Как архиеп. Тихон Б. незаконно стал патриархом

Инок Николай Тверской Серафимова ветвь Истинно-Православной Церкви:

«Новая государственная власть, пришедшая ко власти в России в Феврале, явилась принципиально отличной от прежней. Она не была ни богоизбранной, ни миропомазанной, а, попросту говоря, попущенной. Начался распад Православного Царства, и было „падение его с шумом велиим“. Отречение Государя не рассматривалось ни с религиозной, ни с юридической стороны никем и никак, но только с политической стороны... Единственную попытку громогласно обличить происходящее предпринял действующий член Св. Синода митр. Макарий (Невский), опубликовавший в нескольких небольших газетах обличения легкомыслия и беззакония думцев и священнослужителей, предрекая роковые последствия для всей страны за всеобщее беззаконие... Принятие Св. Синодом акта Отречения Царя от Престола по обычной канцелярской формуле „к сведению и исполнению“ совершенно не соответствовало огромной важности акту, которым Церковь признавала Государя в священнодействии коронования Помазанником Божиим. Временное Правительство с одной стороны лукаво объявляло на всю страну об „освобождении“ от Царского насилия Церкви и её государственной зависимости, а с другой стороны весь прежний Синод был беззаконно разогнан, и из прежнего его состава остался лишь митр. Сергий (Страгородский) — будущий второй совецкий патриарх. Февральская революция, ниспровергнув Царский Престол Династии, а с ним и всякую законность и правопорядок, с первых же дней приступила к расправе с приверженцами „старого режима“, то есть с теми, кто был верен Богу, Царю и Отечеству. В этом отношении антихристов дух оставлял всякому человеку лишь две возможные линии поведения: а) признать себя сторонником „старого режима“, то есть законной государственной власти и тем самым сделаться жертвой революции или же б) принять участие в расправе над „слугами старого режима“ и тем самым сделаться участником революции и беззаконником.

Начались такие расправы и в церковной среде, где репрессиям подверглись в первую очередь представители высшей церковной иерархии. Схема расправы была простой: революционный обер-прокурор Св. Синода В. Н. Львов, угрожая различными карами, заставлял „реакционного“ архиерея написать заявление о „добровольном“ уходе на покой или же своей властью лишал его кафедры, а революционный Св. Синод санкционировал все эти деяния, придавая бумажную законность очевидному беззаконию. Таким путем были устранены оба столичных митрополита: Питирим Петроградский и Макарий Московский. Третий из имевшихся на тот момент в Русской Церкви митрополитов — Владимир Киевский, имевший репутацию черносотенца и ученика святого праведного Иоанна Кронштадтского, предпочел перебежать на сторону революции и принял участие в расправе над своими вчерашними собратьями. Это предательство, впрочем, не спасло самого митр. Владимира: почти через год революционеры расправились также и с ним… в Киеве.

Мы же рассмотрим историю незаконного удаления митр. Московского Макария (Невского) и последующего захвата его кафедры различными безчинниками.

Митр. Макарий, являвшийся известным миссионером („апостол Алтая“), имел в церковно-революционных кругах безнадежно „испорченную“ репутацию „черносотенца“ и „распутинца“, поэтому после Февраля он был просто обречен на революционное заклание. Пережить антимонархический переворот он, конечно, ни при каких обстоятельствах не мог.

Начиная с 8 Марта (ст. ст.) обер-прокурор Львов неоднократно угрожал митр. Макарию арестом и заточением в Петропавловскую крепость, требуя от него ухода с московской кафедры, пока, наконец, не вынудил митрополита написать соответствующее прошение. 20 Марта Св. Синод, которым в то время фактически заправляла архиерейская тройка из Владимира (Богоявленского), Сергия (Страгородского) и Арсения (Стадницкого), уволил согласно этому „прошению“ Макария на покой с сохранением за ним звания члена Св. Синода.

Местопребыванием митр. Макарию был назначен третьеклассный Николо-Угрешский монастырь Московской епархии. Уже в этом акте проявилось беззаконие синодалов, желавших сделать угодное Львову и услужить против старейшего архиерея Русской Церкви. По своему положению московские митрополиты одновременно являлись священно-архимандритами Свято-Троицкой Сергиевой лавры, поэтому, если руководствоваться церковными законами, а не „революционной целесообразностью“, то митр. Макарию надлежало проживать на покое именно в Лавре, а не в захудалом Николо-Угрешском монастыре. Но признав „законным“ и „богоугодным“ первое и самое главное беззаконие — богопротивную революцию — синодальные архиереи необходимо обрекли себя и на все последующие беззакония, приведшие нашу державу, наконец, к самому краю пропасти...

