- Какое сегодня число? – спросил меня ветеран войны по фамилии Сластиков. А по имени-отчеству - Валерий Иванович.
Прежде чем задать этот вопрос он, по своему обычаю, молчал минуты полторы. Как правило, народ, когда приходит ко мне на прием, старается как можно скорей разъяснить цель их визита и выложить те вопросы, за решением которых они ко мне явились. Торопятся, словно кто-то невидимый глазу стоит рядом с секундомером и, если они не уложатся в некий норматив, я исчезну. Но только не Валерий Иванович Сластиков, который частенько захаживал ко мне в военкомат и уж никак не реже одного раза в месяц. Как мимо идет, зайдет обязательно. Так вот, Валерий Иванович никогда не торопился. Он по-хозяйски входил в кабинет, проходил к противоположной входу стене и садился на один и тот же стул у окна. Усевшись, Валерий Иванович ложил, в зависимости от времени года, кепку или шапку на соседний стул и, не обращая на меня в этот период никакого внимания, неторопливо озирался по сторонам, с неутолимым любопытством разглядывая много раз виденный кабинет.
Я вообще взял себе за правило никогда не подгонять ветеранов с изложением их проблем, хотя их и подгонять не надо, а уж, зная стиль поведения Сластикова, многое успевал за эти минуты: если надо было что-то срочно написать – писал, прочитать – читал. Иногда успевал даже звонок сделать. Главное, в это время не произносить:
- Валерий Иванович, слушаю вас.
Кому-то «слушаю вас» можно было сказать без особого вреда, но этот дед, когда однажды я именно так и сказал, счел, что я своей неуместной фразой сбил его с мысли. Вот так вот, не больше – не меньше. В тот раз, сбитый мною с мысли Валерий Иванович выпрямился, принял вид лорда – хранителя печати, встал и ушел. С тех пор он молчит, и я молчу. Таков уж он был, капитан в отставке Сластиков Валерий Иванович. Маленький, сухонький местный уроженец. Танкист Великой Отечественной войны.
Мне, хотя Сластиков и был довольно вредным дедушкой, не хотелось, чтобы он обижался и уходил. Да, въедливым и дотошным стариком он был, это факт, но при всем том, был интереснейшим в плане своих знаний человеком. Валерий Иванович обладал фантастической памятью, и, в силу этого личного качества был на редкость эрудированным краеведом. Я не знаю, как он в свои 79 лет запоминал события прошедшего дня, но то, что происходило в наших краях на протяжении целого 20-го века, знал отменно. От него я узнал о пожаре в нашем военкомате в 1936 году, когда горела крыша. Тогда долго искали диверсантов, но, в конце концов, всего лишь наказали за халатность начальника хозяйственной части и даже не расстреляли. Он рассказал мне, как прошел в нашем военкомате день 22 июня 1941 года и показал, кто и где размещался в военкомате в годы войны. В красках разрисовал мне, как в 1960-м году в секретной части военкомата был еще один пожар, потушив который пожарники залили водой магазин «Ткани», занимавший в те годы первый этаж здания. А потом военный комиссар целый год отбивался от претензий магазина. Многое я узнал от нашего краеведа, потому и старался его не раздражать.
Это я в качестве пролога. Теперь продолжим с того же места.
- Какое сегодня число? – спросил Валерий Иванович, глядя на настенный календарь, висевший над стулом, на котором он сидел. Чтобы увидеть календарь ему пришлось вывернуть шею до отказа.
Понятно, что к военкому не ходят узнать, какое сегодня число, поэтому я отложил ручку, которой записывал в ежедневнике, что нужно не забыть поздравить с днем рождения директора одного из лесопромышленных предприятий нашего района. Случайно, от предыдущего посетителя я узнал, что у директора этого предприятия Большакова в следующий вторник, 17 июня, юбилей. 50 лет со дня рождения. Ручку я положил и максимально доброжелательно улыбнулся Валерию Ивановичу. Я знал, что он сейчас спросит, где его орден.
- Сегодня 11 июня 2003 года, среда, - ответил я ветерану, тоже, на всякий случай, глянув на календарь.
Валерий Иванович пристально меня оглядел, но посчитав, что полный ответ на его первый вопрос – не есть издевательство, задал второй, свой коронный:
- Ну, и где мой орден?
Я машинально посмотрел на ряды наградных планок на его пиджаке и вздохнул.
- Ордена нет, - ответил я. Эти два слова – все, что я мог ему ответить.
Расскажу, причем тут орден Сластикова. Апрель 2000 года. Публикуется приказ Верховного Главнокомандующего от 2000 года №2 о присвоении офицерам участникам ВОВ очередных званий на одну ступень выше имеющихся до полковника включительно. Тогда же, три года назад мы проводили мероприятия, посвященные дню Победы, и на этих мероприятиях объявляли ветеранам об их новых воинских званиях. Все ветераны были довольны. Кроме, разумеется, Валерия Ивановича Сластикова. Он потребовал, чтобы присвоение ему очередного воинского звания «капитан» было проведено «как положено». С вручением капитанских погон, с утоплением четырех звездочек в граненом стакане с водкой. Я был против этой церемонии, полагая, что нас не хватит на все капризы ветеранов. А если остальные офицеры тоже захотят новые погоны? Но Сластиков оказался один такой и тогдашний военком полковник Марчак принял решение вручить Валерию Ивановичу два погона с четырьмя звездочками на каждом. Решение-то принял, но реализовать его так и не успел. То ветеран болел, то полковник Марчак был сильно занят. А поскольку Валерий Иванович никогда ничего не забывал и звонил в военкомат по три раза на дню, пришлось погоны капитана Сластикову вручать мне с подполковником Губницким, начальником 3-го отделения военкомата. Поехали мы с Губницким к ветерану домой, в военный городок «Красные Сосенки», но при этом допустили одну маленькую ошибку – позвонили ему и предупредили о своем визите, поэтому к нашему приезду квартира Сластикова была набита его родственниками и соседями, а в зале накрыт обильный стол. Под аплодисменты присутствующих я вручил Валерию Ивановичу капитанские погоны, после чего мы с Губницким были доставлены к столу и почти принудительно усажены рядом с капитаном. Тогда-то капитан Сластиков и поведал нам про орден. Он дождался, когда мы с подполковником Губницким глотнем теплой водки и сказал:
- Вообще-то капитана я мог получить еще в 45-м.
- А что помешало? – спросил я, прикидывая, как бы нам отсюда с наименьшими потерями вырваться.
- Орден выбрал.
- Орден? А можно было выбирать?
- Вообще-то нет, но у меня так получилось, - подтвердил Валерий Иванович. – Я в мае 45-го был командиром танковой роты 25-го танкового корпуса генерал-майора Фоминых. Наш корпус Прагу освобождал. Жуков 2-го мая Берлин взял, а мы на Прагу пошли. 11 мая взяли. Наш корпус, кстати, Власова в плен взял. Кто такой Власов, надеюсь, знаете?
- Знаем.
- Ну вот, ребята из 162-й танковой бригады Власова и поймали, где-то под Прагой, уже после того, как мы город заняли.
- Понятно.
- Да я не об этом… Когда мы Прагу освободили, командир бригады мне и говорит, выбирай, или капитан, или орден Александра Невского. Что выберешь, на то командующему фронта представление и пошлю.
- И вы орден выбрали? – спросил подполковник Губницкий.
- Да, - кивнул капитан Сластиков. – Я выбрал орден. Я подумал, зачем мне капитан, я же не собирался оставаться в армии, лучше орден. У меня уже был орден Красной звезды, несколько медалей, а орден Невского высоко у нас ценился. Кое у кого из таких же ротных этот орден уже был, а у меня нет. Поэтому я выбрал орден.
- И что же?
- А ничего. Нас перебросили обратно в Германию, оттуда меня и демобилизовали в 46-м.
- А представление на орден точно отправили?
- Начальник штаба бригады клялся своей отмороженной задницей, что отправил представление как положено, но я так ничего и не получил.
- Ну, это дело поправимо, - неосторожно сказал Губницкий. – Направим запрос куда следует, и если приказ о вашем награждении был подписан…
- А куда следует? – навострил уши ветеран. – Я куда только не писал, нет документов, отвечают.
- Это не такое простое дело, как кажется. На момент окончания Великой Отечественной войны неврученными были около трех миллионов наград. Главной причиной была высокая степень ротации личного состава. До сих пор около миллиона наград не вручено героям. Этими вопросами сейчас занимается отдел по розыску и вручению наград в Главном управлении кадров Министерства обороны. Туда запрос и направим. Найдем ваш орден.
- А хорошо бы, - отозвался Валерий Иванович. – И капитаном стать и орден Александра Невского получить. Дожить бы только, вы же, наверное, не меньше года копаться будете…
…Мы копались уже три года, но орден Валерия Ивановича так и не нашелся. За это время наш военкомат списался не только с отделом по розыску и вручению наград ГУК, но и чуть не с каждым архивом в стране, да вот беда: отовсюду мы получали разные ответы с одной сутью – документы на хранение не поступали, сведений не имеется, не значится. Подполковник Губницкий даже в сердцах как-то воскликнул:
- А не выдумал ли Сластиков эту байку про орден!
Выдумать, конечно, Сластиков ничего не выдумал, но с орденом Александра Невского, похоже, командование танковой бригады его обмануло. Чтобы сгладить тот негатив, который с его слов в последние годы возникал у Валерия Ивановича при посещении военкомата, я проводил ветерана до ворот, ведущих на улицу. У ворот сидела привязанная к ограде крупная дворняга, которая иногда сопровождала Валерия Ивановича в его походах к нам. Дворняга рассматривала лежавшую неподалеку кость, и ее злило, что привязанность к ограде не дает возможность наложить лапу на это лакомство. Она оглядела меня критическим взором, грозно тявкнула, но потом решила, что меня, пожалуй, можно вычеркнуть из числа претендентов на кость и отвернулась.
У темно-зеленого цвета двери Валерий Иванович остановился и, повернувшись ко мне, холодно кивнул.
- Зайду на следующей неделе, - пообещал он.
- Не обязательно, Валерий Иванович, - ответил я. – Если что-то поступит, мы вам сообщим сразу.
- Зайду! – твердо заявил ветеран и ушел.
Я некоторое время задумчиво смотрел ему вслед, потом запоздало сказал:
- Заходите.
Потом посмотрел на серое небо и вернулся в свой кабинет. Июнь в этом году был на редкость холодным. Он и так-то ивановцев никогда особо теплом не балует, а в этом году вообще решил скопировать апрель.
