Молоко в ладонях Глава 12

               
   ГЛУБОКАЯ ДРУЖБА

   Незнакомый мальчишка, по возрасту вполне годившийся в сверстники Юрию, вдруг обернулся и пристально посмотрел на него, слегка покачивая головой. Округлое, по-детски немного наивное и невинное, выражение лица со свойственной, натянутой улыбкой, говорило о многом. Старшему брату приходилось однажды встречаться с таким же подростком, от природы унаследовавшим болезнь слабоумия и постоянно бегавшим с ватагой ребят, ничуть не осознавая свою ущербность или неспособность быть, как и все. С раннего детства Юрке довелось узнать многие особенности поведения этих особых людей, их привычки, свойственные недоразвитию психики и расстройству интеллекта. Веня, так звали его сверстника, всегда выделялся среди прочих, отличаясь своей доверчивой искренностью и простотой. Тот безобидный мальчишка остался в его детстве и памяти. Он исчез внезапно и почти никто из ребят не заметил его отсутствия. Веню не воспринимали всерьез, от того и не заметили пропажи. Юрка первым почувствовал тогда, что в их компании что-то не так. Хватились, а Вени нет с ними. Олигофрен, человек больной, страдающий умственной отсталостью, и ему нужен обязательно соответствующий уход и присмотр со стороны взрослых людей. После смерти бабушки, единственного человека, заботящегося о внуке, неспособного правильно воспринять одиночество, Веню, сразу же забрали какие-то люди, прибывшие на белой машине, с красным крестом на дверцах. Больше юродивого никто не видел.
     -  Ты кто? - серьезно спросил Юрка, подойдя ближе и строго глядя на незнакомца.
     -  Он говорит, что нам еду принес, - опередив всех, тут же сообщила приятную новость Ника. - А еще он спрашивал, почему у Маши не растут рога и хвост? А Маша ему сказала, чтобы он у себя хвост поискал.
     -  Я Мишка, а тут еда вот вам. Только половину мне отсыпьте, мне дома тоже надо, - ответил местный мальчишка.
     -  Тебя кто послал? И что там в мешке, покажи?..
   Мишка тут же присел и стал открывать мешок, как оказалось, на половину набитый опилками.
     -  Во, дурак! – сразу же вырвалось у Марии. - Смотри, Юрка, он опилки принес. Они, что здесь опилками питаются. Гони его, он издевается; про какие-то рога и хвосты интересуется, ненормальный!
     -  Погоди, Маша, не шуми. Пусть сам и скажет; кто его прислал и зачем?
   Мишка удивленно захлопал глазами и показывая пальцем на мешок, заговорил, быстро, словно чувствуя за собой вину.
     -  Меня прислал Биряй с лесопилки и сказал, чтобы немцам отнес, они голодные.
     -  Ну тогда все понятно, про хвосты с рогами можно и не спрашивать. Ступай-ка ты домой, добрый человек, и мешок с собой забирай; нам отсыпать не надо. Мы такое не едим.
   Мишка заулыбался в ответ на добрую реакцию хозяина и довольный, взвалив мешок на спину побрел к своему дому. А в уме думал себе: «Не хотят такое есть, тогда я им рыбу принесу. Биряй говорил, что немцы голодные, а они все мне отдали, себе не оставили».
   Зимой Мишка обычно не рыбачил, уж больно толстый лед на озере намерзал, но как рыбу в холода ловить, хорошо знал и снасти сам делал. А то по первости бывало нацепит какую блестку с крючком и дергает за нее сквозь прорубь во льду. Больших и малых окуней ловил, а вот хитрая щука пока еще не попадалась. Пока зима в свои права полностью не вступила и лед у старой ольхи, где родники в зелени травы утопали, не толстый был, отправился Мишка следующим утром на зимнюю рыбалку: «Как не идти, просит душа, спать не дает, когда девчата маленькие голодные совсем, да, к тому еще, в старом амбаре живут; Биряй знает, он же говорил. Ну а что хвостов с рогами не заметил, так это хорошо, может и не вырастут вовсе. Это, наверное, только у взрослых или плохих немцев они бывают». – рассуждал он дорогой.
