Как Готфрик утратить доверие не может априори

     Ермолай Пионтковский как сатанинский сподручник лошадиного графа Невзорова изучал организованную преступность России по книжкам Гурова, Солженицына и Шарлама Валамова, полировал тайное знание жидомасонства Рубрука советским кинематографом, даже не задумываясь, что сценарии к фильмам сооружали вовсе ни разу не отдыхавшие, но литературные те же жиды, укатываемые на  " Мосфильме " за чекушку и шмат краковской колбасы, на что был нужен, естественно, блат, вот они и блатовали, смеша наравне с самим Пионтковским немногих понимающих слушателей и читателей. Взять, к примеру, неистовое в своей невежественности и просто глупости несогласие. Как ведь только не именовали вообще - то обычного и привычного для России царя ! И паханом, и смотрящим, и фюрером, то ли действительно не понимая, то ли юродствуя, уж не знаю, какие там тараканы в бошках несогласных, но царь наш - положенец. Его поставили сюда люди для блюдения интересов международной плутократии, для обеспечения тайных и явно коварных замыслов мировой закулисы, военно - промышленных и финансовых комплексов Храма Сиона, для вящего успеха вполне покатили и якобы санкции, на самом - то деле просто переформатировавшие состав получающих, вместо немчиков орудовать принялись китаезы, что никак не влияет на местных, они как долбали в носах, бухая, так и продолжают гарцевать и триумфалить малехо, долбанная спецоперация имела в основе лишь и только страх положенца перед дворцовым переворотом, ныне, замазав практически всех приближенных кровушкой невинных жертв военных преступлений, угроза сменки шила на мыло, что по соседству именовали высокопарно майданом, рэволюсией и так дальше, отскочила, получалово продолжилось. Единицы, у кого есть разум и глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и жизненный опыт, чтобы понимать, что никогда никогда никогда власть тута не будет для народонаселения при любых режимах и формациях, вот просто не будет, давно ложат с прибором на все инсинуации несогласных и торжествующее мычание согласных, одинаково ранжиря и тех, и других в категорию сучья. Практически мусора, но в штатском.
     - И не впадлу тебе было мундир мусорской надевать - то ? - поинтересовался как - то у Высоцкого Аркадий Северный, выпивая и закусывая. Они случайно пересеклись в привокзальном кабаке Анапы, где Звездин гужевался вот уже скоро как месяц, а столичный гость просто метнулся захмелиться. Они пока еще не знали, что из подсобки за ними внимательно наблюдали трое. Шукшин, Левушка Дуров и правильный Веничка Ерофеев. Троица, всучив грузчику трояк, была допущена и теперь спокойно ожидала привоза хереса, разумеется.
    - Нгы, - хриплым баритонцем зарычал Высоцкий, не умея ответить никак.
    - Хороший ты поэт, - толковал меж тем Аркаша, хрустя свежепросоленным огурцом, - и певец недурственный, но вот как человек ты - говно.
    - Ишь, - заметил Шукшин, трясущимися руками прикуривая отсыревшую папиросу, - как кроет.
    - По делу, - пожал плечами Дуров, а Ерофеев даже сказать ничего не мог, так его кумарило по синьке, что слова, зарождаясь в сознании, не имели сил проскользнуть в ротовую полость, а без вербальности хер ты чего выскажешь.
    Высоцкий, махнув стакан конины  " Двин" , приобретенный за целую синенькую пятерину, выскочил из кабака, а троица подошла к столику Звездина.
    - Оба - на, - удивился Аркадий, протирая глаза, - белка, что ли ?
    - Нет пока, - успокоил его Левушка, шустро усаживаясь за стол.
    Шукшин, швырнув на стол пачку сиреневых четвертных, выразительно прищелкнул языком.
    - Разврату  хочет, - засмеялся Дуров, самовольно угощаясь напитками Северного, - Крачковскую, грит, подавай, нехай жрет, а я, грит, в козырном халате, как у народного артиста халатик - то, буду наблюдать.
     - И всю эту ботву потом вот он вот в книжке опишет, - мрачно заметил Северный, вставая. - Ладно, кони, мне работать пора.
     Он с трудом забрался на кабацкую эстраду, где уже разогревались браты Жемчужные, и заорал пропитым голосом в зал :
     - Супчик из цветной капусты мы варили - было вкусно, ой - ой - ой - ой.
     - Из Разъебаума херачит, - сказал опытнейший Дуров, приплясывая в такт нервной ногой. - А тот, между прочим, второй месяц на дурке лежит, совсем пропился, разум утратил.
     - Хорошо, что не доверие, - неожиданно высказался Ерофеев, как творческий человек уважая талант лысого еврея, а уж какой он там человек - насрать.