Вот и в понедельник 16 июня чем-то полезным заняться на улице было почти подвигом. Холодно, ветрено и дождь, который царапался в окна кабинета с небольшими перерывами целый день. Но, если бы в этот день была другая погода, потеплей, то возможно человек по фамилии Савин ко мне не пришел бы и история, которую я сейчас попытаюсь описать, пошла бы по-другому. Или совсем не случилась. Впрочем, нет, она все равно случилась бы…
- Товарищ подполковник, к вам на прием рвется Савин Евгений Евгеньевич, - сказал мне по селектору голос дежурного по военкомату подполковника Зотина, начальника 2-го отделения. – Примите?
Я посмотрел на настенные часы – 11.05. Приемные часы у меня начинались с 14.00 и я не собирался делать исключение ради неизвестного мне Савина. Тем более, что я не дремал в кресле-качалке, а проверял конспекты проведения занятий с личным составом военкомата, которые подготовил Паша Река, помощник начальника 1-го отделения. С тех пор, как Валера Самохин, его предшественник в этой должности, написал в конце одного из конспектов фразу «По завершении занятия вывести всех во двор и расстрелять», на которую я случайно наткнулся, пролистывая пачку конспектов, я стал их вычитывать полностью.
- Не напомнишь, когда у меня прием граждан по личным вопросам? –спросил я дежурного. – А то я, видимо, забыл.
- С 14.00.
- Спасибо. Вот в 14.00 и приму.
- Он говорит, что у него очень важное дело.
- По неважным делам они к нам и не ходят. У них у всех важные и срочные дела… Разберись сам, на то ты и дежурный.
Я отключил селектор и снова уткнулся в листы с конспектами. Но от жизни не отключишься, поэтому через пару минут мне пришлось вновь прервать увлекательное чтение и взять трубку телефона.
- Товарищ военком, это Савин Евгений, - сказала трубка.
Я порылся в памяти, но кроме бывшего своего одноклассника никого с такой фамилией не вспомнил. Но одноклассник остался жить в ближнем зарубежье и вряд ли мог мне звонить. Да и звали его Серегой.
- Здравствуйте, товарищ Савин, - ответил я.
- Вы меня не узнали?
Можно было, конечно, ответить с какой-нибудь тонкой иронией, но я собирался до обеда прочесть всю стопу конспектов, и, чтобы не затягивать разговор, ответил:
- Нет.
- Я Савин Евгений Евгеньевич, водитель автобуса.
- Слушаю вас, Евгений Евгеньевич.
- Чувствую, вы так и не вспомнили меня, - огорчился Савин. – Я ваш военкомат возил на Икарусе в Ярославль и Суздаль. В ДПМК у Щербакова работаю…
Ах вот оно что. Честно говоря, я не только фамилию водителя Икаруса не знал, но и на внешность его не помнил. Хотя, с другой стороны, вспомнилось, что водитель был аккуратен, вежлив и точен по времени приезда – отъезда. Больше ничего, относящегося к водителю автобуса мне восстановить в памяти не удалось.
- Я помню вас, Евгений Евгеньевич, - я смягчил голос. – Что у вас случилось?
- Я пытался попасть к вам на прием, но дежурный сказал, что вы принимаете только после 14.00…
- Так оно и есть.
- Но мне нужно передать вам патроны.
- Что передать? – переспросил я.
- Патроны.
- Какие патроны?
- Да Бог их знает, какие патроны. Патроны. Окислились немного, а так ничего...
- А где вы их взяли?
- В том и дело, что нашел. На своем участке.
- Так. На своем участке, – повторил я, соображая, что делать с такими находками. - Вы откуда звоните?
- Из почты. Напротив военкомата.
- Идите ко мне, я сейчас дежурного предупрежу.
Через пять минут Савин сидел за приставным столиком в моем кабинете и протягивал мне полиэтиленовый кулек. Я взял кулек в руки и высыпал его содержимое на расстеленную на столе газету. Это действительно были патроны, но их вид меня несколько озадачил, особенно странные латунные патроны с пулей, полностью утопленной в гильзу. Такие патроны мне по жизни раньше не попадались.
- Рассказывайте, - попросил я Савина, разглядывая груду боеприпасов, голубовато – зеленый вид которых означал, что патроны не хранились должным образом. Патронов было двадцать штук, шесть одного вида, с пулей внутри гильзы и четырнадцать другого вида. Эти другого вида патроны были похожи на автоматные, но только похожи. В АК-74 такой патрон не вставишь.
-Такое дело, товарищ подполковник. Купил я участок на окраине города, на Западной улице. Сам-то я на Шестагинской живу, но мы с женой давно хотели участочек сбоку города себе подобрать, ну, там банька чтобы стояла, то-се, редисочка, укропчик, понимаете, да?
- Понимаю, - подтвердил я.
- Ну, вот, весной жена вычитала в местной болтушке, что продается земельный участок в городской черте, я съездил, глянул, место тихое, крайняя улица, дальше поле. Подъезд, правда, убитый, но у меня Нива, где и нельзя – пройдет.
- Так, купили вы этот участок, - вернул я Савина в тему. – И что дальше?
- Стояли там полусгнившие стены старого дома, продавцу лень было с ними возиться, да и тратиться, наверное, не хотелось. Крыши над домом уже не было, растащили все. Купил я этот участок, стал расчищать от гнилья. Баню хочу первым делом поставить, а дальше видно будет.
- Толково, - одобрил я. – А патроны где отыскал? В огороде росли?
- В подполье. Нормального погреба под домом не было, но подполье, в полроста, было. Залез туда, и среди осколков банок, в самом углу их нашел.
- И что они, так в полиэтиленовом пакете и лежали?
- Нет, в пакет я сам пересыпал, когда решил вам отнести. Патроны лежали завернутыми в тряпку.
- А где тряпка?
- Тряпку выбросил, она сгнила вся.
- Только патроны нашли? – спросил я. – Оружия там не было?
- Не было.
- Точно не было? – на всякий случай переспросил я. – Если оно там было, и вы решили оставить его себе на память…
- Да не было никакого оружия, - заволновался Савин. – Если бы я решил оставить оружие себе на память, зачем бы тогда к вам пошел?
- Кстати, а почему вы не в милицию пошли, а к нам?
- В милицию? – почесал затылок Савин. – Про милицию я как-то не подумал. Решил, раз патроны, то это в военкомат. А надо было в милицию тащить?
- Ладно, раз уж вы пришли… Патроны интересные какие-то у вас.
- Почему? Обычные. Видно, что это патроны, а не фисташки.
- Ладно, разберемся, - сказал я. – А у кого купили участок?
- Я с риэлтором имел дело, участок у него был в собственности. Хмырь, скажу вам, хмарачосный. Ни на копейку не подвинулся. А до этого хмыря участок с домом принадлежал бабушке одной, фамилия в домовой книге написана. Бабушку давно уж родня забрала, потом лет десять участок на продаже стоял…
Когда Савин ушел, я вернул патроны в кулек и стал думать, что мне с этими боеприпасами делать. Кроме как позвонить начальнику милиции ничего не придумал.
- Привет, Анатолий Иванович, - сказал я в трубку, когда голосом полковника милиции Белова она ответила, что слушает внимательно.
- Здоров. Только про тебя вспоминал, - сообщил мне полковник Белов.
- Не знаешь даже, радоваться, когда милиция о нас вспоминает или нет. А тебя что подвигло на воспоминания обо мне?
- Жизнь наша колдобная, - вздохнул Анатолий Иванович. – Знаешь, что лежит у меня на столе?
- Неужели ружье генерала Коноплева, которое ты ищешь второй год?
- Да забудь ты про это ружье, - попросил Анатолий Иванович. – Я больше всех удивлюсь, если оно когда-нибудь найдется. На столе у меня лежит твой список уклонистов от военной службы, которых я должен отыскать и доставить на призывную комиссию.
- Это радует. Я всегда думал, что эти списки, которые я тебе отправляю еженедельно, ты выбрасываешь, не читая.
- Нет, Володя, все твои списки я бережно храню, чтобы в конце рабочего дня взглянуть на них и посмеяться. С целью снятия напряжения.
- А чем они тебя смешат?
- Да ты сам прикинь, у меня людей не хватает, чтобы закрыть все дыры по должностному функционалу, а военкомат в твоем лице хочет, чтобы я все бросил и искал малолеток, которые прячутся от армии.
- Да, Толя, с таким настроением только к зубному врачу. Но военкомат в моем лице звонит тебе по другому поводу.
- Слушаю тебя, - снова вздохнул Анатолий Иванович. – Говори, что у тебя завтра проверка, и я снова должен выставить тебе вооруженную охрану возле каждой будки.
- Не угадал. Ко мне сейчас мужик приходил, патроны принес. Говорит, нашел на участке, который недавно купил…
- И ты их взял?
- Взял.
- Зря, - упрекнул меня Анатолий Иванович. – Надо было его к нам отправить, мы бы ему разъяснили, что такое хорошо, а что такое плохо. Нашел оружие или боеприпасы, не трогай, а звони 02. Где он их нашел?
- Участок он купил в собственность на Западной улице. Там и нашел, говорит, в подполе дома. Вернее, дома уже нет, один подпол и остался.
- Это он говорит… А что за патроны? Может, охотничьи?
- Да хрен их знает, что за патроны. Может, и охотничьи. Они двух видов. Одни похожи на автоматные к Калашникову, но калибр не тот. У Калаша калибр 5,45, а эти 7,62. Я вот думаю, может к АК-47?
- Ты меня спрашиваешь?
- Тебя… Другие патроны, вообще какие-то загадочные, я такой боеприпас раньше не встречал. Тебе попадались латунные патроны с пулей внутри гильзы?
- Что-то не помню, - задумчиво ответил начальник милиции. – Может, и попадались. Этих видов патронов, как грязи.
- Ну что будем делать? – спросил я.
- Позвони дивизионным оружейникам, может, они смогут определить, что у тебя за патроны объявились. Если какое-нибудь охотничье старье, пусть их утилизируют, ну, а если патроны боевые – будем разбираться…
В это день связаться со службой вооружения дивизии мне так и не удалось, нашлись другие срочные дела. Едва успел проверить конспекты, как с 14 часов ко мне повалил народ. Всегда по-разному бывает, то целый день нет никого, то весь город у меня топчется. В понедельник люди сплошной вереницей шли до вечера. А на следующий день, во вторник, я, честно говоря, про эти Савинские патроны забыл, и вспомнил о них только в среду.
Вторник у нас был расписан почти по минутам, целый день мы с начальниками отделений проводили занятия с личным составом военкомата, так что ни на что другое времени не осталось. Хорошо еще, случайно глянув на листок перекидного настольного календаря, я вспомнил, что нужно поздравить директора лесопредприятия Большакова с юбилеем. 50 лет человеку стукнуло, возраст - юбилейнее не бывает.
- Здравия желаю, Юрий Николаевич, - поприветствовал я юбиляра, набрав его по мобильному телефону.
