Россия во мгле новая история

(Футуристическая повесть)

Содержание:
Часть 1: Крах России
Глава 2: Светлана Анатольевна
Глава 3: Сокол Жириновского
Глава 4: Розовый Филя
Глава 5: Депутат Панашкин
Глава 6: Защитница квартала
Глава 7: Отец Онуфрий
Глава 8: Новая Россия
Глава 9: Погоня за беглецами
Глава 10: Новая Мессия Красноярска
Глава 11: Коллекция трупов
Глава 12: Фюрер Пермского края
Глава 13: Передел столицы
Глава 14: Элла Памфилова
Глава 15: Пещерный век
Глава 16: Олигархи
Глава 17: Могильщики Подмышкина
Глава 18: Киборг Рогозин
Глава 19: Африканский лидер
Глава 20: Оборона Золотова
Глава 21: Феминизм Ирины
Глава 22: Банда Туза и Дамы
Глава 23: Эпоха гастарбайтеров
Глава 24: Деревня Коклюшкино
Глава 25: Ядерный Апокалипсис
Глава 26: Безумный Макс
Глава 27: Собиратель костей
Глава 28: Отчаянный партизан
Глава 29: Пытка стоматолога
Глава 30: Самый лучший день
Глава 31: Совбез ООН в растерянности
Глава 32: Опричник Охлобыстин
Глава 33: Гибель Помпеи
Глава 34: Пенсионерка Петровна
Глава 35: Неуловимые мстители
Глава 36: Записки Турецкоподданного
Глава 37: Обслуга во все эпохи
Глава 38: Мумия русского фараона
Глава 39: Деньщик полка
Глава 40: Золотая Орда
Глава 41: Цирк уродов
Глава 42: Эпоха некрологов
Глава 43: Институт биотоков мозга
Глава 44: Российский ***лливуд
Глава 45: Скрипач Пашка-Шопен

Часть 1: Крах России

После поражения в войне против Украины Россия оказалась на грани краха. Генеральная Ассамблея ООН наложила на страну огромные контрибуции и репарации, требуя выплаты многомиллиардных сумм за разрушения и страдания, причиненные соседней республике. Международные санкции, введенные против российского государства, усилились, обострив экономический кризис. Каждый день газеты пестрели заголовками о новых выплатах, которые Москва должна была произвести в ближайшие десятилетия. Заводы закрывались, люди теряли работу, а цены на товары первой необходимости росли до небес. Магазины пустели, а длинные очереди за хлебом и водой становились обычным делом.
Обозленные и разочарованные российские солдаты и офицеры возвращались домой. Они поняли, что стали пушечным мясом для диктатора и везли с собой не только награбленные вещи, но и оружие. В каждом вагоне поезда, пересекавшего границу, были спрятаны автоматы, гранаты и пистолеты среди личных вещей. Солдаты, потерявшие веру в свою страну, не желали расставаться с оружием и были готовы использовать его в борьбе за выживание.
В городах и районах появились вооруженные банды, состоящие из обстрелянных и опытных бойцов. Эти люди перестали кого-либо бояться. Полиция разбегалась перед ними или переходила на их сторону, начиная грабить и убивать. Улицы превратились в зоны военных действий. Пожары и взрывы стали обычным явлением. Магазины и склады разграблялись, предприятия и фирмы отнимались у своих хозяев. В городе царил хаос.
В Москве партизаны из систем «Град» разрушили здания Госдумы и Совета Федерации. Нацистские молодчики из движения «Русичи» напали на корпуса МВД и ФСБ России. Перестрелка длилась три дня, оставив после себя сожженные кабинеты и тысячи трупов с обеих сторон. Сотрудников госбезопасности ловили и вешали на фонарных столбах. Прокуроров сжигали заживо, с судей сдирали кожу живьем. Министров топили в Москве-реке, особенно тех, кто возглавлял военное ведомство, налоговое и таможенное управления, органы правопорядка и юстиции. Чиновники, переодевшись в женские платья, пытались бежать из городов на своих дорогих машинах, но их ловили в деревнях партизаны, грабили, насиловали, а затем разрубали на мясо, чтобы скормить волкам.
Президента России Владимира Путина нашли мертвым с остатками стеклянной капсулы цианистого калия в зубах, рядом с разрушенным Кремлем. Его лицо было искажено гримасой ужаса и безнадежности, одежда обгажена дерьмом и мочой. Однако те, кто нашли его труп, не сдержались и надругались над ним. Среди дезертиров оказалось немало некрофилов, которые любили мертвые тела. Некоторым даже пришел в голову каннибализм: они находили трупы известных журналистов-пропагандистов и пожирали их, предварительно прокоптив на костре вкусные места. Журналистку Ольгу Скабееву распяли на кресте, а Владимира Соловьева посадили на кол; их жуткие крики разносились по разрушенным улицам.
В России начиналась гражданская война. Области воевали с республиками, города с селами. Каждый делил свою территорию и стремился захватить чужую. Борьба за ресурсы — еду, золото, газ, металлы и транспорт — становилась все ожесточеннее. Дороги были блокированы, мосты взорваны, электричество подавалось по графику или вовсе отсутствовало. Взрослые и дети умирали от голода и болезней, некогда процветающая страна погружалась в хаос и разрушение.
На фоне снежных завалов и руин, изрытых бомбами и снарядами, Россия медленно, но неумолимо скатывалась в бездну, из которой, казалось, не было выхода. Тьма накрыла страну, и свет надежды угасал с каждым днем.
Бывшие партизаны и наркотрафикеры стали опасной силой в борьбе за ресурсы — электроэнергию, теплые вещи, медикаменты, еду и воду. Граждане объединялись в небольшие группы, чтобы противостоять бандам мародеров, контролировавшим целые кварталы. Жизнь обесценилась. Люди убивали друг друга за кусок хлеба или бутылку воды. В подвалах и заброшенных зданиях прятались семьи, стараясь пережить эту адскую ночь.
В городах не было порядка. Каждый день начинался с выстрелов и криков. Сожженные машины, разрушенные дома и горы мусора стали обычным видом на улицах. Люди, потерявшие все, что имели, бродили по развалинам в поисках пищи и воды. На фоне этого апокалипсиса Россия погружалась во мрак, который становился все гуще с каждым днем.

Глава 2: Светлана Анатольевна

Пенсионерка Светлана Анатольевна, бывшая учительница пения, жила в девятиэтажном доме, который теперь казался пустым и мрачным. Невысокого роста, с седыми волосами, собранными в пучок, и глубокими морщинами на лице, она выглядела старше своих лет. Но в её глазах светилась решимость и стойкость. Светлана Анатольевна всегда была доброй и заботливой, но нынешние обстоятельства закалили её характер.
Светлана Анатольевна осталась одна. Её мужа и сына мобилизовали на войну. Сын погиб под Харьковом, а муж вернулся инвалидом и еле мог двигаться в инвалидной коляске. Никаких выплат семье не дали, и они бедствовали. С началом беспорядков, грабежей и насилия соседей из подъезда или расстреляли мародеры, или увели в рабство, или они сами сбежали, вливаясь в банды боевиков.
Бандиты, наводнившие район, не тронули Светлану Анатольевну, думая, что старая женщина сама умрет. Однако её мужа выкинули из седьмого этажа. Когда старушка спустилась вниз, она нашла лишь обглоданный крысами и одичавшими собаками скелет. Хоронить было уже нечего.
На женщину набросился пьяный боевик, пытаясь её изнасиловать, но Светлана Анатольевна сумела отбиться, вонзив ему в горло кухонный нож. Мужчина захрипел, задергался и упал на землю. Светлана Анатольевна плюнула ему в лицо и сказала:
- Мерзавец!
Она обыскала труп и нашла автомат АКСУ-74, рожки с патронами калибра 7,62 мм, штык-нож, фонарик, консервы, зажигалку и две осколочные гранаты. Светлана Анатольевна взяла всё это. В светлое время суток она сидела дома и училась разбирать и собирать оружие, вспоминая уроки начальной военной подготовки в средней школе. Вскоре она овладела умением пользоваться автоматом.
Прошло несколько дней. По радио сообщали, что центрального правительства больше нет — премьера Мишустина недавно четвертовали, а главу Национального банка Наибуллину сварили живьем в кипятке. Светлана Анатольевна слушала это и качала головой: не думала она, что всё закончится так. Верила Путину, поддерживала войну против украинских националистов. Но всё обернулось против них, россиян.
Все продукты она съела, и ей пришлось выйти снова в город. Но она уже не так боялась, потому что была вооружена. Город Москва был разрушен. Пахло трупами и забитыми канализационными стоками. Иногда до неё доносились клубы анаши — в небольшом доме заселились азиаты, бывшие гастарбайтеры, которые стали хозяевами этого района. У них был большой запас еды и наркотиков, и Светлана Анатольевна пошла к ним.
У дома она встретила троих боевиков азиатской внешности. Один из них, играясь ножом, спросил:
- Ты чего, бабка?
- Мне бы, сынок, немного еды, голодна я, - попросила старушка.
Они злобно рассмеялись:
- Вали отсюда, старуха!
- Валить — это я с радостью, - произнесла Светлана Анатольевна, быстро извлекая из-под плаща АКСУ-74 и в упор расстреляла бандитов. Те завалились на землю, дергаясь в агонии, из ран фонтаном била кровь, которая привлекла крыс.
Старушка переступила через трупы и вошла в дом. Там никого не было, вся банда ушла на охоту, оставив охрану, с которой Светлана Анатольевна легко справилась. Она нашла комнату, полностью забитую хлебом и сосисками в целлофане, банки со шпротами, огурцами, мясом, бутылки колы и водки. Она забрала столько, сколько могла унести, и покинула дом.
Вернувшись к себе, она ужинала при закате солнца и слышала, как в ярости вопили вернувшиеся мародеры, увидевшие три трупа у своей штаб-квартиры. Светлана Анатольевна с грустью смотрела на закат, понимая, что впереди ещё много трудных дней, но её решимость и воля к жизни оставались непоколебимыми.

Глава 3: Сокол Жириновского

Пятнадцатилетний Василий, по кличке Васька-Колесо, остался один. Вся его семья погибла под бомбёжками, когда российские бомбардировщики, приняв колонну беженцев из Москвы за банды мародёров, разнесли всё к чертовой матери. Тогда из 60 автобусов сгорело сорок три, остальные сумели вырваться из города, но там они попали в засады местных бандитов. Те вывели всех на поле, ограбили, раздели, изнасиловали и расстреляли.
Васька остался чудом жив. Он сумел ускользнуть из плена, когда охранник отвлёкся на симпатичную женщину, бывшую киноактрису. Пролез между трубами и спустился в подвал. Потом ночью покинул место и пробирался несколько дней обратно домой. На пути он видел ужасы руин и мародёрства в Москве. Трупы женщин, стариков и детей лежали на улицах. Василий голодал, пил воду из унитазов, чтобы выжить.
Васька-Колесо был неплохим мальчиком, патриотом родины. Он вступил в организацию «Соколы Жириновского», портрет этого лидера висел в его комнате. Его папа был функционером партии ЛДПР, а мама работала на телевидении в редакции, готовившей программу «Вечер с Владимиром Соловьёвым». За это соседи прозвали её Соловьихой, а отца — Жириком. Но они не обижались, даже гордились этим. Они голосовали за Владимира Путина и радовались, когда российские войска оккупировали Крым и напали на Украину. Теперь жизнь стала иной, и Васька начал понимать, как жестоко они ошибались.
Он добрался до дома, хотя от него мало что осталось, но именно его подъезд и пятый этаж сохранились. Пацан поднялся в свою квартиру и стал там жить. Бывшая обстановка успокаивала его, хотя время было совсем страшное. Василий добывал пропитание, охотясь ночью на крыс, которых стало много здесь. У него был нож, спички и верёвки.
Сверху он видел, как летали вертолёты, сбрасывая бомбы на кого-то, как их сбивали. Василий не понимал, кто за что воюет. Он читал в истории, что нечто подобное в России уже было более ста лет назад. Теперь всё шло по спирали, возвращая те дикие времена. Васька смотрел на портрет Жириновского и спрашивал: "Дорогой Владимир Вольфович, почему вы не предсказали такой конец для моей родины? Теперь я остался один". Жириновский снисходительно смотрел на него, как бы говоря: "Вам президентом должен был быть я, а не эта Бледная Моль, что пряталась в бункере!"
Васька сидел у окна, но особо не выглядывал, потому что постоянно шла стрельба на улицах, и шальной пулей могло убить и его. Он видел, как одна старушка завалила из автомата троих мародёров азиатской внешности, и узнал в ней свою бывшую учительницу музыки, пенсионерку Светлану Анатольевну.
Она, оказывается, крутая! - восхитился он. Ему хотелось встретиться с ней, но он боялся выйти сейчас. Ведь банда вот-вот могла вернуться.
Позже он видел, как вернувшиеся из облавы на склады мародёры озверели, увидев трупы товарищей. Они рыскали по всем ближайшим домам, разъярённые и жаждущие мести. Их крики и ругань доносились со всех сторон, казалось, что весь мир сошёл с ума. Василий наблюдал за ними из щели в занавесках, сердце колотилось, как безумное. Он понимал, что любое движение могло выдать его.
Когда мародёры ворвались в его дом, Васька затаился в чулане. Он тихо сидел среди старых вещей, почти не дыша, стараясь слиться с окружающим хаосом. Сквозь щели он видел, как мародёры переворачивали всё вверх дном, обыскивая каждый уголок. В какой-то момент один из них почти подошёл к его укрытию, но был отвлечён криком другого.
Соседям, жившим этажом пониже, не повезло. Мародёры нашли троих, и крики ужаса раздавались по всему подъезду. Василий закрыл уши руками, пытаясь заглушить звуки пыток, но их невозможно было игнорировать. Жестокость и ярость, с которыми расправлялись с людьми, были невыносимыми. Казалось, что человеческая жизнь больше ничего не стоила.
Когда всё затихло, и мародёры ушли, Васька осторожно вышел из чулана. Его тело тряслось от страха и истощения. Он знал, что оставаться дома было опасно, но голод был невыносим. Однако страх быть пойманным был сильнее.
Прошло несколько дней. Василий выживал, съедая последние крохи запасов, которые он нашёл в квартире. Город казался мёртвым, и каждый шорох за окном заставлял его сердце сжиматься. Он не выходил из дома, несмотря на голод. Воспоминания о криках соседей и о тех, кто уже не вернётся, стали для него кошмаром наяву.
Ночами он сидел у окна, держа в руках нож, и прислушивался к звукам улицы. В тишине он снова и снова спрашивал портрет Жириновского: "Почему так произошло? Почему ты не предсказал такой конец для нашей родины?" Но портрет оставался молчаливым, как и весь разрушенный мир вокруг.

Глава 4: Розовый Филя

В центре Москвы, на улице Большая Полянка, жил Филипп Жмуриков, известный кутерье местного ателье. В мире моды его знали как человека с безупречным вкусом, мастерство которого восхищало многих. Филипп был не только мастером высокой моды, но и человеком с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Его любовниками были многие именитые личности из числа творческой богемы, политики и бизнеса. Эксцентричность Филиппа привлекала к нему внимание, делая его богатым и известным, хоть и постоянно окружённым скандалами и пародиями. За свою склонность носить женские кружевные трусы розового цвета его прозвали Розовый Филя.
Когда началась война против Украины, Филиппу грозила мобилизация. Однако начальник военкомата, который был его любовником, сумел отговорить руководство, защищая своего возлюбленного от военной службы. Но по мере ухудшения ситуации в стране, мобилизовывали всех без исключения — и заключённых, и стариков, и инвалидов, и представителей ЛГБТ-сообщества. Филя попал в пехотную роту, где его назначили пулемётчиком. В первые же часы его изнасиловали сослуживцы. После первого боя, испуганный и издерганный, он сбежал. Командир роты стрелял ему в спину, но промахнулся и сам пал от пули снайпера с другой стороны.
Филя, дрожащий от страха, вернулся домой. Он искал защиты у сенаторов, для которых шил костюмы и с которыми часто делил постель. Но те сами искали пути бегства. Все хотели сбежать в Китай или Египет, однако китайцы сбивали все пассажирские самолёты с российскими депутатами и чиновниками, а затем оккупировали Дальний Восток, устанавливая свои законы. Египетские охотники отлавливали русских туристов и скармливали их крокодилам. Первыми жертвами стали сотрудники российской дипломатической миссии.
Журналисты, ранее поддерживавшие государственную пропаганду, передавали эти новости с ужасом, понимая, что и они теперь в опасности. Многие из них были убиты теми, кто поверил их словам, пошёл на войну и в итоге лишился всего.
Филя, теперь прятавшийся в мусорных баках, по ночам вылезал из помоек в поисках еды. Времена изменились до неузнаваемости. Некогда богатый и успешный кутерье, он стал бродягой. Некоторые сердобольные жители подкармливали его шкурками сваренных крыс или костями от сжаренных собак. Испытывая жажду, Филя пил собственную мочу или мочу других горожан. Иногда, чтобы добыть кусок хлеба, он отдавался мародёрам.
Ночами Филя блуждал по разрушенным улицам Москвы, вспоминая прежние времена. Он скучал по тем дням, когда был в центре внимания, окружённый роскошью и вниманием, когда все стремились быть рядом с ним. Теперь он понимал, что напрасно сторонился политики и не ходил на выборы. Жизнь, которую он так любил, превратилась в кошмар, и он сожалел о своих ошибках, осознавая, что мир, в котором он жил, рухнул, и виноваты в этом были все, включая его самого.
Филя часто видел, как происходили перестрелки между бандами азиата Кучкара и владельца пивного склада Арсеньева. Арсеньев, бывший лихой киллер 1990-х, теперь стал бизнесменом и главарём своего района. Ему нравилось нынешнее время, потому что власть перешла к нему. Арсеньев правил железной рукой, и к нему примкнули местные полицейские, среди которых были те, кто числился любовниками Фили. Однако теперь они стали любовниками Арсеньева, который больше не стыдился своего гомосексуализма.
Филю никто не приглашал в новый круг. Наоборот, его презрительно игнорировали и унижали. Когда он проходил мимо, любовники Арсеньева смеялись и плевали в его сторону.
"Сиди в баке и жри свой мусор!" — орали они, стреляя поверх головы Фили.
Эти слова и унижения причиняли Филе глубокую боль. Он помнил времена, когда его уважали и обожали, когда он был в центре внимания и был на вершине своего успеха. Теперь же, каждый день, он сталкивался с презрением и насмешками. Его сердце наполнялось горечью и обидой, и он часто плакал, сидя в своём укрытии среди мусора.
Тихими ночами, когда город затихал и перестрелки прекращались, Филя закрывал глаза и пытался вспомнить, как было раньше. Он представлял себе вечеринки, свет софитов, восхищённые взгляды и тёплые объятия. Эти воспоминания были его единственным утешением в этом кошмаре.
Но реальность была неумолима. Каждый раз, просыпаясь утром, он снова оказывался в мире, где ему не было места. Филя продолжал выживать, несмотря на всё, что выпало на его долю. Его дух был сломлен, но желание жить и надежда на лучшее будущее не покидали его полностью.

Глава 5: Депутат Панашкин

Сергей Панашкин был мужчиной 45 лет — ни старый, но уже и не молодой. Как полагается депутату Госдумы от партии «Справедливая Россия», он редко посещал заседания не только парламента, но и своей фракции, так как занимался разными делами, не связанными с политической деятельностью. Его жизнь вращалась вокруг фирмы, приносившей прибыль от экспорта металла, семьи из пяти человек, любовницы на Тверской-Ямской улице, встреч одноклассников и тусовок в баньке, где шли разговоры о лоббировании чьих-то интересов или крышевании. Сергей Миронов, его шеф, также занимался подобными делами, поэтому своего однопартийца не критиковал.
Панашкин горячо поддержал СВО, потому что ему было наплевать как на саму Украину, так и на русскоязычных жителей этого государства. Он просто шёл на волне общей политической проституции, где можно было заработать неплохие дивиденды. Однако позже всё пошло не так, как верилось депутату. Его фирму пришлось закрыть, так как международные санкции поставили забор экспорту и получению халявных долларов. Переориентация на Китай или Турцию не получилась. Он попробовал сунуться на внутренний рынок, но тот уже был поделен между другими депутатами и криминалом, и ему сразу отвесили тумаков.
Панашкин решил переждать, но это тоже не получилось, так как началась гражданская война. Смутьяны быстро вычислили всех депутатов и провели над ними самосуд: кого-то повесили, кого-то утопили в канализации, кого-то просто облили бензином и подожгли. Панашкин видел, как раскачивался на фонарном столбе Миронов с высунутым языком и вытаращенными глазами, а рядом ещё несколько однопартийцев. От спикера Госдумы Волошина остались лишь лакированные ботинки итальянского производства за 40 тысяч долларов. Теперь их носил какой-то боевик.
От Панашкина сбежала семья, жена вернула девичью фамилию и исчезла где-то на Тамбове. Любовница, испугавшись последствий, прогнала его из квартиры, и теперь бывший депутат жил в подвале магазина «Спорттовары», причём не один, а с парой бомжей. Он одевался в рваные штаны, рубашку, носил зимнюю шапку и так сильно вонял, что все принимали его за настоящего бомжа. Этот вид спас его, ибо портрет Панашкина висел на всех столбах с упоминанием: «Депутат от “Справедливой России” — расстрелять!».
Дружба с бомжами спасла Панашкина от голода, так как его новые друзья подкармливали тем, что находили: объедками со стола криминальных банд, тушками крыс или дохлых собак и птиц. Бомжи даже добрались до зоопарка, откуда утащили нескольких черепах, змей, варана, и всё это пошло в пищу. Панашкин вошёл в свой образ, и жизнь бомжа ему нравилась. Он слышал, как по ночам по городу рыщут мародёры, крики обречённых женщин, которых насиловали, проклятия стариков, которых вешали, но его это нисколько не смущало и не заботило, как не смущала и не заботила жизнь плебса, когда он заседал в Госдуме.
Панашкин редко выходил из подвала, где его жизнь превратилась в бесконечное ожидание конца. В этом тёмном, промозглом убежище, пропахшем канализационными нечистотами, каждый день казался последним. Запах сырости и разлагающихся остатков плесневел на стенах и проникал в каждую пору кожи, становясь частью его самого.
Внешний мир был ещё мрачнее. Он видел улицы, усеянные обломками зданий и перевёрнутыми машинами, в которых располагались временные убежища для таких же, как он, отчаявшихся людей. Пожары, казалось, никогда не прекращались, окрашивая ночное небо в багровый цвет. Панашкин часто слышал звуки перестрелок и взрывов, которые напоминали ему, что смерть всегда рядом.
Раз в несколько дней он выходил из подвала, чтобы найти что-то съедобное или питьевое. Он двигался быстро и осторожно, стараясь избегать открытых пространств, где можно было стать лёгкой мишенью для мародёров или военных патрулей. На улицах он видел людей, превращённых в тени самих себя: истощённых, с пустыми глазами, бредущих в поисках еды или укрытия. Трупы лежали на тротуарах, их никто не убирал, и они служили жутким напоминанием о том, что может случиться с каждым в любой момент.
Однажды он увидел, как одна старушка расстреляла троих азиатов, охранявших штаб-квартиру местного главаря банды Кучкара. Панашкин узнал эту женщину — это была Светлана Анатольевна, которая давала частные уроки вокала и игры на фортепиано его второй дочери Наташе. Он был потрясён её храбростью, но знал, что выйти к ней — значит подвергнуть себя огромному риску. Если честно, потом хотел заложить женщину банде и получить награду, но вспомнил, что у учительницы теперь есть автомат, и пуля калибра 5,45 мм может оказаться в его черепе. Поэтому он не стал рисковать. Как депутат он оставался проститутом и понимал, что такова реальность — хочешь денег и власти в России — стань проститутом.
Панашкин был свидетелем того, как мародёры, вернувшиеся из облавы на склады, озверели, увидев трупы своих товарищей. Они рыскали по всем ближайшим домам, и даже в квартиру Панашкина зашли, но ему удалось спрятаться в подвале, где он едва дышал, слушая, как мародёры кричат и угрожают. Они нашли троих человек в соседнем доме, которых запытали до смерти, их крики эхом разносились по подъезду. Панашкин решил не выходить из дома несколько дней, несмотря на голод, и жил в страхе, что его найдут.
В моменты, когда он осмеливался выглянуть на улицу, Панашкин видел, как люди отчаянно сражаются за выживание. Каждую ночь, лежа на грязном полу подвала, он слышал крики женщин, которых насиловали, проклятия стариков, которых вешали. Эти звуки доносились до него, словно через толстый слой тьмы, делая его жизнь ещё более невыносимой.
Панашкин часто вспоминал прошлые времена, когда его заботили только роскошные поездки и дорогие ужины. Теперь он плакал от голода и страха, не находя утешения ни в воспоминаниях, ни в настоящем. Жизнь бомжа, к которой он пытался привыкнуть, оказалась намного сложнее и страшнее, чем он мог себе представить.
Бомж, которого все звали Радикулит, сегодня принёс ногу человека, сказав, что в двух кварталах повесили бывшего мэра столицы Собянина, и он отрезал ему ногу. Нога была волосатая, но волосы сгорели, когда они коптили её на костре.
"Вкусно?" — спрашивал Радикулит своих друзей. Те рвали зубами прокопчённые сухожилия, бубня: "Спасибо, друг, вкусно, аппетитно."
Панашкин, который никак не мог привыкнуть к голоду и за всё время скинул 45 кг, жрал с особым усердием. Пятка Собянина была жесткой, но одолимой для зубов бывшего депутата и бизнесмена. Он при этом вспоминал, какие вкусные блюда жрал на острове Крит в Греции, когда ездил туда с любовницей пять лет назад. И от воспоминаний по его лицу катились слёзы. Бомжи думали, что от вкуса ноги, и дружно подбадривали его, хлопая по спине.
Такая вот жизнь складывалась у Сергея Панашкина.

