Жизнь, как есть продолжение

Но жизнь продолжалась, и она мало чем была похожа на описанную отцами-основоположниками теорию, которую нам с таким упорством вдалбливали и которую мы с детской непосредственностью принимали. Нам нравилось кричать лозунги, петь песни, особенно мне с моим слухом, поскольку можно было смотреть как открывают рты мои боевые друзья и хлопать, наблюдая за их руками.


Но школа есть школа и нас учили разным предметам и среди нас были особо успевающие и были не особо, а были вообще безнадежные, которые и не пытались напрягаться, понимая
всю бесполезность тщетных потуг.


Я был отличником, мне по этой причине было порой очень стыдно перед моими друзьями-изгоями, а в круг избранных я не входил и, идея, когда-то быть принятыми ими была абсолютна безнадежна, хотя некоторое снисходительное отношение с их стороны я чувствовал.


Это были очень хорошие ребята, но в классе, где большинство учеников были из рабочих трущоб Арменикенда, поведенческая разница явно ощущалась и особого выбора у меня не было, инстинкт подсказал, что мой удел общаться именно с категорией изгоев, поскольку и рос я до этого в такой же среде, только азербайджанцев, здесь были одни армяне.


Впрочем, я некоторое время был сам по себе, но в классе была безумно красивая девочка Марина Борисова, и хоть фамилия ее была русская, мама ее была нашей учительницей и звали ее Ребекка Соломоновна и тут все сомнения отпадали. У Марины были изумительно красивые золотистые волосы, великолепная фигура и классический, греческий нос и вся школа была в нее влюблена.


Теперь я знаю, что был симпатичным мальчиком, но тогда я воспринимал себя гадким утенком и был удивлен, когда она вдруг подошла и слегка ударила меня общей тетрадкой. Возможно это был легкий флирт, на который я ответил ей увесистым ударом по голове книгой, и это была непоправимая ошибка, Марина проплакала целых два урока и все дороги в круг избранных были пожизненно для меня закрыты.


Отвлекаясь, можно сказать, это был тяжелый урок для меня, с тех пор я стал сомневаться в истинных желаниях женщин, другими словами плохо их понимать, по причине чего во многих случаях вместо пылкого любовника они зачастую воспринимали меня за искреннего друга и делились со мной самыми потаенными секретами, вплоть дней традиционных месячных болезней.


Так одним опрометчивым ударом книги я в будущем лишил себя многих интересных приключений, хотя, положа руку на сердце, и оставшихся за этим многим было немало.


Итак, выбора у меня особого не было, и я присоединился к моим одноклассникам-изгоям, которые себя таковыми не считали, и более того, по-своему презирали наших избранных.


Это была интересная компания, мы приходили домой к Виталику Татевосяну, и его бабушка, показывая на меня, что-то ему говорила, и он ей отвечал. Мне было интересно, поскольку она конкретно тыкала на меня пальцем, и я спрашивал, а я уже тогда освоил арменикендский акцент:


«Ара, Виталик, что твоя бабо говорит?»


«Ничего, ара, спрашивает кто этот симпатичный армянин и почему не говорит на армянском?»


«А ты что отвечаешь?»


«Ара, говорю да, он из центра города приехал, язык слабо знает, она тоже говорит, разговаривайте с ним на армянском, пусть учит, стыдно армянину не знать язык!»


Я смеюсь: «А что ты, сука, не учишь?»


Сейчас я понимаю, что древняя старуха пережила видимо, бакинские события и ей не нутру было бы знать, что Виталик водится с турком, поскольку старики-армяне так нас и называли. Виталик понимал это, но мы были друзья, и у него не было желания объяснять мне историю.


И это был Арменикенд и я начинал осваивать язык, но так как мы основное время проводили на улице, то и первым делом получали знания по абсценным выражениям.


«Ты знаешь, что такое кыцымаз» - задает вопрос Виталик, и сам отвечает- кыцымаз-это волос из носа, а поцемаз – это уже женский волос оттуда»


«И на хрен мне это знать?»


«Ара, потому что ни в одном ругательстве, никто, кроме нас не будет трахать этот волос»


«А еще есть бабо пуполос отэ, это значит, что бабушка яйца ест»


б«Ара, Виталя, и что в этом странного ты увидел?


«Ара, Акиф, она не куриные э яйца кушает, человеческие!»


«Виталик, ты что охренел, кто будет мужские яйца есть?»


«Фраер ты, еще как кушают э, еще чмокают от удовольствия!»


Я же в те годы, зная прекрасно эти ругательства на азербайджанском, воспринимал их просто художественным вымыслом, не имея представления об оральном сексе. Потом, гораздо позже, я приобщился к этим понятиям, воспринимая их как нормальные сексуальные отношения, но это было ой как потом…


Но эти ребята росли на улицах, они свои университеты прошли раньше меня, и тут их знания превосходили мои на много лет вперед.
Виталик, как я сейчас понимаю, готовил себя к блатной жизни и однажды придя к нему, я увидел гитару и естественно, спросил, кто на ней играет.


Он с важным видом взял ее в руки и начал бренчать, напевая:
«Я видел розу, она цвела, шипов колючих была полна…»


И в конце песни кто-то срывает розу, и Виталик, буквально рыдает:


Шипов колючих боялся я, теперь остался я без тебя…»


Виталик отложил гитару, глаза у него повлажнели:


«Видишь, ара, какая песня хорошая, когда первый раз услышал, как дядя Грантик поет, я целую ночь плакал. Ара, а ты, сука, даже не то что заплакал, ара, даже спасибо не сказал!»


Песня мне не понравилась, у меня абсолютно нет слуха, но я почувствовал, что с этим у Виталика дела гораздо хуже…
(продолжение следует)