Номер телефона Большакова мне любезно сообщила Алла Николаевна, секретарь глав администрации города всех времен. Ее волшебная память часто выручала меня в тех случаях, когда нужно было что-то срочно узнать. Впрочем, думаю, я не один такой был.
- Военный комиссар города и района подполковник Семенов, - представился я, понимая, что Юрий Николаевич по голосу меня узнать не сможет, даже если бы и хотел. Мы не часто с ним пересекались в прежние годы, его предприятие территориально относилось не к городу, а к району, а я районную элиту знал пока хуже, чем городскую. Хотя и работал над устранением этого недостатка…
- А, Владимир Алексеевич! – обрадовался Большаков. – Я вас не узнал.
- Редко видимся, - предположил я.
- К сожалению, да, - согласился директор. – Хотя я давно собираюсь вам на глаза попасться…
- Юрий Николаевич поздравляю вас с днем рождения!
- Спасибо.
- Если меня не обманули, у вас даже не просто день рождения, а юбилей?
- Юбилей, да.
Я перечислил Большакову все, что желаю ему на сегодня и на оставшуюся жизнь и, кажется, ни разу не повторился.
- Спасибо, спасибо, спасибо, - периодически повторял директор - юбиляр на протяжении моего дифирамба, а когда я выдохся, пригласил меня в ближайшую субботу на товарищеский обед в одном из живописных уголков района.
Приглашение я принял и собирался отключиться, но Юрий Николаевич снова заговорил о своем намерении посетить военкомат.
- У меня к вам дело.
- Дело – это хорошо, - я продолжал говорить в шутливом тоне. – Дело – это значит, я нужен людям.
- Еще как нужен, - поддержал меня Большаков. – Если я днями заеду, найдете для меня пару минут?
- Найду, - заверил я директора. – Приезжайте…
Утром в среду 18 июня я наткнулся в сейфе на кулек с патронами и поморщился. Надо было с ними что-то делать. В службе вооружения дивизии я не знал никого, поэтому для начала набрал номер полковника Яровова, заместителя командира дивизии по тылу. Он сначала сбросил вызов, но через пять минут перезвонил сам.
- Здоров, - сказал он. – Я у командира дивизии был.
- Ладно, считай себя оправданным по смягчающим обстоятельствам, - ответил я. – Здоров. Что-то мы давно не пересекались. Как поживаешь?
- Скоро пересечемся, - пообещал Борис. – В связи с моим переводом к новому месту службы.
- Ну что сказать… Не порадовал ты меня.
Я, конечно, знал, что Борис ждет назначения в Капустин Яр на должность начальника тыла учебного полигона, но все равно расстроился. Как-то незаметно крепко сдружились мы с Борисом. А теперь он уедет…
- Что поделать, такова наша юдоль. Надо шагать прямо и вверх. Сегодня приказ пришел, а завтра начинаю сдавать должность. Ты, кстати, чего звонил?
- Да теперь и не знаю, грузить ли тебя своими проблемами… – сказал я.
- Даже не думай, Владимир Алексеевич, - ухмыльнулся Борис. – Теперь на кривой козе ко мне не подкатишь… Ну говори, чего звонил?
- Подскажи, с кем мне связаться для определения типа патронов.
- Каких патронов?
- Да патроны нашли в заброшенном доме, а что за патроны, я понять не могу. Может, дивизионные оружейники подскажут?
- Позвони полковнику Молчанову, заму командира по вооружению. Знаешь его?
- Только визуально. Но все равно, сбрось мне его телефон.
- Хорошо. А что ж у тебя за патроны такие, что ты не знаешь? Квадратные, что-ли?
Я вытащил из кулька латунный патрон и повертел его в руках.
- Ну вот скажи мне, что это за патрон, – спросил я. – Гильза длиной…
Я взял линейку и измерил длину патрона:
… тридцать восемь миллиметров, латунь, пуля внутри гильзы…
- Все, что я вынес из училища о патронах, это то, что они опасны для жизни, - сообщил мне Борис. – Даже не пытайся меня заинтриговать.
- Ладно, не буду.
- Готовься к субботе. Время и место сообщу дополнительно.
- Не забудь сбросить телефон Молчанова, - хотел напомнить я ему, но он уже отключился.
Конечно, полковник Яровов, которому было чем заняться и без меня, про телефон зама по вооружению сразу же забыл. Перезванивать и надоедать Борису я не стал, а просто стал периодически набирать по внутреннему телефону военного городка ракетчиков номер заместителя командира дивизии по вооружению. Эта тактика оказалась верной и на пятый звонок он откликнулся. Полковника Молчанова я знал плохо, только внешне. На те мероприятия, где присутствовал я, он приходил редко, а на тех, где был он, меня не было. Но встретившись, здоровались без неприязни.
Я рассказал полковнику о проблеме с классификацией найденных боеприпасов, он несколько секунд размышлял, потом предложил:
- Мой заместитель давно собирается за какой-то нуждой к вам в военкомат, сейчас я его и отправлю. Так годится? По стрелковым боеприпасам он настоящий энциклопедист.
- Было бы здорово, - одобрил я предложенный план.
Подполковника Васина, который полчаса спустя появился в моем кабинете, можно описать просто – настоящий военный. Суровое лицо, твердый взгляд и четкий шаг. И на голове седоватый ежик, в том смысле, что не колючий зверек, а короткая жесткая прическа. Зайдя в кабинет, он представился и остался стоять на месте. Пришлось мне выбираться из кресла и идти к нему для пожатия руки. После этой церемонии он согласился присесть за приставной столик. Я уточнил у Васина насчет справки, которую он собирался оформить (речь шла о справке, подтверждающей призыв его жены на военную службу по контракту) в военкомате, по селектору приказал таковую подготовить мне на подпись и подвинул к подполковнику кулек с патронами.
- Вы можете мне сказать, что это за патроны? – спросил я, когда он извлек из кулька содержимое.
- Интересно, - удивился подполковник Васин, осторожно взяв в руки латунный патрон. – Это патрон к нагану.
- К нагану? – теперь уже удивился я.
- Да, такие патроны использовались в качестве боеприпаса к так называемому офицерскому нагану 1895 года. Это достаточно редкий патрон калибр 7.62 на 38, такие были только у нагана. Видите, пуля расположена глубоко, полностью внутри гильзы, а диаметр гильзы немного уменьшен у ее устья.
- Да, и правда, интересно, - признал я. – Я наган только в кино видел, у Чапаева. А этим патроном можно стрельнуть из другого оружия?
- Да почему бы нет, - Васин пожал плечами. – Лишь бы в ствол входил, да затвор закрывался.
- А это что за патроны? – кивнул я на другую груду.
- Так, - задумчиво сказал Васин, взяв в руку другой патрон. – Калибр тот же, 7.62, длина 54. Любопытно… Откуда они у вас?
- Археолог один нашел. Так что вы думаете про этот патрон?
- Это патрон к винтовке Мосина образца 1891 года.
Я, если честно, уже чего-то такого и ожидал. Это было логично: патрон к нагану, патрон к винтовке Мосина - основным видам стрелкового оружия первой мировой войны.
- Только патроны? – спросил Васин. – Оружие археолог не нашел?
- Оружие не нашел, - подтвердил я. – Нашел бы оружие, я бы не пытал вас насчет патронов. Кстати, если этим боеприпасам лет по сто, они все еще пригодны для стрельбы?
- Это можно установить только опытным путем, - усмехнулся Васин. – Могут стрелять вполне штатно, могут сдетонировать, а могут просто в пшик уйти. Пороховой заряд после длительного хранения меняет свои свойства. Не угадаешь, как он себя поведет.
- Понятно.
- Я могу забрать этот боеприпас с собой и утилизировать, - предложил Васин.
- Давайте так и сделаем, - согласился я.
Не хотелось мне держать у себя в кабинете находки, которые могут сдетонировать. Но оказалось, что прямо сейчас Васин патроны забрать не сможет, потому что для их транспортировки необходим специальный контейнер, которого у него при себе нет. Договорились, что оружейник заберет их на следующей неделе…
… В субботу 21 июня Борис Яровов устроил прощальный вечер. Женщин не было, только офицеры и Владимир Робертович Алфеев, генеральный директор «Агропромтехники», одного из крупнейших предприятий нашего города. По случаю отсутствия дам все чувствовали себя раскованно, говорили Борису теплые слова, кто искренне, кто с излишним пафосом.
Пили не то чтобы много, но часто. Владимир Робертович спел под гитару несколько бардовских песен, от которых собравшиеся еще больше размякли. Ну, Владимир Робертович это умел, достучаться до сердец своим вокалом.
Когда присутствующие на этом форуме в своих пожеланиях служебного роста Борису дошли до маршала, мы с Алфеевым предприняли попытку смыться с вечера, но Борис был начеку и попытка не удалась. И даже не Борис был начеку, а полковник Голод, заместитель командира по воспитательной работе. Так стала называться должность начальника политотдела дивизии. Борис был как раз не против, чтобы народ потихоньку рассасывался, но Костя Голод, который в отличие от нас водку не пил, внимательно отслеживал, чтобы никто не улизнул раньше времени. Вообще-то, в другое время и других местах водку он пил, как и все мы, а тут почему-то не пил. Не знаю, может язва обострилась, может еще что.
- Вместе пришли – вместе уйдем, - сказал он нам с Алфеевым.
Полковник Голод тщательно следил за исполнением плана прощального вечера, который, кроме всего прочего, включал в себя групповую фотографию участников банкета. Зря он это затеял, честно говоря. И уж точно не угадал со временем. Надо было сразу фотографироваться, пока физиономии у собравшихся не такие розовые, а не после того, как закончилась водка. Хотя у политработников всегда были свои взгляды на ход событий, и не все из них следовали логике.
Когда разбудив наиболее уставших офицеров, мы стали выстраиваться в два ряда для исторического снимка, выяснилось, что среди нас нет командира дивизии. Куда делся генерал, никто сказать не мог, даже трезвый Голод. Незаметно генерал выйти не мог, за любым его движением всегда наблюдает десяток – другой глаз, а тут пропал начисто. Заместители командира в волнении не только заглянули под стол и стул, на спинке которого висел генеральский китель, но даже за диван, за который генерал Пчелинцев никак не мог бы закатиться, даже если бы и хотел. Диван стоял у стены, но был скорее частью декора, нежели мебелью, я никогда не видел, чтобы на нем кто-то сидел. Пока разыскивали генерала, я обнаружил, что кроме него пропал также и Алфеев, но его пропажа фурор не произвела. Кутерьма длилась минут пять, пока не отворилась дверь в стене, ведущая непонятно куда и из нее не вышли оживленно беседующие генерал Пчелинцев и Алфеев Владимир Робертович. Их сопровождал перепуганный начальник «Офицерского собрания». Возвращение генерала подтвердило чью-то высказанную мысль, что в большей степени наблюдению подвергается генеральский китель, нежели сам генерал. А причиной их с Алфеевым исчезновения стало высказанное Владимиром Робертовичем сомнение, что стоявшая на столе бутылка вина с надписью на этикетке «Оджалеши» действительно им является. Владимир Робертович недавно побывал в Грузии и совершенно отчетливо помнил нежный вкус этого вина, которое никак не могло превратиться в то, что находилось в этой бутылке. Генерал вскипел и пошел разбираться с персоналом ресторана, попросив Алфеева его сопровождать…
С нервным смехом полковник Голод вновь стал строить пирамиду для фотографирования, первый ряд составили те, кто ростом пониже, над ними те, кто повыше. Генерал с полковником Ярововым посредине. Оказалось, что генерал стоит, а Борис нет.
