О моем знакомстве с Андреем Мисиным

14 июля в 11 часов дня, находясь в пресс-центре "Славянского Базара", увидел зашедшего туда Мисина, артиста такого. В свое время он произвел на меня впечатление своими песнями по телевидению. Он был из тех творческих людей, благодаря которым я иногда говорю себе: "Смотри-ка, искусство не умирает, вот снова свежестью повеяло!" Так было благодаря Сальвадору Дали, писательнице Нарбиковой, вот и Мисину был за это же благодарен. А тут — вот он, только что мимо меня прошел, с кем-то разговаривая.
Побежал я вниз, в отдел информации фестиваля, где тогда работал, взял альманах "Идиота", поинтересовался у своих женщин, как Мисина зовут и обратно — в пресс-центр. Мисин стоял с каким-то мужчиной и о чем-то с ним разговаривал негромко. Я подошел к ним, дождался паузы в разговоре и обратился к Мисину: "Андрей, я издаю здесь, в Витебске, журнал, называется "Идиот". Этот вот альманах этого журнала, в котором собраны лучшие вещи из первых 25-ти номеров. Мне нравится Ваше творчество и я хочу Вам подарить это издание как сувенир из Витебска".
Мисин тогда сразу переспросил, как называется журнал и неопределенно хмыкнул в ответ. А когда я закончил свою речь, он поблагодарил меня и сказал (как мне показалось, тогда, для проформы), что ему вообще очень нравится поэзия. В любом виде.
Вот и все. Я еще раз поблагодарил его за его творчество, он поблагодарил меня за мою благодарность, я и ушел.
А примерно через час мы неожиданно снова встретились, уже на улице, возле ратуши — я уже успел сходить по делу в свою фирму, возвращался в ГЦК, а он шел вниз по Ленина. Он обратился ко мне каким-то ненормальным образом, так как не мог иначе: имени моего он не знал, я не представился при первом нашем знакомстве:
— Не знаешь, где здесь можно кофе попить, где-нибудь недалеко?
Я крепко задумался. Удалось вспомнить подвальчик "У Старого Томаса".
— Пойдемте, я вам покажу.
— Ты знаешь, мы зашли в "Театральное", а там сидят какие-то бандиты, натуральные бандиты, по рожам видно, полный зал, и такая хмурь, точно они на поминках сидят... Так нам страшно стало и мы оттуда убежали...
Андрей окликнул девушку свою, которая ушла тем временем вперед, она подошла к нам и мы мимо ратуши пошли к "Старому Томасу". По дороге Мисин спросил, как можно посмотреть выставку Сафронова. Я объяснил (это было еще у ратуши), как пройти к музею Шагала. Упомянул памятник героям 1812 года и КГБ.
Когда подходили к Старому Томасу, Мисин спросил у меня, показывая на эмблему, висевшую на фасаде Пушкинской мастерской, что это такое. Я объяснил, что здесь находится мастерская витебского художника Александра Пушкина.