   Холодно с утра, а до озера с полчаса ходу; ускорил шаг, согреваться стал. На Мишке толстый, старый тулуп, засаленный правда весь, с дырами и грубыми пятнами от костра, теплый, однако; не захотел он его на старую фуфайку брата менять. Сегодня он в самый раз; долго сидеть придется, много окуней хотелось Мишке поймать. Был у него кусочек жмыха, что мамка на день дала; решил рыбам скормить, пользы куда больше может быть. Только бы рыба сегодня к проруби подошла, услышала его просьбу.

   Первый Юркин рабочий день почти полностью ушел на расчистку снега вокруг тракторов и внешнему осмотру поломанных машин. Из слесарных, грубых инструментов, ему пока ничто не пригодилось. Лопата и метла; вот и все, чем ему пришлось на славу поработать. Специальных знаний по моторам у Юрки, конечно, не было, а вот с ходовой частью он с легкостью разобрался сам, попросту используя метод сравнения одной машины с другой. Таким образом выявилось отсутствие некоторых деталей от гусеничного трака, которые при умении легко мог изготовить любой деревенский кузнец или, в крайнем случае Капустин, мог попытаться отыскать их в районе, где-нибудь на складах, где могла стоять поломанная техника.
   Домой Юрка пришел лишь к вечеру, но еще засветло. За долгий день он ничего не съел, просто карманы были пусты, а жидкий бульон от супа, который еще при наличии остатков крупы, могла сварить Маша, с собой не возьмешь. Он устало присел к печи, чтобы согреться. В амбаре было тепло натоплено, девочки занимались с братом, а Мария готовила немного картофельных лепешек из шкурок, случайно найденных Верой и Таней на обочине у одного из домов. Им никто не помешал их собрать. Это была удачная находка и в предвкушении вкусного ужина, вертлявые, довольные собой сестры, то и дело подскакивали к Маше, чтобы потянуть носом дразнящий запах. Потом девчонки собрались и быстро выбежали наружу, где как выяснилось немного спустя, их вновь ждал сюрприз.
     -  Смотри, Ника! – указала вдруг пальцем Вера, на приближавшегося к ним издали человека. - Зови Юрку скорей!.. Это тот же дядька с мешком!
   Ника стремглав побежала к амбару. С вытаращенными глазами она тут же громко сообщила:
     -  Вон, там, этот странный пацан опять к нам с мешком идет!
   Вышел Юрка, брови сдвинул, а Мишка к нему навстречу, в руках мешок, а за поясом топор торчит; улыбается, радость у него, первый раз он большую щуку вытащил.
     -  Берите, - говорит, - для вас поймал, ее есть можно, я знаю, – Мишка опустил мешок и из него на снег выпала толстая, почти метровая щука, стылая, но не совсем еще околевшая.
   Первый раз видела Ника такую длинную рыбу, с большими, острыми зубами, но она была уже не живая и ей стало жаль ее.
      -  Юра, а зачем он ее принес? Она совсем теперь замерзнет, в воде же теплее плавать? – Взволнованно, с грустью сказала она. Все дружно обступили Мишку и стали смотреть на конопатую рыбину. Вера с Таней, стоя немного в сторонке, боялись подойти ближе, их пугали ее стеклянные, холодные глаза.
      -  Мне рыбу тоже жалко, но я просил, долго ждал, замерзли руки, и она приплыла, а окунь не захотел. Я и его тоже подманивал…
   Юрка из благодарности позвал Мишку погреться у их печки. И Мишка заметил, что строгая Маша уже не смотрела на него сердито, а даже улыбнулась, когда он с блаженством грел окоченевшие ладошки.
     -  А ты приходи к нам вечером, мы сварим уху из твоей рыбы. Правда у нас даже кастрюли нет, только маленький котелок, - добродушно пригласил хозяин Мишку.