Между тем, уволенный на покой митр. Макарий, несмотря на свой преклонный возраст (81 год) нашел в себе силы, не в пример более молодым членам Св. Синода, продолжить борьбу за правду и вскоре на заседании Св. Синода заявил об отзыве своего прошения... Митрополит указал, что в свое время он был назначен на кафедру согласно церковным Канонам и правилам, и потому не может быть с нее и удален без нарушения закона. Однако , синодальная „тройка“ и примкнувший к ним протопресвитер Шавельский (известный ненавистник Царской Семьи), посчитали попрание церковных установлений Духом Божиим делом незначительным. Своей главной задачей обер-прокурор Львов и безбожные синодалы считали не соблюдение и охранение Св. Канонов, а очищение Церкви от „ставленников Распутина“. Поэтому они выставили на вид митр. Макарию его главный „грех“: связь с Другом Царской семьи — Г. Е. Распутиным. Митрополит был обвинен в том, что он „всегда возглавлял и благословлял“ собрания московского купца Решетникова, в которых участвовали Распутин и архиеп. Тобольский Варнава. Столь „страшное“ преступление делало по мнению Первоприсутствующего митр. Владимира недопустимым пребывание митр. Макария на Московской кафедре. Также была отклонена и просьба митр. Макария поселить его в одной из московских обителей. После заседания Синода он едва ли не насильственным путем был удален в Николо-Угрешский монастырь, не получив даже возможности заехать в Москву и проститься с паствой.

Однако, митрополит не сдался. 2 апреля (ст. ст.) в первый день Православной Пасхи он обратился с открытым письмом „ко всем собратьям-епископам Православной Российской Церкви“ с описанием своего по сути дела насильственного удаления с кафедры и просил их о поддержке и восстановлении справедливости. Одновременно он направил в Св. Синод ходатайство, прося не назначать на московскую кафедру архиерея с титулом митрополита Московского, поскольку он сам является законно поставленным архиереем, лишь „под давлением толпы и внешней силы ушедшим на покой“. Митрополит проявил максимально возможную уступчивость и предложил назначить себе преемника по управлению епархией со званием заместителя в сане архиепископа или епископа. Мотивировалось это предложение, во-первых, церковными Канонами (тоесть волей Божией) и, во-вторых, тем, что митрополитов московских никогда не увольняли на покой: ни по болезни, ни по старости, ни по слепоте, ни даже при проявлении психического расстройства. „Собратья-епископы“ на письмо митр. Макария никак не откликнулись, им приходилось решать свои собственные проблемы, связанные с желанием самим удержаться на своих кафедрах.

Что же касается ходатайства митрополита, то его рассматривал уже обновленный Св. Синод, составленный по личному усмотрению Львова и „благоверного“ Временного правительства. Этот Св. Синод, образованный уже из чистых революционеров, подобных наглому хулителю Самодержавия еп. Андрею (Ухтомскому), решение предыдущего Синода пересматривать, естественно, не стал. А многие „белые клобуки“ на отобранную у митр. Макария кафедру смотрели, как на свою возможную добычу, „законного“ владельца которой было решено определить в духе времени, то есть посредством демократических выборов на основе всеобщего, тайного и равного голосования с участием духовенства и мирян московской епархии и с возможностью публичной агитации за кандидатов.

Все объявившиеся претенденты на чужое добро были либо из числа „обиженных“ Царской властью, либо людьми с либерально-демократическим образом мыслей, которые в нездоровой, революционной атмосфере стали весьма популярными у крикливой революционизированной псевдоцерковной толпы.

Первым кандидатом был бывший обер-прокурор Св. Синода мирянин А. Д. Самарин, который был человеком церковным, но снискавшим себе дешевую популярность в интеллигентской среде борьбой с мифической „распутинщиной“ в Церкви.

Два других кандидата являлись членами нового революционного Св. Синода: сам Первоприсутствующий архиепископ Платон и уже упоминавшийся ранее епископ-цареборец Андрей (Ухтомский), которого усиленно протежировали обер-прокурор Львов и Председатель Государственной Думы февралист Родзянко. Епископ Андрей (Ухтомский) ранее уже потерпел поражение на аналогичных выборах Петроградского митрополита, однако не оставил своих честолюбивых планов пролезть на самый верх церковной иерархии и решил попытать счастье в Москве...

Последние два кандидата представляли революционный Св. Синод первого состава. Это были архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий), который был известен своим неутомимым обличением „цезарепапизма“, и архиепископ Литовский Тихон (Беллавин), фактически оставшийся к тому моменту не у дел. В свою епархию возвращаться он не стал, так как значительная её часть, включая кафедральный город Вильно, была занята германскими войсками. Должность архиепископа Литовского была безперспективной, поэтому архиепископ Тихон (Беллавин) свою прежнюю паству оставил на произвол судьбы и в поисках более интересных перспектив с апреля месяца переехал жить в Москву. Брошенной архиепископом Тихоном (Беллавиным) кафедрой сначала временно, а потом и постоянно стал управлять его викарий — епископ Ковенский Елевферий (Богоявленский).

