Заурбек Ахурбекавич Голованов

Мы, люди современного мира, давно уже перестали чему-либо удивляться. Вот попробуйте чем-нибудь удивить человека который вырос в век современных технологий, среди небоскребов кишащих людьми, нескончаемыми потоками автомобилей, где полно различных иноваций и гаджетов. Не сомневаюсь, что это сделать будет крайне сложно.Но в наши дни всё ещё есть те, кто смотрит на мир с открытыми глазами. Эта история о человеке который родился в глубинке Узбекистана в кишлаке, среди кудрявых баранов. Дитя степи, чье детство прошло за игрой в "сифа" ( детская игра на подобии салочек, но отличалась тем, что передача осуществлялась не рукой, а каким-нибудь предметом, это мог быть мячик, мешочек и т.п.). Игра  никогда не прекращалась, а реквизитом служил старый носок набитый колючками. Он вырос в местах, где люди живу тем, что держат хозяйство, ткут ковры, продают лошадей, где на всю деревню три мобильных кнопочных телефона, а про интернет они слыхали разве что от приезжих. Это иной мир, со своим характерным вкусом, и чувством жизненной силы. Все это может показаться диким, первобытным, но о жизни эти люди знают гораздо больше. Они ещё не избалованы модой, гаджетами и прочей ненужной ерундой, они не знают, что такое социальные сети, tiktok и YouTube, их дети бегают за проезжающими по деревне автомобилями. Они знают жизнь такую какая она есть со всеми её прелестями, что нужно работать, чтобы есть, создавать семью для продолжения рода, уважать старших и соблюдать традиции. Но таков реальный мир, и таких мест на земле великое множество, куда не добралась гниющая лапа прогресса и где ещё не отравленно истинно человеческое.

Заурбек Ахурбекавич Голованов, юноша восемнадцати лет, погонщик скота. Не смотря на русскую фамилию, доставшуюся от прадеда, больше ничем русским не отличался. Единственное, что он мог сказать на русском, это "срасте" и "сасиба". Черты бронзового лица с раскосыми глазами ни капли не напоминали, что он имеет русские корни, хотя он очень этим гордился, за что и получил прозвище Русик. В свои восемнадцать его волновали только три вещи: скотина, за которой он присматривал, соседняя девушка, на которой он мечтал жениться, и самое главное как бы не остаться "сифой', ведь носок мог попасть даже ночью, когда он спокойно спал. Несмотря на невыносимую жару, окна в его комнате на ночь были закрыты, а один глаз всегда дежурил. Иногда заключался пакт о ненападении, чаще это случилось, когда отмечались праздники и дни рождения. Тогда передавать "сифу" было запрещено, и молодые люди могли выдохнуть и спокойно общаться в своей компании.

Однажды в деревню приехал давний друг, который теперь работал в Москве и был по здешним меркам сказочно богат. Около месяца он поил своих друзей, а перед отъездом компания решила отправиться на охоту, или на так называемую генеральную попойку. "Охота" проходила в дали от деревни, куда они ускакали на конях. Все проходило культурно с песнями, плясками и стрельбой в небо из ружей. В целом для этого ружья и брали, потому что поохотиться им так и не удалось. Когда пьянка стала подходить к развязке, и в кустах послышался первый рык, на коней стали погружать тех, кто уже не мог сам ходить. Голованов был одним из первых павших в этом непростом бою, но по ошибке был погружен не на свою лошадку, а на того друга из Москвы. Конь, как известно, если его не вести, возвращается домой самостоятельно, правда к себе домой. Ирония в том, что этого друга ранним утром, должна была ждать машина в Москву, и по чистой случайности, когда Голованов спал, уткнувшись лицом в гриву лошади, его перепутали и погрузили в багажник стареньких "Жигулей". Не сказать, что он с другом был сильно похож, хотя некоторые черты, как глаза, небольшой нос и цвет волос, были схожи. Никто не придал этому особого внимания, ведь лошадка не могла ошибиться, а в помятое и заплывшее лицо никто не всматривался. Единственное, что сильно бросалось в глаза, это чуб на лысой голове Заурбека, но он был спрятан под кепку.

 И вот спустя несколько часов, когда "Жигули" резво мчались по автостраде, Голованов открыл глаза. Конечно, он не понимал что происходит, ссылаясь на очередную шутку друзей. В багажнике лежали сумки и инструменты, монтировка упиралась ему в бок, а мочевой пузырь разрывался от боли. Русик стал стучать и просить остановить машину и через несколько минут он по инерции врезался в чью-то набитую сумку. Багажник открылся. Это была заправка и он пулей ринулся в туалет. Когда он возвращался, компания стояла у автомобиля, сплевывая насвай. Все четыре человека упорно глядели на Голованова, пытаясь понять в чем подвох. Перед ними был совсем не Халим.
— Ты кто? - спросил один из них.
— Русик. - растерянно ответил Голованов и добавил. - Заурбек.
— А где Халим? - поинтересовался другой.
