Поклон инквизиции. Красный Виссор

       Для начала, несколько слов о реальном инквизиторе.

       Томас Торквемада, был великолепный оратор и богослов. Королева Испании, Изабелла, его духовная дочь, готова была исполнить любую его волю. Папа Сикст 4, учредил в Испании Трибунал священной канцелярии инквизиции, назначив Томаса Великим Инквизитором в 1483г. Другого, более великого и продвинутого адепта почитания Господа среди защитников римской католической церкви, вряд ли отыскать. Нет сомнения, Томас верил в Иисуса и в нём, бесспорно, был и страх Божий, Он, с усердием очищал стадо божие от паршивых овец. Перегибал, - с добродетелью не в ладах, но стадо божие держал в страхе и тонусе. По легенде именно тогда, дьявол и вселился в него.
       Ад на земле и дьявол с бесами – искушителями,  тут, как тут, переключаясь на образ инквизитора в романе у Ф.М. Достоевского (ФМД), Братья Карамазовы, именно так.
       Инквизитор, Томас, конечно, дьявол, перетекший не осознанно из страстного стяжателя Веры в обожателя почитания смерти и её алкоголя крови людской.  Исполняя свой великий подвиг, он очищал страну от евреев и мавров. К маврам у него особая ненависть, его возлюбленная в юные годы предпочла его, - племянника кардинала, богатому арабу и сбежала с ним. Аскет, монашеского стержня, видел в искоренении зла и насаждении справедливого страха, как кары божией, свой особый промысел. Аутодофе, ритуалы сожжения, были исконными праздниками королевской знати, утверждая незыблемость власти. Народ Испании был защищён от несправедливости и уверен в справедливой каре свыше во всём. За славу своей страны, могущественный уклад, он, (народ)  отдавал свою свободу без раскаяния. Осуждённые еретики на галерах тысячами нанимались конкистадорами и везли в родную Испанию золото и специи, народ был в достатке. Инквизитор, не осознавая себя, дьявольски служил дьявольской Римской церкви. Папа Сикст4, имел в себе все низкие пороки руководителя римской церковной структуры: родственники расставлены.
      Единственно за что могу отметить папу Сикста 4, так это за несравненную Зою Палеолог, Великую княгиню Московскую, Софию Фоминичну. Это она, привезла в Россию   византийские гены 3-го Рима, став женой Ивана3 — Великого и бабушкой Ивана4 — Грозного, но это отдельная история. Но у ней — то и была та прекрасная Православная Вера, которая помогла Ивану3 остановить орду. «Софию оскорбляла зависимость ее мужа от степных варваров, зависимость, выражавшаяся платежом дани, и что племянница византийского императора так уговаривала Иоанна прервать эту зависимость: «Отец мой и я захотели лучше отчизны лишиться, чем дань давать; я отказала в руке своей богатым, сильным князьям и королям для веры, вышла за тебя, а ты теперь хочешь меня и детей моих сделать данниками; разве у тебя мало войска? Зачем слушаешься рабов своих и не хочешь стоять за честь свою и за веру святую?»
     К этому известию прибавляют, будто по старанию Софии у послов и купцов татарских взято было Кремлевское подворье, будто София уговорила Иоанна не выходить пешком навстречу к послам ордынским, привозившим басму, будто древние князья кланялись при этом послам, подносили кубок с кумысом и выслушивали ханскую грамоту, стоя на коленях; будто Иоанн для избежания этих унизительных обрядов сказывался больным при въезде послов ханских; но можно ли допустить, чтоб отец и дед Иоаннов подвергались этим обрядам, если даже допустим, что иностранцы, свидетельствующие о них, и сказали полную правду?» — это из историка Соловьёва. Это то и есть промысел Божиий и его результаты. Но это другая история.
    
     А у ФМД, всё сомнения, с бесом общается по поводу «Осанны» и тут сомнения: а есть ли Вера? ФМД, выбрал для гипотетического эксперимента, победы земной силы порядка, той силы, которая одна может защитить, накормить, обеспечить справедливость и счастье над силой небесной божией в лице самого Иисуса, героя своего романа, - Ивана Карамазова. Иван, пишет поэму о земных силах порядка, которые могут управлять свободой, совестью, ложью и добродетелью. Дары свободы и совести, употребление добра и зла, другие благодетели, могут быть управляемы.
      В Фёдоре Михайловиче надолго будет живо письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю, где он, осуждает (поначалу – то в первых статьях любил Николая Васильевича и хвалил) Его, великого мастера, за Веру и за талант. А кто такой, В.Г. Белинский, уверовавший в идеалы конструкции другого социума, без Бога, вернее без церкви, без православия, но якобы с Иисусом? Нет смысла цитировать само письмо, которое до 1905 года было под запретом, но всё же несколько цитат для контекста приведу ниже.
    Именно это письмо явилось триггером и даже детонатором разночинного революционного движения в России. Ленин, так писал об этом письме, что оно
    «… подводившее итог литературной деятельности Белинского, было одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати, сохранивших громадное, живое значение и по сию пору» т.22 псс, с 88.
    Конечно, имея такую письменную оценку революционного вождя, Белинский был превращён в икону зарождения марксистко-ленинской идеологии.
    Во Франции по программе изучения литературы в школе обязательным было знать произведения философа гуманиста М. Монтеня, а нашу литературу мы, изучали сквозь красные фильтры В. Г. Белинского (ВГБ). Благодаря ВГБ, а за ним, Н.Г. Чернышевскому и Н.А. Добролюбову, мы, пошли строго влево, по стопам философа материалиста Л. Фейербаха, который выкинул из философии В. Гегеля Бога и заложил основы диалектического материализма.
   
