Белый свет для рокера. Глава 3

Один религиозный лох

Пожил слегка, затем подох,

Подох он, значит, налегке,

С одним лишь шилом в рюкзаке.



Вдова взвалила труп на плечи

И в крематорий отнесла.

Общупывает шило в рюкзаке:

Эх, лучше б ты был атеистом при бабле!



– Ещё одного курса химиотерапии он не выдержит. Этот последний, затем можем предложить только поддерживающую терапию.

Переводчик с политкорректной печалью в голосе обратился к тихой паре. Те растерянно смотрели на доктора в халате приятного мятного цвета и с очками на пол лица.

В этой немецкой частной клинике врачи носили специально цветные халаты чтобы не пугать детей. Милый простенький ход, и по деньгам пустячок. А денег на эту клинику нужно было немеряно.

Каждый день пребывания их сына здесь обходился в семь тысяч евро плюс расходы на проживание Светки в приличной гостинице Мюнхена неподалеку от клиники.

Хобот готов был платить сколько угодно в обмен на надежду, хоть самую призрачную, что Мишка выживет и снова начнет улыбаться.

Он готов был влезть в любые долги и работать до изнеможения, чтобы вылечить сына, но врач был неумолим.

Нет смысла дальше мучать пятилетнего ребенка, ведь лечение не показало должную эффективность, и опухоль напрочь осела в костных тканях позвоночника.

Уже девять месяцев Хобот наблюдал за угасанием сына. В перерывах между концертами он летел в Мюнхен, покупая ради экономии билет второго класса, и с леденящим душу ужасом фиксировал как меняется Мишкино тело. Но даже когда метастаз отнял у него правый глаз, даже когда он перестал ходить и мог перемещаться только в инвалидной коляске, даже тогда Хобот все ещё надеялся. На компетентность врачей, на статистику, на чудо в конце-концов.

Сегодня все рухнуло. Сегодня он наконец поверил врачу и перестал надеяться

– Эта клиника – дерьмо! Обещают много а толку ноль! Да ещё и дерут в три шкуры. Сережа, нам нужна другая клиника. Я сейчас же начну искать новую а ты позаботишься о трансфере и оплате.

В довольно неуютной комнате ожидания они были одни. Светка взволнованно ходила по комнате, заламывая пальцы и похрустывая суставами. Ее красивое лицо было багровым от гнева, а в глазах блестели слезы.

Светка - боец! Она никогда не смирится с тем, что Мишка умрет. Но у нее вообще довольно простые взаимоотношения со смертью. Иными словами – они ещё не сформировались.

Так сложилось, что за всю свою недолгую двадцативосьмилетнюю жизнь Светка не похоронила ни одного близкого родственника, даже любимую бабулю.

И родители, и бабушки-дедушки у нее все ещё были живы и бодро топтали эту землю. А это значит смерти нет, и вообще неправда что можно взять и просто так умереть. Она будет жить вечно и любимые люди никогда ее не оставят.

А ещё у Светки были очень простые взаимоотношения с деньгами. Тут действительно все было очень просто: деньги она любила и уважала, но она никогда не заработала за всю свою жизнь ни копейки и не планировала когда-либо этим заниматься. Зачем? Ведь у нее был ее любимый Сережа, и этого было достаточно.

Хобот был непротив. То, что ему давала Светка, было гораздо ценнее денег, а деньги – они как вода, сегодня их больше, завтра их уже меньше, а послезавтра снова больше.

Зато Светка знала его настоящего, какой он может быть на самом деле. Злой двойник с выбеленным лицом и красной раной вместо рта ее не привлекал, и это откровение стоило всего запаса бабла в мире.

Но сейчас, в этом гулком зале с неудобными креслами, он не ощущал с ней никакой ментальной связи и не знал что ей вообще ещё можно сказать кроме непритятной правды:

– Курс терапии ещё не закончен, у нас осталось в этой клинике ещё две недели. Может произойдет чудо, и опухоль отзовётся на лечение. А если и этот курс не поможет, мы заберем его отсюда. Домой или в какую-нибудь другую клинику, если тебе так хочется, но ты должна наконец осознать: мы заберем его умирать.

Вечером Хобот вышел из клиники прогуляться по Мюнхену. Весь день они с женой продежурили у постели сына, и уже вечером он малодушно покинул пост, не выдерживая однообразного томительного сидения у кровати с постоянно впадавшим в сон тяжело больным ребенком.

Хобот сел в метро и доехал до центра города. Ему нравился вечерний Мюнхен, когда Мариенплац очищался от толп туристов, и можно было быстрым шагом пробежаться, по узким улочкам.

Вдали виднелась громада двухглавого собора. Две башни с круглыми куполами надвисали нал городом, и Хоботу на секунду показалось, что они падают прямо на него.

Он прошёлся по площади навстречу помпезному зданию, остановился у портала и прислушался: шло вечернее богослужение, изнутри раздавалась органная музыка. Хобот пожал плечами и резко зашагал прочь. Он поровнялся со столбом со стоящей на нем Девой Марией и кинул злой взгляд на позолоченную статую:

– Грёбаный истукан, верни мне сына!

Строгое безмолвие Девы Марии раззадорило рокера. Он собрал во рту порцию слюны для смачного плевка и оглянулся по сторонам.

Пара похожих на площади как раз шли к столбу, с явным намерением осмотреть достопримечательность. Хобот сглотнул слюну, втянул голову в плечи и зашагал как можно быстрее к станции метро.