- Борис Викторович, займи свое законное место, - попросил полковник Голод, озираясь по сторонам. На это воззвание никто не откликнулся.
- Борис Викторович, ты где? – тембром человека, которому голосовые связки прищемили язык, взмолился Голод, но очень скоро был вынужден признать, что Бориса Викторовича среди участников фотосессии нет.
Снова все разбрелись, хотя полковник Голод уговаривал этого не делать, а спокойно постоять минуту, потому что полковник Яровов далеко уйти с собственных проводов не мог. Разбрелись. Повторюсь, если бы Голод догадался бы фотографировать Бориса с провожающими в начале мероприятия, они, провожающие, были бы более управляемы, а так…
Сосредоточились у столов, хотя из того что люди пьют, там оставалась только минералка. Нашелся, конечно, Борис Викторович, нашелся. И довольно скоро. Он собственно и выходил для решения вопроса о восполнении убыли на столах спиртосодержащих жидкостей.
Так и получилось, что совместного снимка участников прощального вечера Бориса Яровова нет. Есть отдельные фотографии, а так, чтобы два ряда офицеров с одним гражданским, смотрящих выпученными глазами на фотографа – такой нет.
Когда вечер стал ночью, мы с Борисом и Владимиром Робертовичем перебрались в один из баров, работавших, пока последний клиент сохранял платежеспособность. В этом баре мы взяли вместо водки кофе и через час расстались. Так уж вышло, что полковника Яровова Бориса Викторовича, своего друга, я больше никогда не видел…
… Мы с Алфеевым помахали вслед Уазику полковника Яровова, потом друг другу и я пошел домой.
- Тебя Большаков не звал на сегодня? – спросил меня вдогонку Владимир Робертович.
- Какой Большаков? – грустно отозвался я, все еще в мыслях о расставании с другом.
- Который лесопромышленник. Юрий Николаевич. У него сегодня на Рубском озере пикник по случаю юбилея.
Владимир Робертович посмотрел на часы и добавил:
- Был.
- А ведь и правда, - вспомнил я. – Совсем забыл. Звал, но сам понимаешь, Борис мне ближе.
- Тоже верно, - согласился Алфеев.
- Но все равно, нехорошо. Надо было хотя бы позвонить, извиниться. Чего бы тебе раньше не спросить?
- Сам только что вспомнил. Он меня тоже приглашал.
- Вообще-то, я Большакова почти не знаю, - продолжал я. – Как и он меня. Надеюсь, он не обиделся…
- На обиженных воду возят, - сказал Владимир Робертович, и мы разошлись по домам.
Юрий Николаевич Большаков, директор лесопредприятия, про воду видимо, не знал, и некоторое недовольство мне высказал. Вряд ли, конечно, всерьез, но все-таки. В понедельник 23 июня, прямо с утра он приехал в военкомат и с горечью в голосе сообщил мне, что одна порция шашлыка, так и осталась несъеденной, потому что юбиляр до последнего надеялся, что я приеду. Что стало с порцией для Алфеева, я уточнять не стал. Юрий Николаевич произнес еще несколько предложений в том смысле, что банкет на Рубском озере из меня получился скомканным. Я максимально вежливо в это не поверил и, извинившись за неявку, пообещал, что постараюсь исправиться.
- Хочу вас попросить об одном деле, - через некоторое время перешел к сути Большаков.
- Попросите, - не стал возражать я. – Если это в моих силах, то…
- Вы ведь занимаетесь розыском солдат, не вернувшихся с войны?
- Безусловно. Это одна из задач военных комиссариатов.
- Помогите найти деда моей жены… Я сейчас поясню, - увидев мой взгляд, сказал Большаков.
Нет, я ничего такого своим взглядом не выразил, просто посмотрел. Хотя обращения с просьбой найти пропавшего без вести в годы войны воина к 2003 году свелись к минимуму. Все-таки 58 лет со дня Победы прошло. Кто хотел обратиться к нам по такому делу, давно обратились.
- Родственники моей жены и раньше пытались найти его следы, во-всяком случае, так говорит Татьяна, - сказал Большаков.
- Татьяна – это кто?
- Моя жена. Ее дед Коновалов Степан Петрович 1900 года рождения в 1941 году добровольцем ушел на фронт и пропал.
- Каким военкоматом призван?
- Вашим. Отсюда Степан Петрович ушел.
- Тем лучше. Вы сказали, что родственники и раньше пытались найти Степана Петровича, так?
- Так.
- Какие-то результаты были?
- Насколько мне известно, нет. Военкомат подтвердил, что в июле 1941 года он был призван по мобилизации и все, дальше тупик.
- Письма с фронта были?
- Про письма не знаю. Надо будет у жены спросить. Хотя она вряд ли что-то знает.
- А кто именно из родственников занимался розыском деда?
- Тоже не знаю. Бабушка, наверное, занималась. Жена Коновалова. Она уже умерла несколько лет назад.
Большаков достал из пиджака листок бумаги и протянул его мне.
- Я тут выписал, что известно по нему… Да и то, боюсь, нуждается в проверке.
Я взял листок и бегло на него посмотрел.
- Год рождения не знаете?
Большаков пожал плечами.
- Юрий Николаевич, с такими исходными данными искать практически бесполезно. Без вести пропавших в годы войны было около пяти миллионов человек, а может и больше, точно до сих пор неизвестно. Мы, конечно, попробуем направить запрос в Подольск, но шансов получить от них положительный ответ немного. Мой вам совет. Постарайтесь найти других родственников Степана Петровича, возможно у них есть дополнительная информация. Дату рождения, если он призывался нашим военкоматом, мы найдем, но важна любая информация: письма, фото. Все что найдете о вашем дедушке.
- Фото! – Большаков хлопнул себя по лбу и снова полез во внутренний карман пиджака. Достал оттуда конверт и протянул мне.
- Жена нашла фотографию деда, - торжествующе объявил Большаков.
- Запрос в архив мы подготовим, - я взял конверт и положил на стол. – Кроме того, проверим наши книги учета, может, там что найдем. Бывало, что сотрудники военкомата приписывали кое-какие сведения. Правда, редко.
Большаков уехал, а ко мне зашли начальники отделений. Так уж у нас было заведено, утро понедельника – время совещания. Пока они рассаживались по своим местам, я вытащил из конверта фотографию. На ней внутри овала был запечатлен молодой парень лет 20, может чуть старше. Парень был одет в темный китель, застегнутый на все пуговицы. На кителе красовался какой-то значок. Над верхней губой парня небольшие усики. На голове пробор почти посредине. Хмурится. Взгляд тусклый, но снимку чуть не сто лет, а за это время любой искрящийся взгляд потускнеет. Под овалом едва различимая чернильная надпись – Коновалов. Перевернул фотографию и прочитал карандашную надпись - Коновалов Степан. И ниже: г. Тейково. ул. Западная. Дом 16.
Я положил фотографию перед собой и задумался. Что-то связанное с Западной улицей мне недавно попадалось, но сразу припомнить, в связи с чем, я не смог. Слишком много ко мне ежедневно поступает информации, и нужной и ненужной, поэтому всю ее удержать в памяти не удается. Бывает, забываю даже то, что забывать бы не надо, что уж говорить о какой-то Западной улице.
- Сергей Валерьевич, - сказал я начальнику 4-го отделения Иванову, который месяц назад стал подполковником. – Проверь по книгам призванных по мобилизации 41-го года Коновалова Степана Петровича… Записал? Если Коновалов там есть, а со слов родственников он призывался нашим военкоматом, то подготовь запрос в ЦАМО (центральный архив министерства обороны).
- На предмет чего делать запрос? – уточнил Иванов. – На участие в действующей армии?
- На установление судьбы. Кроме того, что он ушел на фронт в 41-м, родственники ничего о нем не знают. Ушел и растворился. Посмотри книгу учета погибших и пропавших без вести, может, там что-нибудь найдешь.
- Что-то не слишком родственники спешили с розыском своей пропажи, - проворчал Иванов.
- Говорят, обращались и раньше, но безрезультатно. Вот тебе в помощь его фотография.
- Зачем мне его фотография? – возразил Иванов. – Был бы я экстрасенсом…
- Там на обороте есть кое-какая информация. Сравни с тем, что есть у нас…
…На следующий день, во вторник 25 июня ровно в 12.00 ко мне в кабинет зашел Валерий Иванович Сластиков. Прошел, не глядя на меня, к противоположной стене и уселся на свой любимый стул под календарем. Положил кепку на соседний стул и уставился на картину нашего местного художника Коршунова, изображающую зимний лес.
- Добрый день, - сказал он, не отрывая глаз от картины.
- Здравствуйте, Валерий Иванович, - приветливо ответил я, делая пометку в своем календаре – не забыть открутить голову дежурному, который пропустил Сластикова в неурочное время без моего разрешения.
- Я, наверное, пришел к вам в последний раз, - сообщил мне Валерий Иванович.
Мне было сложно в это поверить, поэтому я, молча, смотрел на ветерана, ожидая продолжения. Валерий Иванович, наконец, оторвался от картины, на изучение которой он всегда отводил львиную долю времени пребывания в моем кабинете, и хмуро глянул в ту сторону, где я сидел.
- Не вижу больше смысла в этих хождениях, - пояснил Сластиков свое решение. – Боюсь, надул меня с орденом командир бригады.
Я в этом не сомневался, по меньшей мере, два последних года розыска потерянной награды для Сластикова. Конечно, надул, иначе орден давно бы был на груди Валерия Ивановича. Но одно дело так думать, другое – сказать об этом ветерану. А как прихватит от таких слов у него сердечко, что я буду делать?
- Воля ваша, - осторожно ответил я.
- А может, в штабе фронта решили, что недостоин я такой высокой награды, - размышлял Валерий Иванович. – Да, так, наверное, и было.
- Убежден, что вы достойны любой, самой высокой награды за свой боевой путь, - торжественно объявил я.
Валерий Иванович благосклонно посмотрел на меня, но самокритичный настрой вновь вернул его к скепсису.
