Эмбиент сюита Каа

Бонус трек «ЧПХ» (время звучания не определено)

1. Над пропастью во лжи
1.
В 2021-ом году мне довелось высказать Федеральной налоговой службе все, что я думаю об этой организации, и сделал я это довольно грубо и довольно жестко. Чиновникам этой структуры мое отношение к ним, мягко говоря, не понравилось, вследствие чего они обратились с соответствующей жалобой в МВД. Так мне заявил по телефону человек, представившийся сотрудником правоохранительных органов. Когда он мне позвонил, я находился на работе, поэтому мы встретились с ним после обеда. Он приехал, я так понимаю, на личном автомобиле, одетый по гражданке. Никакого служебного удостоверения личности этот человек мне не предоставил, что уж говорить об удостоверении личности. Хотя, папка с документами у него имелась. Вполне вероятно, что этот человек мог быть вообще чекистом, не знаю. Возможно, он думал, что я этакий Рэмбо, который будет наезжать не по делу и гавкаться не хуже дворовой псины.
В ответ на его вопросы я заявил следующее. ФНС России является юридическим лицом, зарегистрированным в ЕГРЮЛе, т.е. по факту является фирмой, частной организацией с ОГРН за номером 1 0 4 7 7 0 7 0 3 0 5 1 3, и эту информацию легко можно найти в свободном доступе. Там можно найти информацию НА ВСЕ организации, называющие себя государственными структурами, начиная от правительства, включая партии и движения, и заканчивая самым последним отделом или чиновничьим кабинетом. ВСЕ ДО ЕДИНОГО они являются частниками, фирмами, я нашел многих из тех, кого хотел в ЕГРЮЛе найти: ФНС, МВД, Роспотребнадзор, Росздравнадзор, Министерство обороны, Министерство культуры, даже РПЦ, да, Русская Православная Церковь – юридическое лицо, такая же фирма, что и остальные вышеперечисленные. Там вся информация об этих организациях. Все потому, что в России нет НИ ОДНОЙ государственной организации. Н И О Д Н О Й. И тем не менее, они продолжают называть себя государственными структурами.
Так вот, продолжил я, в 1945-ом году, в немецком городе Нюрнберг прошел военный трибунал над нацистскими преступниками. Одно из положений, принятых по итогам того трибунала, никем не отмененное до сих пор и продолжающее действовать, гласит о недопустимости присвоения человеку каких-либо номеров. А поскольку ИНН и есть номер, ФНС проводит политику такого же нацизма, превращая человека в какого-то бесправного заключенного в лагере. Кроме того, заявил я, 17.03.1991-го года на территории тогда еще СССР прошел всенародный референдум, по итогам которого что-то в районе 70% граждан изъявили свою волю о сохранении советского государства. А поскольку по Конституции вся власть принадлежит народу, то воля народа и есть закон. Таким образом, любые действия чиновников переделать государство из СССР в СНГ, в РФ, а с 01.02.2017-го года в Россию являются юридически незаконными. Т.е. РФ возникла незаконным образом со всеми ее законами и проектом Конституции, никем не подписанным, не заверенным ни одной государственной печатью, и никем не принятым. И да, референдум 1993-го года по принятию российской Конституции так же юридически ничтожен поскольку люди, принимавшие в нем участие, имели советские паспорта на руках.
Я, сказал я этому сотруднику (пусть это будет Иван Иванович), никаких заявлений о добровольном выходе из советского гражданства и вступлении в российское гражданство, не подавал, навязывание гражданства в одностороннем порядке кому-либо недопустимо согласно международного права, законным путем я советского гражданства не лишен, и РФ не может предоставить никаких документов о передаче советского имущества в свою пользу. У России нет ни одного документа, подтверждающего законность ее появления на свет. Около двух месяцев я требовал от Орловского МВД копий заявления о добровольной смене моего гражданства. В итоге мне пришла бумага из какого-то там социального департамента, который занимается этими вопросами, о том, что таких документов у них нет. Соответственно, я потребовал от Орловских властей выдачу мне советского паспорта, однако они игнорируют мои требования до сих пор.
С т.н. российским паспортом я ходил в прокуратуру города Орла, и по пунктам прошелся по каждой в нем записи, объясняя следователю, что в российском паспорте не так, и обосновав свое заявление о том, что эта хрень – грубая фальшивка. Следователь выслушал меня и прямым текстом заявил, что он обо всем этом знает, что я не первый, кто приходит к нему с подобными вопросами, однако он ничего не может с этим сделать.
Иван Иванович признался мне в том, что он сам, лично, принимал участие в референдуме от 17.03.1991-го года, и хотел, чтобы Советский Союз никуда не делся. Я написал объяснительную записку, он прочитал ее, сказал, что я малый грамотный, что он не ожидал, и мы с ним распрощались.
Но это был первый следователь, а через какое-то время был второй, который пришел ко мне за объяснениями по результатам жалобы от Росздравнадзора, которым я так же высказал свое отношение. Из этой встречи я выделю один момент, когда во время оформления бумаг представитель МВД спросил меня о гражданстве, на что я открытым текстом сказал, что законным путем не лишен гражданства СССР. В ответ он поставил в графе с гражданством прочерк, на что я заявил о том, что мне не о чем с ним разговаривать. Тем не менее, я оставил ему свои объяснения в письменной форме. Позднее я записал на телефон видеоролик об этих встречах, который можно найти в «Одноклассниках» на странице Сергея д’Лиса.

2.
Итак, я не могу назвать Россию после 1991-го года государством, тем более законным, для меня это просто роися. Я думаю, я обосновал причину. Два года я общаюсь со всеми этими МВД, этим министерством, тем, третьим, с кремлевской администрацией. Я задаю им всем вопросы, на которые они либо не отвечают, либо играют на дурака, мол, мы не понимаем, о чем вы говорите. Либо обижаются, когда я прямым текстом называю их самозванцами потому, что оно так и есть. Я наблюдаю ложь, всеобщую ложь, доносящуюся с экранов ТВ, из динамиков радио, со страниц газет и журналов. Ложь, к которой все привыкли, которую привыкли называть правдой, стараясь изо всех сил не замечать реального положения дел. Все потому, что роися основана и держится на лжи, и плодит ложь в огромных масштабах, и удобнее верить в ложь, чтобы вопросов не задавать.
