть вас, святой отец, награда.
ВИВАЛЬДИ.
       Мошенник, висельник, отцеубийца, плут!
       Напомни, как тебя, собачий сын, зовут?
КАРЛИНО.
                Карлино.
ВИВАЛЬДИ.
       Откуда ты здесь взялся, Чиполлино!
       Я разве не послал тебя домой?
 к отцу, проходимец?
Эх, ты, несчастный проходимец!

Крики из толпы: «Дон Вивальди! Ура Вивальди! Вива Падро Росси! Лучезарный Орфей! Колумб в музыке!

ВИВАЛЬДИ (В толпу). Благодарю вас, дети мои, да пребудет на вас милость божия!
               (Тихо - КАРЛИНО.)
          Ты шалопай, поэт, пройдоха,
          И кончишь жизнь ужасно плохо:
          Тебя повесят. Ну, ступай,
          Греши, как начал, шалопай!
КАРЛИНО. Святой отец, позвольте полюбопытствовать, где же мои деньги? Как вы ими распорядились?
ВИВАЛЬДИ. Не сомневайся, и спи спокойно. Не будь мрачным, Чиполино! Наслаждайся жизнью, чтобы не быть в тягость людям. Нет большего греха, чем умереть при жизни. Запомни это.
КАРЛИНО. Как мне спать спокойно, когда меня, кажется, надули. Впрочем, как я могу сомневаться? Что я говорю, как можно вам не верить?
          Отец Антонио, мне путь к спасенью откройте
          И наставлениями душу успокойте!
ВИВАЛЬДИ.
          Любезный мой, есть путь один – молиться!..
          (Зачем тебе я не дал утопиться!)

ВИВАЛЬДИ жестом подзывает группу клакеров. В толпе: «Горбатый, рыжий, - он страшнее дьявола.» «А волосы – начищенная медь!» "Да ведь он и есть дьявол!"

ВИВАЛЬДИ (даёт деньги главарю клакеров). Вечером орите "Браво", беснуйтесь, не жалейте глоток,  отработайте сполна эти деньги.
ГЛАВАРЬ КЛАКЕРОВ. Не сомневайтесь, святой отец, у нас овации - как гром! Мы дело знаем. Не первый год в опере. (Получив деньги от ВИВАЛЬДИ, квакеры уходят.)
КАРЛИНО (подслушав разговор). Он меня надул! я дурак и простофиля. Досточтимый отец, а кроме того, ведь я автор либретто той самой оперы: это моя пьеса! Я посылал вам в Мантую свои стихи.
ВИВАЛЬДИ. Какие стихи? Забудь и не вспоминай.
КАРЛИНО. Но как же я могу забыть свою пьесу?!
ВИВАЛЬДИ. Не знаю никакой оперы. Веселись и умри – вот мой девиз. В них не больше жизни, чем в покойнике. Отвяжись от меня. Где мой слуга? Джованни! Сколько можно тебя звать, скотина! Джова!.. А, опять ты… Подзабыл твоё имя.


КАРЛИНО. Карлино, святой отец, ваш земляк, мой батюшка синьор Гольдони...
ВИВАЛЬДИ. Отцеубийца. Какое ты выбрал ремесло, шалопай, - поэт! И тебе не стыдно? Что хорошего, сбежал из дому, бродяжничаешь, сочиняешь небылицы. Бедные твои родители. Слушай, мальчик. Твоё либретто гавно. Ничего я тебе не дам.
КАРЛИНО. Ничего?!
ВИВАЛЬДИ. Ха! А ты думал!.. А это - что это у тебя? еще стихи?
КАРЛИНО. Нет, синьор, это соната «Трели Дьявола», - я украл у монаха, и он был зловещ точно  ворон. - Это
.
ВИВАЛЬДИ. Украл? Что за соната?
КАРЛИНО. Верней, украл
ВИВАЛЬДИ. Держи золотой.
КАРЛИНО. Э, нет, святой отец, я верну монаху и мне даст больше.
ВИВАЛЬДИ. Чёрт с тобой, не надо.
КАРЛИНО. Как угодно.
ВИВАЛЬДИ. Ладно, получай.
КАРЛИНО. Дьявол будет вам благодарен за такое пожертвование.
ВИВАЛЬДИ. Целуй руку и проваливай.
КАРЛИНО. А как же гонорар, святой отец? гонорар за мои прекрасные стихи!?.

ВИВАЛЬДИ.
      Не приставай ко мне, отстань!
      Твоё либретто просто дрянь.
      На сцене живы чувства, а не ум,
      Любовь для сцены - самый лучший грум.
      А ты что пишешь? - Болтовню! Ей в опере нет места.
      Знай, в опере, сынок, мелодия невеста.
      Здесь царство трелей и высоких нот,
      Звук на опоре, да пошире рот,
      Язык вперед и голова - на грудь!
      И - шире, шире пасть! - а не куриной гуской!
      А резонанс - прям в лоб, - чтоб не звучало тускло!
             (Поёт для примера.)
      И верь в себя, назло всем ста смертям.
      Ну, а теперь пошёл ко всем чертям!
КАРЛИНО (вспыхнув).
      Плевать на ваши наставленья,
      Ничьего мне не надо одобренья.
      Я и без вас уверовал в свой дар.
      Извольте, падре, выдать гонорар.    
      Без денег, хоть убей, не сдвинусь с места,
      Хотите знать, - так у меня невеста!
      "Ко всем чертям"? Как бы не так!
      Теперь я не такой простак,
      Как был в ту ночь, у переправы...
        (Опомнившись, сменив тон.)
      Хотя, святой отец, вы правы:
      Мне надо многому учиться.
      Но надо же на что-то и кормиться.
      Мой гений нищ, а с ним и я тощаю...
ВИВАЛЬДИ (добродушно рассмеявшись).
      Не хнычь, Карлино, я тебя прощаю!  21.09.2023
КАРЛИНО.

Откуда-то доносится мотив "Трелей Дьявола". В глубине сцены провозят детский гроб, рядом идут счастливые родители, священник и скрипач в рыжем парике.
          День Гнева близок! Мир повергнут в страх!
         
          Грядёт в мир Судия, Который всех рассудит


ВИВАЛЬДИ. Что за мир! (Просматривая рукопись.) Сны оправдываются, предсказания сбываются,  Великое становится ничтожным, и всё будет забыто.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ (из-за спины ВИВАЛЬДИ). Но «Трели Дьявола» вечны.
      

                Далее КАРЛИНО рассказывает об АННИТЕ.


                СЦЕНА .
Рим, 1723 год. Площадь Испании, толпы людей, все в карнавальных масках; здесь фокусники, шпагоглотатели, воришки; пары заняты друг другом, маски затевают игры, пускают изо-рта огонь. Входит шумная компания молодых людей, среди них КАРЛИНО, -- он без маски, с гитарой, на нём шляпа и плащ. Общее веселье стиъает с появлением конатоходца, который переходит по верёвке над площадью. У Театральная будки МАСКА ПАНТАЛОНЕ. На афише: "ВИВАЛЬДИ. САМСОН."
Из толпы выходит МАСКА СМЕРТИ, и так же подходит к театральной будке.

 Маски затевают игры,  КАРЛИНО с котомкой за плечами и с гитарой.
КАРЛИНО.
          И хор цикад, зов рифм нежданных –
          Ведут меня путём избранных!
          Звезда ль не в праве быть звездой?
          Наш путь единой бороздой
          Рукой проведен властной рока,
          И ты не в праве быть жестока!
          Развязки всех дорог востока
          Хранят влюблённых прах без срока.
          Возможно ли звезде свой путь
          От небосклона вспять вернуть?
          Мой путь - звездой в ночи бездонной
          Пасть в глубь Вселенной вечно сонной.
          Пред алтарём владычицы Любви
          Святой огонь горит в моей крови!..
          Аннита, слышишь ли? Явись,
          Звездой Карлино улыбнись!           Феодосия, зима 1983г.
Я плачу... О, чёрт бы тебя взял, найду ли я тебя, наконец?
          Хоть в Риме прежде не бывал,
          Не весело мне в карнавал.
          Не любишь - что ж, мне всё едино,
          Произнеси лишь вслух: "Карлино!" -
          На зов явлюсь, - мне сердце скажет,
          И верный путь к тебе укажет.

 Входят двое: МАСКА СМЕРТИ, в монашеской власянице с откинутым капюшоном, при шпаге на широком поясе, и МАСКА ПАНТАЛОНЕ, в длинном плаще, так же при шпаге, и в шляпе, украшенной перьями. Никто не обращает на них внимания, и только КАРЛИНО прислушивается к разговору.
 

МАСКА СМЕРТИ (указывая на трость).
      Узнать тебя не трудно – та же трость...
МАСКА ПАНТАЛОНЕ (указывая на шпагу).
                … и шпага.
      Рука на эфесе, а в поступи отвага!
      Как в прежние  года, - при шпаге…
МАСКА СМЕРТИ.
                ...но - монах.
      Ей не исправить Рим, погрязший весь в грехах.
      Ни нравы дикие, ни злобы беспримерной, 
      Ни варварства толпы, ни веры лицемерной
      Не властен мой клинок здесь чудеса творить.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
      Что шпага!?  - Кровь Христа бессильна вразумить.
(Вставка: ПРОСТОЛЮДИН – СТИШОК О ХРИСТЕ)
      Итак, ты  в Риме - после стольких лет!
      Что б началось когда б толпа узнала
      В тебе того, кого благословляла:
      Ведь «Трели Дьявола» затмили людям свет.
    
        Чернь верит: тайна ей открыта,
        И рады лобызать копыта,
        И сколько б кто не прожил век,
        Отныне смерти в мире нет.
        Чтоб за бессмертие воздать,
        Поносят шлюхой божью мать!
        Мир подошёл к своей черте:
        Дом Дьявола - в Святом Петре!
МАСКА СМЕРТИ (глядя на афишу).
        Так он здесь, в Риме?
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
                Как завоеватель!
        Сам папа его страстный обожатель,
        А этот сумасшедший карнавал
        Его Орфеем уж короновал.
        Он постарел, смешное в нем исчезло,
        И явно дьявольское вверх полезло.
        Нечисто стало в Риме с неких пор,
        Как небо с Адом вновь вступили в спор.
        Твоя соната, эти «Трели Ада» -
        То наказание иль щедрая награда?..
        ..................
 
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
А на сомнительный стезях
Всегда нам чёрт в поводырях.
Простершись в церкви, на камнях,
Пред алтарём лежал он  сутки, -               
Убийство – это уж не шутки! -               
И в не наигранных скорбях
Молил не лживыми устами…            
МАСКА СМЕРТИ
Неужто же убил он в храме?!
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
Прямых улик, конечно, нет…
В груди его торчал стилет.
В правом пределе, в самой дальней
Его нашли в исповедальне 
К тому ж, он был, иизуит -
Не из простых, а из элит.
В приходе этом состоя,
Вивальди чтил, и не тая
Всё до последнего греха
Выкладывал все потроха.
Но что он мог в таком сознаться,
Чтоб на камнях лежать остаться?..



Появляется группа МАСОК, - акробаты, жонглёры, музыканты, различные МАСКИ - ХРИСТА, АНГЕЛОВ и ДЕМОНОВ, МАСКИ ПАПЫ в тиаре и КАРДНАЛОВ - они тащат за собой грубо сколоченную колесницу на огромных колёсах, украшенную черепами, на ней - трон в виде креста, на нём восседает САТАНА, покрытый полупрозрачной чёрной вуалью, так, что наружность его лишь угадывается, - с плетью и золотым посохом в руках. Повозку его подталкивают ДЕМОНЫ, АНГЕЛЫ и ЧУДОВИЩА, далее горожане в масках,  - несколько, без масок, напуганы, и смотрят с ужасом. ХРИСТОС в крови, измучен, хитон изодран, его ведёт на верёвке СТАРЫЙ ДЕМОН, хромой и горбатый. Вся процессия окутана туманом. Рана под ребром ХРИСТА сочится кровь.
         ДЬЯВОЛИЦЫ выкрикивают свои куплеты:
          "Кружится, пляшет карнавал!
          Весельем пьян и стар и мал!
          Здесь черти весело поют,
          А там - гробы с кладбищ везут!"         
          "Под "Трели Дьявола" Христа
          Целует Сатана в уста!
          "Нам чёрной мессы очищенье
          Дороже всякого прощенья!"
          "Дрожа над славою мирской,
          Тартини проклял род людской!"         
          "Христа проклятью предадим,
          Венком терновым наградим!
          Гвоздём пробьём колени, руки,
          Не то подохнем с ним от скуки!"
САТАНА(с колесницы указывает посохом на ТАРТИНИ).
          Что ж ты, приятель, приутих,
          Иль не по нраву скверный стих?
          Здесь в карнавал не то бывало!
МАСКА СМЕРТИ.
          Приличье б вам не помешало.
    Входит СТАРЫЙ ДЕМОН, невероятно уродлив, в руке - КОПЬЕ СУДЬБЫ, светящееся кроваво-красным светом.
СТАРЫЙ ДЕМОН (хриплым, лающим голосом, с насмешкой, и затем со смехом).
          Смеёмся мы над тем, что свято, -
          Плоть "Сына Божьего" распята!
 (Хлещет ХРИСТА плетью. ДЬЯВОЛИЦЫ визжат и хохочут.)
          А царствие твоё - дурман!
          Твой крест им - в сахаре каштан. 
          Там, на  Голгофе, на кресте -
          На фресках, в камне, на холсте -
          Им не живой ты люб – распятый,
          Чуть меньше нравишься и снятый.
          Так хочется, чтоб их «спасали»,
          Всю мерзость с душ паскудных сняли,
          Чтоб чистой в скотское своё
          Вновь душу одевать бельё!
САТАНА.         
          Вся выжжена Голгофа зноем.
          Запеклись раны с кровью, с гноем! 
          Тебе, Иисус, сегодня снова 
          Голгофа новая готова!
СТАРЫЙ ДЕМОН.         
          Ты смертный скот! ты, сын ослицы!
          Плетёшь про бога небылицы! 
          Как было дело - мне ль не знать!
          По садику гуляла бл...:
          Шутник Господь вам на беду
          Свёл Еву с Дьяволом в саду.
          Познавши страсть, вкусила знанье, -
          Всех обрекла на прозябанье!
          Зачав в утробе Его кровь,
          Познала Дьявола любовь!
          Из века в век, из века в век
          Несёт греха крест человек!
          Нет и не будет искупленья!
          Плевок - цена Его Творенья!
               (МАСКИ хохочут.)
САТАНА.
          Здесь думал ты с креста взывать, карать, пророчить,
          Чтоб мне не дать Творенье опорочить?!
          Восславить жизнь и красоту Созданья,
          Из душ исторгнув вопль очарованья!
          Смешон ты, немощен, распятый на кресте.
          Во мне спасенье ваше - не в Христе!
ДЬЯВОЛИЦЫ(вокруг САТАНЫ, целуя ему ноги).
          Христа и крест мы проклянём!
          Душою мы к тебе прильнём!   
САТАНА(лаская ДЬЯВОЛИЦ).
          Любовь всегда  во всём права! -
          Эй, где на блюде голова?
         
  Появляется САЛОМЕЯ и ДЬЯВОЛИЦЫ, чернокожие рабы с головой ПРОРОКА на золотом блюде. САЛОМЕЯ и ДЬЯВОЛИЦЫ в костюмах змеи танцуют.
ДЬЯВОЛИЦЫ (зловещим шёпотом).
           Глаза Пророка, шёпот Змея -
           Как матерь Ева, Саломея,
           Любовью истекает, млея!
САЛОМЕЯ.
           Нужны мне губы, а не шея!
      Под общий   хохот, визг и вопли САЛОМЕЯ целует ПРОРОКА в губы. 
          
  Пляска. Толпа горожан увеличивается. САТАНА жезлом отбивает ритм. МАСКИ хватают ХРИСТА и тащат его к кресту, в руках молотки и большие гвозди; ХРИСТА распинают. Горожане аплодируют, другие крестятся, ХРИСТА и САТАНУ осыпают мучными шариками, цветами и конфетти. 
САТАНА.
          Венок царя царей терновый
          Мы освятим в крови Христовой!
             (Швыряя в толпу золото.)
         Алилуйя! Алилуйя! Алилуйя!
ДЕМОНЫ пляшут, хлещут ХРИСТА плетьми; его лицо в крови. Кое-кто из горожан так же хлещет ХРИСТА, САТАНА и поощряет того золотом. Общее веселье. Мелодия из "Трелей Дьявола".
В толпе появляются две женщины в плащах и в масках, - лиц не видно. Они держат друг другуа за руки, чтобы не потеряться в толпе.  Происходящее мало занимает их.
ПАОЛИНА (входя). Трясучие повозки, зной, пыль; зимой чуть не замерзли в поле. Я боюсь за тебя. Не лучше ли было остаться в монастыре?
АННИТА. Вспомни театр в Мантуе: - зал в синем бархате, и всё сверкает золотом. Сколько раз он говорил мне:  жизнь - это карнавал... Монастырь?!
       Мне - в келье до зари у пяльцев
       Сидеть да слёзы проливать?!
       О, нет, такому не бывать.
       Я с бриллиантами на пальцах
       Мечтала перед ним предстать. -
       Не девочкой, не ученицей –
       Известной оперной певицей,
       Добившейся бессмертной славы.
       Мечты - не детские забавы:
       И у мечты бывает власть,
       Когда её питает страсть.
ПАОЛИНА.
       Ах милая моя, Аннита,
       Мечта - пусть золотом расшита,         
       Но на обед её не хватит:
       Она по векселям не платит.
АННИТА.
       Мечтам лучистый путь я дам. -
       В монастыре я по ночам
       Молила об иной судьбе -
       Как гроб та келья! В той мольбе 
       Ни стона ропота, ни гнева,
       Была наивна я, как Ева
       Я всё готова претерпеть,
       Лишь бы блистать, на сцене петь...

В то утро само небо послало мне Карлино. Но я бежала от него не простившись. Я разбила ему сердце.
ПАОЛИНА. Что творится в Риме!
          Уходят. МАСКА СМЕРТИ замечает их, но они тут же теряются в толпе.

Хрипят трубы, бьют барабаны. САТАНА надевает на голову ХРИСТА терновый венок.      
МАСКА СМЕРТИ (кричит, неожиданно для себя). Алилуйя!
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Очнись, Тартини, что с тобой?
          Кого ты видишь пред собой?

САТАНА даёт знак - хрипят трубы, бьют барабаны, процессия тронулась. Но САТАНА замечает МАСКУ СМЕРТИ и подает руку для поцелуя.
САТАНА.
         Что знает смертный человек,
         Ничтожеством прожив свой век
         В толпе зевак средь улиц шумных
         О счастии страстей безумных!?.

         (ТАРТИНИ целует руку САТАНЕ.)

Колесницу увозят.  ХРИСТОС кричит: "О, род людской! Вы - дети Змея!" ГОЛОВА ПРОРОКА: "О, Саломея! Саломея!" Горожане, собрав золото, спешат за САТАНОЙ. Последним уходит СТАРЫЙ ДЕМОН, громыхая КОПЬЕМ СУДЬБЫ.

МАСКА ПАНТАЛОНЕ (с удивлением).         
              Тартини?!.
МАСКА СМЕРТИ.
                Говорил не раз, -
          Как Он меня в сраженье спас!     Меня он при Лепато спас.
          Взорвал я трюм пороховой -
          Один остался я живой.
          Как было обознаться мне,
          Увидев в огненном столбе               
          Протянутую эту руку!   
          Летел я в ад, подобно звуку, -
          От смерти скрывшись в высшей ноте,
          Неуязвим в своём полёте...         
          Так как же усомниться мне:
          Я видел Дьявола в огне!
         
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Спасённый в ноте - от огня?..
МАСКА СМЕРТИ.
          Лишь Дьявол мог спасти меня! -
          Вивальди видел я улыбку               
          И руки, что держали скрипку!          Да это что!.. presto
          Корабль турок шёл ко дну...
          Импровизацию, - да, ту!
          Услышал я, спасенный ею,

          Что погубила жизнь мою...
АЛЬБИНОНИ.
          Ту самую... - На состязанье?..
          Её узнал?.. Но столько лет...
ТАРТИНИ.
          Но ф я знал! - То заклинанье
          Спасло мне тело, душу - нет!
АЛЬБИНОНИ.
Как, - в образе Вивальди - Он?!



          Обличий всех не назову.
          Являлся Он и наяву,
          Принявши странную личину,
          Не подобающую чину:
          Бродяги, девки портовой,
          Собаки драной и кривой, -
          Но где бы ни были те встречи,
          Тускнели звёзды, гасли свечи!
 



               

ПАНТАЛОНЕ (входя).
          Каким грехам, хотел бы знать,
          В наперсники тебе назначен,
          Чтобы, когда я буду схвачен,
          На пытке складно отвечать?
МАСКА СМЕРТИ. 
          От сотворенья и до наших дней
          Не видел мир истории чудней.
          Безумный сон, кощунство ль, милость Ада,
          Обещанная ль Дьяволом награда, –
          Когда сравнить уместно, – перед ней
          Пуста галера золотых гиней.
ПАНТАЛОНЕ.
          Не сомневаюсь, там, где ты,       
          Хозяин твой неподалёку.
          Что до меня,  – по первому намёку,
          Узнав знакомые черты -
          На лбу рогов святой четы,
          Свиное рыло и копыта, –    
          Да может ли почтенье быть забыто!
МАСКА СМЕРТИ. 
          Оставь. Храбришься ты напрасно,
          Его дразнить не безопасно.
          Молчи иль говори с почтением о Нём:
          Мир при луне совсем не то, что днём.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Ещё одно хотел бы знать:
          Как Князя Тьмы при встрече величать?
МАСКА СМЕРТИ.
          Прозванья прежние все лгут:
          Аббат Вивальди, – ныне так зовут.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.          
          Отец Тартини, ненависть – отрава,
          Ведь музыка – невинная забава. 
          Ты не простил обиды толстяку? 
          Послушай, всей Венеции известно,
          Он ваше состязанье выиграл честно...
          В монахи - по такому пустяку!? -
          Отдав на осмеянье имя, честь...
МАСКА СМЕРТИ.
          Себе оставил гордость я и месть!

  Компания молодых людей затевает игры, КАРЛИНО прислушивается к разговору.
В толпе масок появляются двое - МАСКА СМЕХА, - тучный господин в сапогах с серебряными шпорами, в руках его трость,  из-под широкой шляпы видны огненно-рыжие волосы; за ним неотступно следует МАСКА СВИНЬИ, - в руках у него тяжёлая палка. МАСКА СМЕРТИ замечает их и затем не упускает их из вида.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.          
          Вивальди в Риме как завоеватель.
          Сам папа его страстный обожатель.
          А этот сумасшедший карнавал
          Его Орфеем уж короновал.
МАСКА СМЕРТИ.
          Вивальди! Слава, деньги, лесть!
          Обличий Дьявола не счесть.
          Разносчик оперной чумы.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Брось! Оперой грешим все мы.
          И нам Вивальди тем опасен,
          Что в музыке, увы, прекрасен.
          А сборы!.. Он нас разорит -
          Ведь Рим его боготворит.
          Он, как артист, амбициозен,
          Но ханжески религиозен,
          И наслаждения мирские
          Ему милей, чем литургии.
          Он любит жизнь, удачу, славу.
          Вивальди алчен во всём, -
          Любовь, конечно, не по нём.
          На эту сладкую отраву
          Не променяет ни по чём
          Восторг наш адских аффектаций
          Своих страстей - импровизаций!
МАСКА СМЕРТИ(делает нетерпеливый жест).
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
         Я слышал, что редчайший бриллиант
         Сверкает чёрным пламенем той бездны,
         Где все молитвы мира бесполезны, -
         Так мраком бездны манит и талант:
         В импровизациях Вивальди луч таланта
         Огнём пылает чёрным бриллианта...
         Мой бог! Зубами ты скрежещешь!
МАСКА СМЕРТИ.
         Ты помнишь, как они зловещи?
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Приём был нов - звук укорочен...
МАСКА СМЕРТИ (резко, с возбуждением).
          Они мрачнее русской ночи. -
          Проклятье им! Мне ль их не знать!
          До смерти мне их проклинать.
          В них мрак, где не к кому взывать,
          И не на кого уповать.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Чего уж нет - любовной неги.
МАСКА СМЕРТИ.
          Они как волчии набеги.
          Я знал всегда: в них Дьявола следы,
          Предвестники несчастий и беды.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ (примирительно).
          У Дьявола ж со слугами креста
          Особый счёт, и неспроста:
          Вивальди был священник - стал маэстро,
          И проповедь его - не крест, а presto.

          Большой чудак, но всеми он любим.
          Теперь и Рим склонился перед ним,
          И почитают знатные фамилии
          За честь принять его, как будто он святой:
          Живёт не где-нибудь - в палаццо у Памфили!
          Под окнами его поклонники - толпой!..
МАСКА СМЕРТИ.
          Но юношей к нему я был привязан.
          Я искренне его любил.
          И часто проповеди слушать приходил.
МАСКА ПАНТАЛОНЕ.         
          И не ему ль ты мастерством обязан!?
          Стыдись, стыдись, святой отец, отравы:
          Импровизации - сладчайшие забавы.
          В тот вечер ты, - характер твой я знаю, -
          С любым другим...
МАСКА СМЕРТИ (со злобным смешком).
                Да, здесь случись заминке:
          Нельзя убить попа на поединке.
          Восторги, слава - всё ему.
          Мне жизнь без славы ни к чему.   
          Я не таков, чтоб, уступив,
          Жить продолжать, не отомстив.
          Что жизнь! Мне жизнь не дорога.
          Как жить, не смыв позор?
          Я видом мёртвого врага
          Желал насытить взор.
          Удачлив в карты и в любви,
          А поединки сбился - в счёте.
          Захлёбывались недруги в крови;
          Среди повес я был в большом почёте.
          Дуэль - обидных пару слов.
          Неуязвим для пули и для стали,
          Когда искал себе врагов,
          То молнии глаза метали.
          А оскорбить старался пообидней,
          И с каждым поединком очевидней
          В любой атаке, мной отбитой,
          Я был под Дьявола защитой.


          Когда б ты знал, мой старый друг,
          Какие счёты между нами.
          Есть некий странный судеб круг,
          Связующий людей цепями.
          Такая связь меж мной и им.
          Я тайной этой одержим:
          Сегодня этот круг замкнётся,         
          Что умерло, то вновь вернётся!
         
         (Наш злобный рок не не примирим.
          Развязки мы не избежим.)
АЛЬИНОНИ.
          Толпы гуляющих, все в масках
          Все пляшут – люди, феи, черти,
          Сегодня жизнь в нарядных красках -
          Никто не думает о смерти.
          Глотают шпаги и огни…
          Скажи, Тартини, не тяни:
          Зачем нам уходить куда-то,
          .......

          ..........................
          ..........................         


          И Дьявола я, с детства полюбив,
          Был в картах дьявольски счастлив.
          Но и Вивальди был игрок,
          И преподать ему урок
          Однажды я себе поклялся,
          И в казино порой являлся
          С одной лишь мыслью – с ним за стол
          Сесть  банк метать при полной зале.
          Мои глаза торжествовали, -
          Но как узнать, кого из нас
          ОН предпочтёт на этот раз?
АЛЬБИНОНИ.
         Ты проигрался? – неужели?
ТАРТИНИ.
         Едва за стол играть мы сели, -
         Тень встала тёмная за ним,      
         А он был весел, много пил,
         И банк метал невозмутим...
         Нет, я ему не отомстил.
         Курил он с опием кальян,         
         И не смотрел на стол, - был пьян,
         Казалось, всё ему возможно, -
         Уж груда золота - пред ним!
         Мне было угадать не сложно,
         Кто из нас Дьяволом любим.
      
         В моих руках смычок и шпага
         Порой, в минуту озорства,
         Имели равные права.
         Не чуял враг, что лишь два шага
         Он отстоит от саркофага, -
         Была и рифма не черства,
         И кисть отчаянно резва,
         Когда мгновенье изловя,
         В Ад отправлял, благословя.

         Всю ночь его я поджидал,
         Держа за рукоять кинжал.
         Но вдруг очнулся: смерть - не месть:
         Иное средство, к счастью, есть!

АЛЬБИНОНИ.
         Месть дьяволу? - Вот это ново.
ТАРТИНИ.
         Была бы ненависть готова!
         И Дьявол может быть распят:
         Здесь нужен-то один лишь взгляд,
         Какого хочешь ты ответа? -
         Да, то была Елизавета.
         Любовь и ревность - вот тот яд, -
         Кровь отравить, лишить покоя,
         Чтоб когда проповедь читал,
         Стоя с крестом у аналоя,      
         То образ бы её вставал,       
         И кровь вскипала б, как смола,
         И веру бы любовь сожгла!       

               ДАЛЕЕ - взять из ОКОНЧАТЕЛЬНОГО ТЕКСТА

всё тот же миг, и та же нота,-
она мне стала вдруг гробницей
Ошибки быть, поверь, не может
В последней её части  пасть ли
          Я слышал, в ней те же...


МАСКА ПАНТАЛОНЕ.
          Но это бред! нет, невозможно!
МАСКА СМЕРТИ.
          
          О, если б кончилось на этом!
       
    О, это месть такого рода!
          Чтоб отравить существованье, -
          Ему не мог простить, глупец, его улыбку, -
          Возненавидеть крест и скрипку! -
           (ни взгляда, ни улыбку,
         
( см. ВИВАЛЬДИ. Наследница несметного богатства....)  ВСТАВИТЬ, ПЕРЕНЕСТИ.
06.02. 2024


ВСТРЕЧА ТАРТИНИ и ЕЛИЗАВЕТЫ
         Мне было двадцать лет, - огонь в крови,
         Как сердце жаждало страстей, любви!
         И Дьявол довершил все остальное.
         Так повстречал я чудо неземное.   (Вдруг повстречал я...)



         Мы до того друг друга не видали
         Молчали оба: всё глаза сказали!

               
         Вивальди тайно обвенчал

         Глухою ночью в церкви ospedale,
         Когда Венеция кружилась в карнавале,
         Я ангела вел тихо под венец, -
         Святые и Спаситель наш едва ли
         Такую свадьбу где ещё видали:
         Нам Дьявол был посаженный отец. 03.10.2023 Пушкинская пл.
         Благоразумьем я не отличался,
         Расплата – смерть, и всё же я венчался.
         Любовью ослеплен, не меньше - местью:
         Как было жить с неотомщенной честью! 08.09.23
...
Я обожал её, она - меня.
         Вернуть нас - были наняты шпионы...
         Погоня нас настигла близ Вероны.
         Она сама мне подвела коня,
         И на плечо мне голову склоня...

были прекрасны, точно


          (Скажи мне, наконец, кого мы ищем,
          Да выбирай дорогу впредь почище.)
БРОДЯГА.(черн.)
          Иль мне послышалось, - "Вивальди", - так сказали?
          Как будто даже Дьяволом назвали...
............         
          Чем дьяволу Вивальди угодил? -
          Не тем ли, что здесь мёртвых из могил
          Пошла у римлян мода оживлять       
          Да тарантеллу с мёртвыми плясать         
          Под скрипку! Вот потеха, - колдовство! -
          .....
          Хотя, чему тут удивляться, -
          Всё в этом мире может статься!
          Мне бог мой, случай, их послал,
          Ему всегда я доверял,
          И в сердце с мыслями благими
          Последую-ка я за ними.

                Уходит..