     -  Есть у меня, я сейчас схожу, принесу! - радостно воскликнул гость и не дожидаясь ответа быстро побежал в деревню, только его и видели.
   Вечер удался и уха получилась вкусная, к тому же еще с тремя картофельными лепешками. Добродушный, но немного со странностями, новый знакомый, всем понравился. Из всех жителей деревни, с кем Юрка успел познакомиться, Мишка оказался единственным, кто приметил их нужду и не прошел мимо, не унес щуку домой, ведь у него тоже была семья. В его открытой душе жила та самая простота, чистая любовь ребенка, исходящая от сердца, она не была и не могла быть тронута равнодушным чувством личного блага, чуждого состраданию и сочувствию. Эта простота так разнилась с обыденной, нормальной для всех прочих, озабоченных нуждой людей, что не принималась и отвергалась ими. Но она жила в каждом, будучи, однако, забытой.
   Первые, серьезные морозы ударили с конца ноября и даже при топившейся целыми днями печи, в амбаре ощущалась прохлада. Дрова стали понемногу заканчиваться и пока старший брат трудился над восстановлением сломанного трактора, пропадая до вечера на работе, Маша с Никой, погожим утром, отправились в ближнюю балку за хворостом. В лесу снега много, стало труднее искать сухие ветки, а те, что ранее просто лежали на траве, замело и они исчезли под белым покрывалом. Преодолевать сугробы, стоило многих сил. В старой и местами прохудившейся обуви, мерзли ноги, стыли руки в намокших варежках, поэтому, наломав совсем немного сучьев, сестры быстро возвращались, чтобы погреться и успеть сходить хотя бы еще разок. Ника иногда менялась с Таней, а Вера, как старшая, всегда оставалась следить за малышом. Понемногу кучка хвороста росла, но по вечерам, когда старший брат рубил Мишкиным топором ветви, кучка быстро таяла и с утра нужно было вновь отправляться за дровами. В заботах о поддержании огня в печи, требовалось много напряжения и времени. Маша уставала, и часто вспоминая маму, плакала навзрыд, прячась за стогом, чтобы не волновать младших сестер и братика, который улучив удобный момент, убегал от всех и прятался в стогу; он помнил, что там ему было теплее.
   Однажды, печь погасла совсем; Маша с Никой ушли за хворостом, а Вера и Таня, заигравшись, забыли вовремя подбросить в нее дрова, разжечь вновь так потом и не сумели. Ваня скоро замерз и убежал в стог греться, но и там было холодно, однако он до поры терпел. Девочки и не заметили, как малыш вернулся, и пошел снова к печке. Когда угли в топке уже совсем остыли, но хранили еще какое-то время живое тепло, Ванька улучил момент и, отворив настежь дверцу, забрался ручками в золу. Он млел от ощущения уюта, разливавшегося благостным эликсиром по всему телу. Внутри печи оказалось куда теплее и приятнее. Малыш с удовольствием сунул замерзшие пальчики еще глубже в кучку мягкой, пушистой золы. Отогрев их, он решил погреть и ножки, им тоже было холодно, и он стал подгребать золу к ножкам. Тепла хватало чтобы согреться и долго хранить улыбку на довольном лице. Вываливаясь наружу, зола запылила, плотно обволакивая Ваню едкой и липкой сажей. Хватаясь руками за нос и рот, он тут же отбежал в сторону, чтобы отдышаться, но едкая сажа лезла в глаза и щипала их. Он заплакал и вышел из амбара. Увидев ужасающе грязного братика, который плача чихал и тер глаза вымазанными в саже ладошками, девочки ужаснулись и тут же принялись очищать его лицо снегом. От чего он закричал еще громче и еще пуще замерз. Ничего не оставалось, как спрятаться всем в пещере стога и прикрыв за собой мягкие соломенные двери, попытаться согреться втроем, крепко обнявшись вместе.
