В поисках классика. К волнам Тихого Дона

   Сегодня девять дней как ушёл из жизни (27. 07. 2024) филолог Владимир Петрович Назаров (Зеев Бар-Селла), посвятивший немалую часть своих трудов изучению проблемы авторства «Тихого Дона». Многие его находки стали уже классикой, но ряд предположений и утверждений, судя по всему, имеет и другую трактовку. К сожалению, при жизни Бар-Селла так и не успел АРГУМЕНТИРОВАННО обосновать давно предполагаемое им авторство, которое он отдаёт литератору Виктору Севскому (Вениамин Алексеевич Краснушкин), хотя и обещал завершить свою книгу в 2022 году:   

   «Проблема авторства романа «Тихий Дон» до сих пор считается нерешённой. И это, — писал он в предисловии к журнальной публикации, — не делает мне чести… Ведь истинного автора романа я нашёл ещё в июне 1982 года — 40 лет назад. И никак не мог собраться представить неопровержимые доказательства своей правоты. Ну что ж — время пришло, и не позднее, чем в этом — 2022 году  я закончу книгу под названием «Автор “Тихого Дона”»: к столетию гибели Виктора Севского».

   Очень надеюсь, что друзья Зеева Бар-Селлы издадут эту книгу (даже в незавершённом виде), и мы сможем понять на чём основано такое предположение филолога. Предчувствую, что нам предстоит ещё немало оппонировать мнению Владимира Петровича, но, к сожалению, в одностороннем порядке. Впрочем, и при жизни он не отстаивал свои взгляды, которые были подвергнуты сомнению.

   Предлагаю вашему вниманию главу из своей работы «Дневник студента в “Тихом Доне” — доказательная база авторства Ф. Д. Крюкова» (ссылка: https://wp.me/p2IpKD-5pB ).


                В ПОИСКАХ КЛАССИКА (литературное расследование)

   Присмотримся к следующей записи студента Тимофея от 8 мая 1914:

   «Пишу и сам собой восторгаюсь: до чего ярко сочетались во мне все ЛУЧШИЕ ЧУВСТВА ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ НАШЕЙ ЭПОХИ. Тут вам и нежно-пылкая страсть и «ГЛАС РАССУДКА ТВЕРДЫЙ». Винегрет добродетелей помимо остальных достоинств».

   Зеев Бар-Селла в своей работе «Записки покойника» попытался найти первоисточник сего абзаца. Да, этим стоило заняться, ибо там есть три слова, заключённые в кавычки даже в черновике, что явно означает цитирование. Филолог решил, что это некое уподобление Николаю Чернышевскому, и перед нами, видимо, парафраз из его статьи «Русский человек на rendez-vous (Размышления по прочтении повести г. Тургенева “Ася”)». Бар-Селла предлагает сравнить:

   «Таковы-то наши “ЛУЧШИЕ ЛЮДИ” — все они похожи на нашего Ромео. Много ли беды для Аси в том, что г. N никак не знал, что ему с нею делать, и решительно прогневался, когда от него потребовалась отважная решимость; много ли беды в этом для Аси, мы не знаем. Первой мыслью приходит, что беды от этого ей очень мало <…> Ася погрустит несколько недель, несколько месяцев и забудет все, и может отдаться новому ЧУВСТВУ, предмет которого будет более достоин ее. Так, но в том-то и беда, что едва ли встретится ей человек более достойный; в том-то и состоит грустный комизм отношений нашего Ромео к Асе, что наш Ромео действительно ОДИН ИЗ ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ НАШЕГО ОБЩЕСТВА».

   Да, это вполне логичное наблюдение, особенно, если учитывать присутствующую в дневниковой записи от 14 мая фразу Елизаветы Моховой: «— Слушайте, вы заговорили языком ТУРГЕНЕВСКИХ ГЕРОЕВ. Вы бы попроще».