       На повозках везут гробы, за повозками идут старухи.
ПЕРВАЯ.
         На колдовство иль сон похоже, -
         Из гроба - на супружне ложе, -
         Гроб сгнил, и крышка, и он сам:
         Как тут не верить чудесам!
ВТОРАЯ.
       
         Красавчик мой в гробу томится
         Аж  тридцать лет, - ай, как давно!
         Всё так на земле мудрено, -
         И вдруг опять на свет явиться -
         В могиле заново родиться. -
         Хи-хи-хи...
 


        Затеял тяжбу с небесами...
        Нутро горит. Дай фляжку мне.
        Не стал довольствоваться снами...
        Спаси господь, гореть в огне.

           С Ц Е Н А    В Т О Р А Я

    Входит ДЖОВАННИ, с потайным фонарём.
ДЖОВАННИ (входя).
         Какая темень, боже правый,
         Вот приключение наславу.       
         А злачные, должно быть, тут места.         
         Клянуся яйцами спасителя Христа,               
         Пристало б больше вам молиться,
         А не в ночи, как вор, таиться.
 (Машет фонарём, появляется паланкин, за занавеской появляется, и тут же прячется МАСКА СМЕХА.)
МАСКА СМЕХА.
        Повинный похотливый поп
        Противней, чем прогнивший гроб,
        Не чую ног, как будто пьяный.
        О, будь я проклят, окаянный!
Мелодия "Гробницы" - вот моя жизнь. Ум и сердце в разладе, память – деспот, ночи – пытка. Небо ль не приняло её? Какая сила могла вернуть её?.. 
ДЖОВАННИ.
        Хозяин, с кем вы говорите?
        Святых в молитвах призовите.    
        Эх, лучше бы сидеть нам дома. -
        Слыхали, сколько в Риме краж,
        Убийств...
МАСКА СМЕХА (выглядывает из паланкина.)
              Ну, дай же фляжку рома!
ДЖОВАННИ.
        В грозу дрожите вы от грома,
        А тут готовы лезть на абордаж. 
МАСКА СМЕХА.
        О ней молюсь, Джованни, ежечасно...
ДЖОВАННИ.
        Чтоб соловья - в курятник?! - это зря.
МАСКА СМЕХА
        Она сбежала из монастыря!
ДЖОВАННИ.
        Анниту - в монастырь?! Нет, это вы напрасно.
        Яснее ясного, что этакой чертовке
        Раз плюнуть из окна спуститься по верёвке.
               
     Появляется БРОДЯГА. 

БРОДЯГА (входя, декламирует).
        "Святой надеждой окрыленных,
        Ночная гвардия влюбленных,
        Любимцы сводницы луны,
        Мы ей покорны быть должны!
        Восславим юность и любовь,
        Горит огнём в нас страсть и кровь!"
Э-эй, в паланкине! А ну, покажись, я живо выпущу вам кишки, любезный!" Я увижу, какого цвета ваши потроха! (Уходит, напевая.)
       
МАСКА СМЕХА. 
        "Восславим юность и любовь,
        Горит огнём в нас страсть и кровь..." -       
        И в этой стройной роще я, -
        Священник, - старая свинья!
        Грешу, подлец, без передышки!..
        Дай леденец мне от одышки.
        Джованни, где мы?
ДЖОВАННИ.
                Осмотрюсь...
МАСКА СМЕХА.
        В каком нечестье к ней явлюсь!
        В твоей, о, господи, ли власти
        Сердечные предотвратить напасти.
        Восторги, горести любви, измены –
        Священнику ли эти перемены?

ДЖОВАННИ.
        Ээ, зарекалася свинья
        Не жрать г... - поститься.
        Божилася, да только зря:
        Нет-нет, да угостится.
        А в казино продули вы сутану!
        Прости вас бог, синьор.
МАСКА СМЕХА.
                Игра не шла!
        Едва не проигрался догола. -
        Оправдываться я не стану:
        Жаль, крест спустил, о чём тут говорить.
       
        Но ты же мог меня остановить!
ДЖОВАННИ.
        Ворону легше до бела отмыть.
        Любовная чесотка хуже бритвы:
        Плохое снадобье, святой отец, молитвы.
        Кто ждёт любви – найдёт кота в мешке.
        Попляшем мы в испанском сапожке!
МАСКА СМЕХА.
        Да ведь она ещё так молода.
        Ей хочется веселья, карнавала...
        Желаний детских - как и не бывало
        Мда... Время утекает, как вода...

     Снова появляется БРОДЯГА, подслушивает.

МАСКА СМЕХА (осматриваясь). Ба! Лопни мои глаза, - монастырь!
ДЖОВАННИ. Какой монастырь?
МАСКА СМЕХА. «Святое Сердце», приют благочестия. Я жил там в юности, а где ты стоишь, пылал костер.
ДЖОВАННИ. Пресвятая дева! Где?
МАСКА СМЕХА.
        Где ты стоишь. - Сжигали здесь попа,
        Такого же, как я теперь, примерно.
        Любовь, Джованни, чёрт, такая скверна! -
        Они пылали, точно два снопа.    
        Гудело пламя, чёрный-чёрный дым...
ДЖОВАННИ.
        Уж точно, не был поп святым.
МАСКА СМЕХА.
        Она вопила - не забыть до смерти.
ДЖОВАННИ.
        Да что! - в аду дожарят черти!      
МАСКА СМЕХА.       
        В толпе похабности орали,         
        А бабы громко проклинали.
ДЖОВАННИ.    
        Кого же с тем попом сжигали?
МАСКА СМЕХА.
        Монашенку Святого Доминика. -
        Я не слыхал ужасней крика. -   
        Не помню, - лет семнадцать, что ли, -
        Такая юная, не боле.
        Ай, как вопила! - "Я тебя люблю!
        Люблю!" -    А от него вдруг сдуло пламя ветром,
        И он стоит - у Ада на краю, -
        Ревёт, как зверь: "Мы встретимся с тобой в Раю!.." -
А я в чу сам, - в чужой одежде, в ботфортах, крест спрятал! Гром небесный на наши головы!
ДЖОВАННИ. Э, на вашу, хозяин, на вашу голову! На кой чёрт я с вами связался!
        С молитвой или без, а старый конь,
        Хоть буллой папской узаконь,
        А на племя он не сгодится.
        Нельзя нам, старикам, омолодиться!
МАСКА СМЕХА. Молчи, скотина. Дрожу от страха, и в самом безнадежном смятении.
        Проклятье! Здесь стоял, смотрел в огонь, молился,
        А ноги подкосились вдруг и поклонился...
ДЖОВАННИ.
        Любви греховной?
МАСКА СМЕХА.
                Нет же!
ДЖОВАННИ. 
                Сатане!?
        Увидели его вы там, в огне?!
МАСКА СМЕХА.               
        Ты кусок мяса. - Да любви конечно:
        Венчал огонь их - навсегда, навечно!
        В огне костра - как в церкви, честь по чести.
        И вот, я сам стою на том же месте.
        Могло ль такое мне когда присниться!
ДЖОВАННИ.
        А что, должно быть, хороша была блудница?
МАСКА СМЕХА.
        Э, тьфу на тебя!
        М-да, вечная любовь границ ни в чём не знает. –
        Молитвы на костре ей только не хватает.
        Вокруг любви вся в мире круговерть.
        Идёт к ней в услуженье даже смерть:
        Прекрасней пламени, Джованни, не бывает!
        Их жгли прилюдно за любовь.
        За ту любовь, что злее смерти, -
        То стынет, то вскипает кровь, -
        В Аду так не терзают черти, -
        Любовь... Она страшнее смерти! 23-26.09.2023,Пушкинская пл.

ДЖОВАННИ. Обереги, господи, от этой заразы.
        Любовь - как полынья, где сгинешь в одночасье.
        Мученье и расход, и никакого счастья.   

(Несколько человек, запрягшись в повозку, провозят два гроба, рядом две женщины.)
ДЖОВАННИ.
        Святой отец, - гроба везут!
МАСКА СМЕХА.
        Безумья времена нас ждут!
       
ПЕРВАЯ.
       Любимого мы оживим,
       Святой водою окропим,
       Пусть будет хоть полуживым, -
       Нам Дьявол стал отцом родным!
ВТОРАЯ.      
       Про смерть всё врали в церкви нам:
       Есть жизнь со смертью пополам,
       Не то, ни сё, - ни жизнь, ни смерть,
       Словом, земная круговерть.
ПЕРВАЯ.
       Кем был твой муж?
ВТОРАЯ.
       Из дуэлянтов
       В дом приведи мне музыкантов...
          (Уходят.)
БРОДЯГА (входя). Что за чудеса творятся в Риме? Вторую ночь гробы везут с кладбищ!
       А ведь всё правда, - мертвецы            
       По Риму бродят, будто живы.
       Что, если эти шельмецы,
       Не нам в пример, окажутся ретивы:
       Как без любви в гробах лежать веками?!
       Уж я б занялся делом - не стихами,
       Уж точно, стал бы ублажать не уши...
       Да будь вы прокляты, воскреснувшие души!


ДЖОВАННИ.
        Я, сколь живу, такого не бывало.
        Колдунья, помню, мёртвых вызывала,
        Но лишь рассвет - не загостятся,
        И все, как есть, спешат убраться.
        Что ж это с миром происходит?      
        Иль впрямь по Риму Дьявол бродит?
        Нет ни почтения, ни страха, -
        Вчера я слышал от монаха, -
        Не то в Палермо, на Сицилии,
        В обители Святой Цицилии...
(Окончание в Старой записн. кн.)
        ......................
        .................
ВИВАЛЬДИ.
        Коль слух о "Трелях" достоверен,
        Тогда и сам я не уверен
        Ни в божьей милости, ни в собственном рассудке.
        Без просветленья мрак иль будут промежутки?
ДЖОВАННИ.
        Грызёт сомнения змея,
        Мессир: про тайны бытия.
ВИВАЛЬДИ.
        О, в это вдумываться вредно.
        Думай о том, чтоб жить безбедно.
ДЖОВАННИ (шепотом).
        А вдруг Христос, в венце терновом,
        Червям обедом стал готовым?!.       09.05.2024
         (Оба крестятся.)
ВИВАЛЬДИ.
        Перескажи мне ещё раз,
        Да поточней её рассказ, -
       
ДЖОВАННИ.
        Старуха, если не приврёт,
        Она и дня не проживёт.
ВИВАЛЬДИ.
       Бежать из кельи умудрилась!
       Вот то-то мне в слезах приснилась, -
       Как будто в бурю под окном
       Стояла в платьице одном.
       Распятие в руках живое, -
       Господь живым на нём страдал,
       От мук, от боли он стонал.
       Тот крест, - с живым Христом! - мне в руки,
       Чтоб разделил с Христом я муки,
       Вложила, умоляя взглядом
       Со мной позволить быть ей рядом
       Под покровительством высоким,
       И чтоб я не был с ней жестоким.      
       И вдруг господь мне улыбнулся,
       И тут внезапно я проснулся.
/Позволить быть ей с нами рядом/
ДЖАОВАННИ. 
       Мда. Странный сон, в нем что-то есть...
ВИВАЛЬДИ.
       Предупреждение?..
ДЖАОВАННИ.
                Бог весть!            
       Верьвё какое-то связав,
       Она насилу не разбилась,
       Когда на прочность испытав,
       В чьи-то объятья приземлилась.
ВИВАЛЬДИ.
       В объятия?!
ДЖОВАННИ.
                Того, кто спас.
       О, господи, помилуй нас!

/Ах, этот сладостный момент 
  Ах, эта сладкое мгновенье,
  Смущение … прикосновенье…


                Уходят.

           С Ц Е Н А   Т Р Е Т Ь Я

В ту же ночь. Площадь у Бычьего рынка. Фонтан, за ним храм Весты, направо - храм фортуны Верелис;  и церковь, двери которой открыты, и время от времени в неё заходят люди. Вокруг несколько домов, один из них в два этажа с вывеской "Золотые огни". Во дворе дома, под каштаном несколько столов с лавками, ХОЗЯЙКА постоялого двора, полная пожилая, хлопочет по хозяйству - она явно ожидает кого-то. Входит ПАОЛИНА, - она горбата страшна лицом, с большой серьгой в ухе).

             СЦЕНА ПЯТАЯ
Входят МАСКА СМЕРТИ и ПАНТАЛОНЕ, затем КАРЛИНО, следуя неподалёку, подслушивает; они его не замечают.

МАСКА СМЕРТИ (входя).
        Приехав в Рим сегодня поутру,
        В волнении каких-то ожиданий,
        Я тут же поспешил к Петру,
        Как если б мне назначено свиданье.
        Под вечное благословенье
        О тайнах музыки трактат
        Ко гробу положить был рад,
        И слушал ангельское пенье.
ПАНТАЛОНЕ.
        Я спать хочу, и твой трактат
        Мне хуже, чем петля на шее.
        Дари мне Пётр ключи от врат -
        Постель я выберу скорее.
МАСКА СМЕРТИ.
        Я стал молиться, вдруг – она,
        Моя жена, ко мне навстречу!
        В ней жизнь, вся прелести полна...
ПАНТАЛОНЕ.         
        Прости, Джузеппе, но замечу, -
        Ночь тёмная; ну что за были:
        Она пятнадцать лет в могиле!
МАСКА СМЕРТИ.
        Но слушай же! С ней шла старуха,
        Похожая на злого духа:
        Хромая, горб из-за спины,
        Как ангел с адской стороны,
        Но - рядом... О, сама весна!
        Вуали шелковой волна
        Скользит на бархатные плечи, -
        И так печальна, так бледна,
        Глядит на трепетные свечи…
        Я ж – не живее истукана.
БРОДЯГА.
        Безумный бред под шум фонтана.
   (Перебирает струны гитары, уходит, но слышна его гитара.)
МАСКА СМЕРТИ.       
        О, ты бы видел, как она молилась!      
        Я не видал подобного давно.
        Так горячо, - как тень, что возвратилась
        Из ада ль или рая всё равно.       
        И веришь ли, - дрожа, молюсь с ней рядом,               
        И страстью искушаем, точно гадом,       
        Восторгов полон, грёз… Но - аромат!.. -
        Всё тем же дышит тело, точно сад.
        Я сном в слезах волшебным упивался
        И к доводам безумия склонялся.
        Тут в вышине, и тихо так, - начало
        Под сводами Петра вдруг зазвучало...
ПАНТАЛОНЕ.
        Не может быть!..
МАСКА СМЕРТИ.
               Да! - "Дьявольские трели"! -
         Как шепот, нежно, слышно – еле-еле…
         Когда бы не небесная любовь,      
         Когда бы не проклятая соната!
         Душа чудесным сном объята! -
         Её слезинки, локон, бровь -
         Мне прошлое вернули вновь,
         И каюсь, аду был я рад
         У гроба стража райских врат.
         Ты убедишься,  –  как была!
         Не мог я пред крестом забыться
         Настолько, чтобы ошибиться –
         Она красавицей слыла.
         Я шёл за ними по пятам,
         Теряясь в мыслях и догадках,
         Я и сейчас, как в лихорадке,
         В сомненье с верой пополам.
         И мне, компанию составя,
         Рассудишь здраво, не лукавя.
         Но всё ж хочу предостеречь:
         Чтобы несчастья не навлечь,
         Не забывай о власти «Трелей»…
ПАНТАЛОНЕ.
         Безбожника закоренелей
         Пожалуй, в Риме не сыскать.
         Ты мог бы больше мне сказать.
         Твой спор с Вивальди и венчанье
         Чуть ли не в первый день свиданья!

МАСКА СМЕРТИ.
         Венчались ночью мы, и тайно -
         То было велено судьбой,
         ...................
МАСКА СМЕРТИ.
         Сквозь ставни свет. Пришли, Томазо. -   
         Её балкон. – Сомненья сразу            
         Оставят место удивленью
         Необычайному явленью.
         Смотри же! - С лампой, у окна...
         Походка, все движения!
    АННИТА открывает ставни на окнах. Она всё ещё в маске и в шляпе.
ПАНТАЛОНЕ.               
         Чтоб сохраниться так?.. Она            
         Пример омоложения.               
МАСКА СМЕРТИ.               
         Молчи, я не шучу с тобой! -
         Из гроба вызвана волшбой! -
         Из грёз моих, рассветом стёртых,
         Она пришла из мира мёртвых! 
         Семнадцать лет всеми ночами
         К ней льну, как к берегу ручей...
         Но если не её, - то чей,      
         Из гроба вызванный мольбами?..
         О, светлый образ, свет очей!
КАРЛИНО (видит АННИТУ).
         Аннита?! Нет!.. Здесь, в трёх шагах!..
         Но, что за чёрт, кто тот монах?
         И как он смотрит на неё! 
         Подсказывает мне чутьё,
         Они не просто так болтают,
         Но явно что-то затевают!   

         (Они меня еще не знают,
         Как я не знаю, слова «страх»!)
ПАНТАЛОНЕ.               
         Безумие - апофеоз любви.         
         В ней было редкое очарование.
         Когда б не смерть, в её крови -
         Быть любящей женой - призвание.24.09.2023.
         Кругом веселье, карнавал,
         Ну что за тайну ты узнал,               
         Что нет покоя даже аду,
         И вот - безумие в награду.
         Ты кончишь как и Ариосто:               
         Сойти с ума влюблённым просто.
         История про Дьявола нелепа...
ТАРТИНИ.
         Клянусь, он мёртвую из склепа... -
ПАНТАЛОНЕ.         
         Подобное возможно лишь в мечтах. -
ТАРТИНИ.
         Он вывел скрипкой - на моих глазах!
         Я перед ним стоял, - в келье, -  свеча погасла,
         Тут в лунном свете я увидел ясно, -
         Как вот тебя сейчас, – идущую ко мне,
         Из мрака ли, из пламени ль...
ПАНТАЛОНЕ.
                ...из Ада?!
        (АННИТА снимает маску, луна озаряет её лицо.)
МАСКА СМЕРТИ.
         Взгляни же на неё: достаточно лишь взгляда!
(АННИТА выходит на балкон, зажигает лампаду перед образом Христа в нише стены.)
ПАНТАЛОНЕ (ещё не глядя на балкон).
         О, где рассудок твой? В своём ли ты уме!
         В безумных снах ты ищешь исцеленья.
         Ведь это бред!..

 АННИТА появляется на балконе.

МАСКА СМЕРТИ.
                Ни страха, ни сомненья! -
         Под звуки "Трелей" вновь и вновь
         Ты предо мной, и стынет кровь!..
         Жить без неё? – Да сгинет мир в чуме!
         И в блеске тысячи мечей
         Смерть не найдёт больнее жала:
         Невинный, тихий взгляд очей
         Она мне в сердце погружала!..
ПАНТАЛОНЕ.
         Людские страсти! Сколько муки
         Сулит влюблённым час разлуки...
  (АННИТА появляется на балконе, ПАНТАЛОНЕ видит АННИТУ - он ошеломлён.)
         Жаль, в вере я совсем не твёрд...
         Поверить в Сатану мне сложно.
         Да кто ж она? О, что за чёрт!
         Такое сходство невозможно!
         Рассудку не сыскать спасенья,
         Воистину достойно удивления.
МАСКА СМЕРТИ.
         Рассудок мой - что парус в мрачный штиль,
         Не различить, где – бред, где – сон, где – быль.
         Заклятье Дьявола я слышу вновь,
         И голос, леденящий в жилах кровь!
ПАНТАЛОНЕ.         
         О, чудо! Я заинтригован,
         И ею просто очарован!
Античные богини не умерли, она одна из них!
ПАОЛИНА (появляется в окне). Чулки чинила, да считала, сколько мы должны. Так здесь все дорого. В Мантуе мы тоже заказывали индейку, и жирней была и дешевле.
АННИТА (помолившись). Прими от меня цветы, Иисусе, а если у меня не будет мужа, я останусь твоей невестой, весела и без пятен на лице. (Украшает цветами икону.)
ПАНТАЛОНЕ.
        Какое сходство, боже, голосок –
        Как колоску подобен колосок.
МАСКА СМЕРТИ.
        Коль кара всем нам - по вине,
        Но для меня она – втройне. 
        Так часто призрак мне являлся,
        Что будто с ней не расставался.
        Дыхание её и по сей час на мне, -
        Не призрака, - но там, у статуи Пьета,
        Мог ли забыть её уста!
ПАНТАЛОНЕ.
        Глазам поверить не под силу,
        Какие возлагать надежды на могилу?
        У неба тайн – товар у бога в лавке,
        В неразберихе, в шуме, в давке,
        Когда охотников со всех сторон, -
        Где старцу уследить за тайной похорон!
МАСКА СМЕРТИ (в сильном волнении).
        Торжественность заклятий,
        Вся мощь и ад проклятий,
        И холод мертвой крови
        В одном движенье брови! Феод.,27.09.2003.
        На пытку, на костёр - клянусь,
        Хоть и признаться я страшусь, -
        Могила мой свидетель, это…
ПАНТАЛОНЕ.
        Не может быть Елизавета!
        Напрасны клятвы, с богом в ссоре,
        Не бродят призраки в соборе.

ПОВТОР: СМ ВЫШЕ
ПАОЛИНА. Трясучие повозки, зной, пыль; зимой чуть не замерзли в поле. Я боюсь за тебя. Не лучше ли было остаться в монастыре?
АННИТА. Вспомни театр в Мантуе: - зал в синем бархате, и всё сверкает золотом. Сколько раз он говорил мне:  "Жизнь, Аннита, - это карнавал." Монастырь?!.
       Чтоб в келье до зари у пяльцев
       Карпеть да слёзы проливать?!
       О, нет, такому не бывать.
       Я с бриллиантами на пальцах
       Мечтала перед ним предстать. -
       Не девочкой, не ученицей –
       Известной оперной певицей,
       Добившейся бессмертной славы.
       Мечты - не детские забавы:
       И у мечты бывает власть,
       Когда её питает страсть.
ПАОЛИНА.
       Ах милая моя, Аннита,
       Мечта, хоть золотом расшита,         
       Но на обед её не хватит:
       Она по векселям не платит.
АННИТА.


В то утро само небо послало мне Карлино. Я бежала от него не простившись. Я разбила ему сердце.
ПАОЛИНА. Что творится в Риме!  Ты слышала о дьявольском заклятии?
АННИТА. Я не хочу об этом ничего знать. Я хочу одного - увидеть нашего синьора.
ПАОЛИНА. О, святая Тереза! Не произноси имени, если не хочешь беды. И не забудь своего: теперь ты Елизавета.
АННИТА. Как забыть святое? Я ожила. Я проживу вторую жизнь.   
ПАОЛИНА. Э, ты посмотри, - опять телега с мертвецом. Он оживёт, и завтра тоже будет стоять в толпе и смотреть на костёр, будто и не лежал в могиле. Наш синьор - дьявол. Он дьявол! (Крестится, целует икону. Уходит. АННИТА стоит, задумчива.)
МАСКА СМЕРТИ.
        Ты видел?
ПАНТАЛОНЕ. Что за небесный цветок? Призрак на утренней заре!
..........

ПАОЛИНА (входя, тихо). Если тебя узнают, бросят в тюрьму святой инквизиции. Моим ли костям не знать тамошних палачей. Таким, как ты, забивают кол в сердце.
...........

ПАОЛИНА. Я боялась к нему подойти: боялась, что прибьет. Джованни нам поможет, - приведёт его к нам, и мы упадём к его ногам.
АННИТА. Завтра я добуду деньги: я возьму бубен и стану плясать, разжигая в мужчинах страсть. Я обожгу их взглядом, соблазню смехом, околдую! Кровь вспыхнет огнём в их жилах! Теперь уж я не та, что прежде. Взгляни в мои глаза: в них снова жизнь! Мой господин, о, мой господин! Он вернул мне солнце!
           это ПОВТОР!:
 Мне слёз монахиней не лить:
 В холодном склепе лучше гнить!

МАСКА СМЕРТИ. То речи цыганки или ведьмы.
ПАНТАЛОНЕ.  Но сходство удивительно.
БРОДЯГА (входя). Я слышу её голос. О, солнце моё, Аннита... Ты снишься твоему Карлино!
        Аннита?! Нет!.. Здесь, в трёх шагах!..
        Но, что за чёрт, что за монах?
        И как он смотрит на неё! 
        Подсказывает мне чутьё,
        Они не просто так болтают,
        Но явно что-то затевают!
АННИТА (украшая икону цветами).
        На небе ангела прекрасней нет,
        Его заботами мир полнится рапсодий.
        О нём молюсь я на ночь с детских лет:
        Он повелитель звуков и мелодий.
        Возьмёт смычок - все чувства, все желанья, Доступно скрипке передать желанье,
        Движенье сердца, даже грусть огня,      
        Иль страшного, давнишнего преданья
Старинного и страшного преданья,
        И робость зародившегося дня,
        И горечь тайны вечного молчания, —
        Мелодии божественной изгнания, -
        Всё скажет скрипка... Как же поступить?..
        Мне без любви и музыки не жить.
        (Уходит, затем возвращается.)
МАСКА СМЕРТИ.
        Ты слышал?
ПАНТАЛОНЕ.
                Да.
МАСКА СМЕРТИ.
                О чём она жалеет?
        Чьё имя в тайниках души лелеет?
ПАНТАЛОНЕ.
        Я поражен не меньше твоего,
        Но тут лишь сходство, больше ничего.            
        Я чуду тоже был бы рад...
МАСКА СМЕРТИ.
        Я ставлю жизнь свою в заклад,
        И с дьяволом готов сшибиться –
        Она! Могу ль я ошибиться!
ПАНТАЛОНЕ.
        Коль не обманывает слух,
        Одно скажу: она не дух,
        Но думаю, твоя соната,
        Увы, ни чуть не виновата.
МАСКА СМЕРТИ.
        Пятнадцать лет, страдая и казнясь,
        Хранил я "Трели" в тайне ото всех.
ПАНТАЛОНЕ.       
        И Дьявол в ней, над смертью вознесясь,
        Уж искупил наш первородный грех?
        Но если так, в обители земной
        Отныне станем клясться Сатаной!

АННИТА (с куклой). Дон подарил мне этого старичка с крыльями, но тогда вы были ангелом, синьор. Печально, что  время и старость обошлись с вами столь жестоко. Куда девалась ваша красота? Где вы так сильно потратились? что стало с вашими крыльями, сударь? - они висят точно паутинки. Но хуже всего обстоит с вашим сердцем: оно не принадлежит мне, иначе вы были бы здесь. А я... я последовала бы за вами даже в ад.
ПАНТАЛОНЕ.
        Сердечко отдано любви.
МАСКА СМЕРТИ.         
        О, как – смотри, – она прекрасна!
ПАНТАЛОНЕ.       
        Её женой лишь не зови:
        За призраком бежать опасно.               
        Безумие - бродя по свету,
        Разыскивать Елизавету...
        Похожа на венецианку,
        Заговорим и тайну - наизнанку!       

МАСКА СМЕРТИ (снимает маску).
        Да, но... Боюсь заговорить.
        О, нет! Хочу повременить.   
АННИТА.
        С мольбой о вас, все гибнущие в море,
        Я буду думать о моём синьоре.
        Мой рыцарь в латах, я его до гроба...
ПАНТАЛОНЕ.
        Замешана какая-то особа? 
МАСКА СМЕРТИ.      
        Клянусь крестом, он кровью захлебнётся,
        Кто б ни был ты, - лишь дьявол увернётся.       
        Узнать бы, - кто? Клинок горит в руках! 
ПАНТАЛОНЕ.
        Сдаётся мне, мы в чистых дураках.
        Но чтобы мёртвые из гроба выходили
        И, света не страшась, по улицам бродили,
        Послушные смычку, - дрожанию струны,
        Как скоморохи с адской стороны,
        Глумясь над смертию на площадях плясали,
        А люди б, изумясь, со страхом им внимали?! –
        Что ж стало б на земле? Да, это было б славно.
        Не верю богу я, а Дьяволу подавно!
КАРЛИНО. О, благословенная ночь! Аннита! Та, ради которой я бросил семинарию, и проклят моим обожаемым родителем! И стала ещё лучше с тех пор, как сбежала из труппы. А с ней и её сестрица! Да уж не грежу ли я?
ПАОЛИНА (входя, с деньгами в руке).
        От наших денег - половина.
АННИТА.
        Мне показалось, там - Карлино!
ПАОЛИНА.
        Не может быть, ты бредишь им.
        И эти скоро проедим...

 (Двое человек, запрягшись в повозку, провозят через площадь гроб, АННИТА и ПАОЛИНА крестятся.)   

ПАНТАЛОНЕ.   
        Безумцы к кладбищам спешат,
        Гроба под "Трели" потрошат,
        И мертвецов везут обратно.
        Что с миром станет, - не понятно...
        В безумье ввергла Рим соната,
        чревато
АННИТА.
        Вдруг стал чужим, смотрел – крестился,      
        Чему вздыхал, о чём молился?
        И скрипку скорбью чёрной звуки
        Терзали...
                (Уходит.)
МАСКА СМЕРТИ.
                Дьявольские муки!
         Пусть лунной ночью соловей кричит
         Проклятия любви и поцелуям!
         Ручей - шипеньем змей журчит,
         Пуская яд по звонким струям!
         Безумие пусть пожинает всходы -
         Пред матерью из рода в роды
         С ножом идёт на брата брат, -
         Её слова страшней мне во сто крат!
ПАНТАЛОНЕ.
         О, рок! Но скрыться невозможно,
         Как ничего не изменить!
МАСКА СМЕРТИ.
         Но это было бы безбожно -
         Её со мною разлучить!..
ПАОЛИНА.
         Мужчиной управлять - забава, а не дело,
         С твоей-то красотой и дурочка б сумела.
         Любовь над сердцем повелитель.
         Нам нужен щедрый покровитель.
МАСКА СМЕРТИ (со стоном).         
         Наложницей ли служит красота?!
         Кровавым призраком любовь не смотрит в очи,
         Ночным убийцей - в сумраке полночи!
         Нет! - Бездне не подвластна высота.
         Моя любовь на троне прочном,
         Чтоб в мире восцарить порочном!
ПАНТАЛОНЕ.
         Тебя узнать нельзя, то речи не монаха,
         Скорее, юноши, не знающего страха.
МАСКА СМЕРТИ (с восторгом).         
         Что ж, так и есть, мне страх неведом.
         Я за судьбою повсюду - следом. 
         Вот тайна тайн! – Сонаты власть и сила
         Из Ада вырвала её и к жизни возвратила!
         Заклятье звуков вечный плен
         Могил холодных прах и тлен,
         Покой, обещанный костям, -
         Вновь в жертву суетным страстям! -
         По тайным тропам адских сфер
         Ведёт их в "Трелях" Люцифер!
         Конца нет в мире чудесам! -
         Вернуть всех солнцу, небесам -
         Под носом псов сторожевых
         Вернуть, - смутив покой живых!
         Так "Трелями" заклял я смерть,
         И с Дьяволом восстал на Твердь!

КАРЛИНО. Кто они? Не собираются ли они похитить мою Анниту? Притаюсь, и буду следить.

        АННИТА, с кувшином, направляется к фонтану.
       ТАРТИНИ наблюдает за ней, затем снимает свою маску.