    Так мы, добрались в 1917 год, убили в 1918 году царскую семью, разогнали и поубивали святых отцов и установили власть рабочих и крестьян. Разогнали все наши родовые сословные фамилии, держателей генетического знания и культурного живого духовного образа исторического наследия России и стали молиться марксизму – ленинизму.
    Да, запад не пошёл за левым Людвигом, повернув вправо, а «неистовый, Виссор» втолкнул нас влево. Рациональный запад пошёл за А. Шопенгауэром, И.Кантом и Ф. Ницше: за волей, нравственной этикой и превосходством. В. Белинский, изначально попробовал поверить в идеи философии Ф. Шеллинга с его объективным идеализмом, потом переключился на субъективный идеализм И. Фихте, затем тормознулся на Г. Гегеле с абсолютным идеализмом и в конце своего творческого и жизненного пути пришёл к атеистам – материалистам: Л. Фейербаху и К. Марксу. В завершении своего творческого пути, отсутствии цензуры (находясь на лечении за границей), он, пишет свой знаменитый манифест красного народничества, -  письмо к Н.В. Гоголю по поводу его статьи «Выбранные места из переписки с друзьями», где образно «расстреливает» патриархального Н. Гоголя критикой его взглядов на гнилую рутину происходящего.
    Удивительная книга больного Н. В. Гоголя, «Выбранные места….», его духовное завещание, смиренные и мудрые мысли о божественном назначении русского народа, сжатые пояснения и ответы на многие вопросы, требующие понимания болезненных состояний и противоречий разных сословий русского государства того времени. Статья для   осознания происходящего в духовности той поры, о роли христианства и духовенства, как посланника нам по промыслу Божьему. Очень нежная, трепетная, предельно откровенная русская статья великого русского писателя. Один лишь отрывочек из 12 главы, Христианин идёт вперёд:
    «Ум не есть высшая в нас способность. Его должность не больше, как полицейская: он может только привести в порядок и расставить по местам все то, что у нас уже есть. Он сам не двигнется вперед, покуда не двигнутся в нас все другие способности, от которых он умнеет. Отвлеченными чтеньями, размышленьями и беспрестанными слушаньями всех курсов наук его заставишь только слишком немного уйти вперед; иногда это даже подавляет его, мешая его самобытному развитию. Он несравненно в большей зависимости находится от душевных состояний: как только забушует страсть, он уже вдруг поступает слепо и глупо; если же покойна душа и не кипит никакая страсть, он и сам проясняется и поступает умно. Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстьми. Его имели в себе только те вперед. Есть высшая еще способность; имя ей -- мудрость, и ее может дать нам один Христос. Она не наделяется никому из нас при рождении, никому из нас не есть природная, но есть дело высшей благодати небесной. Тот, кто уже имеет и ум, и разум, может не иначе получить мудрость, как молясь о ней и день и ночь, прося и день и ночь ее у Бога, возводя душу свою до голубиного незлобия и убирая все внутри себя до возможнейшей чистоты, чтобы принять эту небесную гостью, которая пугается жилищ, где не пришло в порядок душевное хозяйство и нет полного согласья во всем. Если же она вступит в дом, тогда начинается для человека небесная жизнь, и он постигает всю чудную сладость быть учеником. Все становится для него учителем; весь мир для него учитель: ничтожнейший из людей может быть для него учитель. Из совета самого простого извлечет он мудрость совета; глупейший предмет станет к нему своей мудрой стороной, и вся вселенная перед ним станет, как одна открытая книга ученья: больше всех будет он черпать из нее сокровищ, потому что больше всех будет слышать, что он ученик. Но если только возмнит он хотя на миг, что ученье его кончено, и он уже не ученик, и оскорбится он чьим бы то ни было уроком или поученьем, мудрость вдруг от него отнимется, и останется он впотьмах, как царь Соломон в свои последние дни».
     В.Г. Белинский, (ВГБ), со всей своей блогерской желчью набросился и на статью, и на самого Гоголя, отвязался, что называется, по полной, на века. Досталось церкви, духовенству, Христа только что не тронул и то по собственному непониманию основ православной Веры. Чистый, девственный и мудрый, осознанный поход великой мысли великого Гоголя, был изощрённо, со всей, имеющей в нём, красном блогере остротой, забрызган кипящей злобой, красной революционной краской. Может ВБГ, и не ставил целью уничтожить морально и духовно больного писателя, включив всю силу таланта инквизитора – критика, а только показать несостоятельность его подходов к преобразованию русского общества и его народа. Но сделал он, это предельно жестоко, популистки, с желанием по сути разрушить патриархально - монархическую структуру России. Своего он, добился. Манифест, нелегально, тысячами переписывался от руки и расходился среди разночинной среды и по различным тайным кружкам и салонам высшего света.
     Через петрашевцев (кружок первых народовльцев), письмо попало и к Достоевскому, за чтение, которого, Фёдор Михайлович был приговорён к смертной казни и едва ни лишился жизни. Вот некоторые его выдержки, как уже писал, для контекста:
     «….А потому, неужели Вы, автор "Ревизора" и "Мертвых душ", неужели Вы искренно, от души, пропели гимн гнусному русскому духовенству, поставив его неизмеримо выше духовенства католического? Положим, Вы не знаете, что второе когда-то было чем-то, между тем как первое никогда ничем не было, кроме как слугою и рабом светской власти; но неужели же и в самом деле Вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа? Про кого русский народ рассказывает похабную сказку? Про попа, попадью, попову дочь и попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода, колуханы[7], жеребцы? - Попов. Не есть ли поп на Руси, для всех русских, представитель обжорства, скупости, низкопоклонничества, бесстыдства? И будто всего этого Вы не знаете? Странно! По-Вашему, русский народ - самый религиозный в мире: ложь! Основа религиозности есть пиэтизм, благоговение, страх божий. А русский человек произносит имя божие, почесывая себе задницу. Он говорит об образе: годится - молиться, не годится - горшки покрывать. Приглядитесь пристальнее, и Вы увидите, что это по натуре своей глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия, но нет и следа религиозности. Суеверие проходит с успехами цивилизации; но религиозность часто уживается и с ними; живой пример Франция, где и теперь много искренних, фанатических католиков между людьми просвещенными и образованными и где многие, отложившись от христианства, все еще упорно стоят за какого-то бога. Русский народ не таков: мистическая экзальтация вовсе не в его натуре; у него слишком много для этого здравого смысла, ясности и положительности в уме: и вот в этом то, может быть, и заключается огромность исторических судеб его в будущем. Религиозность не привилась в нем даже к духовенству; ибо несколько отдельных, исключительных личностей, отличавшихся тихою, холодною аскетическою созерцательностию - ничего не доказывают. Большинство же нашего духовенства всегда отличалось только толстыми брюхами, теологическим педантизмом да диким невежеством. Его грех обвинить в религиозной нетерпимости и фанатизме; его скорее можно похвалить за образцовый индифферентизм в деле веры. Религиозность проявилась у нас только в раскольнических сектах, столь противуположных по духу своему массе народа и столь ничтожных перед нею числительно.
     Не буду распространяться о Вашем дифирамбе любовной связи русского народа с его владыками. Скажу прямо: этот дифирамб ни в ком не встретил себе сочувствия и уронил Вас в глазах даже людей, в других отношениях очень близких к Вам по их   направлению. Что касается до меня лично, предоставляю Вашей совести упиваться созерцанием божественной красоты самодержавия (оно покойно, да, говорят, и выгодно для Вас); только продолжайте благоразумно созерцать ее из Вашего прекрасного далека: вблизи-то она не так красива и не так безопасна... Замечу только одно: когда европейцем, особенно католиком, овладевает религиозный дух, - он делается обличителем неправой власти, подобно еврейским пророкам, обличавшим в беззаконии сильных земли. У нас же наоборот, постигнет человека (даже порядочного) болезнь, известная у врачей-психиатров под именем religiosa mania[8], он тотчас же земному богу подкурит больше, чем небесному, да еще так хватит через край, что тот и хотел бы наградить его за рабское усердие, да видит, что этим скомпрометировал бы себя в глазах общества... Бестия наш брат, русский человек!
     Вспомнил я еще, что в Вашей книге Вы утверждаете как великую и неоспоримую истину, будто простому народу грамота не только не полезна, но положительно вредна. Что сказать Вам на это? Да простит Вас Ваш византийский бог за эту византийскую мысль, если только, передавши ее бумаге, Вы не знали, что творили..." Из письма Белинского Гоголю, июнь 1847г.

