Оставшиеся в вечности. Глава 9

Дав себе время обдумать ситуации, в которые Сергей с такой регулярностью попадал, он пришел к выводу: «Чему бывать, того не миновать». Так как физически с ним ничего не происходило, его здоровье и разум никак не страдают от таких стрессовых ударов по психике, Сергей принял свои пространственные путешествия как данность, смирился с ними.

В этот вечер, пока Анна была в храме, Сергей решил добить редактуру работы старика. Припомнив, на чем остановился прошлый раз, Сергей нашел нужную страницу. До сих пор смысл написанного ничем не затруднял правку. Напротив, текст с каждым разом все более притягивал его внимание. В нем было нечто такое, что его гуманитарному менталитету стало занимательно, чем закончатся размышления учителя. Вот и сейчас, углубившись в чтение, Сергей увлекся строгой логикой его рассуждений…

      Концепции таких философских базисов приобрели свое устойчивое (на уровне постулатов) понимание только потому, что само понятие «Время» никак не отражалось на прагматических задачах цивилизаций. В отличие от пространства, выражающееся в протяженности земель, находящихся во владении какого-либо суверена и самой материи, воплощенной в материальные блага (как-то: пища, одежда, предметы труда и ценности, земельные наделы), «Время» не могло быть предметом спора между кем бы то ни было. Оно, как неосязаемая сущность и невоплощенная в вещество субстанция, во все периоды становления человеческой цивилизации не рассматривалось как предмет, дающий преимущества в обладании им в силу вышеназванных причин.

То, что нельзя поделить, оставить в наследство, отнять, захватить и прочие атрибуты влияния, оставалось для человека умозрительной, антропоморфной гранью его миропонимания. В представлении человека «Время» всегда было предметом сверхъестественного промысла. К нему можно было только взывать, использовать в качестве психологического рычага влияния на ближнее окружение в отличие от двух других вполне материальных субстанций, – пространства и материи.

И потому оно оставалось вне внимания сферы непосредственного, меркантильного его использования. А все проблемы, связанные с понятием «Время», стали относится людьми к области мифологии, сверхъестественного, как неподвластного воле человека знания. Вследствие этого «Время», как категория знания, полностью перешло в область абстрактного мировосприятия, отраженного во всех его разновидностях на протяжении всей истории развития человеческой цивилизации (в частности, искусства).

«Время», как и Творец, также неуловимо, неизмеримо, недоказуемо и эфемерно. И так же, как и идеи религиозных догм, лежит в области чистой веры. Мы верим, что оно, то есть «Время», существует, что оно управляет нами, всемогуще, неподвластно и необъяснимо практическими научными средствами.

Не правда ли, как это похоже на идею Всевышнего? А потому, с полным правом можно сказать – «Время», как и религия, не может относиться к области научного знания, к той области человеческой парадигмы, которая не существует без опыта, экспериментальной повторяемости, и воплощения в реальной физической субстанции…

«Черт возьми, все точно, не придерешься. Получается парадокс, – время, как длительность процессов есть и одновременно его, как физической сущности, нет! Логически выходит из прочитанного именно так!». Сергей хмыкнул: «Посмотрим, что будет дальше…». Он уселся поудобнее и с нескрываемым интересом продолжил чтение.

…С тех пор, как человек получил зачатки разума, он не переставал задумываться и пытаться понять природу «Времени». И также, с тех самых пор он не продвинулся в его понимании и объяснении ни на йоту. В отличие от двух других понятий, составляющих суть Мироздания – Материи и Пространства, подойдя в их изучении к началам самых первооснов.

Только осознав, что «Время», как физическое понятие, как физическая величина, воплощенная в материальной субстанции, не существует, человечество сразу же избавится от такой химеры, как управление «временем», то есть, создания машин «времени» и прочих манипуляций с этой абстрактной системой отсчета.

Это явление издревле возникло потому, что процессы преобразования (изменения) материи, протекающих в ней, по причине воздействия механических, электрохимических, молекулярных или атомных сил приписывают ложно понимаемой, не существующей в природе мнимой физической величине, называемой «Время».

Процессы, изменяющие структуру вещества, могут протекать более или менее интенсивно, что обусловлено только физическими свойствами данного вещества. Протяжённость этих процессов, принятую измерять понятием «Время», то есть, переход одномоментного состояния через бесконечно неуловимое мгновение в следующее, является, по своей сути, непрерывным физическим изменением состояния вещества, и только одного вещества. Между этими двумя состояниями нет никакого мыслимого зазора, который бы мог позволить зафиксировать это изменение какой-то дискретной физической величиной. Мы можем наблюдать эти процессы только в динамике, так как статика этих процессов невозможна в принципе.

Но, вместе с тем, для наглядности следует рассмотреть один гипотетический вариант существования материи. Представим себе, что изменения в материи прекратились, то есть, остановились все протекающие в ней процессы. Это неминуемо однозначно позволит сделать вывод о том, что зафиксированное состояние материи на момент полной остановки протекающих в ней всевозможнейших процессов, явит собой прекращение такого же физического изменения в его состоянии на этот момент. И все же сама материя при этих условиях не исчезнет, а лишь приобретет иную модальность. Ее количество и масса, протяженность любого материального объекта в пространстве, само пространство между объектами остаются существовать. Будучи определяемы экспериментально в отличие от «времени», которое в этом случае перестает быть, превращаясь, (в зависимости от теоретической трактовки) либо в «ничто», либо в «бесконечную длительность застывшего мгновения».

