Путешествие принца Людвига - 8

Невынужденные ошибки и случайности
 
Итак, в то время пока двор Анны Леопольдовны и её мужа генералиссимуса отмечал семейные даты рождения и именины, Антон Ульрих с принцем Людвигом днем проверяли выучку гвардейских полков, а вечером запускали фейерверки и танцевали с Елизаветой Петровной, сама цесаревна, оказывается,  плела заговор. Причем заговор с участием двух послов на то время недружественных России стран – Франции и Швеции. После начала военных действий шведский посланник, естественно, покинул Санкт-Петербург, поэтому де Шетарди остался «за старшего». Причем, судя по текстам дипломатической переписки, заговор уже приобретал практические очертания: согласовывались условия, обозначались уступки и преференции, распределялись роли участников и т.д. и т.п. Однако надо было торопиться…
В тексте приведенной выше от августа 1741 года депеши Шетарди обращает на себя одна мысль, якобы высказанная Елизаветой: «… что в случае дальнейшего промедления шведов, надобно будет опасаться, что умы будут не так расположены и что тем более важно предупредить такую крайность, что нынешнее правительство (России) не щадит ни обещаний, ни наград для приобретения себе приверженцев и для приглашения то тех, то других явить, при случае, доказательства своего усердия к особе царя (Иоанна Антоновича)». Елизавета явно дает понять, что следует «предупредить крайность» того, что круг её сторонников, если таковые действительно были, среди правительственных сановников и военных начальников вскоре сильно сузится из-за довольно прагматичных  действий  правительства. А оно, видимо, действительно не щадило «ни обещаний, ни наград для приобретения себе приверженцев».