 Оказывается, сегодня годовщина — сейчас позвонил в "Курьер" и попал как раз на Люду. Сказал ей о Мисине и о Театральном.
— Значит, они собрались? Да, сегодня годовщина.
— Они там сидят — и показал, как они сидят. Голову вниз.
Когда подходили к кафе, я стал опасаться, что кафе закрыто. Улица была пустынна. Дверь была закрыта, я дернул ручку и дверь открылась. Заходим. Девушка в это время собиралась как раз уйди в подсобное помещение. Я спросил, делают ли они кофе.
— А пирожные у вас есть? — спросил Мисин. По лицу девушки мне показалось, что она не знает, кто такой Мисин. Она начала готовить кофе, а я стал откланиваться. Мисин предложил попить кофе с ними, а я решил соблюсти приличия и под предлогом того, что мне надо идти сначала пообедать, удалился. Хотя мне очень хотелось с ними побыть. Их было всего трое: Мисин и две девушки с ним. Одна — как бы его подруга, а вторая — какой-то хвост молчаливый.
Вернулся на работу. Там женщины встречали каких-то своих очень хороших старых друзей по прошлогоднему фестивалю. Пошел на свою фирму. Дверь была закрыта и я вернулся в ГЦК.
Пошел встречать Мисина. Предлог был — вести их в Музей. Они не выходили еще из кафе. Зашел сам.
— Ну, как кофе?
— Ничего. Решил-таки кофе попить? Пообедал уже?
— Да...
— Будьте добры, еще одну чашечку. Садись... — Мисин дотронулся до свободного стула, движение такое сделал, как бы подвигая стул к столу.
Я взял стул и через Мисина перетащил его к себе. Ножкой стула зацепил за карман его джинсовой куртки, висевшей на спинке его стула — вовремя это заметил и — карман не был порван. Подумал, что вот какой неаккуратный я. И еще — все-таки сумел взять себя в руки, не допустил большей оплошности, без резких движений вышел из трудной ситуации.
Девушка, которая постарше, поразговорчивее, заметила: "Так быстро Вы пообедали?"
Я соврал, что пообедал экспрессом — "обед был бутербродным". А в остальном я не врал.
Мисин, когда ратушные часы стали бить, спросил, что это за колокол?  Я отвечал, что это вообще не колокол, это запись магнитофонная и рассказал, как это у нас устроено.
А он рассказал, что бывают и деревянные колокола. Я с недоверием отнесся к такому сообщению, а он вполне серьезно стал рассказывать, что раньше на Руси не было металлических колоколов, а были колокола деревянные. И потом стал рассказывать вообще про музыкальные инструменты, сделанные из дерева, а потом рассказал, что ему где-то в Средней Азии подарили музыкальный инструмент, похожий на домру, балалайку, и сделан он из цельного куска дерева, без пустоты внутри. Звук показал, какой у этого куска дерева.
Кофе был хороший. Девушка, что его готовила, постаралась. Молодец.
Мисин и его компаньонки подождали, пока я выпью свою чашку (и пирожное предлагали съесть), я расплатился (при этом колебался — мне расплачиваться, или Мисин заплатит?). Хорошо, что я не сразу расплатился. Это хорошо получилось.
— Сколько? — переспросил я у девушки. Мне показалось, что она сказала "30000 руб." Интересно, что я был готов отдать и 30000 рублей, но на всякий случай переспросил. На самом деле оказалось, что всего 1300 руб. надо было мне заплатить. Девушка немного засуетилась, когда искала мне сдачу. Все-таки она поняла, что я не просто *** собачий. (Сейчас подумал, что писать я должен как я хочу. А вот человека из себя сделать, чтобы писалось без "хуев собачих" — это главное. И это важно. Об этом думать, эту проблему решать (и даже не эту, а проблему своего рождения. Нет, даже не проблему рождения, а космическую проблему, проблему Космоса!)
И мы вышли из кафешки.
Я предложил два варианта прохода к музею. Пошли по берегу Двины. Мисин, когда проходили мимо харчевни "Замковая", спросил, указывая на вывеску, что это такое. Я сначала сказал, что это какой-то указатель, а тут Мисин меня как-то поправил, и я тоже поправился, что, мол, "А, это же харчевня "Замковая" а никакой не указатель!"
Проходили мимо остатков собора, я рассказал про местную верблюдицу, про то, как она реагирует на пролет самолета над городом.
Прошли мимо креста. Мисин спросил, что это за крест. Вообще, большинство его вопросов было такими, что мне показалось, что он задает их, чтобы узнать что-то об истории этого города, хотя это нужно не ему, а девушка, которая вечно плелась позади нас троих — меня, Мисина и его подруги. Он еще, если ему мой ответ казался представляющим для нее интерес, обращался к ней: "Слышишь, Таня? Оказывается, это Ольга здесь крест поставила, когда первый раз здесь была."
По дороге к музею Шагала Мисин рассказал об одном клубном своем выступлении, где после его песен должна была быть дискотека. Диск-жокей пригласил всех танцевать, но никто не мог пойти и танцевать после его песен.
Слово КГБ я употребил в своей экскурсии по меньшей мере три раза: сначала, когда стояли у ратуши и я объяснял как пройти к музею, потом уже когда подходили к КГБ.
Мисин был одет в джинсовый темный, почти черный по цвету костюм. У него были длинные грязноватые волосы (патлы у него были!) и сам он уже был не молод. Он очень хороший.
Мне очень хотелось ему говорить правду. Это и есть, по моим понятиям, лучшая политика. Хотелось рассказать ему о своем восприятии его творчества. Хотелось сказать, с какой радостью я впервые услышал его песни, и как после он затерялся среди других, не менее талантливых людей и я фактически ничего не знаю о его развитии. Возможно, развития и не было. Именно это меня смущало — говорить о его творчестве, не зная его творчества могло выглядеть нелепо. И я не стал об этом говорить. Да и какого-то повода об этом говорить у меня не было. Я надеялся об этом поговорить позже. Теперь уже поздно.
Когда заходили в двери музея, пришлось мне остановиться, чтобы дождаться, когда подойдет эта тихонькая девушка черноглазая. Она помоложе второй спутницы Мисина, поменьше ростом, черные волосы. Почти все время молчала.
Мисин спросил у женщины на входе, сколько стоят билеты и заплатил: 5000 за Шагала, 5000 за Сафронова, по 10000 на человека, всего 40000 руб. Я тем временем поинтересовался мимоходом у билетерши с интонацией своего здесь человека: "А хозяйка дома здесь?" Ее, к сожалению, не оказалось.
Мои спутники, как видно было, никуда не торопились и внимательно стали знакомиться с первым, шагаловским этажом. Как оказалось, здесь было достаточно много оригинальных работ Марка Шагала, причем  обнаружил это не я сам, а Мисин. Когда мы были во втором зале, Мисин сказал, что скоро выходит его новый диск и вкладыш к нему художник сделал по мотиву одной из работ Шагала.
А в простенке между залами висела работа... Шемякина, a la Chagall. У Шемякина Андрей задержался.
Я спросил у смотрительницы, все у той же билетерши, чьи это панно на стенах. Оказывается, это копии с оригинальных работ Шагала, они сделаны немецкими художниками. Потом мы поднялись наверх.
Я некоторое время побыл вместе со своими спутниками среди картин Сафронова, а потом пошел вниз узнать, нет ли его самого в музее.
Узнал (от билетерши?), что Сафронов находится в подвале. Зашел туда. С Сафроновым сидели две дамы: одна рядом с Никасом, между ними стоял диктофон, другая — совершенно сбоку, возле дверей. Я, как положено, поздоровался, извинился (дама выключила диктофон в это время) за вторжение (вообще-то я не церемонился особенно).
— Никас, там, наверху, сейчас Андрей Мисин, может быть, Вы его знаете, музыкант из России, пришел посмотреть Ваши работы. Мне кажется, Вам будет интересно с ним познакомиться.