Стало быть, напрашивается единственное заключение о том, что эта материя, будучи лишенная всякого изменения своей структуры на любом дискретном уровне, будет сохранять это зафиксированное состояние бесконечно долго, что в принципе противоречит физическим законам нашего Мироздания. Таким образом, при сохранении самого вещества материи, его неизменяемого на этот момент состояния, то есть, при его наличии, «Время», как таковое, теряет всякий смысл.
 
Это будет означать, что оно, как одна из констант нашего Мироздания перестаёт быть. Следовательно, постольку, поскольку остальные константы – материя и пространство – существуют при вышеназванных условиях, то становится очевидным артефактное происхождение понятия «Времени». Тем и отличаются фундаментальные, онтологические сущности нашего Мироздания от составляющих их преходящих, модальных свойств, что при любых условиях существования они остаются неизменными по всем параметрам, определяющих онтологические свойства их субстанций.
Время, – это условная мера изменения материи в любом ее виде и количестве.

Сергей закрыл тетрадь. Все прочитанное взбудоражило его. Не может быть, чтобы длительность, которую называют жизнью, укладывалась в единомоментное, не длящееся никак, состояние. Получается, что мы и все Мироздание находимся в одном и том же неуловимом статичном мгновении бытия. Это не укладывалось в голове. Наверняка профессор как-то обосновал этот парадокс. Но до сих пор в его работе он ни словом не упомянуто об этом. Надо идти к нему…

– Аркадий Львович, вы сейчас не заняты? У меня возникли трудности в понимании смыслового контекста вашей работы для редактуры. Если можно, то я заскочу к вам.

Сергей вкратце обрисовал свои недоумения. Аркадий Львович воскликнул:

– Да что вы, Сергей Владимирович! Жду вас, как только вы сможете прийти.

Едва Серегей вошел, как старик, на слова не говоря, провел его в кабинет. Глянув на Сергея, он сказал:

– Простите, что так загрузил вас абсолютно ненужной проблемой. Я предполагал, что вы будете озадачены некоторыми положениями моей теории. Постараюсь объяснить все проблемные места работы. Но прежде всего я хочу вам некоторые моменты того явления, участником которого вы непосредственно стали. Я говорю о пространственных топологических петлях. А тот вопрос, на который вы хотели бы получить разъяснение, мы затронем в процессе нашего разговора. Так вот: в математике есть целое направление специальной дисциплины под общим названием «Топология».

Этим словом я обобщил многие ответвления этого понятия. Но нас интересует именно общее понимание сути топологического соотношения пространства и метаморфоз материи. Вот тут и возникает это пограничное явление, как совмещение пространственного континуума в разных топологических пространствах, то есть, так называемые временны;е топологические петли. Как вы понимаете, «временны;е» тут взято для облегчения объяснения сути явления.

– Простите, Аркадий Львович, – с озадаченным видом прервал учителя Сергей. – Я с трудом слежу за нитью ваших рассуждений. Нельзя ли их несколько упростить, так сказать, перевести в бытовую плоскость, то есть, разговорную. Иначе круг ваших читателей сузиться до уровня посвященных в специфические свойства физических премудростей.
 
– Дорогой мой друг! Я постараюсь. Дальше вам будет легче следить за моими рассуждениями и выкладками. Итак, продолжим.
 
Наше пространство, в котором мы живем, совершенно топологично прошедшему. Оно не имеет разрывов и может трансформироваться из одного временного пространства в другое, прошлое. Это происходит оттого, что материя, составляющая все сущее в Мироздании, есть статичный процесс ее метаморфоз. Движение существует только в преобразовании внутренних структур вещества, в частности, как метаболизм живой плоти. На специфических подробностях я не буду сейчас останавливаться. Они подробнее описаны в моей работе далее. Судя по вашему недоумению, вы еще не добрались до этих заумных мест.

Наоборот же ничего не получиться, так как этому препятствует закон превращения вещества. Человек, живущий в прошлом, никак не может оказаться в будущем времени, потому что его тело уже претерпело физиологический метаболизм. Он абсолютен для любых превращений материи, – что для метеорита, существующего миллиарды лет, что для амебы, которая едва родившись, исчезает из потока метаморфоз вещества. А дело все в том, что пространство, в котором мы и все во Вселенной существует, абсолютно одномерно. Оно не имеет возможности трансформироваться в другую топологическую форму. Наше пространство, так как оно существует на одномоментном срезе метаморфоз, не может в принципе трансформироваться в иную ипостась. Принцип однонаправленности метаморфоз вещества не позволяет этого сделать. Вам понятна суть моих рассуждений?

Сергей смущенно хмыкнул:

– Аркадий Львович, понимаете, в чем дело. Логически я улавливаю суть ваших рассуждений. Но в смысловом отношении понять это пока я не в состоянии. Не понимаю, как может коррелироваться время с метаморфозами вещества? Разве время не измеряет длительность метаморфозы материи, то есть, не есть отдельная сущность, даже пока не определенная практически?

