Кому и для чего нужен Мёд поэзии?

1. Вводные процедуры

Во время очередного платоновского диалога, некто Кебет по наводящим вопросам доказал теорему Пифагора. Самому  Сократу он доказал нечто большее: Мы не ищем знаний от познания, забрать их у памяти – вот наша задача! Иными словами, все знания заложен в нас уже с рождения, затем подзабыты, но их можно ПРИПОМНИТЬ (скажем, при помощи наводящих вопросов). Платон так и назвал такое положение дел – Припоминание (а по-нашему, «Анамнесис»).
Сейчас мы расскажем о припоминании, а в альтернативном продолжении – о неких исходных, не приобретенных знаниях. Этот, альтернативный, рассказ напрямую связан с одной из основных тем нашего расследования: в чем смысл и назначения знания и/ли информации (1).

ЧТО такое Познание? всё, что мы можем сказать: познание познанию рознь. Я непристойно сомневаюсь в том, что можно заставить нормального человека «припомнить» теорию Дарвина, теорию относительности Маркса, хе-хе, или психоанализ Фрейда. А какие могут быть здесь «наводящие вопросы»?. Наводящие ужас вопросы...

Во-первых, познание мира. Освоение некоторых инструкций и правил действия – вот и всё это познание!

Что касается познания Бога, то... во-первых, в этой сфере у вопросов вообще нет ответов. То есть, ответ один: ВЕРУЮ! – без и вне всякого познания. Во-вторых, так называемое «Богопознание» в высшей степени опасно и, как правило, чревато психическими травмами плюс ересями.

Вообще говоря, мы склонны комбинировать Заповедь Христа с законом Сократа – причем, комбинировать задом наперед: «Познай Бога и возлюби самого себя!». Остается  добавить еще одну, так сказать, «заповедь Познера»: «Осуди ближнего и Господа своего!» – и у нас готовый фотопортрет из серии «Разыскивается европейский либерал-гуманист». Или, на словах, «Кредо Совести нации»...

Есть и еще одна когнитивная схема – самопознание.
Порою нам свойственны и оно: бывает, отчибучим что-нибудь, а потом смотрим и думаем: «Ай да Жорик! ай да сукин сын!» Но если на самом деле, и серьезно, самопознание состоит в следующих пунктах (но не сводится к ним): (1) видет, не замазывая, свои грехи; (2) тренировать волю (зарядка, пост и молитва); (3) практиковать подвиг: а на что я способен, кроме рутинной лабуды, то есть, на предельном напряжении физических и духовных сил?

Наверное, это не теория, а практика. В принципе, самопознание и есть практика, а не теория. Так или иначе, ниже я постараюсь показать, что именно самопознание тесно, даже нераздельно, связано с припоминанием! Узнавая что-нибудь новое, мы лучше узнаем и самих себя. Скажем, я узнаю себя в мифах разных народов, в исторических летописях и даже в путевых заметках путешественнков прошлого...


_____________
(1) Догоны – это народ, который издревле тщательно хранит (в виде наскальных рисунков и мифических преданий, вот уже много столетий, причем, в устном виде – за неимением письменных) источников некую информацию. Информация эта сколь невероятна, столь и совершенно бесполезна для племени, живущего в полупустынях Сахеля (Мали) первобытно-общинным способом. Итак, жрецы и посвященные догонов не только тщательно охраняют пещеру с изображениями звезд, но и ПРИПОМИНАЮТ, с каждым следующим поколением, «лишние», но священные данные. Благодаря этому, возможно, обитая где-то на краю ойкумены – между британской и французской Африкой, между джунглями и пустыней – догоны чувствуют свою причастность, осознают свою суверенность, и не страшатся своего пути!


2. Заброшка-метафора

С детства я обожал бродить по заброшкам (уж не знаю, почему). Однажды, пополудни, я залез в какой-то двухэтажный особнячок на окраине города. Дом был заброшен очень давно (2) – «он еще не был построен, как его забросили», сказал я себе. Однако кое-где стояла мебель, а в углу пылился граммофон. На выщербленых стенах я заметил пару портретов каких-то мужчин в шляпе и с трубой, парочку дагерротипов бальзаковского возраста (и, наверное, ровесниц Бальзака)... между шкафом и чудом уцелевшим «Зингером» громоздилась вешалка, старомодная и высоченная. А на ней висело нечто, что в те назапамятные годы называли, кажется, словом «салоп». Салоп этот возник неожиданно, и как-то сразу напугал меня. Но потом я испугался по-настоящему.