Иными словами, всех все устраивает. А если не всех, то большинство. Ведь куда проще тыкать в кнопки айфона, взятого в кредит, ездить на машине, взятой в кредит, носить одежду, взятую в кредит, жить в доме, оформленном в кредит. Тусоваться в кредит красиво, носить банковский ошейник и не париться. И даже не заморачиваться выяснить, а что такое ЦБ, и имеешь ли ты право на эти кредиты. И здесь полно лжи, и новые вопросы я задавал и ЦБ, и тем банкам, которые он лицензирует, и Кремлю, и ни на один из них я не получил ответа.
Например, почему у роиси, которая так отчаянно старается назваться государством, нет своей собственной денежной валюты? Рубль принадлежит ЦБ: на любой купюре, на любой монете четко указано – Банк России, он же ЦБ. Но ЦБ не подчиняется законам роиси на конституционном уровне. ЦБ – независимая организация, такая же частная, между прочим, учрежденная лицами, гражданство которых где-то в США или в Великобритании. Кремль не может предоставить ни одного документа, законно гарантирующего возникновение и деятельность ЦБ, ни одной государственной печати на этих документах. У Кремля вообще нет государственных печатей, без которых любое его решение не более чем писулька на заборе. А я нашел правительственную печать СССР. У Кремля нет даже ни одного договора о демаркации границ с советскими республиками. У каждой структуры своя собственная печать, но нет ни одной государственной, которая разрешала бы образование данных структур. Так же и с ЦБ, который печатает эти фантики с циферками, лишенные государственных гарантий. А раз ЦБ печатает деньги, у него в руках вся власть.
ЦБ и есть роися.
Но где же у ЦБ лицензия на право осуществлять свою деятельность, на право печатать деньги, на право лицензирования других банков? ЦБ такая же частная организация, и этот факт Кремль не отрицает, а значит у ЦБ ДОЛЖНА БЫТЬ лицензия. А нет никаких лицензий, ЦБ заявляет, что им не нужны лицензии, что статус ЦБ определен Конституцией, той самой Конституцией, которая остается никем не принятым проектом, той самой Конституцией, которая позволяет ЦБ не подчиняться никакому законодательству.
Но если у ЦБ нет никаких лицензий, как же тогда он лицензирует прочие банки? ЦБ – обычные ростовщики, которым в Европе в средние века прилюдно рубили на площадях головы за получение процентов. Другими словами, ростовщики плодят ростовщиков для обманывания простых людей всеми этими айфонами, машинами, одеждой, еще и жильем, что Кремль разрешает делать. Ведь Кремль зависим от ЦБ, ведь у ЦБ печатный станок, а по факту, это одна система. Система грабежа и оболванивания людей преступниками, которым в Советском Союзе ломали рога и зубы. Именно поэтому разрушена лучшая в мире система образования, именно поэтому СМИ регулярно оплевывают советское государство, воспитывая с малых лет потребителей, которым рассказывают о моей стране, о Советском Союзе сплошные гадости и ужастики, именно поэтому СМИ очерняют советское государство и издеваются над советским народом.
Спросите у ЦБ и прочих ростовщиков, почему никому из тех кто идет на СВО со всеми ее ужасами и последствиями, не прощают долги по кредитам целиком и полностью? Чьи интересы эти люди защищают: вы вернетесь и все равно вернете деньги, и наплевать на здоровье? Все потому, что для ростовщиков люди не более чем товар, с которого можно получить прибыль. Это официальная политика Кремля, которого устраивает подобное положение дел.
А ведь люди по незнанию своему, и из-за нежелания знать, ходят на выборы, кого-то там избирают. Люди, российское гражданство которых находится под большим сомнением, мигранты согласно печати в российском паспорте о регистрации, принимают участие в масштабном незаконном деянии. Выбирают себе вывеску, за которой стоят ростовщики, в чьих руках печатный станок ничего не стоящих фантиков и монеток. Кстати, задал я в ЦИК вопрос: где находится юрисдикция этих выборов, и вы можете ознакомиться со статьей 67 пункт 2 проекта Конституции о юрисдикции, т.е. о праве, мне в ответ молчанка. Задал я вопрос в ЦИК о сборе персональных данных людей и просветил эту частную организацию, зарегистрированную все в том же ЕГРЮЛе, о статье 65 никем не отмененного УК РСФСР, а так же и о никем не отмененной советской Конституции от 1977-го года, она действует до сих пор. Как действует до сих пор, и у меня есть официальный ответ от чиновников, никем не отмененное военное положение от 22.06.1941-го года. Ведь после победы над фашистской Германией военного положения никто не отменял. И ЦИК снова молчит, ЦИКу нечего сказать в ответ на предоставление этих документов.
Вы можете все проверить сами, все самостоятельно изучить, вам дали такую возможность, осталось лишь открыть глаза, чтобы увидеть. Проблема всего лишь одна – век ленивых жоп. Век тусовки в кредит, где человек человеку волк, где ложь и обман правят бал, где Соловьев, Киселев, Скабеева и прочие ростовщические лизоблюды зассывают глаза и уши.
По этой же причине я не верил Навальному. Ни в одном из своих роликов он ни разу не заикнулся о ростовщиках, отвлекая внимание на их вывески. Я утверждал и буду утверждать, что это кремлевский проект или же ростовщический.
Я пишу эти строки потому, что ясно и четко представлю основного врага моему здравому смыслу, а на языке вертится эта переделка:
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С банкирской силой темною,
С банкирскою ордой.
Все это преступники, уничижающие, грабящие, откровенно ненавидящие мой народ, и меня в том числе. Ведь я для них такой же товар. Я откровенно ненавижу их как обычных пришлых оккупантов со дна морского, а потому не боюсь назвать их преступниками. Я не хочу жить так, как они хотят, чтобы я жил. Повторяю, я оставался и остаюсь Гражданином Советского Союза, и доказать обратного роися не может.