– Я понимаю ваше недоумение. Но прошу принять мои логические выкладки чисто абстрактно. Вы потом сами поймете, в чем тут дело. А пока продолжу. То, что я говорил до этого, есть основа понимания сути перемещения в топологических петлях. В потоке метаморфозы вещества или живой материи, их предметное воплощение занимает определенное место в пространстве. Там, положим, где находиться сейчас этот стол, не может одновременно находится другой предмет, занимающий одновременно это же самое пространство. В принципе, существование материи есть непрерывное изменение ее вещества. Оно всеми отождествляется, как движение во времени, но это всего лишь изменение пространственного положения и структурного состояния.

Сергей покачал головой:

– Но тогда, как я понимаю, создается казус накопления вещества в одном пространственном континууме. Я хочу сказать, что в движении материи есть скрытый парадокс. Он заключается в том, что на одном и том же месте может находиться огромное количество разнородных предметов…

– Нет-нет, вы несколько поторопились с выводом, – прервал Аркадий Львович Сергея. – Вы смешали метаморфоз материи с эффектом топологического перемещения объектов. В потоке вещественного бытия они сами сдвигаются на тот же самый промежуток, что и предметы, которые в них находятся. А движущей силой этих метаморфоз является человек. То есть, живая материя, которая осуществляет в процессе своей жизнедеятельности передвижения масс вещества, в данном случае объектов. Вам это понятно?

– Более-менее. Но тогда я хочу спросить: почему мы, живя в одном и том же пространстве, в данном случае в одной и той же квартире, не видим никакого перемещения предметов в этой квартире. Мало того, все, что находится в ней, я могу видеть много лет в одном и том же виде.

– Да потому, что все, что в квартире находиться, сдвигается в этом пространственном потоке вместе с ней. Все метаморфозы, происходящие с веществом, из которого состоят эти предметы имеют чрезвычайно длительный период структурных превращений. И это происходит ровно со всеми предметами, находящимися в статичном положении. Они также перемещаются в потоке метаморфоз вещества. Однако это совсем не то же самое, что и структурные метаморфозы материи в процессе активной жизнедеятельности. Как я говорил ранее, ни один объект из будущего невозможно переместить в наше настоящее. Вспомните свои попытки. Ни меч, ни запись звуков, ни чтобы-то ни было еще за границы пространственной петли попасть не могут в силу того, что их метаморфоз был осуществлен в том времени.

Сергей уже давно потерял нить рассуждений профессора. Он машинально кивал головой, когда тот обращался к нему, но обрывки рассуждений старика, достигавшие его сознания, только запутывали все слышанное до сих пор…

…есть еще более странные формы топологических объектов. Например, бутылка Клейна. Этот объект как нельзя лучше поясняет суть эффекта временны;х петель. Так как времени, как мы уже поняли, не существует, а есть лишь непрерывные метаморфозы материи, то будущее, которое мы держим в уме, в нашем воображении, не может служить реальным методом анализа. А вот прошлое есть метаморфозы вещества, изменившие состояние объектов, неважно, живого или мертвой материи, в нашем мире может быть представлено различного рода артефактами, то есть, предметами деятельности человека или природных явлений…

…теперь вы понимаете, чем является эффект топологических петель в материальном мире. Перемещение из настоящего в определенное прошлое не есть фантастическая иллюзия. Тут мы имеем дело с пространственной аномалией, природа которой совершенно не изучена. И если бы не реальное перемещение человека в прошлое, мы бы так и не понимали природу многих психических заболеваний…

… такие свойства психики можно объяснить результатом такого перехлестывания топологии нашего пространства. Теоретически природу этого явления мы еще не можем постичь, но объяснить чисто умозрительно предположив, что в некоторых случаях образуется своего рода лакуна в пространственном континууме. Вот в нее и попадает некий субъект. Дальше вы понимаете, что в зависимости от времени, в котором находиться этот субъект и зависит все восприятие этого эффекта.

…в качестве примера я приведу не менее странное состояние человека, которое называется «дежа вю». Оно настолько распространено, что многие могут припомнить такое ощущение. Будто бы человек уже был в том месте, где была такая же ситуация, но в котором он до этого никак не мог быть. Такое состояние касается не только пространственного эффекта, но и затрагивает другие сферы деятельности. Это явление доказывает перемещение тела в другое пространство на кратчайший миг, которое человеком не воспринимается, как перемещение его в топологической петле. Это свойство человеческой субстанции есть ни что иное, как самое слабое проявление топологического эффекта. «Дежа вю» не может совпадать в мелких частностях в силу своей приблизительности, но они не важны. Важно то, что эта ситуация была в прошлом, куда человек попадает в пространственной топологической петле…


Отложив гранки в сторону, Сергей вздохнул:

– Владлен Семенович, все это, конечно, интересно, но больно уж приелось. Хочу предложить нечто более злободневное. Что вы скажете на мое предложение съездить в Донецк? Не буду говорить об актуальности этой темы. Нам не помешает чуток такого материала.
 