Я зачем-то приподнял тяжелый пыльный рукав салопа... Там, за ним, белели чьи-то глаза! Некто незаметно притаился между шкафом и вешалкой, и таращился на меня, из полумрака. Я сразу отдернул руку. Призрак скрылся. Стало еще тише, но сердце колотилось как бешеное! не знаю, сколько ударов оно пробило, прежде чем я понял, со стены на меня глазела не чья-та тень, а мое собственное отражение. Зеркало, которое чудом уцелело, даже не заплыло и не запылилось...

Вот так, неожиданно, во всеми богами и музами забытом месте, я встретил самого себя. «Не ахти, - скажете вы, - метафора»? А подумайте еще разок! Можете вспомнить о Гёте: ведь ему довелось, по пути в Париж, увидеть САМОГО СЕБЯ! – «этот господин, который стоял на остановке, был похож на меня как две капли воды, и был к тому же одет точь-в-точь как я». Подумать только, ведь Гёте развернулся с полдороги, и даже не побывал в Париже: диббук оказался для него чем-то решающим.
Зато... вот так встреча! или не встреча?..
Вы спросите, а зачем я так затянул свой рассказ? Дело в том, что ниже я буду погружаться в мифическое пространство, так что заброшенный дом, вешалка и зеркало в нем станут не только метафорами, но и припоминанием. Не буду загадывать, но возможно, вернется даже салоп!..

_________________
(2) Когда я учился в средних классах школы, один паренек из старших классов (и неблагополучной семьи) так описал свое понимание формулы «до нашей эры»: Это, сказал он, те времена, которые были до нашего рождения. Такая интерпретация вызвала скандал на родительском собрании. Хотя, признаться, звучала она довольно естественно. Лет через пять после окончания школы (уже в сер. 90-х), я, к слову (и спьяну) рассказал об этом случае одному таксисту. Чувак был, вроде, неглуп, но... он «не понял, где смеяться», и ждал продолжения истории! Дикое толкование фразы «до нашей эры», которое в сер. 80-х шокировало всю нашу школы, через десять уже даже не рассмешило «публику», в лице таксиста средних лет.



3. Прото-Эдда, или Просто, Эдда

Однако, как говорил Джон Уилкс Бут, вступление затянулось – пора кончать!

Итак, приглашаю к экранам всех тех, кто обожает это занятие – путешествовать по тексту! Всякий путешественник есть первопроходец! – неважно, сколько раз здесь бывали до него другие люди. маршрут известен и построен, но... помимо маршрута, путь-дорога представляет из себя еще и немало предметов, субъектов и случаев, которые возникают неепредсказуемо и нерегулярно. А потому каждый маршрут может стать первым. Или последним...

Перед моими глазами проходят несколько сцен.

Дитя бактрийских равнин, возмужавший в Черных Песках Туркестана, пылью треплет отряд казаков, которые пробираются от арыка к арыку, сцепив челюсти шинелью.

Толпа раскольников, словно клочки паствы, расчищают тайгу под посевы, и, чуть собрав урожай, трогаются в дальнейший путь... далёкий путь.

Пол-легиона конкистадоров, прорезав беспокойный океан, берут в оборот целый континент с громадьём джунглей, строений и условных инопланетян.

Группа рыбаков бредет-продирается с приполярного, леденящего, моря, и силятся определить, где уже тундра, а где еще торосы...

Что общего у всех этих сцен?

Немногое. Почти ничего.

Ничего, кроме одного: если представить себе воображение в качестве скалолаза, то все эти сцены для него – как неподъемные вершины, которые ему предстоит взять! А еще они суть часть одного путешествия, в которое я готов сейчас пуститься.

Это путешествие по книге. На сей раз, перед нами священная книга Ультима Тулэ. Ее принято называть «Младшей Эддой», чтобы подчеркнуть и различие от Эдды Старшей, и сходство с ней. Хотя не очень понятно, почему «МЛАДШАЯ» именно Младшая Эдда. Кто-то называет две Эдды, соответственно, поэтической и прозаической – однако, как ни крути, именно прозаическая Младшая Эдда уделяет поэзии особое, даже уникальное, внимание – больше, чем в «поэтической» Эдде, да и в ЛЮБОМ ДРУГОМ памятнике всемирной литературы!

Впрочем, на книги правило майорат не распространяется. И никакого отношения оно ,не имеет к нашему путешествию, тем паче, нашему поиску. А ищем мы нечто, что имеет ключевое значение для мышления, воображения, языка, и, вообще, красоты и смысла.

Это и есть «Мёд поэзии».
он дает поэзию человеку, и придает миру поэзию.

продолжение: http://proza.ru/2024/08/19/674