    Николай Васильевич, подготовил Виссариону обстоятельный ответ, но не отправил письмо, пожалев больного инквизитора. Вот маленькая часть ответа из предварительного проекта, - письма Гоголя – Белинскому:
«…Как всё это странно! Как странно мое положение, что я должен защищаться против тех нападений, которые все направлены не против меня и не против моей книги! Вы говорите, что вы прочли будто сто раз мою книгу, тогда как ваши же слова говорят, что вы ее не читали ни разу. Гнев отуманил глаза ваши и ничего не дал вам увидеть в настоящем смысле…
   Блуждают кое-где блестки правды посреди огромной кучи софизмов и необдуманных юношеских увлечений. Но какое невежество блещет на всякой странице! …
   Возьмитесь снова за свое поприще, с которого вы удалились с легкомыслием юноши. Начните сызнова ученье. Примитесь за тех поэтов и мудрецов, которые воспитывают душу. Вы сами сознали, что журнальные занятия выветривают душу и что вы замечаете наконец пустоту в себе. Это и не может быть иначе. Вспомните, что вы учились кое-как, не кончили даже университетского курса. Вознаградите это чтеньем больших сочинений, а не современных брошюр, писанных разгоряченным умом, совращающим с прямого взгляда». Из проекта письма, (июль - август, 1847г) Гоголя Белинскому.
   Но, мы, несмотря на то, что он, этим письмом, толкнул больного писателя в могилу, хотя и сам был на волоске от смерти, сподвигнул разночинную среду на вольные думы. Далее зазвонил «колокол» А.И. Герцена и Н.П. Огарёва, к смертной казни приговорены «петрашевцы» (которых называли коммунистами) за чтение письма Белинского, к ним и примкнул молодой Ф.М. Достоевский. Далее созданы революционные организации «Земля и воля», за ней умеренная партия Г.В. Плеханова «Чёрный передел», а затем и революционная партия «Народная воля», с её террористическими методами борьбы. А далее на арену вышли марксисты и ленинцы.
    И, несмотря ни на что, мы, до сих пор «любим» его необразованного, первого русского красного блогера, Белинского, ставим ему памятники, ходим по площадям и улицам его имени. Храним его наследство в музеях, присуждаем его именем премии, бесчисленные бюсты Виссариона смотрят на нас с кабинетных и музейных полок..   
Не сразу заметили и осознали, что в критической журнальной литературе в 30-х, 40-х, годах 19 века появился свой «инквизитор», «смотрящий» за состоянием русской литературы, -  В.Г. Белинский.
     Выходец из разночинной бедной семьи морского лекаря, не окончив гимназию, с большим трудом, Виссарион поступает на первый курс философского факультета Московского университета на казённый кошт. 
    Не повезло, после трёхлетнего пребывания на факультете, его, мягко говоря, попросили с казённых, - на вольные хлеба. А за что? Три года на одном курсе, - «здоровье слабое и ограниченные способности», это официальная причина. Но наша советская идеологическая машина усилила эти причины задатками демократии: по указанию цензуры на драму «Дмитрий Калинин», написанную ВГБ в 1831, за критику крепостного права и рабского ущемления свободы личности. Хотя цензор, профессор, Л.А. Цветаев, признал произведение безнравственным и порочащим университет.
    Драма, навеянная Шекспировскими трагедиями, похожа на быстро сделанную, романтическую, разыгравшую на бытовой почве, кровавую трагедию: Приёмный сын Дмитрий, соблазняет дочь своего отца, Софию. Отец Софии умирает, а Дмитрию выпадает участь быть лакеем в доме и семье Софии. До него доходит слух, что Софию хотят выдать за князя. Дмитрий появляется на балу в доме Софии и в ссоре убивает брата Софии, жестокого эксплуататора. Потом по просьбе Софии убивает её. Перед тем, как убить себя, он узнаёт, что, он побочный сын своего отца и брат Софии и убитого им брата. Во всём, он, винит бога, который отдал землю на откуп дьяволу, хотя точка зрения его друга, Сурского, что во всё есть промысел божий, а мир и жизнь гармонична, и контролируется богом. Дмитрий, закалывается в финале. Кровавая трагедия на фоне несправедливой, несчастливой судьбы. По мотивам собственной несправедливой судьбы в детстве. Разночинная юность, хворого, голодного, но не смирившего студента ищет пути гротескным кровавым, хотя и наивным сюжетом подзаработать на издательстве и тираже. Не получилось, пришлось лечь в больницу, спрятаться, чтобы а отрицательная реакция руководства стихла.
     Но перед этим, была опубликована поэтическая песня баллада, «Русская быль». Отчаянно кровавый сюжет. По жестокости, дерзкий, бандитский ужастик.
На сленге (тогда в эпоху вил и топора, сленгов не знали) 1990-х, выглядит примерно так (разговор двух корешей):
« - Короче, у меня с моей, я ж ей верил, и она мне: всё ровно у нас, ровно. Потом узнаю, у неё типа, фраер. Прикинь, у нас всё ровно, в засос, а у неё фраер. Всё бросил, расколол его, я, к нему на своей шохе подъехал просто побазарить, а он рамс попутал:

   - Ты, кто ваще, по жизни, ты, чей в натуре?
Прикинь, предъявлять мне начал. Базара нет, я, ему пером бошку срезал и потрох его поганый из - под рёбера достал, и подогнал ей. Звоню дверь, а она:
- Зая, ты, чтоль?
- Да, я, я, с братаном, да, ты, его знаешь. Она, открыла и в шоке, а я, с блюда прикид, сбросил, - ну, что узнаёшь? А в засос его, в губы, - слабо? А, потрох то его, ещё шевелиться…
   Кореш, когда рассказывал, говорит мне:
- Гонишь?
- Да, не дёргайся, говорю: - хотел только. Да, я тоже, в натуре, шоке был, тормознулся, а тебе так, погнал на понтах, типа, замазался по мокрому.
  - Да, ладна, говорю, - пусть живут, а, я, то, могила. Но прикинь, я, въехал с ней, она, мне нервы подняла, конкретно»
     И вот, вам оригинал истории не слэнгованный, а реальный, ярко кровавый, написанный Виссаром и называется «Русская быль»:
                …Уж любил я красну девицу,
                Уж любил я ненаглядную,
                Уж любила красна девица,
                Уж любила ненаглядная
                Меня молодца удалого...
                _________________________
                Полюбила красна девица
                Боярина богатого;
                Променяла меня девица
                На добро его несметное.
                -----------------------
                Богатырским голосом,
                Молодецким посвистом
                В уши гаркну его:
                "Гей! ты, недруг мой,
                Мой разлучник злой!
                Ты ко мне выходи
                Слово молвить одно!"
                И он выйдет ко мне.
                Как сокол на птиц,
                На него напущу,
                Буйну голову сорву,
                Белу грудь распорю,
                Ретивое выну вон,
                Положу его на блюдечко
                На серебряное,
                К моей милой понесу,
                Таковы слова скажу:
                "Ты любезная моя,
                Ненаглядная моя!
                Ты узнала ль меня?
                Вот и я к тебе пришел:
                Скажи, рада ль ты мне?
                Вот гостинец тебе.
                Ты спасибо скажи:
                Мой гостинец хорош,
                Мой гостинец пригож,
                Ах! как кровь горяча!
                Ах, как кровь-то сладка?
                Ты отведай ее,
                Ею руки обмой,
                Ей лицо окропи.
                Как умильно глядит
                Голова на тебя;
                Посмотри на нее;
                Поцелуй во уста
                Во холодные!
                Что ж ты, девица, дрожишь!
                Что ж, изменница, дрожишь?
                Аль не рада ты мне,
                Аль меня не ждала?
                Аль мой дар не хорош,
                Аль мой дар не пригож?"

"Листок" 1831, No 40-41 (ценз. разр. 27/V). Подпись В. Б-й.

Таковы первые литературные дебюты В.Г. Белинского.

