За всех

- Здесь можно погреться? - неухоженный старик смотрел в толпу виновато, не желая причинять неудобств дорого одетым господам, защищённым, словно невидимой броней, молодой спесью и высокомерием.
Холодный октябрьский косой дождь бил по мостовой, домам, срывая шляпы с прохожих, спешащих в свои отапливаемые залы, гостиные и спальни.
Цирюльня была единственным местом, открытым в этот час для посетителей - хозяин был слишком предприимчив, чтобы из-за непогоды закрывать заведение, пусть хоть два-три клиента, но все ж прибыль. Копейка к копейке.
- Вот еще, нищих пускать! От него ж болотом пахнет, - супруга директора цирюльни раздавала распоряжения сухо, некогда ей было мешкать, минуты, да что там, секунды расписаны, а тут болтать почём зря.
- Простите… мне бы только недолго дождь переждать… Хоть здесь, на входе… под крышей…
- Крышу, дед, тебе пора б уж свою иметь, а не в чужие двери ломиться. Уважаемых людей мне всех распугаешь. Коль услуги наши не нужны - нечего здесь тереться, иди ты своей дорогой, авось не сахарный, - женщина отвернулась от старика, жестом показывая уборщице Софье, чтобы та поскорее закрыла деревянные ворота.
- Хозяйка, так ведь дождь какой страшный… чуть ли не град… Человек ведь замёрзнет совсем…- обычно безмолвная Софья неуверенно, будто маленький провинившийся ребёнок, подняла глаза на строгую начальницу.
- А ты у нас, как я посмотрю, в благодетельницы заделалась? Ну раз добрая такая - иди давай да сама ему место определи. Только не в моей цирюльне! Развелось тут благостных, - хозяйка раздраженно усмехнулась, скрываясь на втором этаже.
- Милая, да вы уж закрывайте дверь, не хлопочите, право. Дойду я.
- А далеко ли? - девушка понимала, что если выйдет сейчас из цирюльни, работу точно потеряет. Неповиновения хозяйка никому не прощала.
- Да не дальше, чем каждому ходить отмерено. Я, детка, только выгляжу как пень сухой, а сам-то крепкий, - старик грустно улыбнулся, поправляя измятую серую рубаху, вымокшую наполовину. - Семью я потерял уж месяц как. Жена с дочкой меня теперь там ждут… - он поднял глаза к небу, подставив лицо дождю. «С ним и слёзы его слились», - дрогнуло сердце Софьи.
- Да как же это? Неужто хворь злая такая?
- С полевых работ вернулись, залихорадило… думал, от натуги, иль ещё чего… полежат, да и встанут… ошибся… пережил и Манечку мою, и старуху… Ну да что теперь. Вольную дали… Помещик пожалел… Да только куда мне она теперь, воля эта… - старик оглянулся вокруг себя, будто кто ему ответить может.
- Вы хоть пирогов моих возьмите… - Софья засуетилась, чувствуя, что старый человек вот-вот уйдёт.
- Детка, ты береги себя. А я за всех нас молиться буду. И за Манечку мою и мать её, и за хозяйку твою, и за тебя. Имя только назови.
Софья от неожиданности замерла.
- А за хозяйку-то почему? Она же Вас в холод с порога гонит…
- Так ведь её душе ещё холодней, чем моей. Только она поздно поймёт, что заледенела совсем. Если не отогреют ее, бедняжку. Несчастье-то оно ведь как хворь - коли сам им болеешь - других той же краской мазать начнёшь. Ты имя назови своё…
- София я, дедушка, София…
- Спасибо тебе, милая. Ну, будь здорова.
Старик поклонился и вышел со двора.
Долго девушка смотрела ему вслед. Он был щемяще одинок на пустой холодной улице, по дорогам которой полноводной рекой разливался жестокий ливень. Его удаляющаяся фигура в одно мгновение показалась девушке сильным баркасом, который вопреки самым беспощадным волнам идёт навстречу своей судьбе, чтобы на собственном причале, обратив свой взгляд в небеса, попросить немного милосердия и помолиться. За всех.


На фото: г.Вологда, Церковь Димитрия Прилуцкого на Наволоке, основана в 1651 г., одна из первых каменных церквей Вологды.