Мисин интересовался у Сафронова о Горбачеве. Никас объяснял, что у Горбачева, якобы, денег больших нет, собственности за границей нет — обычная зажиточная семья и сам он — очень хороший человек. Мисин поинтересовался, действительно ли Горбачев отдает себе отчет в том, что он говорит, потому что создается такое впечатление, что он несет какую-то околесицу, Никас отвечал, что да, это ему присуще, но это просто потому, что Горбачев — не политик, "он, скорее — художник", так сказал Сафронов. Он назвал Горбачева художником.


Сейчас я понял, как мы разговаривали!!!!
Мы разговаривали как мы разговариваем с Любой и со Светлой на английском языке (это когда М. говорил мне  о своем новом альбоме, о "компакте")



Остановились у валуна, что возле ГЦК, огромного валуна, разрисованного. Объяснил Андрею, что такие камушки проталкивал с севера ледник в свое время.
Он обратился к молчунье: "Слышала? Это ледник этот камень сюда дотолкал"


О Желанной задавал ему вопрос. Мол, как это — ведь очень похоже по стилю на то, что делает сам Мисин.  Нет ли здесь какого неудобства? Когда я ее слушал, я вспоминал Мисинские песни. Он согласился со мной (не особо определенно). Они встречаются иногда.

PS. Молчунья (Татьяна Анисимова) оказалась впоследствии, через несколько дней, призером Славянского базара!


1996 г.