Глава 6: Защитница квартала

Светлана Анатольевна, пенсионерка, сидела в своей старенькой квартире на втором этаже, когда в дверь внезапно вломились четверо боевиков. Все они выглядели одинаково мерзко: немытые, с красными от алкоголя и наркотиков глазами, в грязных, разорванных одеждах, пропахших кровью и потом. Один из них, наглый и похабный, облизнулся, глядя на старушку, и сказал:
- Давно я не имел женщину такого сладкого возраста.
- Давай, Гена, возьми ее, - подсмеивались остальные трое, усаживаясь на стулья, словно в театре. Они хотели наблюдать за этим зрелищем.
Светлана Анатольевна понимала, что умолять их бесполезно, наоборот, это только разжигает их желание и делает их действия более жестокими. Она молча ждала, когда мужчина разденется до гола и притянет её к себе. Как только Генна попытался обнять и поцеловать её, Светлана Анатольевна вонзила ему штык-нож, который прятала в рукаве, прямо в брюхо. Тот ойкнул и изумлённо посмотрел на женщину, всё ещё ничего не понимая. Но она не остановилась. С холодной решимостью она продолжала делать ему харакири. Кишки падали у их ног, кровь лилась ручьём, пропитывая пол.
Оттолкнув от себя стонущего боевика, Светлана Анатольевна подпрыгнула ко второму и ударила клинком ему в голову: нож вошел в висок, и мужчина в агонии задергался.
- Ах ты, старая сука! - орали остальные, пытаясь развернуть автоматы и снять их с предохранителей. Но старушка оказалась проворнее: она успела схватить свой АКСУ-74, который прикрепила скотчем под столом, и полоснула оставшихся двоих короткой очередью. Те попадали со стульев, истекая кровью. Они ещё были живы, когда Светлана Анатольевна сбрасывала их с окна своего этажа, нисколько не заботясь о последствиях. Ей всё надоело, и она решила теперь сама охотиться на банды и установить свою власть.
В тот же день она явилась к Арсеньеву, который с дружками бухал в ресторане, единственном более-менее сохранившемся здании в квартале. Там было человек пятнадцать, включая трёх проституток — бывших учениц Светланы Анатольевны. Ничего не подозревавшие бандиты разрешили ей зайти, Арсеньев предложил даже выпить водку. Старушка, не проронив ни слова, достала автомат и разрядила два рожка во всех, пощадив только девочек. Крики и стоны мгновенно наполнили помещение, кровь залила полы, и ароматы спирта смешались с металлическим запахом смерти.
Потом Светлана Анатольевна закидала двумя гранатами тех, кто бежал на помощь главарю: взрывами всех их покосило, и осколки впились в стены и потолок.
Суровая и решительная, она вывела трёх проституток из ресторана и заорала раненым боевикам, лежащим на тротуарах:
- Теперь я власть! Кто меня не признает — тот отправится в Ад!
Боевики, конечно, увидели в ней нового лидера и подняли руки. Те, кто матерился, получили лезвием по шее. Светлана Анатольевна не оставляла в живых тех, кто проявлял сопротивление или дерзость.
Так власть перешла к пенсионерке. Она решила, что пора заканчивать с вакханалией и установить строгий, но справедливый режим. Всех, кого она ранее заметила в зверствах, лично казнила, причём среди них оказались и начальник районного отделения полиции и депутат Мосгордумы. Это успокоило наиболее безответственных бандитов и заставило остальных задуматься о своей судьбе.
Под её руководством квартал начал медленно, но уверенно возвращаться к порядку. Светлана Анатольевна, с автоматом на плече и безжалостным взглядом, патрулировала улицы, вдохновляя и внушая страх одновременно. Она понимала, что теперь её задача — не просто выжить, но и защитить тех, кто остался в этом хаосе. И никто не смел сомневаться в её решимости.

Глава 7: Отец Онуфрий

Диакон Онуфрий был обычным священнослужителем в русской православной церкви под Москвой, хотя всегда считал себя достойным более высокого духовного сана. Прихожане называли его насмешливо «Поп Гапон». Он был полным, с мохнатыми бровями и толстыми губами, кучерявыми руками и пухлыми пальчиками. Его круглое лицо с розовыми щеками и всегда потной лысиной напоминало карикатуру на святого, но его глаза, маленькие и проницательные, всегда искали слабости в окружающих.
Как и все сотрудники РПЦ, он, во главе с патриархом Гундяем, принял войну против Украины как священную и молился каждый день во славу русского оружия. Он ездил в ДНР и ЛНР, чтобы освящать танки и ракеты, которые потом уничтожали города и поселки в Харьковской области, Одессе, Киеве. Правда, его молитва не спасала от ракет «Джевелин», однако это он считал заговором Запада с Сатаной. Говорил, что падение ракет и гибель солдат — это лишь испытание веры, посланное им Господом.
После поражения России в этой позорной войне, Онуфрий не отказался от своих рашистских взглядов. Он продолжал считать, что война против Гейропы, против католицизма и ислама должна продолжаться. Только для начала необходимо было взять власть в свои руки. Отец Онуфрий среди прихожан нашел отъявленных негодяев, которым передал оружие с воинского склада. Так появилась армия «Святая Русь», командиром которой стал отец Онуфрий. Все, кто называл его попом Гапоном, были повешены в тот же день.
Казни подверглись и представители Святого Синода, включая самого Гундяя. Отец Онуфрий с радостью отрезал ему язык и обрубил пальцы на руках и ногах своим мачете. Трупы потом зажарили и скормили голодному населению, которое давно не видело мяса. Людям было уже всё равно, кого или что есть. Костры, на которых жарили человеческое мясо, пылали по ночам, распространяя запах горелого мяса, смешанный с ужасающим смрадом.
Квартал за кварталом, район за районом армия «Святая Русь» брала контроль и становилась весомой силой. Отец Онуфрий возвел самого себя в сан Архимандрита и требовал, чтобы все обращались к нему Ваше Высокопреподобие. Тех, кто отказывался, он собственноручно расстреливал из Маузера, который нашел в музее. С этим оружием и в балахоне священника он расхаживал по улицам Москвы и смотрел на стены Кремля, за которыми пряталась другая банда. Отец Онуфрий хотел взять объект приступом, как когда-то хан Батый брал Москву.
С отцом Онуфрием считались и местные криминальные авторитеты, потому что священник проявил себя умелым полевым командиром. Он подмял под себя чеченские и таджикские банды, которые промышляли в столице, и привлек к себе якутов, умелых стрелков-снайперов, которые легко устраняли конкурентов.
Попытка атаковать танками бандой Кремнеземцева, бывшего майора Министерства обороны, провалилась. У станции метро Люблино произошло небольшое сражение, которое закончилось плачевно для Кремнеземцева. Семь танков Т-72 горели как угли, пять БТРов дымились у развалин, а все бойцы отдали богу душу. Оглушительные взрывы и яркие вспышки озаряли небо, разнося обломки и тела солдат по всей округе. Пыль и дым поднимались в воздух, закрывая солнце.
Отец Онуфрий лично ходил по месту сражения, крестил раненых врагов и стрелял им в голову, говоря: «С Богом, сын мой, упокойся!» Кровь медленно пропитывала землю, а его белый балахон становился всё более алым от крови.
Так Отец Онуфрий стал уважаемой силой в столице России. Что творилось за пределами Москвы, никого не интересовало. А там события разворачивались не лучшим образом. Война, голод и отчаяние охватили всю страну, но Онуфрия это не заботило. Его волновала только власть и возможность дальше распространять свою веру, подкреплённую оружием и страхом.

Глава 8: Новая Россия

Позорный проигрыш России в войне против Украины привел к сепаратизму в национальных республиках. Первым откололась от Москвы Чечня, которая стала называться Исламское Государство Чеченистан. За ней последовали Дагестан и Осетия, объявившие о своей независимости. В Башкирии и Татарстане ситуация была немного иной: там национальные парламенты не сразу хотели выходить из Федерации. Однако население штурмом взяло все правительственные учреждения, гильотинировав чиновников, включая высшее руководство, и сами назначили себя президентами и премьерами с министрами. Новая власть взяла курс на отделение, быстро установив собственные правила и законы.
В Якутии, Туве и Калмыкии события разворачивались по подобному сценарию, но к власти пришли бандиты. Они стали называть свои республики Королевство Зеленого Пахана, Эмират Ивана Бутькина и Калмыкская Народно-Демократическая Республика. Грабежи, насилие и убийства там стали обычным явлением. Горожане бежали в Монголию и Китай, спасаясь от такой кровожадной власти. Навести порядок не удавалось никому, так как у бандитов оказалось ядерное оружие — из запасов стратегических сил России. Правда, пользоваться им никто не умел, но припугнуть соседей или смелых бандитов удалось.
На Дальнем Востоке был жесткий контроль Поднебесной. Там теперь правили китайские законы, люди учили, как правильно говорить по-мандарински: «Хозяин, не бей меня!» и «Хозяин, дай мне миску риса!» Жители учились пользоваться палочками при еде и молились портрету Мао Цзэдуна, который в обязательном порядке висел в каждой квартире. Они разучивали гимн КНР, за правильным исполнением которого строго следили как китайские полицейские, так и назначенные ими старосты из числа коллаборантов. По улицам шагали патрули, а жители старались не привлекать внимания, зная, что любой неверный шаг может привести к жестоким последствиям.
В северной столице России — Санкт-Петербурге, не осталось целостности ни одного здания. Артиллерия сутками работала друг против друга, и в итоге власть сдалась армиям из ЧВК «Вагнер» и ЧВК «Редут». Чиновников сразу повесили — не стали тратить даже патроны. Веревки были грубыми, а лица повешенных застыли в искаженных гримасах ужаса и боли.
Попытка прорваться по Финскому заливу в Финляндию закончилась плачевно. Финны жестко пресекали любую попытку пересечь границу. Беженцы, банды и шпионы наталкивались на вооруженные патрули и высокие заборы с колючей проволокой. Финны, не желая повторить судьбу своих соседей, укрепили границу до неприступности, и никто не мог проникнуть в их страну.
Крейсер «Аврора» стал штабом для вагнеровцев, а Смольный заняли дезертиры из танкового батальона, называвшие себя «Ангелами Робин Гуда». Их ангельство заключалось в массовых репрессиях населения и изъятии еды. Они безжалостно грабили, убивали и наводили ужас на оставшихся жителей города.
Лишь на Камчатке было более-менее спокойно. Там, из-за жесткого холодного климата, мало у кого возникло желание бунтовать. Жители объявили независимость и стали называться Камчатское Княжество, где Великим князем стал бывший представитель президента РФ. Всех несогласных утопили, и порядок восстановился. Камчатка жила своей жизнью, закрывшись от остального мира ледяными стенами.
С тех пор не летали гражданские самолеты — фактически все они были сожжены в аэропортах или сбиты при попытке вылета, когда чиновники пытались спастись за границей. Рыболовецкие суда ушли в Тихий океан, их экипажи попросили политическое убежище в Латинской Америке. Ледокол «Арктика» был затоплен неизвестно кем, оставив за собой лишь горы льда и обломки на поверхности воды.
Железнодорожный транспорт превратили в бронепоезда или использовали как место проживания боевиков и солдат новых воинских подразделений. Вернулась эпоха, когда сражение бронепоездов стало реальностью и повседневностью. Особый успех имел бронепоезд «Комиссар Бутылкин» — в честь мясника Ивана Бутылкина, который создал Красную Республику Мордовия и сам себя назначил правителем. Там был создан парламент из числа депутатов, состоящих из крестьян, боевиков, летчиков и коммунистов. Этот бронепоезд, обладая мощным вооружением и бронированием, наводил страх на соседей, расправляясь с любыми противниками.
Россия как единое государство перестала существовать. Раздробленная, она погрузилась в хаос и анархию, где каждый пытался выжить, устанавливая свои законы и порядки. Новая Россия была жестокой и беспощадной, и никто не знал, что принесет следующий день.
Космонавты, которые оставались на МКС, теперь боялись возвращаться на Землю, осознавая, какой ужас их ждет там. Их дома были разрушены, семьи убиты, и им приходилось годами накручивать орбиты вокруг Земли. Родины больше не существовало. Они наблюдали с орбиты за разрушенной планетой, ощущая глубокое отчаяние и бессилие. Их единственной связью с Землей оставались редкие радиосигналы от международных партнеров, которые также не могли помочь. Космонавты жили в постоянном страхе и неведении, что будет с их жизнью и судьбой их родной страны.

Глава 9: Погоня за беглецами

Из морского порта Находка в сторону Японии уходили три рыболовецких траулера, груженные не морепродуктами, а людьми. Это были женщины с детьми, старики, инвалиды и мужчины, отчаявшиеся от страшной жизни в безумной России и решившие сбежать в страны, где могут найти безопасность. Корабли были перегружены, поэтому шли медленно, в надежде, что их не заметят. В Японском море бушевали волны, дул сильный ветер, траулеры болтало из стороны в сторону, и капитаны с трудом удерживали курс.
На борт команды траулеров взяли людей не бесплатно. Многие отдавали последнее, что у них было — валюту, золото, драгоценности. Некоторые женщины расплачивались своими телами, чтобы попасть на борт. Этот опасный бизнес приносил неплохие доходы капитанам и их командам, несмотря на риск быть пойманными или убитыми.
Однако за траулерами шёл сторожевой катер пограничной службы, плывший наперерез из мыса Астафьево, где была база ФСБ России. Пограничники, хоть и продолжали носить униформу, давно превратились в морских пиратов. Капитан второго ранга Валерий Лейкин, находясь в пьяном состоянии, смотрел в бинокль и мрачно цедил сквозь зубы:
- Предатели! Эти люди предали Россию! Они изменили нашему президенту Путину! Они предали нашу партию «Единая Россия», членом которой я до сих пор состою!
Лейкин был худым и злобным человеком. Его острое лицо с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами выглядело всегда напряжённым. На его щеках выделялись высокие скулы, а тонкие губы были вечно сжаты в жёсткую линию. Капитан часто прибегал к интригам и подковёрным играм, чтобы подниматься по карьерной лестнице, и это сделало его крайне недоверчивым и мстительным. Раньше он занимался контрабандой, а теперь новый промысел — рэкет беженцев — приносил ему удовлетворение и власть.
Стоящий рядом старпом Борис Сидоров, толстый и чванливый, поддакнул:
- Товарищ капитан! Они не только предатели! Они увозят ценности. У беженцев золотые украшения, валюта, они вывозят всё это за рубеж! Они грабят Россию-матушку! И они нам не заплатили за выезд из страны!
Сидоров был полным и неуклюжим, с двойным подбородком и маленькими глазами, которые блестели жадностью. Он слыл живодёром, любившим потрошить бизнесменов, не желавших платить пограничникам за свой рыболовецкий промысел. Его толстые пальцы всегда были испачканы жиром или кровью, и он гордился своей жестокостью.
Капитан видел траулеры в море, и его брала злоба. Он сказал:
- Жаль, ракет нет — все ракеты, включая П-15 «Термит» и «Уран», забрали на войну в Украине! А то я бы пустил их ко дну!
- Так постреляем из автоматических пушек АК-630! — предложил старпом, улыбаясь. — Нам что ли жалеть этих людишек?
- Точно, — согласился Лейкин. — 30-мм орудия — это вам не по мухам стрелять! Приготовить орудия к стрельбе!
Катер подошёл на расстояние прямого выстрела. Пограничники видели, как на траулерах люди молились и кричали, чтобы их не убивали, отпустили. Но Лейкин был беспощаден и суров.
Траулеры метались из стороны в сторону, пытаясь уйти от преследования. Капитаны знали, что их шансы малы, но продолжали надеяться на чудо. Волны били о борта, и старые суда скрипели под напором воды. Люди на борту, перепуганные и измождённые, жались друг к другу, молясь о спасении.
Первый выстрел из автоматической пушки АК-630 разнёс корму одного из траулеров. Люди, стоявшие на палубе, падали в воду, крича от ужаса и боли. На борту началась паника: дети плакали, женщины кричали, мужчины пытались найти укрытие.
Пограничники стреляли без разбора. Они наслаждались страхом и хаосом, который сеяли своими выстрелами. На катере Лейкин и Сидоров наблюдали за происходящим с мрачным удовлетворением.
- Животные! — кричал Лейкин, видя, как люди падают в воду. — Вы получите по заслугам!
Матросы траулеров пытались маневрировать, но их суда были перегружены и медлительны. Они понимали, что Лейкин пустит их всех ко дну, и эта мысль парализовала их страхом.
Но помощь пришла со стороны Японии. Два крупных патрульных корабля классов "Shikishima" и "Hida" из Японской береговой охраны появились на горизонте. Их орудия заговорили, и российский пограничный катер начал превращаться в решето. Пули и снаряды сыпались на палубу, разрушая оборудование и раня команду.
Японцы взяли беженцев под свою защиту и обеспечили их охрану до ближайшего японского порта. Лейкин и его команда тонули, и на их призыв о помощи никто не ответил. Пограничники не хотели связываться с противником, который был сильнее.
Спасённые плакали и не верили своему счастью. Они не смотрели назад, где за горизонтом исчезала российская земля. Они не хотели возвращаться в эту страшную страну.

Глава 10: Новая Мессия Красноярска

Когда в Красноярском крае начались беспорядки, Григорий Карамыслов, постоянный пациент психиатрической клиники, оказался в самой гуще событий. Сбежав из больницы, он оказался в мире, который, казалось, идеально подходил для его извращённого разума.
Возвращение мужчин из СВО стало катализатором хаоса. Ребята, которым война отняла всё, что они имели, вернулись в разрушенный край и первым делом расправились с губернатором и его окружением. Расстрелы и погромы в городе не оставили камня на камне, пока не окончилась расправа над теми, кто управлял регионом. После этого началась эпоха мародёрства: группировки собирались в банды, грабили и насиловали. Полицейские, лишённые руководства, также примкнули к этим бандам. В этой обстановке требовался лидер, и Григорий Карамыслов оказался именно тем, кто смог занять эту вакансию.
Его сумасшествие оказалось как раз тем элементом, который объединил разрозненные группы. Карамыслов возглавил одну банду, затем, благодаря своей харизматичной, хотя и безумной, натуре, подчинил остальные и стал фактическим правителем Красноярского края. Его власть была феодальной: жители края стали его крепостными, обязаны трудиться и молиться за его благо.
Карамыслов ввёл ужасные законы. Введённая трудовая повинность и обязательное богослужение стали частью его правления. Особое внимание он уделил своему праву первой брачной ночи. Невесты должны были прийти к нему для утраты невинности. Если девушка была уже не девственницей, её ожидала страшная кара — отрезание левой груди. Эти действия были не просто актами жестокости, а частью его извращённой концепции контроля и власти.
Финансовая система также была изменена. Григорий напечатал собственные деньги, которые больше походили на порнографические картинки, чем на купюры. Эти "банкноты" стали обязательной валютой, а доллары и евро, конфискованные в первые дни его правления, больше не существовали. Григорий быстро стал олигархом, контролируя экономику края и обеспечивая свой собственный роскошный образ жизни.
Журналисты, работающие в крае, были обязаны писать только положительные материалы о новом главе региона. Одна журналистка, осмелившаяся критиковать экономические реформы Карамыслова, была закатана в бетон и стала частью фундамента казармы. Казарма стала домом для "тачанкистов" — боевиков на модифицированных автомобилях "Тойота", оснащённых крупнокалиберными пулемётами. Эти "тачанки" кочевали по районам, устраивая грабежи и убийства, и не было никакой управы на их разгулявшуюся агрессию.
Иногда Карамыслов лично принимал участие в таких рейдах. После его визитов оставались сожжённые деревни и изнасилованные женщины. Григорий проявлял свою крайнюю жестокость, удерживая гарем из девочек 13-15 лет и насилуя мужчин, особенно полицейских и судей, которых он ненавидел за то, что они когда-то посадили его в психиатрическую клинику. Его извращения не знали границ: он радовался своей власти над всеми, кто попадался ему на пути.
Многих из своих жертв Григорий топил в Красноярском водохранилище, привязывая их к камням. "Теперь вы — русалки, передайте привет морскому царю Нептуну!" — смеялся он, сбрасывая судью района Ивашкину за борт катера. Женщина не успела ничего крикнуть, как исчезла под водой. "Теперь кормить рыб будет!" — добавил он, удовлетворённый своей жестокостью.
В соседних областях и краях ситуация была не лучше, и никто не спешил спасать жителей Красноярского края. Григорий быстро наладил контакты с главарями-президентами и квази-монархами других субъектов Федерации, многие из которых были психопатами, бандитами или военными, установившими казарменные государства. Эти связи укрепили его власть и позволили ему укрепить свои позиции на фоне общего безумия.
Карамыслов любил, чтобы его слова цитировали и восхваляли. Он часто выступал с трибун, призывая жителей следовать за ним. "Да, Путин совершил ошибки!" — орал он, брызгая слюной. "Но я — другой! Я — не Путин! Я сын божий! Я — новая Мессия! Я приведу вас в Рай!"
И народ, уставший от безумия и страха, стал верить ему и поклоняться. Так формировался культ личности Григория Карамыслова, бывшего пациента психиатрической клиники. Безумному миру был нужен безумный король, и Григорий оказался тем, кто смог предоставить эту безумную власть.

Глава 11: Коллекция трупов

Юрий Объедков был человеком редкой профессии и ещё более редких увлечений. Врач-патологоанатом, он работал сразу в двух местах: в морге городской больницы Липецка и на фирме ритуальных услуг. В морге он занимался вскрытием трупов и установлением причин смерти, а на фирме — делал косметические операции, чтобы на похоронах мертвецы не выглядели столь ужасно. Часто его клиенты были из криминального мира, и его работа заключалась в том, чтобы вернуть человеческий облик бойцам, погибшим в перестрелках и разборках.
Пуля могла разворотить череп или пробить глаз, и нужно было сделать так, чтобы на своих же собственных похоронах труп улыбался и выглядел приветливо, словно радовался уходу в иной мир. Эта работа требовала не только профессионализма, но и некоторого артистизма, чтобы замаскировать ужасные увечья.
Объедков был плоскомордным и тощим человеком, рыжим и с выпученными глазами, что придавало ему вид своеобразного монстра. Его внешний вид и характер не способствовали популярности среди женщин, но это его мало волновало. Юрий интересовался не живыми женщинами, а мертвыми. Он собрал большую коллекцию фотографий мертвых женских тел, которые он продавал онлайн. Эти фотографии были его тайным увлечением и источником дополнительного дохода.
Когда началась гражданская война в России из-за проигрыша в конфликте с Украиной, работы у Объедкова прибавилось. С каждым днём в морг поступали всё новые и новые трупы, и их число превышало возможности захоронения. Крематорий был разбомблен, могильщики разбежались. Морг заполнился телами, разлагающимися на глазах. Запах разложения стоял в воздухе, смешиваясь с отчаянием и безнадежностью.
Липецк стал беспокойным: банды дрались за власть, официальной власти не существовало. Юрий сам видел, как пьяная солдатня из СВО посадила на кол губернатора Липецкой области. Он истошно орал, пока древко не вылезло из его глотки. Люди прятались от зверств, но всё равно на улицах было полно гниющей плоти.
Заработки у Юрия упали, фактически нечем было кормиться. Свежий труп можно было распотрошить на мясо и требуху, но не все ещё научились есть человечину, предпочитая кошек, собак, крыс или голубей. Но тут подвернулся один случай. Из Москвы группа ФСБ привезла запечатанный гроб в Липецк и приказала Юрию спрятать его в морге, подключив электропитание. Как патологоанатом, Объедков знал, что это мобильный холодильник, но любопытство гложило его: кто там лежит замороженный? ФСБшники вскоре исчезли, и больше не возвращались. Труп в холодильнике лежал без требования три месяца, пока не отключили электричество. В городе иметь свой дизель-генератор — это роскошь, которую могли позволить себе только банды, а не простые граждане. Из морга потянуло страшное зловоние, так как холодильники обесточились и трупы стали разлагаться.
Юрий вскрыл монтировкой гроб и ошарашенно вскрикнул: «Матерь Божья!» Там лежало забальзамированное тело Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата и председателя Совнаркома России в 1920-х. Видимо, чекисты спасали символ Октябрьской революции от вандализма и перевезли его из Мавзолея в Липецк. А потом им стало не до этого артефакта.
Юрий долго думал, что делать, а потом выставил предложение на онлайн-аукцион, что продается настоящее тело Ленина. И покупатель нашелся — из Китая. За 3 миллиона долларов тело было куплено и вывезено в Поднебесную в частную коллекцию. Ошарашенный от такой суммы, Объедкову пришла мысль начать новый бизнес — торговать трупами. И он стал охотиться за мертвыми личностями. Так, у него вскоре появились мертвые тела министров, губернаторов, сенаторов, артистов, а также чиновников рангом пониже, однако востребованных. После продажи тела Ленина Юрий Объедков моментально стал знаменитым в узких кругах, что открыло для него бесконечные возможности и потоки заказов на самые разные трупы. Вскоре о его необычном бизнесе узнали не только мафиозные структуры, но и политические деятели и олигархи, желающие заполучить тело известного человека для своих личных коллекций или для шантажа.
Заявки поступали со всех концов света. Заказчики предлагали баснословные суммы за мертвые тела российских политиков. Офшорные счета открывались на подставные имена, а деньги поступали чемоданами, полными наличных, чтобы обезопасить себя от возможных утечек информации. Одним из первых пришел заказ на тело Филиппа Киркорова. Неизвестный коллекционер из Саудовской Аравии предложил за тело известного певца пять миллионов долларов. "Труп должен быть идеально сохранен и доставлен без повреждений", — гласили условия. Юрий скрупулезно выполнил задание, и вскоре Киркоров оказался в частной коллекции шейха, среди других знаменитостей, ставших жертвами гражданской войны.
Далее пошел поток заказов на политических деятелей. Одним из самых трудных заказов стало тело Дмитрия Медведева. Клиент из Гонконга, представившийся влиятельным бизнесменом, обещал десять миллионов долларов через офшорный счет за доставку тела экс-президента. Юрий понимал, что подобный заказ потребует привлечения профессиональных киллеров, чтобы избежать повреждений тела. Заказ был выполнен, и Юрий получил обещанную сумму, которая оказалась на счете в одном из банков на Каймановых островах.
Среди заказов были и на журналистов, ставших символами пропаганды. Тело Маргариты Симоньян было продано коллекционеру из Японии за семь миллионов долларов. Сложность заключалась в том, чтобы тело было доставлено в целости и сохранности, ведь покупатель хотел выставить его в своем музее ужасов.
Дмитрий Песков и Сергей Шойгу также стали объектами заказов. Тело Пескова за пять миллионов долларов приобрел американский магнат, мечтавший пополнить свою коллекцию мертвых знаменитостей. Тело Шойгу же было куплено за двенадцать миллионов долларов китайским генералом, считающим его символом рухнувшего режима.
А когда в Липецк по заказу Объедкова привезли тело Валентины Терешковой, первой женщины-космонавта, то на ней он снял большой куш — аж 20 миллионов долларов выплатил какой-то некрофил из Германии. Так Юрий стал уважаемым человеком, с которым охотно общались все мафиози и военные.
Юрий Объедков организовал свою работу по четкой системе. У него была команда профессиональных киллеров, работающих по всей России. Каждое тело проходило через его руки, где он придавал ему достойный вид и замораживал в криокамере перед отправкой. Его дом превратился в настоящий логистический центр, где обрабатывались и отправлялись трупы.
Каждую ночь Юрий пересматривал свои счета, которые увеличивались с каждой новой сделкой. Его состояние росло, и он понимал, что гражданская война, разруха и хаос стали для него временем невероятных возможностей.
В ресторане «Черный тюльпан» Объедков теперь был частым гостем, где обсуждал новые заказы с международными клиентами. Заказчики приезжали из разных стран, и каждый из них был готов заплатить щедро за эксклюзивный товар. Юрий, затягиваясь кубинской сигарой, вел переговоры, осознавая, что его бизнес стал неотъемлемой частью нового мирового порядка, где смерть стала самым прибыльным товаром.
На Валентину Матвиенко был особый заказ от известного коллекционера из Монако. За её тело предлагали пятнадцать миллионов долларов, которые поступили через офшорный счет в Швейцарии. Юрий с особой тщательностью выполнил заказ, понимая, что это его шанс укрепить репутацию на международном рынке. Обычно разговор проходил так:
Клиент: Сам понимаешь, Юра. Спрос на Вальку-стакан есть.
Объедков: Это Валентина Матвиенко что ли?
Клиент: Ты догадлив, Юра. Тело нужно без царапин, так что твои исполнители должны или отравить её, или легонько придушить, но так, чтобы не было следа на шее. Коллекционер — важная персона, давно мечтает о бывшем председателе Совета Федерации.
Объедков уверенно: Сделаем. Ты же знаешь меня. У меня бизнес — чистые руки! Сеть киллеров по всей России-матушке! Привезем твоему боссу труп Вальки. Сам лично её приодену и заморожу в криокамере!
Вдохновленный успехами, Объедков начал задумываться о расширении бизнеса. Теперь его интересовали не только политические деятели, но и звезды шоу-бизнеса, спортсмены и ученые. Он понимал, что в мире всегда найдутся люди, готовые платить большие деньги за трупы известных личностей, и его бизнес мог продолжать расти, несмотря на всю жестокость и аморальность этого дела.
Вот так гражданская война сделала обычного патологоанатома миллионером. Объедков стал символом новых времен, когда смерть и деньги оказались неразрывно связаны, а его безумный бизнес продолжал процветать.

