Глава 6. Место под солнцем

     Небо за окном посветлело: новое утро пробирается в город. Начало седьмого. Безоблачно. Слабый ветерок слегка ерошит редеющую, с проседью жёлтых листьев шевелюру деревьев. Воздух прозрачен и холоден, как колодезная вода. Горят фонари: на реле, выключающее освещение двора, нужный солнечный луч ещё не упал. Два света – земной и небесный – смешиваясь, создают фантастическую картину. Размытые тени и поминутно тающий контраст. Мягкие пастельные цвета пейзажа в зыбком свете восстающего солнца и вкрапления лукавых импрессионистских красок на освещённых фонарями предметах натюрморта. В тишину, которая бывает только на стыке ночи и дня, пробираются, почти не нарушая её, несмелые звуки загнанной в подполье бедной городской природы. Урбанистический оркестр грянет через пару часов.
     Устройство моей квартиры, расположенной в углу дома, удобно для ночных бдений: окна кухни и гостиной выходит на восток, а окно спальни – на север. Встретив рассвет на кухне, как, например, сегодня, я часто отправляюсь в спальню, где ещё ночь и можно успеть уснуть до того, как в комнату проберётся отражённый от соседних домов рассеянный солнечный свет. Это, пожалуй, единственное достоинство моей квартиры, кроме, собственно, её наличия. Днём моё жилище – полутёмная нора.
     Я неплохо потрудился: отправил Алисе переведённый отчёт, а на десерт вычитал и отредактировал машинный перевод десяти страниц "Дуги". Литературный пробник переслал физику, шефу и Маше. Впрочем, я только попытался догнать вчерашний день и выполнить обещанное и намеченное.
     Я натянул знавшую лучшие времена тёплую и уютную флисовую кофту и вышел освежиться перед сном на балкон. Метр на два своего рода лужайки перед домом, персонального пространства на воздухе, наполовину заставленного "архивными материалами", иначе говоря, барахлом. Стремянка; санки Поля, оставленные здесь из-за отсутствия в Нормандии снега и традиции кататься с горы; облупленное эмалированное ведро тёмно-зелёного цвета, набитое черепками в неизвестных мне количестве и номенклатуре; раскисшая от дождей картонная коробка с пустыми банками из-под варенья. Впрочем, мне для нечастых посещений хватает простора свободной половины. Я человек компактный и неприхотливый.
     С моего балкона на третьем этаже типовой панельной пятиэтажки открывается такой же типовой вид: двор с тополями и клёнами; извилистые асфальтовые дорожки; тропинки, протоптанные жильцами через чахлый газон по прямой, по кратчайшему маршруту; детская площадка со скрипучими качелями и громыхающей металлической горкой; давно не крашенная деревянная беседка, выполняющая роль социальной распивочной; а также площадки для проведения турниров межподъездной лиги домино и дворовых фольклорных фестивалей. Прямо под моим балконом – проезд, ограждённый дугами врытых в землю автомобильных покрышек. Щербатый, как лунная поверхность, асфальт. Десяток плотно втиснутых машин жильцов. Три мусорных бака в огороженном шифером с трёх сторон загоне. Из всего перечисленного помойка находится ближе всего к моему балкону и первой из всех кадастровых объектов во дворе ненадолго озаряется выглядывающим из-за угла соседнего дома солнцем.
     На край мусорного бака опустилась ворона, по-хозяйски оглядывая его содержимое. Её появление и надменно-вопросительное: "Та-ак?!" вынудило не видимую мне до этого крысу мелькнуть суетливой серой тенью и укрыться под баком. Птица, не спеша, как искушённая домохозяйка у полок супермаркета, занялась изучением ассортимента, выискивая достойный товар. Старая толстая рыжая кошка, живущая в подвале нашего дома с незапамятных времён, прошла по дорожке, на мгновение замедлила свой пушистый бесшумный шаг, поравнявшись с мусоркой. Ворона и кошка обменялись холодными, но беззлобными взглядами соседей и продолжили прерванное встречей дело. Кошка – утренний обход, а ворона – утренний досмотр. Пернатой нужно успеть составить набор для континентального завтрака до того, как появится Санчо, ещё одно существо, претендующее на содержимое мусорных баков.