— Я не знаю, наверное уехал в Москву.
— Неее, это ты уехал в Москву.
Голованов почесал голову, не понимая, что происходит.
— Мы утром загрузили тебя в багажник, потому что ты был невменяемым, а должны были забрать Халима.
— Тогда нужно вернуться. - предложил Русик.
— Ты в порядке?!! Мы проехали больше трехсот километров.
Они ещё немного обдумали что делать и тот что был за рулём спросил:
— Штукатурить умеешь?
— Ну было пару раз, сарай ровнял. - заинтриговано ответил Русик.
— В Москву поедешь?
Заурбек был ещё в прострации, наверное по этому согласился, забыв про хозяйство и лошадей.
— А Халим?
— Я ему наберу и предупрежу, что ты поехал с нами, а он сам доберется.
Они пожали друг другу руки. Голованов и мечтать не мог о поездке в Москву. Эта новость его так обрадовала, что он готов был и дальше ехать в багажнике. Правда для него было место в салоне, и он уткнувшись в окно, созерцал просторы. Только спустя сутки, когда ягодицы уже полностью онимели, он спросил:
— А сколько ещё ехать осталось?
— После завтра в обед будем.
Уже тогда он начал жалеть, что не вернулся, но товарищи взбодрили его коньяком, и ехать стало веселее.
На следующий вечер, когда оставалось ещё километров 800, сломалась машина и он снова стал проклинать себя, что согласился. Поездка задержалась. На следующий день им удалось найти место, где автомобиль можно было починить, но запчасть привезли только к вечеру. Водитель постоянно звонил и ругался, видимо работодатель был недоволен, что бригада задерживается на сутки. Голованов совсем потерялся, но коньяк снова дал ему сил. Проснулся он в жудком похмелье посреди Москвы. Узкие глаза готовы были выкатиться, а челюсть отвисла до колен. Он попал в совершенно другой мир, где не было ни одной лошади, ни одного барана, правда он так и не узнал, что и здесь их хватает, возможно даже больше чем в родном кишлаке.
Машина остановилась возле старого садика, который переделали в общежитие. Вещей у него естественно не было, и он позаимствовал их из сумки Халима. Голованов привел себя в порядок, точнее его заставили. Он умылся, сбрил два редких усика и одел чистую одежду. Также его проконсультировали по поводу быта, выхода за пределы общежития и прочие моменты. Он конечно все внимательно выслушал, но ничего не запомнил. Голованов думал о Москве, ему хотелось столько всего увидеть, но было почему-то страшно. Страшно потеряться в этом большом городе, где опасность поджидала его на каждом шагу.
Когда коньяк закончился, все дружно отправились в магазин, показывая Заурбеку Голованову дорогу, которую он конечно не запомнил, так как задрал голову и смотрел на высотки. Это, на секунду, была окраина города с хрущовками, но эти здания уже впечатлили нашего героя. Вернувшись они начали готовиться к завтрашнему рабочему дню. Приготовили плов и хорошенько накушались. Но этого оказалось мало и все решили, что Заурбек в состоянии сам сходить за подкреплением в магазин. Тот конечно упирался, но алкоголь все же притупил инстинкт самосохранения и Голованов с тысячу рублями, пошатываясь как раненый воин, отправился в далекий свой поход. Было уже темно, но он бы и днем наврядли нашел дорогу, ведь только выйдя за территорию общежития, уже свернул не туда.
Долго бродил он по лабиринтам спального района, пока обессиленный не упал на лавку и не уснул. Проснулся он от того, что его колотило,  то ли от холода, то ли от похмелья. Ботинок на нем уже не было, как и денег, хотя о них он даже не помнил. Хотелось заплакать, но Русик был мужчина, поэтому только выругался. Около часа он сидел на скамейке, в надежде, что его найдут. Но его не нашли, да и вряд-ли кто-то искал. Сонное теплое утро заиграло своими лучами на его смуглом лице, а лёгкий ветерок трепал его чубчик на лысой голове. Русик смотрел на прохожих, пытаясь узнать хоть кого-нибудь знакомого, но так же глубоко понимал, что он теперь один, за три тысячи километров от дома. Он снова начал ругать себя, что не вернулся домой, когда был ещё не так далеко, и задумавшись опустил голову.
Солнце было уже высоко, когда он принял решение отправиться на поиски общежития. Шагал он прямо и уверенно, до тех пор, пока дома рядом с ним не начали расти. С каждым километром они становились все выше, а людей все больше. Какая-то внутренняя тревога закралась в его сердце, он боялся остаться здесь навсегда. Несколько раз он ударялся головой в стеклянные двери здания, в которые планировал зайти, и быстро бросил это увлечение. Ему казалось, что он непременно погибнет среди этих высоток, ведь все эти люди были чужими и словно не замечали его. Он даже не чувствовал себя таким одиноким в бескрайней степи, чем среди этого множества людей.
