Глава 9. Двадцать процентов

     Я включил компьютер. Нужно позаботиться о хлебе насущном. "Дуга" на паузе. Жду одобрения физика и шефа. Зашёл на биржу, пролистал заявки на перевод. Ничего выдающегося. Стая переводчиков-фрилансеров просеивает вываленные на сайт заявки, подобно воронам на помойке. Тематика, язык, срочность перевода, условия оплаты, количество знаков, степень придирчивости заказчика – всё это определяет ценность ухваченного куска. Заявки для новостных порталов – самые срочные – требуют высокого рейтинга переводчика на сайте и обязательного ручного перевода. Хотя современная журналистика со словарным запасом в восемьсот слов отлично транслейтится машиной. Расценка за ручной перевод выше, проверить практически невозможно, особенно если используешь офлайн-программы. Такие заказы относятся к разряду "вкусняшек". Впрочем, самые вкусные куски от лидеров медиа не попадают в этот мусорный бак, они достаются переводчикам-штатникам; фриланс кормится информационными отбросами третьего сорта.
     Восемьдесят процентов населения страны живёт по столичному времени. У меня, как жителя другого часового пояса, один час форы. К моменту, когда менеджеры, обсудив вчерашний футбол и выпив кофе, лезут в сеть, их уже ждут ещё тёплые статьи и заметки. Переводы для блогов, интернет-рекламы и SMM  – машина; здесь словарный запас короче журналистского вдвое, и, кроме того, в текстах полно плагиата, заимствований из иностранных образцов. Курсовые работы и учебные тексты, размещаемые не слишком одарёнными студентами, – слегка отредактированная машина, тем более что загнанные преподы читают этот бред по диагонали и обращают внимание более на орфографию, чем на содержание. За такие переводы я всегда требую деньги вперёд и поэтому выполняю их не часто.
     Сделанный машиной перевод я слегка редактирую, меняю структуру предложений, порядок слов, использую синонимы, причастные обороты, вношу "стиль переводчика", а затем делаю обратный перевод и убеждаюсь в том, что переведённый текст слегка отличается от оригинала по слогу, но не по духу. В зависимости от пристрастности и профессионализма заказчика я делаю это в нескольких подряд идущих предложениях: в начале, середине и в конце текста. В общем случае это известный и применимый ко многим жизненным ситуациям принцип "двадцать на восемьдесят". Для особо придирчивых заказчиков объём моей редактуры может доходить до половины текста. Есть ещё хороший приём, как бы признак ручного перевода: найти в тексте диалектизм, сленговое слово или омоним и уточнить его значение с припиской в скобках: "прим. переводчика".
     Позвонила Маша, сообщила, что мой пробник "Дуги" одобрен автором. Шеф оставил мне аванс, двадцать процентов, как договаривались. Я могу зайти и забрать его прямо сейчас или ближе к вечеру (на словах "ближе к вечеру" в её голосе прозвучали, как мне показалось, грустные нотки). Маша, я тебя почти люблю! Жизнь налаживается! Это хорошая новость ещё и потому, что мой фирменный человеко-машинный способ перевода сработал на обычной доле ручной правки и при переводе с русского на иностранный язык. Это мой первый подобный опыт. Заказчик доволен, продолжаю в том же духе. И дело здесь не в моей лености (я нашёл себе приемлемое оправдание), а в указании Виктора о минимуме отсебятины-литературщины и не вполне принимаемом мной основном посыле текста. За отпущенные мне две недели управлюсь без напряжения. Я по этому случаю сварил свежий кофе, а не взбодрил водой и огнём кофейную гущу на дне турки, как я часто делаю. Такой способ приготовления "женатого" кофе я называю "фрилансерский once more(1) кофе".
     К пяти вечера я пробежал ещё двадцать страниц текста, переведённого программой. Рукой художника внёс признаки, а скорее, призраки ручного перевода. Бумажный словарь мне почти не понадобился: с односложными повествовательными предложениями мой компьютерный подмастерье справился неплохо. Я уточнил и поправил несколько уральских диалектизмов, разученных Йованом, но неведомых современному программному обеспечению, проверил на немецкой гугл-карте транслитерацию топонимов и распутал для немецкого читателя уральские названия родственников. В милой деревне, приютившей Йована, в ближнем и дальнем родстве состоит каждый пятый, но дело тут вовсе не в стремлении к расовой чистоте.
     Я испытал странное, гнетущее чувство. Вроде бы простой текст, короткие предложения, будничное повествование о жизни в большой уральской деревне с покосами, фермой и кузницей. В числе прочего Йован поведал о яблоневом саде, похоже, составлявшем важную часть его жизни. Деревьям трогательно были даны женские имена. Но при цельном прочтении возникал кумулятивный эффект. Яблочки оказались заколдованные. Сквозь общую, внешне безмятежную пастораль пробивается и разрастается что-то мрачное и зловещее. Недоброе. Генетически не наше. Будто временами тёмные тени прошлого, иррационального, мистического закрывают яркое солнце, и над лубочной Екатериновкой времён строительства развитого социализма проносится тень облачённого в готические латы чёрного призрака.
     Я решил сделать паузу, прогуляться за честно отработанным авансом и заглянуть на обратном пути в ближайший к дому гастроном. Проветриться с пользой для тела и души и постараться пригасить на время в прохладе сентябрьского вечера обжигающую "Огненную дугу". Вкупе со вчерашними десятью страницами я перевёл почти пятую часть всего текста.
     Всё честно. Двадцать процентов.


   1. Once more – «ещё раз» (англ.яз.)