     Санчо – местный бомж, представитель вида, стоящего на вершине пищевой цепи экосистемы окрестных помоек. Санчо, в прошлой жизни алкоголика – Саныч, а в позапрошлой, человеческой – Александр Александрович, добывает на поднадзорных ему приисках вторсырьё: пластиковые и стеклянные бутылки, алюминиевые банки и ликвидную макулатуру, которые сбывает через брокеров-перекупщиков. Вырученные капиталы он тут же спускает на "бухлишко и пожрать". Иногда ему удаётся выудить в отвалах породы что-нибудь стоящее, вполне ещё пригодное к носке или употреблению внутрь. Втайне он мечтает сорвать настоящий джекпот: найти пакет с деньгами (обязательно долларами) или золотую зверушку из скифской коллекции.
     Вот, кстати, и Санчо, шаркая и горбясь, дошагал до баков, отогнал ворону и погрузился в недра. Ему тоже нужно поторопиться – минут через двадцать прибудет верховный бог нашей помойки – мусоровоз, ежеутренне разоряющий это Эльдорадо. Высшие виды обеспечивают себе достойное место под солнцем за счёт подавления, эксплуатации или уничтожения нижестоящих. Это природа, естественный отбор. Выживает сильнейший, хитрейший, подлейший. Впрочем, уничтожение существ своего или другого вида в животном мире имеет единственный мотив – выживание. У животных нет мифологии, религии, ксенофобии, деструктивных утопий, жестоких экономических теорий. У них нет идеологии. Звери честнее человеков. Они не убивают во имя или во славу.
     Но существует и обратная связь, некий скрытый природный баланс: вирус, безвредный для крысы, может в два счёта оборвать земной путь Санчо. Если предположить, что вид Homo Sanchos вымрет, среди оставшихся мгновенно обострится борьба за вакансию на вершине. Место под солнцем пустовать не может: это обрушит систему, приведёт её к неминуемой гибели.
     В мире всё устроено подобно. Число сюжетов, атомов, составляющих нашу жизнь, конечно и невелико. Последние пять тысяч лет нашей коллективной истории отражены в тридцати трёх сказочных сюжетах мировой литературы. Даже за гранью, отделяющей человеческий мир и, скажем так, мир сверхъестественного, прослеживаются чёткие аналогии. В устройстве всего. В образах мысли и действия. Законы природы, сохранения энергии и массы, космические и земные циклы одинаковы и в нашем мире, и во тьме зазеркалья. Творец-бог или, если хотите, не всегда дружный коллектив богов, природа или программисты матрицы вылепили наш мир, используя не больше дюжины моделей взаимодействия. Излишнее разнообразие расточительно и потому отсечено эволюцией. Всё очень просто. Вопрос подобия божественных и смертных сущностей – такая же казуистика, как и вопрос о курице и яйце. Боги создали нас по своему образу, или мы из тщеславия или из-за скудности фантазии представляем их подобными себе. Причём эти представления меняются с развитием человеческой цивилизации. От парламентаризма повелителей земных стихий к монархии Единого Самого. Средняя продолжительность жизни богов – две тысячи лет. Для людей – вечность. Вечность и могущество – грань между мирами людей и богов. Божественное могущество отчасти является противопоставлением и оправданием человеческой слабости. И одно из главных противопоставлений – антитеза вечного и суетного. Здесь согласен полностью: суета – удел смертных, как и вечная наша борьба друг с другом за место под солнцем. Мы боремся за доступ к ресурсам, используя силу мускулов или ума, стремясь ухватить кусочек помягче или пожирнее. Кто-то прогоняет крыс, кто-то водит мусоровоз, кто-то за всем этим наблюдает, периодически отвлекаясь на перевод текстов. А предмет борьбы, тот самый ресурс, конечен и имеет устойчивую тенденцию к сокращению. Территории и земные богатства, леса и пахотные земли, нефть и руда, чистая вода и ещё не замутнённые души – всё это катастрофически сокращается числом. И борьба обостряется. Растут ставки и число жертв. Совершенствуются орудия и методы получения контроля над ресурсом. И над миром в целом.
     Я подумал, что это совершенно частное наблюдение, неинтересное моему незримому куратору, и я с чистой совестью могу оставить его себе. Отчасти эта зарисовка навеяна толикой яда из "Дуги", где разведённые до почти неосязаемой концентрации сквозят примитивные рассуждения Йохана-Йована о сверхчеловеках, расовых предназначениях и влиянии генотипа на фенотип.
     Я оставил Санчо до поры бесконтрольно доминировать на скудной на природные ресурсы мусорной планете, выключил ноутбук, поставил его на зарядку и отправился вздремнуть пару часов.
     Завтра, то есть уже сегодня, мне снова предстоит догонять время и навёрстывать упущенное.