Подавляющее число исследователей "идейную" основу елизаветинского переворота видят в желании сторонников цесаревны избавить власть от засилья немцев и прочих иностранцев, попавших в оную при прежних правлениях, а также при потворстве брауншвейгцев. Якобы Брауншвейгское семейство отгородилось от «народа» плотным кольцом доставшихся ей по наследству от тётки – императрицы Анны Иоанновны – курляндских и лифляндских баронов, понаехавших и уже втиснувшихся во власть «немцев», да вот еще и принц Людвиг зачем-то пожаловал. А если бы под нажимом «немецкой партии» в правительстве реализовался проект женить брата Ульриха Брауншвейгского на Елизавете, то и вовсе не видать «дщери» Петра I российской короны.
Но вот если рассудить здраво, располагая, что называется, поименными списками высших сановников и военных чинов империи на август 1741 года, то так ли явно засилье этих самых "немцев"?
Разобраться в этом следует до того, как цепь последующих подготовленных, а то и просто случайных, событий, невынужденных ошибок правящего семейства приведет нас в казармы Преображенского полка в ночь переворота.  Кстати, о Преображенском полке…  Его командиром до отставки с поста главы Военной коллегии был сам фельдмаршал Миних. Отставка заслуженного военноначальника и администратора, не выдержавшего мелких стычек с новоявленным  генералиссимусом Антоном Ульрихом, оставила Преображенский полк без уважаемого гвардейцами командира. Не это ли позволило «соратникам» Елизаветы  подготовить в  полку «почву» для анти-немецких настроений, а в нужный момент поднять его на фактический бунт? Вот одно из «случайных» событий в цепи просчетов и ошибок, приведших Брауншвейгское семейство к фактической гибели.
Однако вернемся  к вопросу, насколько  "онемечились" правительственные круги за год правления Иоанна Антоновича? Оказывается, этого вовсе не произошло! Согласно данным серьезных историков в 1740 году, накануне занятия Брауншвейг-Романовыми российского трона чиновники из «немцев» занимали 13% ответственных позиций в центральных административных органах. При царе-малютке ничего кардинально не поменялось. Сместивший регента Бирона фельдмаршал Миних в начале 1741 года сам был вынужден уйти в отставку. Его место президента Военной коллегии занял отец императора Антон Ульрих.
Архивные материалы коллегии свидетельствуют, что его императорское высочество пытался добросовестно исполнять обязанности воинского начальника. Но то, что ему не хватало ни характера, ни опыта было заметно даже иностранным поверенным. Английский посол Финч докладывал: генералиссимус храбр, честен, прилежен, но не обладает «опытностью в делах», хотя имеет «достоинство в манерах». Замучившись разбирать мелкие жалобы военных чинов друг на друга и гражданских лиц на военных, Антон Ульрих ввел порядок, чтобы офицеры не направляли своих прошений на его имя, а сначала обращались «по команде» - к командирам полков. Введенный им порядок, кстати, сохранился в русской армии на долгие десятилетия.
Военное строительство нуждалось в строительстве фактическом: требовалось ремонтировать обветшавшие укрепления, строить новые казармы и т.д. Антон Ульрих с немецким простодушием отдал приказ использовать  на работах нижних чинов полков, расквартированных в столице - т.е. гвардейских. Со времен правления Петра I произошло невиданное: гвардейцы, как обычные мастеровые, стали таскать кирпичи, забивать гвозди, штукатурить и белить!  Это уже никак не укладывалось в сложившийся за прошедшее после смерти Петра годы стереотип гвардейской парадной службы. Конечно же, это была ещё одна невынужденная ошибка Антона Ульриха.
Правительница за год своего регентства была вынуждена решать и кадровые вопросы. Естественно, подобные решения готовились кабинетом министров от имени императора, но Анна Леопольдовна, как регентша при царственном малютке, их подписывала. Так вот какую же "кадровую политику" проводил «немецкий» Кабинет министров? Указом императора президентом Ревизион-коллегии, т.е. главным аудитором, был назначен вполне русский подданный – некто Н.С. Кречетников. Камер-коллегию, заведовавшую казенными сборами и государственным имуществом, возглавил и еще длительное время ею руководил Г.М. Кисловский – двоюродный дядя тогда еще младенца Григория Потемкина.  Из назначенных в это время трёх вице-президентов коллегий только один был из немцев, да и тот давно служил российской короне.
Командование гвардией было заменено лишь в связи с отстранением Бирона: вместо его арестованного брата командовать Измайловским полком стал генерал Людвиг Гессен-Гомбургский – муж близкой к Елизавете княгини Анастасии Трубецкой–Кантемир.  Это была еще одна кадровая ошибка.
Остались на своих местах и региональные власти - при новых назначениях на губернаторство приоритет и вовсе отдавался русским администраторам: ими были все шесть новых губернаторов, а главнокомандующим на Украине (главным администратором этой части империи) стал И.И. Бибиков.
Также вовсе не соответствует действительности, что при брауншвейгцах столицу империи заполонили понаехавшие иностранцы. Число жителей Санкт-Петербурга к сороковым годам  XVIII
века составляло семьдесят тысяч человек. При этом доля иностранных граждан, включая мастеровых, купцов, деятелей науки и искусства, а также военных не превышала вполне допустимых десяти процентов.
Вообще, если обозревать научную и общественную жизнь страны, то в правление брауншвейгцев произошли некоторые значимые события. Именно летом 1741 года в Санкт-Петербург «из Германии туманной привез учености плоды» М.В. Ломоносов. В июне месяце он явился в канцелярию Академии наук с требованием определить его на приличествующее его квалификации место.
В конце 1740 года закончилась беспрецедентная по тем временам научная экспедиция. Из далекого Березова – места ссылки политзаключенных  (того же князя Меншикова), – вернулись ученые Н. Дедиль и Т. Кенигсфельд, наблюдавшие редкое астрономическое явление - прохождение Меркурия перед солнечным диском. Именно в 1741 году состоялся заключительный этап Камчатской экспедиции В. Беренга. Сам командор умер в декабре того же года на необитаемом острове, но вот его заместитель, капитан Чириков, смог 15 июля открыть западный берег Аляски.
Михаил Ломоносов был не только ученым, но и известным пиитом того времени.
Ко дню рождения малютки-императора он – причем, скорее, по собственной инициативе, а не на заказ, - сочинил оду с такими строками:
«От теплых уж брегов азийских
Вселенной часть до вод Балтийских
В объятьи вашем вся лежит,
Лишь только перстик ваш погнется,
Народ  бесчислен вдруг сберется,
Готов идти куда велит».

Таким образом, государственное строительство и прочие сферы жизни страны вполне себе развивались по инерции, без особо назойливого иностранного влияния. Но в историческом процессе,и  как это особенно чувствительно в России, не обошлось без личностного фактора. Здоровье малютки-царя не справилось с торжествами по случаю его годовалого юбилея. Его императорское величество Иоанн Антонович, император всероссийский и прочая, и прочая вдруг захворал.   
И опять в исторический процесс вмешивается ничем доселе не примечательная личность. Не примечательная для историков, но никак не для Анны Леопольдовны. Оберегавший во времена её юности счастливые минуты свиданий с графом Линаром, малоизвестный в узких придворных кругах Иван Брылкин вдруг становится обер-прокурором Сената…