ТАРТИНИ.
        Не верю ни кресту, молитвам, Аду,
        Последней верой верю свету дня.
        Мне нет с рассудком никакого сладу:
        Она стоит лишь в шаге от меня!
Мое почтение, синьорина.
АННИТА.
        Святой отец?..
ТАРТИНИ.
                Ты - призрак?!ю - Плоть и кровь!
        Испугана! Не узнаешь? Или не рада?
        Но - тот же профиль, локон, бровь...       
        Непостижимое свершилось властью Ада!
        Кого б в тебе не встретил вновь, -
        Тепло дыхания – вот вся моя награда!
АННИТА.
        Кто вы?
ТАРТИНИ.
               Ты дух иль нет? - Священный аромат...
        Глаза, улыбка, тот же  взгляд!
АННИТА.
        О, нет, святой отец, мы с вами не встречались,    
        Взгляните на меня. Вы, верно, обознались.
ТАРТИНИ.
        От берегов каких, так странно и нежданно,
        Как прежде молода и так же мне желанна!?.

АННИТА.
        Но в Риме я лишь первый раз
        И кто вы, - я не знаю вас.
ТАРТИНИ (не слушая, трогательно, шёпотом). Может ли такое быть?..
        Любимая! подай, как прежде, руку!..
        Услышь, - не дрогнет ли в душе?
        Разлуки нашей долгой муку
        Благословили мы уже,
        Простим же смерть: её дыханье
        Не означало расставанья!
АННИНА (порываясь уйти). Отец, позвольте мне уйти.
ТАРТИНИ.
       Постойте, дочь моя!.. Ето вы?
ПАОЛИНА (входя).
       Приёмы ваши не новы,
       И вас на исповедь едва ли,               
       Святой отец, мы ожидали.
ТАРТИНИ (удерживая АННИТУ за руку).
       Елизавета, ты ли?.. Боже!..
ПАОЛИНА.
      Синьор, на что это похоже!
      Вставать нам завтра спозаранку,
      И мы не клюнем на приманку.
ТАРТИНИ. Ещё мгновенье! умоляю!.. Да благословит вас небо на вашем пути.  Простите, дитя моё.
 
      АННИТА и ПАОЛИНА уходят во двор таверны.

АЛЬБИНОНИ (сняв маску ПОНТАЛОНЕ, взволнован и озадачен). Бог зрит твои слёзы, но та, которой их осушить, истлела.
       
        За что бы милости такие нам даны,
        Чтоб были мёртвые живым возвращены?
        Уж не любви – искать спасенья б впору.
        Остерегись вступать с рассудком в ссору.

ТАРТИНИ (помолчав).
        Мой шёпот жарких слов чудовищно уродлив.
        И как бы ни старался Дьявол быть угодлив,
        Подмену чувствую: я ночь принял за день.
        Безумие сошло: она всего лишь тень. 
        Гомункул, выращенный в колбе колдуна!..
АЛЬБИНОНИ.
        Ты бредил, друг. Смешны твои стенанья! -
        Бессильны перед смертью заклинанья.
ТАРТИНИ.
        Но всё ж в сомненье я: цыганка влюблена!..  неужто влюблена?!
        Мы оба слышали: столь искренни признанья  -  Я, ты -
        Змеёй сомнения мне в душу заползли,
        И ревность дикую опять во мне зажгли…
        О, если бы ты знал тех дьяволиц лобзанья!
        Такие радости, восторги нам сулят -
        Грехопадение любое освятят!
        Той ночью я горел от дьяволиц лобзаний!
        Те наслаждения превыше всех желаний,
        В Аду мой Рай! О, не земное счастье! - 
        Вбивали гвозди мне в ступни, в запястья.
        Но я был к боли нем: то смерть меня ласкала! 
        Возьми меня, - молил, - испил яд наслаждений,
        Возьми! Но отпусти, - Она не отпускала…
        В бреду, в безумии яд сладких искушений…

        ............................................
Искушений, ощущений сожалений  свершений
        Старуха смерть! О, ты вовсе не стара!
Желаний   свиданий   
        ...............................
КАРЛИНО. Да будут прокляты все старики мира! О, чёрт меня возьми, что здесь происходит?
ТАРТИНИ.
       Зайдём в часовню - душу остужу,
       И покаяния огнём не пощажу.
АЛЬБИНОНИ.
      С безумцами любви и аду не ужиться,
      Но на меня ты можешь положиться.
      У тайны завтра ж получу я ссуду
      И для тебя хоть что-нибудь добуду.
             
   ТАРТИНИ и АЛЬБИНОНИ уходят в часовню. КАРЛИНО под балконом.

АЛЬБИНОНИ (возвращается). Что за таинственная Елена? Никогда, никогда ещё не встречал я такой красоты.
      Жаль, в вере я совсем не твёрд:
      Поверить в Сатану мне сложно.
      Да кто ж она? О, что за чёрт,
      Такое сходство невозможно!
         (Уходит в церковь.)

КАРЛИНО. Наконец, убрались. Аннита! Карлино здесь!(Бросает камушки в ставни.) Тот, что помог тебе бежать из монастыря, и с кем ты делила кров кибитки! Ах, Аннита, если бы ты знала, как долго я искал тебя! Аннита! Выйди же, нас никто не слышит. Видишь, нет на мне сутаны – я сделался поэтом, и мешок мой набит сонетами в твою честь. Аннита! (АННИТА появляется на балконе, делает ему знак говорить тише.) Когда ты сбежала, от горя я хотел покончить с собой, но один безвестный странствующий священник по доброте своей уговорил меня жить. И я живу в долг - у сонетов и счастья!
    
                С Ц Е Н А   П Я Т А Я.

Там же. Появляются Слуги с портшезом и ДЖОВАННИ. За занавеской: «Полегче, увальни! Ну что, Джованни? Где мы?»
ДЖОВАННИ.
        Вот и фонтан, а там храм Весте, -
        Ну, наконец-то мы на месте.
ВИВАЛЬДИ. У кого на сердце любовь, у того шпора в боку.
ДЖОВАННИ. Ох, какие золотые слова.

ВИВАЛЬДИ выходя из портшеза, он надевает маску СМЕХА с огромным носом. ВИВАЛЬДИ толст и горбат, длинные, до плеч  волосы отливают красной медью.

КАРЛИНО. Опять это чудовище! Да кто они такие?
ВИВАЛЬДИ. Затеял тяжбу с небесами. Нутро горит. Дай флягу.
ДЖОВАННИ. Обезумел мой синьор, пропал ты, Джованни.
       Сам Дьявол скажет: эту двойню
       Во власть беде сведу, на бойню.
       Ни жив ни мёртв, шёл, как на плаху -
       Такого натерпелся страху...

       Среди любовников, синьор,
       Вы как осёл среди мартышек,
       Крадётесь ночью, точно вор,
       Дрожим трусливее двух мышек,
       Что в камере живут во тьме
       У инквизиции в тюрьме.
       Ой, схватят нас, святой отец.
ВИВАЛЬДИ.               
       Опять ты за своё, подлец, -
       Забыл, что менестрель я, в маске.
КАРЛИНО.
       Что за чудище из сказки?
       Иль то покойник вдруг воскрес?
       Не иначе, ночь чудес:
       Из могилы менестрели   
       О любви к живым запели.
ВИВАЛЬДИ. Прячьте свой катафалк, дети мои, и ждите.
НОСИЛЬЩИК. Да, синьор, мы будем за углом.

ДЖОВАННИ.
       Она должна нас поджидать.
ВИВАЛЬДИ.
       Как мой наряд?
ДЖОВАННИ.
                Вас не узнать.
ВИВАЛЬДИ.
       Да точно ль так, ты не соврал?
ДЖОВАННИ.
       Нарядец славный подобрал
       Вам театральный костюмер:
       Ведь вы в нём просто флибустьер! В ботфортах вы как ф
          
  (Носильщики уходят. Луна то выплывает из-за туч, то снова становится темно.)
ВИВАЛЬДИ.  Ещё вчера пел ей колыбельную, и вот, состарился, а она… Бесконечно сладостно смотреть на неё. Робкий, небесный цветочек. Голосок у неё слабоват, зато чист как лазурь. Моя радость и печаль!..
КАРЛИНО.
       Я со смеху помру! Моя Аннита,
       Не этот ли толстяк твой опекун,
       Которым дали имя Шито-Крыто,
       Развратник старый, мерзостный певун?
       Харон не меньше б был смешон,
       Когда, любовью сокрушён,
       Направил б вспять с тенями лодку,
       Влюбившись в смуглую красотку.

       А говорят, в полсотни лет
       Уж всё на свете суета сует.
       Плестись в ночи хватило духу, –
       Влеплю такую оплеуху!..
ВИВАЛЬДИ. Ой, на что я налетел? Точно мне влепили. Ой, ещё одна!
ДЖОВАННИ. Тише, святой отец! Тише... Как хотите, а не гожусь я для такой работы. Да и вы какой менестрель? И зачем, скажите, было везти её в монастырь? Разве горбата, кривая? Любя вас, она с рыданьем согласилась.
ВИВАЛЬДИ.  Затеял тяжбу с небесами, а ведь давал обеты не любить.

КАРЛИНО. Но что слышу! Так он отдал её в монахини? И знакомый голос...)Не он ли мой спаситель, вытащивший меня из омута полгода назад?)
ВИВАЛЬДИ. Всеблагой господь, я люблю её, люблю эту маленькую дьяволицу. Небеса не видели любви несчастнее и чище, сказать иначе - очернить святое.
       А ежели сказать иное, -
       Так это - очернить святое.

КАРЛИНО.
       Какой воинственный Танкред.
       Похоже на любовный бред!
А что, если она его незаконная дочь, и он её отец?! Ничего не понимаю. Я поторопился с оплеухой!

  Появляется со свечой ПАОЛИНА, приоткрывает ставни на окнах. Говорят шепотом.

ПАОЛИНА. Синьор,  глазам не верю, да вы ли это?
ВИВАЛЬДИ. Старая ведьма! Как видишь, не я. Где же она, дрянная? Пошли её ко мне, пока никого нет, чтобы я проучил её этой палкой!

    Появляются шумная компания МАСОК с факелами, и несколько музыкантов. Одни располагаются во дворе таверны за столиками, МАСКИ пляшут вокруг ВИВАЛЬДИ, потешаясь над его толщиной и уродством, музыканты играют. Появляется ХОЗЯЙКА таверны, приветливо и суетливо расставляет кружки и бочонки вина. Несколько её постояльцев так же занимают столик, но они не из тех, кто разделяет общее веселье. ПАОЛИНА присаживается за их столик.
Из часовни выходят ТАРТИНИ и АЛЬБИНОНИ. ВИВАЛЬДИ замечает ТАРТИНИ, но не уверен, точно ли это он.

ДЖОВАННИ.
       Кого вы там увидели, синьор?
ВИВАЛЬДИ (в тревоге).
       Иль с Дьяволом продлил он договор?..
       Да он ли?.. Или показалось?
       От страха даже сердце сжалось.
       Предчувствие мне сердце гложет -
       Здесь, ночью, в Риме?!. Быть не может!
       Ах, то-то же мне снились свиньи.
       Проклятье! Он! Ты глянь-ка - там!
       Да верить ли своим глазам, -
       Неужто это сам Тартини?
ДЖОВАННИ.
       Свинья? - Ну, да, само собой,
       Пахнуло, точно, колбасой.

ВИВАЛЬДИ напуган и растерян. Опасаясь быть узнанным, берёт у скрипача скрипку и прячась в толпе, играет. ТАРТИНИ без маски, задумчив и мрачен, но он сразу выделяет ВИВАЛЬДИ из музыкантов.

ТАРТИНИ (настороженно, с тревогой вслушиваясь).
       Я слышу грусть с отцовской лаской...
       Что за лицо под этой маской?
       С клеймом проклятья блеск очей...
       О, заклинатель тьмы ночей!  (Крестится.) 
АЛЬБИНОНИ. Оставь! У этого шарлатана накладные волосы и фальшивый горб. От Рима до Милана так обряжаются все они, именуя себя "Вивальди". На дорогах встречал я музыкантов редких дарований, невозможно было поверить, что они бродяги. В Италии никто ещё не был столь прославляем публикой, как Вивальди!
        Признаюсь честно, без прикрас,
        Мне приходилось много раз
        В своей ничтожности постыдной убеждаться,
        И чёрной завистью к бродягам наливаться.
ТАРТИНИ (про себя). Дьявол явился мне в его обличии. Вивальди! (Вслух.) Но - руки, Томазо, руки!
АЛЬБИНОНИ (глядя на АННИТУ, не слушая ТАРТИНИ).
       Я помню вечер, – триста скрипок пели -
       Божественно! О, музыка Корелли!
       Но тут вдруг он, как рыжий маг, -
       Вивальди, - скрипкой дал нам знак, -
       Что началось!… Там было presto, -
       Похожее на это место, -
       И жизнь, и смерть, - и ад, и рай!..
       Вивальди же воистину был страшен, -
       Как юный сатана, могуч, непобедим,
       Горящей гривой дьявольской украшен,
       Казалось, не земным огнём палим!
       И в божьи милости не веря,
       Забыв про крест и божий страх,
       Мы торжествующего зверя
       Узрели с скрипкою в руках.

       Со стоном, сладко, струны ныли,
       А небо судороги били.
       Метался океан! Обвалы
       Крушили недра, и в провалы
       Нас, бедных, звуки уносили...
      
ТАРТИНИ (сжимая эфес шпаги, с тревогой наблюдая за ВИВАЛЬДИ.)
       Ночной бродяга... И /Он горбат!
       Как был бы я с ним встрече рад,
       Чтоб хрип услышать, смерть узреть. -
       А волосы - горят, как медь!
       Взгляни на руки, - мне ль не знать!
       Лишь Дьявол мог бы так играть, -
       Хотя в руках дрянная скрипка.
       Не Дьявола ль под маскою улыбка?  03.10.2023

   ТАРТИНИ хочет обнажить шпагу, АЛЬБИНОНИ удерживает его руку.
АЛЬБИНОНИ.
       Ах, нет, Джузеппе, нет, постой!
ТАРТИНИ.      
       Я дам бродяге золотой.
               
ТАРТИНИ (хватает ВИВАЛЬДИ за руку). Если не хочешь открыть своего лица, позволь узнать твоё имя?
ВИВАЛЬДИ (изменив голос). Оно легче ветра. Оно вам ничего не скажет, а на лице следы проказы.
ТАРТИНИ. Твоя мелодия отворяет врата в райские кущи?
ВИВАЛЬДИ. Я слышал её на постоялом дворе, на перевале, в Альпах, где реют ангелы, мой господин. Там ни страстей, ни зависти. Её играл бродяга, такой, как я. И его душа была как горный снег, чиста.

  ТАРТИНИ вздрагивает при этих словах. Начинаются танцы, ВИВАЛЬДИ скрывается в толпе.

ТАРТИНИ. Это он, клянусь, Томазо, - Дьявол, спасший меня при Лепато.
АЛЬБИНОНИ(поддавшись общему веселью, со смехом).
      Безумец! Полно же, пора очнуться,
      И прихотям природы улыбнуться!      
      От сотворенья мир устроен так –
      Прекрасным искушает неба враг:
      Любовь и смерть, - всё в звуках Страдивари, -
      Но не было и нет любимей этой твари!
      Минут века, забудут всех кумиров,
      И наши канут в Лету имена...            
      Но есть ли в музыке вина, -
      Что и в душе бродяг всё те же скорби мира!
ТАРТИНИ (в сторону).
       Но Дьявол так же был горбат...
       О, как я этой встрече рад!
       С клеймом проклятья свет очей -
       Зловещий шепоток свечей,
       Дрожат и нежностью и лаской...
              (Кричит.)
       Здесь дьявол прячется под маской!

 ТАРТИНИ намеревается сорвать с ВИВАЛЬДИ маску, но ряженые, взявшись за руки,  пляшут, не выпуская его из круга. ТАРТИНИ замечает на террасе АННИТУ и КАРЛИНО. тем временем, ДЖОВАННИ пытается увести ВИВАЛЬДИ.

ВИВАЛЬДИ. Я был на волосок от гибели. Он узнал меня!
ДЖОВАННИ. Обереги, непорочная мать! Бежим, хозяин, или мы погибли!
ТАРТИНИ. Руки Дьявола!.. Крест жжёт мне грудь... Зов мёртвых! Заклятье..
КАРЛИНО. В лице не кровинки, в руке - шпага!

 АННИТА и КАРЛИНО спускаются вниз и оказываются среди пляшущих вокруг ТАРТИНИ. Ряженые поют:
 
        Мы любим Ад! Мы любим Ад!
        Такому Аду кто не рад!? 
        Нам Сатана отец и мать,
        И не хотим Христа мы знать!

        Ищи Христа! Хлещи плетьми!
        Зовёмся Дьявола детьми!
        Ищи Христа! Распнём опять,
        Чтобы забыть, как его звать!
 
        Распнем Христа! Распнем его!
        А с ним и матушку его!

        В тиаре папы Сатана,
        Ему на ночь нужна жена,
        Проклятьем Ада рождена,
        Здесь всех прекрасней - кто?..
     (Выводят АННИТУ в центр круга. Все:)
                Она! Она!   01.10.23
АЛЬБИНОНИ.
         Я ею просто очарован!
ТАРТИНИ.
         Я в той же ноте замурован,
АЛЬБИНОНИ.
         Ты бредишь!
ТАРТИНИ.
                Дьявол мне явился, -
         Мой бог! мой разум помутился!
          (Едва сдерживая рыдания.)
         Померкнул свет в шатре моём,
         Погас светильник, я во мраке...
         Мы были счастливы вдвоём -
         В крестом благословенном браке, -
         Мы были счастливы вдвоём!..
Я содрогаюсь от ужаса, - она смеётся! И невдомёк - вот же, в двух  шагах – супруг твой! Елизавета! Моя жена! Возлюбленная моя!
        Мой херувим, мой ангел-покровитель,
        Как ты покинула свою обитель?
        Взгляни же - крест! Мой крест на ней!
        Нет ничего креста верней!
      (ГДЕ ВСТАВКА: перед разлукой ТАРТИНИ И ЕЛИЗАВЕТА обменялись крестами)
ПАОЛИНА.
        Речей не слышала чудней!
Каналья, монах беспутный! пьяница проклятый! Чтоб тебе было пусто! (Выливает на ТАРТИНИ кувшин с водой, ряженые смеются.)
ТАРТИНИ. Притворщица! Пятнадцать лет я лью слёзы по тебе, я продал дьяволу душу, надеясь силой магии звуков вернуть тебя! Ты мой свет, моя жизнь! Это я, твой муж! Елизавета!
АННИТА. Я не могла быть вашей женой. Я вас не знаю. Меня зовут иначе.
ТАРТИНИ. Как  же? - ведь мы венчались в церкви, сам Дьявол венчал нас в ту ночь!
 
    Общий смех, все продолжают неистовую пляску вокруг ТАРТИНИ.

АЛЬБИНОНИ. Опомнись, Джузеппе, ведь она дитя!
ТАРТИНИ. Ад изрыгнул тебя, проклятая фурия, не слёзы - кислота струится по щекам твоим, отродье могилы! (Замечает ВИВАЛЬДИ.) Я узнал тебя! О, если ты не сам Дьявол!..

   ТАРТИНИ наносит ВИВАЛЬДИ удар шпагой - шпага ударяется в его нагрудный крест и ломается; в этот момент разрывы фейерверка над Римом, крики ужаса, общее замешательство. ВИВАЛЬДИ и ДЖОВАННИ скрываются. Несколько человек хватают ТАРТИНИ. СТРАЖНИКИ хватают ТАРТИНИ и уводят.

                ЗАНАВЕС.
      
                ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
               
                С Ц Е Н А   Ш Е С Т А Я

Там же. За столами много молодых людей, образовав круг, разгорячённые танцем АННИТЫ. Посетители - многие в масках, - бурно выражают восторг. Монеты падают к ногам АННИТЫ. Крики: «Аннита, спой нам! Пой, Аннита!» АЛЬБИНОНИ, в маске и в шляпе с большими полями. Карлино с гитарой, совершенно счастлив, не сводит влюблённых глаз с АННИТЫ. Ещё двое мужчин берут в руки гитары, начинается веселье. ХОЗЯЙКА снуёт с мехом вина, разливая во кружкам.
        АННИТА и ПАОЛИНА о чём-то горячо спорят, стоя в стороне; ПАОЛИНА удерживает АННИТУ, когда та пытается уйти.
ПАОЛИНА.
        За нами тот синьор следит,
        И следует нам здесь остаться.
        Весёлой надо .... казаться...
       
        Постой! Синьор не пострадал.
        Он чудом смерти избежал.
АННИТА.
        Но может быть серьёзно ранен.
        Монах был точно одурманен.
        Не я ль была тому виной?
ПАОЛИНА.
        Их много ночью под луной, -
        Беспутных пьяниц, всякий сброд,
        Монах тот - враль и сумасброд.


     Неожиданно перед АННИТОЙ появляется КАРЛИНО.
АННИТА.
        Карлино?! Ты за мной следил?
        Мне этого недоставало!
КАРЛИНО.
        Я просто мимо проходил.
        Аннита, где ты пропадала?!
АННИТА.
        И вот ты здесь. Я так и знала,
        Что станешь ты меня искать.
КАРЛИНО.
        Ах, вовсе нет! Готов поклясться, -
        И поцелуем мне воздастся, -
        Что сердце может забывать
        Обиды горькие, измены,-
        Но не любовь, - ведь ей на смену
        Боль станет душу врачевать...
        На радость встречи - ни намёка.
        Как равнодушие жестоко!


ПАОЛИНА.
        Перо за ухом, мандолина...
        Так это ты и есть Карлино?
        Э, не было ещё и дня,
        Чтоб ты о нём не вспоминала...
КАРЛИНО.
        Так, не забыла ты меня!?
        Быть может, даже тосковала?
        Скажи, зачем ты убежала?


  КАРЛИНО замечает появившегося АЛЬБИНОНИ, все трое отходят, наблюдая за ним.

КАРЛИНО.

ПАОЛИНА.

АННИТА.


АЛЬБИНОНИ.       
        Дар Дьявола? - Но это вздор!
        Ах, как прекрасен чудный взор!
        Жизнь - сон, не трудно убедиться,
        И с Дьяволом не стыдно породниться.
        Чудес нам бог явил не мало,               
        Но вот подобных не бывало:
        Питаясь грешной смертных пищей,               
        Тень бродит по дорогам нищей.
        Или святые книги лгали
        Иль судный день мы прозевали? -
        Креста и солнца не страшась,
        И покровительства лишась
        Могилы, тишины и ночи,       
        Тень, бубном лишь вооружась,               
        Из гроба в склепе Санта Кроче            
        Пути нашла куда короче,
        Из мира мёртвых возвратясь!
        Всё та же стать, лицо, походка...
        Скажи, кума, кто та красотка? 
ХОЗЯЙКА (тихо).
        Синьор, оставьте этот тон, -
        Ведь здесь разбойничий притон.       
        Сама хотела б допытаться,
        Но вам до правды не добраться.
АЛЬБИНОНИ.
        Поможет золото: дорога
        Короче с ним. (Даёт золото.)
ХОЗЯЙКА (шепотом).
                Там, у порога,
        Горбунья та...
АЛЬБИНОНИ.
                Что с трубкой?
ХОЗЯЙКА.
                Где-то
        Она была все эти лета.
        Когда-то я её знавала,
        Потом из вида потеряла.
        Тому уже лет двадцать будет, -
        Пускай меня господь осудит, -
        Вон те с ней в шайке подвязались,
        Да многие петле достались:
        Петля тут многим не вмастила,
        А полюбив, не отпустила.
        Синьор охотник тайн чужих?
        Всех лучше псов сторожевых –
        Молчанье: праздны языки -
        Что пристяжные рысаки, -
        Когда их вовсе не просили,
        К кладбищу многих уносили.
АЛЬБИНОНИ (даёт ещё золотой).
        Чтоб рысаки те не спешили...
ХОЗЯЙКА (шепотом).
        Они здесь склепы потрошили!
АЛЬБИНОНИ.
        Как, - эти страшные уроды?!
ХОЗЯЙКА.
        А то не знаете людей!
        Хоть человеческой породы,
        Они похожи на зверей, -
        Изделье наших штукарей.
        Тот - монстр и душой и телом.
        В воображенье самом смелом...
        .........................
        .........................      




      
АЛЬБИНОНИ.
        О, боже, как она мила.
        И судя по всему, смела. -
        Так красота наводит робость:
        В её глазах как будто пропасть,
        Они не манят, но грозят,
        И дьявольским огнём горят...
      
        И укрощают дерзкий взгляд!

        АЛЬБИНОНИ подходит к АННИТЕ.
АЛЬБИНОНИ.
        Я поражён, я просто в восхищенье.
        Ваш чудный голос, ваше исполненье,       
        А танец - выше всяческих похвал!
        Какого и в театре не видал.   
        В нём сколько пламенного чувства.
        Я видел бесподобное искусство.
       
        Вы, несомненно, где-то выступали...

АННИТА (с кастаньетами, обходя вокруг АЛЬБИНОНИ).
        Я, несмотря юный возраст,
        Неплохо  знаю вас, мужчин,
        И ваши множество личин, -
        Их поменять вам очень просто.
       
           (Отходит от него.)
            



  (ПАОЛИНА подходит к мужчинам разбойничьего вида.)
ПАОЛИНА.
       Эй, здорово, женихи! Раздобрели.
       И как видно от злодейств постарели.

ПЕРВЫЙ.
       Много лет ты пропадала.
ПАОЛИНА.
       Масть не та мне выпадала,
       С рыбаком простым связалась,
       На хозяйстве подвязалась.
       Ну, а вы чем промышляли?

ВТОРОЙ.
       Постарев, мы присмирели,
       И играем на свирели.
          (Одному из друзей.)
       Эй, Расстёгнутый-ка, - песню!
       Поживей, поинтересней!
       Ну, проснись, да за работу,
       Старина, сними дремоту!
ВТОРОЙ РАЗБОЙНИК.
       "Жизнь подобна сну лгуна
       У допитого стакана, -
       Жажда не утолена:
       Кончен праздник слишком рано!"

       "Что счастье только в роме,
       Про это все уж знают,
       Когда покойник в доме,
       То дверь не запирают!.."

ХРОМОЙ (с костылями пляшет и поёт).
       Заклятья тайна не хитра -
       Ключ, открывающий врата, -
       Заветные врата Петра! -
       А песенка совсем проста!
       Зря кровь Христова пролита!
       Долой мошенника с креста!
       Споём и спляшем и - до ста!
ХРОМОЙ (ПАОЛИНЕ, указывая на АННИТУ).
       Ай, хороша! - Кто эта цыпка?
       Какая скромная улыбка!
       При ней и Силен отрезвеет,
       А ветер дунуть не посмеет!
      (Танцует с АННИТОЙ в паре.)
ПЕРВЫЙ (крестится, глядя на АННИТУ).
       Так вот к чему тот склеп мне снится...
ВТОРОЙ.
       Мой бог!..
ТРЕТИЙ (крестится)
              Воскресла дьяволица!
Все со страхом и удивлением всматриваются в АННИТУ, которая выходит перед всеми с кастаньетами.

ПЕРВЫЙ.
       О, красота её - проклятье,
       И злую службу услужит.
ТОРОЙ.
       Она и мёртвого расшевелит.
ТРЕТИЙ.
       Такую Дьявол лишь в объятья
       Под гром небесный заключит.
    АННИТА танцует перед АЛЬБИНОНИ, он не в силах скрыть своё восхищение.
АЛЬБИНОНИ.
       То обольщает красотой,
       То совращает танцем,
       Неотразимой наготой
       Вдруг поражает немотой,
       Преобразившись агнцем.
       Могилой тайна скрыта,
       Сам чёрт в тебе, Аннита!
       Поёт и пляшет как цыганка, -
       В чём тайны дивная изнанка?      
       Прекрасна, юная, как прежде,
       Богиня в  нищенской одежде!
       И взор так светел, образ  мил,
       Ты не посланец из могил.
       О, тысяча чертей мне в глотку,      
       А к ним мозоль, любовь, чесотку!
       Таинственность к чертям долой,
       Я в предвкушенье, ангел мой!
       Кто ты, цветок небесный ада,
       Ласкаешь взор земного сада? –
       Верх совершенства форм и линий, -
       Подарок Дьявола - Тартини!
      
 Посетители бросают к её ногам монеты, АЛЬБИНОНИ даёт ей несколько золотых монет - она не берёт их.
АЛЬБИНОНИ.
       Иль в самом деле ожила? -
       Такая точно, как была!
       Я б не поверил чудесам,
       Когда б не убедился сам.
       Глазами в танце не поспеть...
       Кто научил её так петь?
       Во взоре мир, покой, сердечность,
       Всё - совершенство, безупречность,
       За ангела могла б сойти,
       И голос – ангел во плоти.
       Меня как будто подменили,
       Любовь в обязанность вменя,
       Всю слили старческую кровь
       И кровью новой одарили.
       Я к хладнокровию взываю,
       Но чёрт возьми, я пропадаю!

АЛЬБИНОНИ бросает АННИТЕ золото, но монеты ловко подхватывает ПАОЛИНА.
       А у горбуньи взгляд тигрицы.
       Хотел бы знать, что вы за птицы?
      (С медальоном ТАРТИНИ, в волнении.)
       С ума сойти! Как не поверить
       Во власть сонаты?! Как проверить?!
       Но боже мой, - их лица! Лица!..

       .....................
 
ПАОЛИНА, с чёрным веером, подходит к АЛЬБИНОНИ, обходит его кругом и кокетливо смачивая мускусом шею и грудь, глядит на него твёрдым взглядом.
ПАОЛИНА.
       Дон, не взыщите на старушку,
       Такой вальяжный господин
       Не должен в Риме быть один;
       Индюк и тот зовёт индюшку:
       Все ищут по себе подружку.
       Позолоти мне, милый, руку,
       И я развею твою скуку.
АЛЬБИНОНИ (снимает перчатку, подаёт ПАОЛИНЕ руку).
       Вот. - Будь добра, поворожи,
       Деньги, счастье предскажи.
ПАОЛИНА.
       Знал ты девушку когда-то.
       Молода, знатна, богата...
       Что ты ищешь свет средь ночи?
АЛЬБИНОНИ.
       Ждать рассвета нету мочи.
       Да, я знал. Как свет средь ночи,
       Не забыть мне её очи.
       Вот золото. - Откуда вы?
ПАОЛИНА.
       Нам вопросы не новы.
       Там, где были-пропадали
       Нам щедрее подавали.      
 (АЛЬБИНОНИ даёт золотой. Взглянув на его руку, ПАОЛИНА возвращает ему монету.)
ПАОЛИНА.
       Могу и даром погадать.
       Желаешь душу ты продать? -
       О, предо мной ты не криви: -
       Ты хочешь славы - не любви.
       Меж горних высей с облаками
       Готов влачить свой путь веками...
АЛЬБИНОНИ.
       Чтоб продал душу!? - Что за вздор!
       Окончить мне свой век средь гор?!
ПАОЛИНА.
       Ладонь полна изгибов странных...
АЛЬБИНОНИ.
       Я проклят?
ПАОЛИНА.
             Нет. - Среди избранных!
       Музыкой став, ты весь мир обретешь.
       Верь Паолине, - тяжёлым и мглистым
       Долгим путём, не речистым, - кремнистым
       Скорбною музыкой в вечность войдёшь.
АЛЬБИНОНИ.
       Где ж та тропа, что туда приведёт?
ПАОЛИНА.
       Голос снегов и вершин тебя ждёт.
АЛЬБИНОНИ (с усмешкой).
       Чтоб чистотой быть подобному снегу
       Не променяю безделье и негу...
       Я видел, как тебе монах
       Какой-то медальон представил...
ПАОЛИНА.
       Господь нас от него избавил.
       Пусть и в почтенных он годах,
       Но пьяница...
АЛЬБИНОНИ (с медальоном).
                Но вот портрет, -
       Его хранил он много лет.      
       Он обронил, я - подобрал,
       Такое сходство - кто видал!?
       