    
      Студент 1-го курса университета оказался в густой либеральной малине – жильцов и посетителей 11-й комнаты университетского общежития. Н.В. Станкевич, М. А. И. Герцен, Н. П. Огарёв, Е. Корш, Н. Кетчер, В.П. Боткин, - друг, а позднее не друг,  подвижники либерализма и демократии. Н.В. Станкевич, был учеником профессора Павлова, отца русского шеллингианства. По объективному идеалисту Шеллингу, дух формирует всё живое в неживом, материальная природа генерирует живое в себе. Всё едино и всё вершиться в гармонии, но не нами. Новая немецкая философия, Ф. Шеллинга, И. Фихте, Г. Гегеля, И. Канта, прикладывается на происходящее в обществе и стране. В дыму трубок, рюмок, порой без закуски, спорах до хрипоты о личности – народе, о самопознании, о попытках самоосознания народом самого себя, философские дуэли захватывают молодые умы дьявольской хваткой. Самодержавие в России пока признаётся, как и его основа, именно так по Гегелю: «Все действительное разумно, все разумное действительно как воплощение абсолютного духа» именно так, по Гегелю.
       При этом увлекаясь философами и Гегелем в частности, по свидетельству князя В. Ф. Одоевского, одного из самых (разносторонне, и глубоко) образованных знакомых Белинского, в прошлом — председателя юных любомудров:            
       «Белинский был одною из высших философских организаций, какие я, когда-либо встречал в жизни. В нем было сопряжение Канта, Шеллинга и Гегеля, сопряжение вполне органическое, ибо он никого из них не читал: он не знал по-немецки, весьма плохо понимал по-французски, а в его эпоху ничто из этих философов не было переведено по-французски... Всякий раз, когда мы встречались с Белинским (это было редко), мы с ним спорили жестоко; но я не мог не удивляться, каким образом он из поверхностного знания принципов Натуральной философии (Naturphilosophie) развивал целый органический мир sui generis». Это последнее «sui generis» очень важно для характеристики взглядов и познаний Белинского — они были, но именно «своего рода», своеобразные…Напрасно противники Белинского укоряют его в том, что он не понимал Гегеля. Нет! Он, его вовсе не знал, но сблизился с ним точно так же, как математик, не зная работы другого математика, сближается с ним в выводах единственно развитием данной теоремы».
     По Одоевскому, такое «не далось бы дюжинному человеку», и философ вовсе не иронизирует над критиком. «Недюжинный» талант Белинского заражал интересом к чтению не только прогрессивную молодежь: ему удалось невероятное — заставить власть читать литературную критику. Белинский, вызвал к жизни тронный гибрид: власть, занимающуюся литературоведением, и хорошо закончиться (как для критика, так и для литературы его времени) для него это не могло.  Поэтому в журнальных статьях по отношению к властям, был осторожен. Однако Боткину писал: «Вся моя жизнь в письмах»
     Забегая вперёд, самомнение у В. Белинского было на облаках.  Он, считал себя вполне уверенным философом, годным для оценки философской глубины познания людей, примкнувшим к этой науке. Вот выдержка из его статьи, «Очерки русской литературы» о Н. Полевом:
     «Кто начал изучать философию, тот никогда не остановится в этом изучении: иначе никогда не снимет с действительности таинственного покрывала Изиды. Поэтому ничего нет забавнее тех господ, которые вместо: "Я изучил Шеллинга" говорят: "Я прочел Шеллинга" или которые говорят: "Я знаю философию и могу говорить о ней, потому что тогда-то учился ей". Первые из этих господ, то есть те, которые не изучают, а перелистывают Шеллинга, похожи на детей, для которых сесть верхом на палочке и скакать на лошади -- все равно и которые, сев верхом на палочку, легко могут уверить себя, что они стремглав несутся на рьяном коне».
      Хотя образ юноши, скачущем на коняжке на палочке, подходит самому критику. И вот первая блогерская статья, - «Литературные мечтания. Элегия в прозе», и её гротескный посыл: «У нас нет литературы, я повторяю это с восторгом, с наслаждением, ибо в сей истине вижу залог наших будущих успехов…»               
      
      Студенчество и салонные авторитеты, подхватывают фельетонный набат новоиспечённого блогера. Он, ещё не инквизитор, но уже словесный дуэлянт, с поставленным и уверенным жгущим голосом:
      «Жизнь есть действование, действование есть борьба, а тогда боролись и дрались не на живот, а на смерть. У нас нападают иногда на полемику, в особенности журнальную. Это очень естественно. Люди, хладнокровные к умственной жизни, могут ли понять, как можно предпочитать истину приличиям и из любви к ней навлекать на себя ненависть и гонение? О! им никогда не постичь, что за блаженство, что за сладострастие души сказать какому-нибудь гению в отставке без мундира, что он смешон и жалок с своими детскими претензиями на великость, растолковать ему, что он не себе, а крикуну-журналисту обязан своею литературною значительностию; сказать какому-нибудь ветерану, что он пользуется своим авторитетом на кредит, по старым воспоминаниям или по старой привычке; доказать какому-нибудь литературному учителю, что он близорук, что он отстал от века и что ему надо переучиваться с азбуки; сказать какому-нибудь выходцу бог весть откуда, какому-нибудь пройдохе и Видоку, какому-нибудь литературному торгашу, что он оскорбляет собою и эту словесность, которой занимается, и этих добрых людей, кредитом коих пользуется, что он наругался и над святостию истины и над святостию знания, заклеймить его имя позором отвержения, сорвать с него маску, хотя бы она была и баронская, и показать его свету во всей его наготе!.. Говорю вам, во всем этом есть блаженство неизъяснимое, сладострастие безграничное! Конечно, в литературных сшибках иногда нарушаются законы приличия и общежительности; но умный и образованный читатель пропустит без внимания пошлые намеки о желтяках, об утиных носах, семинаристах, гаре, полугаре, купцах и аршинниках; он всегда сумеет отличить истину ото лжи, человека от слабости, талант от заблуждения; читатели же невежды не сделаются от того ни глупее, ни умнее. Будь все тихо и чинно, будь везде комплименты и вежливости, тогда какой простор для бессовестности, шарлатанства, невежества: некому обличить, некому изречь грозное слово правды!..» «Литературные мечтания. Элегия в прозе», статья В.Г. Белинского.
      Исполненное желание, - прищемить критикуемому одно место, вызывало у него азартный адреналин.Об одном из  персонажей в статье, он, говорит, - не имел возможности «прислушиваться к языку хорошей компании». Эта фраза характеризует и самого Виссора.  Компания, в которой он, и жил в 11 номере общежития и тусовка, примкнувшая к ней: А. И. Герцен, Н.П. Огарёв и др., организовала в этом номере свой клуб, была подвинутой и дерзкой, так что было к кому прислушаться.
     Белинский, читает все статьи популярного журнала Московский телеграф, который издаёт известный писатель и журналист Полевой (Полевой Н. А. 1796–1846, русский писатель, литературный критик, журналист, историк, переводчик.) В жур
нале, он, критикует труды Карамзина, в частности «Историю государства российского», как лишённую анализа происходящих исторических процессов с точки зрения проводимой внутренней и внешней политики. Сам Полевой пишет большой труд «История русского народа». Он, констатирует, что наука история не является таковой, без анализа истории русского народа, а простое летописное изложение событий не показывает выбора путей развития государства, его устройства. Время для его труда было выбрано самое подходящее. А.И. Герцен и М.А. Бакунин в своих трудах и кружках только и говорят о необходимости преобразований в России. Но Белинский пока к этому не готов, пока он шеллингианец и гегельянец и его натурфилософские взгляды говорят о том, что нельзя вмешиваться в то, что происходит. Но взгляды критик может резко менять, развернув своё мнение на 180 градусов, как только есть причина или задето его больное самолюбие.
      Восхваляя К. Полевого и его записки по истории русского народа, он, узнав о том, что К. Полевой сблизился с его идейными врагами, - Булгариным и Коченовским,   оставляет свой патриотический популизм и хвалы своего учителя Полевого за веру в величие русского народа,  считая народ личностью, созданной богом и воздействовать на народ со стороны, - это недопустимо. Всё было хорошо у Полевого и царь с самодержавием, и крепостное право, никто и не посягает на измену существующей действительности, - всё действительное разумно.  И вдруг Полевой, - враг, он в стане врагов, плевать на дружбу, на уважение к учителю, который вложил в него, Виссариона свои силы и авторитет, на журнал, в котором Белинский вырос. Резкий поворот и вот письмо Боткину:
       «Если бы я мог раздавить моею ногою Полевого, как гадину, — я не сделал бы этого только потому, что не захотел бы запачкать подошвы моего сапога (заметим фразу: «задавить гадину», - как будто из советских газет 1930-х годов).  Это мерзавец, подлец первой степени: он друг Булгарина… бессовестный плут, завистник, низкопоклонник, дюжинный писака, покровитель посредственности, враг всего живого, талантливого. Знаю, что когда-то он имел значение, уважаю его за прежнее, но теперь — что он делает теперь? — пишет навыворот по-телеграфски, проповедует ту расейскую действительность, которую так энергически некогда преследовал… для меня уже смешно, жалко и позорно видеть его фарисейско-патриотические, предательские драмы народные… его дружба с подлецами, доносчиками, фискалами, площадными писаками, от которых гибнет наша литература, страждут истинные таланты и лишено силы все благородное и честное, — нет, брат, если я встречусь с Полевым на том свете, и там отворочусь от него, если только не наплюю ему в рожу. Личных врагов прощу, с Булгариным скорее обнимусь, чем подам ему руку от души».
      «Не говори мне больше о нем, — горячился Белинский, — не кипяти и без того кипящей крови моей. Говорят, он недавно был болен водяною в голове (от подлых драм) — пусть заведутся черви в его мозгу, и издохнет он в муках — я рад буду».
      Он, огневой критик, не знает глубоко трудов французских просветителей: Ж-Ж. Руссо, Н. Кондорсе, Ш. Л. Монтескьё, которые уже тогда определили принципы создания современных светских государств и этапы человеческого прогресса Задача философии, в том и состоит, чтобы раскрыть исторический путь самодвижения идеи как реально существующей активной силы. Для этого необходимо видеть источник развития, который заключается в наличии противоречивых сторон в каждом явлении и предмете, результатом столкновения которых и является их самодвижение.  Туда бы направить остроту своего блогерства.
 