- Нет-нет, все правильно, - сказал он. – Ну, прорвался я со своей ротой к Пороховой башне в Праге, ну и что? Кстати, знаете Пражскую Пороховую башню?
- Нет.
- Как-нибудь расскажу вам о ней, вокруг нее много историй… Так вот, прорвались мы туда, я, между прочим, ни одной машины не потерял…
- Молодцы!
- Да нет, ничего особенного. Немцы уже практически не сопротивлялись, везде белые тряпки торчали. Иногда постреливали, да и только. Так за что орден?
- Да хотя бы за то, что вы ни одного танка не потеряли и людей сберегли в последние дни войны, - сказал я.
Валерий Иванович улыбнулся.
- Жаль, что вы не командующий фронтом, - сказал он. – Был бы я с орденом.
Зуммер селектора не дал мне представить себя командующим фронтом. Звонил дежурный подполковник Губницкий.
- К вам подполковник Васин из дивизии.
- Пусть зайдет.
- Ладно, не буду вам мешать, - сказал Сластиков, не двигаясь, однако, с места. Он вновь обратился к пейзажу на картине.
Тем временем я встал из-за стола, подошел к сейфу и извлек из него пакет с патронами.
- Вот, Валерий Иванович, боеприпас постарше тех, что вы использовали на фронте, - сказал я ветерану. – Патроны времен первой мировой войны.
- К каким видам оружия? – заинтересованно спросил Сластиков, переведя взгляд с картины на меня.
- Патроны к нагану и винтовке Мосина.
- Музейные экспонаты? Охолощенные?
- Нет, боевые патроны. Сейчас с офицером из дивизии отправятся на утилизацию.
- Интересно. Откуда они у вас?
- Найдены в одном из домов нашего города.
- Вот как? Браво-браво. Ничего подобного не слышал уже много лет…
В двери подполковник Васин постучал дважды, сначала в дверь тамбура, потом в дверь кабинета. На оба стука я сказал – да и в кабинет вошел седоватый офицер из службы вооружения дивизии. В руках он держал небольшой чемоданчик серого цвета. Покосившись на ветерана, внимательно наблюдавшего за происходящим, подполковник Васин напомнил, что он прибыл за боеприпасами, подлежащими утилизации.
- Очень хорошо, - ответил ему я и протянул ему пакет с патронами.
Васин положил чемоданчик на приставной столик, поднял тугую крышку и взял мой пакет в руки. После чего аккуратно уложил пакет внутрь чемоданчика и закрыл крышку.
- Акт утилизации боеприпасов завтра будет у вас. Разрешите идти?
Я ответил, что разрешаю, пожал ему руку и подполковник Васин почти строевым шагом вышел из кабинета.
- Настоящий военный! – одобрил Сластиков, не спускавший с Васина глаз. – Все четко, уложился за минуту.
На секунду мне показалось, что Валерий Иванович скажет – не то что вы, но он не сказал. Сластиков задумчиво посмотрел на меня и спросил:
- А поточнее нельзя сказать, где нашли патроны? И кто нашел?
- А зачем вам, Валерий Иванович? - ответил я, посмотрев на часы и размышляя, как бы половчее отделаться от ветерана.
- Есть у меня кое-какие соображения на этот счет, - сообщил Сластиков.
- Неужели? – кисло улыбнулся я. – И какие же?
- Есть, есть у меня некоторые соображения по этому поводу, - повторил Сластиков.
Я не стал его уговаривать, закрыл сейф и уселся в свое кресло. Соображения Валерия Ивановича относительно патронов, понятно, интересны, но бесполезны. Мне было ясно, что происхождение этих патронов относится к тому немногому, о чем наш знаменитый краевед знать не может. Хотя… Кто его знает…
- А все-таки, кто и где нашел патроны к нагану и мосинскому винтарю? – снова спросил Сластиков.
- Лежали они в подвале дома на одной из окраинных улиц нашего города, - сказал я. – И пролежали бы еще сто лет, если бы новый владелец участка не залез в этот подвал.
Сластиков задумался, посидел с минуту, нахмурив брови, потом, наконец, встал и побрел к выходу.
- Кепку забыли, Валерий Иванович, - сказал я ветерану, заметив, что его головной убор остался лежать на стуле.
Сластиков медленно повернулся и с тем же выражением лица пошел обратно. Но не за кепкой. Он вновь уселся на стул и уставился на свое любимое место в моем кабинете – картину Коршунова с зимним пейзажем.
- Очень интересно, - сказал Валерий Иванович картине. – Вы когда-нибудь слышали про банду Юшко – Стулова?
- Нет, не слышал.
- О них уже почти никто не помнит, а в свое время это была крупная и хорошо организованная банда.
- В какое свое время?
- Они орудовали с 1919 по 1923 год. До сих пор об этой банде мало что достоверно известно, но кое-что я знаю.
- Ну, в те годы, наверное, таких банд было много, нет?
- Это верно, - признал краевед. – Но в наших краях криминальных образований равных банде Юшко – Стулова не было. Хотите, расскажу поподробней?
Ну, кто же откажется выслушать историю о похождениях банды, пусть даже столетней давности? Тем более что рассказчиком Валерий Иванович был отменным.
- Расскажите, - попросил я.
Валерий Иванович с усилием оторвался от картины и, поглядывая на меня, стал рассказывать:
- Банда возникла в 1919 году. Сколотил ее Ефим Скородумов по прозвищу Юшко…
- Странное прозвище, - заметил я.
- Да нет, не очень. Он был уроженец деревни Красково, что недалеко от села Мирславль…
- Это не в Гав-Посадском районе?
- Да, оттуда. Так вот, его с детских лет звали Юшкой… от имени Ефим, Ефимушка. Так это имя к нему и прилипло.
- Понятно.
- В 1919 году Юшко дезертировал из Красной Армии и объявился в своей деревне Красково. Сначала он всем рассказывал, что прибыл в отпуск, а потом, когда народ решил, что для отпускника он живет в деревне слишком долго, Юшко подался в лес. А лес такими же дезертирами просто кишел. Там и создался костяк этой банды. Юшко познакомился с Василием Стуловым, уроженцем села Аньково…
- Это то, что на полпути в Ильинское?
- Совершенно верно. Банда, конечно, была разношерстной, всякой твари по паре. Кого там только не было, и бандиты, вроде Чигирева, и бывшие офицеры царской армии, вроде Орлова. У Орлова, кстати, была кличка - Уколка. Садист и наркоман.
- И вы говорите, мало, что о них известно? – удивился я. – Такие подробности о них знаете… Вы сами, Валерий Иванович, не состояли в этой банде?
Сластиков довольно усмехнулся и продолжал:
- Нет, я родился через год, как эту банду уничтожили. Но слушайте дальше. Стулов уговорил бандитов, которых в то время было немного, человек десять, перебраться на его родину в село Аньково, там, мол, и леса погуще, и народ пожирнее. И банда, в которой были и другие уроженцы Аньково, перебралась к новому пункту дислокации. Разместились они в Аньково почти открыто, почти у каждого там нашлась родня, кого им было бояться? Советская власть в нашем краю в то время была чисто номинальной. Но все-таки власть была и в какой-то момент Иваново - Вознесенский ГубЧК пришел к выводу, что что-то идет не так, раз количество дезертиров на территории губернии стало измеряться тысячами. И стал думать, что с этим явлением делать. И придумал: в места скопления дезертиров отрядили отряды для их отлова.
- Что за отряды? – уточнил я.
- Отряды Красной армии. Пришлось вместо отправки на фронт, напоминаю, что шла гражданская война, их направлять на поимку дезертиров. Один такой отряд численностью в 30 человек в мае 1919 года нагрянул и в Аньково, но предупрежденные об этом своими информаторами бандиты успели скрыться в лесу. Тогда командир отряда приказал арестовать в качестве заложников 40 человек из числа родственников и соседей бандитов. Заложников закрыли в здании Аньковского исполкома под охраной 12 красноармейцев. Остальная часть отряда почему-то перешла в соседнюю деревню. Бандиты, узнав об этом, по предложению Стулова, местного уроженца, решили отбить заложников. Ночью они ворвались в село, захватили почту и окружили исполком. Часть красноармейцев были убиты, часть захвачены в плен. Потом бандиты колокольным набатом собрали сельчан и объявили, что они все мобилизованы на войну против Советской власти. Под командованием бывшего офицера Орлова они заставили сельчан рыть окопы на окраине села, а основные силы банды двинулись на соседнюю деревню, в которой находилась другая часть красноармейского отряда. После короткого боя красноармейский отряд был рассеян…
- А сколько их всего было, бандитов? – спросил я.
- Точное число участников банды неизвестно, но на пике их количество достигало несколько сот человек. В документах нашей губернии того времени этот период назван – Аньковское восстание дезертиров.
- Впечатляет. И что было дальше?
- А дальше в Аньково прибыли отряды Красной Армии из Тейкова, Шуи и Юрьев – Польского и навели порядок. Было задержано восемьдесят с лишним человек. 18 бандитов, захваченных с оружием в руках, были расстреляны на месте, остальные были приговорены к различным срокам заключения.
- Это хорошо, - одобрил я.
- Хорошо, да не очень, - поправил меня Сластиков. – Юшко и Стулову удалось скрыться. Орлову – Уколке и Чигиреву тоже.
- Надо же, ловкачи какие…
- А с ними скрылись еще человек тридцать. Прятались они все там же, в районе Анькова, благо там густые леса на все четыре стороны. На всех маршрутах бандиты установили велосипедные посты и как только красноармейцы пытались выступить против банды, банда меняла место дислокации.
- Но все-таки их поймали?
- До этого было еще далеко, - покачал головой Валерий Иванович. – Банда постоянно пополнялась дезертирами, бандитами всех мастей и местными крестьянами, недовольными Советской властью. В том же 1919 году банда Юшко – Стулова в количестве полутораста харь захватила целый город – Юрьев Польский Владимирской губернии. Удерживала банда город менее суток, но это было.
- Невероятно! – поразился я.
- Было, было, - кивнул Сластиков. – Некоторое время, чтобы прикрыть уголовную сущность банды, они даже называли себя зелеными. Красивая жизнь у бандитов продолжалась довольно долго, несколько лет, главным образом, потому что у Советской власти недоставало в то время сил покончить со всем этим отребьем. Но все когда-нибудь кончается, кончился фарт и у банды Юшко – Стулова. Вначале ликвидировали одного из вожаков банды – Василия Стулова. Чекисты устроили засаду в деревне Мошково рядом с Аньково и, в результате перестрелки, Стулов был убит. По другим данным он сам застрелился, будучи окруженным в бане.
- Наконец- то, - одобрил я действия чекистов.