ПАОЛИНА.
       Что из того? Он обознался.
АЛЬБИНОНИ.      
       Нет. - Мужем он её назвался!..
ПАОЛИНА (улыбаясь, но злобно и с угрозой).
       Скажу одно: опасно знать
       Чужих судеб немые тайны,
       И Ада мрачные окрайны
       Из любопытства возмущать.
       В глаза Анниты кто лишь взглянет, 
       Добычею могилы станет.
       К гробам гнилым ты б не тянулся,
       Чтобы о свой вдруг не споткнулся! 

     (Отходит, сверкнув на АЛЬБИНОНИ глазами.)

АЛЬБИНОНИ (в растерянности, но в возбуждении).
       Ба! Взгляд горбуньи словно жало,
       Острее острого кинжала!
       Я дерзкого не ждал ответа.
       Здесь тайны явная примета.   
АННИНА (с гитарой, поёт).
       "И останусь я в ночи нелюбимой и ненужной,
       Зацелованной тоской, опалённой ветром вьюжным,
       И поглотит хищный мрак жизнь мою, и мёртвый холод
       Этой звёздной пустоты утолит мной вечный голод..."            
АЛЬБИНОНИ.
       Прелестница! Я просто в восхищенье.
       Твой чудный голос, исполненье!..
       А танец - выше всяческих похвал.
       Такого отродясь я не видал!
       В нём сколько пламенного чувства!
       Да, это бесподобное искусство.
       Есть у меня оркестр струнный…
АННИТА.
       Благодарю вас, господин.
       Я, несмотря возраст юный,
       Неплохо  знаю вас, мужчин,
       И ваши множество личин!

АЛЬБИНОНИ.
       Ты с бубном – как живое сердце!
       (Пытается поцеловать её.)
АННИТА.
       Мой дон, ведь я острее перца.
       Твой поцелуй с моих ланит
       Пока ещё повременит.
 
 (Отталкивает его плечо и отходит. АЛЬБИНОНИ не сводит с нее зачарованного взора.)

АЛЬБИНОНИ.
       Ей точно нужен покровитель.
КАРЛИНО (в сторону).
       О, будь ты проклят, соблазнитель!
АЛЬБИНОНИ.
       Нет слов, как я заинтригован,
       И ею совершенно очарован.
       Причуды провидения жестоки,
       Нам не понять его уроки.
       Дрожащих струн коснувшись нежной лаской,
       Звезде подобная любовь,      
       Мне душу озарила чудной сказкой:
       Мне кажется, я будто ожил вновь -
       Я слышу музыку, любуюсь смехом,
       Что было прежде  - кажется мне эхом!
      (ПАОЛИНА и АННИТА отходят в сторону.)
ПАОЛИНА.
       Деньгами прям таки сорят,
       Глаза у всех огнём горят!
АННИТА.
       Им ни сгореть, ни охладиться,
       Дай мне скорей воды напиться!
ПАОЛИНА 
       Довольно, хватит, ты устала.
       Деньжат собрали мы не мало,
(И пусть мы ими не сорим, -)
       Но не за тем тащились в Рим.
                (Громко.)
       «Синьоры! Всех благодарим!..»
АННИТА.
(Синьора надо навестить...      
Захочет ли меня простить?)
Я знаю его сердце. Он ждёт меня. Этот безумный монах едва не убил его! Кто он? Что ему от меня нужно? Что значат его слова? Он был так настойчив... Я видела, как странно смотрел на меня человек, который дал мне этот золотой дукат. Золотой дукат! Я кого-то я напомнила им, Паолина.
ПАОЛИНА. Ты молода. Ты не знаешь, на что способны мужчины.
АННИТА. Прошёл год, как я сбежала из монастыря. Если бы не Карлино!.. За этот год я прожила целую жизнь.   

ПАОЛИНА. Эх, девочка, тебе ли страдать из-за больного старика. Он приворожил тебя проклятой скрипкой. Он твоя погибель.
АННИТА. Мне было откровение. Я знаю своё будущее. Его музыка зовет меня.
ПАОЛИНИ. О, святая мадонна! Скорее б нам убраться из Рима.

АННИТА.               
        Хоть он закрыл пред нами дверь,
        О нём молюсь я у распятья.
ПАОЛИНА.
        Ах, любит он тебя теперь,
        Совсем не так, как любят братья.               
        Всегда был ласков, к нам привязан,      
        И нам ничем он не обязан,
        Лишь тем, что приютил, пригрел...
АННИТА.
        Он колыбельные мне пел.               
        Театр, сцена, оперные грёзы…
        Как сладко грезить, жить мечтами!
        Где б ни был он, — в  театре или в храме, - 
        Я всюду с ним — молюсь, пою, танцую...
        Я епитимью от любви любую
        Почту её небесными дарами.
ПАОЛИНА.
        Да проку что в мечтаньях? На заре
        Мы, отправляясь с лёгким сердцем в путь,
        Не думаем о скорой той поре,
        Где мысли чёрные нам не дадут уснуть,
        Проклятые, - сомненья да укоры
        Так и полезут в голову, как воры,
        И до зари ничем их не вспугнуть.
        Что прожито, того уж не вернуть!
АННИТА.
      Но поклялась я небесам:
      Я всю себя ему отдам!

      Тщеславное чувство – любить и страдать.
      Любить – потому что не можешь иначе.
      Готова на всё – хоть и жизнь бы отдать,
      Издалека бы смотреть… по-собачьи.

АННИТА.
         Смотрел с такой надеждой, болью, лаской.
         И подходил как будто бы с опаской,
         Как бы не веря собственным глазам...
         Но как не верить взгляду и слезам?!
         В лице страданье и вина...
ПАОЛИНА.
         Монах хитёр, как Сатана.
         Один из тех, кому не спится.
         Да мало ль что кому приснится!
         И речь его...
АННИТА.
                Но не был пьян он,
         Ты видела тот медальон? -
         Хотя при лунном тусклом свете
         Узнала я себя в портрете!
         




        ..................................    
       
Крики: «Спой ты, Паолина! Спой, как когда-то!» «Эй, Половина, распотроши и со мной бутылку!»

ПЕРВЫЙ.
        Эй, давай, не все куплеты
        Нам тобой ещё пропеты!
ПАОЛИНА (поёт).
        Зла, горбата, ядовита, я  уродлива сверх меры,
        Чёрт, дружок, со мной намедни допьяна упился серы!    
        Знак паучий – я ведь ведьма, чёрта я приворожила!
        Что мне чёрт, ведь я когда-то Сатану обворожила!

        Говорю ему: куда ж ты, ты ж за мною не поспеешь –
        Ты старик и хром и мною насладиться не сумеешь!
        Сатана в ногах валялся: мне по сердцу внешность ваша!
        И теперь я пред вами просто чёртова мамаша!

        Он старик, я молодушка, продувная хохотушка,
        Сверху горб, на морде мушка, ночью шепчет: моя душка!
        Эх, как вспомню, что когда-то на земле была пастушка!
               
         ПАОЛИНА пляшет с мужчинами.

  АННИТА и КАРЛИНО отходят в сторону. АЛЬБИНОНИ прячется и оставаясь незамеченным, подслушивает.

КАРЛИНО (плачет, ревниво наблюдая за АННИТОЙ).
        Вся из чрезмерностей – любовь.
        И ревностью она обильна,
        Как в битве пролитая кровь,
        Но хоть ослабленная сильно
        Слезами - вздохами умильна, 
        Тотчас готова вспыхнуть вновь.
        Вся из чрезмерностей – любовь!
             (Пишет стихи.)
        "При тебе непривычно мне как-то робеть,
        Но душа не велит на тебя не глядеть.
        Но смотрю на тебя - не могу не робеть.
        При тебе не молиться хочу я, а петь!.."      
(КАРЛИНО хочет поцеловать АННИТУ, но она уклоняется от поцелуя. Неловкое молчание)
        Ах, в жизни всё необычайно!
        Ведь наша встреча не случайна! -
        Твой монастырь, кибитка в поле,
        Костры, дороги, пьесы, роли!

        Как долго я тебя искал!
        Зачем сбежала ты? Я так скучал!
        Когда, бывало, в поле ночевал, 
        Твой голос по ночам в тиши звучал, -
        Казалось мне, зовёшь! И я, пылая,
        Вскочив, со сна, куда идти не зная, 
        Брёл  по степи, дорог не разбирая,
        И плакал, проклинал тебя, молился,
        А как-то раз едва не утопился!
АННИТА.
        Карлино, ты мне брат, а я тебе - сестра,
        Как искры на ветру от одного костра.
КАРЛИНО.
        Мегера, жаба, просто злюка!
        Любить тебя такая мука!
        О, как ты зла, несправедлива,
        И ты ужасно некрасива,    
        Чуть симпатичнее бобра,
        Но, ангел мой, ты так добра,
        Твой сладкий голос, нежный взгляд               
        Пушистые ресницы, право,
        Меня пленяют, все по нраву...
        А что тебя сравненья злят, -
        Мои усы тебя манят?
АННИТА.
        Чтобы тебя с котом сравнила,
        И ласковым прозваньем одарила? -
        Его не выпросишь, и не надейся,
        И сколько хочешь, надо мною смейся.
КАРЛИНО.
        Кого бы не любила ты, -
        Пускай состаримся мы оба, -
        Тебя, мой ангел чистоты,
        Я буду воспевать до гроба.
       (С исписанным листом бумаги.)
        Сердечко от меня закрыто!
АННИТА.   
       Карлино, это?..
КАРЛИНО.               
                Что, Аннита?
АННИТА.
       Ты написал сонет? -
                Кому же?
КАРЛИНО.
       Вопросов задавать не нужно.
       Сонет – как страстный поцелуй,
       Напишешь ли  кому попало?
АННИТА(целуя КАРЛИНО в лоб).
       По назначению.
КАРЛИНО.               
                Всё мало!
       Ведь страсть – услужливый холуй.
       Мечтать о тайных знаках, мушках,
       Бантах, узорах, завитушках,
       Которые так мило разбирать,
       В пуховых утопать подушках,
       За непослушность их карать,
       Слегка за кончики целуя,
       И до утра всю ночь вздыхать...
       Неужто же теперь не сплю я?
 
      (АННИТА и КАРЛИНО уходят.)

АЛЬБИНОНИ.
       Судьбе кричу я – аллилуйя!
       О, случай здесь такого рода -
       Ты ягодка с иного огорода.
       С бродягами тебе ли знаться, -
       Тобой богам пристало любоваться!

       Надеждой новой окрылён,
       Я по уши, по гроб пленён!
       Да-да, Томазо, ты влюблён.
       И русло у судьбы другое, -
       Ну, просто чудо из чудес! -
       Замыслил дело я благое
       Под покровительством небес.
       Давно не юноша, не молод,
       И страсти уж познали холод,
       Как музыкант, не знаменит,
       Но древним родом именит,
       Мне музыка - для наслажденья. -
       Женюсь на ней без промедленья!
       Интриге есть один конец:
       С Аннитой встать мне под венец!

       А через пару тройку дней
       Все тайны выведу наружу,
       Всё станет проще и ясней,
       Как воздух после бурю в стужу.
      
       К Тартини поспешу я с новостями,
       И завтра же к ней явимся гостями!
                (Уходит.)
 
Посетители расходятся, кое-кто укладывается на лавки спать. ПАОЛИНА считает деньги. КАРЛИНО перебирает струны гитары.
                ПЕСНЯ.
       О, юность! ты всего лишь маскарад.               
       А жизнь - как запылённый фолиант
       Иль драгоценный, в тысячи карат,   
       Под толщей вод сверкнувший бриллиант!      

       
   
 

                С Ц Е Н А
(Сократить.)
Палаццо Дориа-Памфили. Ночь. Богатая обстановка, на стенах полотна Караваджо, в углу большая бронзовая скульптура Христа. За окном шум бури. В камине гудит жаркий огонь. Яркие отсветы пламени дрожат на стенах. ВИВАЛЬДИ в халате,  волосы растрепаны, лицо покрывают крупные капли пота, в руках большое распятие и бокал, он немного пьян. ДЖОВАННИ ставит ему примочки, время от времени подливает в его бокал вино, не забывает налить и себе.
ВИВАЛЬДИ (в лихорадке).
        Богатства Крёза - жизнь, но мы дней не считаем, 
        Растратив в суете, конца не ожидаем...
        Не помогли мне ни посты, ни бдения.
        Нет от любви и смерти нам спасения!
        Не верю сам себе... Ах, буря разыгралась!
        И ветер всё сильней, как если б совершалось
        Нечестие, поджёг, измена ль в божьем стаде,
        И божий храм утоп в безверья мерзком смраде.


ДЖОВАННИ (входя).
        Бледны вы, точно сам мертвец.
        Вот Библия, святой отец.
        Повесьте снова крест на шею.
ВИВАЛЬДИ.
        Боюсь Христа... Нет-нет, не смею.
ДЖОВАННИ (в сторону).
        Мда, вы, синьор большой проказник.
        Шутник. Уж как тут заскучаешь, -
        И на что жить, подчас не знаешь,
        Когда с перстнями заодно
        Крест оставляли в казино.
ВИВАЛЬДИ.         
        Дай мне прижать его к груди.
        Взгляни: крест за меня вступился:
        Удар как раз посереди,
        Случись, что ангел прогляди,
        То божий суд уже свершился
        И мёртвый я б пред ней свалился!..

        Ах, детские её черты
        Были небесной чистоты. 
        Входил, прикрыв свечу рукой,
        И любовался красотой, -
        Дитя спала, - крестил и любовался,
        Но шли года... Себе не признавался...
И вспоминал то страшное мгновенье,
...


ДЖОВАННИ.
        Святой отец! Спасти вам душу надо
        Ещё до похоронного обряда.
            
       ВИВАЛЬДИ перед большой бронзовой скульптурой ХРИСТА.
ВИВАЛЬДИ (.      
       Глядит разбойником Спаситель на меня.
       В жидовской лавке куплен по дешёвке,
       Но видит все мои уловки.
       Под этим взглядом мрак как от огня
       Бежит. Душа моя! ты пленница в темнице,
       В цепях окована грехами.
       Под этим взглядом белой лебедицей
       Лети, вспорхни, взмахни скорей крылами.
       Нет!.. Божий приговор готов.
       Спаситель - мой судья, и взгляд его суров.
       Под ним и сон бежит и кровь оледенела,
       И совесть принялась за дело...
       Но кто ты, мой палач, - кто мастер?.. Донателло.
             
        Дождь бьёт в стекло, в камине вой.
        Смеётся старый домовой, -
        Вот анекдот, ни дать ни взять,
        Ромео новый объявился, -
        Теперь вся нечисть будет знать, -
        Вивальди, старый поп, влюбился!
 
ДЖОВАННИ.
        Он как вскричит: "Исчадие могилы!" -
        Уж и не знаю, как остались живы, -
        Такой удар пронзил бы и быка,
        Не то что дряхлого такого старика.    

   О КРЕСТЕ, о который сломалась шпага ТАРТИНИ.

ВИВАЛЬДИ.
         Да был ли мною кто любим?      
         И этот грех не искупим.
         С крестом на шее, жил в посте,
         Был равнодушен к красоте.
         Не испытав восторгов страсти,
         Нельзя мечтать о полном счастье.
         Кто жизнь прожил и не влюбился,
         Тот всё равно, что не родился.

        (ДЖОВАННИ подает колоду.)

        Любовью чёрт решил мне услужить.
        Смотри ж теперь, как демон разозлился:
        Ни день, ни ночь, ни шага, ни мгновения –
        Проклятый требует повиновения:
        Все мысли, каждый вздох отравлен ею.
        Приблизиться к распятию не смею! -
        Без покаяния - заколот!..
ДЖОВАННИ.
                Но – за дело.
        О! шпагой негодяй орудует умело.
ВИВАЛЬДИ.
        Для счастья много ль надо нам? -
        В мечту, как нищий в жалкий хлам,
        Чтобы от мира отрешиться,         
        И я повадился рядиться.       
ДЖОВАННИ. 
        Эх, жизнь, синьор, не та ж свеча ль?
ВИВАЛЬДИ.
        Жизнь - это сладкое  проклятье!
        Мне, знаешь, прошлого не жаль, -   
        Отвергнув горе и печаль,               
        Свой лживый шёпот у распятья,
        Мир оперой стал украшать я. -
        В чужих страстях, как в масле, в ней кипишь,
        Душа трепещет, ум - ничто не стоит,       
        Себя забыв, летишь, звенишь, звучишь,
        Иль гробовою паузой молчишь, -
        Но занавес все страсти успокоит.
        Оваций - буря, точно шторм на море. 
        О, как пьянит нас оперное горе!
       
(С целует Библию. В раскаянии, перед распятием.)

        Играть мне завтра в Ватикане -
        Перед Христом, - где "Страшный суд".
ДЖОВАННИ.
        Зато уж забренчит у нас в кармане!
       
ВИВАЛЬДИ.
        Но как явлюсь я, дьявольский сосуд!?
        В смятении душа, - что впереди?
        О, дух всезиждущий, приди ж, приди!

        Клялся утробой матушки Марии, -
        Но сколько понапрасну не кори я, -
        Наперекор несчастьям, бедам,
        За мной идущим всюду следом,
        И вопреки самой судьбе,
        Все мысли - только о тебе.
        Во имя бога и святого духа,
        Клянусь, не приклоню я слуха -
        Будь проклят я! Молиться и мечтать!..
        Любовь нельзя  с крестом мне сочетать!    22.09.2023. Пушкинская пл.

        "Поп-оперист", - нечестие и срам!..
        Как прикоснуться к священным дарам?
        Как в здравости ума не усомниться:
        Уж сам себе я Дьяволом стал сниться!
        Да! клялся в снах копытом, как крестом,
        Своим козлиным мерзким ртом
        Велел Христу перед собой явиться,
        И мне на крыле храма поклониться! 

            ДЖОВАННИ И ВИВАЛЬДИ смеются.

ДЖОВАННИ.
        Как "Отче наш" все ваши сны я знаю,
        И как взгрустнется, то их вспоминаю.               
ВИВАЛЬДИ.
        Джованни, это старая легенда, -
        Её мне рассказал один слепец...
(текст в томе Метьюрина, кажется, написал в 1994)


ВИВАЛЬДИ.
         Как одинокий ворон в вечер хмурый
         На хрупкой ветке, старый и понурый,
         Всё смотрит вдаль ослепшими глазами,
         Так я в ночи, на берегу лагуны,
         Всё размышлял о прихотях фортуны:
         Лицо её, омытое слезами
         
         Там, в церкви, под венцом и рядом с ним!..
         В чём умысел, к чему всё совершалось?
         Как предо мной она вдруг оказалась?..
         О, промысел его необъясним!
         Та, о которой и мечтать не мог,
         Молиться ль, проклинать, - кто, - Дьявол или Бог, -
         ...........



  СЮДА вставить О венчании ТАРТИНИ и ЕЛИЗАВЕТЫ.
ВИВАЛЬДИ.      
        Алтарь был полон роз, не белых – алых,
        О, тяжкий грех – я тайно обвенчал их.
        У алтаря свершилось святотатство: 
        Наследница несметного богатства
        И славы предков рода Примаццоне,
        В гербу которых лев в златой короне,
        Последняя в роду, о! чистый ангел,   
        (А красоты, скажу необычайной!) -             
        Как будто злобный гений ей в удел    
        Стать жертвой встречи  роковой, случайной,
        С убийцей и распутником велел,
        Сказав: я жизнь твою прекрасную разрушу...
        Смиренно, со слезами на глазах
        Вручала свою жизнь, судьбу  и душу -                –
        Ему, погрязшему в крови, в страстях, в грехах!..   
        Душа её от боли, горестных  предчувствий,         
        Искала у креста, но не нашла сочувствий. 

Да… Тяжкий грех. Тартини был так тих…     А я… Ну, что сказать…
Уж торжество в его глазах погасло,              22.09.2023. Пушкинская пл.
       

        Когда кто любит, - кровь горит. Любовь страшнее смерти.
        Я стольких перед смертью исповедал, - уж поверь ты.
        Но сам, признаться, - что могу я понимать в любви? -
        Я стар, к тому же я священник; век, хоть два живи, -
        На мне сутана, вот и крест... Ха-ха! А всё же черти, -
        Молись, святых, хоть ты Христа, хоть божью мать зови, -
        Бывает, и у нас течёт огонь в крови!
        Что ж, у судьбы свои курьёзы:
        И у попов бывают грёзы.
   (Смеётся, но внезапно делается тих и задумчив.)
       
        Горит свеча, как бездна – ночь.
        Кто ты – любовница иль дочь?..
        Но если смерть поправ, жива?
        Мы посвятим любовь созвездьям,
        И в ценный дар, как кружева, -
        Всё примем - кару и возмездье, -
        Всё! - словно лёгкое ненастье.
        А утоливши сладострастье,
        Испив из всех греховных чаш,
        Мы в опере умрём от счастья,
        Восславив оперный шабаш.

        По красоте – Венеции цветок.
        Что ж, голосок, красив, но слабоват,            
        Диапозоном слишком маловат.
        Но поправимо - дай лишь срок,
        Возможно, что и будет прок.
        Пусть не Катрин-Николь и не не Куццони,    
        Блистающие в нынешнем сезоне,
        Пусть не достичь ей половины
        Вершин великой Фаустины, -
        Бравурные пассажи и рулады,
        Всех опер непременные наряды, -
        Аннита их исполнит без труда...             
        Побег из приората – вот беда. Но бегство из монастыря - беда!..
        К чему же здесь несчастья поджидать?  -
        Из Рима надо б ей бежать.

ВИВАЛЬДИ стоит перед бюро, на котором стоит шкатулка, а на стене висит зеркало. Он открывает  шкатулку, и некоторое время любуется им. Затем берет горсть золотых и снова высыпает, прислушиваясь к звону монет. Он повеселел, он оживился. Он точно ожил и помолодел. Перемена произошла в нём мгновенно.   
      (ДЖОВАННИИ со шкатулкой, пересыпает монеты.)
        Все любят золото, - звон, блеск его в монетах, -
        Мелодий ангельских моих святых мотетов
        Награда подлая земного бытия...
        Не лжёт ли зеркало? - В нём очень страшен я.

        Таким уж создан, - что ж роптать?
        Мой цвет волос, мой нос, уродство, -
        С нечистым я имею сходство,
        Сам Сатана, - ни дать ни взять.
        Но как на господа пенять!


ДЖОВАННИ. Был у нас и дом, приход, и паства. И сладкая жизнь. Пока мы не ввязались в оперу, будь она проклята.
       Что вы страшны , - не в том беда. -
       Ни вам, ни мне в том нет вреда, -
       А вот лишили вас прихода,      
       И пусть имеете не мало вы дохода, -
       Всё до последнего исчезнет без следа.
       От денег вам не будет прок,
       Ведь вы, святой отец, игрок.
       Ну, слыхано ль - священник в казино!
       В гнездилище проклятого Могога!
       Забыв себя, свой сан и бога,  -
       Да есть ли в Ад верней дорога? -
       С безбожниками заодно
       В вертепе мерзком пьёт вино, 
       На карту ставит душу за … Давно,
       Святой отец, сказать я порывался,
       Да сан ваш чтя, молчал, и не решался.
       Пусть мне и сладок звон монет,
       А нынче сил молчать уж нет.
       И то сказать, ведь это срам:
       Бежать не к мессе по утрам
       Святым и господу молиться -
       В театр! - с актёрами браниться,
       С оркестром ссориться,  с портными,
       С певцами  и мастеровыми.
       Прогоны, клакеры, танцоры,
       И вечно дрязги, вечно ссоры.
       То вдруг хористы напились,    
       Вцепился ль мим на сцене с примой,
       При публике высокочтимой,
       То две статистки подрались
       Из-за украденной конели, -
       Теперь не избежать дуэли
       Меж покровителями дам!
       И на кой чёрт всё это вам?

       А наша публика! - такая пробля...
                Молчу.
       Перед распятием браниться не хочу.
       Но чтоб партеру угодить,
       Не дать веселию остыть,
       К Христу воззвав об озарении,
       Должны вы чудеса творить,
       До судорог, до исступления
       В антракт, как бес, смычком пилить,
       Лишь только б слух проклятой усладить.

       А в ложах?! Тьфу! - разврат, игра...
       Синьор, одуматься пора,
       В Венецию б вернуться надо,
       А паства уж как будет рада!

ВИВАЛЬДИ.
       Ты прав, Джованни, так и есть.
       И всех грехов моих не счесть.
       Восторги, горести любви, измены, -
       Священнику ль такие перемены,
       Когда, к тому ж, я стар и болен.
       Распоряжаться я собой не волен,
       И верен должен быть залогу,
       Коль от рожденья посвящен был богу.

         (С рукописью "Трелей".)
Случился страшный шторм, земля тряслась,
Как если б Дьяволы рвались из Преисподней,
А над Венецией комета пронеслась, -
Я выдумал бы всё это охотней, -
Но нет судьбы страшней и безысходней...
Родился мёртвым я, - крестили бездыханным,
И брошенный в корзину для старья,  белья,

       Но кто же написал сонату,
       Где пауза равна карату!
Есть ли хоть в одной молитве столько прощения!..
       И столько в ней отеческой любви.
       Так утешает мать из сострадания.
       И как её ни назови,
       И что о ней ни говори,
       В ней сладость муки ожиданья
       Небытия, покоя и всезнанья.
Господи! Не оставляй меня – ни в тишине, ни в бурю смятенных чувств, когда всему погибнуть...
         (Со скрипкой.)
       О, счастье!.. Ярким огоньком маня,
       Оно - как тень иль наважденье.
       Нужна любовь мне точно пробужденье,
       А крест, молитва — плёвая броня!
  (Он снимает с себя медальон, открывает его крышку, целует изображение, и не показывает его любопытному ДЖОВАННИ.)
       Печали тайная слеза… -
       Так, с виду мёртвая лоза,
       Среди песков, объятых зноем,
       Жива таинственным покоем. (Феодосия,2005, сломал лозу, из неё ручьем полился сок.)

   ВИВАЛЬДИ плачет, он вновь стар и несчастен; ДЖОВАННИ любовно отирает ему слёзы.

ДЖОВАННИ.
       Нам душу очищает плач,
       Он не казнит: плач душу лечит,
       Как исповедник или врач.
       Душа слезам тем не перечит...
ВИВАЛЬДИ.
       Но - совесть?! Мой ночной палач...          
 ..............................               

              ВСТАВКА:
ДЖОВАННИ.
       Я вам служу уж тридцать лет.
       Хоть почудили вы немало,
       Ничто беды не предвещало...
       Святой отец, мой вам совет:
       Оставьте мертвецов в покое!..
ВИВАЛЬДИ.
       Да что ты говоришь такое?!.
ДЖОВАННИ.
       Ползут по Риму слухи злые,
       Что мертвецы, как бы живые,
       Уж как бы ни были все гнилы,
       Но сами лезут из могилы.
       Хоть череп черви уж изъели,
       Заслышав только ваши "Трели", -
       Они им – будто трубный глас, -    
       Будь римский князь  иль свинопас,
       Бочар, каретник, хоть разбойник -
       Бредёт – свят! свят! – живой покойник!
       Креста и церкви не боятся, 
       Такие чудеса творятся!

       Полощут всюду ваше имя:
       Кто Сатане щекочет вымя
Кого так любит чёртов
Святого рыжего отца!
..................................
      
ВИВАЬДИ.
       Помилуй бог, причём же я!?
       Соната вовсе не моя!
ДЖОВАННИ.
       Не ваша, нет?.. Вам лучше знать.
       Но было б лучш

е нам бежать.
 

      ВИВАЛЬДИ  благословляет ДЖОВАННИ, и он уходит. 

   Седые выси, стон пучины…
       Дождусь ли, грешный поп, кончины?
       Пора б одуматься, - но где там!
       Священным скованный обетом,
       У края гроба, уж старик,               
       Греховней пьяных прощелыг. -
       Дышу, как есть, любовным бредом,
       И направляюсь к новым бедам.
       Мечты, восстав на разум, взмыли
       К любви во всей могучей силе.
       Молитвы, клятвы на крови - 
       И те на стороне любви!

(ВИВАЛЬДИ перед зеркалом, один, примеряет парик, затем накладывает помаду на лицо.)

       А уж как сладостно любить, мечтать и ждать,
       Надеяться на встречу, обожать.
       О, женщины! Любимым быть так лестно!
       Любовь и музыка! Как молодость прелестна!
       Какой же это грех? - Любили и Христа!
       А глупости о нём уж так всем надоели.
       Ханжи проклятые! Не мог же в самом деле
       Христос не целовать прекрасные уста! 29.09.2023 Пушкинская пл.
    
(Сверкает молния, раскат грома. ВИВАЛЬДИ в испуге снимает с себя парик.)

        Разверзлось небо, просто гром ли?
        О чём молюсь я! Не о том ли,               
        Чтобы забыв боль прежних снов               
        И слов последних шёпот, муки,
        Застывшей на губах как звуки
        От тех, последних берегов, –
        Воскресшая Елизавета!..
        Твой тихий и прощальный зов
        Оставлен смертью без ответа.
        Не о тебе, о тень, тоскую, –
        Но вновь люблю тебя живую!
        О, мой господь, я весь перед тобой.
        Ты видишь все души моей порывы,
        И язвы все и все её нарывы,
        Рабой не погнушайся, и омой
        Безмерною своею добротой,
        Подаренным тобою вдохновеньем,       
        Отеческой любовью и прощеньем.
        Очистив душу от плевел,
        Я стану жить, как ты велел.
        Душа светла твоим лишь очищеньем.
       (Перед распятием, молится.)

        Прельстившись блеском мишуры,
        Мы ценим Дьявола дары.
        Я, наконец, достиг всего.
        Признанье Рима - дар Его!
       
           (У зеркала.)
       
        Холодной в жилах кровь струится...
        Пора б перед Судьбой смириться.   
        Сейчас богат, а может статься,
        Под старость буду побираться.

    (Входит ДЖОВАННИ с бутылкой вина.)

        Любовь - проклятие и кара,
        Года не остудили жара:
        В любви сгорал, как на костре.
        Даже когда в монастыре
        Была, - я не обрёл покоя,
        И в снах - то морем, то рекою, -
        Несло меня не в Ад с Хароном, -
        Нет! - просыпался я со стоном
        В объятьях призрака любви
        И в чёрной, как смола, крови,
        Застывшей, на камнях одра
        Для погребального костра! 25.09.2023. Пушкинская пл.

        Года и дни, сокровища мгновений –
        Души порывов, озарений,               
        Испитых радостей и яда горьких чаш –               
        Ничто земного не забудет страж.

        Там духи вечные в созвучиях парят,
        Меж ними нет вражды, и нет печали…
        Им расскажу я о Христе вначале:
        О нём мне звёзды в струнах говорят.
ДЖОВАННИ (ставит ВИВАЛЬДИ винные примочки, но между делом отхлёбывает из бокала).
        Мне  пьяный бред ваш сладко слушать, сир, -
        Не бред, а проповедь, не жалко пару лир.
        Жаль, нет у нас ни паствы, ни амвона,
        Ни с колокольни радостного звона.
ВИВАЛЬДИ.
        Молчи, кусок мяса! Молчи и послушай.
        Уж мне не до смеха, спасти бы мне душу...       
        В самих себе мы всю вмещаем вечность -
        Душа хранит её покой и мир,
        Но гибель ей безбожье и беспечность.