Глава 12: Фюрер Пермского края

Николай Лужанский, командир танка Т-72, вернулся в Пермь из СВО инвалидом. Лишившись одной ноги, левого глаза и с развороченным от пулеметной пули желудком, он стал не просто героем в глазах своих однополчан, но и символом падшего ангела. Тело Лужанского было покрыто татуировками нацистских символов и цитат из речей Адольфа Гитлера. Несмотря на незнание немецкого, он часто выкрикивал: «Дойчланд убер аллес! Руссланд ист амбессте ланд! Зи муссен куссен майн арш, унтерменшен!» На груди, у сердца, у него был наколот портрет Михаэля Виттманна, известного танкового аса Ваффен-СС.
Лужанский вернулся домой в тот момент, когда страна начинала выплачивать репарации, что ввергло ее в экономический хаос и гражданскую войну. Никакой материальной, социальной и медицинской поддержки он не получил. Это вынудило его вернуться к использованию своих военных навыков в другом амплуа. С одним автоматом он начал терроризировать чиновников, банкиров и врачей, быстро получив 40 миллионов рублей, новый протез на ногу, стеклянный глаз и хорошую одежду. Оружие стало его лучшим аргументом в жизни, и это ему так понравилось, что он не собирался останавливаться.
Лужанский оказался харизматичным и шизофреничным лидером, который привлек к себе неонацистов из молодежной среды, а также баркашовцев, макашовцев и боевиков из «Русского марша». Вскоре у него была армия из 20 тысяч штыков. За короткое время они захватили 13 городов и 20 районов края, установив свою нацистскую власть. Лужанский ощутил себя новым фюрером, который должен привести пермчан к светлому Четвертому Рейху.
Он сшил себе костюм офицера СС, назначил министров и военноначальников, и начал строить новое государство, где махровый шовинизм перекликался с бандитизмом, политическими репрессиями и каннибализмом.
При Лужанском сжигались не только книги, но и целые библиотеки. Единственной книгой, которая допускалась, была «Моя война» — аналог «Майн Кампф», описывающая бурную жизнь и идеи Николая Лужанского. Толпа зиговала, крича «Мой фюрер! Зиг хайль!», когда Лужанский проезжал в кортеже по улицам полуразрушенной Перми. Из громкоговорителей лилась бодрая песня немецких люфтваффе:
Wenn die Sonne scheint, heiter uns're Stimmung,
Luftwaffe fliegt ins ferne Land.
F;r F;hrer, Volk und Vaterland,
Mit Herz und Hand, mit Herz und Hand.
Лужанский легко вешал всех неугодных. Профессора, музыканты, писатели, педагоги — все, кто казался ему слишком умным, подвергались репрессиям. На одной из улиц Перми неделями висели трупы несчастных людей, пока их не склевывали вороны.
Пермский край перестал существовать как субъект Федерации. На его месте возникло Пермское Нацистское Государство (ПНГ) под руководством фюрера Лужанского. Соседние административные регионы признали суверенитет и независимость ПНГ, установив дипломатические отношения с фюрером. Так на территории бывшей России появилось первое нацистское государство.
Естественно, ни ООН, ни другие страны не признали это псевдогосударство и его лидера. На Лужанского был выписан ордер на арест Международным Уголовным судом, но добраться до Пермского края было почти невозможно.
Между тем, Лужанский укреплял свою власть, получая заказы от различных группировок и заинтересованных лиц. Обещания оплаты в свободно конвертируемой валюте наличными в чемоданах или через офшорные счета стали для него привычным делом. Военные, политические деятели, мафиозные структуры и международные преступники видели в Лужанском мощного союзника и инструмент для достижения своих целей.
Лужанский понимал, что его власть основывается на страхе и жестокости, но он наслаждался своей ролью фюрера. Его тирания и зверства продолжали набирать обороты, и Пермское Нацистское Государство становилось все более изолированным и опасным местом, где правили шизофреничный лидер и его безумные последователи.

Глава 13: Передел столицы

Светлана Анатольевна объявила войну другим бандам в Москве. Город контролировали тринадцать группировок, в которые входили бывшие участники СВО, полицейские, криминалитет, бизнесмены и спортсмены. У них были не только легковые автомобили со спаренными пулеметами, известные как «шайтан-арбы», но и бронетранспортеры и танки. Два главаря обладали даже боевыми вертолетами Ми-28, используемыми в разборках за ресурсы и власть. Самая сильная банда «Святая Русь» под предводительством отца Онуфрия представляла собой военно-клирикальную организацию, включающую священников бывшей РПЦ, солдат СВО, сотрудников полиции, МЧС и выходцев из криминала.
Эти банды бесчинствовали в столице России, устраивая показательные казни. Женщин и детей сгоняли в концентрационные лагеря для сексуальной эксплуатации, а мужчин — для исполнения трудовой повинности. Деньги были отменены, и вместо этого засчитывались трудодни, выдавая только похлебку из крыс и мышей. Люди радовались этому, так как под защитой банды они были более защищены от хаоса внешнего мира.
Светлана Анатольевна вечером сделала вылазку со своей группой. Они двигались между руинами, осматриваясь. На пенсионерке был бронежилет, шлем, прибор ночного видения, автомат и пять рожков к нему — современная бандерша или, точнее, командир партизан. Ее лицо, покрытое шрамами времени, выражало непоколебимую решимость. Она была невысокого роста, с короткими седыми волосами и глубокими морщинами на лице, которые свидетельствовали о трудных годах борьбы.
Внезапно Светлана Анатольевна увидела, как бандиты из группы зачистки выводят из дома двух человек. Она сразу узнала их: один был ее бывшим учеником Василием Креветкиным, а второй — представитель ЛГБТ-сообщества Филипп Жмуриков, известный под погонялом «Розовый Филя». Они кричали, извивались в руках бандитов, умоляя о пощаде, но слышали в ответ:
- Вы, подлецы, не пришли по призыву нашего архимандрита Онуфрия исполнять свои обязанности перед Родиной, а прятались как жалкие крысы. За это умрете как крысы.
По приказу главаря бандиты поставили двух бедолаг к стенке и готовились их расстрелять. Розовый Филя наложил в штаны, а Васька-Колесо упал на колени, моля о пощаде, хотя понимал, что их все равно расстреляют, хотя бы ради забавы. Этим бандитам было все равно, кого убивать — никакой жалости они не испытывали.
Светлана Анатольевна не испытывала особых чувств к обреченным, однако понимала, что так нельзя поступать и решила дать бой. Она молча знаками показала своим партизанам приготовиться и открыла огонь из АКСУ-74. Ее очередь повалила на землю главного и еще одного. Остальные сразили еще пятерых. Бандиты пали, не успев понять, что произошло.
Находившиеся в бронеавтомобиле «Тигр» трое пытались покинуть место боя, не вступив в защиту своих соратников, и за такую трусость поплатились. Один из партизан поднял ручной гранатомет РПГ и выстрелил в корму армейского внедорожника. Броня не спасла — «Тигр» вспыхнул, запалив всех троих находящихся внутри салона.
- Спасибо, спасибо! - кричал Розовый Филя, не веря своему спасению. Он целовал руки и ноги партизанам, обещая быть их рабом.
- Нам не нужны рабы, - строго сказала Светлана Анатольевна. - Нам нужны соратники.
- Я не умею воевать. Я боюсь, - признался бывший кутюрье.
Пенсионерка презрительно на него посмотрела и сказала:
- Будешь на кухне. Готовить нам еду!
- Согласен! Согласен! - обрадовался такому решению Филя.
Василий молча стоял, ожидая решения в свой адрес. Светлана Анатольевна, поправляя ремень с автоматом, спросила его:
- Ну, что, Креветкин, готов учиться воевать?
- Да, - кивнул пятнадцатилетний парень.
- Хорошо, - похвалила старушка, и рядом стоявшие партизаны засмеялись. - Эй, ребятки, накормите их, а потом выдайте Василию автомат.
Вот так еще двое влились в партизанский отряд Светланы Анатольевны. Они занимались защитой своего района, уничтожая вторгающиеся банды. Отец Онуфрий, узнав о серьезном сопернике, орал, что предаст анафеме всех, кто выступит против него. Каждый вечер в кафедральном соборе он молился за смерть своих врагов. Светлана Анатольевна отвечала практическими делами: расстреливала мародеров и бандитов. Она стала для Москвы как в свое время для Франции Жанна д’Арк.
Партизаны под руководством Светланы Анатольевны, возглавлявшей сопротивление, начали методичную охоту на банды, бесчинствующие в Москве. Их операциям предшествовали тщательно спланированные вылазки и разведывательные миссии. Каждый шаг был продуман до мелочей, чтобы минимизировать потери среди своих и нанести максимальный урон противнику.
Ночью, когда город погружался в относительное спокойствие, группы партизан выходили на охоту. Светлана Анатольевна, облаченная в бронежилет, с прибором ночного видения и автоматом наготове, вела своих бойцов через руины и заброшенные здания. Она была осторожна, передвигаясь бесшумно и отдавая приказы жестами. Партизаны действовали слаженно, как хорошо смазанный механизм, каждый знал свою роль и место в группе.
Основными целями становились мародеры и бандиты, контролировавшие районы города. Партизаны стремились подойти к ним незаметно, используя темные переулки и разрушенные здания для укрытия. Когда они выходили на позиции, начиналась атака. Партизаны внезапно выскакивали из укрытий, открывая огонь из автоматов и пулеметов. Удары наносились быстро и эффективно, не оставляя врагам шансов на ответную реакцию.
Каждое нападение было подобно молниеносному удару: сначала разведка, затем — атака. Партизаны стремились обезвредить главарей и уничтожить как можно больше боевиков. Они использовали преимущество внезапности, атакуя врагов, когда те меньше всего этого ожидали. При этом Светлана Анатольевна внимательно следила за безопасностью своих людей, не допуская лишнего риска.
В одном из таких рейдов партизаны подстерегли группу мародеров, которые грабили заброшенный магазин. Подкравшись ближе, партизаны окружили врагов и в считанные секунды начали бой. Светлана Анатольевна первой открыла огонь, ее автомат выкашивал мародеров, словно коса траву. Её бойцы не отставали, стреляя точно и быстро, как на тренировке. Пули свистели в ночи, разрушая хрупкое спокойствие города.
Когда бой заканчивался, партизаны быстро покидали место атаки, забирая оружие и боеприпасы врагов. Они не оставляли следов, исчезая в темноте так же внезапно, как и появлялись. Эти ночные вылазки вселяли страх в сердца бандитов. Они знали, что ни одна их база не была в безопасности.
Постепенно партизаны Светланы Анатольевны начали освобождать район за районом. Горожане, страдающие под гнетом банд, встречали их с надеждой и благодарностью. Партизаны организовывали группы самообороны, обучая местных жителей основам военного дела, чтобы они могли защищать себя. Это создавало вокруг них сеть поддержки и информации, что делало их действия еще более эффективными.
Мародеров и бандитов ждали суровые наказания. Светлана Анатольевна не испытывала жалости к тем, кто причинял страдания мирным людям. После каждого рейда тела убитых врагов оставались на улицах как предупреждение остальным. Это наглядно показывало, что закон и порядок возвращаются в город, пусть и такими жестокими методами.
Под руководством Светланы Анатольевны партизаны продолжали свою борьбу, освобождая Москву от гнета банд. Их храбрость и решимость стали символом сопротивления, вдохновляя других на борьбу за свободу и справедливость. Светлана Анатольевна, как новая Жанна д'Арк, вела своих людей к победе, несмотря на все трудности и опасности. Отец Онуфрий объявил ее личным врагом и обещал снять живьем кожу со старушки!

Глава 14: Элла Памфилова

Беспорядки застали бывшую главу Центризбиркома Эллу Памфилову в дороге на пути в Узбекистан, который считался ее исторической родиной. Родилась она в Алмалыке, детство и юность провела в этом городе Ташкентской области. Именно там она намеревалась получить защиту и безопасность. В друзьях у неё были высшие чиновники Узбекистана, многие из которых вспоминали её добрым словом и были готовы принять у себя в трудный час.
Однако её бронепоезд был остановлен в Самаре. В вагон вошёл рослый мужчина, который представился комиссаром Гладковым. Он сразу узнал женщину, и его лицо расплылось в злобной улыбке.
— Ба-а, подружка Путина! — радостно произнёс он, суя ствол нагана ей в нос. — Та, что рисовала проценты!
— Я не виновата! — орала в истерике Памфилова, пытаясь извлечь из штанов пистолет Макарова, но её рука запуталась в ремне и штанине. Продолжая ехидничать, Гладков сам достал её оружие и бросил рядом стоящему денщику. Потом со всего размаха врезал кулаком в лицо женщины.
Элла отлетела к дивану, из её разбитого носа текла кровь. Бывшая глава ЦИК с ненавистью смотрела на представителя самарской власти.
— Это народ выбрал великого Путина! Я всего лишь зафиксировала волеизъявление граждан! — прошипела она, с трудом вставая.
За окном бронепоезда она слышала, как расстреливали всех, кто ехал с ней в этом железнодорожном составе. Комиссар Гладков не жалел никого. Он и сам хотел бы расстрелять Памфилову, однако решил, что нужно судить.
— Тебя будем судить судом! Революционным! — твёрдо произнёс он и, схватив её за шкирку, выволок из вагона.
Элла брела по станции с обречённым видом. Она видела, как из вагонов солдаты Гладкова выносили ящики с долларами и золотом — всё, что успела заработать Памфилова, находясь на вершине избирательной власти. Теперь за всё это с неё требовали ответ. Она видела на мёртвых товарищей, что были расстреляны у вагонов, на своего любовника Ивашкина из администрации президента и вздыхала.
Её отвели в штаб Революционных сил Самары и посадили в КПЗ городской полиции. Там уже было много ей подобных чиновников из числа губернаторов, министерств, ведомств. Там же орал Сергей Кириенко, которого прооперировали — отрезали руки и ноги, и теперь он существовал как «самовар».
— Убейте меня! — орал бывший сподвижник президента.
Охранники только злобно хохотали.
Из окна через решётку Памфилова смотрела на город. Везде плакаты «Вся власть народу!», «Долой Москву!», «Да здравствует Самарская Социалистическая Республика!», «Мы требуем независимости от Путина!», похоже, здесь сработал тот же самый сценарий, что исполнялся в так называемых Луганской Народной Республике и Донецкой Народной Республике — полный шаблон сепаратизма из Кремля. Какая ирония, — обречённо подумала Элла.
Самара, бывшая оплотом спокойствия в центральной России, превратилась в бурлящий котёл революционных страстей. Улицы, некогда тихие и ухоженные, были усыпаны обломками зданий, сгоревшими автомобилями и останками разгромленных магазинов. Повсюду возвышались баррикады, сооружённые из подручных материалов: остовов машин, мусорных баков и сваленных деревьев.
Городской пейзаж был усеян плакатами и транспарантами: «Хватит терпеть бюрократов Москвы!», «Долой Кремль!», «Да здравствует Социалистическая Революция!». Плакаты были нарисованы грубо, но с явной страстью и ненавистью к бывшему режиму. Повсюду виднелись граффити, изображающие карикатуры на Путина и его приближённых.
В центре города, на площади Куйбышева, возвышалась импровизированная трибуна, где ежедневно собирались толпы людей. Здесь звучали пламенные речи о свободе, независимости и борьбе с угнетателями. Люди, озлобленные долгими годами репрессий и несправедливости, находили выход своему гневу в этих митингах.
Самара была разделена на районы, каждый из которых контролировался своим революционным комитетом. На улицах патрулировали вооружённые группы, состоящие из местных жителей, бывших военных и добровольцев. Они следили за порядком и защищали свои территории от бандитских группировок, пытавшихся воспользоваться хаосом.
Бывшие административные здания были превращены в штабы революционных сил. Там работали круглосуточно, обсуждая планы и распределяя ресурсы. Повсюду были видны люди в камуфляже, с оружием на плечах и суровыми лицами, готовые в любой момент вступить в бой.
В воздухе витал запах гари и дыма. Городские рынки опустели, продукты питания и медикаменты стали редкостью. Люди выживали за счёт огородов, которые спешно разбивали на пустырях и в дворах жилых домов. Водоснабжение и электричество работали с перебоями, и в темноте ночей Самара напоминала заброшенный город.
Всё вокруг свидетельствовало о полном распаде прежней системы. Банковские учреждения были разграблены, а национальная валюта обесценилась до состояния бесполезных бумажек. Люди переходили на бартер, меняя продукты и другие необходимые вещи на услуги или предметы первой необходимости. По ночам в небе иногда пролетали дроны и вертолеты, патрулируя территорию и следя за порядком с высоты.
Здание городской администрации было переоборудовано в штаб-квартиру революционного совета. Здесь решались ключевые вопросы, принимались стратегические решения и распределялись командные должности. В стенах штаба царил постоянный хаос: телефонные звонки, громкие обсуждения и споры, обрывки приказов и распоряжений. На стенах висели карты города и окрестностей, утыканные флажками и метками, обозначающими контрольные точки и зоны влияния различных группировок.
На улицах появились новые символы власти — портреты лидеров революции и комиссаров, а также знамена с красными звёздами и серпом и молотом. Эти знаки стали напоминанием о новом порядке, который устанавливался в Самаре. Граждане, пережившие годы под гнётом предыдущего режима, с опаской и надеждой смотрели на эти перемены, не зная, что принесёт будущее.
Особое внимание уделялось пропаганде. В каждом квартале организовывались собрания, на которых революционные лидеры объясняли свою политику и призывали к поддержке. Было восстановлено вещание местного радио, из которого круглосуточно звучали революционные гимны, призывы к борьбе и победные реляции.
Обычные люди пытались приспособиться к новым условиям. Многих тянуло к идеям революции, сулившим справедливость и равенство. Тем не менее, в городе хватало и тех, кто считал все происходящее лишь очередным витком насилия и хаоса. Группы сопротивления и оппозиции продолжали действовать в подполье, готовясь к возможному реваншу.
Тем временем на окраинах города бушевали жестокие сражения между революционными отрядами и остатками старых силовых структур, не желавших сдавать свои позиции. Прежние полиции и военные подразделения, потерявшие централизованное командование, либо пытались интегрироваться в новую систему, либо становились партизанами, ведущими отчаянную борьбу за восстановление прежнего порядка.
Революционная Самара жила на пределе своих возможностей. Каждый день приносил новые испытания, каждый час был полон опасностей. Но люди верили, что в их руках находится ключ к лучшему будущему, и готовы были бороться за свои идеалы до последнего.
В этом бурлящем котле революции, среди крови, пота и слёз, рождалась новая Самара — город, который, возможно, однажды станет символом новой России, свободной и справедливой.
Памфилову судили на следующий день в здании драматического театра. Суд состоял из комиссара Гладкова и двоих сурового вида мужчин, возможно, прошедших СВО. Зато зал был полон народа, среди которых много гражданских, а также военных, хулиганов и даже матросов Северного флота, непонятно как очутившихся здесь. Все свистели и улюлюкали.
Суд начался.
— Где мой адвокат? — нервно спросила Памфилова.
— Слугам дьявола не нужен адвокат, — парировал Гладков.
Выступали разные люди. Они рассказывали, что хотели других кандидатов в президенты, однако Памфилова всячески их «срезала», отводила, не давала зарегистрировать. В итоге она нарушила их демократические свободы. Другие говорили, что их голоса против Путина не засчитывались, в итоге к власти пришёл человек, который начал бессмысленную войну против Украины и навлёк международные санкции против России. Были выступления и о том, что глава ЦИК ограбила страну, так как у неё нашли огромное количество валюты.
— Ваш приговор? — спросил комиссар Гладков у народа.
— Повесить!.. Расстрелять!.. Четвертовать эту чертовку!.. Утопить эту жабу! — слышались предложения.
Улыбаясь, Гладков развёл руками и сказал Памфиловой:
— Видишь, народ тебя не любит!
— А моё последнее слово? — спросила Памфилова.
— Ты только что произнесла это слово, — улыбнулся комиссар. — Но мы, революционеры, придерживаемся гуманности! Тебя не расстреляют! Мы приговариваем тебя к медицинской операции!
— Какой ещё операции? — встревожилась Памфилова.
— Увидишь! — загадочно ответил тот.
И тут к Памфиловой подошли матросы и скрутили её. Женщина орала, царапалась, пыталась пнуть, но её взяли в жесткий захват и выволокли из зала прямо в больницу, где всё было готово. Несмотря на сопротивление, женщину положили на хирургический стол, надели маску и пустили наркоз. Последнее, что видела Элла, так это ехидные морды хирургов и большую пилу.
Когда она очнулась в отдельной палате, то ничего не чувствовала. Она была обмотана бинтами как мумия. Лишь потом она осознала, что из неё сделали «самовар» — ей отрезали все конечности, превратив в инвалида. Она орала весь день и всю ночь, но никто её не слышал. Так свершилось правосудие над одиозной чиновницей, которая способствовала тому, что в России произошла гражданская война.

Глава 15: Пещерный век

Вологодская область погрузилась в хаос. В самом административном центре и двух округах шли ожесточенные бои между остатками правительственных сил и объединенной оппозиции, в состав которой входили бывшие участники СВО, заключенные колоний и тюрем, бандиты, наемники из Средней Азии и политические авантюристы. В течение трёх месяцев обе стороны использовали ствольную артиллерию, миномёты, огнемёты, танки и бронетехнику, что привело к полному разрушению не только промышленных объектов и социальной инфраструктуры, но и жилых домов и построек. Даже кладбища не уцелели под гусеницами тракторов и тяжёлой техникой. Горело всё, что могло гореть. Всё, что можно было унести, ограбили, а что не унесли — просто сожгли или раздавили.
Города и деревни Вологодской области превратились в руины. Нигде не было ни аптек, ни больниц, ни школ — люди забыли, что это такое. Тепло, электричество, горячая вода — все эти блага исчезли. Люди ходили по улицам в одежде, сшитой из любого доступного материала: полиэтилена, картона, мешковины, резины. Одежда из старых тканей становилась редкостью, и люди начали добывать материалы для пошива новой из самых неожиданных источников.
Человеческая жизнь потеряла всякую ценность. Подстрелить старика или подростка стало легко и повседневно. Постепенно люди начали разучиваться говорить по-культурному, их речь состояла в основном из матерщины и сквернословия. Так сформировался новый русский язык, но примитивного уровня. Бандиты и остатки властей покинули регион, оставив за собой дикий край и редких жителей, объединяющихся в группы, а затем и в племена.
За два года жители деградировали до уровня неандертальцев. Появились племенные различия. Люди ходили с палками и железками, чтобы охотиться на диких кабанов или друг на друга. Бывшие парикмахеры, таксисты, стриптизёры становились охотниками, чтобы принести добычу в своё племя. Женщины сидели у костров и готовили еду из мухоморов, крапивы, ягод, а также мяса кротов, лисиц, кабанов и даже человечины. Каннибализм становился высшей формой культуры, чести и почёта. Труп нужно было добыть в бою с соперниками. Иногда пленённые соперники приносились в жертву, их резали на части и жарили на больших кострах.
Жители области забыли умение читать и писать, перестали понимать радио. Они переходили на язык жестов, жестикуляции и кратких слов и звуков. Полностью разрушенные города и деревни стали символом деградации и возврата к первобытным временам. В этом новом мире доминировали те качества, что были у предков человека 150 тысяч лет назад. Племена воевали за территорию и ресурсы, жизнь стала борьбой за выживание.
Остатки прежней цивилизации были разбросаны по полям и лесам, где обосновались новые племена. Здесь доминировала грубая сила, и выживание зависело от способности охотиться и защищать свои земли. Лишённые благ цивилизации, люди стали полагаться на свои первобытные инстинкты и навыки, адаптируясь к новому, дикому миру.