Главред досадливо поджал губы:

– Я поднимал эту тему на собрании спонсоров. Но меня, можно сказать, мягко приложили «фэйсом об тэйбл». Добавив, что наше издательство не занимается политической текучкой. А когда надо будет, дадут знать. В общем, я так понял, что все дела по Украине нас не касаются. Так что, мой дорогой, будем рыть землю в пределах отчизны.
Владлен Семенович протянул Сергею конверт и сказал:

– Вот тут можно нарыть небольшую кучку политического капитала для нашего издательства. – Главред хитро усмехнулся. – Наши боссы будут довольны. Материал о давнишних событиях, но на нем можно показать нашу непредвзятость в отношении сталинских репрессий. Дескать, вот видите, мы пишем не только об обиженных и пострадавших, но и об негодяях, которые допускали перегибы в своей работе.
 
 Сергей пробежал неровные строчки письма. Оно было от сына бывшего заключенного. Мужчина писал о человеке, служившим надзирателем в одном из лагерей Гулага. Рассказывая об этом изверге, его отец описывал нечеловеческие зверства по отношению к заключенным, сколько он замучил людей. Перед смертью отец просил разоблачить этого негодяя. Теперь он стал почетным гражданином этого города.

Сын заключенного написал письмо в редакцию, просмотрев блог Сергея. Он понял, что только Сергей может разобраться с этим, а не спустить все на тормозах, как это сделали в областной думе, куда мужчина ездил с документами и фактическими доказательствами. Писал в местную газету, областную газету, обращался на областное телевидение, но бестолку. Кроме того, ему пригрозили, если он не успокоится, то его дело может иметь нежелательные последствия.

– Ну, в общем, давай. Хотя это и тьмутаракань, но хоть как-то развеешься. Не все же тебе шастать по столичным тусовкам.

Главред шутливо подмигнул и бросил:
 
– Ну, бывай, старик.

Выходя из кабинета, Сергей усмехнулся: «Старик! Наш «пахан» любит поиграть в «своего в доску».


Город встретил Сергея пыльной завесой, взбитой бесконечным потоком встречных машин. Дорога, покрытая толстым одеялом мелко перетертой глины, цементной взвеси пополам с известковой пылью, не давала расслабиться ни на миг. Пыль не опускалась вниз, а клубилась, взвихренная очередным самосвалом. Местность была вся покрыта этой серой завесой. Деревья, столбы, заборы, скрывавшие низкие домишки, – все было погребено, плотно укрыто ею, как саваном.

«Жуть какая-то», – подумал Сергей, старательно уворачиваясь от очередной громадины, выныривающей из серо-грязного клуба. Пытаясь сориентироваться в этой апокалиптической атмосфере, он несколько раз останавливался на обочине, чтобы узнать, где находиться. В очередной раз ему повезло. Из белесой дымки навстречу выплыла маленькая, сгорбленная фигурка. Чуть ближе она оказалась старушкой, едва бредущей по обочине, управляясь своим ходом при помощи клюки.

– Простите, вы не скажите, где находиться улица… – и Сергей назвал адрес.
Старушка, казалось, не расслышала его, продолжая мерно переставлять ноги в такт своей клюки. Сергей повторил вопрос тоном повыше, но результат был тем же. Казалось, что старушка даже не видит его. Сергей решил, что это уже слишком. Он в два шага догнал старушенцию тронул ее за плечо и проорал:

– Бабуля, где находится улица такая-то?!

Старушенция остановилась и медленно развернулась. Уставившись блеклыми зрачками на Сергея, она проскрипела:

– Чаго, милок?
 
– Улица, я спрашиваю, такая-то где?

– Ась?

Сергей проорал еще раз свой вопрос. До старушенции наконец дошло:

– Ну-кась, я старая, милок. Ты кричи громче…

После нескольких повторов своей просьбы, Сергей добился от старухи что-то определенное. Сев в машину, он двинулся вперед. Через несколько домов показался переулок. Притормозив, Сергей прочел на черной от времени бревенчатой стене ветхого дома: «ул. Коммунаров, 63». Повернув, он проехал по переулку до следующей улицы. Здесь было намного тише, как будто в нескольких десятков метров от нее не билась в судорогах под колесами монструозных самосвалов многострадальная улица им. Коммунаров.

Город, куда дело привело Сергея, был заштатным районным городишком. Он собой представлял огромное скопище двухэтажных деревянных бараков, служивших жилищем рабочим огромного горно-обогатительного комбината. Сергей был ошеломлен таким контрастом. В это время существовали еще такие поселения-времянки при обширном промышленном районе! И, судя по всему, их никто не собирался приводить в состояние, подобающее человеческому поселению.

Сергей не стал размышлять дольше на эту тему. Разыскав нужный ему барак, он притормозил возле черневшего раскрытой пастью подъезда. Остатки дверей валялись чуть поодаль. На них с вальяжным аристократизмом развалились два тела. Храп, разносивший не только яростные звуки, но и густой аромат перегара, сказал Сергею, что у этих служителей бахуса спрашивать что-либо бессмысленно.
 
Пока он размышлял, возле него откуда-то возникли несколько мелких детских фигурок. Они осторожно приблизились к машине, с недоверием вглядываясь в столь диковинное блестящее лаком чудо. Сергей подозвал одного из детей, выглядевшего постарше остальных и спросил:

– Ты не знаешь, где живет дядя П…

– Знаю. Пойдем со мной.