- После ликвидации Стулова в банде начались раздоры, - поведал Сластиков. – А раздоры никогда до добра не доведут. 2 августа бандиты квартировали в одной из деревень и по случаю Ильина дня, перепились вусмерть. Орлов – Уколка схлестнулся с главарем банды Юшко и дважды выстрелил в него, в ногу и плечо. Когда Юшко упал, стоявший рядом Чигирев открыл ответный огонь и застрелил Орлова. Раненого Юшко бандиты тайно переправили в Москву и по поддельным документам положили в одну из частных больниц.
- Слушайте, это круче детектива Чейза, - покачал я головой.
- Не знаю такого, - отказался проводить параллели с каким-то Чейзом Сластиков.
- Ну и что, нашли чекисты Юшко?
- Нашли. Перехватили письмо одного из родственников Юшко и узнали, что он в Москве, в частной клинике. Арест Юшко проводил лично Паукер Карл Викторович, один из руководителей оперативного отдела ГПУ.
- Я слышал о нем, - сказал я. – Кажется Паукера в 30-е годы расстреляли?
- Да, в 37-м. А Юшко он арестовал. В 1923 году приговорили бандитского главаря к расстрелу, но не расстреляли.
- А что так?
- Не успели. Юшко умер в Ярославской тюрьме от туберкулеза. По этому делу осудили еще 23 членов банды. Несколько человек расстреляли, остальным присудили длительные сроки заключения. Такая вот история.
- Ничего не скажешь, бурное время было. Не скучали люди.
- Да, ломались старые устои, уходило прошлое, шло строительство светлого будущего, которое, как мы знаем, так и не построили. Такое время было, что и без бандитов киснуть людям не приходилось.
- Ваши знания истории края меня поражают, – признал я.
- В свое время у меня была возможность посмотреть архивные документы. Кроме того, я лично знал людей, принимавших участие в ликвидации банды.
- Валерий Иванович, а какое отношение имеет эта банда Юшко – Стулова к нашим патронам? – спросил я. – Вы, кажется, на это намекаете?
- Ни на что я не намекаю, - возразил Сластиков. – Скорей всего, никакого отношения ваши патроны к банде Юшко – Стулова не имеют. Что, патроны? Этого добра в то время хватало. Не скажу, что патроны имелись в каждом доме, но редкостью они не были точно. Просто события, о которых я вам рассказал и тип ваших патронов, если можно так сказать, из одного времени.
- Скажите, Валерий Иванович, а из Тейкова в банде были люди? – поинтересовался я.
- Были, как не быть. В сам город банда не совалась, но есть данные, что когда сильно припекало, часть бандитов укрывалась именно в Тейкове. В нашем городе в то время проживало около десяти тысяч человек, довольно приличный уездный городок, было, где схорониться. Кроме того, ходили слухи… Документального подтверждения этому нет, но поговаривали, что часть того, что бандиты награбили за эти годы, было спрятано именно в Тейкове… Кроме патронов, простите, больше ничего там не нашлось?
- Если вы имеете ввиду оружие, то нет, не нашлось.
- Оружие…- хмыкнул Сластиков. – За четыре года банда Юшко – Стулова награбила столько, что нам в волшебных снах не снилось. Для примера: в 1922 году они грабанули в поезде Иваново-Вознесенск – Москва артельщиков текстильного треста. Знаете сколько взяли?
- Сколько?
- 400 миллиардов рублей. Конечно, это те миллиарды наподобие тех, что были у нас в 90-х, и огромные они только на слух. Килограмм картошки в те годы стоил полторы тысячи рублей. Но все-таки банда имела в своем распоряжении колоссальные средства. И не только деньги, но и драгоценности.
- Все это, вероятно, конфисковали, нет?
- В том и дело, что не все. Далеко не все. Большая часть награбленного так никогда и не была найдена. Возможно, где-то и сейчас лежит…
Вечером ко мне зашел подполковник Иванов с бланком запроса в ЦАМО на Коновалова Степана Петровича.
- Призван нашим военкоматом 14 июля 1941 года, - усевшись за приставной столик, сказал Иванов. - Проверили по книге погибших и пропавших без вести, там его нет.
- Что еще? – я подписал бланк запроса.
- В книге призванных по мобилизации имеется карандашная запись «судим».
- Вот даже как?
- Непонятно, правда, как его судимого призвали…
- Нет, здесь как раз все понятно, - сказал я. – На начало войны действовал закон 1930 года об обязательной военной службе, по которому гражданин, отбывший наказание призывался в армию.
- Есть еще одна непонятка… В книге учета граждан, призванных по мобилизации указан адрес: улица Пролетарская, дом 98. А на фотографии записан адрес: Западная, 16.
- Действительно, странно, - согласился я. – Хотя даже перед войной, наверное, люди меняли место жительства, нет?
- Обычно на Сибирь, - хмыкнул Иванов.
- Будем считать, что адрес, указанный в книге призванных по мобилизации верный, его списывали с документов. А на фотографии можно написать, какой хочешь. В общем, подождем, что нам ответят из архива…
…30 июня в понедельник во время совещания с начальниками отделений в моем кабинете зазвонил телефон. Звонил полковник Михайлов, заместитель военного комиссара области. Облвоенком полковник Соколов в это время был на сборах в штабе округа, и Михайлов исполнял его обязанности. Я сказал в трубку телефона, что это я, на что Михайлов сурово приказал мне собрать личный состав в том помещении, где он поместится весь, и ждать его, полковника Михайлова, в гости. Положив трубку, я передал распоряжение Михайлова начальникам отделений и, отпустив их, стал придумывать причину визита к нам ВРИО облвоенкома. Конечно, накосячить мы могли в любой момент, так уж мы устроены, но из-за косяков облвоенкомы обычно не выезжают в подчиненные военкоматы. К себе вызывают.
Потом я решил, что все равно не угадаю, и пошел по отделениям, чтобы убедиться, что люди на местах и заняты делом. В военкомате определить, что работник занимается делом, а не валяет дурака, практически невозможно. Или, скажем так, определить возможно, но для этого потребуется много времени, а если его нет даже у меня, военкома, то откуда оно возьмется у заместителя военного комиссара области. Поэтому я, не найдя в военкомате спящих сотрудников, вернулся в кабинет.
Полковник Михайлов приехал не один. Вместе с ним в военкомат зашел и полковник Кузнецов, начальник 3-го отдела. Через пять минут выяснилась цель их прибытия. Полковник Кузнецов зачитал выписку из приказа министра обороны РФ, а полковник Михайлов вручил мне полковничьи погоны.
Отмечали присвоение мне воинского звания «полковник» в ближайшую субботу, 5 июля на берегу одного из бесчисленных озер нашего района. Тихое, укромное местечко, под навесами на случай дождя. Присутствовало руководство города, командование дивизии, духовенство в лице настоятеля Свято – Никольского кафедрального собора отца Павла, полковник Зайцев из облвоенкомата, Владимир Робертович Алфеев, мой друг. Гостей было довольно много, приехал даже генерал-майор запаса Коноплев. Был и директор лесопредприятия Большаков Юрий Николаевич, которого я пригласил из чувства вины перед ним за свою неявку на его юбилей, и который приехал к месту проведения торжества едва ли не раньше меня.
- Специально приехал пораньше, чтобы успеть с вами переговорить, - сказал мне Большаков, едва выпрыгнув из своей Волги. – Хотя, понимаю, что вам сегодня не до моих проблем.
«Ну, хорошо хоть, что понимаешь» - подумал я.
Большаков, видно, умел читать мысли, потому что сразу добавил:
- Дело в том, что в понедельник я уеду примерно на месяц, а хотелось чтобы вы обладали той информацией, что мы с женой нашли по ее деду.
- Что за информация? – без интереса спросил я, озираясь по сторонам.
Нужно было проверить готовность гастрономической части банкета. С виду все выглядело неплохо, и столы и то, что находилось на них, но я помнил армейское правило: нет такого дела, которое нельзя завалить. Последний раз, когда я пустил на самотек организацию, не помню уж по какому случаю, банкета, к столу подали мясо неизвестного животного, которое, судя по жесткости, прожило несколько лишних жизней. Поэтому, чтобы потом не краснеть перед гостями, лучше самому сунуть нос в процесс подготовки застолья.
- Мы с женой узнали, что ее дед был судим.
- Я это знаю.
- Знаете? - Юрий Николаевич тревожно посмотрел на меня. – И за что, знаете?
- Нет, за что, не знаю. И за что же?
- За бандитизм. Его осудили на десять лет в 1923 году.
- За бандитизм, в 23-м? Уж не в банде ли Юшко – Стулова он состоял?
- Это кто такие? – удивился Большаков.
- Орудовала в то время в наших краях банда с этими главарями. А как узнали, что за бандитизм?
- Брат жены нашел в семейном архиве документы. Осудили Коновалова на десять лет в 23-м, но на свободу он вышел только в 40-м.
- Хорошо, учтем, - пообещал я Большакову, хотя как учесть эту информацию, было не очень понятно. – Запрос в центральный архив министерства обороны мы уже направили, подождем ответ. Все, что нам было нужно для составления запроса мы нашли в книге учета граждан, призванных по мобилизации, и год рождения и адрес.
- Отправили? – почему-то не слишком обрадовался Большаков. – Может, мы поспешили со всем этим делом?
- Не понял, - я оторвал взгляд от стола и посмотрел на Большакова. – Что вы хотите сказать?
Лицо Большакова выражало сущую муку. Некоторое время он мялся, но потом все же выдавил из себя:
- Владимир Алексеевич, эта информация о судимости деда за бандитизм не станет оглашаться? Не хотелось бы, чтобы люди, окружающие нас…
- Мной оглашаться точно не будет, - заверил я Большакова.
Я хотел еще добавить, что дед его жены одним тем, что ушел на фронт в 1941-м искупил свою вину перед людьми, но не стал. В конце концов, Большаков не младенец, сам должен это понимать.
Банкет я описывать не буду, банкет, как банкет. Командир дивизии генерал-майор Пчелинцев подарил мне шитые золотом полковничьи погоны, которыми я немедленно заменил те, что были у меня на рубашке и выглядел, как Парагвайский диктатор.
Удивил меня только генерал Коноплев, который произнося тост, сказал, что с самого моего появления на военкоматовском горизонте, видел мой потенциал и знал, что из меня будет толк. Может, так оно и было, но бывший облвоенком за те девять лет службы под его началом, ни разу не дал это понять. Впрочем, он был из тех командиров, которые считают: если не наказал, значит, уже поощрил. Один его прищуренный взгляд вызывал нервный тик у того, в кого он вглядывался. Ладно, дело прошлое.
А так, все было, как обычно в таких случаях и бывает, кроме одного. Никто не напился. Но это когда старший лейтенант проставляется за третью звездочку, обычно пьют до «умру», а в моем случае уровень собравшихся этого не допускал. Ни уровень, ни возраст, ни здоровье…
…Через месяц, в начале августа, из ЦАМО пришел ответ на наш запрос касательно Коновалова Степана Петровича.