Глава 16: Олигархи

В глубине российской тайги, среди непроходимых лесов и высоких гор, находились подземные бункеры, где прятались олигархи Геннадий Тимченко, Алишер Усманов, Роман Абрамович, Аркадий Ротенберг, Елена Батурина, Игорь Сечин и Герман Грефф. Эти бункеры были укреплены и окружены высшими мерами безопасности: минные поля, вышки с пулеметчиками, видеонаблюдение и системы сигнализации. Здесь они надеялись уберечься от революционеров, бандитов и армейских сил, мечтающих провести экспроприацию и повесить их на ближайших деревьях.
Олигархи первыми поняли, что Россия катится к развалу, но не смогли сбежать. Президент Владимир Путин приставил к каждому из них охранников с приказом пристрелить на месте, если они попытаются покинуть страну. «Всех крыс убъю! - грозил он. - Если тонуть, то вместе!» Все их вертолеты, яхты и самолеты были заминированы. Пример предателя-олигарха Евгения Пригожина, которого ликвидировали без колебаний, напоминал им, что попытка бегства обречена на провал. После самоубийства Путина, когда началась настоящая вакханалия, стало ясно, что выбраться из разрушенной России невозможно. Тогда они спрятались в заранее отстроенные бункеры, куда свезли все свои богатства: наличные доллары и евро, слитки золота, старинные картины и украшения. Охранники, которые должны были их убить, поняли, что в этом нет уже смысла и стали их деньщиками.
Каждый день они выходили наружу на один час и рассказывали друг другу новости, которые им передавали информаторы из разных городов.
– Крымский мост теперь украинский, – сообщал Аркадий Ротенберг, нервно кусая губу.
– Ну, ты на мосту хорошие бабки поднял, тебе ли горевать, – усмехнулся Усманов. – Вот мой металлургический завод разрушили и всё, что можно было растащить, растащили...
– Тебе тоже не о чем плакать, – перебила его Елена Батурина. – Ты сейфы забил платиной и золотом. Я видела, как вертолетами ты привозил сюда активы.
– А толку-то, что наши бабки при нас, – печально произнёс Герман Грефф. – Мне-то плевать на Сбербанк, только для чего я бабло воровал, если сижу в глухомани и живу под землёй. Где мои острова? Где мои яхты и девочки?
Все замолкали, думали, потом уходили в свои бункеры. На следующий день встречались и продолжали беседу.
– Слышали, Вальку-полстакана заморозили, – говорил Игорь Сечин. – Слышали о патологанатоме Юрии Объедкове?
– Собиратель трупов? – наморщилась Батурина. – И что?
– Этот олигарх сделал бабки на торговле трупами политических деятелей, российских звезд эстрады и кино, – пояснил Сечин. – На Вальку был заказ, Объедков провернул операцию. Бывшего шефа всех сенаторов утопили в ванной и тело доставили в Липецк. Юрка обработал труп, приодел и экспортировал куда-то в частную коллекцию.
– А на нас тоже есть заказ? – вдруг встревожился Роман Абрамович, побледнев.
– Конечно, есть, – успокоил его Усманов. – И на меня есть, и на вас есть. И каждый из нас думает, кому поступит предложение от Объедкова, чтобы шлёпнуть кого-то из нас.
Все настороженно переглянулись, торопливо попрощались и побежали в свои бункеры.
Через неделю договорились о встрече и опять выползли наружу. При каждом было по шесть человек охраны с пулеметами.
– А что там с Димкой Песковым? Кто-нибудь слышал что-то? – спросила Батурина.
– Говорят, его в нечистотах утопили, – задумчиво произнёс Тимченко.
– Нет, ему голову отрезали чеченцы из группы «Ахмат-сила», – уверенно произнёс Усманов, – Мне фотографию прислали. Я сразу Димку по усам узнал.
– Да, некрасиво помер пресс-секретарь, – согласился Абрамович, тихо выпивая текилу.
Багровый закат заливал светом лес и горы. Лучи солнца отражались в стеклах защитных масок охранников, стоящих на вышках. Тишина стояла оглушительная, нарушаемая лишь редким треском костра. Далёкие вершины гор выглядели как застывшие гиганты, наблюдающие за происходящим с высоты своего времени.
Закончился ещё один томный день олигархов в убежище. В этом новом, суровом мире, они оказались запертыми среди своих богатств, но лишёнными прежних возможностей и свободы. Они не знали, что принесёт завтрашний день, но одно было ясно: в этой изолированной реальности, вдали от былой роскоши и власти, они обрели новое, неожиданное существование.

Глава 17: Могильщики Подмышкина

Артемон Подмышкин был невзрачным и недалеким человеком. Учителя так и звали его «Умом убогий, характер от шакала». Он плохо учился в школе, естественно, ему не светило ни профессиональное образование, ни высшее, и единственное, куда его взяли на работу, – могильщиком на кладбище. Сутулый и тощий, с бледным лицом и тусклыми глазами, он сливался с серостью своего окружения, почти не оставляя следа в памяти тех, кто его знал.
Профессия была не из престижных, но приносила доход, который позволял неплохо жить. Находясь практически у социального «дна», Артемон не мечтал о каком-либо прогрессе в своей жизни, но события в России вынесли его на волне к переменам. Оказалось, что кроме него никто из жителей не переносил не только трупные запахи, но и вид мертвых тел, и поэтому спрос на услуги Подмышкина возрос в геометрической прогрессии. К нему стали обращаться и частные лица, и власти, чтобы он убирал тысячи убитых в боях, драках или стычках мертвецов, зачищал город.
Подмышкин сколотил группу, которая этим занималась. Они работали быстро и бесшумно, их присутствие редко кто замечал, ведь они приходили, когда город спал. Но Артемон вдруг решил, что ему нужно зачищать и живых, потому что в правительстве и даже в криминале много «мертвяков». Он превратил свою группу могильщиков в мобильную банду убийц, которые рыскали по Волгограду и ближайшим районам, наводя свой «мертвяцкий» порядок.
Банда носила тёмные капюшоны, лица красила в темно-зелёную краску, вооружены были ножами, топорами, а также пистолетами-пулеметами ППШ, которые Подмышкин случайно обнаружил, когда готовил могилу – он наткнулся на блиндаж партизан, где хранилось оружие со времён Великой Отечественной войны.
Так банда устраивала зачистки всех, кого считала врагами. Когда в Волгоград для наведения порядка прибыл батальон Минюста по охране тюрем, они попали в засаду. В течение трёх часов в живых не осталось никого. Могильщики зарубили всех, удары топоров и выстрелы разрывали ночную тишину. Кровь стекала по мостовым, смешиваясь с грязью и оставляя зловещие следы. Затем они распотрошили мёртвые тела и стали продавать населению как обычное мясо. Жители догадывались, что это не свинина и не говядина, однако боялись возражать и покорно покупали фарш, обрезки, потроха, филе и кости. На батальоне Подмышкин неплохо поднял денег и стал богатым.
– Присылайте ещё охранников! – орал он в эфир подконтрольного радио «Врата царства Аида». – Нам нужно свежее мясо.
Обозлённые московские власти выслали самолёт с десантниками, но Подмышкин сбил его из ПЗРК «Стрела». Самолёт, охваченный пламенем, падал, оставляя за собой чёрный след дыма. С грохотом он врезался в землю, и весь экипаж сгорел заживо. Обугленные трупы разбросало по округе, и над местом катастрофы стоял запах горелого мяса.
Этот случай ещё сильнее укрепил авторитет Артемона. Он стал лидером города, к нему прибегали за просьбами губернатор и мэр. Но однажды они сказали что-то, не совсем приятное могильщику, и тот разрубил их топором. Головы повесил у входа в дом правительства Волгограда.
Могильщики основали секту «Сторонники Аида». Они верили в загробный мир и всех жителей склоняли к принятию скорой загробной жизни и подготовке к ней. По ночам они ходили с факелами, распевали мрачные загробные песни. Траурный похоронный марш стал гимном города.
Люди боялись возражать, так как ночью к ним вламывались могильщики, насильно укладывали в гроб, заколачивали крышку и живьём хоронили. Это транслировалось по местному телевидению, вселяя ужас в горожан и сельчан.
Так гражданская война в России привела к власти убогих и умственно неполноценных людей, превратив их в лидеров кровавых шаек. Артемон Подмышкин, некогда незаметный могильщик, стал вершителем судеб в этом новом мире, где страх и жестокость правили бал.

Глава 18: Киборг Рогозин

Когда в Москве начались беспорядки и пришла весть о том, что Владимир Путин самоустранился от власти, уйдя в иной мир, один из его ближайших соратников, Дмитрий Рогозин, быстро смекнул, что нужно принимать все меры для самозащиты. Осколок бомбы, который крепко осел в его заднице после одного из нападений, был постоянным напоминанием, что бренное тело подвержено внешнему воздействию и тленно. Поэтому нужно вносить исправления в природу.
Как сторонник технического прогресса, Дмитрий стал заменять свои органы на электронно-механические. Первым делом он вставил экзоскелет в ноги, превратив их в механические протезы мощностью в 35 лошадиных сил. Затем заменил руки на цепкие манипуляторы, которые могли поднимать груз до полутонны. Дальше пошла замена сердца, печени, селезенки и частично желудка. В половой орган были внесены улучшения, но из-за этических соображений мы не будем рассказывать об этом. В итоге бывший глава «Роскосмоса» и вице-премьер стал киборгом.
Новые технические возможности Рогозина поражали: его механические ноги позволяли ему прыгать на высоту до десяти метров и бегать со скоростью 60 км/ч. Манипуляторы рук были настолько мощными, что он мог без труда разрывать металлические прутья и разрушать бетонные стены. Его сердце, замененное на насос с гидравлическим приводом, обеспечивало беспрерывную и высокоэффективную циркуляцию крови. Визуальные сенсоры, встроенные в глаза, позволяли ему видеть в инфракрасном спектре и сканировать окружающую местность на расстоянии до километра.
Любуясь своим новым телом, Рогозин рассуждал, что правильно сделал, вложив свои капиталы в подобные разработки. Он видел, как чеченские командиры отрезали голову президентскому пресс-секретарю Дмитрию Пескову, как подпалили ему усы зажигалкой и смеялся, потому что ничего подобного эти боевики сделать с ним не смогли. Наоборот, сам Дмитрий, включив электропилу, быстро расчленил чеченцев на несколько мясных частей.
— Теперь я — владыка! Теперь я — президент! — орал Дмитрий, махая головами убитых боевиков, которые держал в одной связке.
Вокруг киборга стали собираться люди, которые поверили, что это механо-биологическое существо откроет им путь к благополучию и процветанию. Рогозин не уставал, так как им двигали не мускулы, а сервомоторы и гидравлика. Для улучшения зрения он в итоге даже сменил глаз на инфракрасный прибор высокой чёткости, и поэтому разглядывал выражение каждого россиянина, желая увидеть в них признаки недоверия, презрения или ужаса. Таких он просто выстреливал в мозг пучком лазера, прожигая дырку. Так он устранил конкурентов и сомневающихся.
Однако его власть в Москве оспаривалась известным авторитетом отцом Онуфрием, у которого была армия «Святая Русь». Понимая, что долго двоевластие продолжаться не может, Рогозин перешёл к активным действиям. Он разработал план и организовал его исполнение. Отряды Дмитрия напали на блокпосты «Святой Руси» у границ владений Онуфрия и растерзали боевиков. Сам лично Рогозин срезал головы схваченным в плен.
Солдаты «Святой Руси» были хорошо вооружены и подготовлены. Онуфрий надеялся на внезапность атаки, но Рогозин предвидел этот ход. Его отряды атаковали первым делом скоординированно и неожиданно. Бойцы Рогозина, оборудованные модернизированным оружием и защитной экипировкой, использовали преимущества кибернетических технологий. Они перемещались быстро и точно, нанося удары по ключевым позициям противника.
Рогозин, видя битву своими инфракрасными глазами, оценивал каждую ситуацию мгновенно. Он руководил своими солдатами с холодной точностью машины. Первым делом были уничтожены передовые блокпосты «Святой Руси». Мощные манипуляторы Рогозина разрывали бронетехнику противника на части. Его лазерные выстрелы точно поражали цели, не оставляя шансов на выживание.
Солдаты «Святой Руси» отступали, но Рогозин не дал им шанса на реорганизацию. Он использовал тактические дроны для отслеживания передвижений противника и направлял своих бойцов на преследование. Лазерные пушки, установленные на дронах, подавляли любые попытки контратаки.
Самый кровопролитный бой развернулся на улицах Москвы. Бронетехника «Святой Руси» горела, как спички. Солдаты Рогозина, пользуясь своим технологическим превосходством, уничтожали остатки сопротивления. Город погрузился в хаос и панику. Крики раненых и звуки взрывов эхом разносились по улицам.
Сам Рогозин, в неуёмной ярости, лично вёл бой на передовой. Его механические руки разрывали тела врагов, а встроенные в них оружия стреляли без остановки. Когда схватка подходила к концу, он поймал отца Онуфрия, держа его на весу своей мощной роботизированной рукой.
— Ты думал, что можешь бросить вызов мне? — злобно прошептал Рогозин.
Он начал экзекуцию. Первым делом он кастрировал бывшего священника. Потом огнемётом на малой мощности выжигал татуировку на теле бедолаги. Тот орал, извивался, а киборг хохотал в ответ. Солдаты Рогозина аплодировали своему лидеру.
— Теперь я власть в Москве! — орал Рогозин, отрезав голову Онуфрию и бросая истерзанное тело в канализационный колодец. — Я президент России! Присягайте мне!
Собравшаяся многотысячная толпа на Красной площади кричала:
— Ты наш лидер, Димка! Ты наш новый президент! Мы выбираем тебя!
Людям надоели беспорядки, хаос, голод и нищета. Все хотели уже благополучной жизни, и Рогозин им это обещал. Их не смущало то, что фактически Дмитрий становился машиной. Таковы уж реалии современной России: верить любому, кто, взяв власть, раздаёт пряники.
— Мы долетим до Марса! Мы победим НАТО и Америку! — продолжал Рогозин, демонстрируя ядерный чемоданчик Путина. — Мы нанесём атомный удар НАТО и всем нашим врагам!
— Ура-а-а! — подхватила толпа.
Они считали, что во всех их бедах виноваты европейцы и американцы, и за это те должны были понести ответственность.

Глава 19: Африканский лидер

Эммерсон Мугабе был дальним родственником усопшего президента Зимбабве Роберта Мугабе. Эммерсон приехал в Россию и поступил в Ижевскую государственную медицинскую академию. Нельзя сказать, что зимбабвиец прилежно учился — он больше всего шатался по барам и борделям, чем сидел в аудиториях и изучал анатомию человека. Точнее, анатомию он изучал на тех, с кем проводил ночь — с мужчинами и женщинами. Эммерсон был бисексуалом и любвеобильным.
Он был таким темпераментным и озорным, что слава о нём, как о любовнике, распространилась по всему Ижевску. К нему часто наведывались политики, жёны депутатов и высших чиновников, богема, с которыми африканец легко и с удовольствием делил постель.
Когда в России произошла государственная катастрофа, Мугабе не смог вернуться на родину — всякое воздушное сообщение было прервано. И ему пришлось остаться в Удмуртии. Однако он не отчаялся и стал собирать вокруг себя иностранных студентов, в основном, из Африки. Потом к нему подтянулись латиноамериканцы, индусы, пакистанцы, афганцы, и так появился большой отряд «Чёрная Мамба», которая начала устанавливать свой правопорядок.
Конечно, это не нравилось местным жителям, которые раньше относились к нему с трепетом и любовью. Они пытались уничтожить Мугабе, организуя покушения и заговоры. Одним из таких случаев был инцидент, когда группа наёмников под прикрытием ночи проникла в его особняк. Но Эммерсон, обладая не только физической силой, но и интуицией, чувствовал опасность заранее. Наёмники, едва успев войти, наткнулись на хорошо подготовленных охранников «Чёрной Мамбы». Бой был коротким и жестоким. Вражеские наёмники были обезврежены, их тела выставлены на всеобщее обозрение на центральной площади Ижевска.
После нескольких неудачных покушений, зимбабвиец решил взять власть в Удмуртской Республике. Подняв чёрный флаг — цвет своей кожи, Мугабе начал наступления на остатки правительственных сил. Ему удалось разгромить танковую бригаду, батальоны Росгвардии, а также склонить несколько воинских частей на свою сторону. Вскоре у африканца была значительная армия, и именно на штыках он удерживал свою власть.
Эммерсон открыл в Ижевске музей своего дяди Роберта Мугабе, назвал улицы его именем и именами своих родственников. РПЦ была запрещена, священники повешаны на куполах, а вместо этого появилась религия вуду, и все жители перешли в новое верование. Тех, кто отказывался, либо топили, либо сжигали в крематориях живьём.
Некоторые рашисты хотели оспорить власть зарвавшегося зимбабвийца. Попытки покушений не прекращались. Один из наиболее запоминающихся случаев произошёл, когда группа вооружённых до зубов экстремистов пыталась взорвать его машину. Но система защиты, установленная на его «Мерседесе» представительского класса, сработала безотказно. Автомобиль выстоял, а охрана Мугабе молниеносно расправилась с нападавшими. Эммерсон не щадил никого из своих врагов: пойманные киллеры были казнены показательно, их тела выставлены на всеобщее обозрение.
Расправившись с киллерами, зимбабвиец решил окончательно укрепить свою власть. Он объявил себя вечным президентом, ходил в генеральской форме и разъезжал на своём «Мерседесе» в окружении эскорта, состоявшего исключительно из иностранцев-боевиков.
Он также учредил новую валюту — «зимбавки», которую оценил по отношению к доллару как 1:1. Хотя эти фантики за пределами его царства не стоили и гроша, народу приходилось ими пользоваться в торговле, оплате услуг, получении зарплаты и пенсий.
Когда Эммерсон взял под контроль всю Удмуртию, он решил ввести свои порядки. Он открыл гарем, в котором было 200 женщин, среди которых были жёны бывших депутатов и чиновников. О своей похоти он часто рассказывал на телевидении, и народ слушал это, считая, что ничего дурного в этом нет.
— Я, как и мой великий дядя, несу просвещение и свободу! — громко заявлял он в прямом эфире. — Вуду — это новая вера, которая объединит нас и приведёт к процветанию!
Людям было трудно спорить с этим утверждением. Удмуртия пострадала меньше всего от гражданской войны в России, и это благодаря тому, что Мугабе объявил о независимости республики и начал свои реформы. Москву уже не было дела до Удмуртии. Там была своя вакханалия. Так на месте федерации возникали причудливые государства, которыми руководили весьма экзотические личности.

Глава 20: Оборона Золотова

Особняк Виктора Золотова, бывшего командующего «Росгвардией» почти в полмиллиона штыков, был единственным, который сохранился в целости на Рублёвском шоссе. Когда вокруг пылали фазенды, дворцы, замки, виллы высокопоставленных чиновников и олигархов, главный росгвардеец укреплял своё жильё. Он минировал подступы к себе, ставил многометровые железные заборы с колючей проволокой, по которой бил ток в 450 вольт, по периметру размещались вышки с пулемётчиками. В саду была батарея миномётов, а в подвалах он хранил огнемёты «Шмель» и гранатомёты.
Золотов никого из соседей спасать не собирался, мудро решив, что ныне каждый сам за себя. А вот ему, Золотову, было опасаться народного гнева. В своё время он дубинками навалял столько тысяч гражданам, что те изнывали от жажды расквитаться с этим полудурком в погонах, непонятно как ставшим главой полицейско-репрессивного ведомства. Из-за гражданской войны были отпущены на свободу все заключённые тюрем, колоний, вольных поселений и ШИЗО, и Россию наводнили уголовники, которые строили мир по своим криминальным правилам и законам. Поэтому Виктор принимал все меры самозащиты.
В его личной охране был тот самый росгвардеец, который оскорбился брошенным в него бумажным стаканчиком, и тогда суд осудил какого-то парня за это на много лет тюрьмы. Теперь тот вышел на свободу и обещал росгвардейцу отрезать яйца. Естественно, тот просил у Золотова защиты.
В первые дни атаки были особо интенсивными. Уголовники брали штурмом особняк Золотова, но его охрана умело отбивала все нападения, включая попытку прорыва тремя танками Т-62. Они были подбиты противотанковыми ракетами, а пять бронетранспортёров просто подорвались на минах. Трупы экипажей и сидевших на броне гнили много дней — и их никто не убирал. Золотов по вечерам напивался вдребезги, пытаясь снять страх. Он понимал, что не сегодня — завтра его всё равно достанут, и тогда, как говорили пираты, живые позавидуют мёртвым.
Он видел, как по локальным кабелям транслировались фотографии тех, за головы которых обещались большие награды, и поэтому охотников на Золотова не уменьшалось.
— Я не сдамся, — твёрдо говорил Золотов, обращаясь к охране и демонстрируя в ладони гранату Ф-1, — если что — я подорвусь!
Все военнослужащие, верные ему, аплодировали, поражаясь его бесстрашию. На самом деле это было бахвальством и бравадой, главный росгвардеец по жизни был трусом и лжецом, не говоря о том, что слыл по миру коррупционером и вором. Высокий и плотный, с холодным взглядом серых глаз, он всегда выглядел строго и недоступно. Лицо его было скрыто за густыми усами и бородой, что придавало ему вид серьёзного, но коварного человека.
Постепенно вера в Золотова угасала и среди охраны. Они видели, как их коллеги богатели на грабежах, разъезжали на шикарных иномарках, а они сидели в особняке, держа оборону от недовольных Золотовым. Ведь не они, а их начальник, да ещё тот росгвардеец по кличке «Бумажный стаканчик» были целями. Поэтому кто-то сумел слинять из особняка и примкнул к бандам, а кто-то начал подумывать о мятеже, рассчитывая на большой куш, если продать голову командующего.
Золотов, естественно, это чувствовал и потихонечку выводил из игры некоторых, кого подозревал в измене — он сыпал им небольшие дозы яда в еду. Те страдали желудочно-кишечным трактом, и им было не до мятежа. Хуже стало, когда противник начал применять дроны — они залетали и днём, и ночью и наносили большой урон хозяйству. Пятерых в охране именно ухлопали дроны. Золотов перестал выходить из подвала. «Бумажный стаканчик» лишь совершал вылазки, чтобы доложить об обстановке — все видеокамеры наблюдения давно были разбиты, контролировать периметр Золотов уже не мог.
Но однажды росгвардеец не вернулся. Вместо этого к железной двери подвала подкинули коробку с его отрезанной головой. Глаза были широко раскрыты, а рот криво усмехался в предсмертной судороге. Виктор испугался и больше не выходил наружу. Но он забыл о вентиляции. Именно туда охрана, которая всё же решилась на мятеж, засыпала хлорку и залила воду: густые испарения проникли во все щели. Золотов пытался не дышать, прятал голову в целлофановый пакет, но всё равно задохнулся. Его тело искривилось в агонии, а глаза оставались открытыми, уставившись в пустоту.
За трупом никто не спустился. Охрана открыла ворота, впуская разгневанных москвичей. Особняк вначале разграбили, а потом подожгли, и он стал таким же, как и все сожжённое архитектурное великолепие Рублёвского шоссе.

Глава 21: Феминизм Ирины

Ирина Концевая после окончания школы сразу пошла работать проституткой. Начинала на шоссе, где ловила дальнобойщиков, потом определилась в бордель и через некоторое время стала его хозяйкой. Теперь она была уважаемой Мамой Розой, и с ней здоровались губернатор Ивановской области и мэр города Иваново, а также представитель президента, поскольку все они были постоянными клиентами. От РПЦ Концевая получила почётную грамоту за пропаганду христианской морали и борьбу за семейные ценности, поскольку сам игумен Федотий часто посещал девочек «Розовых губок» — так назывался бордель, который чем-то напоминал французский «Мулен-Руж». Из дешёвой проститутки Ирина трансформировалась в вальяжную и почтенную даму, у которой на пальцах были платиновые кольца, а на шее — диадема.
Но ситуация полностью изменилась, когда в Иваново вернулись фронтовики, обозлённые и жестокие от неудачной войны с Украиной. Никаких компенсаций им не выдали, никаких квартир не предоставили и никакой медицинской помощи не оказали. Губернатор прямо сказал: "Не я вас отправил на войну — а Путин! С него и спрашивайте!" Однако вояки решили всё-таки, что ответственность с губернатора снимать нельзя, и сняли с его шеи голову. С мэра города просто выпотрошили и как чучело поставили на кукурузном поле — ворон отпугивать.
Концевую застали в борделе и насиловали долго и упорно, что она едва осталась в живых. Всё нажитое ею непосильным трудом личного тела и телами других женщин было изъято в пользу мародёров. За неё никто не заступился. Но когда пришли к ней насиловать ещё раз, она зарезала всех троих прямо в постели, взяла их оружие и расстреляла ещё пятерых, стоявших внизу у входа в бордель.
Воодушевлённая своим результатом, Ирина вооружила всех пятнадцать проституток, и они штурмовали мэрию, где находились мародёры. Женщины не щадили никого, и после них оставались только трупы. Пройдя по коридорам власти, они вычищали кабинеты от захватчиков и предателей. Вороватых чиновников, которые в своё время не расплатились с Концевой, она застала дома и прикончила с особой жестокостью. Этот акт поддержки от всего женского населения, включая пенсионерок, вдохновил её на дальнейшие действия.
Феминистское восстание под предводительством Ирины Концевой набирало обороты, и вскоре их армия, известная как «Розовые губки», решила окончательно избавить Ивановскую область от угрозы насилия. Ирина знала, что в тюрьмах и колониях находились насильники, которые представляли собой постоянную угрозу для женщин. Она приняла решение, что с этим нужно покончить раз и навсегда.
План был разработан тщательно и с холодной расчетливостью. Феминистки собрали информацию о всех тюрьмах и колониях в области, распределили свои силы и подготовили стратегию штурма. Они знали, что каждая минута промедления могла стоить им успеха, поэтому всё было продумано до мельчайших деталей.
Наступила ночь, и «Розовые губки» начали операцию. Вооруженные до зубов и одетые в чёрную униформу, они передвигались бесшумно, как тени. Первая цель — крупная тюрьма на окраине Иваново. Окружив периметр, феминистки начали атаку с нескольких сторон одновременно. Их скоординированные действия позволили быстро нейтрализовать охранников. Беспощадные и решительные, они использовали огнестрельное оружие и ножи, чтобы прорываться вперёд.
Ворвавшись внутрь тюрьмы, феминистки делали это быстро и бесшумно. Они шли от камеры к камере, убивая всех насильников. В их действиях не было ни капли сомнения или жалости. Каждое убийство было актом мести за всех женщин, пострадавших от насилия. Некоторые заключенные пытались сопротивляться, но это лишь ускоряло их смерть.
Один из самых ярких моментов операции произошёл в тюремной столовой. Около десятка заключенных, осужденных за сексуальные преступления, собрались там на ужин. Внезапно в помещение ворвались вооруженные феминистки. Началась настоящая бойня. Женщины действовали с неимоверной точностью и скоростью, методично устраняя каждого заключенного. Крики ужаса смешивались с командами феминисток, и через несколько минут всё было кончено. Столовая превратилась в кровавое месиво.
После того как тюрьма была полностью очищена от насильников, феминистки подожгли здание, чтобы убедиться, что ни один из их врагов не выживет. Пламя охватило стены, и тюрьма вскоре стала огромным костром.
Параллельно с этим, другие группы «Розовых губок» атаковали колонии по всей области. Их действия были такими же беспощадными. В одной из колоний, где содержались особо опасные преступники, феминистки использовали слезоточивый газ, чтобы обездвижить заключенных. Войдя внутрь, они хладнокровно расправились с каждым насильником, не оставляя никого в живых.
Одна из групп Ирины наткнулась на подземный туннель, который заключенные использовали для побегов. Феминистки обрушили вход туннеля, похоронив заживо тех, кто находился внутри. Остальные же заключенные встретили свою смерть в кровавых расправах.
Когда операции подошли к концу, феминистки оставили за собой только руины и пепел. Тюрьмы и колонии были уничтожены, а их обитатели — казнены. Армия «Розовые губки» вернулась в Иваново, где их встречали как героев. Женщины города почувствовали облегчение и радость, зная, что угроза насилия была устранена.
Ирина Концевая стояла на балконе мэрии, смотрела на своих соратниц и горожан, и впервые за долгое время чувствовала настоящую силу и уверенность в своём лидерстве. Они победили, и теперь ничто не могло остановить их на пути к созданию нового, справедливого мира, где женщины занимали бы заслуженное место у власти.
Тихо-тихо власть в городе, а потом и по всей области переходила в руки армии «Розовые губки». Ирина стала лидером, а потом её избрали Королевой Ивановского Царства. Её армия была исключительно женской: там были танкистки, штурмовики, сапёры, артиллеристки, милиционерши. Мужчины исполняли только трудовую повинность. Отчество в документах было отменено и заменено на матчество. Теперь говорили: Игорь Любововна или Сергей Мариновна. Поощрялись операции по смене пола: из мужского в женский, и вскоре трансгендеры составляли 20% взрослого населения области. Так феминизм стал главной политикой Царства, и о Ирине Концевой снимали документальные и художественные фильмы.
В Ивановской области навёлся порядок. Агрессивных мужчин просто расстреливали или лишали естества. Проститутки стали депутатами парламента, министрами и мэрами городов. Мужчины выше старшего сантехника не поднимались.
Вот так произошли изменения в жизни жителей Ивановской области распавшейся России. Ирина Концевая стала символом новой эры, где женщины взяли верх и изменили ход истории.