Мальчишка направился к дому. Поднявшись на второй этаж, мальчишка ткнул пальцем в ободранную дверную обивку и лаконично сказал:

– Вот.

– Спасибо, мальчик.

Пацан гмыкнул и спросил:

– Дядя, у тебя деньги есть? Мне нужно пятьдесят рублей.

– Так-таки, пятьдесят рублей? Ну, брат, не много ли за то, что показал дверь?

– Не, дядь, не много, а в самый раз. Это не за дверь, а за охрану вашей машины. – Мальчишка хитро сморщил нос. – Не то наши пацаны стащат с нее все цацки.

– Даже так? – удивленно протянул Сергей. – Ишь ты, какой деловой! Ну, пусть будет по-твоему. Вот тебе полтинник, еще один получишь, если все будет с машиной нормально. Понял?

– А то! – Мальчишка утвердительно дернул головой и сбежал по лестнице.
 
Сергей хмыкнул. Повернувшись к двери, нажал кнопку звонка. За дверью некоторое время было тихо. Он с досадой подумал, что его поездка прошла впустую. Тащиться в такую тьмутаракань! Ехать назад тоже не вариант. Надо подождать в машине. Рано или поздно хозяин должен прийти. Едва он повернулся, чтобы уйти, как щелкнул замок. Дверь приоткрылась и голос тихо спросил:

– Кто там?

– Я из редакции, Брянцев Сергей Владимирович. Вы писали нам. Я приехал.
 
– Да, да, проходите, – сбросив цепочку, торопливо проговорил мужчина. Он протянул руку:

– Очень приятно, я Павел Григорьевич. Я вас узнал. Слежу за вашим блогом. Но, право слово, не думал, что приедете.
 
– Почему же, вы весьма обосновано описали факты. Мы всегда реагируем на такие письма.

– Мне пришлось так сделать. Я бы не стал беспокоить понапрасну занятых людей, но тут…

Мужчина запнулся и скрипнул зубами. Пригласив пройти Сергея в комнату, он сказал:

– Присаживайте здесь. Прежде, чем начнем разговор, я хочу показать одну запись.
 
Павел Григорьевич включил компьютер. Через некоторое время на мониторе пошли кадры какого-то парада. Шли воинские подразделения, судя по их разрозненности и немногочисленности, это был парад в областном центре.
 
Мужчина глядел на экран и вдруг, напрягшись, глухо сказал:

– Вот, смотрите, на ряд приглашенных людей. Вот, этот, видите?

Он ткнул клавишу на клавиатуре и кадр застыл. На экране крупным планом было выхвачено лицо старика, судя по его виду, весьма ветхого. На его пиджаке виднелись ряды орденов, медалей, орденских планок и наградных значков.

Мужчина, стиснув зубы, глядел на это лицо с нескрываемой ненавистью. Чтобы не затягивать свое пребывание, Сергей сказал:

– Вы писали, что у вас сложилась ситуация, которая требует какого-то разрешения. Давайте перейдем к делу.
Павел Григорьевич торопливо кивнул головой:

– Да, да, конечно! Извините за эту преамбулу, но в ней все дело. Если коротко, то суть вот в чем. Мой отец был сыном полковника оперативного отдела Генштаба. Когда перед войной пошли чистки высокопоставленных военных чинов, деда расстреляли, а моего отца, как сына врага народа посадили на пять лет.
 
Мужчина умолк, вздохнул и тихо сказал:

– Отец был прекрасным человеком, нетерпимым к любой подлости и несправедливости. Но это и сыграло свою роковую роль. Потом ему дали еще три года.

– А как это получилось?

– Накануне окончания срока надзиратель стал особо придираться к отцу. Он ненавидел его за то, что отец не скрывал своей брезгливости этим выродком. Однажды, во время одной из придирок, отец не сдержался и высказал ему все, что о нем думает. Это было напрасно. Мерзавец на следующий день написал рапорт на отца, что тот систематически не вырабатывал нормы, портил инструмент и вел пропагандистские разговоры. Дело отца пересмотрели и добавили еще три года.

Отец освободился как раз в год смерти Сталина. В это же время бериевская амнистия высвободила орды уголовников и бандитов. Огромная часть их осталась в городе.
 
Всю оставшуюся жизнь отец боролся за справедливое наказание этого упыря. Зона и тюрьма не оставили ему здоровья. Моя мать умерла, когда мне было шестнадцать лет. Она тоже отсидела пять лет в этой же зоне в женском лагере. Они сошлись после отсидки. Уехать отсюда они не могли. По освобождении им было предписано еще десять лет не покидать этого района.

Но на этом мытарства моих родителей не закончились. После упразднения лагеря, мерзавец-надзиратель остался здесь жить. Он оброс знакомствами в администрации города. Имея там своих людей, он сколотил банду и стал ее паханом. Обложив данью все городские предприятия, он практически стал его хозяином. Весь город и вся округа стонали от его беспредела, но что было поделать.
 
Мужчина откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Некоторое время он сидел молча, и только желваки ходили по обросшим седоватой щетиной скулам.