Хотя архиепископ Тихон (Беллавин) был фигурой малоизвестной в московских кругах, но на предстоящих выборах он вполне мог рассчитывать на успех, так как вопреки тому, что утверждают современные мифотворцы, взгляды его были сугубо либеральными и антимонархическими. Он был типичным архиереем-февралистом, воспитанным не на традициях святоотеческого Православия, а на традициях масонского гуманизма.

То, что это историческая правда, видно уже хотя бы из того, какие силы выдвигали архиепископа Тихона (Беллавина) на Московскую кафедру и агитировали на выборах в его пользу. Его рупором стали питерская газета „Всероссийский церковно-общественный вестник“, которой руководила группа будущих обновленцев, и выпускаемый при Московской духовной академии журнал „Богословский вестник“, находившийся в руках либеральной профессуры и студентов, которые ранее руками масона Львова изгнали с должности своего ректора епископа священномученика Феодора (Поздеевского), а затем и своего правящего архиерея митр. Макария. Теперь на место этих изгнанных „реакционеров“ и „черносотенцев“ они рассчитывали протолкнуть кого-нибудь из своих либеральных персон.

Питерский „Вестник“, расхваливая Тихона на все лады, в качестве его „добродетелей“ выставлял то, что еще в студенческие годы будущий архиепископ, заведуя студенческой библиотекой, „умел ее пополнить интересными, запретными в то время изданиями, и из укромного местечка выдавал Герцена и Ростиславова, и других "недозволенных" авторов“ (ВЦОВ, 1917, № 22, С. 2). „Вестник“ же московский повествовал о том, что „архиепископу Тихону всегда были присущи либеральные воззрения“, а период его епископства в Америке (в 1898–1907 гг.) „наложил ещё более глубокую печать демократизма на его мировоззрение“. Возглавляя Ярославскую епархию в 1907 году, „в период начавшейся политической реакции“, архиепископ Тихон „с решительным и нескрываемым отрицанием“ относился ко всем преследованиям со стороны церковной власти лиц духовного ведомства за их политические и церковно-общественные взгляды и „настойчиво не принимал никакого участия в Монархических Организациях“. На этой почве „у него произошло столкновение с ярославским губернатором“ графом Д. Н. Татищевым, вследствие чего архиепископ Тихон и был в конце 1913 года переведен на Литовскую кафедру („Богословский вестник“, 1917, июнь–июль, С. 136). Словом, ему заведомо создавался удобный революционный имидж для избрания на кафедру...

Кстати сказать, современные либеральные церковные историки до сих пор также с услаждением не устают подчеркивать, что „ни в одной речи, произнесённой Тихоном, ни в одной статье, напечатанной в епархиальных ведомостях тех городов, где он святительствовал, нельзя найти ни малейших следов черносотенства, хотя будучи в Вильно, он, как и большинство архиереев, числился почётным членом местного Отделения Союза Русского Народа“. Однако, никогда никакого участия в работе Союза он не принимал. <...> Люди, близко знавшие патриарха до революции, говорят наоборот о его „либерализме и терпимости“ (Левитин-Краснов, Шавров, „Очерки по истории русской церковной Смуты“, С. 45).

Выборы состоялись 19–21 июня на епархиальном съезде, собравшемся в Кремле. Процедуру жеребьевки разрабатывал лично митр. Сергий (Страгородский). В своем восторженном служении новому богу — демократии — организаторы Съезда дошли до того, что кощунственно водрузили избирательную урну прямо на Красной площади, а для подсчета голосов не постыдились внести ее аж в алтарь Успенского собора. На святом месте, там, где раньше венчались на Царство благочестивые русские Цари, водрузился идол демократии и слышался шелест пересчитываемых бюллетеней…

При первоначальном голосовании архиепископ Тихон и Самарин получили равное число голосов: по 297 при общем числе выборщиков в 800 человек. Во втором туре голосования почти все голоса, отданные трем другим архиереям, перешли к архиепископу Тихону, и он победил с 481 голосом против 303 голосов Самарина. Синод утвердил это избрание, а еще через полтора месяца, 13 августа 1917 года, своим Определением № 4979 присвоил Тихону сан митрополита. Это Определение было представлено масонскому Временному Правительству на утверждение, которое на следующий день 14 августа специальным постановлением утвердило возведение архиепископа Тихона, а с ним и архиепископа Вениамина в митрополиты. Так совершилось очередное беззаконие в результате которого архиепископ Тихон (Беллавин) из законного Царского архиерея милостью Божией превратился в революционного митрополита милостью демократии и самозванцев из Временного правительства. Он сделался захватчиком чужой кафедры и похитителем того, что по каноническому праву ему не принадлежало и принадлежать не могло».