   Прекрасно, но тогда кому принадлежит заключённая в кавычки цитата «глас рассудка твёрдый»? Зеев Бар–Селла приводит несколько предложений из статьи Чернышевского, где встречаются словоформы «безрассудстве», «рассудительных» и «безрассудно». Однако, понимая, что всё им приведённое не является доказательством, филолог резюмирует:

   "Тем не менее цельного выражения “глас рассудка твердый” мы у Чернышевского не обнаруживаем. На это, однако, вряд ли стоило и рассчитывать — порядок слов в цитате подсказывает, что взята она из поэтического произведения. Впрочем, и в обширной русской поэзии дословного соответствия тоже не отыскать. Вот единственный — наиболее близкий образчик (К. Н. Батюшков «Ответ Тургеневу», 1812):

«Ты прав! Поэт не лжец,
Красавиц воспевая.
Но часто наш певец,
В восторге утопая,
РАССУДКА СТРОГИЙ ГЛАС
Забудет для Армиды,
Для двух коварных глаз;
Под знаменем Киприды…»       (Конец цитаты.)               
               
   Замечательно! Но ведь у Батюшкова «строгий глас», а нам нужен «твёрдый глас», иначе же какое это цитирование? Кстати, есть и другая не менее подходящая к нашему случаю строфа:

«Играйте ж, властвуйте, о страсти! надо мною,
Дождусь, дождусь и я ведущих дней к покою
Минут, в которые РАССУДКА СТРОГИЙ ГЛАС
Из пагубного сна любви изводит нас…»
                (И. И. Дмитриев «К друзьям моим», 1790–95).

   Не «подсмотрел» ли Батюшков у Дмитриева? Но для нас это сейчас не принципиально, ибо нужного «твёрдого гласа» здесь тоже нет.
   Значит, будем искать в других местах. Мне с позиции 2022 года это делать гораздо проще, чем Зееву Бар-Селле в 2008 — появились другие инструменты для исследований, информационная база интернета стала значительно шире, нежели 14 лет назад. Но, самое главное, я знаю место, где искать — вокруг Фёдора Крюкова, тексты которого стали доступны в большом объёме лишь в последние годы, благодаря усилиям многих энтузиастов.
 
   Ещё раз перепишем абзац из «дневника студента», но с акцентами на другом:

   «Пишу и сам собой ВОСТОРГАЮСЬ: до чего ярко СОЧЕТАЛИСЬ во мне все лучшие чувства лучших людей нашей эпохи. Тут вам и нежно-пылкая страсть и «глас рассудка твердый». Винегрет ДОБРОДЕТЕЛЕЙ помимо остальных ДОСТОИНСТВ».

   Здесь студент Тимофей явно доволен собой, хоть и говорит о своих достоинствах с налётом лёгкой иронии. Крюков в своих работах нередко использовал приём «обратных связей», обыгрывал реалии наоборот. Сравним с его откровением в «любовном дневнике», где он безо всякой иронии пишет о себе обратное — «во мне нет достоинств» (запись от 22 февраля 1903):

   «Вы не знаете меня, — и это — мое величайшее несчастье… Говорить самому о себе — неудобно, но желать выяснить себя — законно… Если бы Вам когда-нибудь представилась возможность узнать, что я за человек, то Вы убедились бы, что ВО МНЕ НЕТ ДОСТОИНСТВ — такой же дюжинный смертный, как и большинство, — но вместе с тем вынесли бы несомненную уверенность в моей нравственной порядочности и прямоте. И если бы Вы спросили меня, чего я добиваюсь, я прямо ответил бы Вам: я хочу счастья, хочу Вашей любви…».
   
   В те годы писатель ещё только мечтал стать известным. Приведу его дневниковую запись от 22 октября 1902:

   «Затем я думаю о судьбе Маруси, о неудачах Сонюшки и о неудачах своих литературных, и все-таки мечтаю, что мне как-нибудь выпадет счастье, и мечтаю получить известность, взяться за упорную работу».
 