Глава 22: Банда Туза и Дамы

Иван Забулдыгин, известный среди своих коллег и в криминальных кругах как Туз, всегда умел играть на два фронта. Он носил форму сотрудника МВД Новгородской области, а в свободное время был картежным шулером, постоянно погруженным в мир криминала. Официально он объяснял это внедрением в преступные группы с целью разоблачения, но на самом деле это была его личная игра, где ставки были высоки, а прибыль — существенной. Коллеги знали об этом, но закрывали глаза, считая его важным звеном в борьбе с преступностью.
Когда власть в Новгороде рухнула, Туз мгновенно понял, что это его шанс. Собрав нескольких таких же картежников и вооружившись до зубов, он захватил оружейный кабинет в городском УВД. Расстреляв всех оставшихся полицейских, Забулдыгин и его люди начали громить магазины, банки, рестораны и частные дома зажиточных людей. Город утонул в хаосе, население было в панике, повсюду горели троллейбусы, дома и фабрики.
Губернатор Новгородской области был застрелен Тузом прямо во время совещания с силовыми структурами, на котором обсуждались меры по подавлению бандитизма. Кабинет превратился в кровавое месиво: трупы валялись повсюду, стены были обрызганы кровью. Чтобы завершить картину ужаса, Забулдыгин выпустил в помещение двух тигров из зоопарка, которые тут же принялись пожирать мертвецов.
Стычки с полицией были редкими и нерегулярными. Бывшие коллеги боялись Туза и его банды, которая стала самой жестокой в области. На территории детского сада Забулдыгин устроил концентрационный лагерь, куда сгонял чиновников, богатых бизнесменов и всех недовольных его властью. Те, кто не мог расплатиться звонкой монетой, шли на корм медведям и тиграм. Наблюдая за этими сценами ужаса, оставшиеся в живых стремились откупиться и бежать в другие области.
К Тузу присоединились участники СВО, разочаровавшиеся в государстве, которое не компенсировало их участие в войне против Украины. Они решили брать свое силой, захватывая ценности из банков, ювелирных магазинов и касс аэропортов и железнодорожных станций. Банда жила в роскошных номерах гостиниц или захватывала особняки местных богатеев, которые потом сжигала, покидая место.
Скоро вся Новгородская область пылала. Туз стал неформальным главой Новгорода, его символом стала карта бубнового Туза. К Забулдыгину обращались как к Вашему Преосвященству. Екатерина Мизулина, известная пропагандистка Путина и исполнительный директор Национального центра помощи детям, вскоре вышла замуж за Туза. Оказалось, что Екатерине была не чужда жажда обогащения и мести. Она самолично вспарывала животы своим оппонентам или критикам, наслаждаясь их предсмертными криками и стонами, не щадя ни детей, ни беременных. Для неё они были просто кусками мяса.
Позже на флаге банды появилась карта бубновой Дамы, символизируя Мизулину, и банда стала называться Туз и Дама. Новгород превратился в приют для всего воровского отребья. Заключенные из колоний и тюрем стекались сюда, устраивая оргии, насилие, грабежи и кутежи.
Туз и Дама правили областью с железной рукой. Оргии и грабежи были повседневностью. Дороги Новгородской области были усыпаны трупами жителей, а над мэрией развевался стяг с изображением Туза и Дамы. Город, который когда-то был символом культуры и истории, превратился в самое страшное место распавшейся России, символизирующее ужас и беззаконие.

Глава 23: Эпоха гастарбайтеров

Таджик Дилшод Тураев, скромный штукатур из Ура-Тюбе, прибыл в Нижний Новгород в начале зимы 2022 года, когда Россия начала войну с Украиной. Первые годы работы были относительно стабильными: он трудился на стройке, отсылая заработанные деньги родным в Таджикистан. Но затем российская экономика пошатнулась, деньги перестали поступать, и Тураев, как и многие гастарбайтеры, оказался на грани выживания. В условиях хаоса и безвластия Нижний Новгород и его окрестности превратились в арену для бандитов и военных. Жители объединялись в народные ополчения, пытаясь защитить свои дома от насильников и мародеров.
Когда стало очевидно, что покинуть область безопасно невозможно, Дилшод проявил свой военный и организаторский талант. Он собрал вокруг себя выходцев из Средней Азии и создал бригаду «Согда». Сначала они вооружались строительными инструментами, такие как лопата, топор, молот, клещи, строительный пистолет, но вскоре, захватив трофеи, обзавелись охотничьими ружьями, винтовками и автоматами. Появилась и автотехника, на которой бойцы разъезжали по городу, вступая в бои то с криминалом, то с военными. Тураев договорился с народными ополченцами о совместной защите городов и районов области, получив поддержку, еду, бензин и патроны. Это позволило ему развернуть операцию против мародеров.
С криминалом Дилшод разобрался быстро. Большинство гастарбайтеров имели военный опыт, потому что отслужили в армиях своих государств, не откосили от призыва, тогда как бандиты, в основном, шли из колоний и не имели никаких боевых знаний и навыков. Пойманных бандитов сначала обкуривали гашишем, а затем вешали. "Согда" стала символом свободы и порядка, справедливости и законности. Люди сами тянулись к гастарбайтерам, хотя раньше называли их "чурками", "черножопыми", "грязными азиатами", "конеедами" и прочими. Расизм сразу выветрился из их головы.
С военными мародерами дело обстояло сложнее, но Тураев смог выйти победителем. Он занял стратегически важные высоты и обрушил артиллерию и системы «Град» на позиции войсковой части и других дислоцированных военных. Бой был жестоким и кровавым: артиллерийские снаряды рвали землю и здания, огонь и взрывы разносились по округе. В итоге, из 27-тысячной группировки подполковника Егора Сидорова осталось менее 20%, и они сдались.
Самого Сидорова, известного своими массовыми убийствами и грабежами, поймали и приговорили к жестокой казни. Екатерина Андреева, бывшая телеведущая российского канала, которая приехала сюда освещать выборы губернатора и оказалась заложницей событий, самолично распилила его циркулярной пилой. На её лице было удовлетворение, когда пила вгрызалась в тело подполковника, и его крики заглушались шумом металла.
После разгрома мародеров, Дилшода Тураева избрали губернатором области. Он сразу же провел референдум о добровольном присоединении Нижнего Новгорода к Таджикистану, и, как неудивительно, все 100% населения проголосовали «за». Нижний Новгород стал территориальной единицей далекого центральноазиатского государства. Здесь ввели таджикские законы, обучение на таджикском языке и пели гимн Таджикистана.
Портреты Дилшода Тураева висели везде: на зданиях, в школах, на площадях. Его изречения цитировали как на ТВ, так и в диссертациях. Тураев вошел в историю Нижнего Новгорода как спаситель нации и первый гражданин города, преобразивший его из хаоса в процветающий край.
Тураев, скромный штукатур, превратился в великого лидера, о котором будут помнить веками. Он стал символом силы, организованности и единства, на который равнялись не только в Нижнем Новгороде, но и далеко за его пределами.

Глава 24: Деревня Коклюшкино

До войны с Украиной жизнь в деревне Коклюшкино была далека от цивилизованного уровня. В ней практически отсутствовали блага, давно ставшие привычными для большинства людей: канализации не было — люди использовали дворовые клозеты, газификации никогда не было, а электричество подавалось с перебоями. Водоснабжение осуществлялось через колодцы, а горячую воду приходилось нагревать на печках, словно и не прошло сто лет технического прогресса.
О начале Специальной Военной Операции против Украины жители узнали лишь спустя три недели от почтальона, которая завезла старую прессу. Старики поохали, молодежь сплюнула, но особого значения новости не придали. Однако всё изменилось, когда началась мобилизация. Первыми пришли похоронки и гробы — двадцать молодых парней вернулись домой мёртвыми. Следом вернулись те, кто отслужил контракт, но уже инвалидами, среди них был Борис Бобруйский — без правой руки и с изуродованным лицом, похожий на зомби.
Тяжелая контузия нарушила психическое состояние Бориса. Он решил, что в него вселился дух Томаса де Торквемады, первого Великого инквизитора Испании, известного своей жестокостью. Борис потребовал, чтобы его называли Борисом Торквемадой. Санитары из психушки не приехали — все машины забрали на войну, а врачей отправили на передовую.
Власть в деревне перешла к Бобруйскому. Он устроил в Коклюшкино святую инквизицию, отправляя на костёр старух, которых считал ведьмами, и колхозников, обвинённых в богохульстве. Лично ранив главу сельсовета Еремея Портнова из охотничьего ружья, Борис устроил ему пытку колесом, известную как "колесование" или "колесо святой Екатерины".
Псевдо-Торквемада прибил Портного к большому деревянному колесу, водружённому на вертикальный столб. Затем он использовал тяжёлый молот, чтобы ломать конечности осуждённого, начиная с ног и постепенно поднимаясь вверх по телу. При этом по приказу Бориса сельчане вращали колесо, усиливая страдания жертвы. После ломания конечностей Портного оставили на колесе на всеобщее обозрение, что привело к медленной и мучительной смерти от обезвоживания, голода или инфекции.
Этого было достаточно, чтобы Коклюшкино превратилось в Святую Коклюшкино. Борис стал главным в деревне, даруя жизнь, милуя людей, награждая, женя и разводя, выписывая документы на всякие надобности. Только с его одобрения можно было копать огород или сеять рожь в поле. Его охраняли такие же психически нестабильные ветераны СВО, которые случайно забрели в деревню и решили стать святыми инквизиторами.
Борис Торквемада, воображая себя современным воплощением великого инквизитора, использовал разнообразные и изощрённые методы пыток, чтобы запугать и подчинить жителей Коклюшкино. Каждая пытка была предназначена не только для того, чтобы причинить боль, но и для устрашения всех остальных.
Основными его пытками были:

1. Раскалённое железо
Борис использовал раскалённые металлические прутья, чтобы обжигать кожу жертв. Он нагревал прутья в костре и затем медленно прикасался ими к различным частям тела осуждённых. Чаще всего жертвы обжигались на руках и ногах, что причиняло им невыносимую боль.

2. Испанская дыба
Жертву привязывали к деревянной раме с верёвками, прикреплёнными к её рукам и ногам. Затем Борис медленно скручивал верёвки, растягивая тело человека до предела. Эта пытка причиняла сильную боль в суставах и мышцах, часто приводила к вывихам и разрывам тканей.

3. Водная пытка
Жертву привязывали к наклонной доске, а лицо накрывали тряпкой. Затем Борис и его помощники медленно лили воду на тряпку, создавая ощущение утопления. Эта пытка была одной из самых мучительных, так как жертва ощущала, что вот-вот захлебнётся, несмотря на то, что физически не умирала от этого.

4. Крысиная пытка
Жертву привязывали к столу, а на её живот клали металлическую клетку с крысой. Затем клетку нагревали, заставляя крысу пытаться спастись от жара, прогрызая путь через живот жертвы. Это была одна из самых жестоких пыток, и Борис часто использовал её для самых серьёзных обвинений в колдовстве или ереси.

5. Древо боли
Это было большое деревянное колесо с шипами и гвоздями, вбитое по всей его поверхности. Жертву привязывали к колесу, а затем его медленно вращали, заставляя шипы и гвозди врезаться в тело. Кровотечение и травмы были неизбежными, а сама пытка длилась часами.

6. Пытка голодом и жаждой
Жертв запирали в тесных клетках, где они не могли двигаться. Их оставляли там без еды и воды на несколько дней. Борис иногда посещал их, чтобы понаблюдать за их страданиями, наслаждаясь их отчаянием и мольбами о пощаде.

7. Допрос огнём
Для этой пытки Борис использовал маленькие железные прутья, которые нагревал до красна. Он прикасался ими к различным частям тела жертвы, пытаясь выжечь «грехи» или выведать признания. Эта пытка часто оставляла глубокие ожоги и рубцы на теле.

8. Психологическое давление и страх
Помимо физических пыток, Борис Торквемада использовал психологическое давление. Он устраивал публичные казни и пытки, чтобы запугать остальных жителей. Перед казнью он часто проводил «суды», на которых заставлял жертв признавать свои «грехи» под угрозой ещё более жестоких пыток.
Борис также культивировал атмосферу страха, создавая сеть доносчиков и шпионов. Жители Коклюшкино боялись говорить друг с другом, опасаясь быть обвинёнными в ереси или колдовстве. Даже дети были вынуждены доносить на своих родителей, чтобы избежать наказания.
В результате правления Бориса Торквемады деревня Коклюшкино погрузилась в хаос и ужас. Люди жили в постоянном страхе, ожидая, что их могут забрать и подвергнуть пыткам в любой момент. Вся жизнь деревни подчинялась воле безумного инквизитора, чья жестокость не знала границ.
Ни милиция, ни армия, ни глава района не интересовались тем, что творилось в этой деревне. Борис Торквемада творил свои дела, и это стало естественным в разрушающейся России. Маразм достиг своего пика: жители Коклюшкино жили в постоянном страхе перед инквизитором и его шестерками. Любое неповиновение жестоко каралось, а слухи о ведьмах и еретиках разрастались, подпитывая паранойю.
В Святом Коклюшкино царил кошмар, где правили безумие и страх, а жители, утратив надежду на спасение, подчинялись диктату самозваного инквизитора, превратившего тихую деревню в воплощение средневекового ужаса.

Глава 25: Ядерный Апокалипсис

В Кировской области шли ожесточенные бои, превращая регион в ад на земле. С одной стороны, стояли регулярная армия, Росгвардия, МВД и таможенники, с другой — организованная повстанческая армия «Люцифер», состоящая из ветеранов СВО, заключенных, уличной шпаны, мафиозных группировок и спортсменов. Обе стороны имели на вооружении танки, артиллерию, минометы и авиацию, что делало столкновения особенно разрушительными.
Повсюду полыхали пожары, вызванные огнеметами. Горящие здания обрушивались, создавая плотный, удушающий дым, который стлался по улицам городов и поселков. Трупы, сложенные в огромные кучи, пылали так яростно, что запах жареной плоти долетал до соседних областей. Воздух был насыщен смрадом горящего мяса и расплавленного металла, а небо окрашивалось в багряные и черные оттенки от бушующего пламени.
Гражданские лица становились случайными жертвами обеих сторон. И для регулярной армии, и для повстанцев их жизни не имели значения. Лишь число убитых врагов и уничтоженной техники составляли сводки с фронта. Люди жили без веры, без цели, их мир рухнул, оставив только злобу и отчаяние. Война ради войны, убийства ради убийств, грабежи ради грабежей — такова была суть этого столкновения.
Все изменилось, когда сторонники «Люцифера» наткнулись на склады с ядерными боеприпасами. Они обнаружили 152-мм ядерные снаряды 3BV3 мощностью в 2 килотонны и 203-мм ядерные снаряды 3BV2 мощностью от 0.1 до 2 килотонн. В арсенале «Люцифера» имелись самоходные гаубицы 2С3 «Акация», самоходные артиллерийские орудия 2С5 «Гиацинт-С» и самоходные артиллерийские установки 2С7 «Пион», специально предназначенные для использования ядерных тактических зарядов.
Решение было принято быстро. «Люцифер» обстрелял позиции правительственных войск под Кировом ядерными снарядами. Взрывы озарили небо гигантскими грибовидными облаками, ударные волны сметали все на своем пути, уничтожая солдат и технику, превращая все в радиоактивный пепел. Радиация распространялась мгновенно, накрывая целые районы смертоносным облаком.
Ответные удары не заставили себя ждать. Правительственные силы, также вооруженные ядерными снарядами, начали массированный обстрел позиций повстанцев. Каждый взрыв оставлял за собой радиоактивную пустыню, напоминая ад на земле. В небе одновременно возвышались несколько ядерных грибов, создавая картину абсолютного разрушения и хаоса.
Вскоре вся область превратилась в выжженную пустыню с руинами и кратерами от взрывов. Уровень радиации зашкаливал, достигая тысячи рентген в час. Даже кратковременное пребывание в зоне облучения гарантировало смерть от лучевой болезни. Растительность исчезла, вода стала радиоактивной, а животные либо погибли, либо мутировали в ужасающих созданий.
Соседние области ввели строгие границы, чтобы предотвратить распространение радиации. Любой, кто пытался бежать из Кировской области, расстреливался на месте. Пулеметные гнезда стояли на каждом въезде, уничтожая беглецов, чтобы предотвратить распространение мутированных патогенов и радиации.
Кировская область исчезла как место жизни на сотни тысяч лет. Радиоактивное заражение было настолько сильным, что даже спустя века здесь не могла бы возродиться жизнь. Оставшиеся в живых пытались забыть этот регион, избегая упоминаний о нём в истории и стараясь стереть из памяти все ужасы ядерной войны.
Эта область стала символом человеческой жестокости и безумия, напоминанием о том, к чему может привести война без цели и смысла. Радиация и разрушение стали неотъемлемой частью этого мёртвого региона, свидетельствуя о том, что человечество способно уничтожить само себя в погоне за бессмысленной яростью и местью.

Глава 26: Безумный Макс

Максим Петляев, парикмахер женских стрижек, известный среди своих клиенток как Макс, летел по шоссе на своем ржавом «Запорожце», выжимая из двигателя все 200 километров в час. Это был не простой автомобиль советской эпохи, а отюнингованный, модернизированный зверь с движком от «Порше». Его «Запорожец» превращался в гоночный болид, оставляя за собой вихрь пыли и рев мотора, подобный рычанию дракона.
Вокруг простиралась степь, усыпанная редкими кустарниками. Дорога была усеяна ржавыми остовами автобусов и грузовиков, скелеты людей, уже давно рассыпавшиеся, казались зловещими напоминаниями о том, что когда-то здесь была жизнь. Это была дорога мертвых, где ни один путник не мог чувствовать себя в безопасности.
За Максом гнались бандиты, улюлюкая и пытаясь подстрелить его из луков, арбалетов и даже бумерангов. Главарь банды — единственный, у кого была винтовка Мосина — целился в парикмахера, но каждый раз промахивался, что вызывало у него бешенство.
Макс знал, где спрятаны цистерны с бензином. В Перми бензин был дороже золота и бриллиантов, его можно было обменять на все. Сам город Пермь превратился в перевалочный пункт, где торговали всем, даже наложницами и военнопленными. Здесь царил жестокий порядок дикого мира. Россия после проигранной войны против Украины, последовавшего хаоса, стагфляции и краха экономики, превратилась в жестокую постапокалиптическую территорию.
Максим помнил, как утопили в бензине губернатора и его администрацию, когда тот ввел ограничение на продажу бензина, мол, все на нужды правительства и армии. Людям самим нужны были эти запасы. Все автобазы и заправочные станции с дизелем и бензином были разграблены, но разграбленного надолго не хватило. В область перестали экспортировать топливо, и все оставшиеся в живых жители оказались на краю новой катастрофы. Начались бензиновые войны. Каждая мафия стремилась контролировать потоки бензина и газа в баллонах.
Максиму случайно достался большой запас, и он спрятал его. Но его предали соседи, передав информацию степным печенегам, и теперь на парикмахера шла охота. Петляев умело стрелял из двустволки 12 калибра, укладывая одного за другим преследователей на мотоциклах и автомобилях. Эти мерзавцы мчались на транспортных платформах с барабанами и трубами, создавая мощный музыкальный ритм погони и полыхая из огнеметов. Ужасающий фон был у печенегов, их транспорт выглядел как визитная карточка безумия.
Макс завел преследовавших его печенегов в болота. Там они увязли, и парикмахер начал отстреливать их одного за другим. Последним остался главарь, который схлопотал пулю прямо в переносицу и свалился с «Мерседеса» в жижу. На его труп запрыгали плотоядные жабы, которые стали рвать мясо и квакать от удовольствия.
Макс ликовал. Он покончил с очередной бандой. Но дорога мертвых требовала новых жертв. Он знал, что в этом беспощадном мире ни минуты покоя не будет. Топливо в его «Запорожце» заканчивалось, и Макс понимал, что впереди его ждут новые сражения и новые испытания. Но пока он был жив, он будет сражаться за свою свободу и за каждый литр драгоценного бензина, необходимого для выживания.

Глава 27: Собиратель костей

Кирилл Сулимов был рядовым налоговым инспектором и любил сдирать с бизнесменов Алтайского края свои проценты. Его за это так и прозвали «Мистер Десять Процентов», потому что это выходило в кругленькую сумму. Конечно, он делился с начальством, иначе бы давно загремел в тюрьму. И так продолжалось долго, пока не сменилось руководство в области. Конечно, оно было не лучше и потребовало больше откатов от рядовых налоговиков. Сулимов отказался, после чего его прокуратура взяла с поличным при получении взятки от хозяина торгового магазина «Зелёная лошадь Гну». Сулимов получил 10 лет строго режима.
Однако тут началась война в Украине, и в колонию приехал олигарх Евгений Пригожин, глава ЧВК «Вагнер», и он предложил осужденным принять участие в СВО взамен на получение свободы и амнистии. Кирилл согласился и год воевал вагнеровцем. Получил ранение под Авдеевкой, его комиссовали, наградили орденом «Мужества», и он вернулся домой — в Алтайский край. Но там уже разгоралась гражданская война, начинался раздел сфер влияния и собственности, рейдерские захваты заводов и фирм, банков.
Алтайский край превратился в настоящую арену для жестоких сражений за ресурсы и власть. Группировки предпринимателей и бандитов делили сферы влияния, используя наемников и остатки военных сил. Заводы и фабрики переходили из рук в руки, обмениваясь огнем и кровью. Сулимов не захотел участвовать в этом безумии, но погреть руки на хаосе и кризисе сумел. Он продавал награбленное на черном рынке, но потом ему пришла идея торговать костями — прахом великих личностей.
Первым делом он поехал в Москву и выкопал скелет Владимира Жириновского. Кости ушли в Израиль одному богатому еврею за 500 тысяч долларов. Окрылённый успехом, Сулимов перешел к могилам великих русских поэтов, композиторов и писателей. Кости Александра Пушкина, Петра Чайковского, Александра Твардовского отправились в разные страны, принесши ему в общем итоге 5 миллионов евро.
Дальше пошли могилы других известных личностей, включая криминальных авторитетов — Деда Хасана, Шукро Младшего, Япончика и Пашки-Цветомузыки. Деньги были немалые, ведь эти косточки считались священными артефактами в криминальном мире и среди коллекционеров, готовых платить любые деньги за подобные «сокровища».
Конечно, царская фамилия тоже не прошла мимо интересов бывшего налогового инспектора. Он продал кости Николая Первого и Петра Первого — все ушло в Австралию, русскому эмигранту в пятом поколении. Исторические реликвии нашли нового владельца, а Кирилл добавил еще несколько миллионов в свой банковский счет.
Оказалось, что гражданская война сулит неплохие выгоды тому, кто умеет крутиться и наживаться на самом святом. Кощунство? Это слово для моральных уродов, считал Сулимов. Нынешняя Россия строилась на лжи, лицемерии и бестыдстве. В этом безумном мире не было места для чести и порядочности. Всё было на продажу, и Кирилл, искусный воровской алхимик, умел превратить даже кости великих людей в золото.

Глава 28: Отчаянный партизан

Прошел год, и шестнадцатилетний Василий, или Васька-Колесо, стал бесстрашным партизаном в отряде Светланы Анатольевны. Писатель Аркадий Гайдар в 16 лет командовал полком, а Васька в этом возрасте уже руководил подразделением диверсантов, которые атаковали скрытно и незаметно бандитские шайки. Он умел расставлять мины-ловушки, стрелять из гранатомета, вести прицельную стрельбу из «калаша» и кидать противотанковые гранаты. На его личном счету были три десятка убитых СВОшников, мародеров, четыре танка Т-62 и Т-55, три бронетранспортера, несколько пулеметных точек. Сослуживцы гордились юным солдатом, но называли не сыном полка, а отцом полка.
Ситуация в Москве не улучшалась. Пожары полыхали повсюду, уничтожая то, что не успело сгореть ранее. Из мяса остались только крысы, на которых охотились все банды. Запасы продовольствия давно исчезли. Бандиты мародерствовали в деревнях, но и там уже ничего не осталось. Последнюю буренку зарубили месяца три назад, а гуся съели перед Новым годом. Кое-где еще оставались консервы, и именно на них шла охота со всех сторон.
После того как с отцом Онуфрием покончил киборг Дмитрий Рогозин, он стал главной головной болью для москвичей. Контролируя 80% территории города, Рогозин устанавливал свои драконовские порядки: бесприкословное подчинение, обязательная воинская и трудовая повинность, никакой оппозиции, сексуальная эксплуатация, изучение трудов Владимира Путина и Дмитрия Рогозина, признание их пророками XXI века. Казни и пытки стали будничным делом для нового царства Московия. Сам Рогозин с удовольствием этим занимался, его мозг утратил много человеческого.
Судьба свела Ваську-Колесо с Рогозиным у руин ЦУМа, где оба искали съестные припасы. Васька разработал ловушку, в которую и попал киборг. Металлические крюки на цепях захватили его, и мощные моторы обездвижили полумеханическое тело Рогозина. Затем юный партизан просто расстрелял его из противотанкового гранатомета. Дымящийся корпус рухнул на бетон, сочленения отлетели в сторону. Особенно комично дергалась голова Дмитрия в шлеме.
"Я тебе отомщу," - хрипела голова, и глаза застыли в мертвой ненависти.
Остальных боевиков просто закидали гранатами. Они отступили, лишившись лидера. Московия снова становилась децентрализованной территорией с множеством банд. Но отряд Светланы Анатольевны теперь вел наступательные операции, устанавливая справедливые порядки на освобожденных территориях. Люди сами тянулись к женщине-командиру. Отчаянный партизан Васька-Колесо стал военным лидером, который легко справлялся даже с опытными вояками.
Последний бой был у Мавзолея, где когда-то находилось тело вождя мировой революции. Там Васька дал бой отряду мародеров во главе с бывшим депутатом Госдумы Сергеем Мироновым, который строил социалистическую Россию на территории в пять квадратных километров. Бой длился три часа. Стрелки из обеих сторон засели в руинах, укрывались за обломками, устраивали засады. Гранаты рвались, автоматные очереди пронзали воздух, крики раненых и умирающих смешивались с оглушительными взрывами.
Васька-Колесо лично командовал своим отрядом, показывая невероятную храбрость и стратегическое мастерство. Он расставлял своих людей таким образом, чтобы создать смертельные ловушки для мародеров. Каждый шаг Миронова и его людей был просчитан и встречен пулеметным огнем или взрывом гранаты.
В конце концов, Миронов и его отряд оказались в окружении. Их линия обороны рухнула, и остатки мародеров начали отступать. Сергей Миронов, понимая, что дальнейшее сопротивление бесполезно, поднял руки и сдался в плен.
Теперь Москва снова стала ареной борьбы за власть, но благодаря отряду Светланы Анатольевны и Василию-Колесу, надежда на справедливость и порядок начала возвращаться.