           (Перед распятием.)

        Пути мы к Богу ищем по наитью,
        Шепча молитвы. Путеводной нитью
        Слова  из сердца  в небеса ведут
        И ангелы, казалось мне, зовут   мне кажется,
        И указуют  праведный тот путь -
        Стезю служения, с которой не свернуть,
        И в вере в господа не усомниться:
        Ведь в небе невозможно оступиться.
        Но если к богу дух твой не приник,
        Кичлив и празднословен твой язык –
        В молитве сердце пусто хоть на йоту, –
        Уж не найти заветную ту ноту,
        Что, воссияв, звездою б озарила
        Путь в горний мир на крыльях Азраила.

        Что наша жизнь! - Мы все в цепях кругом. 
        Чем тешимся? – Ничтожным, жалким сном.
        Владеем – чем? – Не более чем бредом,
        Как призраки за царственным обедом.
        Ликует сердце, созерцая чудо,               
        Ум распалился: что мы есть? откуда? –   что мы? да откуда?
        Желает знать!.. Да это полбеды:
        На Бога гложет старая обида, -
        Простить не можем райские сады,
        И Дьявола кляня на все лады, -
        Садовника, хромого инвалида, -
        Его же обживаем тут сады,       
        Цивилизации вкушая в них плоды.
 
        Святая сказка, разрази нас гром!          
        А я? -  По сути старый рыжий гном: 
        В небытии мелодий чудных груда
        И я один лишь знаю путь оттуда.
        Непознаваемого  части мы.
        Исполнен самой страстной веры,
        Я в мир рождён исчадьем тьмы,
        Горбат и безобразен, толст сверх меры,
        Я с детства слышал смех: "Он сын химеры!"
        В тринадцать лет – сутана, крест и келья,
        Где я познал небесную любовь,
        Где мой смычок – сладчайших звуков зелье, – 
        Шёл за Христом к Голгофе вновь и вновь,
        В святой грааль сбирая божью кровь,
        И сладкой казни  ждал - ждал в приступе падучей
        Упиться сладостных, божественных созвучий.
        Вскормлённый демоном и духом,
        Я, в пене, корчась, острым слухом
        Внимал в тот миг вам: вечной жизни след
        Проложен мною через все пространства -
        Знак верности, любви и постоянства,
        И вопреки всех внешности примет,
        Я был прекраснейшей из огненных комет.   
             
        Есть наслаждения, доступные лишь вечным –
        Вдруг ощутить себя безмерным, бесконечным,
        Среди вселенной ангельского пения
        В себе самом вместить всю суть творения,
        И дерзкою рукой покровы с тайн сорвав,
        Воззвать к Вселенной: "Бог мой, Савоаф!" –
        Вот что есть музыка. – Как солнца от свиней,
        Сокрыты тайны звуков от людей.
        Ведь музыка - ты дух и кровь богов.
        Ты сердце смертное когда-то оживила,
        И миру мёртвому, холодному – любовь
        Как чудо высшее явила...               

   
(Сверкает молния, раскат грома. ДЖОВАННИ вздрогнул, оба испуганно крестятся. ВИВАЛЬДИ  опустошён, он вновь стар и богобоязнен, - он священник. ДЖОВАННИ подает ему распятие и уходит. Восторженное состояние хозяина давно стало привычным. ВИВАЛЬДИ сник, от недавнего пафоса нет и следа, в эту минуту он одинок, жалок и несчастен, и слёзы бегут по его щекам, но в руках у него распятие - оно укрепляет его дух. )
      
        Жизнь - не проклятие, а созидание.
        Мы правим звёздами, а мироздание,   
        Храня любви космический эфир,
        Здесь, на земле, устроило нам пир,
        Как падшим ангелам,- из состраданья.

        Да будет заповедь Вивальди неизменной:
        Что если гаснут звёзды во Вселенной
        И мрак глухой из бездны восстаёт -
        Так это на земле любви не достаёт... Нам состраданья и любви не достаёт

        Отвален камень, с Ангелом молюсь,
        Душой и телом небу предаюсь,
        К тебе взывая, веря, в том покоен,
        Что буду в музыке зреть Бога удостоен.
        Ведь Правда и Любовь, излившись у Гробницы,
        Подобны взору огнекрылой птицы.
 
  (В религиозном экстазе перед ВИВАЛЬДИ проходят видения - грота, гробницы Христа, озаренную  лунным сияние затем он видит каменную пустыню при первых лучах солнца.)

        Так что же у тебя пришёл просить?         
        Вернуть ли в Ад её? из мёртвых воскресить?
        Призвать могущество гармонии над смертью,
        Со скрипкою в руках пред изумлённой твердью
        Владыкою предстать грядущих всех времён,
        Под солнцем по земле ступающих племён,
        Чтоб и за гробом, в вечном царстве рая
        Лишь верящий воскрес, не умирая!
 
        Я исповедовал и причащал,
        Я наставлял, крестил детей, молился,
        Ты с детских лет весь путь мой освещал,
        Однако, сам ни разу не явился.
        Не помню даже, чтобы ты мне снился.

        Так где же ты, мой всеблагой господь?
        Вложил я в музыку твои и кровь и плоть!..      

        На крыше храма, под луной,
        Ты, искушаем Сатаной,
        Стоял, не дрогнув, на краю,
        Взирая на пустыню мира, -
        Тебе уж виделась порфира, -
        Здесь, на кресте, а не в раю. 20.09.2023

        Кто это там походкою неспешной
        Ко мне идёт в печали безутешной?
 
           (Вдали появляется ИИСУС.)
ИИСУС (ещё издалека).
        Под взорами жрецов вода кипела,
        И камень делался прозрачнее стекла,
        И кровь застывшая, расплавившись, текла,
        И тело мертвое, восстав, о жизни пело.
ВИВАЛЬДИ.
       Успеть бы умереть мне прежде,
       Чем дать остыть обманутой надежде...
ИИСУС.
       Заклятья магов из пустынь ливийских,
       И чудеса жрецов Александрийских,
       И бубен карфагенских колдунов,
       Живою кровью наполнявших чаши,
       И выводящих призраков из снов,
       Чтоб опоив, похитить души ваши...
      
       Я всё прошёл, я все познал,
       Но крест мне путь мой указал.
 
 (ВИВАЛЬДИ на коленях, в слезах, целует ноги ХРИСТА, не смея поднять глаз, едва сдерживая счастливые рыдания.)
ИИСУС.
       Смерть на кресте... Мистерия мгновенья.
       Непостижимое для смертных озаренье.

ВИВАЛЬДИ.
       Нельзя святых очес глазами мне коснуться!
       Кто не сходил с небес, не может вспять вернуться!
ИИСУС.
       Во мраке истина, путь – не достанет глаз.
       Из роды в роды к тайному подножью
       Петляет мысль людей по бездорожью. 
       Взгляни на крест, как если б в первый раз, -
       Пред звёздным ужасом, весь сжавшись, с дрожью,
       Прими спасителя покаянный рассказ,
       И не при приправленный евангельскою ложью.
ВИВАЛЬДИ (обняв колени ХРИСТА).
       Какая честь, мессир... Что я, дурак, мелю,
       Как если б был в бреду иль во хмелю.
       Возможно ли Христу на исповедь к попу явиться?!
       Но все ж о милости молю
       Мгновению ещё продлиться,
       Чтоб счастьем мог я вдоволь насладиться.
       Спаситель здесь!?. Ну что же, что я сплю, -
       Для вас, мессир, камин разжечь велю...
ИИСУС.
       Лишь две черты пересеклись в пространстве… 
       В неброском этом простеньком убранстве
       Ключ вечных, высших тайн, и немощь алчных взоров
       Перед сакральностью магических узоров
       Вдруг обрела в распятом на кресте            
       Пророческую весть в заветной простоте,
       И выше истины вдруг вознеслась с ним вера,
       Бессмертия души отысканная мера,   
       Непостижимая, как звёзд расположение,
       Мерцанья трепет, бездны зов, движение
       Вселенских сфер, - незримый талисман!       
       Творцом небес, он Савоафом дан,
       Чтоб веря, мы надеялись, любили
       И ангелам подобье сохранили...
ВИВАЛЬДИ.
       Ко мне на исповедь, смиреннее раба..
       И слёзы на очах иссохших, гнойных,
       Как у затравленного зверя, беспокойных,
       А поступь не уверенна, слаба!..
ИИСУС.
       Гордец, искал я быть распятым! -
       К кресту душою я приник,
       Горя желанием проклятым –
       Чтоб вечной тайны грозный лик
       Мог пред собой узреть на миг      
       С покровом высоко  поднятым,
       И мог с креста повелевать,
       Вкусив тех смерти наслаждений,
       Где вечность с днём соприкоснётся,
       И мёртвое живым проснётся,
       Как прежде, полно вожделений.
       Я зверем выл, и в кровь глаза скребя,
       В пустыне встретил не Его - Себя!          
       Так, искушая мрак, став без дыханья,
       Желанье жить, как смертный, истребя,
       Лишь вечного желал существованья.
       Сложив молитвенно перста,
       Вкусить извечных тайн креста!
       Забыть свой род, любовь и мать -
       За это можно всё отдать.
       Я смертью жаждал насладиться, 
       Я пил её холодный пот,       
       И, мёртвый, вновь хотел явиться - 
       Живым, покинув смертный грот,
       Чтоб властию креста повелевать
       Из рода в роды до скончанья мира,
       И вечно имя будут воспевать
       Безмерное, как пламя Аль-Таира,
       Взошедшего на крест кумира.
       Не убоявшись адского огня,
       Я мёртвых оживлял при свете дня.

       Где смерть и Ад, объединясь 
       Заветных тайн стеречь молчание,
       Безумцы лишь, уединясь,
       Над мраком вечности глумясь,
       Мистерий тайну, - тайну знанья
       Ведут толпе на опознанье.
       Но уготован дерзким гроб, -
       Держись подальше тайных троп,
       Незримых для непосвящённых,
       И именем Гермеса освященных!
Феодосия, 15-20.08.2003. В соседней комнате умирал папа.

              (Уходит.)

ДЬЯВОЛ.
       Как одинокий ворон в хмурый вечер
       На хрупкой ветке сидя, безутешный,
       Исполнен мудрости, но сломано крыло...


ВИВАЛЬДИ (в растерянности). 
       О, дух мой на стезях пустынных,
       Среди дорог петляя длинных,
       Огнем невиданным креста ты, как клеймом,
       Нас новым наделил - распятия бельмом!?

       Но мир к сомнению пришёл:
       Коль крест, всей нашей веры ствол, -
       Ничто, а божья твердь пуста,
       То нет ни бога, ни креста,
       И, стало быть.. выходит, вера -
       Абракадабра и химера?!.
      
       Что мир без бога?  – Страшное уродство.
       Какое дикое постигло б нас сиротство:
       Без божьей матери и без святых,
       Без утешения последнего причастья,
       Без осознания небесного участья
       Во всех тех днях, здесь нами прожитых! 19.09.2023.

       Ничьих безверие да не коснётся уст.
       Мир без Христа так сиротлив, так пуст,
       А без Марии-девы даже страшен!
       Да будет Чудесами мир украшен!
       Стань, как и прежде, истина, проста, 
       В священном образе спасителя Христа
       Представлена, ясна и достоверна.
       Да не проникнет никакая скверна
       Лобзанием змеи в мои уста!

Если ты есть Господь мой, веди меня! Но если ты Дьявол...
(Возносит над головой распятие, - неожиданно появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.)

ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.
       Меня в молитвах не зови, -
       Я призрак той, другой любви.
       Любовь - злой демон, жизнь в меня            
       Вдохнул в ту ночь в холодном склепе,
       Из лона мёртвой в чёрном крепе
       Низвергнул в жизнь, меня ж виня.   

             (Уходит.)
ВИВАЛЬДИ (порываясь удержать её).
       Ни кровью смыть, ни отмолить!
       Дрожит судьбы горчайшей нить
       Струною под смычком мятежным, -      
       Уносит будто в вихре снежном!..

Кто может смерть остановить!? –
Пылинки в космосе безбрежном...
(Что есть мы в Космосе безбрежном?!)
ДЖОВАННИ.
       Актёры – скотская порода.
       Плясать, смешить – откуда прыть, -
       Потом глядишь, – велит их мода
       На свалке с падалью зарыть!
................................
      
  Входит АЛЬБИНОНИ, внимательно приглядывается к ВИВАЛЬДИ.






ДЖОВАННИ.

АЛЬБИНОНИ.
       Святой отец, я беспримерно рад!
       Позволь тебя обнять, поздравить!
       Весь мир отныне будет славить:
       «Оттона»,  - лучше нет услад.
       Я был в театре, - умер и родился,
       Как элексиром красоты напился…

       Хоть повидал уж я не мало,
       Такого в Риме не бывало.
       О, как же публика ревела:
       Она как будто озверела,
       Готова была Рим спалить!
       Ты смог в них демонов вселить:
       Ломали мебель, зал крушили
       "Хотим Вивальди!" -- все вопили,
       О, если б только мог узнать,
       Как демонов мне в них вогнать,
       Чтоб так меня превозносили,
       ................   
      

       Нас, авторов, ты враг заклятый!
       Ты всех околдовал, проклятый.
      ВИВАЛЬДИ и АЛЬБИНОНИ


Сцена СМЕРТЬ ВИВАЛЬДИ и прощание с АННИТОЙ, в Феодосии, в книжном шкафу. Писал  в  в Риме ночью, 2018г., когда негде было ночевать, на ступенях часовни, у крепостной стены. 4 страницы, они  кажется, в толстом томе Метьюрина или Э.По. серии Лит.Пам. Или на шкафу, в черновиках.

               
                СЦЕНА СЕДЬМАЯ.

               СЦЕНА ВОСЬМАЯ.
Часовня. Почти темно. На столе циркуль, стеклянная сфера, книги, скрипка. Дверь в другое помещение открыта. Гремят цепи, удары плети, тихие стоны. СТАРЫЙ МОНАХ вводит АЛЬБИНОНИ. Он в маске, на нём шляпа с пером, бархатный наряд, большая пряжка на ремне, при шпаге. Он оживлён, нетерпелив; прислушиваясь к ударам плетей и стонам. Вид кельи вызывает в нем брезгливую насмешливость. Он в превосходном настроении, всё происходящее избавило его от привычной меланхолии, интрига с появлением двойника покойной жены ТАРТИНИ захватило его воображение, к тому же он совершенно очарован "цыганкой". 
АЛЬБИНОНИ (напевая).
        Я сердце милой подарил,
        В надежде, что лелеять станет,
        Хотя амур предупредил:
        Чтоб сгоряча я не дурил:
        Коварная меня обманет,
        И сердце в ревности зажарит!..
           (Осматриваясь, зовёт.)
        Отец Джузеппе?..
        Надеждой новой окрылён,
        К тебе спешил я за советом.
        Тартини! Знаешь, я влюблён! 
        И знаешь кем, – твоим предметом
        Я по уши, по гроб пленён!
 
        Была ль праматерь столь прекрасна? -
        Сравненья были бы напрасны!
        Пред ней - как под благословенье
        Какого-то чудесного виденья...
МОНАХ (останавливает АЛЬБИНОНИ).   
        Не нарушай покой, добытый
        Дорогой, смертию сокрытой:
        Отец Тартини покаянье,
        Смирив все плотские желанья,
        Сложил смиренно к алтарю.
        Я звать его повременю:
        Он наг и плеть в его руках,
        В тяжелых ночь провел он снах:
        Железо вместо одеянья,
        И страсть одна лишь в нём: страданье.
              МОНАХ уходит.

Вид кельи и хлёсткие удары плетей смутили АЛЬБИНОНИ, он на мгновение преклоняет колено перед распятием и несколько раз крестится, как бы извиняясь за свою неуместную игривость.               

(Один предмет на столе, покрытый червлёной парчой с золотой бахромой, привлекает его внимание, но он не решается прикоснуться к нему, борясь со своим любопытством, и с ужасными догадками.)

АЛЬБИНОНИ.
       Безумствует от горя и тоски.
       О, боже мой! - Магические книги!
       Распятие разбито на куски.
       На чреслах его ржавые вериги, 
       А на спине кровавые мазки!
      
       Обуреваемый страстями,
       Гордыни скованный цепями,
       С грехами своих юных дней
       Предстал ты совести своей.

       Всё прежде гордо в нём светилась торжеством –
       Во взорах огненных и в звуках страстных песен,
       И в жарком танце юным божеством
       Он был - красив, остёр, (краса Венеции! -) всем дамам интересен,  –
       Ты, дуэлянт, поэт и гнусный совратитель! –
       И что ж? - Во сне, со скрипкою, явился искуситель –
       Услуги предложить тебе взамен души – любые,
       И в звуках передать ключи те гробовые, -
       Заклятие, которым мёртвую ты воскресить бы мог, -
       Лишь звуками! - как если б был сам бог!..

(Прислушиваясь к ударам плетей и стонам истязаемого.)

       О, милости судьба нам шлет не разбирая,
       И слава лепится господ не выбирая.
       В одно мгновение ты сделался велик,
       И публике уж свят загадочный твой лик.
       Как мог бы ты такое написать – душою мрак познать,
       Чтоб в бездны молнией бросаться и духами повелевать?
       Как мог бы смертный сам подобное создать –
       Заставить дьявола страдать, любить, прощать,
       И мёртвое в живое обращать?
       Почтен ты сатаной – вот все твои заслуги.
       Пришла пора оплачивать услуги!
            (Звук плетей, стоны.)      
        А может, в "Трелях" воля звёзд хранится?..
        И летопись земных судеб таится?..
        Стихии, бури, океаны, ветры -
        Гармонии космические метры.
        Гладь океанов - зеркала времён,
        В созвездиях - грядущего начала,
        Там, у незримого далёкого причала,
        Уж реют стяги призрачных времён...
        Зависит всё от точки зренья.
        Но при ближайшем рассмотрении...
        О, эта вечная дилемма -
        Была ль звезда над Вифлеемом?!
        Но стоит глянуть вглубь вещей...
        Ведь и с зачатьем не всё ясно.
        А чудеса святых мощей!?.
        Ужели глупо и напрасно
        Мы верой наделили прах
        Могуществом от всех болезней? -
        Жить с верою куда полезней:
        За ней скрыть легче смерти страх!
               
                (Зовёт.)
        "Отец Джузеппе?.. – Это смех иль плач? -
        Занятий ваших прерывать мне стыдно,
        Тем более, что повода не видно…"
        Заправский он, однако б, был палач:
        Тут не часовня - адские чертоги.
        Прервать его, и громче постучать?..
        Пожалуй, что разумней помолчать.

  (Слышен звук плетей и стоны. Перекрестившись, с большой осторожностью он берет в руки скрипку ТАРТИНИ, немного помедлив, целует её.)

        Он жил изгоем средь людей,
        И демон смерти, Асмодей,
        Как страшный гость в полночный час
        К нему являлся всякий раз,
        Когда встревожив весь Астрал,
        Он в руки эту скрипку брал...
                ///ВСТАВИТЬ о скрипке - ИЗ черновиков.
      
      (С увлечением просматривая рукопись "Сонаты Дьявола", он водит рукой, как бы дирижируя. Он в восторге, он очарован ею. )
       
        Неизъяснимой прелести мечты;
        Я слышу шелест крыльев в тьме минора...
        Вся суть Adajio - прощенье, ласка взора, -
        Вот идеал бессмертной красоты...
        (Берёт следующий лист рукописи.)
        Чёрные бездны - сладчайшие казни!
        Душу - в залог, и - летишь без боязни...

  (Целует рукопись, но, словно опомнившись, крестится. Сняв крышку с ларца, он достаёт из него череп, оправленный в серебро и золото.)
        Что этот череп для него?
        Мне словно руки обожгло.
        Невероятный саркофаг.
        И кто был этот весельчак?
        И был он другом иль врагом?
        Лежит в убранстве дорогом.
        Жемчужный ряд зубов сверкает.
        И нежно палец мой кусает.
        В глазницах будто страх застыл.
        Должно быть, ты красавцем слыл.
        А может быть, не слыл, - слыла?..
        О!.. это ведь его жена!       
        Так в нас беснуется природа...
        Безумие такого рода
        Сродни кощунству и злодейству,
        А может, даже чародейству!?.
      
(Вновь удары плетей, и дикий крик ТАРТИНИ. АЛЬБИНОНИ кладёт череп в ларец.)

        Прошу покорнейше прощения...
        Кричит - как если бы живот вспороли...
        А плети - что!.. Так не кричат от боли:
        Тут казнь души: за искушение
        Явиться миру в ореоле
        Познавшем дружбу тайных сил.
        Какую ж цену Он спросил?
        ......................
        ......................

        Безумие оставим без подмоги,
        А лучше подведу-ка я итоги.
            
        С украденным дитём гаргоне
        Пришлось скрываться от погони...
        Я размотаю эту нить,
        А дьявола успеем обвинить.
       
        Итак. ...........................
      
        Аббат Вивальди! Да, уж, бог отметил,
        Иль Сатана его так славно обласкал, -
        Могла б иметь такую же наружность
        Душа убийцы среди адских скал,
        Но меньшую в диаметре окружность.
        Визит к нему на многое б ответил...
                (Громко.)
        "Отец Тартини, я не помешал?
        Позволишь ли переступить порог?

        (Удары плетей, стоны. АЛЬБИНОНИ замечает нечто прикрытое золотой парчой - под парчой большой ларец, он пытается его открыть, но ему не удается это сделать.)

        Итак, каков же наш итог?
        Сперва малютка кем-то бредит,
        Тут некто к ней в портшезе едет.
        Кто он? - Вивальди? Трудно допустить,
        И этот вариант разумней опустить.
        Хоть Дьявола я не хочу обидеть,
        Страшней Вивальди чёрта не увидеть.

        ...Она под маской ли его не узнает?..
        Но тут же перед публикой поёт,
        Цыганкою одевшись, пляшет...
 
        Но кто ж скрипач?!. Вивальди ни при чём.
        Пока инкогнито в отцы ей наречём...
        Опять не то! - А как же медальон?!
 
   (Слышен сдавленный стон, напоминающий рычание.)

        В нём страсти те же, кровь пылка...
        Забыл я про удар клинка!
        А вдруг скрипач тот кровью истекает,
        А может быть и вовсе умирает?
        Ну, и дела! Повсюду не успеть.
        Распутать узел должен я суметь
        И тайну вытащить наружу.
        Что ж, через пару тройку дней       
        Всё станет проще и ясней,
        Как воздух после бури в стужу.
        Я вечером Вивальди навещу,
        И светом новым тайну освещу.
   (Вновь берет рукопись, но тут же бросает.)
        Соната... "Трели..." Что же в ней?
        И стоит ли она плетей?       
        Ах, любопытство разбирает!..
        И есть ли тайна, - кто же знает!?.
      
              ЯВЛЕНИЕ 3.
          БЕЗУМИЕ ТАРТИНИ
      Входит ТАРТИНИ, он в сомнамбулическом состоянии, его трудно узнать. На нём цепи, он измождён, он безумен. Напуганный его видом, АЛЬБИНОНИ прячется.   
ТАРТИНИ (входя).
       ..........................
       А замыслы, бессмертия труды
       Из найденной в мятежных снах руды?..
 (Извлекает из ларца череп, оправленный в золото, целует и любуется им.)
АЛЬБИНОНИ .
       Чьё имя еле слышно, лишь губами,
       Он шепчет там со сжатыми  зубами?
       Не дьявола ль зовёт? С ним всё возможно.
       Стоять в углу я буду осторожно.
       
ТАРТИНИ.
       Не взят могилой и землёю,
       Проклятьем став, ползу змеёю...
       Отроги скал под цвет вощины -
       Ползу тропою в глубь лощины,
       Весь яда полн, – его в избытке,
       Нести в себе – нет худшей пытки...
АЛЬБИНОНИ.
       Безумие опаснее чумы,
       Когда мечты разгорячат умы.            
       Глаза и вправду как у василиска.               
       К нему опасно приближаться близко.

ТАРТИНИ (берет несколько тактов из сонаты).
            …Мной ангел был укушен.
       Рана ядом сочилась. Я смотрел,
       Как, смерти он послушен,
       К обрыву подошел и там присел...
АЛЬБИНОНИ (в сторону).
       Я этим впечатлён весьма,
       Но что за гробовая тьма?..
ТАРТИНИ.
       Беспомощно крыла его лежали,  –
       Огромные, на каменном одре,         
       И я подполз: его ещё ужалить
       Хотел. А он уже не в силах ввысь взлететь,
       И должен был здесь тут же околеть.
       Он умирал. - Я ждал. Уж ночь настала.
       И стоны слушать тишина устала.
       В нём кровь спеклась, став чёрной, как смола,
       И смерть его с собой уже звала.
       Я, кольцами холодными свернувшись,    
       Спал, под крыло огромное приткнувшись. 
       А ночь - усыпана звездами! - уж месяц всплыл,
       И тени в бок ползли, как змеи, – от белых крыл.
       И так, под высью звёздной, сплю я, как в норе,               
       А он сидит  – над бездной – на той горе. 
       Сказать ли, - аромат его крыла, -               
       Так пахнуть божья твердь должна была...
...
       От ненависти, злобы высох яд,
       Но захотелось мне увидеть мёртвый взгляд,
       И под крылом его, скользя, всего обвил,
       И вокруг шеи, свив петлю, его душил...
АЛЬБИНОНИ (с ужасом).
       Душил?!.
ТАРТИНИ.
              Не сон, не наваждение, не грёзы -      
       В очах остекленевших вижу: слёзы! Слёзы! –    
       И в них себя увидел я - как в зеркале волшебном!
       Нет, словом описать возможно лишь хвалебным:
       Я так божественно красив был, так прекрасен,
       Поверишь ли,  – как он! Взор так лучист, так ясен!
       Мои ль глаза!? – В них слёзы видел я,
       Сквозь них – всю первозданность бытия!               
       Я видел красоту незамутнённой   
       Соблазном, завистью и злобой затаённой.
       Вся красота и ширь покинутого рая
       Передо мною - в них, от края и до края,    
       И на неё с восторгом я, взирая,
       В чудесном очищении сгорая,
       Сияя белизною дивных крыл,
       Играя мощью их, как ангел, к небу взмыл,
       Себя всего пред богом простирая,
       И в небесах теряясь, исчезая, – парил!
                Парил! Парил!..
       Как счастлив той надеждою я был,
       Чтоб только мне не просыпаться,
       И продолжал всё выше подниматься!..
       Но вдруг очнулся – с ядом на зубах -
       И в ужасе: где небо?!. – Тот же прах,
       В котором мне скользить и извиваться,
       И в вечности змею оставаться!
               (Приходя в себя.)
       И лишь усну как, новый сон мне снится, -
       И ангел в них спешит ко мне явиться,
       И снам моим доныне нету дна...
       Лишь склепа тишина спасёт одна.
АЛЬБИНОНИ.
       Мы распознать значенье снов не смеем.
ТАРТИНИ.
       В них остаюсь кем был – холодным змеем.
       Лишь раз, проснувшись, звуком обратился,      
       И в грешный мир мотивом возвратился –
       Мелодией, чарующей сердца и души,
       Вливающей мой яд аспида в уши.
       Так "Трели сатаны" пошли гулять по свету.
       На Страшный суд зовут меня - к ответу.
АЛЬБИНОНИ.
       Что ж, яда преисполнен, умирая,
       Познал ты красоту и муки рая,
       Оставив дуракам страданья и мучения.
       Я предпочёл бы им иные развлечения:
       Пирожных взбитый крем, смех, танцы и веселье;
       Жизнь на земле, Джузеппе, - новоселье!
       Будь снова весел, счастлив, юн –
       Пой песни вместе с Гамаюн! 
       Однако, брат, не весело с тобой:
       Из преисподней будто слышу вой!
    (Намеревается уйти, но ТАРТИНИ удерживает его.)      
ТАРТИНИ.
       Объемлет дух невольным страхом 
       Молчанье Ангела над прахом…
       Елизавета!..   
АЛЬБИНОНИ (в сторону).
                О, несчастный.
       Нет, говорить с ним - труд напрасный.
       На что мне ангел твой, укушенный змеёю? -
       Не небом надо дорожить, а грешною землёю.
ТАРТИНИ.
       О! - призрак! - Там!..
АЛЬБИНОНИ.
                Как сон минувший, -
       Тревожишь тень в гробу уснувшей.

       Нечисто стало в Риме с неких пор,
       Как небо с Адом вновь вступили в спор.
       Его соната, эти «Трели Ада» -
       Для мира наказание - не награда!
ТАРТИНИ.
       Вивальди ночью принял я за Сатану!
       Но спутать я не мог: мелодию одну, - да, ту,
       Когда он заиграл, я указал на руки,
       Смычок в его руке, манера и все трюки,
       На грифе пальцы, те же все  приёмы –
       Падение смычка и резкие подъёмы, -
       Так это же был он!..
АЛЬБИНОНИ.
                Вивальди?!
ТАРТИНИ.
                Сатана!

  АЛЬБИНОНИ вспоминает о медальоне, и отдаёт его ТАРТИНИ.

ТАРТИНИ.      
       Смотрю в глаза ей с содроганьем.
       Как сердцем мне вас различить? -
       Ты - явь? или сон? воспоминанье?..
       Ты порожденье заклинанья!

       Ночь пала на твои ресницы.
       Неужто же тебе не снится
       Та жизнь, какой мы не прожили,
       Но жизнью нашей заплатили
       За счастье в три счастливых дня.
       Врагов простим мы не кляня, -
       Что на земле нас разлучили.
       Там не страшны ни львы, ни змеи -
       Наш покровитель - Agnus Dei.

АЛЬБИНОНИ.
       Джузеппе, тайнами я сыт.
       О них я слушаю, бледнея:
       Близ них всегда следы копыт. -
       Послушать бы чего новее
       И лучше - не благоговея.
       К чему тебе страдать на пытке, -
       Я новостей принес в избытке.
       Плетям тебя не излечить,      
       Не хочешь ли ты их сличить?..
ТАРТИНИ (взгляд устремлён вдаль, не замечая АЛЬБИНОНИ).
       Да, смертной славы было мне уж мало.
       Гордыня зверем пожирала душу.
       Весь божий мир в себе, сказал, разрушу.
       Так невозможное возможным стало.
       И новый я воздвигнул пьедестал,
       И чуда ждал, и чудо совершилось:
       Незримое передо мной открылось:
       И Дьявол предо мной на нём предстал.
       О, нет, поверь, мне это не приснилось…
 
 АЛЬБИНОНИ, с опаской оглядываясь на ТАРТИНИ, достаёт из ларца череп, но тут же кладёт его
на место. Он с ужасом глядит на Тартини, подозревая, что перед ним череп Елизаветы.