  Но нет, у Белинского свой путь свержения авторитетов.
 
      От нового инквизитора Белинского не ускользает ни один застойный и действующий авторитет. Его слово влияет на дальнейшую репутацию попавшего под его перо автора. Журнальные укоры посыпались по Ломоносову, - умный учёный, но не поэт; использует подражания, не держит форму. Хотя для начинающего философа идеалиста, шеллингианца, признающего Бога, чем не тема в глубоких стихах М. Ломоносова:

"Я долго размышлял и долго был в сомненье
Я долго размышлял и долго был в сомненье,
Что есть ли на землю от высоты смотренье;
Или по слепоте без ряду всё течет,
И промыслу с небес во всей вселенной нет.
Однако, посмотрев светил небесных стройность,
Земли, морей и рек доброту и пристойность,
Премену дней, ночей, явления луны,
Признал, что божеской мы силой созданы".
1761 г.
   Да и по европейским знаменитостям и своим журнальным авторитета, особенно доставалось, даже Гёте.
   «Немного в мире поэтов написали столько великого и бессмертного, как, Гёте, и ни один из мировых поэтов не написал столько разного балласту и разных пустяков, как, Гёте» - рецензия Белинского на сочинения Гёте. Выпуск 1.
   Он, ещё не занял позицию атеиста, но матери пишет: По церквям мне ходить некогда, тем более слушать пустые проповеди. Но для общественного мнения, он, Белинский, пишет: «у Бога, я солдат»
   Страсть дискуссионного творчества разгорается с новой силой. У него появляются враги, соперники и конкуренты: Булгарин (Виток фиглярин, - пушкинское клеймо), Каченовский, Греч и др. Он, становится популярным, используя остроту изложения критического материала. От нового инквизитора Белинского не ускользает ни один застойный и действующий авторитет. Его слово влияет на дальнейшую репутацию, попавшего под его перо автора.  Он, во всю, начинает использовать задатки злобы, жестокости и мстительности.

   Откуда эта злоба.
   
   Давайте сравним два несчастливых детства: Иван IV (Грозный), потерял отца в три года, а в семь с половиной лет и вовсе остался круглым сиротой. Его четырехлетний брат Юрий не мог делить с ним детских забав - ребенок был глухонемым от рождения. Достигнув зрелого возраста, Иван не раз с горечью вспоминал свое сиротское детство. Чернила его обращались в желчь, когда он описывал обиды, причиненные ему - бедному заброшенному сироте - боярами. Описания царя были столь впечатляющи, что их обаянию поддались многие историки. На основании царских писем В.О. Ключевский создал знаменитый психологический портрет Ивана-ребенка:
    «В душу сироты, - писал он, рано и глубоко врезалось чувство брошенности и одиночества. Безобразные сцены боярского своеволия и насилий, среди которых рос Иван, превратили его робость в нервную пугливость. Ребенок пережил страшное нервное потрясение, когда бояре Шуйские однажды на рассвете вломились в его спальню, разбудили и испугали его. С годами в Иване развились подозрительность и глубокое недоверие к людям». В юности Иван, бандитствовал, сколотил шайку, ездил по ярмаркам и бил купцов. Эта позже превратилось в нервную болезнь с припадками жестокости: Пол Новгорода и Смоленска пересажал на кол.

     А вот что пишет о своём раннем детстве сам Белинский:
"Мать моя была охотница рыскать по кумушкам; я, грудной ребенок, оставался с нянькою, нанятою девкою; чтоб я не беспокоил ее своим криком, она меня душила и била. Впрочем, я не был грудным: родился я больным при смерти, груди не брал и не знал ее… сосал я рожок, и то, если молоко было прокислое и гнилое, – свежего не мог брать. Отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и ругал площадно, – вечная ему память. Я в семействе был чужой".
     Кроме Виссариона, в семье было еще трое детей, но отношения с родными у него не складывались. Позже Белинский так писал об этом близкому другу Василию Боткину:
     "Иметь брата и сестру, чтобы не понимать, почему и для чего они мне брат и сестра, и еще брата, чтобы быть привязанным к нему каким-то чувством сострадания, – все это не слишком утешительно…"
      Белинский вырос с абсолютно больным самолюбием, не терпел по отношению к себе никакой критики. В суждениях с оппонентами был дерзок и злопамятен.
В конце 30-х, начале 40-х годов инквизитор в ударе, он читаем, его приглашает Н. А. Краевский в свой журнал «Отечественные записки» Его инквизиторство превращается в ремесло. Рука набита, он низлагает и уничтожает авторитеты. Пока ещё, он гегельянец и принцип незыблем: «Все действительное разумно, все разумное действительно» как воплощение абсолютного духа.
В начале 1840-х годов, Белинский начинает отходить от идеалистических взглядов, и от диалектики Гегеля смещаться к материалистическим взглядам Л. Фейербаха и К. Маркса.
      Н.Г. Чернышевский в статье: «Очерки гоголевского периода русской литературы» (статья Г. Берлинера, Чернышевский о Белинском) называет Белинского, «как последовательного мыслителя, читай: материалиста фейербахианца и как политического борца, думавшего о благе своей родины и лишь по необходимости сделавшегося литературным критиком». Он, Белинский, полностью отказывается от поддержки    монархизма и меняет взгляды на твёрдо либеральные, занимает по сути позиции французских революционеров.
      В журналах свои позиции, в условиях жесточайшей цензуры, проявить и даже намекнуть было невозможно, но в своих письмах, Белинский пишет вполне определённо.
   
