Охваченность чужим?..

     У него даже фамилия смешная какая-то. Легковесная. Без тяжести убеждающего серьёза. Петелькин, Николай Борисович.

     Был бы, хотя бы Николаем Васильевичем. Как Гоголь. Тогда была бы у его тяги к сочинительству хоть какая-то обоснованность. Но он Борисович, а не Васильевич. Хотя и Николай, как Гоголь.

     Стал Николай Борисович Петелькин записывать собой сочинённое. Публиковать. Но не читают! Загрустил.

     То ли жизненного опыта у него маловато. То ли сочинительского мастерства. Решил вернуться из сочинительства. Снова. В чтение.

     Читая, натолкнулся на творчество одного советского писателя. Белозубова-Гордова, Ивана Святославовича. Одна фамилия, - какая живописная!  Роскошный пейзаж, а не фамилия. Белозубов-Гордов.  И двойная, и с отяжеляющим серьёзом. Не то что, - какой-то Петелькин!

      А стиль какой у Белозубова-Гордова! Потрясающий. Вот бы Петелькину так научиться связывать слова. В простые и сложные предложения. Как Иван Святославович Гордов! У того связь была с обэриутами. И жил Белозубов-Гордов в Питере, а не в каком-то Большереченске. Как Петелькин.

     "Питерские, то есть петроградские сочинители, они какие-то особенные", - подумал Коля Петелькин, и вспомнил о творчестве питерского поэта и прозаика-фантаста Вадима Шефнера. Очень Коле нравится творчество В.Шефнера. Особенно, - фантастическое.   

     А в книге с творчеством Ивана Святославовича Белозубова-Гордова, Коля Пеиелькин обнаружил его, Белозубова-Гордова, портрет. Бритая, круглая, крупная голова. В очках. Сразу видно, что в такой голове никаких других литературных замыслов, кроме как великих, появиться не могло!

      А у Петелькина? Только и есть одно  общее с Белозубовым-Гордовым, что очки. Но очки не думают. Думает голова.

     Вот бы такую же голову Петелькину, какая была у Ивана Святославовича Белозубова-Гордова!

      Но, подумал Петелькин, если на шею и плечи его, Петелькина, усадить голову Белозубова-Гордова, то что будет сочинять и записывать такой гибрид?  Не то же самое, что и так есть уже в книгах с творчеством Ивана Белозубова-Гордова! Конечно, то же самое!

     И решил Коля Петелькин поглубже вчитаться в творчество Белозубова-Гордова, не забывая при этом выглядывать из этого творчества на окружающую его, Петелькина, современность. Чтобы определять новые, не такие, как у Белозубова-Гордова были, темы для творчества.

      А, может быть, ему, Коле Петелькину и темы позаимствовать из творчества Ивана Белозубова-Гордова: вдруг эти темы, представленные современным языком, заинтересуют современных ему, Петелькину, читательниц и читателей?

     Просто бежит бешено по кругу голова Коли  Петелькина, который не Васильевич, как Гоголь, а Борисович.

     Горячо и слишком запутанно думает Петелькин о том, как ему то ли стиль Белозубова-Гордова освоить, то ли хиленькой, но своей, петелькинской,  авторской манерой, поднять для читателя белозубовско-гордовские темы?

     Смотрим мы на творческие мучения Коли Петелькина, на то, как дико он, в своём сочинительском творчестве, мается, и не знаем, достоин ли он наших добрых ему пожеланий или не достоин? 

      Но, если представить себе, что не ради прихотей своих мается Коля Петелькин, а для того, чтобы устоять ему под натиском сочинительского искусственного интеллекта, то, наверное, нам нужно пожелать ему всяческих успехов.

     Пожелаем Коле Петелькину в этой его многотрудной борьбе за сохранение своего сочинительского живого лица. Проводимой им в то время, когда вырисовывается даже  многовариантное лицо сочинительского искусственного интеллекта, всяческих творческих успехов!

      Почему мы желаем Коле успехов? Да потому что он ближе нам искусственного, машинного интеллекта, какими бы разнообразными ни становились сочинительские лица последнего.

     Желаем Коле творческих успехов, потому что он не машинный, не компьютерный, а всё ещё живой сочинитель!