2. Тварь дрожащая
Я очень хорошо помнил эту женщину, которая была нашим клиентом всего год (или чуть меньше) назад. Я помнил ее взгляд, который тогда мне не понравился – колючий, жесткий. Быть может, злобный. Он никуда не делся даже когда Полина (так эта женщина представилась) села к нам в «Газельку», и мы поехали на указанный ею адрес, по дороге ведя непринужденный разговор, во время которого женщина не смогла сдержать улыбки.
Мы ехали в обычную панельную девятиэтажку где-то на окраине города, загрузив в будку «Газельки» ортопедическую кровать на колесиках для отца Полины. Кровать предстояло поднять на восьмой этаж, и я надеялся, что она, все-таки, влезет в лифт, если ее поставить вертикально. Уж очень мне не хотелось корячить этот кусок металла свыше десяти лестничных пролетов наверх. Для меня это был первый такой заказ – особая кровать для лежачего человека, которого нам с Вадиком предстояло еще и переложить на нее с дивана. Но не впервые я попадал в квартиру с инвалидами, пребывающими в лежачем положении, куда мы перевозили столы, шкафы и холодильники. Я никогда занимался подобной деятельностью раньше, работая совсем в другой организации, однако я всегда готов скалымить лишние пятьсот, даже тысячу, а то и две, рублей, и Вадик, который работает на себя, обращается ко мне в первую очередь, если такой шанс выпадает.
За прошедшие год-полтора, мы с Вадиком посетили больше десятка вышеуказанных мною квартир или домов. И в отличие от моего друга (и делового партнера), я совершенно спокойно переносил этот жуткий запах мочи, часто наполнявший атмосферу тех стен. Так было не всегда, и все в этом плане зависело от ухода за больными людьми, и я смею утверждать, что по большей части тем, кто следил за ними, было плевать. Все это были родственники, поскольку вряд ли сиделка или кто-либо, нанятый на такую работу со стороны, захочет часами пребывать в таком доме. Если, конечно, это адекватный здравомыслящий человек. И Вадик оправданно не хотел брать этот заказ, заранее  предупрежденный Полиной, что ему предстоит делать.
Если честно, я тоже не хотел туда ехать, но только потому, что от меня требовалось переложить парализованного отца Полины с дивана на новое лежбище. У старика еще было сломано бедро, так что я опасался, что, не имея никаких медицинских навыков, я обязательно наврежу больному еще больше. Но вот я поехал, осознанно взяв на себя эту ответственность, и испытывая нужду в деньгах, на тот момент нужных мне позарез. Ну как позарез: долг отдать.
Слава богу, в вертикальном положении кровать поместилась в привычный для советских девятиэтажек лифт, Вадику даже не пришлось свинчивать сильно выступавшие ее ножки, грозившие застрять в дверном проеме. И вот квартира. Двушка, с большим старым шкафом, что занимал немало места в прихожей. Я не особо стараюсь запоминать внутренний интерьер жилых помещений, где мы с Вадиком бываем, таская мебель, но не могу же я ходить с закрытыми глазами. В памяти, так или иначе, остаются и обалденный шик и откровенная нищета, владельцы которых стараются не распространяться о своих жилищных условиях. Я вполне понимаю их, ведь и у меня самого есть тайны, в том числе и о моем собственном жилье. Поэтому я не буду углубляться в детали этой квартиры, скажу лишь, что она была наполнена привычным мне и Вадику советским прошлым.
Пожилой мужчина лежал на старом диване, и я не чувствовал никакого запаха ссанины ни вокруг него, ни вообще в квартире. Все оттого, что за дедушкой следили, как его невысокая пожилая жена – несмотря на свой возраст вполне крепкая и твердо стоявшая на ногах, и женщина лет сорока. Я так думаю, то была сестра Полины, но это так же не столь важно. Гораздо важнее оказался тот факт, что отец Полины, сильно исхудавший, с густой бородой, пребывал в полном сознании и в твердой памяти, пусть речь его и оставалась невнятной. Старик четко осознавал, что происходило у него в доме, он был готов к тому, чтобы переехать с дивана на новую кровать, к слову сказать, взятую Полиной в аренду. Он хотел переехать, наконец, с этого чертового дивана, которому давно пора было отправиться на помойку. И мы с Вадиком должны были забрать этот диван на мусорку, и поэтому разломали его прямо в той комнате для удобства выноса после того, как переложили старика на новое лежбище. К этой ортопедической кровати прилагались и матрас, и боковые ручки, плюсом жена и безымянная женщина, встретившие нас Вадиком и Полину, постелили и простыни с клеенками, и одеяло с подушкой.
На том все бы и закончилось: мы привезли кровать, переложили старика, вынесли старый диван. Вот только я видел и чувствовал деда изнутри, взяв его за ноги, коснувшись его легкого тела. Я испытал все, что испытывал он в своем лежачем состоянии. Я всегда чувствовал всех этих людей в их жалком виде, чувствовал на себе. Как отнимаются ноги, как пропадает связь с руками, как невесомость наполняет все нутро, и остается только возможность видеть и слышать, и то если напрячься, как слова не хотят срываться с губ, как в голове сразу столько всего, что невозможно собрать сознание в единое целое. Я никогда никому не говорил об этом, лишь взгляд мой всегда впивался в этих несчастных, о, это невозможно ни передать, ни описать словами. Это становится настолько личным, настолько индивидуальным, настолько открытым для меня и каждого из тех, кого я испытывал на себе. По этой причине я не хотел касаться этого старика, чтобы не стать им в эти секунды времени. Я боялся быть таким как он, я боюсь быть таким всегда: ничтожным и жалким, что даже сходить в туалет ужасно. Чувствовать трубку или бутылку у пиписьки и утку под задницей (и далеко не факт, что кто-то вынесет и уберет мои фекалии), чувствовать себя высохшим, тонким как спичка, невесомым как пух, что даже воздух будет давить мне на грудь, сдерживая каждый вдох. О, да, я прошел через это не раз и не два, всего однажды позволив своим глазам увидеть дряхлость и немощность в их подлинном виде, позволил увидеть неприятие всем естеством и отвращение к неизбежности, от которой никуда не деться.
