По прозвищу Кеша

                Кларисса Витальевна женщиной была, что называется, в годах, умудренная, так сказать, жизненным опытом.  Рассуждала обо всем со значением, выводы делала безапелляционные, а кругозор её постоянно пополнялся всё новыми эпизодами с её трудобудней, к которым она относилась со всей ответственностью. Не слишком дородная, но в теле, выкрасившая жидкую свою шевелюру в цвет палой листы, в дорогих очках, купленных по случаю, она вышагивала по бульвару в направление небольшого кафе, где имела обыкновение покупать булочки к чаю.

                Шутка ли, работать в таком месте, в каком выдалось ей! «Это ведь не вот ерунда там какая-нибудь, не в магазине, в конце концов, шмотками торгую», — думала она бывало, распиная очередного негодника, и попрекая его в профнепригодности.

                Господь отправил её занимать столь важную должность, потому что узрел в ней, как способности к этому,  так и благие черты натуры её.

                Думая обо всём об этом, Кларисса Витальевна, не сильно поспешая, выбирала в кофейне самое лучшую сдобу по сходной цене.

                — А что эта за плетёнка, та, что рядом с вами? С маком? Сколько стоит? Сто рублей? Целых сто? Не стыдно за плетёнку за маком столько-то брать? А вон так, с изюмом? Сто двадцать? Ну, хорошо, тогда дайте мне ту с маком. Сколько она стоит? Сто рублей, значит. Сейчас я вам их дам, а вы мне заверните три булочки с маком. Это сколько получится? Триста три рубля? А почему так много? Ах, одна стоит сто рублей и 75 копеек? А сколько будет 75 копеек помножить на три? Так это не три рубля, а два рубля и двадцать пять копеек. Значится, округлите в меньшую сторону и дам я вам триста рублей и два к ним.

                Продавец, бледная, худенькая девушка,  уже давно привыкла к капризной клиентке, потому не роптала, молчала, молясь, чтобы поближе  к месту работы той, открылась какая-нибудь пекарня.

                Но, наконец, расчёты были произведены, плетёнки упакованы, комментарий на тему слишком тонкой бумаги Клариссой Витальевной отпущен и отбыла она в направлении соседнего магазина, продавщица которого таким терпением не отличалась.

                — Семечек нет сегодня, и завтра не будет, — выпалила она, едва заметив привередливую клиентку.

                — Почему нет семечек? Как я буду без семечек? — не выдержала такого удара Кларисса.

                — Как будете не моё дело. Идите в другое место, — эту фразу она произнесла с особым наслаждением.

                — Но семечки «От Мартина» только у вас продаются, а мне на работу надо идти, должность-то знаете, какую занимаю! — на последней фразе писклявый голос всех начальников начальницы почему-то предательски дрогнул.

                — Не знаю и знать не хочу, — выпалила продавец, которой Господь наградил грозной внешностью баба-на-чайник, и которая внушала даже самой Клариссе страх перед возможными побоями.

                — Вы об этом пожалеете! Вы очень плохо относитесь к своим обязанностям, вот разве можно так, — вконец разобиделась она и в состоянии крайней растерянности вышла из лавки, понимая, что её никто не слушает, и заинтересовать никого своей тирадой ей не удалось.

                Конечно, следовало вернуться к работе. Тем более, что на выбор сдобы она потратила то ли час, а то и полтора. Но мозги надо питать, иначе, как она будет справляться со своими обязанностями? А тут такая неприятность вышла с семечками, которые так замечательно помогали ей думать! Как-то вот так вот лузгаешь их, и мысль работать лучше начинает, слова сами находятся. Охламоны-то поди без неё всё напутают, надо будет их построить, всё же ради благосостояния отрасли делается. К тому же, ежели не пугнёшь, как потом попросишь, скажем, кэш в смартфоне почистить? Она такими вещами не заморачивалась, на ней такая ответственность лежит, а для чистки кэша есть специально обученные люди.

                Нельзя, нельзя ей без правильного питания, без отдыха, должность-то вон какая, не расслабишься, за всеми нужен глаз, да глаз!!! Ей даже представилась, как однажды высокий чин повесит ей на грудь орден героя труда. Эта картина утешила бедную Клариссу и к работе она подходила в приподнятом настроении, балуя себя диалогом с каким-нибудь высокочтимым министром. Он так вот посмотрит на неё и со значением руку пожмёт и орден вручит. И всё это на сцене во дворце съездов в Кремле, там в столице нашей необъятной Родины. И все-все смотрят на неё с восторгом, слушают, как сам министр говорит:

                — Кларисса Витальевна, ваш вклад в развитие отрасли сложно оценить! Сколько сил вы положили на то, чтобы вверенная вам пашня дала бурные всходы, чтобы именно ваш сектор народного хозяйства стал примером для подражания, и чтобы на рельсы благоденствия смогла стать наша страна!

                Аплодисменты в зале. Букет цветов! Нет, букет и ещё пакетик с бутылкой шампанского…. Но то в мыслях, а тем временем Кларисса открыла дверь и прошествовала к своему рабочему месту, у которого, — это же какое везение,  — крутился очередной негодник.

                — Что взял? — с места в карьер завелась труженица.

                — Лампочку … для 334 вагона, — испуганно отвечал рослый мужчина.

                — Не записал, небось? — наскочила Кларисса.

                — Записал, — спотыкаясь о каждую букву отвечал электрик.

                — Сейчас, погоди, стой, проверю!

                — Идти надо, Кларисса Витальевна, вагон выехать не может из депо, вышли уже из расписания, а я там всё отметил.

                — Вот какой это вагон? В толк не возьму.

                — Там написано 334…. И лампочка … Я записал номер.   

                — Вместо того, чтобы меня дождаться рисует тут свои каракули! — взвилась вконец вошедшая в раж Кларисса, — порядок должен быть во всём, порядок! Здесь всё надо заполнить, всё, номер вагона, лампочки, число, сколько штук, кто,  а только потом идти. И вообще….

                Поскольку богатым словарным запасом кладовщица не обладала, то периодически хваталась за семечки, которые, как ей казалось, помогали ей думать. Но семечек под рукой на сей раз не оказалось, и она мрачно стукнула кулаком по столу, расшибив костяшки о его железную поверхность.

                И лишь оставшись одна, Кларисса смогла, наконец, вернуться на сцену Кремлёвского дворца съездов. Она откинулась в кресле, прикрыла глаза и погрузилась в обычную свою дремоту, которая на сей раз была серьёзно подпорчена отсутствием семечек. Обычно кладовщица имела обыкновение натрудить свои ногти и челюсти употреблением этого продукта, более всего походя при этом на попугая. Зажав ногтями, аки птица когтями чёрное семя, она ловко счищала кожуру и отправляла ядро в рот. За что и получила прозвище Кеша, любимой в народе кличкой для попугаев. Но она об этом даже не догадывалась, и потому, смежив веки и бродя в предсонных бредовых видениях, представляла, как сидит себе с министром на берегу реки и, лузгая семечки, предаётся воспоминаниям о былом: « А тут приходит этот электрик, за лампочкой, а я ему и говорю, почто так часто берёшь? А он мне опять про дешёвые, китайские. Но я ему не верю. И лампочек не даю! Нехай трамваи без их ездят!»