 
   С рассветом, Сашка, как и обещал Марте, отправился в лес за дровами. Прихватив легкие санки, когда-то добротно сделанные хозяином и, примотав к ним проволокой топор, бойко двинулся в путь. Однако, в дальний лес, что у подножья тайги раскинулся, являясь по сути ее началом, идти не хотелось – далековато; решил поискать хворост в балке, до которой почти вдвое ближе. Мороз особенно не донимал и, намереваясь еще до полудня управиться с делами, Сашке хотелось исполнить желание председателя и зарегистрировать, наконец, свое законное проживание у тетки.
   Расположив сани у верхней кромки лесистой балки, где вершины высоких, голых берез, в резком падении, словно сорвавшись с кручи, бросались к низу распадка, Сашка осторожно спустился в заснеженный лог. Усмотрев две сухие валежины, принялся их высвобождать, чтобы не без усилий попытаться подтянуть стволы к санкам; этого ему хватит, а в самый низ спускаться не хотелось. Зачем?.. Да и снегу там куда больше навалило, не пробиться. Шустро вытянув тяжелые ветки упавших деревьев наверх, Сашка решил передохнуть и оглядеться; нравилось ему с высоты обрыва на пойму реки смотреть. Забитая вдоль берега желтым, сухим камышом, небольшая по ширине, но глубокая и, местами, коварная Камысла, извиваясь подобно маленькой и юркой змейке, прятала свое невидимое изголовье далеко впереди, за белым, слившимся с горизонтом, холмом. Река разливалась лишь весной, становясь полноводной и заполняя плавным течением вод все прибрежные овраги. Заходила и в балку вода, но то случалось редко, лишь при таянии обильных снегов. С приходом теплой, летней поры, она теряла силу, ограничиваясь отведенным природой руслом и никогда, вплоть до следующей весны, из берегов не выходила. А зимой и вовсе; пряталась под снегом так ловко, что лишь благодаря сухой гриве камыша и можно было угадать проложенный ею оптимальный путь. Но Сашке, пока что, знакомо было лишь ее осеннее коварство, а до знакомства с весенними нравами реки предстояло прожить морозную, студеную зиму, когда о реке и вовсе никто не вспоминает. Пусть, как и все, ждет весны и кутает себя снегами, дабы не промерзнуть до самого дна.
   И тут, вдруг, отчетливо и различимо, Сашка заметил недалеко от русла реки двух людей. Они плавно перемещались в направлении поселка и, как ему казалось, волокли за собой длинную хворостину: «Странно, - подумалось ему, - со слов Марты, из сельчан в зиму заготовкой дров мало кто занимается; на то есть лето.  Кто бы это мог быть? Надо спуститься, может помощь нужна? Уж больно медленно незадачливые дровосеки передвигаются».
   Долго не думая, Сашка направился наперерез. Подойдя ближе, остановился. Две укутанные платками девчонки, упорно волокли большую, разлапистую ветвь сухого дерева. Заметив его, остановились и переглянулись. Сашка пошел навстречу, чтобы предложить свою помощь. Без лишних слов было понятно, что непосильный труд дается им тяжело. Его разгоряченное работой, румяное от мороза лицо, было открыто и, скоро приблизившись, он шутливо обратился:
     -  Ну и кто же здесь вырубкой леса занимается!?.. Что молчите, браконьеры!?
   Никак не ждал Сашка такого оборота дела. Сам он, конечно же, по одним глазам, укутанных в платки девчонок, узнать не мог, а вот они его, признали сразу. С криком:
     -  Сашка!.. Маша, это же Сашка!.. – Ника бросилась навстречу парню, который упав на колени и сдвинув с ее лица платок, узнал в малышке ту самую девочку с поезда, матери которой он сулил непременную встречу. И вот она произошла. Обнимая Сашку за шею, девочка со слезами причитала:
     - Маша!.. Машенька!.. Я знала, я же говорила, что он нас найдет!
   Подошла Мария и, сдвинув с лица платок, удивленно улыбнулась:
     -  Ты почему здесь, Сашка!?.. Как ты нас нашел?