   Студент Тимофей в 1914 году (а на самом деле по протографу Крюкова в 1911) причисляет себя к «лучшим людям нашей эпохи» и вслед произносит цитату, которая явно от «русского классика», но мы пока не нашли первоисточник. Будем искать.

   Кто же такие эти «лучшие люди» в устах студента? Люди с высшим образованием? Литераторы? Интеллигенция? Какой критерий вложен в его слова?

   Начнём «прощупывать» исследуемый абзац с самого начала: «Пишу и сам собой ВОСТОРГАЮСЬ». Очевидно, что здесь идёт речь о восторге от проделанной работы, а именно от заполнения дневника. (Не будем забывать, что Шолохов этот дневник основательно купировал, поэтому нам сейчас трудно в полной мере судить о литературных достоинствах записной книжки студента в оригинале.)
 
   А вот как сам Крюков говорит о взаимосвязи вдохновения в работе и восторга от неё (рассказ «Будни», 1911):

   «Радость труда… А все нет настоящего увлечения, не чувствуется захвата и вдохновенного жара, какой бывает, когда работа будит радостную гордость серьезными размерами, дает утешительное сознание особой плодотворности, обильных результатов… Нет упоения, нет ВОСТОРГА трудового».

   В рассказе Крюкова «В глубине народной» (1911) дважды встречаем восторг читателей от книг Льва Толстого. А в очерке «Мельком. Впечатления проезжего», 1914) есть: «мечтательные девушки, прелестные ГЕРОИНИ ТУРГЕНЕВСКИХ повестей, переживавшие здесь юные томления и смутные ВОСТОРГИ первой любви».
   Находим у Крюкова ещё одно соседство «восторгов» с писателями, мастерами слова:
   «Давно ли этот человек в живописных прорехах и бахроме был ГЕРОЕМ НАШЕГО ВРЕМЕНИ, провозвестником чего-то нового, философом и учителем жизни? Давно ли мы ВОСТОРГАЛИСЬ его лохмотьями и великолепными афоризмами, вложенными в его уста М. Горьким?» (очерк «Меж крутых берегов», 1912).

   Завершу тему «восторгов и произносимых слов» фразой Крюкова в «любовном дневнике» от 1 марта 1903:
   «О, моя дорогая, чудная Маруся!.. Если бы я нашел настоящие слова, чтобы выразить мой ВОСТОРГ, мое поклонение Вам!.. Ибо эти слова – слабы и бледны».
 
   Продвигаемся дальше и смотрим на ещё два фрагмента из дневника студента: «…до чего ярко СОЧЕТАЛИСЬ во мне…» и «Винегрет ДОБРОДЕТЕЛЕЙ помимо ОСТАЛЬНЫХ ДОСТОИНСТВ».

   Замечаем, что у Крюкова неоднократно встречается соседство слов с основой «сочета…» и перечнем разных добродетелей, достоинств. Вот примеры:

   «Мелькали в разных СОЧЕТАНИЯХ слова: гуманный, отзывчивый, мужественно-честный, стойкий, даже — бесстрашный» («Спутники», 1911).

   А это из статьи–некролога видному общественному деятелю, журналисту, публицисту Николаю Фёдоровичу Анненскому — коллеге Крюкова по журналу «Русское Богатство» (поэт Иннокентий Анненский был в тени своего старшего брата):

   «Его искромётное остроумие, никогда не покидавшая его бодрость, озарённая ясность, удивительная чуткость СОЧЕТАЛИСЬ с особой душевной деликатностью, участливостью и умением подойти к человеку».

   И ещё там же:
   «Человек он был — в самом возвышенном и благородном смысле этого широкого слова. Редкостно и счастливо СОЧЕТАЛИСЬ в нём острота ума и чуткость совести, мужественное сердце и гуманная отзывчивость, доблесть стойкого гражданина и мудрая терпимость отважного борца, много пережившего, передумавшего, перечувствовавшего... Живой и трудно достижимый образец того, какими надо быть всем нам...» («Памяти Н.Ф.Анненского», 1912).
 