     Из письма В.П. Боткину, от 27,28 июня 1841г, Петербург
« Личность человеческая сделалась пунктом, на котором я боюсь сойти с ума. Я начинаю любить человечество маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную. Какое имеет право подобный мне человек стать выше человечества, отделиться от него железною короною и пурпуровою мантиею, на которой, как сказал Тиберий Гракх нашего века, Шиллер, видна кровь первого человекоубийцы? Какое право имеет он внушать мне унизительный трепет? Почему я должен снимать перед ним шапку? Я чувствую, что будь я царем, непременно сделался бы тираном. Царем мог бы быть только бог, бесстрастный и всеведущий. Посмотри на лучших из них – какие сквернавцы, хоть бы Александр-то Филиппович: когда эгоизм их зашевелится – жизнь и счастие человека для них нипочем. Гегель мечтал о конституционной монархии, как идеале государства, – какое узенькое понятие! Нет, не должно быть монархов, ибо монарх не есть брат людям, он всегда отделится от них хоть пустым этикетом, ему всегда будут кланяться хоть для формы. Люди должны быть братья и не должны оскорблять друг друга ни даже тенью какого-нибудь внешнего и формального превосходства… Каковы же французы, которые без немецкой философии поняли то, чего немецкая философия еще и теперь не понимает…
 Нет, брат, женщина в Европе столько же раба, сколько в Турции и в Персии. И Европа еще смеет думать, что она далеко ушла, и мы еще можем фантазировать, что человечество стоит на высокой степени совершенства! Если кто еще ушел подальше, так это Франция. Там явилась вдохновенная пророчица, энергический адвокат прав женщин – Жорж Занд; там брак есть договор, скрепляемый судебным мостом, а не церковью; там с любовницами живут, как с женами, и общество уважает любовниц наравне с женами. Великий народ! (Кстати: какую гадость написал Лермонтов о французах и Наполеоне – то ли дело Пушкина «Наполеон»)… Пигмеи все эти гегеляты!»
    В начале 40-х годов, он сложившийся либерал с левыми революционными взглядами. Не привожу нецензурные критерии принижения прав женщины в обществе, в частности в России, изложенные в этой же переписке, тут наш блогер один в один похож на Эдичку Лимонова, по ненормативу изложения, ещё кто кого переплюнет, но свободные права женщин возвышает и защищает Франция. Тут она впереди планеты всей:
    "Женщина есть жертва, раба новейшего общества. Честь женщины общественное мнение относит к ее <…>, а совсем не к душе, как будто бы не душа, а тело может грязниться. Помилуйте, господа, да тело можно обмыть, а душу ничем не очистишь. Замужняя женщина любит тебя от мужа, но не <…> тебе – она честна в глазах общества; она <…> тебе – и честь ее запятнана: какие киргиз-кайсацкие понятия! Ты имеешь право иметь от жены сто любовниц – тебя будут осуждать, но чести не лишат, а женщина не имеет этого права, да почему же это, <…>, подлые и бездушные резонёры, мистики, пиэтисты поганые, <…> человечества? Женщина тогда <…>, когда предает тело свое без любви, и замужняя женщина, не любящая мужа, есть <…>; напротив, женщина, которая в жизнь свою <…> 500-м человекам не из выгод, а хотя бы по сладострастию, есть честная женщина, и уж, конечно, честнее многих женщин, которые, кроме глупых мужей своих, никому не <…>. Странная идея, которая могла родиться только в головах каннибалов – сделать <…> престолом чести: если у девушки <…> цела – честна, если нет – бесчестна. И это калмыцкое понятие хотят освящать христианством. Боже, отпусти им – не ведят бо, что творят! А брак – что это такое? Это установление антропофагов, людоедов, патагонов и готтентотов, оправданное религиею и гегелевскою философиею. Я должен всю жизнь любить одну женщину, тогда как я не могу любить ее больше году. Впрочем, религия позволяет мне и не любить ее – она требует только, чтоб исполнял в отношении к ней мои супружеские обязанности, т. е. одевал, кормил, поил и <…> ее. Чистое, духовное, идеальное воззрение на таинство сочетания душ! Я скован и не могу принадлежать той, которую люблю, вся жизнь моя погибла, а жизнь и без того так коротка, так глупа, так полна горем и муками. Но что я – я могу изменять моей жене, но женщина – что она? – раба моя, вещь моя, <…> моя, ее душа, ее лицо, ее красота – всё это только дополнения к <…>. Наша святая православная церковь лучше других поняла таинство брака: она и не скрывает, что тут всё дело в <…>. Святейший правительствующий синод не разведет тебя с женою за несходство нравов, за отсутствие любви, за любовь к другой; но если ты докажешь, что <…>, или если жена твоя докажет, что <…> – вас разводят. Далее, я знакомлюсь, ухожу, делаю всё, что хочу и как хочу; жена должна всё делать с моего согласия; почему это? Превосходство мужчины? но оно тогда законное право, когда признается сознанием и любовию жены, выходит из ее свободной доверенности ко мне, иначе мое право над нею – кулачное право. Нет, брат, женщина в Европе столько же раба, сколько в Турции и в Персии. И Европа еще смеет думать, что она далеко ушла, и мы еще можем фантазировать, что человечество стоит на высокой степени совершенства! Если кто еще ушел подальше, так это Франция. Там явилась вдохновенная пророчица, энергический адвокат прав женщин – Жорж Занд; там брак есть договор, скрепляемый судебным мостом, а не церковью; там с любовницами живут, как с женами, и общество уважает любовниц наравне с женами. Великий народ!"
    У великого французского народа, великая философия свободной любви. Тут Белинский уже полностью поддерживает французские реформы.
    В 1845 году Белинский пишет Герцену: «в словах Бог и религия вижу тьму, мрак, цепи и кнут»[ Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13 т. Т. 12. М., 1956. С. 250. Письмо от 26 января 1845 г.].    
 