   Превеликим восторгом и счастьем засияли глаза Ники, и прозрачные, соленые слезинки долго струились, сбегая по розовым от мороза щекам, обдуваемые ветром перемен, с которыми в ее детскую душу вновь воротился, Сашка. Теперь она знала, что никогда больше он не потеряется, он теперь для нее, как мама и папа, как они вместе… И, наверное, все это сделала счастливая Сашина монетка, которую она хранила при себе. Словно добрый талисман, она помогла им встретиться вновь.
     -  А где же вы живете и с кем? – спросил с интересом Сашка.
     -  Мы в стогу жили, а теперь в нашем амбаре есть печка. Мы туда недавно переселились. Но в стогу даже было немного теплее, чем в сарае; в нем дует и крысы по ночам пищат.
     -  В каком это стогу? – недоумевал Сашка.
     -  Он недалеко, там, в поле, у старого амбара, пойдем я покажу…
     -  Нам и правда в стогу было теплее, пока не появилась печка, а вот теперь много дров надо из лесу носить, - озабоченно добавила Мария.
     -  А где же мама, где Юрка, почему вы за хворостом ходите? – Сашка с замирающим дыханием слушал рассказ Маши о том, как у них отняли маму, и они остались одни, без еды и тепла, на холоде. А старший брат пошел работать, чтобы получать хоть немного еды в колхозе. И что у них появился друг Мишка, который принес большую щуку, и они ее едят по маленьким кусочкам, чтобы хватило пока придет весна, и Мишка сможет снова ловить рыбу. А недавно, когда они ходили побираться, то им повезло и на обочине вмерзло в снег немного шкурок от картошки, они хоть и тонкие, но вкусные, а в одном доме им даже яичко дали: «Вот бы маленькую курочку завести, тогда бы она с ними вместе всю зиму в амбаре жила», - Ника, то и дело прерывая рассказ сестры, торопилась сообщить Саше самое важное. А когда он вновь спросил про арест мамы, Ника всхлипнула и заплакала, но только одними глазами; лицо ее продолжало улыбаться, выражая необычайную радость счастливой встречи.
   Уложив и увязав огромную кучу хвороста на свои сани, Сашка, в тесном, неумолкаемом сопровождении милых сердцу девчонок отправился к амбару, где должны были дожидаться, оставшиеся следить за теплом сестры. Однако, амбар оказался пуст и холоден. Печная зола разбросана всюду; ею были перепачканы и пол, и вход и снег перед амбаром. Кто-то выгреб содержимое остывшей печи наружу и трусливо сбежал. Маша поняла, что случилось что-то ужасное, но сестер нигде не было видно. Ника, догадавшись, сразу же бросилась к стогу. В тесном пространстве пещеры, плотно прижимаясь с обеих сторон к совершенно чумазому Ване, сидели не менее испачканные няньки. На их озабоченных, скорбных лицах читалась тревога, болью и страхом пронизывающая трепетные, ранимые сердца. 
     -  Маша, нам здесь теплее, чем в амбаре, - затараторила виновато Вера, - а топить печку мы не умеем, она погасла. Потом стали отмывать Ваньку снегом, он испачкался в золе, долго чихал и замерз. Теперь мы греемся вместе.
   Сашке стало жаль намерзшихся бедняжек. Сразу же пришлось браться за дело.  Быстро затопили печь и сообща навели порядок. Вскоре амбар прогрелся, и Маша поставила на плиту кастрюлю, наполненную снегом. Не один Ваня нуждался в тщательной помывке. Сашка пробыл у осиротевших ребят до позднего вечера и, дождавшись хозяина, долго разговаривал с Юрием. Теперь их было двое; мужчин, способных постоять за себя, не дать в обиду девчонок и сообща бороться с голодом и холодом в тяжелых условиях долгой Сибирской зимы. Без толики сомнения, они уверовали в готовность быть всегда рядом, и никогда не сдаваться. У них есть на кого положиться и кого защищать от кружившей вороном беды, способной внезапно и даже вероломно, как это случилось с Елизаветой, заявить о своих бесчеловечных правах.