АЛЬБИНОНИ.
       Он смотрит в даль, меня не замечает,
       И сам себе, бедняга, отвечает.
       А что в той дали, где блуждает взгляд?      
       Какие демоны тебя к себе манят?..
       Разумней любопытство мне стреножив,
       И дьявола ничем не потревожив,  –
       Скорее прочь отселе убираться,
       Не то я стану тоже завираться.
ТАРТИНИ(в лихорадке).
       Таинственна небес лазурь.
       Судьба души – путь звёздных бурь.
       Веков неумолимый жест –
       Ars longa, vita brevis est…
       И горних духов зов в тиши нам      
       Укажет вечный путь к вершинам.
АЛЬБИНОНИ.
       Ум твой во мгле...
ТАРТИНИ.
                Душе тревожно.
       Жизнь повернуть вспять невозможно.
       Грехам и небо сопричастно,
       Следя за нами безучастно.
       Мы жадно любим, жадно ненавидим,
       И в этой жадности сжигающих страстей
       Случайно бытием одаренных гостей,      
       Испепелив себя, во мрак все снова снидем.
АЛЬБИНОНИ.
       Но есть величие, - примерам нет конца!
       А лавры гения? – Заветней  нет венца.
       Вот ты: стал знаменит, но мрачен и измучен. -
       Каким ты тайнам Дьяволом обучен?   
       Боишься солнца и не слышишь птиц, 
       И перед кем дрожишь, в цепях простершись ниц?
       Открой мне, ради бога, что Он такое?
       И с чем приходит, дух наш беспокоя?
       И мы, какого бы не состояли звания,
       Вниманием высоким почтены,
       Вкушаем муки, коим нет названия,
       И дни покоя наши сочтены?

ТАРИТИНИ.
       Я видел Дьявола в видениях,
       И в церкви, на всенощных бденьях,
       И, как сейчас тебя, не раз,
       Когда в ночной молился час. 
       О, как пронзительно страшны,
       Его глаза вдруг из стены
       Огнём мне душу выжигали…
АЛЬБИНОНИ.
       Такие случаи бывали.
ТАРИТИНИ.
       Вот и теперь…
АЛЬБИНОНИ.
            Где?.. Что ты видишь?
ТАРИТИНИ.
       Враг бога, света и добра!
       Свой вечный голод не насытишь. -
       Он здесь! - Явись же!.. До утра
       Сонатой душу леденя,
       Он в «Трелях» распинал меня...
      
       Когда ты с Дьяволом сойдясь накоротке,
       Собой горд, обласканный вниманьем, -
       Как верный пёс на поводке, -
       Как раб, что служит со стараньем,
       Как труп, послушный заклинаньям!..
       Ты хочешь знать?!.
АЛЬБИНОНИ.
                Прости моё бесстыдство,
       Но я сгораю весь от любопытства.
ТАРТИНИ.
       Ты... хочешь знать?!.
АЛЬБИНОНИ.
                Душе я цену знаю:
       Я "Трели Дьявола" нередко сам играю.
       Но что ты чувствовал, став…
ТАРТИНИ.
                …пустотой?
АЛЬБИНОНИ.
       Как, любопытно, совершалась сделка?
       Её никак не назовёшь простой:
       Как ни крути, душа ведь не безделка.
       Продать её не каждый бы решился.
       Неужто ты и впрямь души лишился?
       Чем ты привлёк его? Мне вряд ли пригодится, -
       Не прочь я опыту чужому поучиться.
ТАРТИНИ.
       Став пустотой, живёшь - как в двух мирах:
       Уже не жив, но всё еще не прах.
       Ни красоты, ни чести, ни богатства –
       Ты входишь тенью в неземное братство.
       Ты - пустота, и шелест трав, писк мыши,
       Дыхание воробья - но ты ещё их тише.

       В часовне, где у входа в склеп               
       Стоит святой Фома с мадонной,
       Ко мне из темноты бездонной,
       Где чёрт не будет только слеп,
       Открылся ход…
АЛЬБИНОНИ (в нетерпении).
                Тебя позвали?
ТАРТИНИ.
       И содрогаясь, я вошёл...
АЛЬБИНОНИ.
       И цену там, во тьме, назвали?
       Её приемлемой нашёл?
       Каким же ты обязан преступлениям,
       Что даже смерть не станет искуплением?

             ТАРТИНИ, после молчания, со скрипкой.         
ТАРТИНИ.
       Я с верой в магию созвучий
       Был преисполнен странных чувств.
       Из всех магических искусств
       Взывал мой эликсир певучий      
       Не в колбе, не из тёмных рун -    
       Летел, во власти звонких струн, -    
       Его всю жизнь в мечтах искал,
       Блуждая в звуках, точно между скал.
       А тут совершилось нечто роковое...
АЛЬБИНОНИ.
       При встрече той вас было только двое?
ТАРТИНИ.
       Ту красоту иного мира
       В преданиях Орфея лира
       Ласкала песнею призывной,
       В тоске блуждая неизбывной.
       Любовью было мне дано
       Последнее увидеть дно.

       Как будто из разящих насмерть луков,
       Мой вождь в обличии гордых звуков         
       Воинственной и гордой красотой
       Увлёк меня мечтам на растерзание.
       И страшной опьянённый  высотой,
       Сподоблен на прекрасное дерзание,
       Душой дитя, рождённый райским садом,
       Я стал могуч, как он, вскормлённый адом.
       И в струнах скрипки тайны мира
       Лишь ждали знака – голоса кумира…
       Смычок и скрипку твёрдо держат руки,
       В стремленье убегающие звуки
       Возводят вечности невидимый алтарь,
       И с чёрными богами в сладкой муке
       В тот скорбный и печальный миг разлуки
       Любовь принёс я в жертву, - всё, как встарь...      

       Сравнение, возможно, невпопад –
       Я был – как в Альпах гордый водопад, –
       С покоем дна соединив желанья,
       Себя отдав скалам на растерзанье,
       И смерть ценя превыше всех наград,  –
       Был с грохотом исчезнуть в бездне рад.
       И гибельным восторгом опьянённый,
       Я в вечность падал, к небу вознесённый:
       Мелодии божественный фиам,
       Тот, ненавидимый толпой беспечной,
       Прекрасный страж у двери тайны вечной,
       Лишь музыке доступной и стихам.
       Так, в мерном ритме пульса, совершенство
       Дарило смертному извечное блаженство
       Испитой вечности лазоревую даль –
       Мелодии божественный грааль!
АЛЬБИНОНИ.
       Пылающей звездой – во мрак - прелестно,
       А я уму фатально-безызвестно.
ТАРТИНИ.
       Но душу - будто снегом замело.
       Когда стоишь, глядишь, глядишь в окно, -
       А там всё пусто, голо, всё бело,
       И небо над тобою так черно!
       В очах померкших и пустых - 
       Пустыня сумраков густых,  –
       Толпятся демоны, как звери, 
       Тебе открыть готовы двери:
       Мертва душа!.. Лишь ветер завывает,
       И жизнь в глазах без жизни остывает...
       Я продал душу - не продешевил:
       Её цена – лишь пара белых крыл!
     (Со скрипкой – из "Трелей дьявола".)
АЛЬБИНОНИ (в раздумье).
       Бог есть любовь... А кто же ты,
       Которому не дарим мы цветы,
       Не молимся, не уповаем,
       Мечты свои не поверяем,
       И не жалеем клеветы,
       Когда вдруг что-нибудь теряем...
ТАРТИНИ.
       Есть страшные, безумного огня
       Минуты беспощадных вожделений,
       Любви и смерти властных повелений –
       Последнего, мучительного дня!
            (Сдерживая рыдания).
       В груди, в душе - разорвана струна.
       Жизнь - без любви! Как жить червём, во прахе?
       Я - здесь, душа - в Аду, оледенела, в страхе!
       Молитвы не спасут... О, как она черна!

       Так с юности, - мечты так благородны!
       Но Дьявол, уж тогда владевший мной, -
       Лишь мыслями моими, не душой! -
       Безумьем помрачал мой мозг порой, -
       Средь молодёжи это было модно, -
       И делал я, что Дьяволу угодно.
           (С кинжалом в руке.)
       Но - день пришёл на жизни ставлю точку.
       Сегодня я войду в заветный дантов круг,
       Чтоб скинуть, наконец, земную оболочку!
       Любимая, жена! – Навстречу милых рук,             
       Облекшись в призрачность, как новую сорочку!..
АЛЬБИНОНИ.
       Кинжалом - в грудь, без позволенья?
       Твой долг влачить повиновенье!
       Оставь, Джузеппе, и смирись.
       Вот цепи, плеть, монах, - молись!
       Тоскливо здесь и неуютно.
       А свечи... В келье странно мутно:
       Углы как будто душат свет.
       С меня довольно слушать бред
       И озираться поминутно.
             
       Случайных не бывает снов,
       Когда нам Дьявол бы являлся,-
       Бывало ль, чтобы задержался
       Он с предъявлением счетов?

 АЛЬБИНОНИ уходит. ТАРТИНИ один. Появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ и ДЕМОН.
ТАРТИНИ.

       Мой шёпот жарких слов чудовищно уродлив…
       И как бы ни старался Дьявол быть угодлив,
       Подмену чувствую: я ночь принял за день.
       Безумие сошло: в таверне - то лишь тень,
       Гомункул, выращенный в колбе колдуна…
       Но всё ж в сомненье я: цыганка влюблена!..
       Мы оба слышали: столь искренни признанья  -
       Змеёй сомнения мне в душу заползли,
       И ревность дикую опять во мне зажгли…
       О, если бы ты знал, - тех дьяволиц лобзанья!..

Такие радости, восторги нам сулят -
Грехопадение любое освятят!

ТАРТИНИ (один.)
       Я проклял жизнь и солнца свет, любовь и все желания.
       Замуровав себя, молил лишь об одном: молчания...
       Я в келье, в темноте, как зверь, исполнен ожидания
                Суда Небесного Отца,
                Нёс епитимью мертвеца.
       Дух мой страдал, но тело не боялось истязанья.
            Так пусть же никогда не будет им конца!
               
                Конец сцены.
      (Со скрипкой).
            Но в горло я залью тебе кипящего свинца!
               
         
                ЗАНАВЕС.


               ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
               
         
          

            
             СЦЕНА СЕДЬМАЯ

ВАТИКАН. Лоджии Рафаэля, перед Сикстинской капеллой. В капеллу проходят КАРДИНАЛЫ, светская знать. Вдали появляются ВИВАЛЬДИ, затем АЛЬБИНОНИ и ТАРТИНИ.

ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Вивальди Дьявол хоть куда
      Под фреской Страшного суда.
      Безумство, скрипка и уродство –
      Печать проклятья это сходство.
ВТОРОЙ.
      Он постарел, смешное в нём исчезло,
      И дьявольское что-то вверх полезло.

      Уж в божьи милости не веря,
      Мы торжествующего зверя,
      Забыв про крест и божий страх,
      Узрим здесь с скрипкою в руках!
      

ТРЕТИЙ (входя).
      Я слышал, люди покидают Рим,
      Сраженные внезапною напастью.
      Иль Рим падёт под дьявольскою властью! -
      О боже, Рим в Аду, - не это ли мы зрим!     и хуже, чем горим:

       Ты видишь сам, Томазо, Рим погиб,  Вы видите, отцы, наш Рим погиб,
      
       Он пал пред рыжим дьяволом в сутане,
       Когда же видано такое ране!?

 

       Опасны не Гонзерих и Атилла, -
       Страшнее - музыкальная могила!
       Я вижу Рим - крест сокрушён,                землетрясения, мор, пожары,
       Растоптано величие тиары,
       И чернь крушит святыни христиан,
       Беснуется, вопит, как стадо обезьян!

Ни один мудрец не укажет, куда в грозу ударит молния. Так было прежде. Теперь всякий скажет: несчастье и пожар в доме, где нынче зван "огненный священник", падро Росси.
ВТОРОЙ.
      Вдруг молния ударила в камин,
      Всё вспыхнуло, все кинулись бежать –
      Не сдвинулся Вивальди лишь один,
      Уж пламя его стало окружать,
      А он, как Дьявол, продолжал играть. -
см 2 строки в вар. за 13год
      Дворец Русполи выгорел, дотла,
      Как дно у адского, сгоревшего котла.
ПЕРВЫЙ.
   
    ............................


ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Не мало б наш Спаситель изумился
      Всей этой вакханалии красоты – Всей вакханалии музыкальной красоты
      Удары молний, адские болота,
      Разломы, пропасти, кручины,  -
      Всех музыкальных бездн пучины. Бездн музыкальной дьявольской пучины!
ВТОРОЙ.
      Безбожные мелодии - вкус черни.
      О, грешной жизни сладостные тернии!
      Что предаваться вымыслам досужим, -
      Мы к Дьяволу на тайные вечерни –
      В театры ездим, с чёртом мессы служим,
      О жизни вечной уж давно не тужим.

      На рынке славы ценим те лишь страсти,               
      Что душу опалят нам в мягкой ложе,
      Вновь испытать всю прелесть тайной власти
      Прекрасного! - О, будь я помоложе,
      Грехам любви повёл бы счёт сначала -
      Как девственность всех чувств тогда звучала, -
      Как шёпот листьев сада там, в Эдеме.
ПЕРВЫЙ.
      В мечтах мы все греховней жён в гареме.
АЛЬБИНОНИ.
      Сикстинская капелла! – бездны бездн зов.
      Здесь смертным пересоздано Творение.
      Вот постиженье вечности азов,
      Величье замысла познало озарение.
ТАРТИНИ. Цена -
      Кровавая слеза, лишь капля пота,
      Творенье прославляющая нота...

      Для городов – забава, развлечение,
      Забыли  смертные её предназначение.
      Так мирозданья рушатся столпы -
      Сивилла в услужении толпы!
ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Тартини здесь, и как покойник бледен.
ВТОРОЙ.
      О, червь в душе не меньше яда вреден.

                СЦЕНА
       Входят ВИВАЛЬДИ и АЛЬБИНОНИ.

ВИВАЛЬДИ.
      Успехом, славою обласкан,
      На крест смотрю теперь с опаской.

      Я снова здесь, в капелле... Стынет слово.
      Да будет музыка моя сегодня нова,
      И музы, задрожав, не совершат измены…

      Когда-то юношей вошёл я в эти стены.
      И здесь, дрожа, сжимая крест, стоял, -
      В ту пору я бледнел при мысли о гиене,
            И перед адом трепетал.               
      А души в смерче проносились мимо...
      Мне музыкой тогда явилась фреска зримо.
(ВАР.   К Христу очей поднять не смел...
   ...  Стоял и заливался здесь слезами...)
АЛЬБИНОНИ.
      Отлично помню вечер тот в Сестине, -
      Тебе пришло на ум направить души вспять,
      Чтоб к солнцу, к жизни их вернуть опять.
      Не те же ль темы в "Трелях" у Тартини?..

      Наш мир столь сказочен, столь фантастичен,
      Для гения - утеха и отрада,
      Но смертный раб к красотам безразличен, -
      Ему не до небесного парада.

....................
ТАРТИНИ(тихо, со смирением и ).   


      Душа, витая вне сознанья,      
      Покинув место обитанья,
      Не тела часа смерти ждёт,
      Чтоб скинуть тяжкий жизни гнёт, -
      Нет! - Страхом, трепетом объята,
      И Дьяволом самим заклята,
      Уж не покорна божьей воле, -
      Трухлявых два бревна, - не боле! -
      Ей нет другого наслажденья -
      Вкусить восторг того мгновенья -
      В соитье Дьяволу отдаться,
      И мерзкой страсти предаваться,
      Глумясь над верой чудотворной, -
      Молитвой обмануть притворной!

      Ты глаз поднять не смеешь ввысь, -
      Молись, Антонио, молись!
ВИВАЛЬДИ.
      Здесь, в бытии гостеприимном,
      Я оперой, хвалебным гимном,
      Творцу земли и небесам
      Прекрасной музыкой воздам,
      .....................
      .....................

              ЯВЛЕНИЕ 3.

   Входит ПАПУА ИННОКЕНТИЙ Х111 в сопровождении старого монаха.

ПАПА.
      Я памятью далёко уношусь,               
      Уж тридцать лет, как я Вивальди знаю,               
      И стон в груди невольно подавляю,
      Когда ту ночь в капелле вспоминаю...
      И новой встречи с ним страшусь.
      

      Я был как он, аббат, и нищий,       
      Без покровителей, один,
      И случай, судеб господин,
      Меня кормил суровой пищей –
      Обиды, страх, нужда, измены,
      Однако же я верил в перемены, 
      И ждал чудес.
МОНАХ.
            Бог не оставил вас.
ПАПА.
      Не он! Богу давно плевать на нас.
      Он от людей в порыве исступленья
      Бежал как с места преступленья,
      И верно, если б знал, на что решился,
      Венчая замысел двуногой тварью,
      Он дара слова верно бы лишился. - 
      Чем мы воздали? - тленом, вонью, гарью.
      В сердцах, в умах плодим лишь змей,
      А души холодней камней.
      Дыханием согретые, - прах праха! –
      Вселенную присвоили без страха,
      И вечности желаем, хоть убей, -
      Мы Сатане давно уж льём елей.

ПЕРВЫЙ КАРДИНАЛ.
      Позволено ль вас шуткою развлечь:
      Когда бы Дьявола в мелодию облечь, –
      Я первый Господа б молил о снисхождении
      О низменном забыть происхождении.
      .................................   

ПАПА (про себя).
      Смешон мне Страшный суд. Презренное прощенье!
      Я к жизни полон злобой отвращенья.
      Тиара и престол - кровавый путь.
      Измученный бессонными ночами, -
      Ни помочиться, ни молиться, ни уснуть –
      Как с омерзением себя не проклянуть?
      Убийства, яд, бежала кровь ручьями, -      
      И что ж? - по Ватикану я брожу с свечами,
      Страшней, чем в будущее, в прошлое взглянуть.
      О, Дьяволу дары, увы, нельзя вернуть
      .............................
 
      Так я погиб. - Душа дрожала,
      Мозг, жилы налились свинцом, -
      Иуда, проклятый отцом.
      В священных ризах облачённый,
      Я, небом лишь изобличённый,
      Да скрипкой, - музыкой. Едва ли
      Свидетелей таких видали
      Пророки эти и сивиллы…
      И скрыть мне не достанет силы,
      Как и влачить до гроба кару, -
      Добычу, - святость и тиару!
      .........................
      Монах, как тень в углу - кто он?
КАРДИНАЛ.
      Отец Тартини, наш Лаокоон:
      Он в музыке кресту угрозу зрит,
      И по миру проклятьями сорит.

      Дав на крови святой обет,
      Ходил в веригах много лет,
      Обета страшные мученья
      Он нёс в подземном заточении.
      Свет истины над ним пролился
      И неких тайн испив, явился
      Он в Рим с трактатом и сонатой,
      С амвонов названной "проклятой".



ПАПА.
      Как, - "Трели Дьявола"!? На что же,
      Хотел бы знать, они похожи?
      Скорей внесите больше свеч,
      Чтоб Дьяволу ни сесть, ни лечь.
      ........................   

      Им восхитился б и Корелли,
      Когда б услышал эти Трели.

АЛЬБИНОНИ.
     Она прекрасна, как лазурь,
                И беспредельна,
     Лишь тишина, предвестник бурь,
                Так неподдельна.
     Надрывный стон Христа,
                И плач его в пустыне,
     И злобный рёв толпы со всех сторон:
                "Распни!" - в ней ныне.
     В ней мирра взора со креста,         
                И всепрощенье,
     Движения предсмертные перста -
                Нам в очищенье.
     В ней демоны в лицо нам, смертным, дышат, -
                Имеющие уши, да услышат! 25.09.2023
            
            ПОДГОТОВ. МАТЕРИАЛЫ:
ТАРТИНИ.
    Врагам внушал я страх, друзьями нелюбим,
    В своей заносчивости был неколебим.
    Гордыня, как змея, мне душу изъязвляла,
    И ненависти яд к кресту в меня вливала.
    Лишь только вижу где распятия, -          Где б ни увидел я
    Всё на куски их разбивал.
    Когда ж кресты я замечал,
    Не мог сдержать в себе проклятья -
    На колокольне ль, на стене -
    Весь ненавистью наливался,
    И чувствовал, как он во мне
    Змеёю, - Дьявол извивался.


ТАРТИНИ.
     Душа моя как-будто ожила!
КЛИМЕНТ

     Как учит  Августин Блаженный,
     Из доброго творится много бед.
     Проведший в заточенье много лет,
     Как жил ты, точно прокажённый,
     И чудом ныне исцеленный,
     Что ж, поспешествуй к прославленью веры,
     Будь предан Господу без меры,
     И отрешаясь от желанья зла,
     Испепели в себе его дотла.

            Все уходят в капеллу.
...........................................................
             



            Ватикан. Сикстинская капелла. ВИВАЛЬДИ и ТАРТИНИ.
СЦЕНА
Входят ВИВАЛЬДИ и АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ (входя).
        Святейший папа, вся знать Рима!
        Ах, слава пролетело мимо, -
        Ведь ангелы ни разу мне спели,
        И никогда мне не играл в капелле!

Глянь, - сколько париков, крестов, а свеч –
        И малой тени негде здесь возлечь!
ВИВАЛЬДИ.
        Молиться не могу - так будто стынет слово.
        Да будет музыка моя сегодня нова,
        И струны, задрожав, не совершат измены…
        Когда-то юношей входил я в эти стены,
        И в чёрной рясе, юн, сжимая крест, стоял.
        В ту пору я бледнел при мысли о гиене,
            И перед Адом трепетал, -
        Не смел поднять очей к Христу,
        Стоял, и заливался так слезами,
        Прям как самоубийца на мосту! -
        И помню, оглушён был голосами.
        Мне музыкой тогда явилась фреска зримо. 
        А души всё текли, и проносились мимо,
АЛЬБИНОНИ.               
        Отлично помню вечер тот в Сестине!
        Что ты играл?
ВИВАЛЬДИ.
                Не помню.
АЛЬБИНОНИ.
                Будет врать!
        Всё те же темы в "Трелях" у Тартини!
        Пред папой он вчера от них отрёкся…
        Антонио, меня не проведёшь!
        Смутился?!
ВИВАЛЬДИ.
                Нет: в смирение облёкся.
        А глупостью меня ты не проймёшь.

АЛЬБИНОНИ.
        Ну, коль в Аду ты уж давно испёкся,
        То их по совести своими назовёшь!
        Все грешники в Аду бы поклялись!
ВИВАЛЬДИ крестится и ходит.
        Христос не даром в гневе, мрачен –
        Сегодня Страшный суд назначен!
        Молись, Антонио, молись,
        Но глаз поднять не смея ввысь!

АЛЬБИНОНИ торжествует, его застают смеющимся КАРДИНАЛЫ и гости ПАПЫ, появившиеся в этот момент. Некоторые с интересом рассматривают ВИВАЛЬДИ, который молится в глубине сцены.

АЛЬБИНОНИ.
       Вивальди Дьявол хоть куда
       Под фреской Страшного суда!
       Безумство, скрипка и уродство –
       Печать проклятья – это сходство.
      
       Судьба накинет на глаза повязку
       Я предвкушаю страшную развязку!


КАРДИНАЛ.
       Дух Микеланджело бы смутился,
       Внимая звукам скрипки с высоты…
АЛЬБИНОНИ.
       Не мало б наш Создатель изумился
       При этой вакханалии красоты, -
       Удары молний, адские болота,
       Разломы, пропасти, кручины, 
       Всех музыкальных бездн пучины!

ТАРТИНИ (ведёт за руку ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ, видимый только ему).
       Святой отец, прошу вас обвенчать…
       Что вы уже исполнили однажды.
       Давайте же скорее начинать, -
       Святой обряд не грех почать и дважды.
       Но не смотрите на неё столь мрачно,
       Что за беда, что плоть её прозрачна?
       ............
       ............


        СЦЕНА  ТАРТИНИ, ВИВАЛЬДИ, ПАОЛИНА.

импровизации хранишь от всех ты в тайне

ТАРТИНИ.  Не смею стоять на пути –

      Настолько ли душа твоя черства?               
      Как, – сокрушить законы естества            
      Ты думаешь, приняв за сновиденье               
      Луну и звёзды и богоявленье,               
      И всё творенье неба и земли?
      Не Дьяволу, но Господу внемли!

      Подняться на Голгофу мыслью, взором,
      Безбожьем осквернившись?! - Нет, с позором
Без трепета и святости явиться
      На Страшный суд! .........
ВИВАЛЬДИ.
      О, чтоб мне провалиться!
      Мне от тебя нигде покоя нет.


               ВИВАЛЬДИ останавливается, крестится.
ТАРТИНИ.
      Святой отец, Рим – ваш, но вы дрожите? -
      За этой дверью Страшный суд.  Уж скоро ждёт вас Страшный суд
      Неужто вы душой не дорожите?
      Что - тело! - "драгоценнейший сосуд"!      
      Душа – под маской, на сосуде – грим.
      Не исцелить одно другим.      
Не уследить за тем и за другим

      
      И все мы пыль и прах,
      И множим преступленья.
      Но сколько самомненья!
      В презренье божий страх,
      И нет нам исцеленья.

      Бессмертьем, славою обласкан,
      На крест смотрю теперь с опаской.
      Земли не чую под ногами, -
      Святые стали мне врагами.

      Мутится разум мой, понять я не могу...

Вы нас, святой отец, венчали...

      Ты видел, там, в таверне, - порожденье Ада,
      Для взора моего и мука и отрада, -
      Жива, очаровательна, свежа, как роза,
      Но в склепе - сгнивший труп! Её метаморфоза
      Я видел в склепе её труп... Её метаморфоза
      Невозможна,
      Ничто иное, как,


      Кровавый рассвет, /был/, в огне облака...
      Есть звуки, которым звучать на века.
      В цепях и в самоистязанье
      Искал я смерти заклинанья.

      О, можно ли забыть такую ночь!?
      Нет, было в ту минуту невозможно      
      От искушения бежать мне прочь:
      Хотел я убедиться, что не ложно
      Всесилие Дьявола и его власть,
      Перед которой я готов был пасть,
      Когда б в ответ на выпавшую долю
      Он предо мной исполнил мою волю.

В тот миг я был счастливейший из смертных.



В великой славе... Покорили Рим… Дрожите.

ВИВАЛЬДИ. Чего ты хочешь?
ТАРТИНИ. Исповедаться, отче.
ВИВАЛЬДИ.
        Я больше не служу, как знаешь, месс…                -бес  -лес
ТАРТИНИ. Вы были мне духовник и наставник. Ваши страстные проповеди были для меня не меньше, чем ваши блистательные импровизации…
ВИВАЛЬДИ. Довольно, здесь не место, отец Джузеппе…
ТАРТИНИ. 
        Где, как не здесь, у "Страшного суда"!
        Беззлобна здесь и зависть и вражда
ВИВАЛЬДИ. Чёрт бы тебя взял, проклятый безумец.

ТАРТИНИ (с кинжалом у груди ВИВАЛЬДИ).
        Позвольте исповедаться... Сейчас!
        Такая исповедь бывает только раз.
ВИВАЛЬДИ.
        Во имя... Что ж, начинай, сын мой.
        Полагаюсь на Господа нашего Иисуса Христа.
         отца и сына…
        Говори, проклятый ублюдок. Будь ты проклят
        Говори, сын мой. Я со смирением
        И Да О, будь ты проклят! Говори, ублюдок.
        Во имя Господа… Смирись, мой гнев     - звенев
        О, будь ты проклят! Начинай, сын мой,
        Ублюдок, разрази…

ТАРТИНИ.
        Я не среди благочестивых,
        Но не шептал молитв я льстивых,
        Мне неизвестно состраданье,
        Но предаюсь здесь покаянью...

        У воскресения души своя цена.               
        Спасение!?. Казалось мне, она обречена,
        Но – сон!.. С Христом я шёл в пустыне, -- третьим, - с Ним,   
        Как Он, был зноем, холодом и жаждою томим,
        Они же шли, и шли,  - за ними я, со стоном, 
        Не раз Он мои плечи покрывал своим хитоном,
        Когда я падал, - был без сил, почти был наг,
        Дрожа лишь телом, духом твёрд, - лишь даст Тот знак,
        Встаём, ступаем по камням, кровавыми стопами.   
        Змея застывшими, как мёртвыми, глазами,
        Из Ада выползши, следила там за нами.

        Он чёрен был, велик, незрим, недосягаем,
        Ни светом, мыслью, душой непостигаем,
        И слова не найти, сколь был невозмутим,
        Послушны, как рабы, мы шли с Христом за Ним.
               
        Века текли - мы шли,  промчалась бездна лет!
        И демоны, кружа, летят за нами вслед.   28.04.2024 Пушкинская пл.

        Вот и сейчас вы здесь... Меня не отпускают...

                Появляется ПАОЛИНА.
      (Перед ПАОЛИНОЙ появляется ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ.) И мы всей шайкой кинулись назад,
ПАОЛИНА.
        Глаза открыты, взгляд – белки,
        Уж закатилися зрачки,   
        А рот раскрыт - как крик без крика,
        В могиле даже Смерть двулика.
        И мне подумалось, что знает,
        Она, что мёртвою рожает,
        Что  в склепе неживой очнулась,
        Но мёртвою рожать вернулась!

         Кровавые следы зубов,
         И дрожь протянутой руки,
         Парчовый гробовой покров,
         Кругом гроба, кресты, венки, -
         И по сей час дрожу, как вспоминаю:
         Из лона мёртвой роды принимаю...

        Рождённые в гробу, - страшнее нет вины
        Перед богом и людьми, - вы дети сатаны.
        Из чрева мёртвого лишь мёртвое родится,
        И божьей милостью не может появиться.
        Гробокопатели, которым чёрт, как брат,
        Они мочились бы у самых адских врат,
        Представ перед Христом, плевали б в божий лик,
        Бежали в ужасе, заслышав детский крик!.
        Кричащий маленький комочек, весь в крови,
        На камне гробовом, - плод дьявольской любви, -
        Лежал, запутавшись, вися на пуповине.
        Но ты… Твои глаза я вижу их поныне.
        Сжав мёртвой хваткой крестик свой,
        Рожала мёртвой - не живой... 

     (Снимает с себя крест, протягивает ПРИЗРАКУ ЕЛИЗАВЕТЫ, она надевает себе на шею и исчезает. /Душа ЕЛИЗАВЕТЫ спасена./)      

        Твой крест на ней... На смертном ложе...
        Как на тебя она похожа.
        Как говорится, не было бы счастья...
        Не обошлось там без Его участья.
        Безлунная, мучительная ночь
        Рожала в старом склепе свою дочь.          
        Владела, бедной, дьявольская сила, -
        Истошным крикам тишины внимали
        Две повитухи: роды принимали
        Старуха Смерть, а с нею мать-могила,
        А я при них сподручницей служила...
         
        Мда... Как так, - мёртвой, и без крика?..
        Но слёзы - были на глазах.
        А смерть - она везде двулика.
        И скрип - да, скрип был на зубах…
         (ПРИЗРАК ЕЛИЗАВЕТЫ уходит.)
        Не Ад, - а Рай тебе назначен:
        С лихвой страданьем был оплачен.
        Просила в церкви я совета
        У Праведной Елизаветы, -
        Наставь моё дитя на путь,
        Который был ей предназначен. -
        Боюсь, чтоб не был он утрачен, 
        И горя б не пришлось хлебнуть!

        Как ночь настанет - в склеп спускаюсь,
        Но не воровкой, а как мать:
        Иду опять дитя рожать,
        И лезу в гроб свой, задыхаюсь,
        И в ужасе смертельном просыпаюсь…

        Да разве я не мать? - Ращу с пелёнок.
        Ты, старый дурень, ах, жидёнок,
        За что дитя так ненавидишь?
        Попомни же: хоть раз обидишь,
        Ты от меня цветочка не увидишь.
        К моим мольбам как пень ты глух,
        Другая надавала б оплеух
        Тебе по твоей хитрой роже.
        Совсем ожидовел, - на что похоже! -
        Молюсь исправно, не скуплюсь дарами,
        Но так и знай: повешу вверх ногами!