– Простите, – открыв глаза, выдохнул он. – Нахлынуло что-то вдруг… Ничего, я сейчас продолжу. Так вот, вся городская полиция и прокуратура были под его влиянием. Там почти все начальство было либо его родственниками, либо подельниками. Вы понимаете, – одна контора. Но этого ему было мало. Он сумел пробиться в областной центр, в думу, как депутат от нашего городка. Там этот выродок завел связи и стал практически неприкасаемым. Многие из чиновничьей стаи кормятся от его взяток.

Отец, несмотря на многочисленные угрозы, избиения и издевательства, не отступил. Умирая, просил меня во имя справедливости покарать этого вы****ка. Я так и сделал. Отправил свою жену и сына к ее родственникам в другом городе. Сами понимаете почему. Мне постоянно грозили расправиться не только со мной, но и с женой и сыном. Вот здесь записи, документы и рассказы заключенных, которые отец собрал для обвинительного разоблачения. Мужчина протянул записи своего отца.
 
Едва Сергей, открыв первую страницу, как знакомое до кончиков нервов ощущение ледяного холода обрушило его в серое, моросящее мелкой сеткой дождя место. Сергей с первого взгляда понял, куда его забросила петля. Ровные ряды покосившихся бревенчатых бараков, крытых черной от времени дранкой, не оставляли неоднозначного толкования: «Лагерь… зона».

Сергей сразу понял, что в этом месте оказалось только его ментальное «Я». Такое с ним происходило уже несколько раз. Размышляя об этом, он понял почему. Чем дальше отстояла во времени метка топологической петли, тем вероятнее совершался перенос не его самого, а всего лишь сознания с включением всех ощущений, доступных физическому телу.
Медленно перемещаясь по территории лагеря, Сергей знал, где он окажется. Целью такого перемещения всегда был предмет его интереса или изучения. «Значит, на этот раз я буду свидетелем отношений надзирателя и отца Павла Григорьевича. Что ж, посмотрим…». Но он ошибся. Вернее, не совсем точно определил участников событий. То, что Сергей увидел потом, повергло его в шок. Он не мог даже предположить, насколько тесно переплелись судьбы людей того времени…

…Сумрак, плотно забивший все пространстве барака, не давал рассмотреть подробности. Но и без этого было ясно ощутимо присутствие большого количества людей. Из тьмы доносились стоны, кашель, сдавленное хрипенье и мат, вперемешку с отдельными выкриками. Сергей медленно, но целенаправленно перемещался к одному из отсеков. Оказавшись там, остановился перед двумя фигурами. Одна из них, своими габаритами и массой явно была на последней стадии дистрофии. Человека била дрожь и все тело сотрясал непрерывный сдавленный кашель. Его сосед угрюмо молчал. Сидя возле бедолаги, он иногда давал ему глотнуть воды из деревянной посудины. Через некоторое время он встал. Уложив своего немощного соседа на нары, он остался сидеть в его ногах.
 
Сумрак постепенно истаивал. Из него постепенно проступали ряды нар, устроенных в три этажа. В дальнем конце барака растворились двери. Оттуда зычно донеслось: «Подъем, доходяги! Кончай дрыхнуть! Работа ждет!». Дневальный обходил секции, колотя по стойкам нар увесистой рукоятью хлыста. Люди спешно соскакивали с нар, выстраиваясь вдоль них нестройной шеренгой.
 
Перекличка заняла некоторое время. По окончании ее обнаружилось отсутствие одного номера. Дневальные бросились искать недостачу. Один из них остановился у нар, на котором лежал больной. Ткнув его палкой, дневальный заорал: «Чего разлегся, вошь вонючая! Пошел в строй!». Не увидев реакции, дневальный наклонился к человеку, перевернул его и хмыкнул: «Кажись, готов!».
 
Он крикнул разводящему:

– Номер 27921 сдох! Давай сюда двоих, пусть отнесут в санитарку.

Сергей увидел, как двое заключенных, вышли из шеренги. Подняв бедолагу, они потащили его к выходу. Тем временем поверка началась заново. Сергей слышал, как двое, стоящие ближе к нему, мрачно перебросились: «Кто из нас завтра-то?», «Не боись, все там будем, рано или поздно…», «Скорей бы, уж…».
 
Наконец все закончилось. Колонна вышла из ворот. Через сотню метров охрана стала разбивать их на бригады. Закончив разбивку, колонна тронулась. Возле каждой бригады, численностью не менее сотни человек, ехала телега. В ней находился обеденный паек на всю бригаду двенадцатичасовой смены. Восседавшие на них возницы явно не были из числа зеков. Все они были вольнонаемными, живущие на поселении. Их откормленные, довольные лица выражали полное безразличие к идущей рядом массе полуживых людей.

Отъехав от лагеря с полкилометра, возница, бригадир отряда, где находился тот самый мужчина, сосед умершего, окликнул его:

– Иди, садись.

Мужчина вышел из колонны и залез на телегу. Никто из его бригады даже не посмотрел в их сторону, будто это было привычным и каждодневным делом.
 
Выждав некоторое время, возница, не оборачиваясь, спросил:

– Где Михаил?