Но хуже того, прямо в нашем с Вадиком присутствии, при живом и ясно соображавшем отце Полина заговорила о наследстве, об оформлении бумаг на имущество (на квартиру, на дом, на деньги), и настолько все это было омерзительным, но в то же время обыденным для меня. Я не мог не обратить внимания на старика в тот момент, и наши взгляды встретились на мгновенье. Он беззвучно зашевелил губами, однако я четко услышал его обращение ко мне, и то было обращение лишь ко мне одному, и никому другому в комнате не было дано ни услышать, ни увидеть, то что видел и слышал я.
-Прости меня за то, что тварь вырастил, - передал старик мне послание.
В тот же миг меня пронзил жуткий холод, сжав часть разбитого дивана, я постарался ретироваться из комнаты как можно быстрее. Однако мне еще предстояло вернуться за остальными его фрагментами, и я торопливо и ни на кого больше не глядя, вынес их и погрузил в «Газель» пока Вадик возился с креплениями для ручек кровати. Он был в шоке от того, что происходило в той комнате, когда я поштучно спускал части дивана на лифте до машины, ведь я слышал только начало этих споров по поводу наследства.
-Это п…ц, - прокомментировал Вадик, - Там уже война началась.
Мы уехали оттуда, будто бегством спасались.
Спустя две недели после изложенных событий Вадик сообщил мне, что этот дед умер, и ни на секунду я не сомневался в оказании должной для этого помощи. Для меня все было очевидно.
И вот я снова оказался в этой квартире спустя год. Здесь провели капитальный ремонт, оклеили белыми обоями стены, приволокли хорошую мебель, постелили ламинат. Да, Полина здорово обустроилась. Однако, женщине пришлось заплатить за этот квартирный марафет не только деньгами, но и собственным здоровьем. Она крайне неудачно упала, оказавшись прикованной к инвалидному креслу. Мы с Вадиком привезли ей новый, прямо со склада, холодильник взамен поломанного, который надо было забрать. Полина встречала нас вместе со своим мужем, которого не очень-то жаловала, и вынуждена была терпеть только из-за своей физической неполноценности.
Как и ее отца, я почувствовал ее всю, все ее боль и холод, который никуда не делся после смерти старика. Полина оставалась прежней, не изменилась за этот год ни грамма в лучшую сторону. За ней не было никаких злодеяний за исключением, конечно, ее скотского отношения к окружающим, после несчастного случая лишь усилившегося в разы. Она ожидаемо не извлекла никаких уроков из того, что было год назад. Она узнала и меня и Вадика, но в тот момент мы с Полиной почувствовали друг друга с особой остротой. Она сразу поняла, что мне знакомо ее состояние, что я чувствую все, что физически испытывала она, и даже больше.
-Кто ты? – не желая сдерживать своего вынужденного любопытства, обратилась Полина ко мне, будто больше не было никого больше рядом.
-Ваш отец просил прощения за Вас, - уклонился я от ответа, но Полина ясно меня понимала, - А мне Вас совсем не жаль.
И в этот момент ее немощность была мне даже приятна, расслабляла и придавала мне физических сил. В этот момент во мне было столько личного. Наверное, даже год назад я не до конца сумел впитать это чувство, не желая принимать его целиком.
-Не хочу тебя больше видеть, - закивала головой она, ощущая то же самое…


3. Игра
Итак, я хочу сыграть в игру. Приглашаю всех желающих принять в ней участие, но предупреждаю заранее о последствиях. И еще хочу сказать о том, что победивших в моей игре не будет. Как, впрочем, и проигравших. Цель ее только в участии, ибо я не предлагаю никаких призов. Но, возможно, каждому из вас удастся выбрать награду за участие самостоятельно.
В основе моей игры нет ничего личного, хотя, нет, неправда. И, думаю, вам так же не стоит стесняться эмоций, хотя я призываю вас сдерживать хладнокровие. Но все же я не хочу и не буду отвлекаться на трезвость вашего ума, в конце концов, кто я такой, чтобы пытаться убеждать всех и каждого? Пусть каждый делает свои собственные выводы.
Однако, открою вам секрет: ваши собственные неизбежные выводы и  привели меня к идее устроить игру.
Она будет проходить в движении, в пути из точки А в точку Б, и совершенно неважно, какую я выберу для своего маршрута местность. Я приглашаю вас за руль моего транспортного средства, приобретенного мною специально для этой цели. Итак, мы будем ехать по дороге, и расстояние нам предстоит проделать немалое. И это все, что от вас потребуется – давить на газ и на тормоз, соблюдать правила дорожного движения, соблюдать скоростной режим. Но не следует слишком расслабляться - у нас счетчик времени, и в конкретную минуту мы должны добраться до конечной точки.
Я бессчетное множество раз играл в подобную игру, играл достаточно часто на протяжении длительного периода времени. И я знаю, что и вы играете в нее так же достаточно часто, а многие из вас буквально каждый день. Я понял, что в этой игре не хватает всего одного, но крайне важного элемента, который я и встроил в собственную ее версию. Знаете, почему я так сделал? Поверьте, я предлагаю куда большее развлечение, чем вы можете ожидать. Ведь в своей неполноценной, естественной форме, игра мало меня касается, несмотря на то, что я частый участник ее. Я же предлагаю сыграть лишь в прототип, придуманных мной дополнений. Потому что их смысл в расширении уже существующих границ и правил.
Важный элемент в моей игре расположен в салоне моего транспортного средства. Как вы можете видеть, это подставка с вогнутой поверхностью, на дне которой покоится небольшой стеклянный шарик с мутным содержимым. Вам лучше не знать, что это за содержимое и какой силой оно обладает. Я позволю вам убедиться, что шарик не приклеен к поверхности, что никак не зафиксирован на одном месте. Я позволю вам даже подержать его в руках. Не спрашивайте, откуда у меня этот предмет, просто примите данность, как есть, как оно звучит. Я предлагаю условия – выбор за вами.