В справке ЦАМО было написано:
«В книге учета рядового и сержантского состава 113 гв. сп. 38 гв. сд. за 1943-1944 г.г. значится рядовой стрелок Коновалов Степан Петрович 1900 г.рождения, в КА призван в июле 1941 года Тейковским РВК Ивановской области. В графе «выбытие» записано: ранен 26.10.1944, выбыл в госпиталь (номер не указан). 113 гв. сп. 38 гв. сд. с 25.2.1944г. по 9.05.1945г. входил в состав Действующей армии. Зав.архивохранилищем. Подпись».
Я несколько раз перечитал архивную справку, восстанавливая в памяти хронологию событий, связанных с розыском пропавшего то ли бандита, то ли воина. Почему-то вспомнилась Западная улица. Но я, вероятно, так и не понял бы, отчего улица Западная в городе Тейкове находит отклик в моей душе, если бы мне не помог полковник милиции Белов Анатолий Иванович.
Звонок телефона в этот же день, ближе к вечеру. Снимаю трубку и слышу:
- Смирнаа! Товарищ полковник, разрешите обратиться? – громко говорит голос Анатолия Ивановича. – На проводе рядовой Белов.
- Вольно, - говорю я. – Что понадобилось рядовому Белову от товарища полковника? Опять я не там машину припарковал?
- Насчет машины пока не знаю, - ответил Белов. – Здоров, Владимир Алексеевич.
- Здоров, Анатолий Иванович.
Анатолий Иванович был на том памятном банкете в числе моих гостей, поэтому я знал, что он звонит не затем, чтобы поздравить меня с очередным воинским званием.
- Слушай, я тут случайно наткнулся на запись в своем склерознике, - сказал Анатолий Иванович. – Что у тебя с теми патронами, которые нашли на Западной улице? Разобрались с ними, или так и лежат у тебя?
Ах, вот отчего эта Западная улица клюет меня по темечку!
- Погоди, Анатолий Иванович, погоди, - попросил я трубку и принялся отлистывать настольный календарь обратно в июнь. На листке с датой «16 июня» нашел запись – Савин. Патроны. Ул. Западная, 16.
- Ты вообще про них забыл? – сказал Белов.
- Вот что я забыл, так это тебе позвонить, - ответил я. – А про патроны я не забыл, с ними все в порядке. Служба вооружения дивизии их утилизировала.
- Это правильно. А что за патроны, выяснили?
- Винтажные были патроны. Те, что с пулей внутри гильзы оказались к нагану. А другие к винтовке Мосина.
- Чего только в нашем городе не найдется… А откуда эти артефакты в частном доме на краю города, не выяснил?
- Нет, но есть одно предположение. Пока разбираемся. Как разберусь, тебе обязательно расскажу.
- Помощь не требуется?
- Пока нет.
- Ладно. Если понадобится помощь, помни, я рядом…
…Я вызвал начальника 4-го отделения подполковника Иванова и показал ему справку ЦАМО. Про бандитизм Коновалова я ему рассказывать не стал, решив, что эта информация ничего в наших поисках не изменит.
- Это не объясняет его исчезновение, - оценил Иванов. – Пошлем запрос в военно-медицинский музей?
- Да, подготовь запрос. Характер ранения, куда поступил для лечения, куда выбыл, - приказал я. – Где-то же он должен был вынырнуть.
- Может, умер от ран? – предположил Иванов.
- Умер бы от ран, нам бы сообщили.
- Это верно. Но тогда я не представляю, куда он делся. Если выжил, то почему домой не поехал? Странно все это.
- Да, пока ничего не понятно. Готовь запрос. И вот еще что… Навести-ка Пролетарскую улицу и дом… какой там дом был указан?
- 98-й.
- Вот его и навести. И соседние дома тоже. Кто там живет, кто там жил. Может что-то всплывет. А я гляну на Западную, 16.
- Машину дадите?
- Ни в коем случае. Ходьба продлевает жизнь…
Вечером я поехал на Западную улицу. Что я там собирался найти, не говорил даже себе. Впрочем, в последнее время я слишком часто стал натыкаться на эту улицу, пора ее увидеть воочию.
К 16-му дому наша военкоматовская волга пробраться не смогла. После дома под номером 6 начались такие ухабы, что Михалыч стал беспокойно озираться по сторонам. Михалыч – старший прапорщик запаса сравнительно недавно пришел в военкомат на должность водителя, но с первых дней было видно, что человек он бывалый. А раз бывалый, значит, осторожный, такой в омут головой кидаться не будет.
- Чего, Михалыч, головой вертишь? – спросил я.
- Смотрю, кто нас будет отсюда вытаскивать, - ответил Михалыч.
Пришлось машину останавливать и дальше идти пешком, перепрыгивая через бесконечные канавы. Пустыри чередовались с какими-то строениями без указания номеров, и я было почти решил возвращаться обратно, когда на одном из участков у строительной бытовки увидел Савина, с недавних пор владельца дома №16.
- Евгений Евгеньевич, - окликнул я его. – Вы сюда на вертолете летаете или как?
- Зачем на вертолете? – откликнулся Савин. – На Ниве. С этой стороны подъезд лучше. Можно пробраться.
Заметил я и Ниву, стоявшую среди зарослей кустарника. Савин был в камуфляже и шлифовальной машинкой елозил по доске, которую расположил между верстаком и деревянным столом. Он подошел ко мне, и я пожал ему руку.
- Не ожидал увидеть вас здесь, - признался Савин. – Что-нибудь не так с патронами? Или тоже участок себе присматриваете?
- Насчет участка подумаю. А с патронами все так, как и должно быть. Но впредь, если найдете боеприпасы или оружие, вызывайте милицию. Сами не берите и никуда не носите. Это дело такое, что потом себе дороже выйдет.
- Буду знать, - пожал плечами Савин. – Но больше ничего такого я здесь не находил.
- Кстати, о патронах… Могу рассказать вам, что это были за патроны. Интересно?
- Конечно, интересно. Все-таки я немного причастен к их извлечению на свет Божий.
Я поведал Савину о том, чем оказались извлеченные им на свет Божий находки, он округлил глаза.
- Неужели от нагана? – воскликнул он. – Ну, прям боевик про неуловимых мстителей.
- Пошли, покажете место, где вы их нашли, - предложил я и Савин повел меня к останкам дома, что когда-то стоял посреди участка.
Переодевшись примерно в такой же камуфляж, что и Савин, я слазил в сохранившийся подпол и, подсвечивая себе фонарем, облазил его вдоль и поперек. В нескольких местах щупом потыкал землю, но ничего в ней не нашел. Ну, как ничего… Нашел пустую литровую банку, деревянную прищепку и несколько гвоздей. Находки, что и говорить, ценные, но не указывающие на тайное логово бандитов.
Савин со мной в подпол не спускался, сидел на табурете рядом с откинутым в сторону люком.
- Ну, что? – спросил он, когда я перепачканный с головы до ног, выбрался наверх.
- Ничего, - ответил я.
- А что вы искали?
- Да вот решил узнать, подойдет ли вам подпол, если будете ставить дом на том же месте.
- Подойдет. Хочу только углубить его, чтобы в полный рост…
- Это правильно, - одобрил я.
Савин приготовил две чашки растворимого кофе, и мы с ним присели на небольшую скамейку, такую же древнюю, как и все, что тут было. Я решил, что большой беды не будет, если я расскажу Савину про банду Юшко – Стулова. Рассказал, потягивая напиток, от которого у меня немедленно включилась изжога, ну и, конечно же, упомянул о награбленных сокровищах. Восторгу Савина не было предела. Он словно окунулся в мир приключений Майн Рида. Глаза заблестели, волосы взъерошились, на лице появилась хищная улыбка.
- Напрашивается, знаете какой вывод? – возбужденно спросил Савин.
- Какой?
- Этот дом был штаб-квартирой банды. Вот только награбленные сокровища они успели перепрятать.
- Нет, не катит, - высказал я сомнение. – А где тогда скелет, указывающий направление, куда они перепрятали сокровища.
Савин засмеялся.
- Скажите, Евгений Евгеньевич, - спросил я его. – Фамилия Коновалов в связи с этим участком вам ничего не говорит?
- А как вы узнали? – открыл рот Савин. – Говорит, только не Коновалов, а Коновалова. Я, когда от вас приехал, сразу домовую книгу открыл. Владелицей дома до 1983 года была Коновалова Анастасия, отчество не помню…
- А можно взглянуть на домовую книгу?
- Она в квартире лежит. Если нужно, завтра привезу.
- Не обязательно завтра. Это не срочно.
- А почему вы интересуетесь Коноваловым! – спросил Савин. – Он тоже связан с этой бандой?
- Ну, во-первых, никто не говорит, что банда Юшко – Стулова на самом деле гнездилась в доме, что тут стоял. Напротив, есть сведения, что Тейково банда обходила стороной. А во-вторых, не стоит из моих вопросов делать фантастические предположения. Коновалов – фронтовик, пропавший без вести, и военкомат пытается его найти.
- Жаль, - огорчился Савин. – А так все складывалось гладко.
- Что складывалось гладко? – не понял я.
- Предположим, что Коновалов был тайным членом этой самой банды, а? Связником бандитов. Когда их прижали, Коновалов награбленное добро и спрятал. Потом, когда и у этого дома стало припекать, Коновалов с бандитами сокровища куда-то перепрятали. Потом, конечно, бандиты Коновалова пришили.
- Зачем?
- Чтобы не проболтался насчет сокровищ.
- Для детектива пойдет, - оценил его идею я. – А в реальной жизни… Те деньги, что они награбили, очень скоро превратились в дым.
- Почему?
- В 1922 была денежная реформа и всю кучу миллиардов рублей, что банда складывала в кубышку, нужно было менять. Причем нужно было объяснять происхождение денег, сдаваемых на обмен. Для банды это было бы проблематично.
- А золото, камни? Те же наганы?
- Какое там золото, - поморщился я. – Они грабили в основном кооператоров, артельщиков, исполкомы сельских советов. Много у них золота?
Некоторое время Савин размышлял.
- Да, вы, наверное, правы, - согласился он, но тут же добавил, - все равно искать нужно.
- Что искать?
- Следы пребывания банды, - почему-то шепотом произнес Савин. И оглянулся, опасаясь, видимо, обнаружить подслушивающих бандитов.
- Знаете, Евгений Евгеньевич, этим лучше заняться местным краеведам. Вроде Сластикова Валерия Ивановича.
- А зачем же вы тогда сюда сами приехали? – ухмыльнулся Савин. – Не за следами ли банды?
В чем-то Савин был, конечно, прав. Живет в любом из нас тяга к таинственному. Да и что в этом плохого?
- За ними, за следами, - улыбаясь, признал я.