 Мужчина, опустив голову, тихо сказал:

– Скончался… Прошлым вечером надзиратель вдоволь натешился над ним… ухлыстывал, пока Миша не потерял сознание…

Возница не ответил. Только судорожное дерганье поводьев выдавали его состояние. Через некоторое время он, не оборачиваясь, сказал:

– Под попоной, справа, хлеб и селедка. Ешь…

Мужчина осторожно глянул в начало колонны. Там на лошади, нахлестывая бредущих заключенных, ехал надзиратель. Поглощенный своим занятием, он ни на кого не обращал внимания. Улучив момент, мужчина быстро вытащил завернутую в тряпицу снедь и сунул за пазуху.

– Викул Евстигнеевич, я съем позже, на делянке. Ребята на ладан дышат. Поделюсь с ними.
Возница мотнул головой:

– Как знаешь. Только подумал бы лучше о себе. Твоих ребят ничто не спасет. Так что продлевать их мучения не стоит. А ты человек мне дорогой. Я хочу, чтобы ты остался жить. Так ты будешь достоин памяти моих сыновей. Ешь, я приказываю.

Мужчина угрюмо молчал.

Было что-то непонятное в этих отношениях. Заключенный не мог так свободно общаться со служащим лагеря. Сергей знал это из обширной информации, захлестнувшей страну в девяностые годы под видом разоблачения сталинских репрессий. Гулаг, зоны, лагеря были на слуху у всех. Сергею приходилось копаться в таких материалах до этого, потому он ясно представлял себе истинное положение дел.

Но сейчас некое особенное ощущение заставило его напрячь свое ментальное пространство петли. Сергей вдруг почувствовал, как слова возничего пробудили в нем глубокий, подспудный смысл происходящего. Сосредоточившись, Сергей вызвал отрывки прошедших совсем недавно событий между этими людьми. Едва он получил доступ к информации, как ему открылась истинная причина странных, очень близких ему чувств.
 
Живое ощущение близости мощным потоком исходило от возничего. Глядя на его широкую спину, мощный торс и плотные оковалки рук, Сергей никак не мог заставить себя поверить глазам. Не укладывался образ этого человека в свой возраст. Возничему было не менее семидесяти лет, но сила, исходившая от него, пробуждала в Сергее впечатление огромной физической мощи. Он чувствовал, что этот человек что-то значит для него, но понять этого Сергей не мог. Догадка пронзила внезапно! Возница – Шарапов Викул Евстигнеевич! Так звали его прадеда по материной линии. Неужели вот так, случайно, он узнает судьбу своих родных, канувших в безвременьи тех страшных лет! Напрягшись что было возможностей, Серегей переместился еще глубже в предыдущее состояние. Он увидел прадеда, сидящего на телеге и мужчину, тихо разговаривающих друг с другом.

– Вижу, парень, ты не очень приспособлен к такой работе.

Мужчина глянул на свои истерзанные мокнущими мозолями руки и вздохнул:

– Вы правы. До этого мне тяжелее, чем оружие держать не приходилось.
 
– Мгм. Кто ж ты будешь сам? Не бойся, я знаю здешние порядки. Отмотал десятку в этом лагере! Идти мне было некуда, так что, как освободился, остался на поселении. Догадываюсь, по какой статье ты оказался здесь. Так что можешь это опустить. Кем был, что делал, говори без опаски. Иной раз выговориться, как пару лет отсидки сбросить.

– Да-да, знаете, иной раз так подступает, что хочется покончить все разом! – с тихим надрывом выдохнул мужчина.

– Ну-ну, парень, ты это брось. Жить надо, чтобы потом возместить все потерянное с лихвой. Не таись, сказывай, что и как было.

– Довелось мне служить в звании поручика в корпусе Врангеля, при штабе.

Шарапов пристально глянул на мужчину. Чуть помолчав, глухо спросил:

– Ты такого, Шарапова Андрея, полковника, случаем не знал?

– А как же, – с готовностью кивнул головой мужчина. – Меня потом из штаба перевели в его полк, пили-ели из одного котелка… Когда нас прижали под Петровским, несколько дней мы с ним сдерживали красных, пока командующий уводил части за Дон. Там и погиб Андрей. Он остался в заслоне с эскадроном, а мне приказал увести дивизион за реку…

Шарапов молча выслушал его, но, чуть помолчав, сказал:

– Он был моим старшим сыном. Другой, младший, служил там же, при Андрее. Он погиб ранее… Андрей отписал мне, как и где захоронен брат.
 
Сергей с комом в горле слушал слова своего прадеда. Он понял, что тот говорит о братьях своей бабки. Сергей хотел крикнуть: «Ну, Викул Евстигнеевич, продолжай, скажи где его могила!». Но Шарапов не произнес более ни слова. Тихо оглаживая бороду, он угрюмо молчал…

Сергей не услышал дальнейшего разговора. Этот промежуток петли быстро свернулся. По тому, где он оказался, это было продолжением предыдущего отрезка петли…

Перед ним плотной стеной выросли мощные стволы вековой тайги. Бригада, рассыпавшись по своим местам, сосредоточенно вгрызалась в плотную древесину елей. Их усердие быстро объяснилось. Чуть поодаль, возле поваленного ствола, надзиратель хлестко выкраивал удары хлыстом по распластанному на хвойной подстилке телу. Тщедушный парень с особым смаком оттягивал каждый взмах хлыста по обнаженной спине страдальца. Видимо, он устал, потому что, приостановившись, подозвал к себе ближайшего заключенного. Протянув ему хлыст, приказал:

– Продолжай!