Итак, шарик может выскочить из подставки от сильной тряски, и наверняка разобьется, что чревато, как я уже говорил, последствиями. Что ж, вам придеться быть аккуратными на всем пути следования до конечной точки. Ха-ха, вы не дрова везете… Хм, простите. Думаю, не надо объяснять, что вашим противником в этой игре будет сама  дорога, которая потребует от вас максимум умений в управлении транспортным средством. Повторюсь, я такой же участник этой игры, и я целиком и полностью буду зависеть от мастерства того, кого приглашаю за руль.
Я рискую. Но не сомневайтесь в том, что я ХОЧУ этой игры, не сомневайтесь в том, насколько велико мое желание провести ее.
Полагаю, вы догадываетесь, с кем бы я хотел сыграть в мою игру в первую очередь. Я не автолюбитель, однако, я отлично понимаю всякого, кто за рулем, кто провел и проводит немало времени под днищем автомобиля, занимаясь ходовой частью, кто тратит свои время, нервы, деньги после не одного, но нескольких раундов такой игры. Я прекрасно понимаю таких как я, находящихся в пассажирских креслах. У меня много вопросов к тем, кто следит за состоянием дорог, кто предпочитает проводить ямочные ремонты и делать заплатки в разбитом асфальте. У меня много вопросов и к тем, кто занимается асфальтированием дорожного покрытия, касаемые как качества асфальта, как его толщины, так и погодных условий, во время которых такие работы проводятся. Потому что ни для кого не секрет: чем хуже будет проведена укладка асфальта, тем выше вероятность выделения новых денежных средств на ремонт, существенная часть которых осядет в чьих-то карманах.
Меня эта игра волнует еще и из-за платных дорог, напрямую влияющих на ценники в магазине. Да, грузовики виноваты, люди виноваты, которые ходят не там где надо, и асфальт разбивают, со слов одного чиновника, голуби виноваты, которые расклевывают в асфальте трещины, о чем докладывал другой специалист чиновничьей наружности. Виноваты все, но только не те, кто отвечает за качество дорог. И я не говорю о проселочных дорогах, ну как, дорогах, направлениях.
Но прежде я хочу сыграть с теми, кто далек от чиновничьих кресел. Кто привык платить, кто считает скотское отношение к себе нормой. Как я уже обозначил, в моей игре нет ни победивших, ни проигравших. Вы можете остановиться в любой момент, посчитав стеклянный шарик слишком сложным условием, даже если половина маршрута останется позади. И в том прелесть моего предложения, могущего стать для кого-то соблазном. Потому что вы непременно почувствуете всю прелесть проведенных за рулем моего транспортного средства  минут и часов. Особенно с учетом того, что именно ожидает как вас, так и меня в конце этого путешествия. Да, там может быть все, что угодно и иметь какую угодно ценность.
Думаю, многие из вас хотели бы провести подобную моей игру сами, используя либо вышеуказанный мной стеклянный шарик с особым содержимым, либо же создав условия намного изобретательнее и жестче моих. Еще раз скажу: цель в моей игре не связана с победой. И награду вы придумаете себе сами, прежде испытав сильные переживания, стараясь сохранять самообладание, и сделав для себя выводы.
Что ж, я спрашиваю вас: хотите ли вы попробовать свои силы? Готовы ли вы сесть за руль моего транспортного средства? Готовы ли вы удержать стеклянный шарик на подставке на своем месте? Готовы ли вы остановиться на половине пути, хотите ли вы это сделать?
Потому что в своем пассажирском кресле я сделал для себя выводы. И личного в моем предложении немного, и мое стремление в основе своей содержит прагматичное решение.
Так пусть же игра стартует…

4.Аверс/Реверс
Сразу поясню, почему не «Аверс и реверс», а через символ «слэш» (который не пропечатывается на "Проза.ру" при редактировании). Будет только одна сторона медали (выбирайте любую из двух предложенных самостоятельно). Вот такое коротенькое вступление.
Итак, хочу кое-что рассказать о кино, к которому отношусь, пожимая плечами, мол, ну и что? Я уже рассказывал о том, как кино повлияло на меня в детстве, упоминая и «Пси-фактор», и «Багз: электронные жучки», и «Секретные материалы», и «Твин Пикс» в «Беге Черного лиса». Все это западное кино, в частности американское. Но это отнюдь не значит, что я смотрел только западные фильмы и сериалы, включая бразильские и мексиканские мыльные оперы. Нет, конечно, я пропустил и до сих пор целиком и полностью не ознакомился с приключениями Штирлица или теми же «Знатоками» - Знаменским, Томиным, Кибрит. Я вообще не киноман и совсем не слежу за новинками. Если что-то проскакивает через Ютуб, как, например, «Пила X», главный персонаж и общая концепция которых были мне интересны с самой первой части всей франшизы (за исключением восьмерки и «Спирали»), тогда я обращу свое внимание.
Но речь сейчас не об этом. И зайду немножко издалека. Мне нравятся такие обозреватели киношных «шедевров» (и западных, и отечественных) как Красный Циник или Бэдкомедиан, и каждый новый ролик их я, конечно, жду с нетерпением. У меня есть свое собственное мнение по поводу тех или иных ими обозреваемых фильмов. Даже больше: не устраивает - сделайте лучше. Примерно как-то так. Но в основном, я понимаю, что у указанных мною ребят, которых, естественно, больше, претензии вполне обоснованны. Если пользоваться логикой и здравым смыслом, оценивая поступки персонажей, вопросы появляются сами собой.
Особенно эти вопросы необходимы при просмотре таких распиаренных фильмов как, например, «Сталинград», или же «Сволочи», или «Т-34», «Нюрнберг», «Движение вверх», «Легенда №17». Их много. Из вышеперечисленных лент я посмотрел только «Сволочей», со всеми прочими я знаком благодаря тому же Бэдкомедиану, Цинику, и парню, известному на Ютубе под псевдонимом Мятежник Джек. Я отнюдь их не рекламирую, просто лично интересуюсь их творчеством, и мне абсолютно насрать на то, как кто-либо из читателей этой статьи воспримет мои откровения.
Почему я вообще решил записать этот материал? 13.03.2024-го года я получил ответ на свой вопрос из Министерства культуры, которое два месяца избегает ответить на мой вопрос напрямую, без увиливаний. И тему этого вопроса я излагаю в данной статье.