Поблагодарив Савина за кофе, я вернул себе прежний облик и пошел обратно к машине…
…На следующий день, 5-го августа в Санкт-Петербургский военно- медицинский музей нами был отправлен запрос по ранению Коновалова. Оттуда не всегда приходили ответы, устраивавшие людей, обратившихся к нам или непосредственно в это архивное учреждение, в котором была сосредоточена основная информация, касающаяся работы госпиталей в годы войны. Часто ответ содержал одно-два предложения: документы на хранение не поступали или сведений о нахождении красноармейца Иванова (Петрова, Сидорова) не имеется. Кроме того, обычно в справках военно-медицинского музея добавляли: находился на излечении в госпитале, из которого выбыл в часть. В случае с Коноваловым для нас это был бы тупик. Он в октябре 1944 выбыл по ранению из части в госпиталь, но обратно в часть не вернулся. Отправили в другую часть? Вполне могли, но подтверждение этому в ЦАМО не нашлось.
Как бы то ни было, запрос мы отправили, и нам оставалось только ждать. Ответ из военно-медицинского музея пришел сравнительно быстро, в конце августа месяца. Завделопроизводством Губаева Тамара Матвеевна принесла мне папку с поступившей почтой, в которой ответ военно-медицинского музея лежал сверху стопки.
«Стрелок красноармеец Коновалов Степан Петрович 1900 г.р. на фронте Великой Отечественной войны получил 26 октября 1944г. слепое осколочное ранение мягких тканей в области левого тазобедренного сустава и осколочное ранение мягких тканей левого предплечья, по поводу чего с 15 января 1945г. находился на излечении в ЭГ-2894. Предыдущие этапы с момента ранения: МСБ-122, ХППГ. Других сведений не имеется. Одновременно сообщаем, что ЭГ-2894 в годы ВОВ находился в г. Загорске».
Загорск. Теперь этот город назывался Сергиев Посад, и я давно собирался свозить туда наш военкомат, проверить все ли в порядке с резиденцией Российских патриархов. Да и кроме резиденции в Сергиевом Посаде есть на что посмотреть. Рассказывали, что это город сказочной красоты.
А по Коновалову уже можно было признать свое поражение. Розыски практически ничего не дали. Архивные справки отчасти прояснили судьбу Коновалова, но этого оказалось недостаточным, чтобы гордиться своей работой. Найти пропавшего воина не удалось, что, конечно, нас не красило. Но как есть, так есть. Я позвонил директору лесопредприятия Большакову и, когда он приехал ко мне в военкомат, посоветовал ему, что если они с женой все еще хотят найти деда, им следует обратиться в милицию. Ну, а куда еще? Человек не погиб в бою, не пропал без вести, что с ним могло случится? Может, прав был Савин, и причина исчезновения Коновалова имела криминальный оттенок?
Юрий Николаевич Большаков меня выслушал и сказал, что лично он сыт этим дедом «по жабры», но жене какой-то внутренний голос не дает покоя и она чуть не ежедневно твердит, что ее дед должен быть найден. Поэтому на прием к начальнику милиции он… отправит жену…
… Почти через год, в конце мая 2004 года Икарус с тридцатью военкоматовцами и членами их семей выехал в сторону города Сергиев Посад. Основная цель нашего выезда – Троице-Сергиева лавра. История с бывшим бандитом, а потом бойцом Красной армии Коноваловым к тому времени была почти забыта. Мы живем в мире, в котором события на нас сваливаются ежедневно, без пауз и передышек и редко какие из них мы запоминаем надолго. Директор лесопредприятия Большаков меня больше не беспокоил, вообще, кажется, мы с ним ни разу не пересеклись с прошлого года.
Поездкой в Сергиев Посад мы возобновили экскурсионные поездки по историческим местам средней полосы России. В планах на этот год были выезды во Владимир и Кострому. А пока Сергиев Посад.
Ехали по Ярославскому шоссе под песни группы «Агата Кристи», которую наш водитель Савин Евгений Евгеньевич самозабвенно любил. Это бы еще ничего. Хуже было то, что Савин не допускал мысли, что «Агату Кристи» может кто-то не любить. Пришлось ему это подсказать.
Савин проворчал что-то неразборчивое, но музыку выключил.
- Помните Коновалова? – вдруг спросил меня подполковник Иванов, начальник 4-го отделения, сидевший рядом со мной.
- Помню, - вместо меня ответил водитель. Тишина позволила ему теперь слышать разговоры внутри салона автобуса.
- Которого мы искали в прошлом году? – уточнил я. – Припоминаю. А что?
- Да вот едем в Сергиев Посад, бывший Загорск, и я вспомнил, что тот эвакогоспиталь, в котором излечивался Коновалов, занимал в годы войны часть Троице-Сергиевой лавры. Несколько корпусов лавры были госпитальными.
- А может он там и остался, а? – услыхав это сообщение, загорелся водитель Савин. – Может, до сих пор там монашествует, грехи лбом отбивает, а?
- Какие еще грехи? - возразил водителю Иванов. – Кроме того, Коновалов был 1900 года рождения. Если он и сейчас еще жив, значит ему 104 года.
- Всякое бывает, - заупрямился Савин. – Живут люди и по столько.
- Тогда, Евгений Евгеньевич, вам задача, - улыбаясь, сказал я. – Погуляйте по лавре, найдите самого старого монаха, это и будет наш Коновалов. Все просто.
- Если он все еще там, я его найду! – пообещал Савин.
На площадке перед главными воротами Троице-Сергиевой лавры мы выгрузились из автобуса, и пошли осматривать архитектурные сооружения, которых оказалось в лавре несметное количество. Начали мы свой поход от Успенской часовни над колодцем и через четыре часа закончили посещением Свято-Троицкого собора. К этому времени все устали и мечтали только об одном, погрузиться в автобус и вернуться домой. Впечатлениями мы были наполнены по макушку. Автобус стоял там, где мы из него вышли, но проникнуть в него с первой попытки не получилось – не было водителя Савина Евгения Евгеньевича. Неужто, и правда, пошел искать самого старого монаха лавры и это занятие настолько его захватило, что он позабыл, что это не основная его работа здесь? Пока я опрашивал народ, кто, когда и где в последний раз видел нашего водителя, и удивлялся, что никто и нигде его не видел, появился и сам пропащий. Он неторопливо вышел из ворот лавры и направился к нам.
- Сколько времени тут рыскал… - сказал мне Иванов, глядя на приближающегося Савина. - Можно пятерых Коноваловых найти.
- Ну, и где он? – спросил Иванов Савина, когда тот приблизился.
- Кто? – буркнул Савин.
- Конь в манто. Коновалов, где?
- Коновалова не нашел, - печально ответил Савин.
Я внимательно посмотрел на Савина. Лицо красное, глаза круглые, кепочка с длинным козырьком съехала набок. Наверное, так и должен выглядеть человек, не нашедший Коновалова.
- Обыскал всю лавру, – сказал Савин, когда мы выехали на трассу. – Никто не помнит ни послевоенного времени, ни послевоенных людей, даже старики. Сказали, правда, что после войны в лавре ошивалось столько пришлого народа, что трапезные в три смены работали. Жаль только, что не успел поговорить с отцом Арсением из Спасо–Вифанского монастыря.
- Не успел? – едко сказал Иванов.
- Не успел, - подтвердил Савин. – А надо было бы.
- Кто такой отец Арсений из Спасо–Вифанского монастыря? – спросил я
- Последняя, к кем я говорил, была женщина, которая торгует церковной утварью.
- И что же?
- Она мне сказала, что священников времен войны не знает, но недавно в храм зашел отец Арсений из Спасо–Вифанского монастыря. Ему восемьдесят лет и из них сто он монашествует в этих краях. Хотел я с ним переговорить, да смотрю вы уже в двери автобуса бьетесь.
- Слушай, я не помню соседа, который только в прошлом году куда-то переехал, - сказал ему Иванов. – А ты хочешь, чтобы этот дедушка вспомнил, кто тут в госпитале в войну лежал?
Савин промолчал, хотя, возможно, именно он находился недалеко от разгадки этой тайны…
…Окончание этой истории пришлось на конец 2004 года, когда в один из декабрьских дней ко мне на прием пришла женщина лет пятидесяти.
- Большакова Татьяна Ивановна, - представилась она, присев на стул у стены, который давно облюбовал себе Валерий Иванович Сластиков. Магнит там встроен, что-ли?
- Слушаю вас, Татьяна Ивановна, - сказал я ей.
- Я супруга Большакова Юрия Николаевича…
Я кивнул, мол, не сомневаюсь, что так оно и есть.
- По моей просьбе он обращался к вам насчет моего деда, Коновалова Степана Петровича…
- Я помню, - заверил я ее. – Ваш дед воевал, был ранен, мы проследили его до Загорского госпиталя, но, к сожалению, не нашли.
- Я нашла его. Там, в Загорске. Сейчас это город Сергиев Посад.
- Вы оказались более эффективным розыскником, нежели мы. Как вы его нашли?
- Отыскалось письмо деда к его жене, моей бабушке. Оно все нам объяснило, ну, или, во всяком случае, многое. Вы знаете, что дед был ранен и лечился в Загорском госпитале…
- Знаю.
- А Загорский госпиталь в те годы размещался в Троице-Сергиевой лавре…
- И это знаю.
- В письме бабушке он написал, что ушел в монастырь.
- Почему, не написал?
- Прямо - нет. Вообще, письмо довольно путаное, я поняла так, что он решил замаливать грехи. И просил бабушку его не искать.
- Почему же тогда она искала его?
- Она не искала. Искал мой отец, его сын. Долго, трудно, но безуспешно.
- А вы нашли?
- А я нашла. Я поехала в Сергиев Посад и разыскала могилу деда у Свято-Вифанского монастыря, который расположен недалеко от лавры. Дедушка умер в марте 1953 года. Вместе со Сталиным.
- Ну, значит, замолил грехи, - задумчиво сказал я.
- Нет! – резко сказала Татьяна Ивановна. – Грехи перед людьми он, может, и замолил, а как насчет своих детей и бабушки? Эти грехи потяжелей будут…
Татьяна Ивановна ушла, а я еще долго сидел, уставившись в одну точку. И думал, хорошо, что память человеческая имеет предел…
…8 мая 2005 года, спустя 60 лет после завершения войны я вручил Валерию Ивановичу Сластикову орден Александра Невского. Он болел весь последний год и уже не ходил, но сухими, строгими глазами следил, как я крепил орден на его выходной костюм. Его жена и дочь, стоявшие рядом, плакали навзрыд. Я и сам с трудом сдерживал слезы.
21.07.2024г.
Военкомат - 12. Банда из прошлого
© Copyright: Владимир Семенов 4, 2024
Свидетельство о публикации №224080300723
Свидетельство о публикации №224080300723
Рецензии