Глава 29: Пытка стоматолога

В городе Благовещенске Амурской области работал в частном стоматологическом кабинете Валерий Мурмиладзе. Тщедушный, хлипкий очкарик с большим носом и растопыренными как у Чебурашки ушами, он всегда казался людям слегка комичным. Его коллеги так и называли его — «Зубастый Чебурашка», намекая на его ремесло и физические данные. Валера нервно реагировал на шутки и колкости коллег, мечтая им отомстить, но жестоко и злобно. В своих снах он видел, как бормашиной делает им дырки на черепе и большими щипцами без анестезии удаляет все зубы, хохоча прямо в лицо своим обидчикам.
Когда Россия капитулировала в войне против Украины, страна впала в затяжную депрессию. Кризис ударил по всем жителям, вызвав небывалый рост насилия и мятежей. Народ вооружался и брал власть в свои руки. Везде свирепствовали банды уголовников и бывших участников СВО, которым нравилось убивать и грабить. И в эту волну попал Валерий, который вооружился весьма тривиальным способом.
К нему в кабинет ввалился боевик и потребовал вылечить кариес, иначе обещал пустить кишки стоматологу наружу. «Зубастый Чебурашка» усмехнулся и вместо анестезии вколол боевику в челюсть цианистый калий. Когда тот издох, Валера выкинул мертвое тело с третьего этажа. Оружие, естественно, прибрал себе. Так он стал воином-одиночкой в стоматологическом халате.
Первым делом он навестил своих коллег и расстрелял их вместе с семьями. Потом пошел грабить аптеку, где набрал медикаментов и инструментов для своей работы. Так уж получилось, что в городе он остался единственным стоматологом, и к нему выстроилась очередь. Поскольку Мурмиладзе прославился своим садизмом при лечении челюстей, ему никто не угрожал, наоборот, пытались замилостивить подношениями из золотых слитков и пачек долларов.
И все равно Валера находил повод, чтобы пытать людей в кресле. Он привязывал пациентов ремнями, уколами вводил их в паралич и мучил бормашиной, выписывая на зубной эмали портрет Владимира Путина. Его метод был прост: сначала он обездвиживал жертву, затем включал бормашину и, игнорируя крики и мольбы, начинал свою работу. Сначала он делал небольшие дырки, продвигаясь все глубже и глубже, пока боль не становилась невыносимой. Затем он брал большие щипцы и, с ухмылкой, медленно удалял зубы один за другим, наслаждаясь каждым воплем боли.
Со временем, осознав, что в одиночку далеко не уйдешь, Мурмиладзе решил сколотить собственную банду. Он собрал вокруг себя коллег-стоматологов, которые были вынуждены оставить свои профессии из-за всеобщего хаоса. Подкупив их обещаниями богатства и безопасности, он создал банду, специализирующуюся на ночных грабежах улиц и магазинов.
Они действовали по ночам, быстро и безжалостно. Группа вооруженных стоматологов в масках и халатах проникала в дома и магазины, забирая все ценные вещи. Пленных они мучили с помощью стоматологического инструмента, получая информацию о тайниках и сбережениях. Валера лично руководил этими пытками, наслаждаясь каждым моментом.
Их вылазки были молниеносными. Они тщательно планировали свои операции, выбирая наиболее уязвимые цели. В их арсенале были не только оружие, но и все необходимые стоматологические инструменты, которыми они причиняли невыносимую боль своим жертвам. Мурмиладзе и его банда заходили в дом, связывали всех присутствующих и начинали пытки, требуя выдать деньги и ценные вещи.
С каждым успешным налетом Валерий становился все богаче и влиятельнее. Он быстро заработал репутацию безжалостного лидера, и люди начали бояться даже упоминания его имени. В его логове, бывшем стоматологическом кабинете, он хранил огромное количество награбленного добра. Стены были увешаны фотографиями его жертв, а на столе лежали золотые зубы, вырванные из уст тех, кто осмелился сопротивляться.
Процесс пыток был простым и изощренным. Пленных привязывали к стоматологическому креслу, а затем начинались мучения. Валерий умело управлялся с бормашиной, делая маленькие, но невероятно болезненные дырки в зубах. Затем он начинал удаление зубов большими щипцами, не используя никакой анестезии. Часто он вколол парализующие препараты, чтобы жертва оставалась в сознании, но не могла двигаться.
Один из самых страшных моментов был, когда он начинал выписывать на зубной эмали портрет Владимира Путина. Каждое движение было рассчитано, каждая линия приносила невыносимую боль. Жертвы кричали, умоляли о пощаде, но Валера оставался безжалостен, наслаждаясь их страданиями.
Со временем Мурмиладзе стал не только богатым, но и влиятельным человеком в Благовещенске. Его банда контролировала большую часть города, и никто не смел ему противостоять. Он превратил свой стоматологический кабинет в настоящий штаб, где планировал дальнейшие операции и принимал подношения от тех, кто хотел избежать его гнева.
Не прошло и года, как он стал олигархом Амурской области. Под его началом была целая стоматологическая больница, где на него работали две сотни дантистов из Китая. Мурмиладзе не интересовали судьбы и проблемы людей, он делал деньги и загонял свои активы в Поднебесную. Говорят, что сам лидер Компартии китайской провинции был его лучшим другом. Они вместе обсуждали, как присоединить Амурскую область к Китаю на правах автономного района. Ему обещали за это один миллиард долларов.
И Мурмиладзе продал Амур, и никто не смог ему в этом помешать.

Глава 30: Самый лучший день

Российский певец Григорий Лепс находился в своей квартире, которая фактически превратилась в бойницу. В дверных проемах и оконных рамах он установил крупнокалиберные пулеметы, а по углам комнаты были разложены ящики с патронами и гранатами. В своем доме он ходил в трусах и майке, но всегда с ремнем, на котором висели две кобуры с пистолетами. В спальной комнате лежали три автомата, а в гостиной стоял ручной огнемет «Шмель». Григорий готовился к обороне, понимая, что каждый день может стать его последним.
В стране пошла странная мода похищать знаменитых личностей и делать из них чучела или замораживать в криогенных камерах, чтобы продавать коллекционерам трупов. За тело Лепса некий покупатель давал 10 миллионов евро. В прежние годы Григорий мог бы спокойно отдать киллерам эту сумму, чтобы его не трогали. Но все его сбережения сгорели, виллы в США и Испании конфисковали, а что было на российских счетах, давно изъял Путин на войну. Лепс был нищим, как церковная мышь. И поэтому он с горечью пел:
«Самый лучший день заходил вчера
Ночью ехать лень, пробыл до утра
Но пришла пора, и собрался в путь
Ну и ладно, будь...»
За окном бесновались люди. Это были отморозки, которым гражданская война дала шанс почувствовать себя сильными и уверенными, выплеснуть наружу свою сущность, далеко не гуманную. Именно этим мерзавцам когда-то пел Лепс свои великие песни, а теперь они жаждали использовать его внутренности или все тело для личного обогащения.
- Лепс, выходи! - кричали они и пускали в окна квартиры певца слезоточивые гранаты.
Григорий быстро надевал противогаз, хватал винтовку с оптическим прицелом, выискивал цель и нажимал на спуск. Бах! Бах! — «Мосинка» была мощной, и неудачник валился с кузова грузовика на асфальт. Остальные отбегали и открывали огонь. Пули свистели у головы Лепса, выбивая штукатурку на стенах и разнося в щепки дорогостоящую мебель артиста.
Григорий быстро переместился к одному из пулеметов, установленному у окна. Противогаз давил на лицо, но Лепс не обращал на это внимания, концентрируясь на прицеле. Он навел пулемет на толпу и открыл огонь. Разрывы пуль заполнили воздух свистом и грохотом, оставляя позади кровавую мессу. Люди кричали и падали, оставляя за собой шлейфы крови.
- Да сколько же вас тут?! — Григорий выругался, перекрикивая шум боя. Он спустился за укрытие, чтобы перезарядить пулемет.
- Лепс, мы за тобой! - крикнул один из нападавших, бросая в окно квартиру гранату. Григорий успел перекатиться в сторону, граната взорвалась, выбив окно и раскидав осколки стекла по комнате.
Он схватил автомат, стоявший рядом, и открыл ответный огонь. Пули, выпущенные из АК-47, пробивали стены и мебель, целясь в силуэты нападавших за окном. Взрыв гранаты потряс весь этаж, но Григорий не сдавался, продолжая сдерживать натиск.
Когда атака захлебнулась, и на улице осталось десять трупов, Лепс вздохнул, откупорил бутылку водки, хлебнул и тихо запел:
«Что-то главное вышло из моды
А мы, согласно законам природы
Всё вгрызаемся в мир, будто рыба-пила
Остаётся лишь тонкая нам нить
Как по-русски, уже не упомнить
А по-английски, стало быть: "Love"...»
Однако ему не дали отдохнуть. Очередные искатели трупов появились в подъезде и пытались выбить массивную железную дверь. Лепс нажал на рычаг, дверь с гидравлическим приводом открылась, и пятеро мужчин и три женщины в маскхалатах ввалились в коридор. Они улюлюкали и смеялись:
- Кранты тебе, Лепс. Ты труп!
- Да, я знаю, - улыбнулся певец, навел на них пулемет ДШК и открыл огонь. Пули разрывали тела в клочья, брызги крови окрашивали стены, которые и до этого уже были красными от крови других нападавших. Убирать кишки, головы, сердца, руки с пола — дело неприятное, хотя и привычное.
Одного диска хватило, чтобы семеро превратились в фарш. Восьмой пытался отползти, однако Лепс подошел к нему и всадил три пули в затылок.
- Бл*дь, сколько опять возни, - пробурчал Лепс. Он столкнул трупы с третьего этажа на лестничную площадку вниз. Там уже гнило человек сорок, и никто их не убирал. Соседи давно сбежали, так как проживать с Лепсом было просто опасно.
Потом он взял тряпку, швабру и ведро с водой, в которую влил пол-литра дезинфицирующей жидкости, и стал мыть стены и пол. Из динамика его музыкального центра лилось:
"Триста тысяч часов за спиною
Триста тысяч планет надо мною
Не устал ли создатель их в небе кружить?
Каждый раз, просыпаясь с рассветом
Неспроста вспоминаешь об этом
Очень здорово всё-таки жить..."
Лепс улыбнулся, вспоминая довоенные годы. Это был самый лучший день.

Глава 31: Совбез ООН в растерянности

Зал заседаний Совета безопасности ООН был полон. За длинным полированным столом сидели представители всех постоянных и временных членов, их лица были серьезны и обеспокоены. Поводом для встречи стало предложение Китая и США обсудить текущую ситуацию в России. Федерация распалась из-за гражданской войны и экономического хаоса, и теперь ядерное оружие попало в руки мародеров, что представляло угрозу для всего мира.
Французский посол, высокий мужчина с седеющими висками, первым взял слово:
- Мы не можем больше закрывать глаза на происходящее. Москва ничего не предпринимает, и это угрожает глобальной безопасности. Россия распадается, а их ядерные арсеналы оказываются в руках преступников.
Британский представитель, женщина с острыми чертами лица и пронзительным взглядом, подхватила:
- Это недопустимо. Мы должны принять меры, чтобы предотвратить ядерную катастрофу. Где ответственность Москвы?
Толстомордый, очкастый дипломат из России, Сергей Плющенко, с многолетним стажем протирания штанов в стенах ООН, вскочил с места. Его лицо было красным от ярости, очки съехали на кончик носа, а живот выпирал из-под слишком тесного костюма.
- Это неправда! Россия развивается. За последние три месяца рост ВНП составил 5% по отношению к предыдущему году, инфляция снизилась на 20%. Мы экспортируем нефтепродукты, электроэнергию, металлы, фармацевтику, ткани и машины. Под руководством мудрого и многоходовочника Владимира Путина нам удалось избежать кризиса и поднять жизненный уровень населения в три раза. Практически сократилась смертность на 10%. Люди снова выходят на улицу в знак поддержки президента.
Хиллари Клинтон, представитель США, холодно посмотрела на Плющенко и указала на экран:
- А это что?
На экране видеохроника показывала массовые расстрелы людей, перестрелки, грабежи, пожары и улицы, увешанные на столбах трупами.
- Это отдельные выступления несознательных граждан, подкупленных Западом, - невозмутимо ответил Плющенко. - К сожалению, есть среди наших граждан отщепенцы, которые за доллары продали родину! Но они ответят по закону!
- Так у вас нет закона! - вмешался британский представитель.
Плющенко продолжил, игнорируя обвинения:
- В украинских биолабораториях на американские деньги были разработаны разные формы биологического оружия: начиная от программированных комаров, которые кусают только русских, заканчивая боевыми гусями, которые атакуют самолеты, электростанции, отдельных политиков, то есть действуют избирательно по внедренным им в мозг программам. Из-за этого у нас в некоторых городах и поселках протесты и беспорядки. Но Путин держит всё под контролем!
В зале началось волнение, дипломаты выражали возмущение этой ложью.
- Предъявите нам доказательства, что Владимир Путин жив! - потребовала Клинтон, вновь показывая на экран. Там был запечатлен мертвый Путин с осколками стекла во рту — след использования цианистого калия.
Его лицо было искажено в агонии, глаза выкачены, а изо рта и носа текла кровь. Стеклянные осколки были видны в уголках рта, придавая сцене еще более жуткий вид.
- Это не настоящий Путин, - возразил Плющенко, махая руками. - Это двойник! Настоящий Путин находится на борту атомной подводной лодки и оттуда ведет управление страной. Армия, полиция, местные органы власти ему подчиняются.
- А сколько было двойников у вашего фюрера? - взорвался в негодовании французский представитель.
- Шесть, трое мертвы, - признался российский дипломат. - Но настоящий Путин жив! И как только вы снимете с него обвинения и отзовете ордер на арест от Международного уголовного суда, он сразу сюда приедет и отрапортует, как хорошо нынче в России.
Его слова никто не воспринимал всерьез. Принялось решение выслать миротворческий контингент НАТО, чтобы взять под контроль все склады с ядерными боеприпасами России. Плющенко в негодовании орал, стучал ногами по трибуне, плювался. Потом вышел в середину зала, снял штаны и помочился прямо на пол, говоря:
- Хрен вам, а не Россия! Мы можем повторить! Нас никто не одолел — ни Наполеон, ни Гитлер! И вы не сможете!
Он ушел под гневные крики коллег, возмущенных таким поведением представителя России.
В тот же день Россию исключили из состава Совбеза ООН, вместо нее включили Украину как тоже правопреемника СССР в победе во Второй мировой войне. Решение приняли единогласно, без участия Москвы. Через три недели на Генеральной Ассамблее ООН все поддержали резолюцию по России. Против выступили только КНДР, Иран, Венесуэла и Беларусь.
Плющенко собирал вещи и покидал здание ООН, матерясь на пяти иностранных языках. Его лицо было перекошено от злости, а глаза метали молнии. Он проклинал всех и каждого, бросая в сумку свои бумаги и личные вещи. В коридорах он продолжал выкрикивать оскорбления, не обращая внимания на осуждающие взгляды коллег. Плющенко вышел из здания ООН, бросив последний гневный взгляд на собравшихся у входа журналистов, и скрылся в темноте ночи Нью-Йорка, все еще выкрикивая проклятия на всех языках, которые знал.

Глава 32: Опричник Охлобыстин

Бывший священнослужитель и киноактер Иван Охлобыстин первым понял, что нынешняя ситуация открывает ему новые перспективы. Гражданская война и вольница развязывали ему руки, и он решил создать боевой отряд из таких же моральных уродов, как он сам. Так появились опричники России, и их лидером стал Иван.
Подняв стяги Ивана Грозного, опричники ввели новый клич:
- Гойда! Гойда! - и с этим призывом они кидались в атаку на противника, на гражданских, на склады с боеприпасами или продуктами, или просто вешали тех, кого уличали в гомосексуализме, в еретичестве, в причастности к украинской нации.
Опричники действовали в Московской области, атакуя малые города и деревни. Это был хорошо организованный отряд, вооруженный стрелковым оружием и артиллерией. Перед штурмом Иван давал команду артиллеристам, и те утюжили снарядами поселок, а потом опричники входили на территорию и расстреливали оставшихся в живых.
Иван Охлобыстин, облаченный в черные доспехи, шествовал впереди своих подчиненных, держа в руках большой крест. Он крестил всех и говорил:
- Во имя Бога! Во имя Бога! - и стрелял в раненых, наслаждаясь, как они умирают в мучениях. Его глаза горели фанатизмом, а на лице играла зловещая усмешка.
После боев опричники занимались грабежами. Они входили в дома, выносили ценности, уничтожали всё, что не могли забрать с собой. Жестокость их не знала пределов: женщины, дети, старики - никто не был в безопасности.
Против Охлобыстина выдвинулись отряды Росгвардии, однако там служили в основном трусы и взяточники. При первом же серьезном боестолкновении с опричниками они разбежались. Охлобыстин преследовал их до самой базы, и, ворвавшись туда, устроил резню. В тот день сотня гвардейцев были четвертованы, вздернуты на дыбу или повешены, как это делалось в эпоху Ивана Грозного.
Тех, кто захотел служить опричниками, подвергли испытанию. Иван требовал от них вырвать сердце у женщины, сожрать кишки убитого человека, проколоть глаза ребенку. Половина из них не прошла проверку и пошла на плаху. Иван Охлобыстин лично отрубал им головы, обагряя землю кровью.
- Гойда! Гойда! - орали опричники, пьяные и накуренные гашишем.
Перед ними танцевала и пела Полина Гагарина, бывшая поп-звезда, которая теперь нашла себя в опричнине. Она принимала присягу у новобранцев, контролировала деятельность каждого в отряде. Если подозревала кого-то в измене или мужеловстве, лично пытала и казнила. Слава о ее искусстве пыток быстро распространилась по Московской области.
Говорили, что певец Лепс просил взять его под защиту, однако Гагарина проигнорировала его. Она не хотела иметь ничего общего с бывшими коллегами по музыкальному ремеслу. Полина нашла себя в новом движении.
Теперь Иван Охлобыстин и Полина Гагарина стали символами нового движения. Слово «Гойда» стало началом и концом всего.
С криком «Гойда!» опричники бросались в бой, не щадя ни себя, ни врагов. Их ряды росли, а ужасы, творимые ими, становились легендами. Московская область погружалась в хаос, в котором царили страх и жестокость. Опричники Охлобыстина были воплощением самых мрачных страниц русской истории, вернувшихся с удвоенной силой.
Одним из дней, под палящим солнцем, отряд Опричников во главе с Иваном Охлобыстиным направился к небольшой деревне в Московской области. Охлобыстин услышал слухи о том, что некоторые жители этой деревни практикуют буддизм, и решил, что это достаточный повод для карательной экспедиции.
Перед тем как подойти к деревне, артиллеристы Охлобыстина начали утюжить её снарядами. Деревня, погружённая в тишину и покой, внезапно превратилась в ад. Дома рушились под градом снарядов, люди кричали и пытались скрыться. Но Опричники не оставили им ни малейшего шанса на спасение.
Когда артиллерийский обстрел прекратился, Опричники вошли в деревню. Иван шёл впереди, крестя руинами и трупами. Его глаза светились фанатизмом, а лицо было искажено от ненависти.
- Во имя Бога! - прокричал он, осматривая разрушения. - Эти еретики ответят за свои грехи!
Опричники начали выволакивать оставшихся в живых жителей из-под обломков домов. Люди кричали и молили о пощаде, но их мольбы тонули в бездушных глазах опричников. Всех подозреваемых в буддизме согнали на центральную площадь деревни.
- Вот они, изменники! - кричал Охлобыстин, указывая на испуганных жителей. - Буддисты! Ересь должна быть искоренена!
Под охраной вооруженных опричников жителей деревни повели в крематорий, который располагался на окраине деревни. Это зловещее место, построенное Охлобыстиным для «очищения» земли от еретиков и предателей, было окружено высоким забором и охранялось как военная база.
Жителей, плачущих и дрожащих от ужаса, один за другим загоняли в крематорий. Иван, стоя у входа, наблюдал за этим зрелищем с удовлетворением.
- Во имя Бога! - кричал он, когда очередная партия людей заходила в здание.
Внутри крематория
Внутри крематория царил ужас. Людей заталкивали в камеры и включали печи. Крики и стоны наполняли воздух, смешиваясь с запахом горящей плоти. Опричники, наслаждаясь своей жестокостью, стояли и смеялись, наблюдая за агонией жертв.
Когда последние крики смолкли, и печи остановились, Охлобыстин вышел на улицу. Он вдохнул воздух, будто наслаждаясь завершённым актом возмездия.
- Гойда! - прокричал он своим опричникам. - Мы очистили эту землю! Гойда!
Заключение
Опричники, уставшие, но довольные, покидали деревню, оставляя за собой руины и пепел. Иван Охлобыстин, подняв голову к небу, чувствовал себя настоящим героем, борцом за веру и чистоту нации.
Слово «Гойда» снова прозвучало над умирающей деревней, знаменуя завершение ещё одного акта жестокости и безумия в новом мире опричников.

Глава 33: Гибель Помпеи

Солнце медленно поднималось над российской тайгой, освещая массивные бункеры, в которых прятались олигархи Геннадий Тимченко, Алишер Усманов, Роман Абрамович, Аркадий Ротенберг, Елена Батурина, Игорь Сечин и Герман Грефф. Эти высокотехнологичные убежища, созданные для обеспечения безопасности и комфорта, теперь стали для них тюрьмой. Все они грустно называли своё новое жилище "Последний день Помпеи".
В бункере царило напряжение. Олигархи были озлоблены и подавлены. Каждый винил Владимира Путина, чьё правление привело их к этому. Путин, такой же олигарх, закончил свою жизнь самоубийством (или его "помогли" покончить с собой).
— Если бы не этот карлик, я был бы в Майами, — сердито говорил Грефф, представляя себя на роскошной яхте в окружении красивых девушек. Он видел себя на палубе, с бокалом шампанского в руке, наслаждающимся жизнью под солнечными лучами.
— Ну, если бы мы вовремя устранили этого Пыню-каблуки, то я жил бы на своём собственном острове, — сплюнул Сечин, мечтая о тихоокеанском острове, где он бы мог наслаждаться уединением и роскошью.
— А ты не боялся? — сердито возразил Усманов. — Мы все понимали, что доверять друг другу нельзя. Кто-то из нас мог бы предать всех.
— А я разве тебе доверяю, Алишер? — спросил Ротенберг.
— И я тебе тоже не доверяю, Аркадий. И твоему брату тоже нет доверия. Тьфу на вас, — привычно стал плеваться на соратников Усманов. Те стали плевать в ответ. Охрана держала наготове оружие, но не вмешивалась.
После такого разговора все вернулись в свой бункер.
На следующее утро все снова собрались на нейтральной площадке. Вокруг был дикий край: густой лес, возвышающиеся горы, медведи, лоси, комары и клещи. Природа, казалось, была против них, напоминая, что они чужаки в этом суровом месте.
— А где Абрамович? — удивлённо спросил Усманов. — Почему он не поднялся?
— Спит, наверное, — зевнула Батурина.
— Абрамович всегда был пунктуальным, — не поверил Усманов. — Если бы он не пришёл, то нам бы его охрана сказала, что случилось. Но нет ни его, ни охраны.
Все встревоженно переглянулись. Холодок страха проник каждому в сердце. Их охватило чувство, что предательство уже случилось.
Охрана Усманова двинулась к бункеру Абрамовича. Дверь неожиданно была открытой, что совсем не было похоже на Романа, страдавшего паранойей. Охранники проникли внутрь и вскоре вернулись, крича:
— Там никого нет!
— Сбежали! — заорал Тимченко. — Он предал нас!
— Я же говорил, нет вам доверия! — кричал Усманов. — Тьфу на вас! Я так плевал на Навального, теперь плюю на вас, предатели!
— Это ты с ним был в сговоре! — заорала Батурина. — Я видела, как вы месяц назад шушукались, наверное, план продумывали!
— Это ты нас предала, — не соглашался Усманов. — Тебе тоже грошь цена доверия! Лучше бы я в Узбекистан свалил, там у меня друзья! А я торчу с вами, выродками, в этой тайге!
Начался скандал. Олигархи орали и топтали ногами землю, обвиняя друг друга в предательстве.
В это время неизвестный бомбардировщик в сорока километрах от "Помпеи" заходил на угол атаки. На его крыльях не было ни опознавательных знаков, ни номеров — самолёт-призрак. Он сбросил планирующую бомбу и развернулся обратно.
Бомба летела все 40 километров, разрезая облака. Её полёт был долгим и пугающим, будто сама смерть спускалась с небес.
В это время Усманов бил по морде Сечина, а Батурина вцепилась зубами в ухо Ротенберга. Охрана пыталась всех разнять, когда услышали свист падающей бомбы и подняли головы.
Взрыв прервал всё. Вспышка ослепительного света, громкий хлопок и оглушительный грохот разнеслись над тайгой. Волна взрыва разметала всё на своём пути, уничтожив бункеры и всех, кто находился поблизости.
Так завершилась история российской олигархии. Их мечты о роскоши и власти закончились в далёкой тайге, среди гор и лесов. Последний день Помпеи стал для них последним днём на Земле.