Как я уже сказал, широко разрекламированные «Сталинград», «Т-34», «Чернобыль», «Нюрнберг» (и просто не могу не добавить к ним «Викинг») я имел возможность лицезреть только лишь в версиях кино обзоров, а посему не могу в полной мере прочувствовать их атмосферу. Атмосферу военного времени, заложенную в них создателями. И если честно, не хочу этого делать. Нет, я не намерен что-то пересказывать, критиковать, спорить.
Я давно хотел задать свой вопрос в Минкульт. Насмотревшись на все эти современные версии культовых советских фильмов, вроде «Служебного романа» или «Кавказской пленницы», я просто не мог не спросить у Министерства культуры о ценности таких «картин». Я говорю сейчас не о том кино, которое не касается советского государства, и для себя я могу отметить вполне хорошие фильмы эпохи 2000: дилогия «Брат», «Остров», «Месть», «Весьегонская волчица», «Мусорщик», «12». Мне эти темы вполне понравились, я их принимаю. Но я говорю о других фильмах, с советской атмосферой, с советским народом, с советским мышлением.
Потому что разрекламированный киношный ширпотреб, подобный гнилым китайским безделушкам вроде отвертки, переломившейся пополам при первом же вывинчивании шурупа, якобы, основанный на реальных событиях, о чем с пеной у рта заверяют его создатели, лично меня, не на шутку так оскорбляет. Мало того, что оскорбляет, мало того, что меня одного. Честно скажу, я никогда не называл себя патриотом, и  вообще тема патриотизма кажется мне слишком раздутой. Но я ЗНАЮ, как было в Советском Союзе, я много общался и общаюсь с людьми из того времени, которым ЕСТЬ, что вспомнить, ЕСТЬ с чем сравнить, ЕСТЬ, о чем сожалеть. И я не могу быть потребителем продукции, откровенно портившей их период времени, мой период времени.
Меня очень порадовало видео церемонии вручения премии за лучший фильм года создателям пресловутых «Сволочей», во время которой Владимир Меньшов открытым текстом назвал данный высер оскорбившем его страну, и просто отказался вручать этот приз, после чего  демонстративно покинул церемонию. Этот ролик можно спокойно найти на Ютубе. И меня даже гордость взяла, когда я смотрел его.
Я спросил у Минкульта, почему данная организация (зарегистрированная в ЕГРЮЛе как фирма) допускает к прокату в кинотеатрах и на широком экране фильмы, выставляющие советское государство и советских граждан однобоко? Почему в черных тонах: идиотами с бутылкой водки в руке, трусами, идущими в атаку из страха перед командирами, и, разумеется, Сталиным, или же рабами в колхозах. Почему в этих современных «шЫдеврах» не рассказывают о советском образовании – лучшем в мире, о комбайнерах и сталеварах, кормивших и строивших страну, о советских достижениях в науке и технике, которым завидуют до сих пор во всем мире, о том, что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой? О первом в истории человечества полете в космос? Почему в этих «шЫдеврах» не рассказано о советском воспитании, почему не рассказано, как надо любить свою Родину (нет, не родину и не РОДИНУ, и это издевательство над языком стало нормой), не просто страну, почему изображают лишь чернуху, почему изображают какой-то тупой скот, который идет на бойню по чьей-то первой же прихоти? Или для Министерства культуры роиси это не является ценностью? Чьи интересы Минкульт представляет, пропихивая и закармливая дешевым ширпотребом вроде «они сражались за Катю, чтобы ванну ей подарить на День Рожденья» толпы людей, которые за ЭТО еще и деньги платят?
Вот где мистика, к которой я прибегал на протяжении трех томов «Того, кто был мной. Автопортрет»: люди идут за этим ширпотребом, платят за него деньги, садятся перед экраном с поп-корном и колой в руках. Идут и смотрят. Просто идут и смотрят. Будто в рекламе, призывающей смотреть откровенное мурло, какая-то мерзость зашифрована, гадящая прямо в мозги, в здравый смысл. Остались же еще те, кто пережил тот период времени, кто видел и прочувствовал то время на себе, собственным нутром.
Откровенное вранье, перевирание исторических фактов, событий, домысливание, искажение личности, чаще в худшую сторону. Мол, пьяница, разгильдяй, нытик, трус, выслуживающийся перед гнилым руководством, эгоист. Только и слышно – эгоист, собственник. Ни за Родину, ни за мать, отца, брата, только за шкурный интерес. Люди, понятия не имеющие о советском складе ума, рассказывают о советских гражданах, нарядив их в потреблятские шкуры, чтобы стадо потребителей с поп-корном и колой в руках на них глазело, мол, а вдруг, так оно и было на самом деле? И ведь уже начинают в это впрямь верить, что советские люди, отцы и деды, бежавшие на фронт подростками, за медальками рвались на грудь. Что шли на войну из тюрем, куда попадали за убийства в десять-двенадцать лет, что матерыми уголовниками становились чуть ли не с пеленок. И  вот такой страной правил кровожадный тиран, желавший людской крови испить поутру, а чтобы и вовсе его день задался, велевший сотню-другую расстрелять.
Пипл хавает и просит добавки. Пипл готов учить историю, руководствуясь данным мусором, кое-кто так уже и делает, ведь искажение и перевирание исторических фактов происходит не только в художественных фильмах, но и в документальных.
А знаете, какой ответ мне пришел из Министерства культуры? Сначала они предоставили мне небольшой список годных, по их мнению, фильмов, не порочащих мою Родину. Тогда я спросил, почему предложенные Минкультом ленты не пускают на широкий экран, и даже в кинотеатрах их почти не встретить, и привел чиновникам примеры раскрученного до невозможности киношного ширпотреба. И вот тогда Минкульт показал свое подлинное лицо. Мне было сказано, что перечисленный мной мусор профинансирован из Фонда кино. Иными словами, Министерство культуры за деньги решает, какой фильм имеет историческую ценность, а какой имеет право оскорбить мою страну и мой народ. Т.е. они действительно воспринимают людей, за счет которых существуют, как самое настоящее тупорылое стадо. Стаду можно показать все, что угодно, расписав это что угодно самыми яркими красками, выдавая черное за белое, откровенный кал за шоколад, и пустив его на экраны телевизора. Ведь стадо вечером после работы не особо вникает в происходящее действо, стаду лишь бы расслабиться. Стадо легко заманить в кинотеатр, накачать поп-корном и колой и крутить всю вышеобозначенную мною чернуху, чтобы оно даже похлопало во время финальных титров за полученное удовольствие.