Ближе к вечеру ему улыбнулась удача, он нашел шаверму, где работали его земляки. Столько радости на его лице было разве тогда, когда ему подарили коня. Он даже прослезился, обнимаясь с братьями. Он наконец услышал родную речь, это был спасительный круг. Всеми своими клетками Русик благодарил Аллаха и пришел в некий экстаз. Его накормили, подправили здоровье бутылочкой пива. Потом долго расспрашивали его и долго смеялись, делясь каждый своей невероятной историей. В ход пошёл и коньяк, хотя Русик уже не так налегал на алкоголь, чисто ради поддержания здоровья. Там он прождал до позднего вечера, ему обещали помочь, когда закончится рабочий день. В какой-то момент мочевой пузырь дал о себе знать и нужно было отлучиться. Далеко он не ушел, но и этого хватило, чтобы произошла ещё одна история. Он слишком долго терпел и  никак не мог закончить, струя то прекращалась, то появлялась снова. За этим делом его заметили двое молодых полицейских. Они не планировали его забирать, скорее только напугать, но зоркий глаз Голованова приметил этих двоих, и ноги понесли его по темным дворам. Остановился он минут через десять, жадно хватая Московский смог. Ему не верилось, что он так безнадежно и глупо упустил свой шанс на спасение. Он снова хотел заплакать, но вспомнил, что он мужчина, и гордо выпрямился. Глядя в пробивающийся между домами свет, решил искать спасение там.
Всю ночь он бродил по освещенным проспектам, стараясь обходить людные места, а после, уже под утро, присел на краю дороги и пригорюнил. Когда яркий свет фар осветил его, он даже не шелохнулся. Ему хотелось чтобы все это скорее закончилось. Из такси выползли две молодые девушки, качаясь и спотыкаясь на каблуках.
— Смотри какой хорошенький. - сказала одна, когда Русик поднял голову.
— Ты от куда, мальчик? - спросила другая и залилась смехом, теребя его за чуб.
Естественно Голованов не понимал ни слова, но девушки показались ему давольно милыми.
— Срасте. - улыбнувшись белыми зубами ляпнул он.
Снова залп дикого хохота пронзил его уши. Они не могли остановиться и в какой-то момент могло показаться, что им плохо. Но им было хорошо, они ещё тольком не отошли от бурной вечеринки, и теперь встретив такой экзотический фрукт, разрывались от смеха.
— Треш. Настоящий маугли. Ахахахахахахах....!!!
— Дружок ты от куда?
Парень не думал сразу использовать весь словарный запас русских слов, которых было два, но видя как им весело вторил:
— Сасиба!
Это добило их.
— Ахахахахахахахахах. Прекрати, пожалуйста! Ахааххаахаххаха!!!
Девушки корчились от смеха и держались за животы. Голованову нравилось, что он вызвал у этих дам столь бурную реакцию, к тому же они были очень красивые и одежда их была весьма откровенна. Гормоны заиграли, он даже на секунду забыл о доме и был готов уехать с ними. Но одна из них выхватила телефон и блеснула вспышка камеры. Не прошло и секунды, как ноги Голованова унесли его в темноту дворов. Со стороны дороги все ещё доносились вопли хохочущих девушек. Они были в истерике. Да и сам Голованов был в истерике, он никогда не видел такого аппарата.
Носки протерлись на пятках, а ноги безжалостно болели. Несколько раз он останавливал прохожих и пытался объясниться на пальцах, но тщетно, его никто не понимал.
До чего же ему стало грустно, ведь даже деньги, которые ему стали подавать, глядя на его ущербный вид, он не мог потратить. Да что там говорить, он боялся зайти даже в магазин.
Сложно представить, что бы случилось с ним, попав он в ядро Москвы, или даже хотябы в метро или торговый центр. Это все было для него чуждо, все его пугало. А что говорить об транспорте, который бурлил, словно горная река? Он брел опустошенный, шаркая грязными пятками по асфальту, и молил Аллаха, чтобы все это скорее закончилось. Он не замечал, как шагал по проезжей части, уже не обращал внимания на сигналы автомобилей и крики водителей, он просто шел куда глядят глаза. А глаза глядели в землю. Вскоре удар головой о фонарный столб привел его в чуство. Он поднял голову и увидел красивое здание с возвышающейся пикой (это был Казанский вокзал), а после обессиленный свалился на лавку и стал глядеть в небо, вспоминая о родном доме. Он снова хотел плакать, но вспомнил, что он мужчина. Тогда поклялся себе, что больше никогда не будет пить и никогда не приедет в Москву, хоть толком и не увидел ее. Он думал о том, как его заберет полиция и посадит в тюрьму, он надеялся там, в тюрьме, выучить русский язык, чтобы вернуться домой. Уплывая с этими мыслями он задремал, но что то колючее прилетело ему в лицо. Это был старый носок набитый колючками. Он поднял голову, и пытаясь поверить, что это не сон, увидел стоящего перед ним Халима с большой сумкой на плече. Тот стоял и весело улыбался.
— Сифа...