   Спросим себя — чем Николай Анненский не один из «лучших людей нашей эпохи»? Во всех приведённых цитатах количество («винегрет») «добродетелей помимо остальных достоинств» огромно. То есть мы имеем перед собой наглядный пример слов студента Тимофея: «до чего ярко сочетались … все лучшие чувства лучших людей нашей эпохи».
 
   Добавим к этим наблюдениям важный фактор — некролог Н. Анненскому и начало «дневника студента» писались Крюковым примерно в одно время.

   Подмечаем в очерке Крюкова связь «словесности» с основой «сочетал»:
   «Он артистически-ловко, отчетливо, весело СОЧЕТАЛ ВОЗВЫШЕННЫЙ СТИЛЬ с неожиданными зазвонистыми выражениями, — неискоренимый юморист и великолепный мастер чувствовался в причудливых узорах этой забавной словесности» («Группа Б», 1916).

   А так пишет студент Тимофей: «выражаясь "ВЫСОКИМ ШТИЛЕМ", упала облачная тень».

   Перейдём к фразе «Тут вам и НЕЖНО-ПЫЛКАЯ СТРАСТЬ…». (Слово «нежно» в черновике вписано сверху через вставленную «галочку».)
 
   Понятно, что это навеяно из какого-то произведения, но из какого — точно понять сейчас невозможно, ибо по отдельности «нежная страсть» и «пылкая страсть»  — это клише, которое употреблялось у сотен писателей и поэтов. А вот совместное написание есть только у А. Ф. Писемского:
   «… но возвратиться к прежнему чувству к вам он не может, потому что питает пылкую и нежную страсть к другой женщине!»  («В водовороте» (1871).
 
   Из «раздельных» страстей можно привести пушкинское: «Уж начались восторги страсти нежной, / И поцелуй любовью возгорит» («Эвлега», 1814); «Но, страстью пылкой утомленный, / Не ест, не пьет Руслан влюбленный» («Руслан и Людмила», 1818–20).

   Но вернёмся к «ЛУЧШИМ ЛЮДЯМ нашей эпохи». Оказалось, что это не просто два слова, а самый настоящий термин (как сейчас говорят — «мем»), который в дореволюционной литературе употреблялся тысячи раз по отношению к интеллигенции. Процитирую М. Горького:
   «Именно эта сложность нашей психики и делает нас ЛУЧШИМИ ЛЮДЬМИ страны ; сиречь интеллигенцией» («Дачники», 1904).

   Уже теплее…

   Абсолютно все писатели множество раз использовали этот термин (только у Достоевского более полусотни случаев). Приведу два примера из М.Салтыкова–Щедрина:
 
   «“Золотой век не позади, а впереди нас”, ; сказал один из ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ» («Итоги», 1871); «Скажут, например, что я пропагандирую теорию каплуньего самодовольства и еще более нелепого выжидания; скажут, что я бросаю каменьями в тех ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ, которые запечатлели силу своей мысли великим подвигом самоотвержения…» [«Наша общественная жизнь», 1863–64).

   Второй пример примечателен словами «пропагандирую теорию КАПЛУНЬЕГО самодовольства». Кто такой каплун? Это кастрированный петух, откармливаемый на мясо. Надеюсь, читатель ещё не успел забыть цитату из «дневника студента», приведённую в начале этой работы:
   «На собственных глазах превращаюсь в ПЕТУХА и чувствую, как под фуражкой вырастает незримый красный гребень».
 