Все решают деньги. Деньги – вот ответ, и никакой мистики, ничего необычного. Корысть, элементарное потреблятство. За деньги будут молчать даже наблюдая явное говнище, обернутое в фантик экшна со взрывами и пальбой. Любить свою Родину, жить ради нее, развивать – нет, это неинтересно, не приносит должной прибыли. Эксплуатирование самой мерзости, которая есть в каждом человеке, с которой нужно бороться, которая обязательно сожрет тебя в конце – самое то, что нужно стаду как можно чаще. Ради воспитания паразитирования на других людях, чтобы грызлись между собой, чтобы шли по головам ради достижения собственной выгоды. И вот это Минкульт культивирует в киношном ширпотребе о советских людях, лжет и изгаляется, когда ему задают вопросы.
Думаю, это такой же заказ официального Кремля.
И да, напоследок скажу, что творцы «Викинга», клявшиеся и божившиеся в достоверности описанных в их «кино» событий в угоду РПЦ, после демонстрации его, кажется, высокопоставленным чиновникам, и тут я могу ошибаться, вдруг заявили о том, что это ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ фильм, вымысел, видение авторов. Но этот фильм я ненавижу больше всего того мусора о Советском Союзе, выставляющий славян (или словен) полными ничтожествами, сбродом поганым, каким его хочет видеть христианская церковь, убившая столько людей на Руси ради навязывания им своих законов, именуя свое насилие крещением.

5. Не игра
…-Зачем ты это делаешь? – не мог понять я, до которого не доходил смысл того, что происходило всего в нескольких метрах от нас.
А в нескольких метрах от жилого дома, на шестом этаже балкона которого я и Артур курили, взяв паузу в обсуждении деловых планов на предстоящий месяц, возле рюмочной несколько взрослых, разгоряченных алкоголем местных синеботов выясняли друг с другом отношения при помощи кулаков. И не знай я Артура, я бы ни секунды не сомневался в том, что этот конфликт так и остался бы словесной перепалкой. Ну покричали бы друг на друга, обматерили, и пошли бы пить дальше. По крайней мере, так было у моих соседей, к которым без конца шастали собутыльники самой разной масти.
Артур же отличался от всех прочих моих друзей и знакомых. Это он довел дело до проходившей на наших глазах драки. Не знаю как именно он делал это. Но он определенно каким-то образом воздействовал (дистанционно) на участников мордобоя. Каким-то образом Артур воздействовал на участников каждого конфликта, развернувшегося на его глазах и непременно доходившего до жесткого рукоприкладства в тех случаях, когда их можно было избежать. На мой миролюбивый взгляд, конечно. Артур получал удовольствие от подобных зрелищ. И, по его словам, воздействие на одурманенные алкоголем мозги удавалось ему куда проще, чем на ясный ум. Куда проще, но не невозможно.
-Скучно, - пожал Артур плечами.
И его ответ нисколько не походил на жалобу.
-Скучно? – не смог не переспросить я.
-Угу, - кивнул он головой.
Это был очень хорошо обеспеченный молодой человек лет под сорок, и сейчас мы находились в одной из четырех его квартир, расположенных в разных концах города. Одну из них Артур занимал сам, другую подарил жене, еще две пока что сдавал внаем, приготовив их детям. Свое жилище он полностью обелил: белые обои, белый кафель на полу, белые натяжные потолки. Как было же в остальных трех квартирах я не знал, посещая только одну эту. Да, я был здесь не раз, и это Артур приглашал меня попить пивасик и погонять в последнюю версию «Теккена» на «плейстейшн». Еще он водил сюда девок, когда жена Дашка переезжала в свою квартиру на два-три дня отдыха от супружеской жизни.
Сколько я знал Артура, имея свое солидно доходное дело он еще и работал, как говорится, на дядю, получал хорошую зарплату, за которую вкалывал. Того же он хотел и от меня, завязав помимо дружеских отношений рабочее партнерство. И уже не один месяц мы на пару обдумывали завязать одну тему, старт которой и планировался на следующий месяц. Артур был уверен в моих силах, а я знал о его возможностях, благодаря которым именно он вкладывал в предстоящую авантюру большую часть своих денежных средств, разумеется, рассчитывая на мою заинтересованность и упрямство в достижении предполагаемого результата. Ничего криминального мы не планировали, но это на самом деле была рискованная кампания, которая при вложении в нее усилий должна была принести прибыль.
-Т.е. тебе доставляет удовольствие, когда люди морды друг другу бьют? – уточнил я.
-Да, - повторил он, повернувшись ко мне лицом, - Это мое развлечение.
И Артур не был раздражен моим недоумением, и на лице его играла искренняя юношеская улыбка.
-Это мое единственное развлечение, - добавил он, - Это то, что мне действительно нравится. Ни семейные отношения, ни видео игры, даже ни этот чертов достаток и возможность жить по-людски не доставляют мне того удовольствия, которое могут дать мне их разборки.
Он вновь переключил свое внимание на происходившую внизу потасовку.
-Я хочу, чтобы они дрались, чтобы разбили друг физиономии в хлам. Это все, что они умеют. Это предел их возможностей. Ты понимаешь меня?
-Нет, не понимаю. Это живые люди. Пусть больные и зависимые. Но живые.
Мне действительно было неприятно в этот момент. Как будто меня ледяной водой остудили. И кто? Человек, которого я, казалось, понимал.
-Мы все больные и зависимые, - легко и просто прокомментировал Артур, - В этом суть естественного отбора: кто больше усилий приложит. Мы с тобой прилагаем, они – нет. Как большинство в целом. У одних стоимость жизни равна налитому стакану, у других – айфону, за который банк требует свое, а взять негде. Все потому, что большинству хочется продавать свои жизни за стаканы и побрякушки под проценты, хочется, чтобы кто-то пожалел всех этих зависимых и больных. А мне не за что их жалеть.
