107

Прошло уже два дня, как вернулись с сенокоса, а Ванятка ещё не видел Ерину. Наверное, и не знает сестра ничего про Дуняшу. А ещё хуже, если слышала, что змеюка укусила, и теперь места себе не находит от переживаний. Девки, они такие, - вздыхал Ванятка.

К дыре в сарае идти бесполезно, вечер на дворе, в это время она туда не придёт, а вот подкараулить её можно попробовать. Девки сенные всегда бегают взад-вперёд с какими-нибудь делами. Может, и Ерина пробежит.

Но как только Ванятка проник во двор, чуть не наткнулся на Лютого. Хорошо, что темнеть стало, он, незамеченный, успел нырнуть в порожне стоящую коляску. Там, под сиденьем, и затаился.

Лютый, как назло, застрял с каким-то мужиком рядом.

Вскоре неподалёку раздался тонкий голос помощника конюха:

- Баре просили коляску подать.

- Ну так подавай, чего рот раззявил.

И коляска зашаталась под чьим-то весом, а потом и покатила.

Пришлось уползать поглубже под сиденье и ждать подходящего случая.

Вот коляска остановилась. Вот накренилась под новым немалым весом, и послышалось кряхтение.

«Овчаков», - догадался Ванятка.

Тут же коляска накренилась в другую сторону, но уже слабее.

- Двигайся, развалился!

«Жених», - понял Ванятка.

- Но! Пошла, родимая.

«Вот это влип! - тоскливо подумалось под сиденьем Ванятке. - Это теперь к Овчаковскому поместью меня довезут. Если раньше не обнаружат».

Как назло, захотелось кашлять и чихать. Но чьи-то ноги двинули под рёбра и расхотелось.

- Что там навалено под сиденьем?

- Не знаю. Может, наши мешки какие остались. Всё же две недели «на охоту» ходили.
- Ух, как подумаю, сколько потеряли всего...

- А я... Вот ты только не ори, как припадочный. Я даже и рад. Не привели бы к добру эти цацки. Прошка тогда за них погиб. И нас бы они погубили. Не жалей о них, Васька.

Клим Васильевич на это промолчал.

Афанасий Петрович, обрадованный этим молчанием, продолжил:

- Не надо было нам идти на последнее дело. Ни в чём эта девка перед нами не была виновата.

- Это барышня, а не девка. Большая разница.

- Ну и что, что барышня? Мы тогда поклялись «ваших благородиев» облегчать. В первую очередь Сивайских, а барышня эта, может, такое же «благородие», как и мы. Ничего про неё не узнали, позарились на барыши. Чем мы от бандитов отличались? Да ничем.

- Но-но! Пожалел девку, так бы сразу и сказал. А то, что она из «благородиев» было понятно.

- Да хоть бы из «благородиев», но не из Сивайских же. Только за мать я бы их всех... Не жалеючи. Они её не пожалели. Хотя она - их родная плоть и кровь. И мы, дураки, к ним ещё попёрлись. Думали, всё объясним, помиримся. Они нас примут. Приняли... Собак спустили в вдогонку.

- Ничего. Они собак, мы им - нежданную встречу на узкой дорожке. Всех встретили. Всю родню по прямой линии. Одна Глафира осталась. Да племянничек её. Но это уже не совсем прямая линия.

- Ну... Не забывай, что Глафира - это отдельная статья. Глафирина мамаша единственная, кто мать нашу пожалела.

- Вот и вошкаемся мы с этой Глафирой всю жизнь. И отпустить жалко, деньги всё же нашего рода, нам должны перепасть. И нужна она нам, как пятое колесо в телеге.
Помолчали.

- А девку ту не только тебе жалко. Но ты вспомни Прошку. Заладил тогда одно и то же, что сыны крепостного Николки Воробья будут не хуже Сивайских, дай только срок. Вот и занесло его туда, куда не следовало. Заодно и нас. Всё, хватит. Ажно голова заболела, - в кои-то веки признал правоту брата Клим Васильевич. Васька.

- Ажно?

- Тьфу ты. Приехали!

А Ванятка подождал, когда помещики уйдут, когда какой-то человек распряжёт лошадь, соскользнул с коляски и скрылся в темноте.

Ерину в этот вечер он так и не увидел.