    Достоевский в «Дневнике писателя» критически отнёсся к его социально-реформаторским взглядам:
    «Белинский был по преимуществу не рефлективная личность, а именно беззаветно восторженная, всегда, во всю его жизнь. (…) Выше всего ценя разум, науку и реализм, он в то же время понимал глубже всех, что одни разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную «гармонию», в которой бы можно было ужиться человеку. Он знал, что основа всему — начала нравственные. В новые нравственные основы социализма (который, однако, не указал до сих пор ни единой, кроме гнусных извращений природы и здравого смысла) он верил до безумия и безо всякой рефлексии; тут был один лишь восторг. Но, как социалисту, ему прежде всего следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально. Без сомнения, он понимал, что, отрицая нравственную ответственность личности, он, тем самым отрицает и свободу её; но он верил всем существом своим (гораздо слепее Герцена, который, кажется, под конец усомнился), что социализм не только не разрушает свободу личности, а, напротив, восстановляет её в неслыханном величии, но на новых, и уже адамантовых основаниях».
     Н. А. Бердяев так характеризовал его [Бердяев Н. А. Русский социализм и нигилизм. Истоки и смысл русского коммунизма. СПб.: Азбука, 2016. С. 40.]: "Белинский был человеком исключительных дарований и исключительной восприимчивости к идеям, но уровень его образования был невысокий, он почти не знал иностранных языков и знакомился с идеями, которыми был увлечён, из вторых рук".
     Книга Гоголя "Выбранные места..." произвела на Л.Н. Толстого неизгладимое впечатление и можно сказать изменила его (Толстого) мировоззрение. В письме Черткову, Толстой называет Гоголя "наш Паскаль": «40 лет тому назад, человек, имевший право это говорить, сказал, что наша литература на ложном пути - ничтожна, и с необыкновенной силой, показал, растолковал, чем она должна быть и в знак своей искренности сжёг свои прежние писания. Но многое и сказал в своих письмах, по его выражению, что важнее всех его повестей.
    ПОШЛОСТЬ ОБЛИЧЕННАЯ ИМ, ЗАКРИЧАЛА: ОН СУМАСШЕДШИЙ, И 40 ЛЕТ ЛИТЕРАТУРА ПРОДОЛЖАЕТ ИДТИ ПО ТОМУ ПУТИ, ЛОЖНОСТЬ КОТОРОГО, ОН, ПОКАЗАЛ С ТАКОЙ СИЛОЙ И ГОГОЛЬ, НАШ ПАСКАЛЬ ЛЕТИТ ПОД СПУДОМ. ПОШЛОСТЬ ЦАРСТВУЕТ И Я ВСЕМИ СИЛАМИ СТАРАЮСЬ, КАК НОВОСТЬ, СКАЗАТЬ ТО, ЧТО ЧУДНО СКАЗАНО ГОГОЛЕМ».
   
    Не всё, конечно однозначно по отношению к религии у самого Гоголя и колосс православия, религиозный философ и богослов того времени, И. Брянчанинов, много говорит о СВЕТЕ и тёмных местах в мировоззрении самого Гоголя: "Виден человек, обратившийся к Богу с горячностью сердца. Но для религии этого мало. Чтобы она была истинным светом для человека собственно и чтоб издавала из него неподдельный свет для ближних его, необходимо нужна в ней определённость и определительность сия заключается в точном познании истины, в отделении её от всего ложного, от всего лишь кажущегося истинным. Это сказал сам Спаситель: Истина свободит вас. В другом месте писания сказано: слово твоё истина есть. По сему желающий стяжать определительность глубоко вникает в Евангелие и по учению Господа выправляет свои мысли и чувствования. Тогда он возможет в себе отделить правильные и добрые мысли и чувствования от поддельно мнимодобрых и правильных. Тогда человек вступает в чистоту, как и Господь после тайной вечери сказал ученикам Своим, яко образованным уже учением истины: вы чисти есте за слово, еже рех(глаголах)вам, Ин 15,3 (Вы очищены через слово, которое Я, проповедовал вам). Но одной чистоты мало для человека: ему нужно оживление, вдохновение. Так, - чтоб светил фонарь недостаточно часто вымывать стёкла, нужно, чтоб внутри его зажжена была свеча.  Сиё сделал Господь с учениками своими. Очистив их истиною, Он оживил их Духом святым и они сделались светом для человеков. До принятия Духа святого, они не были способны научить человечество. хотя уже и были чисты...", Но это мудрая и очень добродетельная, доброжелательная критика.

      Но вот, что пишет Д.С. Мережковский в статье «Завет Белинского. Религиозность и общественность русской интеллигенции»:
«Белинский не был никогда любим женщиной… Сердце его безмолвно и тихо истлело» (Тургенев).
      «Меня преследовала мысль, что природа заклеймила лицо мое проклятием безобразия и что потому меня не может любить ни одна женщина». Никто так не чувствует соблазна женского, как великие девственники. «Мне кажется, я влюблен страстно во все, что носит юбку. При виде женщины или промелькнувшего женского платья я уже не краснею, но бледнею, дрожу и чувствую головокружение».
Влюблен во всех, не любит ни одной. Кажется, что любит, а как доходит до дела, все «кончается ничем». Что-то мешает ему, отталкивает от женщин. Не чувство ли пола и вообще плоти как неразложимое чувство греха — физиологический корень монашества? Для монаха нет любви, есть похоть; нет брака, есть блуд.
«Я бросился в разврат и искал в нем забвения, как пьяница ищет в вине». — «Холоден и ужасен был мой разврат». — «Не проходит почти вечера у меня без приключения, то на Невском, то на улице, то на канаве, то черт знает где; я уже не разбираю лица… Это разврат отчаяния».
      «Внутри что-то ревет зверем и хочет оргий, оргий и оргий, самых буйных, самых бесчинных, самых гнусных… Но вот беда: другие хоть ужинать могут, а я отказываюсь от хорошего ужина, чтобы от него три дня не страдать животом».— «Я не способен возвыситься даже и до оргий,— судьба и в этом отказала мне. Разве это оргия — преблагоразумно рассуждать о том, как предательски обманчива чувственность: сулит много, а дает — ничего?»
      И блуд, как любовь, кончается ничем. Все эти мимолетные женские образы, у которых даже лица нельзя разобрать, — бесплотные видения, «искушения св. Антония»: когда он хочет обнять их, то обнимает ничто. Пол — ничто, плоть — ничто, «обман диавола», — это ,— это уже метафизический корень монашества.
«Я не могу видеть в одной женщине условие жизни». — «Лучше сгнить в разврате, чем вздыхать о жестокой деве».— «Брак — что это  такое? Установление людоедов, оправданное религиею…»
     Как говорит сам Д. Мережковский: "Неистовый Белинский, борется со смиренным"
 
     К чему это привело, - возможно к нехорошей болезни, сифилису (отражено в биографической справке из Википедии. Белинский лечился на Кавказе мышьяком и ртутью), и к несчастливому браку, который не принёс ни счастья, ни здоровья.
     Далее, Мережковский пишет:
"Великая правда Достоевского — в личности; великая ложь его — в общественности. Ныне грозящий нам национализм «звериного образа», утверждение народности безбожное и бесчеловечное есть в значительной мере дело Достоевского. Преодолеть ложь Достоевского можно только правдой Белинского. «Да будет проклята всякая народность, исключающая из себя человечность!» — эта правда Белинского нам сейчас нужнее всего. Да, как это ни странно, нам сейчас религиозно нужнее Достоевского, «пророка Божьего», — «безбожник» Белинский».

     Мережковский, представлял Белинского, как первого русского интеллигента, прощая ему его безбожие, пытался найти в нём затворника и монаха. Но если перебирать и оценивать этапы его короткой жизни, то она вся изобилует пороками не только, как христианина, но и низкими пороками общечеловеческого свойства. Многих своих друзей, которым был обязан своим положением и каким-то ещё признанием, он, просто предал, многих из самолюбия, оскорблял и унижал.  И, ещё одна страстишка "Неистового" игра в карты, взято из книги Д. Лесного, "Писатели за карточным столом":
И. С. Тургенев, один из партнёров Белинского по игре, вспоминает: «Играл он плохо, но с тою же искренностью впечатлений, с тою же страстностью, которые ему были присущи, что бы он ни делал!»
     Что не порок, то не умение подавить, умерить свою страсть. Блудные страстишки, азарт, предательство, самолюбие и самомнение, - у него, Белинского в друзьях. Какая уж тут интеллигентность.
   