   Напомню, М. Е. Салтыков–Щедрин был одним из любимых писателей Крюкова. В работах Фёдора Дмитриевича несколько десятков раз упоминаются герои щедринской сатиры да и сам Михаил Евграфович. Ровно за год до своей гибели Крюков написал редакционную статью «Забытые слова» (это название последней работы Салтыкова-Щедрина. Она была напечатана после его смерти в "Вестнике Европы", 1889, кн. 6). Начинается статья Крюкова так:

   «Это было тридцать лет тому назад. Умирал великий русский сатирик, патриот в лучшем смысле этого слова, захватанного — к сожалению — не всегда опрятными руками. Патриот, свою неугасимо горящую любовь к родине напоивший «оцетом и желчью» негодующего смеха над темным, низким и безобразным в любимом ее облике. Умирал и на смертном ложе писал о «забытых словах»...» («Донские ведомости», № 76, 31 марта/13 апреля 1919, стр. 2).

   Но что же у Крюкова с «лучшими  людьми»? Вот несколько примеров:
   «… а сами из-под угла воровски убивающих ЛУЧШИХ ЛЮДЕЙ в государстве» («О казаках», 1907).

   А это из его статьи на смерть писателя–казака Романа Кумова:
   «Любил он Россию любовью нежной и трогательной, <...> любил родное казачество. Его он воспевал и славил, его радостям и скорбям он отдал лучшие стороны своего таланта — и в рядах ЛУЧШИХ ЕГО ЛЮДЕЙ он должен занять и займет одно из самых почетных мест…» («Роман Кумов», 1919).

   «Скучная, хмурая была жизнь — и ЛУЧШИЕ ЛЮДИ из сознательного слоя русского народа, покупая французскую булку за пятачок и сапоги за пять целковых, со вздохом, вполне искренним, говорили:
— Так дальше жить нельзя...
Говорил и я. Но жил»  («Войсковой круг», 1919).

   В этом последнем отрывке Крюков опосредованно причислил себя к «лучшим людям из сознательного слоя русского народа».

   Продублируем в третий раз наш исследуемый фрагмент, чтобы он был перед глазами:

   «Пишу и сам собой восторгаюсь: до чего ярко сочетались во мне все лучшие чувства лучших людей нашей эпохи. Тут вам и нежно-пылкая страсть и «ГЛАС РАССУДКА ТВЕРДЫЙ». Винегрет добродетелей помимо остальных достоинств».

   Итак, мы разобрали сей отрывок довольно подробно. Ознакомившись с вышеизложенными наблюдениями, читатель, надеюсь, вполне согласится, что в качестве «первоисточника» этого фрагмента конкуренцию Чернышевскому (по Зееву Бар–Селле) мог бы составить и сам Крюков.
 
   Пришло время заняться закавыченной фразой «глас рассудка твёрдый». Не будем ходить далеко и сразу посмотрим на работы Крюкова. У Фёдора Дмитриевича 53 раза встречаются слова с основой «рассуд…». Выпишем некоторые из них с «обвязкой»:

   «ЭПИЧЕСКИ-СПОКОЙНЫЙ, РАССУДИТЕЛЬНЫЙ тон простого, смирного человека» (Речь Крюкова на заседании Первой Государственной думы, 1906);
   «И тон у него был ТРЕЗВО-ДЕЛОВОЙ, РАССУДИТЕЛЬНЫЙ» («Галуны», 1910);
   «заговорил иным тоном, не притворно-простоватым, каким говорил перед этим, а тем, сухо и ТРЕЗВО РАССУДИТЕЛЬНЫМ» («Уездная Россия», 1912);
   «это была скромная девица, портниха, очень миленькая и особенно привлекательная своею ТРЕЗВОЮ РАССУДИТЕЛЬНОСТЬЮ» («Неопалимая купина», 1913);
   «Что-то мы ГЛУПЫМ своим РАССУДКОМ не поймем вас, пехоту» («Новым строем», 1917);
   «Но мы живем верой в ЗДРАВЫЙ РАССУДОК народный» («О Войсковом круге», 1918);
«И РЕЗОННО РАССУДИЛ» («В углу», 1918);
   «Никакие доводы УГРЮМОГО, ХОЛОДНОГО, СКЕПТИЧЕСКОГО РАССУДКА не победят этой с детства укорененной, радостной веры сердца…» («Новочеркасск. 7 апреля», 1919).