Глава 34: Пенсионерка Петровна

Пенсионерка Петровна стояла в длинной очереди у окошка банка, пытаясь получить свою скромную пенсию. Она была 70-летней женщиной, с седыми волосами и глубокими морщинами, которые рассказывали историю её нелёгкой жизни. Петровна дрожала от холода и голода, её одежда была изношена и потрёпана.
За окошком сидел мордастый сотрудник банка с наглой ухмылкой. У него были маленькие, злобные глаза и жирные щеки, которые тряслись при каждом его движении. Он лениво взглянул на Петровну и, не скрывая своего презрения, сказал:
— Денег нет.
Петровна удивлённо заморгала.
— А где деньги? — недоуменно спросила она.
— Все Путин на войну забрал, — усмехнулся сотрудник и захлопнул перед ней окошко.
— Но как мне жить? — растерянно спросила старушка.
— Твои проблемы, бабка! Иди жалуйся куда хочешь! Нам похрену всё! — бросил он через стекло, не утруждая себя поднять голову от своего телефона.
Петровна стояла ошеломлённая. Пенсия — это был её единственный источник существования. У неё не было никого: внуков и сына забрала война в Украине, невестка давно ушла к другому мужчине. В Иркутске, где жила Петровна, не было никакого порядка. Цены на продукты заоблачные, и на пенсию старушка намеревалась купить немного картошки и моркови, иначе она умрёт с голоду. Электричество и воду ей давно отключили за неуплату, так как платить ей было нечем. Обед она готовила на валежнике и книгах, которыми топила печку.
Пенсионерка хотела выйти из банка, как услышала шум за дверью служебного входа. Она осторожно открыла дверь и увидела, как несколько сотрудников банка распихивали пачки долларов и рублей в большие чемоданы и смеялись.
— Сейчас пойдём к Семёну и отметим там большой улов, — говорил мордастый сотрудник, который отказал старушке в пенсии.
— Так вот же мои деньги! — возмутилась Петровна.
Сотрудники, увидев её, разъярённо набросились на неё. Мордастый ударил её в лицо. Петровна упала, но те продолжали её избивать, пинали и матерились.
— Не лезь, старая корга! — орал один из них.
Петровна потеряла сознание. Когда очнулась, то увидела, что её платье в крови. Она шаталась, но всё-таки вернулась домой. Ненависть наполнила её грудь, и она решила мстить.
Взяв бутылку, Петровна залила её маслом и бензином, вставила тряпку в качестве фитиля и пошла к дому Семёна, сотрудника банка. Она знала, что он живёт в двух кварталах от неё.
Подойдя к дому Семёна, Петровна увидела, что там разгар пира. Из окон доносилась громкая музыка, стол был уставлен напитками и едой. Веселье было в самом разгаре.
Петровна зажгла бутылку и бросила «коктейль Молотова» прямо в окно. Огонь мгновенно вспыхнул, и начался пожар. Люди истошно закричали, пытаясь выпрыгнуть из окон, но Петровна, взяв лопату, глушила их по голове. Она действовала с яростью, накопившейся за годы унижений и лишений.
Вскоре у её ног лежало шесть трупов. Ещё трое сгорели в квартире.
— В меня вселился дух Зои Космодемьянской, — шептала Петровна, — той девушки, что сжигала дома, устраивая всем — и немецким оккупантам, и местным жителям — территорию выжженной земли.
С тех пор она ходила по Иркутску и бросала коктейли Молотова то в полицейские участки, то в рестораны, где балдели бандиты, то в магазины, где ей отказывали продать продукты. В итоге слава о ней пошла по всему городу.
Её пытались убить СВОошники, поскольку она отнимала у них добычу, но Петровна устроила им засаду. Закидала их бутылками с зажигательной смесью и умертвила лопатой. Так она обезвредила тридцать ветеранов преступной войны.
Теперь её боялись все. Она заходила в любой магазин с бутылками, и ей бесплатно отдавали всё, что она хотела. В банке ей отдали доллары, в мэрии подарили новую квартиру.
Гражданская война вернула Петровне чувство собственной значимости и силу. Она больше не была беспомощной старушкой. Она стала символом сопротивления, мстителем, который восстал против несправедливости.
Слава о Пенсионерке Петровне дошла до ушей криминальных боссов Иркутска. Они не могли позволить, чтобы простая старушка держала их в страхе. Был нанят киллер, профессионал с многолетним опытом.
Вечером, когда Петровна возвращалась домой с очередной бутылкой зажигательной смеси, она заметила, что за ней следят. Но вместо того, чтобы поддаться панике, она решила действовать. В её голове созрел план.
На следующий день Петровна устроила засаду. Она залегла в подвале заброшенного дома на окраине города, держа наготове бутылки с зажигательной смесью и лопату. Она знала, что киллер придёт. Вскоре услышала шаги. Кто-то осторожно пробирался внутрь.
— Иди сюда, родимый, — прошептала Петровна, сжимая лопату.
Киллер вошёл в полутёмное помещение, не подозревая о скрытой опасности. В этот момент Петровна бросила первую бутылку, которая вспыхнула прямо у него под ногами. Киллер закричал от боли и растерянности, но Петровна не дала ему шанса опомниться. Она ударила его лопатой по голове, а затем снова и снова, пока он не перестал двигаться.
На звук борьбы сбежались ещё несколько киллеров, которых послали на помощь. Но Петровна была готова. Она бросила в них оставшиеся бутылки, и те вспыхнули, поджигая их одежду. В панике они пытались потушить огонь, но старушка хладнокровно добивала каждого, кто падал на землю.
Петровна стояла среди обугленных тел, тяжело дыша. Её лицо было испачкано сажей, но глаза горели решимостью. Она знала, что победила, но также понимала, что это только начало.
— Кто следующий? — крикнула она в пустоту.
С тех пор её боялись ещё больше. Криминальные боссы Иркутска поняли, что против Петровны не помогут ни деньги, ни оружие. Она стала легендой, живым воплощением мести и справедливости.
Теперь, когда она входила в магазин или банк, все знали, что лучше не связываться с Пенсионеркой Петровной. Её история разлетелась по всему городу, и каждый знал: если кто-то попробует обидеть эту старушку, его ждёт участь куда хуже смерти.

Глава 35: Неуловимые мстители

Смоленск, город с богатой историей, теперь лежал в руинах. Учебный год для учеников 10 «А» класса одной из местных школ закончился внезапно и трагично. Иван Сидорчук, Василий Мерцаев, Яшка Цыганков и Оксана Немоляева больше не ходили на уроки и не писали контрольные. Их школа, как и многие другие здания в городе, была разрушена во время штурма озверевших фронтовиков, вернувшихся с войны в Украине. Эти солдаты, привыкшие к жестокости и насилию, теперь искали продолжения войны на российской земле. Они били по жилым домам и заводам из артиллерии, сжигали жителей из огнеметов, а сгоревшие трупы пожирали, потому что каннибализм стал для них привычным во время СВО. Город превратился в ад на земле.
Ученики потеряли всё: и документы, и школу, и будущее. Однажды Оксана шла домой, когда её остановила группа ветеранов — злобные, наглые мужчины с обезумевшими глазами. Их одежда была грязной и разорванной, а тела покрыты шрамами и ожогами.
— Ты пойдёшь с нами, — один из них грубо схватил девушку за руку.
Оксана сопротивлялась, что только раззадорило солдат. Они начали рвать на ней одежду, повалили на землю, намереваясь изнасиловать её. Оксана кричала, но никто не спешил ей на помощь — все боялись этих безумных фронтовиков.
В это время мимо шёл Василий Мерцаев. Увидев, что происходит, он узнал свою одноклассницу и решил вступиться. В приступе ярости он бросился на солдат, вырвал у одного из них пистолет-пулемет ППШ-41 и, не раздумывая, расстрелял всех мужчин.
— Спасибо тебе, — плача, поблагодарила Оксана. Василий довёл её до дома, стараясь успокоить.
На следующий день, узнав о смерти своих соратников, банды ветеранов начали зачистку. Они убивали всех молодых женщин и парней, требуя, чтобы те выдали виновников смерти их товарищей. Но никто не знал, кем были те мстители.
Василий собрал своих одноклассников — Ивана и Яшку, и они организовали группу «Неуловимые мстители». Эти подростки решили действовать как партизаны, борясь с жестокостью и насилием.
Их первая крупная операция заключалась в подрыве четырёх эшелонов с пьяными солдатами, которые возвращались в Смоленск с мародёрских рейдов. Подростки сумели незаметно установить взрывчатку на пути следования поездов, и с детонирующим грохотом эшелоны сошли с рельсов, оставив за собой лишь груды металла и человеческих тел.
Далее они сожгли штаб фронтовиков. Однажды ночью мстители пробрались к зданию, где те укрывались, и подложили взрывчатку. Взрыв разнёс штаб на куски, убив многих солдат.
Затем они подорвали три танка Т-62 и один БТР вместе с экипажами, используя самодельные бомбы. Это было невероятно опасное задание, но оно прошло успешно.
Одной из их самых удачных операций стала засада на семерых пьяных ветеранов, которые ехали в «Мерседесе» с чемоданами, набитыми долларами. Мстители устроили ловушку, и, когда машина оказалась в нужном месте, они расстреляли всех ветеранов и спрятали валюту для лучших времён.
Слава о мстителях быстро распространилась по всей области. Теперь они были героями. Главарь ветеранов пообещал отрезать им головы, но спустя три недели его собственная голова висела на шесте на привокзальной площади. Ветераны поняли, что против них действует серьёзная группа, возможно, диверсанты из других государств, и поэтому покинули город. Точнее то, что осталось от Смоленска.
Но «Неуловимые мстители» продолжали свою борьбу. Они охраняли город и совершали вылазки против любых бандитов, которые наведывались в Смоленск с целью грабежа и насилия. Их действия вселяли надежду в оставшихся жителей города, и с каждым днём всё больше людей начинало верить, что справедливость всё же восторжествует.

Глава 36: Записки Турецкоподданного

Турецкая газета «Хурриёт» опубликовала путевые записи бизнесмена из Анкары Ахмета Буюк-оглы, который посетил Нижний Тагил для ознакомления с состоянием его активов. Семь лет назад он открыл в этом городе Свердловской области четыре торговые точки «Кебаб-Стамбул» и ресторан «Осман Империяси», которые приносили неплохую прибыль. Местные жители любили блюда из далёкой Турции, наслаждаясь музыкой, танцами и культурой, когда посещали эти заведения. Конечно, Ахмету приходилось давать взятки, делать откаты, пробивать контракты, подкупать санитарные и прочие проверки — в России без этого невозможно было существовать.
Всё изменилось, когда Российская Федерация перестала существовать как государство, и все области, края и республики объявили о своём суверенитете и независимости. Это привело к хаосу и гражданской войне. В течение полутора лет Ахмет не мог попасть в Нижний Тагил, так как воздушное и железнодорожное сообщение прекратилось. Все самолёты сбивали то ли повстанцы, то ли бандиты, то ли охамевшие ветераны СВО, а может и проправительственные силы. По железным дорогам курсировали только бронепоезда, уничтожавшие все населённые пункты и встречные поезда. По полям рыскали тачанки нового вида: «тойоты» с монтированными зенитными пулемётами, которые превращали в решето любой автобус или автомобиль.
Однако Ахмету нужно было вернуться в этот город не столько ради бизнеса, сколько ради семьи: там остались его жена Ольга и четырёхлетний сын Ядгар. Он рискнул и начал свою поездку в Россию. Газета «Хурриёт» опубликовала его записи, и мы приводим часть этого текста в русском переводе:
"Пока я добирался до Нижнего Тагила, я видел мир, погружённый в кошмар. Кровь, трупы, каннибализм, пытки, массовые убийства — всё это было реально. Убить кого-то для русского стало как наступить на таракана — никакой жалости или милосердия, только презрение и брезгливость.
Я видел, как группа ветеранов, вернувшихся из Украины, отрезала головы полицейским за то, что те потребовали предъявить документы. В этом хаосе документов ни у кого не было. Полицейским не стоило настаивать, но их упёртость привела к смерти. Ветераны отняли у полицейских оружие, троих расстреляли сразу, а семерых долго мучили и пытали, отрезая уши, носы, обрубая пальцы на руках и ногах, кастрируя... Потом просто отрезали головы и водрузили их на шесты, прикрепив к крыше полицейской машины. И так с сиреной и мигалкой они гоняли по Нижнему Тагилу.
В городе не было власти. Русские рубли шли как туалетная бумага. Ценностью стали продукты, тёплые вещи, генераторы, бензин, оружие и боеприпасы. Невольничий рынок был организован в Тагилстроевском районе, где пленных женщин, мужчин, детей и стариков обменивали на ценности. Если кого-то не скупали, а чаще всего это старики, их просто убивали, ударив кувалдой по голове — никто не хотел кормить и охранять бесполезных рабов. В день я видел тридцать-сорок трупов, которые не сразу убирали с площади. Они лежали там друг на друге, разлагаясь, и ужасный запах превратил ближайшие кварталы в камеру пыток. Жители сбежали оттуда, не в силах дышать этим и слушать истошные вопли умирающих, стоны и плач детей и женщин. Русские были как звери...
Я не знаю, кто был главным в городе, так как там враждовали три-четыре крупные группировки, но численный перевес был у ветеранов СВО. Против них была организована вертолётная атака. Десять Ми-28 барражировали над Нижним Тагилом, обстреливая дома и укрепсооружения неуправляемыми ракетами и сбрасывая бомбы. Своими пулемётами они превращали человеческие тела в фарш. Я не знаю, кем были нападавшие — там был полный хаос и беспредел.
Ветераны дали отпор. Они сбили четыре вертолёта, захватили экипажи и сразу же их казнили. Тела пилотов тут же разделали на части и раздали голодным людям. Человечина стала приемлемой едой.
В городе практически все были нищими. Мои торговые точки и ресторан давно разграбили и сожгли. Я нашёл жену и ребёнка в подвале. Нам предстоял трудный обратный путь. Чего мы только не пережили. Меня спасал лишь турецкий паспорт и доллары, что я привёз с собой, иначе меня давно бы повесили.
В Нижнем Тагиле и ближайших городах не осталось целым ни одного здания. Всегда что-то горело, повсюду были разлагающиеся трупы людей, голодные крысы и дикие собаки, которые нападали на прохожих. При этом русские пили водку, матерились, пели песни и танцевали, чаще всего на телах своих врагов. Одни защищали честь Путина, другие метали топоры в его портреты. Я слышал бандитские песни из репродукторов, и бандиты заставляли редких жителей подпевать и кланяться любому флагу бандитской группировки. Те, кто отказывался, оказывались в овраге с распоротым животом, а их кишки ели те, кто плохо пел или недостаточно усердно кланялся бандитам.
Вольная Россия стала тюрьмой, где правили психопаты, некрофилы, педофилы, властолюбцы и маньяки, творящие всё, что хотели с теми, кто не подходил под их представления о жителях России. Это были интеллигенты, артисты, пенсионеры — те, кто противился ужасу. В стране правили быдло и военные.
Пока мы добирались до Казахстана, мы пережили столько всего, что я поседел. У меня четыре пулевых ранения в ногу и бедро. У жены ожоги на груди. Ребёнок, к счастью, пострадал меньше, но психическая травма у него останется на всю жизнь. Колонны беженцев расстреливали из танков — мы выжили. Мы переплывали реку, и за нами гнался катер с отщепенцами, которые поливали нас огнемётами. На каждом КПП нас раздевали, унижали и грабили. Я видел сотни трупов на обочинах. Везде висели картины Владимира Путина и призывы идти на войну против Украины. Удивительно, что средства пропаганды сохранились, когда рядом дымились больницы и школы.
Я видел, как учителей вывели из классов, раздели, изнасиловали и живьём закопали прямо во дворе школы. Почему? Не знаю. Там не было никаких причин и мотивов — только желание одних убивать других.
Когда мы перешли российско-казахскую границу, я вздохнул свободнее. Казахстан — мир стабильности. Здесь нас тепло приняли, я купил билеты и вернулся в Анкару. В Россию я больше никогда не прилечу. Это ад. Место, проклятое Аллахом."
Эти жуткие записи Ахмета Буюк-оглы раскрывают бездну ужаса и разрушения, в которую погрузилась некогда великая страна. Газета «Хурриёт» опубликовала этот текст как предупреждение для тех, кто ещё надеется на возвращение к нормальной жизни в разрушенной России.

Глава 37: Обслуга во все эпохи

Сергей Безруков, известный российский артист, в один из дней осознал, что в новой России, возникшей в период гражданской войны, деятели искусства не нужны. Он видел, как пылали театры драмы, оперетты, комедии, как жгли телестудии и драмкружки, рвали афиши к фильмам «Бригада», «Каникулы строгого режима». Всем было наплевать, кем был Сергей Безруков, один из идеологических сторонников войны против Украины.
Первым делом ветераны СВО, когда ворвались в квартиру Безрукова, выгнали его и домочадцев, заявив: «Помещение реквизировано для нужд революции!»
— Какой революции? — опешил Безруков.
— Сатанинской, — загоготали ветераны, показывая свои голые торсы с татуировками демонов и антихристов.
— А мне где жить? — недоумевал артист.
— Твои проблемы, — пожали плечами ветераны и, сунув под нос стволы, добавили: — Не появляйся здесь, Сергей, не искушай судьбу.
Так Безруков оказался на улице с женой. Они жили в подвалах с крысами, ели жуков и собак, носили рваные штаны и порванные ботинки. Сергей оброс и провонял, так как в городе давно не было горячей воды, тепла и электричества. Жена ругала его:
— Что ты за мужик, если не можешь обеспечить семью?
В отчаянии Сергей пошёл к бандитам и сказал:
— Я готов на всё. Дайте мне пожрать.
Те узнали его:
— А ты же Сашка Белый из «Бригады»! Ладно, сможешь завалить человека? — Они дали ему мачете и подвели старика. — Давай, кончай его.
Но у Безрукова, несмотря на отчаянное положение, не хватило сил и смелости на это. Он сказал:
— Лучше я буду плясать вам, играть на балалайке, рассказывать анекдоты.
— Сойдёт, — согласились бандиты, рассаживаясь по креслам. — Играй!
Целый вечер артист плясал, пел песни, рассказывал стихи и анекдоты, делился историями о съёмках в кино. Бандиты гоготали, бросали в него куриные косточки, рыбью шелуху, плевались, а потом наградили салом, черствым хлебом и прокисшим вином.
— Заслужил, — сказали они, хлопая его по плечу.
В тот день Сергей и его супруга хорошо поели. С тех пор Безруков гастролировал из одной банды в другую, держа впереди плакат: «Не трогайте артистов, проституток и кучеров. Они служат любой власти», и это служило ему пропуском. Везде его встречали с хохотом, унизительными шутками, часто давали пинка под зад, но в итоге смотрели его выступления и иногда расплачивались продуктами или вещами.
Сергей понял, что любое искусство может стать источником пропитания, если потерять совесть, стыд и мораль. Бродя по руинам города, он выступал перед разными бандами, удовлетворяя их желания и забавы, и в обмен получая крохи для выживания. Это была его новая реальность — жестокий и беспощадный мир, где он стал обслугой для тех, кто держал оружие и устанавливал свои правила.
С каждым днём он всё больше привыкал к унижениям и насмешкам. Он превратился в скитальца, который бродил по руинам России, развлекая тех, кто обрел власть в этом хаосе. Жизнь Безрукова стала символом того, как низко может пасть человек, чтобы выжить в условиях полной анархии и бесчеловечности.

Глава 38: Мумия русского фараона

Сергей Давалкин бежал очень быстро, оглядываясь, и увиденное его пугало больше, чем появление судебных исполнителей от Международного Уголовного Суда. Его преследовала толпа разъярённых и возбуждённых россиян, в руках которых были палки, топоры, ножи и даже поварёшки. Люди злобно кричали:
— Стой, Вовка, убьём!
Это был Витебск. Вокруг были руины от бомбардировок своих же русских бомбардировщиков: снесённые дома, школы, заводы, остановки, покорёженный транспорт, трупы на улицах, голодные крысы и тошнотворный запах. Город представлял собой картину абсолютного ужаса и запустения. Разрушенные здания стояли как безмолвные свидетели недавних боёв, окна пустых квартир зияли чёрными дырами. Улицы были усеяны обломками, среди которых были видны разбитые автомобили, велосипеды и даже детские игрушки, покрытые слоем пыли и копоти.
— Я не Путин! — пытался оправдаться Давалкин, задыхаясь от бега. — Я просто артист, который играл в театре Путина!
— Врёшь! Ты — Путин! — не верили ему граждане. — Ты затеял войну с Украиной, и теперь мы получили всё это! — и они размахивали руками, показывая на жуткий окружающий мир. — И ты поплатишься за это!
— Поймите, я просто двойник!
— А нам пофигу! Ты для нас — Путин!
В итоге они догнали Давалкина и стали бить так, что тот орал, перекрывая автоматные выстрелы в другом квартале, где шла разборка между бандами. Сергея били и пинали, в итоге у него выползли из задницы и рта кишки. Потом одна старушка, недовольная отсутствием пенсии, шарахнула скалкой по голове, и череп треснул, выпал мозг. Но люди продолжали измываться над трупом, изливая накопившуюся ненависть и усталость от такой жизни.
Когда они разошлись, Давалкин бездыханно лежал на тротуаре рядом с искорёженным детским велосипедом. К трупу подскочили крысы и стали разрывать плоть. Однако у Путина оказались и верные сторонники. Несколько человек отогнали крыс, собрали останки, упаковали в целлофан и куда-то понесли.
Спустя три часа врач Игорь Резепов работал над телом, мумифицируя его. Он знал, как это делали в Древнем Египте, и поэтому совершал процедуры по всем правилам бальзамирования. «Мы лишились Ленина, но теперь у нас новый символ — мумия русского фараона», — с нежностью говорил Резепов, скрепляя клеем череп Давалкина и зашивая обратно оторванный половой орган.
После тело погрузили в стеклянный гроб, плотно закрыли и погрузили на автобус. Так появился мобильный музей «Русский мир и русские скрепы», который куролесил по всей России. Труп Давалкина показывали всем желающим, не бесплатно, конечно, и все верили, что это их бывший президент Вован Путин. Труп, правда, хотели забрать иностранные военные, чтобы доставить в Гаагу, но удалось его отбить сторонникам путинизма. Выставка мёртвого Сергея приносила неплохой доход устроителям, особенно Резепову, который следил за сохранностью тела.
Автобус, в котором возили мумифицированное тело, был специально оборудован: яркие огни подсвечивали гроб, создавая мрачную атмосферу, а вокруг витрины были развешаны фотографии и видеокадры, изображающие Владимира Путина. Посетители, стоя в длинных очередях, обсуждали увиденное, многие приносили цветы и свечи, некоторые даже падали на колени перед гробом, плача и молясь.
Вот так Путин в реальности стал приносить пользу. Правда, лишь когда был мёртв...

Глава 39: Деньщик полка

Игорь Кудрявцев, доцент одного из ташкентских вузов, был так называемой «пятой колонной» в Узбекистане. Он мечтал о возвращении Союза ССР и торжестве русской нации во всем мире. И большие надежды возлагал на Вовку Путина, лидера современной Российской Империи. Игорь всегда смотрел передачи Владимира Соловьёва или Киселёва о том, что Москва испепелит в ядерном огне чужие страны, нанесёт тактический ядерный удар по Украине, и что казахов пора приручить исполнять команды русских, а прибалтов надо загнать в концлагеря. Такие темы всегда лились бальзамом на душу доцента.
Каждый вечер Кудрявцев принимал душ, потом голым стоял перед большим портретом Путина и молился, падая ниц. Он лбом стучался о пол и шептал:
«Отче наш, иже еси на небеси,
Да святится имя Твое, да приидет царствие Твое,
Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим;
И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.»
Молиться голым означало быть чистым перед великим лидером и вождём русского народа.
— Сбрось бомбу на США, наш великий фараон, — просил Кудрявцев. — На этот мир, где одни педерасты, лесбиянки и лгуны. Накажи Германию за её поддержку Украины — перестань поставлять газ. Развей по ветру такие страны, как Грузия и Молдавия, за их предательство по отношению к русским...
Но его молитвы не принимали на небесах, и в итоге Кудрявцев решил свалить из Узбекистана в родные пенаты. Он купил билет на самолёт, однако в России началась гражданская война, и пришлось доценту добираться на попутном транспорте — автобусе, ослах, грузовике, где он прикинулся мешком с картошкой. Спустя три месяца он был в Самаре, и застал там то, чего не было даже в 1917-22 годах. То есть было хуже.
Город был погружён в хаос и разрушение. Пустые улицы были усеяны обломками, взорванные здания стояли как безмолвные свидетельства жестоких боёв. Отовсюду доносились крики, стоны и выстрелы. Жители прятались в подвалах, боясь выйти наружу. Еда и вода были на вес золота, и люди готовы были убить за кусок хлеба или бутылку воды. Повсюду лежали трупы, и запах разложения и смерти витал в воздухе.
Однако Кудрявцев нашёл полк, которым командовал бывший комик Евгений Петросян, который страдал от того, что Россия так и не расширилась. С подмостков он веселил зрителей, а в деле оказался настоящим садистом. Его полк «Кривое зеркало» совершал акты страшных расправ, когда жителям вспарывали животы, вешали детей и стариков, а мужчинам отрубали конечности. Больше всего Петросян любил сжигать недовольных и тех, кто не смеялся над его шутками, из огнемёта. Он любовался, как истошно кричали жертвы под струями адского огня.
Вот к нему и примкнул Кудрявцев.
— Ты стар, чтобы быть сыном полка, — заметил Евгений.
— А можно я буду деньщиком? — попросился Кудрявцев. — Я так мечтал о Путине и его победах, что готов стирать вам трусы и носки, гладить форму, кашеварить.
Это предложение понравилось Петросяну, и Игорь был принят на должность деньщика полка. Он делал всё с удовольствием, что обещал командиру, а вечерами танцевал и пел песни для уставших бойцов-живодёров. Кудрявцев радовался, когда видел муки других, считая, что это они заслужили тем, что не следовали за Путиным. Иногда он разделывал мертвецов и потом жарил мясо, наслаждаясь человечиной.
— Врагов надо знать в лицо, — говорил он, пережёвывая сваренную голову женщины.
Полк «Кривое зеркало» наводил ужас на окрестности. Петросян со своими бойцами расправлялся с любыми проявлениями неповиновения. Огонь из огнемёта, которым он так любил пользоваться, оставлял после себя обугленные трупы и запах горелой плоти. Люди в страхе прятались, когда слышали приближение полка, зная, что впереди ждёт лишь боль и смерть.
Вот так скромный ташкентский доцент нашёл своё призвание на просторах исторической родины.

Глава 40: Золотая Орда

Гражданская война в России привела к её распаду. Бывшие участники Федерации объявили о своём суверенитете и независимости, перестав признавать власть Москвы. Кремль ответил на это силой и вторжением правительственных войск, что привело к чудовищным жертвам и разрушениям. Города и деревни пылали в огне, развалины домов зияли пустыми окнами, а улицы были усеяны обломками и трупами. Разрушенные школы, больницы и заводы стали немыми свидетельствами невообразимых страданий. Вода и еда стали роскошью, а страх и отчаяние охватили население.
Однако некоторые республики сумели дать отпор и защитить себя. К таким следует отнести Татарстан. Бывшего раиса Рустама Минниханова, который оставался преданным российской власти, свергли возмущённые жители и избрали нового — Салавата Габибуллина, инженера-строителя и оппозиционного политика. Именно новый глава организовал оборону и обеспечил порядок.
Прежде всего ему удалось собрать национальную армию под знаменем Чингизхана. Казань объявили столицей нового государства — Золотая Орда, как правопреемника Казанского государства до колонизации Иваном Грозным. Российские символы, флаги, гербы сбрасывали и сжигали. Портреты Путина разрывали на части. Гимн РФ был под запретом, так как официально признавался оккупационным. Габибуллин установил дипломатические отношения с Киевом и направил в Украину своих послов. В свою очередь Владимир Зеленский признал Золотую Орду как независимое государство. Казань начала готовить документы для вступления в ООН и другие международные структуры.
Минниханов пытался организовать мятеж из пророссийских сторонников. Москва тайно снабжала их оружием и боеприпасами. Под Казанью произошли боестолкновения войск Габибуллина и Минниханова. Танки, укрытые маскировочными сетями, вырывались из укрытий, ревели двигатели, вздымая клубы пыли и дыма. Залпы артиллерии и грохот взрывов разносились на многие километры. Битва была жестокой и кровопролитной. На поле боя лежали десятки тысяч трупов, и вороны клевали их безмолвные тела. Горели танки, обломки бронетехники дымом поднимались к небу.
Независимость далась ценой жизни тысяч татар. Однако враг был повержен. Рустам Минниханов, переодевшись в одежду клоуна, пытался перейти границу, но был схвачен представителями Территориальных сил обороны и казнён без суда и следствия. Тело было продано Юрию Объедкову, патологоанатому, который составлял коллекции трупов из знаменитых персон. В итоге Рустам Минниханов попал в частную коллекцию африканскому олигарху.
В Золотой Орде были введены демократические законы и устройство государства: прежде всего, сменяемость власти. Президент избирается только один раз на пять лет. Депутаты в парламенте, Совете чингизов, также подчинялись этому правилу. Государственным языком стал только татарский, его знание стало обязательным для всех жителей. Русский признавался иностранным и изучался факультативно. Популярными стали украинский, английский, монгольский. Новый гимн Золотой Орды провозглашал (перевод с татарского):
"Золотая Орда, наш дом и крепость,
Наследие великого хана,
Мы несём знамя Батыя,
Защищаем от врагов родной край".
Всех бывших полицейских аттестовали и тех, кто верно служил Кремлю, уволили. Нужны были только патриоты и профессионалы. Коррупция была сразу истреблена. Взятки признавались государственной изменой. Бюджет был прозрачным, и каждый татарин имел доступ к информации о его расходовании. Обязательная декларация имущества и доходов стала нормой для всех чиновников.
В итоге Золотая Орда стала процветающим государством. Инвестиции активно шли из Запада и Китая. Здесь строились заводы, больницы и школы. Обеспечивалась социальная защита граждан. Получить гражданство стало мечтой для многих бывших россиян, как быть гражданином Швейцарии, Дании, США или Южной Кореи.
Спустя пять лет Салават Габибуллин покинул пост, и его заменил новый политик. Так расцветала демократия, укрепляя Золотую Орду как новое государство, готовое принять вызовы современного мира и обеспечить своим гражданам достойную жизнь.