     Вот, что пишет Ф.М. Достоевский о нём в письме к Н.Н. Страхову от 30 мая, 1871года:
 «Я обругал Белинского более как явление русской жизни, нежели лицо: это было самое смрадное, тупое и позорное явление русской жизни. Одно извинение - в неизбежности этого явления. И уверяю Вас, что Белинский помирился бы теперь на такой мысли: "А ведь это оттого не удалось Коммуне, что она все-таки прежде всего была французская, то есть сохраняла в себе заразу национальности. А потому надо приискать такой народ, в котором нет ни капли национальности и который способен бить, как я, по щекам свою мать (Россию)". И с пеной у рта бросился бы вновь писать поганые статьи свои, позоря Россию, отрицая великие явления ее (Пушкина), - чтоб окончательно сделать Россию вакантною нациею, способною стать (3) во главе общечеловеческого дела. Иезуитизм и ложь наших передовых двигателей он принял бы со счастьем. Но вот что еще: Вы никогда его не знали, а я знал и видел и теперь осмыслил вполне. Этот человек ругал мне Христа по-матерну, а между тем никогда он не был способен сам себя и всех двигателей всего мира сопоставить со Христом для сравнения. Он не мог заметить того, сколько в нем и в них мелкого самолюбия, злобы, нетерпения, раздражительности, подлости, а главное, самолюбия. Ругая Христа, он не сказал себе никогда: что же мы поставим вместо него, неужели себя, тогда как мы так гадки. Нет, он никогда не задумался над тем, что он сам гадок. Он был доволен собой в высшей степени…»
 
    Так что же в итоге? Вот мнение К. Полевого (брата Н. Полевого) в статье, «После кончины»:
    «… вся литературная деятельность Белинского ограничивалась критикою. Явление странное и почти прискорбное!.. Правда, что есть люди с особенным даром к критике (которую можно назвать десятою музою, порожденною новою литературою), но растратить все свое дарование на литературную критику и не дать ему отдыха ни над одним самобытным созданием в протяжение всех годов своей жизни — это явление вынужденное, насильственное и потому уже грустное. Как ни старался Белинский разнообразить свои критические статьи, перебирал старых и новых русских писателей, нападал на предрассудки и ложные учения, но не смог избежать несправедливости, многих противоречий и раздражения, необходимого при таком характере, как его. К тому же критика сделалась для него ремеслом, и часто он писал для того только, чтобы писать.
    Это было причиной, что некоторые статьи его скучны, растянуты, наполнены противоречиями. Вкус его, не изощренный ни основательным учением, ни собственными упражнениями в литературе, ни даже систематическим и разнообразным чтением, часто увлекал его в пошлости и в безобразие выражений и слога. Что останется от всей груды его критик? Несколько идей, дурно выраженных. Но это-то именно и заставляет жалеть о даровании, угнетенном и погибшем под гнетом обстоятельств. Если б Белинский был плохой и бездарный писатель, можно бы только пожелать ему вечного успокоения; но у него был прекрасный, светлый ум, благородная душа и пылкое сердце, часто увлекавшее его за пределы благоразумия и даже справедливости. Слишком поздно принявшись за книги и учение, он не мог приобрести образованности, не смирить гордого своего ума и впадал в ошибки, не имел мужества сознаваться в них».
   
     Вернёмся в начало статьи. Конечно, Торквемада, уверен, что людям нельзя доверить этот дар. Господь, вручил власть и представительство свой власти и справедливости Римской католической церкви и она, навела порядок и никакого больше пришествия Христа не надо. Господь пребудет на небесах и будет уверен, здесь на земле грешной, канцелярия во главе с папой и великим инквизитором берегут житиё стада Божия, сделав послушных - счастливыми, а грешников, отправляя в ад, прямо здесь на земле, сжигая на кострах прилюдно, не пачкая небеса.
     Что это, — диктатура обезумевшей и отошедшей от веры Бога церкви, которая сама становится богом.  Но в отличие от самой римской церкви, утопающей в роскоши и огромном влиянии на всё, Томас презирал наживу. Когда евреи предложили Изабелле, королеве Испании отступные в 300 тысяч золотом за смягчение гонений на них и королева завела об этом разговор с Томасом, последний сорвал с себя крест, сославшись на Иуду, который предал Христа за 30 серебряников. Если бы гипотетически,  Христос появился в то время, Он, бы только за индульгенции уничтожил католическую церковь и ослепил бы папу и всех кардиналов за грехи смертные. Досталось бы и Инквизитору, а ФМД и так досталось.
     Это не у Ивана нет Веры, это у Фёдора Михайловича нет Веры. Был в Оптине, встречался с Амвросием Оптинским, чудотворным святым, одним из высших старцев Оптиной пустыни. Амвросий, называет Достоевского «кающим», но видимо, на полное покаяние у ФМД не хватило сил, хотя в Оптину, он, приехал на сороковины смерти любимого сыночка Алёшеньки. .
     И вот образ Христа от Ивана, считай от Фёдора Михайловича, молчаливый, поникший, целует Инквизитора, ничему не возражает и тихо уходит. Прям, почти, как боящийся смерти бродячий философ, Га-Ноцри у Булгакова в МиМе.
     Это для неверующих Карамазовых, он такой, Но для верующего Алёши? Поцелуй Ивана? Это что-то почти бесовское. Трусость созданного ФМД священника, «а-ля» Иуды. Фёдор Михайлович, отбывший каторгу, прошедший унижения, заработавший страшную болезнь, возможно связанную со страшным испытанием, когда объявили минутную готовность смерти, а потом, меняют решение на помилование, готов прийти к Богу и никак не решится, то ли грехов своих боится, то ли Веры не может обрести. И на фоне череды покушений на Александра 2, он, не расстаётся с идеями социализма, без Бога. Но тогда остро стоял вопрос о роли Церкви. Философ Владимир Соловьёв видел в России христоцентричное общество, вершиной которого будет София, Премудрость божия. А ФМД во главе общества инквизиция, которая обеспечит все достойные блага и порядок. Мало, кто об этом сейчас говорит, да и сама церковь, готова признать или поклониться перед возможно, вынужденной инквизицией,  или сделать вид, что не замечает её.  А она уже может и появиться. А инквизитор кто? А такой праведный над нами общественный дух. Но сегодняшняя, «праведная инквизиция», она, вроде бы и не касается церкви. Но Бог в уме.
     Это сейчас хорошо понятно, но тогда это было надеждой. Господь, не должен допустить зла, Он, вмешается промыслом Своим, защитит Россию от национального безбожества.
     В жизни ФМ, грешит страшно, бес и дьявол, порой, его попутчики, он, находясь за границей, постоянно требует от жены найти денег на игру. Сдаёт душу дьяволу в аренду. «Да, когда же выпадет красное», — спрашивает он, у дьявола, — «А, Вы, милостивый сударь, поставьте,с на чёрное, да и узнаете,с».
     В отличии от Л.Н. Толстого, который не отверг Бога, но набрался дерзости и создал своего Бога и свою религию, Фёдор Михайлович, смалодушничал, хотел Веры и боялся её. Колоссы того времени, Филарет, Феофан Затворник, Старцы оптинские, не особо ввязывались в дискуссию (может только С. Саровский), а инквизиторы, рычагов не выпускали и не выпускают. А сегодняшняя церковь, поцелует или уже целует инквизицию, праведную, народную?!!!
     В итоге 2023 - 2024 годы — жесть момента. Одна, новая инквизиция патриотическая, может ли заменить другую, старую, красную и стать праведной. Общество нуждается в чистке? Возможно. У свободы должна быть сила, а у силы должен быть инструмент. А Вера?  Вера, не нуждается ни в защите, не тем более в инквизиции, по крайней мере, земной.