             (Встаёт с колен.)    

        В молитвах нет ни капли прока.
        Мы все во власти злого рока.
      
           (Плюет на распятие.)






ДАЛЕЕ РАССКАЗ О БЕГСТВЕ.  ПЕРЕНЕСТИ ИЗ...

ТАРТИНИ (после паузы). Удалившись в монастырь… вы помните, святой отец…  я
еще  долго продолжал слышать вашу блистательную импровизацию – Дорога в Ад. (об этом –АЛЬБИНОНИ)
        Уже первые звуки цепко схватили 
        Дорогой в ад влекли
        И повлекли дорогой в Ад,
        через море чувств, бездну страстей…
ВИВАЛЬДИ.  Ты всюду клевещешь на меня, негодяй! Моя музыка…
ТАРТИНИ.  Музыка!? Нет! – Проповедь огня! Он истребил все человеческие страсти,  все заблужденья, непрочный  пьедестал высокомерия;  я был обезоружен, покинут этим кичливым союзником. Я бежал, гоним суровым осужденьем неба. Моя душа взглянула на меня с суровым осужденьем. – так мог бы посмотреть на палача ребенок или ангел,…
Монастырь стал моим спасением…(Забыв счет неделям, я без  устали день и ночь разбирал ваши многочисленные  сочинения. Казалось, они зовут меня куда–то ввысь, к Богу, – так они были прекрасны! Но вам ли не знать, как ужасно я  ошибался.)
ТАРТИНИ говорит, что благодаря ВИВАЛЬДИ понял , почувствовал, что музыка – это единственный способ молиться Дьяволу, что музыка может быть заклинанием Дьявола
Смерть бедной Елизаветы покрыла мою жизнь ночью, но благодаря этому я почувствовал всю хрупкость грани между смертью и жизнью… и всемогущество звуков стало для меня  совершенно очевидным. Я стал вызывать мою возлюбленную из мертвых, я, как Орфей, подобно ему посредством музыки, спустился в мир теней, я видел все, все и больше, чем открылось Данте. Ты слышишь?

Я как Орфей к возлюбленной взывал...


Наброски 2010г.
ТАРТИНИ.      
        Но  близок был рассвет, видение дрожало,
   Я ждал рассвет в Аду; видение дрожало,
        Вдоль берега реки назад, во тьму бежало,
        И голос скрипки в всплесках волн терялся,
        И потерять я след её боялся...
 
Со мной, со мной она! Дрожали мы в объятьях,
..............
      О, поцелуи на лице своём
      И кровь покуда в жилах не остынет...  (ОКОНЧ. ТЕКСТ в Синей записн кн).

Тебя я не виню, перед тобой склоняюсь,  перед тобой я сам винюсь,
Во мне  тот миг стрелой вонзилось желание, - как жало …
      Всех покорить, снискать ... И миру в дар бессмертье принести!..
      Бессмертие дать людям в дар
............
      Себе воздвигнуть вечный пьедестал, -
      И чудо дивное само собой свершилось:
      Сам Дьявол предо мною вдруг предстал.

       ЧЕРНОВОЙ набросок 2007г
      Хоть с уст запекшихся ни звука не слетало,       
      Но стоя рядом мысли слышал я,
      И он ушёл во тьму, когда уже светало.

      И ангел бледный, Азраил,

Не бывало
явил Азраил  мил озарил разорил (НАйти оконч каж за 13й год)

ВИВАЛЬДИ. Да, да!…
ТАРТИНИ.  Мои импровизации – те тропы,  я шагал долиной, взмывал по кручам в такие выси, где…
ТАРТИНИ.  И страх суда, и
ТАРТИНИ.  Да, Антонио!
ВИВАЛЬДИ. О мой Бог!
ТАРТИНИ.  Я шел твоим путем.
ВИВАЛЬДИ. Нет, Джузеппе, ты ошибаешься…
ТАРТИНИ.  Ты видишь мрак, и сияние загробного светила. Не в этом ли одна из тайн бытия, чтобы посредством нот владеть им всегда, быть может, вечно. Тайна музыки? Быть виртуозом мало. Тьма и Дьявол!
ВИВАЛЬДИ. Ты заблуждаешься на счёт меня.


ТАРТИНИ.       Да, она прелестна.

И это она, она одна, единственная, принесла мне славу!   
          Тебя никто не знал, - теперь ты знаменит
ВИВАЛЬДИ. Так чего ж тебе еще?
ТАРТИНИ.  Я знаменит?!(Указывая на портрет.) О, я отлично узнаю этот взгляд, эти руки!..
ВИВАЛЬДИ. Прочь! Прочь!

ВИВАЛЬДИ. Силы небесные! Да при чем здесь моя музыка?
ТАРТИНИ.   
        Твоё смятенье, страх, твоё безбожие!..

Твои импровизации, которые ты оберегаешь, не смеешь и не хочешь чтобы мир знал их, когда тебя не станет…
        В импровизациях – в них голос Сатаны,    слышны верны

ВИВАЛЬДИ. Умилосердись над грешным рабом,  услышь стенания и вопли души его!…
ТАРТИНИ. Один ты, Антонио, можешь облегчить мою ношу. 
ВИВАЛЬДИ. Посети его благодатным посещением, не возгнушайся греховных язв его, помаж их елеем милости твоей и исцели душу!.. (Отталкивает ТАРТИНИ.)
ТАРТИНИ.  и на смертном  одре найдут тебя эти звуки, и пусть рукоплещут дьяволы не мне – тебе! 

ТАРТИНИ.  Да не познает душа твоя покоя! Да не облегчит мук ее твое позднее раскаяние! (Будь проклят!..)



(входит). Музыка – черная тайна волшебства. Вы (расплатились) платите за успех, учитель. Аплодисменты не дешевы.
ВИВАЛЬДИ. Ах, Джузеппе, ты здесь.
АЛЬБИНОНИ. Антонио, ты должен появиться когда ударит колокол. (Уходит.)
ТАРТИНИ. Ipse philosophus, daemon, heros et omnia. Он философ, демон, полубог, он всё! Люцифер – параклет человечества. Ему всё возможно. Читать в рунах ночи, и приближает отдаленнейшие дали, перемешивает царства мира, опрокидывает закон и разбивает скрижали, он – бог мысли и знаний.
ВИВАЛЬДИ. Ad majorem Dei gloriam. Всё к вящей славе Божьей.



ТАРТИНИ. Аминь! Бывало ли у вас, святой отец… случалось ли… искушение видеть в услужении у себя дьявола?
ВИВАЛЬДИ. Дьявола!?. Спаси и помилуй!..
ТАРТИНИ. Хотя бы во сне. Как то было со мной. Однажды он явился ко мне, из темноты, лицо скрыто в тени капюшона. Я принял его за монаха.

ТАРТИНИ.
............

(ВИВАЛЬДИ крестится, он напуган рассказом, ему душно; но ТАРТИНИ не замечает его страданий, его взор устремлен куда–то вдаль – в ту ночь.) Мой слуга предупреждал каждое мое желание.

ВИВАЛЬДИ.
          Безумие!..
ТАРТИНИ. 
Столь велико то было искушение...   
          Греховное, безумное желание -
          Пришла мне мысль услышать заклинание.
ВИВАЛЬДИ. Заклинание?!               
ТАРТИНИ.
         Способное вернуть из мира мертвых.
         Он повиновался. Я велел ему взять скрипку.
         Каково же было мое удивление,
         Он заиграл – в твоей манере.
Я узнавал твою руку
Прелестная соната...   
         Он исполнял столь превосходно и искусно!
         Нельзя представить что-либо прекрасней, -
         Ничего, и ничего ужасней.
В самом смелом воображении - 
Я очарован был, восхищен, увлечен, !..
    Мне духи преисподней вели Елизавету!
    Лучилась счастьем, руку уже ко мне тянула,
        В ней чёрные бездны! сладчайшие казни!
        Смело по звукам ступал без боязни.
        Столько прощения, столько любви -
        Кто из святых нам явил, - назови?
        С имени Дьявола сняв клевету,
        Снова покой я в душе обрету!
В белом платье, она улыбалась мне, она тянула мне навстречу руки!.. Честолюбие как лютый зверь металось во мне.  Украсть у ада тайну! Мысль завладеть шедевром, с которым не сравнится ничто на свете, мечта о вечной славе, о бессмертии!.. (Я старался запомнить мелодию, но звуки сгорали налету.)
ВИВАЛЬДИ.
      ...Елизавета!..
ТАРТИНИ.
      …открыла мне свои объятия!
Но мелодия… Эти внезапные, как вспышки молний, удары смычка… В этот миг… Я не мог не слушать, всем своим существом я должен был оставаться с мелодией. Святой отец, я испугался, что забуду, и не вспомню. Я… Я не подал ей руки!  Я вскочил. Я схватил перо, чтобы удержать хотя бы что–то.
ВИВАЛЬДИ.  Куда завела тебя гордыня! Ты записал сонату!
ТАРТИНИ. Не более, чем тень. Разница несоизмерима! Все исчезло. Елизавета! Я оттолкнул тебя. Земная слава – наша дорогами по аду!
ВИВАЛЬДИ. Кровавый рассвет, облака в огне…
(ВИВАЛЬДИ не находит себе места, ТАРТИНИ спокойно смотрит на его руки.)
ТАРТИНИ. Много лет я хранил сонату в своей келье, в тайне от всех. Года прошли в молчании и в самоистязании. Я решил уничтожить её. Но… Дьявол не оставлял меня. ВИВАЛЬДИ. И ты не устоял!
ТАРТИНИ. Заклинание смерти! И вот однажды ночью Ад явился ко мне во всём своём ужасе и потребовал от меня…  Я не мог противостоять… Куда завела тебя гордыня!
ВИВАЛЬДИ. Говорят о неслыханном шедевре!
ТАРТИНИ. Я исполнил сонату. И весь монастырь, разбуженный мной, слышал её. Так я стал его слугой. Я исполнил её в Вене, перед императором Карлом. Ошеломляющее впечатление. Случилось все, как предрекал Хозяин. Имя Тартини известно всему миру. Но… авторство сонаты… Твои руки! О, можно ли мне их забыть, святой отец? Что это, как это возможно?!
ВИВАЛЬДИ. Это был сон, безумец!
ТАРТИНИ.  Нет! Смычок в твоей руке…
ВИВАЛЬДИ. Боже правый!
ТАРТИНИ. Ты видел её – на балконе! Антонио, она порожденье Ада!
ВИВАЛЬДИ.  О!
ТАРТИНИ.  И свежа как роза! Огню – все, что ты написал, – огню!
ВИВАЛЬДИ. Прочь, безумный монах!
ТАРТИНИ.  Что меня ждет – мукам нет названья. 
ВИВАЛЬДИ. Прочь!
ТАРТИНИ. Redemptio! – Искупления!
ВИВАЛЬДИ играет Трели дьявола. Входит АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ.
     .... предатель.
     О, жизнь Тартини – не проклятье ль?          
     Тобой присвоенная трель
     Заставила рыдать бы Лель!

ВИВАЛЬДИ. Ты столько лет хранил свою покражу! Но ты не сжёг её, - нет, ты пытался вспомнить.
ТАРТИНИ. Музыка….  Будь проклята Будь проклята! (Уходит.)


ВИВАЛЬДИ (один). Проклятый дар теснит мне  душу... Дьявол - его скрипка... Моя соната... Ты смеёшься надо мной у самых стен Страшного суда... Сердце трепещет страхом и восторгом – заклинание... Трели Дьявола!

Ты венчал нас, ты видел моё счастье.
Когда–то я был счастливейший из смертных.

ТАРТИНИ.  Ты помнишь эту ночь? Такая буря – как сейчас… Море решило поглотить Венецию, как теперь – молнии хотят испепелить Рим… Тебя обвиняла чернь, что ты небо вводишь в ярость…

– здесь, в Риме, ищет твоего покровительства
ВИВАЛЬДИ. Все во власти Провидения, Джузеппе.
   Рассудок бесполезен. Голова в огне,
   Смерч огненный все носится в мозгу,
   И мысли пожирает.

   Смерч огненный за мыслью вслед несется, (страсть,) голодный зверь
   Рассудок дан затем, чтоб обмануть себя
   Могли мы ложным объясненьем, и не тревожить
   Провиденье…
 Ad majorem Dei gloriam. Всё к вящей славе Божьей.


             С Ц Е Н А 

Апартаменты во дворце Дориа-Памфили на Виа Корсо. 1723 год. Два больших окна с тяжелыми бархатными завесами, между окнами дверь на террасу, украшенную статуями. Обе створки двери распахнуты. Старые ветвистые деревья с желтеющей  листвой глядят в окна. Большой камин с решеткой. Обстановка комнаты напоминает лавку антиквара. Картины на стенах и у стены, багеты, зеркала в рамах, мраморная статуя античной богини, плохо сохранившаяся; на станке закрытая покрывалом большая картина (неоконченный портрет ВИВАЛЬДИ), всюду, где только есть место, стоят различных форм вазы, принадлежащих к разным эпохам и культурам; много других предметов. Мебель – стол круглый, кресла, диван, и две ширмы.

ДЖОВАННИ один, перед ним бочонок вина, бутылки, он изрядно пьяню

ДЖОВАННИ.
       Скажу так: люди, хороши,
       Лишь испустив последний вздох.
       Эй, ты! /Тогда попробуй – согреши!..
       Ха-ха!
       Ан - нет!
       Хоть ты пройдоха из пройдох,
       А пробил час - ты просто сдох!
       Лежишь себе - мертвец! - и хоть бы ох!

       Тьфу! Зависть, злоба? - Ни  коварства,
       Ни плотских мерзостных утех,
       Ни неудобств и ни мытарства,
       Ты - средь паршивцев, среди тех, -
       Пока был жив, - их презирал,
       И сверху вниз на них взирал! -
       Ха-ха-ха!..
       Ты - здесь ходил, те - там лежали,
       Тебя, каналья, поджидали!
       Ха-ха-ха!..
       Ох-хо-хо!..
       Соседи в склизких ямах – тут
       В земле тебя давненько ждут!
       Ха-ха-ха!
       Попа-ался ты! Ой, мать-могила,
       Ты никого не отпустила!
       Вот, наконец, ты в ней лежишь,
       И уж ничем не дорожишь:
       Вся алчность твоя - в могиле,
       Не далеко от дома – в миле.
       Твои богатства – там, ты – здесь,
       Эй? Где твоя гордыня, спесь?
       Чем дорожил ты и хвалился -
       Тьфу! - кошелёк не пригодился!
       Ха-ха-ха!..
       Ох-хо-хо!..      
       И как бы ни был ты богат  -
       Иной и всё отдать бы рад, -
       Да прошлого не искупить,
       Не искупить, не выкупить!
       Ты, сукин сын, был в жизни плох,
       В могиле ж ты хорош: ты сдох!
       Ха-аха-ха!.
       Холодный труп! Коль нет души, -
       Чего ж ты? - радуйся, греши!
        (Хохочет. Пьет из горлышка.)
       Ан-нет! – В земле. Лежишь. И мох
       Твой камень гробовой одел. -
       Зеленый коврик. В нём букашки,
       Поют за веком век всяк пташки.
       Архангел только не пропел.
       И не пропел, не протрубил
       Иль, может, ты ему не мил?
       Не протрубит, не пропоёт!
       Он, пьяница, трубу-т пропьёт!
       Греши, мой мир, греми грехами
       Да с песней, пляской и стихами!
       Ха-ха-хаа!..
           (Пауза. Тихо.)
       Что вдумываться в жизнь? - Н-не надо!
       Лишь бы душа была бы рада,
       Что прожили вы с ней ладком:
       Ведь ты - её счастливый дом!
       Она вспорхнёт и улетит,
       Тебя со смертью примирит.
       С душой простимся в смертный час, -
       Пока ж в очах свет не погас,   
       За душеньку я буду  пить!
       Успеем все в могиле сгнить!
         
Входят ВИВАЛЬДИ, за ним двое  монахов, у одного в руках скрипка в красном бархатном футляре, другой с ларцом.

ДЖОВАННИ. Наконец вы вернулись, святой отец!
ВИВАЛЬДИ (входя). Готовь плётку!    
ДЖОВАННИ. Да уж ждёт, тут она, и горох - перед распятием.
ВИВАЛЬДИ. Благодарю вас, святые отцы, да благословит вас всеблагой Господь на вашем пути.

Оставив ларец и скрипку, и поцеловав руку ВИВАЛЬДИ, монахи уходят. ДЖОВАННИ поднимает крышку ларца.

ДЖОВАННИ. Золото! О, полный ларчик! Золото!
           (Приплясывая, поёт.)
          Буду петь и веселиться
          Девок драть, чертей дразнить,
          И фортуна для меня будет рада подоиться.
          Хером Господа клянусь,
          Козней Ада не боюсь!
          Эту  истину все знают:
          Дураков в Рай не пускают!



По дороге я видел гробы, ха-ха, сегодня счастливы даже мертвецы. Прости мне, бог, кощунство. Насилу добрался. Жизнь прекрасна, Джованни! Как я играл!.. Дай окроплю святой водой. Никогда ещё моя фантазия не бывала столь дерзновенна, а смычок столь ей послушен. Ах, Микеланджело, если б ты ожил!
ДЖОВАННИ. Золото! Ах, как блестит.
ВИВАЛЬДИ. Врата в Ад - они там, капелле, Джованни, и я стоял на пороге, сегодня я входил в них!
ДЖОВАННИ. Побойтесь бога, хозяин.
ВИВАЛЬДИ. Едва переступил порог – мурашки по спине, душа дрожит, такое благоговенье охватило... Дублончики, цехины. Ах, как звенят.
ДЖОВАННИ. Скрипочка, хи-хи, три бараньи жилки и - полный ларчик!
ВИВАЛЬДИ. Поверишь ли, сивиллы, пророки, мученики на «Страшном суде» - бог мой, - ожили!
ДЖОВАННИ. Матерь божья, как это, что они, чихали, бранились?
ВИВАЛЬДИ. Слушай ты, кусок мяса, говорю тебе, ожили!
ДЖОВАННИ. Ах, синьор, вы шутите.
ВИВАЛЬДИ. Ветер, стоны, голоса, грохот обвалов. – Ад!
ДЖОВАННИ. Святая мадонна!
ВИВАЛЬДИ. Как я играл! - Святейший папа плакал! 
      
ДЖОВАННИ.
          Святейший папа плакал?!. Матерь божья!..
ВИВАЛЬДИ.
          Страшный суд, Христос! - На этом фоне -
          Под балдахином, на высоком троне, -
          Я ж - перед ним, у самого подножья…
ДЖОВАННИ.
          В Сикстинской-то капелле!? Матерь божья!
ВИВАЛЬДИ.
          И замер так, стою в немом поклоне, -
          Забыв упасть – сапог его лизнуть, -
          Жду позволенья на него взглянуть. -
          Напомнили – взашей свалив к престолу.         
          Всей тушей я - по каменному полу  - 
          Коровою, готовою к отёлу,  -
          Как раз-таки на левый бок!
          От страха весь я даже взмок!
          И распластался перед ним! -         
          Лежу - дрожу; едва живой.
          Облобызал сапог, другой
          А сам молюсь: «Святой Иероним,
          Дай лёгкости твоей, дай худобы
          Подняться мне без боли и беды!
          Не на камнях же мне валяться:
          Уж стали многие смеяться!
          Да и сам папа ухмылялся
          Ну, кое-как, кряхтя, поднялся.


         И было велено играть
         Мне пред Христом, - да! - "Трели Ада", -
         Святыню веры осквернять, -
         Кто папе смеет отказать?! -      
         В ларце проклятая награда
         За поклонение тельцу.
ДЖОВАННИ(откидывает ларец).
         О! Как святейшему отцу
         Вы угодили!
ВИВАЛЬДИ.
                Все мы чада
         Христа, мамоны и греха.
         Нам собственные потроха
         Дороже глупостей людских,
         Но платят золотом за них!
ДЖОВАННИ.         
         О, там, в капелле..
ВИВАЛЬДИ.
                Врата Ада..
         Я видел их - я в них входил!
ДЖОВАННИ.
         Сам папа вас благословил...




ВИВАЛЬДИ. (ЧЕРНОВ. ВАР.)
         Ожесточённого страдания покой,
         Сомкнутые уста Христа хранили,
         А скорбный взор был глубины такой,
         Казалось, - лишь взглянул, - незримою рекой,
         На дне которой жизнь и смерть почили,
         Уж душу мою в волны волочили...
ДЖОВАННИ.
         С Христом вы встретились глазами -
         Неужто это было с вами?!.
ВИВАЛЬДИ.
         Вознёс он руку с полным гнева взором, -
         Так, будто утомлённый долгим спором
         С несметной той бунтующей толпой,
         Бредущей ей назначенной тропой,
         И гонит стадо душ с проклятьем и позором...
ДЖОВАННИ (в ужасе).
         И вы спускались в самый Ад?!
         От вас я чую серный смрад!..
ВИВАЛЬДИ.
         И страх и гнев, - венец страданья, -
         И горестные голоса,
         И взор, молящий небеса,
         В глазах и в лицах - ожиданье.
         Уж надвигалась гробовая тьма,
         Правдоподобие превосходило меру,
         И приходилось всё принять на веру
         От невозможности сойти с ума. 
         Мрак надвигался, поглощая души, -
         Так падает гигантская волна,
         Не оставляя шансов, - кто на суше.
         Ползущее небытие, - она
         Неотвратимо, мертвенно-спокойно,
         Всё поглощала на своём пути...
         О! никому от смерти не уйти.
         Что остаётся? - Встретить смерть достойно.

         Так, в этом мраке, что жило, исчезло,
         По мании таинственного жезла.         
         Как говорится, присно и вовеки, -
         Печётся только смерть о человеке.
ДЖОВАННИ.
         Такое может лишь присниться...
ВИВАЛЬДИ.          
         В чаду являлись мёртвых лица, Я видел всюду - лица, лица!..
         И мне казалось, в том чаду    
         В Аду средь мёртвых сам бреду!
         Седые выси, мрак небес,
         И душ вокруг прозрачных - лес!      
         А звуки - стая злобных птиц,
         Гнались за мной, не отпуская,
         И видел я там столько лиц -
         Несметная толпа людская, -
         Всё плыли, плыли в сизой мгле,
         Ещё пытаясь удержать
         Воспоминанья о земле,
         Как сон, что стоит лишь прервать, -
         Уж не вернуть и не догнать.         
         И мы, - мы все, когда умрём,
         В толпе той так же побредём,
         Уж не пытаясь скрыть пороки и обманы,
         Блудливым языком зализывая раны, -
         Преуменьшая пред Судьёй грехи,
         Вплетая ложь в искусные стихи!
ДЖОВАННИ.
         Моих грехов в таком избытке,
         Что трезвость - хуже горшей пытки.
ВИВАЛЬДИ.         
         Со лба Спасителя кровавый пот -
         Стекал - как в ритмах остинантных нот...
         Протяжный вой глубин я слышал, гул обвалов… 
         Путь мёртвых в Вечности - без сна и без привалов…
         Иль в жарком мареве, обречены мучению,
         Там, в лаве огненной, неслись все по течению…    
         Вдоль страшных берегов, зловещих, в немоте, -            
         Разорваны ль, расплющены туманом, -
         Влекло к Провалу их в прозрачной немоте…
         Я видел Ад. Нет, не был Ад обманом.
         В той Бездне - всё, что было, есть и будет,
         И он стоял над нею - тот, кто судит!
ДЖОВАННИ.
         Вы шутите? Такое зреть?!
         От страха можно помереть!

         Чёрт! Ад, да Ад! Пугают бедный люд,
         Уж будто наш Господь-Спаситель -
         Сын Сатаны, - Христос-Казнитель!

 это ИЗ СЦ. "ВИВАЛЬДИ В АДУ" - ЗАП. КНИЖКА 1994г.
 см. в Феодосии.

           О, "Трели Дьявола"! - Как это появилось
           В его безумной голове? Или приснилось?..
           Нет! Сатана пришёл здесь в услужение!..
           Да было ли кому подобное видение?
    
           Чудесным следуя законам простоты,
           Так явно превзойти пределы красоты!
           И души звуками как будто освятила,
           И торжествует жизнь, и смерть вдруг отступила,
           Разверзся Ад, и вздрогнула могила,
           Гроба, - о, где же гром!? - гроба!.. Безумье?! - Нет, - гроба!..

           Вот это место - здесь! - врата вдруг приоткрылись
           И затрубили трубы в Преисподней,
           И Мёртвые, восстав, живым явились..      

           Не камни громоздить, ни статуи ваять
           И услаждая взоры, толпы удивлять... - (восхищать)
           Все истины, все бездны, милости и казни, -
           Иди лишь верною дорогой, без боязни, -         
           Прощенье, милости, каких не явит бог, -
           Благословен тот путь,
Как сладостно!.. (душе) О, слёзы... Отцовское прощенье!
Из-под смычка, как заповедью новой (явилось) -
Открыты истины и не опасны бездны
.

(И вот, - тяжёлый скрип дверей и - приоткрылись!..)


            

СЦЕНА.
ВИВАЛЬДИ (молится).          
        Прости, моя душа, – измену
        Я предпочёл христову плену!..
        Любовь без музыки - как тайна без греха.
        Печальная глава из Дантова стиха.
        Я стар, погряз в грехах, любовь - запретный плод, -
        Хожденье грешного попа по лону вод...
        Восторги страсти, месть иль тайны роковые -
        Да охранят меня заступники святые. 
   (Входит АННИТА, ВИВАЛЬДИ напуган, - крестом и Библией.)
        В миноре властвует враг света!
        Что вижу!? Ты ль, Елизавета?
        Не может быть. Ты - тень, подлог её живой.
        Я видел сам твой камень гробовой!
АННИТА.
        Но я целую крест, и ваши руки
ВИВАЛЬДИ.
        Глаза мои не лгут мне?
АННИТА.
                Нет!
ВИВАЛЬДИ хватает молитвенник.)
        Дай окроплю водой святою...
        О, я любви твоей не стою!
        Постой, продлись ещё мгновенье, -
        Мечты - едва заметный след!
        Душа в святом благоговенье
        Приносит призраку обет!

        Да чёрт возьми ваш мерзкий требник,
        Тоскливой святости учебник!
        Чем ваша голова набита,    
        Чтобы признать, что я Аннита!
        Вам недостаточно взглянуть? -
        Лишь стоит руку протянуть!
        Я пол-Италии прошла
        Не для того, чтоб вам присниться,
        И этой встречи я ждала,
        Уж точно, чтобы не молиться!
ВИВАЛЬДИ.
        Мой крест, спаси и сохрани!
        Креста надёжней нет брони!
АННИТА.
        Святой отец, я вас люблю.
        Пусть исповедь моя греховна,
        И перед богом я виновна, -
        Любовь страданьем искуплю.
ВИВАЛЬДИ.
          (АННИТА обнимает его.)
        Замшелый камень - как любить?
        Его возможно только чтить.


АННИТА.    
        Но сквозь него, я знаю, бьют ключи, -
        Не властные над ним и годы-палачи...
ВИВАЛЬДИ.       
        Бывает весел он, игрив, - в том нету сраму.
        И дела нет, что стар - ведь может воду лить.
        Как весело ему журчать, искриться, жить. -   
        И жажду утолял он праотцу Адаму.


ВИВАЛЬДИ.
        О, девочка моя! Но здесь кругом опасность.
        Ты знаешь, сколько зла таят сердца людей.
        Сколь небо не моли, чтоб вразумить зверей, -
        Я наблюдал одну лишь безучастность.
        Явись сюда Христос, сонм ангелов со свитой -
        Распнут его опять, и крылья перебьют…
АННИТА.
        Как сладко вспоминать мне милый наш приют…
        Вы как-то жизнь назвали грустною сюитой…
       
        Мечтала я, святой отец, стать знаменитой
       
Не разлучаться с вами никогда
                ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
АННИТА.

Я хотела доказать вам, мессир, что не пропаду, вопреки всем вашим обидным словам.
Я не блистала, я не стала примадонной… Провалилась? Да, провалилась… Ах, мессер!
       Я столько претерпела из-за вас.

       Но все забыла, все простила.
       Я все грехи вам отпустила:
       Рулетку, бога, ваш азарт/карт

казино простила
       Не вздумайте сейчас кривляться,
       И удивлённым притворяться,
       Молитесь, старый вы притвора!
Без разбора синьора укора собора          Но знайте, что ваш бог бессилен!..



     ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ
               

Виа Корсо, перед дворцом Дориа-Памфили. Людно. Входят АННИТА и ПАОЛИНА, обе в масках, подходят к киоту, затем  к тумбе с афишам, на одной из них имя ВИВАЛЬДИ.

ПАОЛИНА (входя).   
     Уж я б поладила хоть с чёртом,
     С последним стариком упёртым,
     Лишь сыто жить нам и в достатке,
     А бог бы дал, росли б у нас ребятки,
     И я б за ними, как могла, смотрела,
     А любишь петь? – вот им бы ты и пела!
Всеблагая мать, сотвори чудо, и дай ей бог ума...
     Хотел наш дон сыскать тебе супруга
     Из горожан купеческого круга, -
     Вдовцов не мало мы могли б найти,
     Кто в гроб готов из них сойти,
     Осталась бы хозяйкою в их доме,
     Спать на перинах, а не на соломе,
     Рачительна, красива, добронравна, -
     Но ты их всех отвергла своенравно.

Что с нами будет? Нищета и голод.

     АЛЬБИНОНИ в маске ПАНТАЛОНЕ, стоит у театральной тумбы с афишами, на которой написано красными буквами VIVALDI. АННИТА и ПАОЛИНА не сразу его замечают, как и он их.

АННИТА. Скоро всё изменится.
ПАОЛИНА (в ужасе, шепотом). Беглая монахиня. Подземелье и цепи!..
АННИТА. Из Рима мы уедем в карете.
ПАОЛИНА. О, мадонна! На тебе отрепье, ты похожа на цыганку. Что он скажет, когда узнает, что ты  шаталась с бродячими актерами, и уже забыла, как выглядит внутри церковь?
АННИТА. Тот господин в маске. Мне кажется, он следит за нами. Не он ли расспрашивал обо мне Карлино?  Он смотрит в нашу сторону.
ПАОЛИНА. Уж точно, не в мою.
     Э, кто б он ни был, мне не занимать
     Ни ловкости, ни лести, ни проворства,
     Судьбе прилежно надо нам внимать,
     Я приложила б всю хитрость, ты – упорство.
Толстый и важный, похоже, вдовец. Улыбайся, я тоже буду улыбаться.
     Ах, толстый, важный - он вдовец.
     Вот с ним пойти б нам под венец! 


АННИТА. Улыбайся ты, а мне до него нет дела.
ПАОЛИНА. Эге, да ведь я его знаю.
АННИТА. Я стану примадонной, и мы снова вернемся в Париж.
ПАОЛИНА. Париж! Провалиться б ему вместе с притонами, в которых мы жили десять лет, пока ты росла. Есть ли паперть, где бы мы не сидели прося подаяния, и все равно ложились спать голодными. Не было минуты, когда бы я не дрожала за тебя.
АННИТА. Я помню, что родилась в могиле и ничего не боюсь.
ПАОЛИНА. Потом была Венеция, я отдала тебя в приют, а сама пристроилась на кухню; пять лет сытой жизни, покровительство синьора и девы Марии.
АННИТА. Я любила его как отца. Он взял нас в Падую, два года счастья. Смотрел с любовью и страхом, переходящим в ужас - но почему, Паолина, почему?
ПАОЛИНА. Он священник, а ты само очарование, и ты уж не маленькая девочка.
АННИТА. Кто лучше меня танцует жигу? Кто обдаст мужчин таким огнём, что голова у них пойдет кругом, глядя на меня? Но мужчины не интересуют меня больше. Мой наставник, мой исповедник, он моё солнце и моя луна. Я люблю его. Ведь я призналась ему на исповеди.
ПАОЛИНА. Матерь божья, я упаду прям в колючки.
АННИТА. А я - к его ногам.               
      