Глава 41: Цирк уродов

Иван Сидельников вернулся из «СВО» инвалидом. Когда-то он работал акробатом в цирке. Пусть звезд с неба не хватал, но денег хватало, чтобы жить и обеспечивать семью. Цирковая жизнь давала ему и радость, и ощущение смысла. Каждый его прыжок под куполом символизировал свободу, и даже рутина гастролей казалась чем-то светлым и значимым.
Но всё это рухнуло в одночасье, когда его жизнь навсегда изменилась от взрыва противопехотной мины. Лишившись обеих ног, он лишился и работы, и семьи. Инвалид оказался никому не нужным. Когда он вернулся домой, жена просто не впустила его в квартиру. Её холодный, равнодушный взгляд был для Ивана словно удар ножом в сердце. Она даже не потрудилась объясниться: просто закрыла дверь перед его носом, а через глазок равнодушно смотрела, как он безуспешно стучит и зовет её по имени.
— Ты мне не нужен, — холодно произнесла она через дверь. — Не возвращайся.
Отправившись в цирк, Иван ещё питал надежду. Может, хотя бы там его примут? Но директор, увидев его на инвалидной коляске, громко захохотал:
— Что, мне теперь группу уродов набрать и за деньги показывать? Станешь звездой freak show? Извини, цирк не благотворительный фонд.
Слова его резали словно нож. Иван стоял, безмолвно сжимая кулаки, а директор продолжал смеяться, глумливо ухмыляясь. Мир, в котором он был частью чего-то большого, рухнул окончательно.
Государство также отвернулось от него. В мэрии ему заявили в лицо:
— Я тебя на войну не отправлял — с меня и спроса нет! Денег на вас, уродов, нет! Мы бюджет спасаем, а ты... катись отсюда!
Если бы у Сидельникова были ноги, этот толстый бюрократ получил бы хороший удар по морде. Но в этом случае Иван лишь скрежетал зубами от бессилия, стиснув кулаки до боли, и выкатился на улицу на скейтборде — единственный способ передвижения, что ему подарил сердобольный мальчишка во дворе.
Так Иван Сидельников, бывший герой «СВО» с орденом «Мужества» на груди, оказался на улице. Он бомжевал на вокзале, прося милостыню. Вскоре к нему присоединились и другие ветераны, лишённые конечностей, точно так же забытые государством. Их оказалось двадцать пять человек. Ветераны войны, когда-то сражавшиеся за страну, теперь оказались бесполезными для неё. Они просили подаяние, но вскоре это унижение стало невыносимым. Каждый из них всё ещё был солдатом, и в их сердцах горела ненависть к системе, которая отвергла их.
Когда началась гражданская война, Сидельников вспомнил о своей профессии штурмовика. Вместе с товарищами-инвалидами они споили заезжих солдат, удушили их и присвоили оружие. Так родилась банда, которую вскоре все начали называть «Цирком уродов». Это была беспощадная банда, в которой вся злоба, ненависть и отчаяние ветеранов вылились в жестокие акты мести.
Первым делом Сидельников отправился к тому самому бюрократу, который когда-то смеялся ему в лицо. Выкатившись на скейтборде прямо в его кабинет, он приподнялся и разрядил полрожка калибра 7,62 из автомата Калашникова в толстое брюхо чиновника. Бюрократ, сидя в своём массивном кожаном кресле, издал хриплый вопль, когда пули прошивали его тело. Кровь разлеталась по стенам и полу, а жирное тело дёргалось и тряслось, словно в каком-то жутком танце. Его глаза расширились в панике, но всё было уже кончено.
Второй жертвой оказалась жена Ивана, которая отказала ему в праве на дом. Он застал её в квартире, где когда-то был счастлив. Её мёртвое тело провисело на перекладине в течение месяца, и вороны, склевывая плоть, оставили лишь изуродованный труп. Это было страшное зрелище — остатки женщины, некогда бывшей его любовью, теперь стали лишь жутким напоминанием о предательстве.
Потом пришла очередь других бюрократов и соседей, которые когда-то насмехались над ветеранами. «Цирк уродов» стал грозой всего города. Мэр, попытавшийся организовать оборону, был подорван на мине, когда пытался бежать в укрытие. Взрыв разорвал его на куски, оставив лишь кровавые ошмётки. Полицейские, понимая, что власть рухнула, сбежали, но некоторые из них примкнули к банде, предпочитая беззаконие и хаос порядку.
Гражданская война превратила страну в ад, где не было правильных и неправильных, левых и правых, социалистов и монархистов, оппозиционеров и путиноидов. Все стали и жертвами, и палачами — время сделало людей такими. Иван Сидельников был и героем для своих, и убийцей для других. Время смазывало всё: и достоинство, и убеждения. Теперь всё решалось силой, а такие, как Сидельников, стали новым лицом этого жестокого и беспощадного мира.

Глава 42: Эпоха некрологов

Даниил Крашкин был человеком, который сумел уцелеть в хаосе, поглотившем Иркутск. Его имя в городе знали все — кто-то с уважением, кто-то с презрением, но мало кого оно оставляло равнодушным. В былые времена газета «Вечерний Иркутск», которую он возглавлял, была ничем иным, как рупором местной власти. Каждая статья, каждая фотография превозносила успехи чиновников и генералов, воспевая их, словно это были герои древних эпосов. Горожане, правда, давно уже использовали эту газету лишь по прямому назначению — для туалетов, уборных или для того, чтобы заворачивать селёдку. Подписчики не имели значения — издание финансировалось из госбюджета, и Крашкин жил спокойно, зная, что деньги будут поступать, пока он хвалит власть.
Силами структурных органов города и региона, реклама лилась рекой — бизнесменам просто-напросто навязывали её, зная, что газета Крашкина никогда не напишет о них ничего плохого. Он был надёжным партнёром режима, его слугой и пропагандистом. Особенно горячо поддерживалась «СВО» и политика Путина: ежедневно в номере публиковались сообщения о том, как российские войска берут очередные украинские города и сёла.
Но потом всё изменилось. Война вдруг была проиграна, Россия оказалась на коленях, вынужденная платить репарации, и страну охватил хаос. Гражданская война поглотила всё, что ещё вчера казалось непоколебимым. Власть в Иркутске, как сахар в горячем чае, растворилась без следа. Мэра расчленили на улицах какие-то ветераны СВО, а начальника полиции и вовсе переехали танком. Оставшиеся чиновники в панике разбежались кто куда, но многих Крашкин встречал на обочинах дорог — со вспоротыми животами, их головы торчали на колах перед бывшими административными зданиями.
Казалось бы, в такой ситуации и Даниилу Крашкину пришёл конец. Но, удивительным образом, никто не тронул его. Его газета вдруг стала востребованной, и не просто востребованной, а необходимой. Город погрузился в хаос, и вместо новостей на страницах «Вечернего Иркутска» появились некрологи.
Некрологи были короткими, но насыщенными — в них описывались последние мгновения жизни погибших в бесконечных сражениях между местными бандами, которые теперь контролировали Иркутск. Например, один из таких текстов:
«Сегодня сгинул в бою наш брат, смелый воин Иван Хлебников. Во время столкновения с мерзавцами из банды Али Кенжаева, он проявил мужество и отвагу. Он лично из пулемёта уложил 60 подонков и закидал гранатами БМП, уничтожив экипаж. Однако был убит снайперским выстрелом, подло, из-за угла. Наш враг — Али Кенжаев — мелкий завистник, трус и негодяй, что боится прямого столкновения с армией «Знамя Иркутска». Поэтому мы били и будем бить эту банду, отомстим за нашего воина Ивана Хлебникова! Иван, покойся с миром! Твои однополчане.»
Каждый некролог был больше, чем просто сообщение о смерти — это был сигнал врагам, месть, угроза, обещание продолжить войну. Такие тексты читали все — и друзья, и враги, и простые жители города.
Другой некролог, от банды Али Кенжаева, звучал не менее зловеще:
«В яростной схватке с превосходящими силами врага из клозетной организации «Знамя (Тряпка) Иркутска» погиб смелый сержант Геннадий Рыбников, пехотинец, награждённый орденом «Венок Путина первой степени». Он принял на себя удар врага и сдерживал его, защищая вынужденное отступление друзей. Ему удалось гранатами уничтожить 30 негодяев и подбить танк Т-62, экипаж которого он завалил из нагана. К сожалению, там, где был герой, попала мина из миномёта. Всё, что осталось от Рыбникова, мы торжественно похоронили и поставили памятник в виде каски и куска брони, срезанного с подбитого им танка. Ты останешься в нашей памяти. Воины Али Кенжаева.»
Горожане, которые раньше и не думали о том, что происходит в городе, теперь жадно читали эти некрологи. Газета «Вечерний Иркутск» стала окном в мрачную реальность гражданской войны. Некрологи стали лучшей информационной подачей, чем любые новости. В них была жизнь и смерть, страх и смелость, ненависть и горечь.
«Пытаясь разминироввать канализационную трубу по улице Дмитрия Медведева, погиб от шальной пули слесарь Илья Метёлкин. Бригада вынесла труп с поля боя и похоронила под ближайшим деревом. Там установлена мемориальная табличка. Его вдове выплачена премия». Такие некрологи не могли не вызвать позитивных эмоций у людей. Это была надежда на лучшее.
Тиражи взлетели до заоблачных высот. Газету разбирали прямо у порога типографии, словно горячие пирожки. Люди в Иркутске теперь знали, что творится в их городе, кто жив, кто мёртв, кто враг, а кто союзник.
Крашкин внезапно разбогател. Он не ожидал, что некрологи — холодные и бесстрастные записи о чужих смертях — сделают его знаменитым и богатым. Но так оно и произошло. Теперь его уважали по-настоящему, как человека, который умело использовал эпоху безумия и превратил её в источник своего успеха.
«Эпоха некрологов», как её стали называть, стала новой реальностью Иркутска.

Глава 43: Институт биотоков мозга

Иван Холуев никогда не стремился стать знаменитым. Он был скромным старшим научным сотрудником в Научно-исследовательском институте биотоков мозга, или как его сокращённо называли НИИБИмозга. Его работа заключалась в том, чтобы исследовать энцефалограммы людей, анализировать их биотоки и искать закономерности в их мышлении. Казалось бы, это была обычная научная рутина, но Холуев сделал открытие, которое могло перевернуть представление о человеческой природе.
Он обнаружил, что биотоки мозга чиновников, таких как губернатор, начальник полиции, шеф таможни или налоговой, удивительно близки к биотокам орангутангов. Их мышление было на уровне приматов, и этот факт шокировал его. Холуев собрал данные, сделал выводы и написал научную работу, которая могла бы стать его диссертацией. Он рассчитывал, что его исследование будет важным вкладом в науку, но когда он представил его на Научном совете, его работу завалили с первых же минут. Члены совета высмеяли его открытия, сочли их ненаучными и отвергли его труды. Ивану пришлось переделывать свою работу, вычёркивая из неё все намёки на связи между властью и приматами.
Судьба Ивана Холуева резко изменилась, когда началась Специальная военная операция (СВО). Его призвали на службу, но не как солдата, а как эксперта по изучению состояния мозга в момент патриотизма и готовности идти в бой во имя Путина, Сечина, Грефа, Усманова и других олигархов. Его задачей было выяснить, что именно заставляет людей жертвовать своей жизнью ради богатств, яхт, дворцов и миллиардов тех, кто стоит на вершине пирамиды власти.
Но его исследования на передовой быстро превратились в фарс. Мозги солдат и офицеров, которые он пытался изучить, показывали одну и ту же картину: прямая линия на осциллографе. Это означало, что мозг будто бы замирал, не функционировал, когда человек шёл в бой. Холуев понял, что на войне люди не думают — они действуют инстинктивно. Не патриотизм, не любовь к Родине поднимали их в атаку, а простой пинок и грубое ругательство генералов. Всё стало предельно ясно: война подавляет разум и превращает людей в автоматов.
Когда Москва проиграла войну и подписала капитуляцию, Холуев вернулся домой. Но дома его ждало не облегчение, а ужасающее открытие: та прямая линия, которую он видел у солдат на фронте, теперь была у всех жителей его родного города и области. Люди перестали думать. Они больше не размышляли, не анализировали. Их жизнь свелась к простым инстинктам, как у змей или лягушек.
Нация вымирала. Исчезли образование, наука, культура, искусство. Вместо них пришли каннибализм, мародёрство, насилие и унижение. Примитивизм охватил всё: от поведения людей до песен, что крутили по радио. Один из хитов звучал так:
«Я крутая баба,
Муж мой с СВО.
На войне — начштаба,
Путь наш — воровство!»
И под такие песни танцевали на улицах, прыгали и кричали, словно обезьяны в брачный период. Эти примитивные танцы стали символом новой реальности.
Иван Холуев не мог смириться с тем, что видел вокруг. Он начал писать статьи о том, как вырождаются социальные институты, как государство теряет свои основы. Он описывал, как россияне перестают быть цивилизованными людьми и превращаются в варваров. Его статьи не находили отклика в России, но на Западе их публиковали с интересом. Исследования Холуева стали единственными объективными свидетельствами о деградации русской нации, и со временем его работы привлекли внимание антропологов, психиатров, философов и социологов по всему миру.
Прошло двадцать лет после начала Гражданской войны. Россия погрузилась в беспросветный мрак. Людей, достойных называться людьми, почти не осталось. Вместо них по городам бродили приматоподобные существа, кричавшие:
«Путин! Водка! Русский мир! Можем повторить! Она утонула! Мочить в сортире!»
НИИБИмозга давно разрушился. Никто не знал, где похоронен Иван Холуев. Его могила осталась неизвестной, но его труды продолжали жить. В научных кругах его работы стали классикой, а посмертно ему вручили Нобелевскую премию.
В Википедии его биография была описана следующим образом:
"Иван Холуев (1965–2041) — российский нейробиолог, старший научный сотрудник НИИБИмозга, известен своими исследованиями деградации человеческого мышления в условиях тоталитарных режимов и войны. Его труды стали значимыми для антропологии, психиатрии и философии. Посмертно был награждён Нобелевской премией за вклад в понимание социальных последствий войн и политической деградации".

Глава 44: Российский ***лливуд

Фёдор Бондарчук всегда мечтал снять что-то эпическое, что-то, что оставит след в истории кино, как фильм его отца, «Война и мир», потрясший весь мир своей грандиозностью. Но сколько бы Фёдор ни старался, его проекты не достигали таких высот. Даже фантастические блокбастеры, на которые он возлагал большие надежды, оказались провальными. Однако в один из мрачных дней к нему пришла идея: а почему бы не снять фильм, посвящённый Специальной военной операции? Реальные события, настоящие герои — всё это могло бы стать основой для фильма, который потрясёт всю Россию.
Так появилась идея фильма «Война вместо мира». Он решил сделать фильм о защите Донецкой и Луганской народных республик от ненавистных украинских националистов. Бондарчук убедил московских чиновников, что фильм будет триумфом российской киноиндустрии, и его поддержали. Государство выделило огромные деньги на производство, и тут начались съемки.
Киностудия, которую Фёдор с пафосом назвал «Российский ***лливуд», стала центром создания фильма. Были приглашены самые именитые российские звезды, хотя далеко не все согласились участвовать в этом сомнительном проекте. Те, кто всё же пришёл на съёмочную площадку, понимали, что этот фильм может подпортить их имидж, но они были готовы на это ради солидных гонораров и политической поддержки.
Первая сцена: Распятый мальчик
Съёмки начались с жуткой и абсурдной сцены: на экране показали распятого на кресте толстого мальчика в майке с надписью «Я люблю Путина». Вокруг него ходили злобные украинские националисты, которые дразнили его печеньками и тортами. Мальчик кричал от боли, его желудок бурлил от голода и желания попробовать сладости. Но в ответ он слышал лишь издевательства: «Обойдёшься, жри селёдку и пей водку!» Националисты поедали лакомства прямо перед ним, ухмыляясь и уходя в закат. В итоге мальчик умирает на кресте от излишка желудочного сока, который, по мнению сценаристов, прожёг его организм как кислота. Эта сцена должна была символизировать «жестокость» украинцев, оставлявших русских детей без конфет.
Вторая сцена: Добрые солдаты
Следующая сцена изображала радость освобождённого Донецка. По улицам города медленно двигались российские танки и бронетранспортёры. Радостные шахтёры бросали цветы под колёса техники, кричали: «Слава России! Ура Путину! Да здравствует Государственная дума!» В ответ добродушные российские солдаты бросали им ящики с тушёнкой, колбасой и хлебом, цистерны с водкой текли рекой. Жители Донецка и Луганска упивались этим даром, упали на асфальт, разрывая зубами упаковки и радуясь стабильности и безопасности, которые пришли вместе с российской армией.
Третья сцена: Украинский снайпер
Одна из самых драматичных сцен фильма показывала украинского снайпера, скрытого в кустах, который целился в стариков и детей, бежавших к российской границе в надежде получить русское подданство. Снайпер, облачённый в традиционные украинские шаровары, злобно ухмылялся: «Нет, не станете вы жителями соседнего вражеского государства!» С этими словами он выстрелил, убивая беглецов буквально за десять метров до границы. За этот «подвиг» президент Украины Владимир Зеленский лично наградил его орденом «Мазепы Второй степени», а радостные соратники снайпера ликовали в ответ.
Четвёртая сцена: Стратегия Путина
Следующая сцена изображала кабинет президента Владимира Путина, который не спал, окружённый своими верными генералами. Перед ним лежала большая карта Украины, вся в стрелках и схемах. В зале звучал гимн России, и все его присутствующие пели:
Россия — священная наша держава,
Россия — любимая наша страна!
Могучая воля, великая слава —
Твоё достоянье на все времена!
Славься, Отечество наше свободное,
Братских народов союз вековой,
Предками данная мудрость народная!
Славься, страна! Мы гордимся тобой!
Закончив пение, Путин посмотрел на своих генералов и произнёс: «Гуманитарная катастрофа в Луганске. Нужно послать туда хлеба, соли, мяса, спичек, газ!» Генералы взяли под козырёк и начали выполнять приказ. Показывали грузовые составы, полные не гуманитарной помощи, а снарядов, танков, пушек и систем залпового огня. На боках вагонов ярко красовались транспаранты: «Все детям Луганска! Спасём детей от нацистов!»
Пятая сцена: Батальная
Апофеозом фильма стала масштабная батальная сцена на берегах Днепра. Две армии сошлись лицом к лицу. Российские солдаты выглядели аккуратными и чистыми, они легко стреляли из автоматов, при этом пели песни и писали письма домой: «Мы вернёмся героями!» Над ними летели бомбардировщики, бросая бомбы на врага, а танки мчались в бой, давя всё на своём пути.
Украинские солдаты, напротив, выглядели трусами и слабаками. Они плакали, моля Степана Бандеру, чтобы он помог им из ада. Западные капиталисты, по замыслу сценаристов, снабжали их лишь ржавыми самолётами и пушками с сырым порохом. В итоге украинцы были разгромлены, их трупы громоздились на поле боя, а над Днепром гордо развевался русский триколор.
Итог
Фильм получился эпическим, костюмированным, с псевдодокументальными вставками. Были сцены, в которых герои пели про Родину, про жён и детей, про верность присяге. Русские пели с чистой душой и слезами на глазах, а украинцы изображались подлыми и предательскими, исполнявшими песни про сатану и ад.
«Война вместо мира» собрала все возможные награды на кинофестивалях в России, Беларуси, Иране, КНДР, Венесуэле и Сомали. Фёдор Бондарчук был признан лучшим кинорежиссёром XXI века. Российская пропаганда возвела его в ранг национального героя, а фильм стал символом патриотического искусства новой эпохи.

Глава 45: Скрипач Пашка-Шопен

Павел Кондратьев, или просто Пашка, был худощавым мужчиной с остроконечными чертами лица и нервно дёргающимися пальцами. Его глаза постоянно блестели, словно отражая внутреннее напряжение и скрытую агрессию, которую он порой не мог сдерживать. Пашка был посредственным музыкантом в Смоленском городском оркестре, и его единственная работа заключалась в исполнении похоронных маршей на кладбищах. Как скрипач, он играл медленные, меланхоличные мелодии Шопена, стараясь вызвать у скорбящих на кладбище слёзы и чувство тяжёлой утраты.
Однако работа была не прибыльной и, откровенно говоря, не радостной. Коллеги называли его Пашка, но за его спиной нередко шептались о том, что он слишком вспыльчив и груб. И действительно, Пашка не был человеком с лёгким характером. Постоянные ссоры с другими музыкантами доходили до того, что он не раз вступал в драки прямо на похоронах, а однажды, в ярости, плюнул на возмущённых родственников усопшего. Его терпели только потому, что в оркестре просто не было другого скрипача — музыкальные таланты в Смоленске были редкостью.
Однажды, в очередной вспышке гнева, Пашка, не задумываясь, ударил смычком по горлу саксофониста. Инструмент пробил шею музыканта, и тот умер на месте. Этот случай стал роковым: Кондратьева арестовали, осудили и отправили на 10 лет в колонию. В тюрьме он быстро понял, что судьба заключённого для него неприемлема. Через год, услышав о ЧВК «Вагнер», он записался в её ряды, желая получить амнистию через войну.
На фронте Павел получил медаль «За отвагу» и долгожданную свободу. Но когда он вернулся в Смоленск, выяснилось, что оркестр его уже не ждал. Никто не хотел работать с убийцей, а его прежние товарищи по музыке отвернулись от него. Обиженный и озлобленный, Пашка понял, что в обычной жизни ему места больше нет. Ситуация усугубилась, когда в стране разразилась гражданская война. Смоленск погрузился в хаос, и Кондратьев решил выживать, опираясь на свои навыки.
Он модернизировал свою старую скрипку, встроив в неё АКСУ-74 — автомат, способный стрелять из-под прикрытия корпуса инструмента. С этим орудием он вышел на улицы города, где вершил своё правосудие. Первым делом он вернулся к оркестру, где когда-то работал. Обида и ненависть, накопленные годами, вырвались наружу. В ярости он расправился со всеми музыкантами, не оставив никого в живых.
Особенно жестокой была расправа над контрабасистом. Пашка, поначалу играя на своей смертоносной скрипке, несколько раз выстрелил в музыканта, но затем подошёл ближе, чтобы насладиться зрелищем. Он выпустил в контрабасиста целую обойму, и его внутренности выпали на сцену, создавая жуткую, почти театральную картину. При этом Пашка включил на смартфоне симфонию Шопена — его любимого композитора, под чьи мелодии он совершал свои кровавые расправы.
После этого случая Пашка-Шопен, как его начали называть в народе, не остановился. Он вошёл в Смоленскую консерваторию и устроил настоящую бойню: от проректоров до доцентов, технического персонала — все пали под его пулями. Он не щадил никого, кто по его мнению, предал его или не поддерживал его "музыкальные взгляды". Газеты по всей области писали о кровавом скрипаче, ставшем символом хаоса и террора в регионе.
Вдохновлённый своей «славой», Пашка собрал банду таких же музыкантов, как он сам — опустившихся и озлобленных скрипачей и других инструменталистов. Вместе они наводили ужас на всю Смоленскую область. Разъезжали по городам на чёрном мерседесе-катафалке, из окон которого стреляли по прохожим. Пашка устанавливал свои правила: каждый, кто не кланялся или не проявлял должного уважения, моментально оказывался на мушке. Кровь лилась рекой, а музыку Шопена слышали во всех уголках города.
Однажды, подстерегая губернатора, Пашка-Шопен со своей бандой устроил засаду. Как только кортеж появился на горизонте, они выпустили 10 тысяч пуль по автомобилям, превращая их в решето. Губернатор и его охрана погибли мгновенно, машины были изрешечены, как сито. Это стало апогеем безумия, и теперь вся Смоленская область знала, что Пашка-Шопен стал главной угрозой.
Против скрипача и его банды выслали ОМОН, надеясь подавить волну насилия. Однако Пашка был готов. Он организовал засаду в одном из заброшенных зданий города, и его люди легко расправились с полицейскими. Как только началась перестрелка, ОМОН оказался в ловушке. Пашка лично поймал начальника ОМОНа и областной полиции.
— Получайте! Получайте! — смеялся он, отпиливая смычком головы своих жертв. Он насадил их на колья и выставил у мэрии Смоленска, делая это символом своей власти. Смоленск охватила паника, но никто не мог дать отпор скрипачу и его кровавой банде.
Вскоре Пашка-Шопен решил, что пришло время стать губернатором. Его портреты висели по всему городу, а страх перед ним стал настолько велик, что никто не осмелился сказать «нет». Спустя месяц он официально занял кабинет губернатора Смоленска.
Его правление было столь же кровавым, как и путь к власти. В кабинете всегда играла симфония Шопена, когда он подписывал указы на расстрелы чиновников, учителей и предпринимателей, которые каким-то образом ему не угодили. Для него это был не просто способ утвердить свою власть, но и своего рода спектакль — театр смерти, где каждый акт сопровождался музыкой великого композитора.
Так СВО, начавшаяся на Украине, позволила похоронному скрипачу войти в высшие сферы власти и стать элитой общества. Пашка-Шопен превратил Смоленск в свой личный ад, где его слово было законом, а музыка — его голосом.