Усевшись на ствол, надзиратель утерся шматом тряпки и прикрикнул:

– Ну, чего застыл?!

Заключенный, глядя в землю, угрюмо проговорил:

– Я не буду…

Надзиратель подскочил к мужчине и заорал:

– Ты, гнида троцкистская! Я тебе покажу «не буду!».

Вырвав хлыст, он с размаху хлестнул мужчину по лицу. Брызнувшая кровь заставила надзирателя отскочить. Не обращая внимания на истекающего кровью заключенного, он пнул ногой лежащего на земле и заорал:

– Встать, кусок дерьма! Пошел работать!

Плотное, тяжелое молчание было ответом. Лишь визг пил и стук топоров говорили о том, что в этом проклятом месте еще осталось кому работать. Лежавший мужчина, в котором Сергей узнал недавнего собеседника Шарапова, едва поднялся. Шатаясь, он побрел к своему месту.
 
Сергей не увидел, что произошло дальше. Мгновенное перемещение по петле скрыло матовой пеленой последующие события. Вокруг него образовалось другое место на делянке. Сидевшие группами заключенные, торопливо ели похлебку. Несколько человек еще стояли у телеги. Шарапов из небольшого бака черпал варево в миски, добавляя к ней кусочек черного хлеба. Получив свою порцию, все спешили ее съесть, так как знали, что через несколько минут раздастся истошный вопль: «Кончай обед! Встать, марш на работу!».

В числе последних оказался истерзанный надзирателем мужчина. Не глядя на Шарапова, он выдохнул:

– Не выдержу я, Викул Евстигнеевич… Добьет меня этот…

Шарапов сунул ему миску с похлебкой и коротко сказал:

– Сиди здесь, ешь. И никуда не ходи! Ты меня понял!

Мужчина кивнул.

Удары била о рельс возвестили окончание работ. Сумерки уже накрывали тайгу заметной пеленой. Заключенные торопливо стекались на проселочную дорогу. Перекличка уже началась, как Шарапов отозвал надзирателя в сторону и сказал:
– Разговор есть.

Надзиратель ухмыльнулся:

– Чего тебе?

– Номер 27512. Советую оставить этого мужика в покое. Не то…

– А то что «не то»? – ощерился заморыш.

– Мои кореша знают, где живет твоя жена и мать. – Шарапов наклонился к надзирателю. – Смотри, в случае чего, размен будет неравноценный. Оставь этого мужика и с твоими ничего не случиться. И сам ходи и оглядывайся. Ты понял меня?
 
Бригадир навис над ужавшимся до размера нашкодившей псины. Надзиратель, прошипев: «Понял», выскользнул из-под Шарапова. Отряхивая шинель, он злобно заорал:

– И на тебя найдется управа.  Быстро из бригадиров окажешься на их месте.

Он мотнул головой в сторону шеренги. Проорав угрозы, надзиратель быстро скрылся. Большего он себе не мог позволить. Этот бывший зек в поселке был самым непререкаемым авторитетом. Все ходили под ним. С ним считалась поселковая власть. Поэтому в бригадиры назначали либо вольнонаемных, либо таких авторитетов среди отбывших срок и живущих на поселении. Надзиратель все это знал.
 
Несмотря на свой возраст, этот восемнадцатилетний худосочный, прыщавый парень был уже законченным садистом и извергом. Десятки заключенных погибли от его прихотей и издевательств. Начальство лагеря знало об этих своеобразных свойствах характера охранника, но все оставляло как есть. Их устраивало такое отношение садиста к заключенным.

Возвращение, как всегда, было внезапным и резким. Очнувшись, Сергей сделал несколько глубоких вдохов. Павел Григорьевич с нескрываемой тревогой спросил:

– Что с вами, Сергей Владимирович? Вам плохо?

Подняв голову, Сергей увидел обеспокоенные глаза мужчины. Сергей был готов к этому вопросу.
 
– Нет, все в порядке… Не обращайте на меня внимания. Я иногда отключаюсь, это бывает со мной. Жара, знаете ли. Так вы говорите, что все ваши усилия обернулись угрозами и прямыми действиями.

– Именно так. Но им меня не запугать. Я готов ко всему. Мне невыносимо обидно, что вся мерзятина останется безнаказанной. Я не прошу вас о каких-то чрезмерных действиях. Если получиться обнародовать эти документы, то, значит, есть Бог на свете! Если же нет, – то так тому и быть.

– Зря вы так пессимистично настроены. Свет клином не сошелся на местной власти. Я приложу все усилия, чтобы эти документы были опубликованы.

– Дай Бог!

Мужчина прерывисто вздохнул. Сергей заметил, как его руки едва заметно дрожат. Он взял папку и сказал:

– Дайте мне слово, что не будете предпринимать ничего, пока я не дам вам знать о своих результатах…