   Из этого видим, что у Крюкова ничего похожего на «глас рассудка твердый» нет и близко. Поищем на портале «Национального корпуса русского языка» (НКРЯ). Поиск пары «твёрдый … глас» выдаёт следующий результат: кроме нашего случая есть ещё три варианта в очень старых текстах:
 
   «отвещает ТВЕРДЫМ и свирепым ГЛАСОМ Иосиф» (Д.И.Фонвизин «Иосиф», 1769); «где слышен будет ТВЕРДЫЙ мой ГЛАС»; «он ТВЕРДЫМ ГЛАСОМ возвестит» (А.Н.Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», 1779–90).
 
   В стихах тоже ничего существенного не отыскивается.
   В прозе «твёрдый рассудок» встречается только два раза — в работах архиепископа Платона (Левшин) и И. М. Долгорукова более двух веков назад. В поэзии также не густо…, хотя можно присмотреться к стихам Некрасова («Тот не поэт», 1839).

«Кто юных дней губительные страсти
Не подчинил РАССУДКА ТВЕРДОЙ власти,
Но, волю дав и чувствам и страстям,
Пошел как раб вослед за ними сам…».
 
   Итак, наша закавыченная цитата нигде не обнаруживается. Но опускать руки рано… Проверим «Тихий Дон» — как уже не раз бывало, подсказка может отыскаться там.
   В ходе проверки романа на слова с основой «рассуд…» нашлась параллель, которую стоит зафиксировать на полях наблюдений — в Тихом Доне» «РАССУДИТЕЛЬНО ЗАБАСИЛ» (3-я книга), а у Крюкова «РАССУДИТЕЛЬНО говорил БАСОМ» (очерк «В глубине», 1913).

   Но вернёмся к нашему поиску. В 1-й книге романа есть такое: «— Просто не имеете ЗДРАВОГО РАССУДКА!», а во 2-й книге так: «ТРЕЗВЫМ РАССУДКОМ учитывая неизбежность поражения в случае схватки».
   И всё-таки нужная нам по контексту фраза отыскалась не в книге, а в черновике «Тихого Дона»:
 
   «не вслушиваясь в ТРЕЗВЫЙ НАШЕПОТ РАССУДКА» (черновик 2-й части, стр. 62).
 
   Такой же текст и в беловике, а вот в печатном издании (журнал «Октябрь», 1928, №2, стр. 187) вместо «рассудка» написано «разума».

   «Нашепот» — это довольно близко к «гласу» (голосу). А что если у Крюкова в «дневнике студента» было не «глас рассудка твёрдый», а «глас рассудка ТРЕЗВЫЙ»? Мы же знаем, что расшифровщик протографа довольно часто не разбирался в почерке Крюкова и писал по наитию. Почему бы и здесь не предположить такое же недопонимание сложного крюковского письма? Проверим нашу догадку по НКРЯ.

   Ура! Нашлось:

   «В сем мире все предусмотрено, все подчинено неизменным законам; заблуждения и мудрость, увлечения и ТРЕЗВЫЙ ГЛАС РАССУДКА, жар и холод ; все это заранее размещено по своим местам, все это следовало, следует и будет следовать одному раз навсегда определенному церемониалу. Птенцы заблуждаются, старцы постепенно умудряются, юность увлекается и впадает в ошибки, зрелость подмечает эти ошибки, и если они не внимают ТРЕЗВОМУ ГОЛОСУ РАССУДКА, то вычеркивает их, потому что в числе ее обязанностей, кроме убеждения посредством ГОЛОСА РАССУДКА, находится и вычеркивание» (М. Е. Салтыков–Щедрин «Наша общественная жизнь», 1863–64).

   Резюмируем: Крюков в «дневнике студента» закавычил слова Салтыкова–Щедрина.