АЛЬБИНОНИ (входя, напевая).
         Хотел назад я сердце взять, -
         Оно как будто мне чужое,
         Ему грозил: тебе ужо я!
         Оно нейдет! - Теперь я зять!
   (Замечает ПАОЛИНУ и АННИТУ, острожено наблюдает издали.)
АЛЬБИНОНИ (про себя).
         Но что за тайна, что за сила
         Тебя из мёртвых воскресила?
         Я Дьявола не обвиню,      
         А славу счастьем заменю!

(Вслух.) Мое почтение, синьориты.
ПАОЛИНА. Мы с вами не знакомы.
АЛЬБИНОНИ. Я где-то видел вас.
АННИТА. Нет, мы  только недавно приехали в Рим.
АЛЬБИНОНИ. Как вам карнавал в этом году?
АННИТА. Я не бывала в Риме прежде.
АЛЬБИНОНИ. (И бесхитростна в ответах!) Буду рад услужить вам.
АННИТА. Благодарим. Вы любезный сеньор.

         ПАОЛИНА и АЛЬБИНОНИ.
АЛЬБИНОНИ (отводя ПАОЛИНУ в сторону).
       Синьора, я вдовец, богат, и лет на склоне
       Мечтал провесть остаток дней на сладком лоне
       Счастья, безмятежности, - подальше
       От суеты. Довольно у меня земли,
       Домов, и слуг держу не мало, без нужды.
       Но как не испытать со скукою вражды? -
       Сколь ты покоя не желай и не хвали,
       Да выставляй всем на показ заслуги,
       Но бобылём прожить без ласковой супруги…
       Такой, чтобы она вокруг тебя кружа…
       Что скажете на это, госпожа?
ПАОЛИНА.
       Синьор, мне любы ваши речи,
       И если ищете вы встречи
       С сестрой, - готова вам помочь.
       Ведь я её люблю, как дочь, -
       И поспешествую успеху…
       Но если вы, синьор, шутник,
       Задумали какую-то потеху...
АЛЬБИНОНИ.
       В мои ли годы! - Я старик,
       Шутить, синьора, не охотник.
       Могу надеяться? – Я вмиг…      
ПАОЛИНА.
       Конечно, если вы – не сводник!



          АЛЬБИНОНИ о ВИВАЛЬДИ. АННИТА
АЛЬБИНОНИ.
        ...................................................

АННИТА. А не знаете ли вы дона Вивальди, спросить позвольте?
АЛЬБИНОНИ.
        О, знаю ль я Вивальди?! - Много лет!
        Мы с ним друзья, каких уж нынче нет.
        Мы с ним учились оба у Корелли.
        Всё месте - пели, пили, ели,
    ..........................
        И вот, (прожив,) состариться успели.   
        Каков он был? – Глаза Исайи!
        Так небо сине только в мае,
        Сколь ни смотри – дна нет как нет,
        И так чисты, так лучезарны!..
        Но происки врага креста коварны...
АННИТА. ..................
АЛЬБИНОНИ.
        У Дьявола со слугами креста
        Особые любовь и почитанье.
        Служить Христу - немалое призванье, -
        Он сам, в пустыне проявив старанье, (проявлял
        Пытался заслужить доверие Христа.  (Пытаясь ...)



        Я вам скажу, - поверите едва ли, - (Представьте же, -
        Вивальди (Он) уводил нас всех в такие дали -
        Над безднами, как духи мы витали,
        Всё: душу, землю, Бога забывали,  (....венца,)
        А демоны всё дальше зазывали,
        И не было предела и конца...
          (Внезапно остановившись.)
        Вы побледнели, нет на вас лица!
    

АННИТА. ...............
АЛЬБИНОНИ.
        Ведь он и сотворец, коль Дьявол – тень от Бога,
        Искусство ведь невинно до тех пор,
        Пока в игре теней мы не увидим гор,
        Иль птицу, словом, всякий вздор, -
        Фигуру ль человека, носорога:
        Нам Дьявол в творчестве надёжная подмога.
        Искусством мы перед Творцом грешим:
        В отпущенные дни и годы, -
        (И этим многих мы смешим) -
        Превозмогая все невзгоды,
        Пересоздать Творение спешим.
        У Дьявола ж со слугами креста
        Особый счёт, и неспроста:
        Вивальди был священник - стал маэстро,
        И проповедь его - не крест, а presto.

        Свершений гордых путь к вершинам
        Указан Дьяволом в тиши нам.

        Его здесь, в Риме, многие боятся,
        Советую и вам остерегаться.
        В его импровизациях таятся
        Проклятия, пророчества, предания...
        Но стоит ли о том распространяться
        В присутствие столь милого создания!
АННИТА.
        Остерегаться? Странно. Почему?
    .............................
АЛЬБИНОНИ.
        Поверьте, я не старый лгун.
        Вивальди... экзерцист, ведун!
        Он любит при луне бывать
        У склепов, чтобы завывать,
        Как воет зверь. Он злой колдун!
        И Адом раскалённых струн
        Способен мёртвых вызывать.   

        Есть у него приём - «дыханье мотылька»...
        Довольно...Нет... Боюсь. Щадите старика!
        А вам, душа моя, тем паче он опасней,
        Что личика невинней и прекрасней...
АННИТА.
        Синьор! Прошу, мне хочется узнать...

АЛЬБИНОНИ.
        Как можно мёртвых заклинать?   
        Что ж... Сердце начинало колотиться,
        И билось точно пойманная птица; 
        И вдруг – вдруг затихало, умирало:
        То Провидение судьбой нашей играло.
        И вот тогда, в ужасный миг – в миг смерти, -
        И в том клянусь, что не грешу ни мало, -
        Вы Дьяволу представлены, поверьте.
        Тот миг – не вымысел, не сказка, не преданье:
        Вне жизни в музыке есть миг существованья.
        Тот мир бывает лишь на миг нам приоткрыт,
        Но раз увиденный, — не может быть забыт.

        Да это что! А вот когда при нас
        Он вызвал - ни мертвецов, ни тени:
        Сам Ангел Смерти тихо на ступени
        Ступал, крылами задевая вас, -
        Ах, как глаза его горели,
        Как под смычком проклятым сотни голосов - 
        Как буря в глубине лесов, -
        К нам духи древние из недр земли взывали,
        И каждому день смерти называли!
        А свечи трепетали, точно в страхе,
        И души в нас дрожали, как на плахе!

        Досупны музыке такие чудеса.
        Не будь я в твёрдой вере как католик,
        Я б… Неусыпны, к счастью,  небеса.
        Когда бы не боялся смертных колик,
        И вам вреда той правдой… Но – довольно,
        Боюсь вам ненароком сделать больно.

(Говорили, что он вводит небо в ярость.) Он играл такое...
АННИТА. Что же случилось с доном Вивальди? Злые слухи порочат его имя.
АЛЬБИНОНИ. Когда его бросает на землю и бьют  судороги, его припадки ужасное зрелище, - душа покидает тело.
АННИТА. Расскажите о том времени.
АЛЬБИНОНИ.
Придётся ли по вкусу мой рассказ? Отчасти я расскажу вам чёрными стихами, если позволите.
АННИТА. О, как вам будет угодно, сударь.
АЛЬБИНОНИ. Достоверность при этом не пострадает. Напротив, карнавал, коему имя жизнь, в истинном свете предстаёт в нарядах поэзии, но без ритма, прекрасная синьорита. С чего бы мне начать?..
        Театры в Риме были срыты,
        Людей сжигали на кострах, -
        Все развлечения забыты;
        В сердцах у нас царил лишь страх.

        Жить в радости считалось святотатством,
        Когда не с дьяволом вы сочетались братством.

        О Нём мечтали и молились
        Неистово, мешая кровь с вином, 
        А в клубах дыма демоны роились,
        И жизнь казалась нам лишь дном
        В безумии Данта созданного Ада,
        Где только в смерти и была награда.
АННИТА.
        Зачем же было так молиться,
        Чтоб демоны могли роиться?
        Вы шутите? - Скажите откровенно.
АЛЬБИНОНИ. 
        Я говорю о том, что есть нетленно -
        Есть звёзды, божий гнев и смерть, судьба, и вечность,
        Как в вашей ручке – лёгкость, нежность, млечность.
 
        Земные радости средь тишины небес!..
        Не слышим скрипа пыточных колес...
        Под чёрные молитвы и поклоны
        Мы к алтарю, как тени, в две колонны
        Неспешным шагом тихо приближались,
        От ужаса сердца сжимались:
        У алтаря готов был Аду - дар.
        Темно, лиц не видать, в руках по свечке,
        Над печенью младенца пар
        Свивался в детские сердечки. -
        Вот сыплют в чашу белый прах костей
        Умерших без крещения детей...

        В присутствии прелатов к нам был папой послан секретарь:
        Наложницу свою, в тот день родившую ему ребенка,
        Нам папа приказал по грудь зарыть в песок и двух гадюк
        К ней подпустить. О, прям в сосцы они впились несчастной жертве!
        Кровь с ядом пополам из этих ран сейчас же извлекли
        Чтобы младенца ею окрестить и вызвать Асмадея!..
 
        А скрипка!.. О, Вивальди!.. Боже правый!             
        Казалось, даже воздух стал кровавый!

        В безумье многие кричали,
        И бились и чревовещали.
        Ужасны были голоса;
        Вставали дыбом волоса,
        Друг друга мы не узнавали:
        Там все собою быть переставали.

        О, дьявольские радости вертепа!
        В страданьях страстной гибнущей души
        Услышать так же тишину нелепо,
        Как смех в степной заснеженной тиши
        Или любовный шёпот в лентах крепа
        На мрачных стенах родового склепа...

        Мы Сатане платили щедро дани
        На шабашах у Пьетро Оттобани.
        И чёрной мессы дым вкушая,
        Яд с кровью, с музыкой мешая,
        Безумье множа в общем хоре,
        Подобны были бесов своре.
 
        Беременных в таком числе
        Как здесь, под стенами Петра,
        Нигде уж после я не видел:
        Рожали с ночи до утра.
        И это было не случайно:
        Поднялся спрос необычайно
        На некрещеного дитя.
        И я скажу вам не шутя,
        Продав детей, они крестились,
        И богу истово молились,
        Бренча деньгами здесь, на бюсте,
        О, чтоб им, тварям, было пусто!
 
        Теперь вы знаете, какие дани
        Вкушали демоны у Оттобани.

             СЦЕНА БЕГСТВО ИЗ РИМА
ВИВАЛЬДИ.
        По красоте – Венеции цветок.
        Что ж, голосок, красив, но слабоват,            
        Диапозоном слишком маловат.
        Но поправимо - дай лишь срок,
        Возможно, что и будет прок.
        Пусть не Катрин-Николь и не не Куццони,    
        Блистающие в нынешнем сезоне,
        Пусть не достичь ей половины
        Вершин великой Фаустины, -
        Бравурные пассажи и рулады,
        Всех опер непременные наряды, -
        Аннита их исполнит без труда...             
        Побег из приората – вот беда.
        К чему же здесь несчастья поджидать?  -
        Из Рима надо ей немедленно бежать!

               

       


                СЦЕНА
            Квартира ВИВАЛЬДИ.
.....................................................

       АЛЬБИНОНИ, ДЖОВАННИ, ВИАЛЬДИ.


ДЖОВАННИ один. (- посетители)
         Святой Доминик, покровитель пьяниц,
         Не сомневайся, был он итальянец!
         Ведь кто вина не пьёт и баб не мнёт,
         Уж точно, в Ад, к гиене пропадёт.


Входят АЛЬБИНОНИ в карнавальной маске, в шляпе, в руке трость с набалдашником; с ним двое арапчат в турецких костюмах: один с опахалом, другой с болонкой. 
   
               
ВИВАЛЬДИ.
          Любовь из музыки, из тайны и греха,
          Печальная глава из Дантова стиха.
          Я стар, погряз в грехах, любовь - запретный плод, -
          Хожденье грешного попа по лону вод...
                (Входит АННИТА. Тихо.)
          (Суровый страж нас встретит у ворот.)            
          Не может быть!.. Ты - тень, подлог её, живой.


          Никак не можно быть тебе живой:
          Я видел сам твой камень гробовой.
                (Крестит АННИТУ.)
          (Возможно ль быть тебе такой молодой!?.)

          Одна звезда горит в Аду - звезда Отторна!
          Моя любовь к тебе, дитя, так непритворна...

                СЦЕНА ВТОРАЯ
   ГОЛЬДОНИ входит крадучись, оглядывается, прислушивается. Он в стоптанных башмаках, шляпа видавшая виды, с ободранным павлиньим пером. Останавливается
             перед портретом ВИВАЛЬДИ.
КАРЛИНО(разглядывая портрет).
          Общение с попами мне претит,
          И кто его ещё не знает -
          Он с виду и воды не замутит,
          Во рту и масло не растает.

         Разлет - бровям, губам – любезность.
         Какая грубая нечестность!
         Он вытопил полбочки жира...
Жива в руках маэстро лира!
         Что на глазах у всех - Уродство,
         Преобразил он Благородство.

         В чём суть искусства – просто лесть:
         Глазам, ушам, и сердцу, нравам.
         Когда ж поруганная честь
         Готовит праведную месть,
         Измена ль голосом писклявым
         Пятном запятнана кровавым,
         Когда никто не виноват,
         Но сердце с разумом в разладе,
         Иль, как в народе говорят, 
         Нет маслица в твоей лампаде, -
         Поэт, ты души ублажай
         И вкусам черни угождай!

 Но если бы кто видел, как трясутся его губы, когда он пожирает поросенка!.. Вчера в казино он бился об заклад со маэстро Альбинони, и в триста цехинов, что сочинит концерт со всеми его голосами быстрей, чем переписчик снимет копию. Как и следовало ожидать, он выиграл и старику пришлось раскошеливаться. Затем он тут же взял в руки скрипку и все убедились, что он создал подлинный шедевр.
         А я - ужель я не поэт?
         Каких бы выдумать мне бед?..
         Попробую и я блеснуть,
         А нет, - так что-нибудь стянуть!

Входят ВИВАЛЬДИ, в руках бутылка вина и рукопись партитуры, в которую он, мурлыча, напевает; одет по-домашнему, без парика, роскошные волнистые волосы по самые плечи отливают медью.

ВИВАЛЬДИ (входит, старается не замечать ГОЛЬДОНИ; зовёт). Джованни! Где мой слуга? Эй! Сколько можно тебя звать, скотина! Джова!..
           А, ты кто такой?
ГОЛЬДОНИ. Карлино, святой отец, я ваш земляк и превосходный поэт.
ВИВАЛЬДИ. А, ну, да. Опять ты? Какое ты выбрал ремесло, шалопай. Сбежал из дому, бродяжничаешь? Бедные твои родители. Чёрт, опять подзабыл... эээ...
КАРЛИНО.
          Карлино я, святой отец.

ВИВАЛЬДИ.
          Карлито, бедный арлекин!
          Погода дрянь. Заглох камин.
Ну, подложи немного дров,
 А я погрею себе спинку…

ГОЛЬДОНИ. Вы прочли моё либретто?
ВИВАЛЬДИ.
         Ни вкуса нет, ни благородства.
         Но я написал на него музыку.
ГОЛЬДОНИ.
         Боже правый! написали оперу!?
Я спасен! Святой отец, смею ли надеяться получить гонорар?
(См. текст)
ВИВАЛЬДИ (как бы не слыша, у камина).
          Постой, дружок, - погрею спинку...

КАРЛИНО (подкладывает поленья, в сторону.)
        Щипать чужих гусей мастак.
        Но я ведь тоже не простак.

ВИВАЛЬДИ (благожелательней, подставляя бока огню).
        Коль ищешь на земле ты рай,
        Ты обрати свой взор на сцену:     Сынок, тогда свой взор - на сцену.
        Совсем за мизерную цену
        Войдёшь в волшебный, дивный край,
        Где жизнь - ключом, всех чувств - в избытке,
        Танцуй и пой, живи, блистай!
        Там жизнь проходит в сладкой пытке.
        Да! Страсть, любовь, вино, безделье, -
        На утро было б на похмелье!
        Святой Доминик, покровитель пьяниц, -
        Уж он был истый итальянец! -
        Ибо сказал он: "Пусть все знают:
        Что дураков в рай не пускают!" 07.08.24 П.пл.
КАРЛИНО(в сторону).
           И голос мягче, стал добрее,
           Как окорок на вертеле...
ВИВАЛЬДИ(посмеиваясь, указывая на свой портрет.)
           Все мы недолгие жильцы,
           Но есть у вечности жрецы:
           Что бытие моё продлить…
КАРЛИНО.
           Так ведь смотря, как заплатить…
Всего-то - краски, кисти, холст...
ВИВАЛЬДИ.
          Взгляни на мой портрет, - каков?
КАРЛИНО.
          Немного пудры б у висков,
          Да живости придать глазам,
          И лёгкой мягкости - чертам.
ВИВАЛЬДИ.
          Таким предстану я потомкам, векам
КАРЛИНО.
        Я встретил девушку…
ВИВАЛЬДИ.
                Прекрасно!
        Ты хочешь, чтоб я обвенчал?..
        Карлино, что ж ты замолчал?
        Ты плачешь?
КАРЛИНО (тихо плачет).               
                Как же…
ВИВАЛЬДИ.               
                Вот так на!..
        А я-то думал, что она…
        Ну, не реви, а всё – сначала…
КАРЛИНО.
         Прошу, святой отец, не смейтесь.
ВИВАЛЬДИ (почти не слушает КАРЛИНО, с рукописью в руках).
         Вступленье скрипок и оркестра…
         Так кто ж она... твоя невеста?

КАРЛИНО(плачет громче).
        Довольно мук. Когда повешусь,
       
ВИВАЛЬДИ.
        Узришь Христа...
КАРЛИНО
                И тем утешусь.
ВИВАЛЬДИ.
        Ну, коли так, то поспеши -
        Петля полезна для души:       
        В петле задушишь и пороки.
КАРЛИНО.
        Как вы, святой отец, жестоки.
ВИВАЛЬДИ.
        Такой, как ты, Христа обчистит...

моём покровителе. Я беден как ворона,
ГОЛЬДОНИ. Изумительное, святой отец! Бесподобное искусство!
ВИВАЛЬДИ. Хм. Сегодня *** обещал его закончить. Еще несколько удачных мазков и бытие мое продлится по крайней мере лет на пятьдесят, а то и на сто. Ты как считаешь?
ГОЛЬДОНИ.  Это смотря по тому, как заплатить, падре.
ВИВАЛЬДИ. Ты – за гонораром. У меня пустые карманы, потерпи.
ГОЛЬДОНИ.  У вас всегда пустые карманы. Однако, я слышал, вы покупаете дороги вазы и украшения.
ВИВАЛЬДИ. Неблагодарный! Это клевета.
ГОЛЬДОНИ.  Когда я повешусь, вы, возможно, станете добрее, но будет слишком поздно. Я твердо вознамерился уйти из жизни.
ВИВАЛЬДИ. Не  разыгрывай, Карлино, не говори, что ты сирота или что твоя новая возлюбленная попала в плен к туркам, и нужен выкуп.
ГОЛЬДОНИ.  Мессир! Я познакомился с чудесной девушкой. Ох, если бы вы видели ее!
ВИВАЛЬДИ. Незнакомка, которую ты увидел на балконе, а?
ГОЛЬДОНИ.  Она торгует цветами перед нашей гостиницей, у фонтана. Целую неделю она искусно разыгрывала свою роль: краснела, едва я к ней приближался, не решалась даже принимать безделушки, которые я дарил ей, бледнея, трепетала, когда я пытался завлечь ее к себе в номер.

КАРЛИНО.
        Мессир, когда б вы только знали!
        Вы о любимой не вздыхали.
ВИВАЛЬДИ.
        Ах, милый мой, как знать, как знать!
        Есть от чего и мне вздыхать.
        Ты встретил девушку? вдову?
КАРЛИНО.
        Всё точно сон - сон наяву.
ВИВАЛЬДИ.
        Когда не врёшь, и не уловка,
        Надеюсь? - Лишь бы не жидовка.
КАРЛИНО.
        Лишь слово, лишь рукопожатье.
        А взгляд!.. - сам ангел чистоты.
        Простое беленькое платье,
        При ней - корзинка, в ней - цветы.
        Лишь чуть приближусь к ней - краснеет:
        Стесняется, взглянуть не смеет.
        И до того я распалился -
        Ни спать, ни есть!
ВИВАЛЬДИ (оживившись).
                Так ты влюбился!?
КАРЛИНО.
        О том и речь!
ВИВАЛЬДИ.
                И что ж она?!
        Рассказывай, ну, не томи.
        Вино, мильячи, - вот, возьми.
        Цветочница!? Интрижки, ревность,
        В любовном лепете - душевность! 
        Ха! этот блеск любовных страз! -
        Да есть ли юность без проказ!

КАРЛИНО (с набитым ртом).
        По злачным улицам... дрожу,
        Уж мысленно несу к кровати...
        Сплетясь в объятиях, лежу...         
        Нет в мире высшей благодати!
ВИВАЛЬДИ.
        Ну, разыскал ты нужный дом...
        Чёрт! не испытывай терпенье,
        Яви хоть каплю снисхожденья!
        И вот, стоишь ты под окном...
КАРЛИНО.
        Да, разыскал я нужный дом, -
        Забор. Калитка под замком!
ВИВАЛЬДИ.
        И ты...
КАРЛИНО.
        ... через балкон...
ВИВАЛЬДИ (хлопает в ладоши).
                Свершилось!?
КАРЛИНО.
        Безлунной ночью лезу к ней!
        О, сколько раз мне это снилось!
        Не слышал шёпота нежней:
        "Любимый мой, о, я твоя!.."      
ВИВАЛЬДИ.
        Даже кружится голова!
КАРЛИНО.
        Блаженство! Упиваюсь счастьем,
        И оба дышим сладострастьем. -
        Она нагая предо мной!
        Я скинул вмиг свою одежды...
ВИВАЛЬДИ.
        Аж пот прошиб. Постой, постой...
КАРЛИНО.
        Не радуйтесь, отец мой, прежде:
        Влетают мать, брат-образина,
        В руках отца была дубина!
ВИВАЛЬДИ.
        Нет!?
КАРЛИНО.
            Да! Святой отец, - ловушка! 30.05.Пушкинская пл.
ВИВАЛЬДИ.
        Цена страстей!
КАРЛИНО.
                Лишь предоплата.
        Чуть позже будет и оплата.    
        К чертям любовь: жизнь на кону! -
        Толкаю мать, бью в рыло брата, -
        И голый, прыгаю к окну!
ВИВАЛЬДИ.
        О! Что ж она?! Что наша донна?
КАРЛИНО.
        Два шага было до балкона...
ВИВАЛЬДИ.
        Спасенье!..
КАРЛИНО.
                Если б в самом деле!
        Душа во мне дрожит доселе.
        На шее якорем висит, -
        "Я обесчещена!" - вопит,       
        И в волоса, как клещ вцепилась,
        В мегеру тут же обратилась.
        Кусает, бьёт куда попало, 
        Досталось, словом, мне не мало.
        Что проку мне на помощь звать? -
        Со страху лезу под кровать!
        Не без труда они меня,
        Словами всякими кляня,
        Из-под кровати доставали,
        Ах, если бы вы только знали...
        "Вор, негодяй, подлец, насильник!.."
        При каждом слове - подзатыльник...
        Грозят полицией, тюрьмой!
ВИВАЛЬДИ.
        Какая подлость, боже мой!
КАРЛИНО.
        И вот я здесь стою пред вами,
        И о спасенье со слезами
        Молю, святой отец, спасите,
        Хотя бы в долг мне одолжите.
ВИВАЛЬДИ.
        И ты решил ко мне явиться?
КАРЛИНО.
        Неужто снова мне топиться?
        Как есть, я перед вами, нищий,
        Готовый стать могильной пищей!


Тут денег никаких не хватит
Оплачивать твои проказы...
ВИВАЛЬДИ (задумчив, бормочет).
   "И трепещу от вожделенья..."
   "По злачным улицам крадусь..."

ВИВАЛЬДИ. Небесные силы! Какое коварство!

ВИВАЛЬДИ. Подлые твари! Они заманили тебя в ловушку, где до тебя, я думаю, перебывало сотня мужчин, одураченных, как ты.

ВИВАЛЬДИ (вытирает слезы, дает деньги). Да, да, мой любезный, я одолжу тебе сколько хочешь. Но стоит ли тебе ехать в разгар карнавала? Вряд ли ты где найдешь такого покровителя, как я. Здесь, в Риме, мы живо сотворим еще две–три оперы на твои дерьмовые либретто, деньги плывут нам в руки!
ГОЛЬДОНИ  (принимает деньги, целует ему руки). Не радуйтесь раньше времени, падре. Коль вы так ко мне по–отечески добры… (Шепотом.) Я знаю такое… что и вас должно побудить делать ноги, пока не поздно.
ВИВАЛЬДИ. Что? Мне бежать? Ты спятил!

ГОЛЬДОНИ.  Отнюдь, синьор! Ваши злопыхатели при  дворе его святейшества, а их немало, поговаривают, что в болезни его повинны именно вы, с вашей неистовой скрипкой.
ВИВАЛЬДИ. Ты что, мой мальчик, с ума сошел? Каким таким образом моя скрипка…
ГОЛЬДОНИ. А пожар на вилле? А ваш припадок? А главное – ваша соната, – Трели Дьявола!
ВИВАЛЬДИ.  Моя?!. Трели? Ничего не понимаю.
ГОЛЬДОНИ. Разумеется, ваша! Тартини говорит, что вы явились… не смею вымолвить… князем тьмы и… при свете солнца…
ВИВАЛЬДИ (вскакивает с места.) Что ты несешь! Кто, кто это говорит?
ГОЛЬДОНИ. Все, кому не лень, – весь Рим! Стоит вам появиться на улице – сами увидите, что будет. Вон, гляньте–ка в окно, какая толпа…
 Надо дать раньше, что слух об этом, – о порче, ходил и раньше. Вивальди убивает музыкой, сходят с ума, умирают, совершают убийства – кончают либо в сумасшедшем доме либо в тюрьме –В СЦ. ПАПА–Т.
ГОЛЬДОНИ.  Обыкновенным, святой отец, – ею–то вы и напустили на папу порчу, от которой он тает, словно свечка.
ВИВАЛЬДИ. О небо! Да от кого ты слышал этот вздор?
ГОЛЬДОНИ.  От Альбинони, падре. По правде сказать, вы сами виноваты, возбудив в нем зависть: вчера во втором акте его «Александра Македоснского» публика скандировала «Вивальди! Хотим Вивальди!»








        По мне покой - куда как мил.
        Страсть старика - как лошадь без удил.

         Наложницей ли станет красота,
         Кровавым идолом ли взглянет в очи,
         Убийцей в сумраке полночи?! –
         Иль бездне уж подвластна высота? -
         Любовь, мечта - на троне прочном,
         Чтобы над миром восцарить порочным!




 

      
 И ребусы его, уж мне поверьте,
  Бывают не разгаданы до смерти.
      
       В нарядах поэзии, в ритмах, не строго,
       Обсудим здесь с вами
       В основу рассказа положим преданье,
       Чтоб вывесть потом мы могли назиданье,
       И занавес лёгкий меж жизнью и смертью
                Поднимем се
 
И вот, дрожишь при имени одном,
          Как если б дьявола увидел перед сном.

 Кто же в Венеции Вивальди не любил!? -

        ИЗ СЦ СМЕРТЬ ВИВАЛЬДИ:

       Гимн ночи, гимн небытия!
       Как в божьем мире есть свет дня,
       Так в блеске лунного сиянья
       Часы загробного свиданья
       Холодной памятью томят,
       И сердце мне не веселят. 12.10.24

       Как радостно звенят фонтаны.
       И прошлое ожило вновь.
       И вновь ожили чувства, - раны
       Ещё не обагрила кровь...  11.10.24




                ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ, ЧЕРНОВИКИ:

ТАРТИНИ (вскакивает на балкон, не дает АННИТЕ уйти). Притворщица! Не узнаешь меня? Я Джузеппе, твой муж,  и вот 15 лет лью слезы по тебе. И я отдал душу Дьяволу, надеясь властью магией вернуть тебя. Твои глаза, твой рот, а здесь, здесь, на плече  есть родинка! Взгляни на этот медальон, что я ношу у сердца!
АННИТА. Я вас не знаю! 
ТАРТИНИ. Ведь мы венчались в церкви.
ПАОЛИНА. На помощь!
ТАРТИНИ. Молчи, старуха.
АННИТА. Я не могу быть вашей женой!
МАСКИ. Он обезумел! Монах потерял рассудок от любви!
              (Все смеются.)

ТАРТИНИ. Исчадье ада, проклятая фурия! Не слезы – кислота струится по щекам твоим.
МАСКИ (пляшут вокруг ТАРТИНИ).
      Вы слышите, какая новость в мире?
      Влюбилась смерть! Разиньте рты пошире!
      Ей-богу, я сбегу, ее подарки – вой волков,
      И белый саван снов замерзших в диком поле!
      И память, потревоженная звуком имен забытых
      И любовных ласк, холодных как сама пустыня…
ТАРТИНИ(кричит). Елизавета! Моя жена!..
           (МАСКИ смеются, обсыпая его мукой и конфетти.)
 
ТАРТИНИ (рыдает, стоя на коленях). Возлюбленная моя! Ты – моя жена! Мой свет! Мой ангел! Моя жизнь! Это я, твой муж!..

     Ты, моя жена, по ком я так страдаю,  вымаливаю прощение, грешный,
     Власть магии, которой я владею, 
     Мелодиям и скрипки заклинаньям, - ты вернулась в мир?
     я всё таки вернул тебя из мёртвых.
АННИТА. О чём плачет это страшный человек?..

МАСКИ.
1я. Послушай, что говорит здесь этот человек: он маг! среди нас колдун!
2я. Он безумен или пьян!

МАСКИ СМЕРТИ.   
АЛЬБИНОНИ (смеясь). Тартини, ты сошел с ума, ведь ты монах. Опомнись!
ТАРТИНИ сбрасывает маску – он молод, лицо его красиво. Все в изумлении, молчат, музыканты прекратили играть.
АННИТА. Сестра, мне страшно!
ТАРТИНИ. Елизавета, ты не умерла?
ПАОЛИНА. Чтобы тебе было пусто, каналья! Монах беспутный, пьяница проклятый! (выливает на него кувшин с водой.)

           Вбегает МАСКА.
МАСКА ДЬЯВОЛА (вбегает).
      Скорее уходите: Идет ночной дозор идет! 
      Уже давно за полночь и по приказу папы
      Молиться мы должны, веселье шумное оставив до утра.

ВТОРАЯ МАСКА. 
Мы не отступим! Мы Смерть пошлем вперед!
Ночной дозор сомнем. Пузатые бочонки!
Берите  Вооружимся…. Вперед!...

Начинается потасовка между МАСКАМИ и СТРАЖНИКАМИ.