Он редко рассказывал о своем прошлом. Однако, я был в курсе того, что Артур заработал свои первые деньги в двенадцать лет. И с тех пор хватался за любую возможность потрудиться, поставив перед собой четкую цель достичь чего-то своими руками и головой. Артур два миллионных кредита без особых трудностей, развивая свое дело, не боялся взять еще, и брал по мелочи, не только возвращая проценты, но и получая выгоду. Он всегда знал, что ему было нужно и для каких целей. Этот человек привык работать и не обращать внимания на сложность той или иной задачи, ведь любую задачу всегда можно решить, задействуя собственную соображалку и потратив какое-то время.
Мне не было смысла касаться темы везения. Артур рано потерял отца, воспитывался одной матерью, которая так же ушла в мир иной, когда он попал в армию. Но он будто был готов к тому, что должен был остаться один и не рассчитывать на родственников. Потому и не рассчитывал, быстро сориентировался в новых обстоятельствах, чтобы взять прямой курс на финансовую стабильность.
-Ненавидишь их? – поинтересовался я, ведь мы прежде не общались по этому поводу.
-Почему я должен их ненавидеть? Это живые люди, такие как мы с тобой. Просто кто-то должен быть в качестве развлечения. Я много раз думал о том, чем физически отличаюсь от большинства. Наверняка это не случайность, наверняка я должен использовать свои возможности. Как ни крути, они кардинально выделяются на фоне стандартных радостей вроде семьи или личного пространства.
-Не боишься, если один просто грохнет другого? – спросил я, предчувствуя ответ Артура, и от этой мысли мне было не по себе, и холодок пробежал по моей спине.
Так не должно было быть, так просто не бывает. Я с трудом верил в то, что он обладал некоей способностью воздействовать на сознание людей с целью подвигнуть их на агрессию. Тем более ради того, чтобы только лишь наблюдать за этим поведением, получая при этом удовольствие. Неужели такое возможно? Нет, я прекрасно знаю о людях, стравливающих между собой целые народы ради корыстных амбиций – денег и власти. Это больные люди, и их болезнь неизлечима, но факт остается фактом: идеи и ложь их качественно завуалированы под патриотизм и самолюбие. И массы принимают такую ложь за истину, и спокойно идут на убой друг друга, продав свои жизни за копейку, но веря, что жертвуют собой во имя справедливости, придуманной для них теми, власть которых держится на толпах таких простофиль «патриотов».
Но то власть - бесценный дар, стоящий тысячей и миллионов жизней, не примитивное развлечение, приводящее в порядок уставшие тело и дух. Сколько художественных фильмов про это снято: богатеи развлекаются тем, что простые люди проливают кровь и убивают друг друга им на потеху. Еще какая дикость.
-Одним дураком станет меньше, - все так же спокойно мотнул головой Артур, и сделав последнюю затяжку, щелчком пальцев отправил бычок в свободный полет, - Пойдем думы думать.
Как раз в этот момент возле разгоряченных драчунов остановился автомобиль ППС, что принесло мне немалое облегчение. И в то же время меня посетила мысль, что Артур мог знать об их скором появлении. Почему нет, если ни на грамм не переживал за участников потасовки?
Один из участников ее, между прочим, попытался наброситься на сотрудников, однако ребята в форме скрутили его в мгновение ока и не замедлили запихать в служебный автомобиль. Артур же силой утащил меня с балкона, чтобы не привлекать к нам возможного внимания со стороны сотрудников охраны правопорядка. Мы, все же, оставались свидетелями проходившего у дверей рюмочной конфликта, что для Артура было крайне нежелательно. Он получил, что хотел, большего ему не требовалось.
-Только ты знаешь о том, что я могу сделать, - предупредил Артур на всякий случай, хотя доказать его возможности я был не в силах, - Впрочем, вряд ли ты будешь трепать языком, я бы заметил. Мы с тобой рассчитываем на взаимовыручку. Мы нужны друг другу, если хотим чего-то добиться. А я по глазам твоим вижу, что ты этого хочешь. Так что давай не будем отвлекаться на всякую бурду: нас ждут великие дела…

6. 615
На днях остановил меня сотрудник ДПС, карауливший возле пешеходного перехода на оживленном перекрестке, и это было не первым моим общением с представителями МВД по их инициативе за последний год.
-Почему нарушаете? – строгим тоном предъявил он мне претензию за то, что я пересек перекресток по диагонали, а не буквой «Г».
-Я кому-то помешал?
-Вы обязаны были сначала по одной «зебре», потом по другой…
-А, так ты по закону хочешь? – не сдержался я, позволяя себе обращаться к представителю МВД фамильярно, - О’кей, доверенность.
-Какая доверенность? – не понял он.
-Стыдно сотруднику МВД не знать о приказах своего руководства, - давил я, - Приказ МВД №615 пункт 53 обязывает ВСЕХ ДО ЕДИНОГО сотрудников вашей организации, за исключением главы МВД, иметь при себе документ, подтверждающий ваши полномочия представлять вашу организацию.
-У меня есть служебное удостоверение.
Он потянулся во внутренний карман своей формы, выудив оттуда обозначенную им «корочку».
-Нет, - отверг я, - Служебное удостоверение служит вам пропуском внутри вашей организации. Служебное удостоверение не является удостоверением личности по закону. Это первое. И второе: МВД является юридическим лицом, зарегистрированным в налоговом реестре юридических лиц, доступ открыт для всех желающих, и как представитель юридического лица ты обязан иметь при себе документ, позволяющий тебе осуществлять свои полномочия от его имени. Естественно, к доверенности ты должен еще и паспорт свой предъявить. Доверенность не только в судах, в чем меня пыталось убедить ваше руководство, но и по первому же требованию. Вы частники, ребята, и я имею все основания слать вас на три буквы, если вы мне такой документ предоставите. Но без этой бумажки я поступлю так еще вернее.
Минут пять он внимал моей тираде, и даже сейчас я представления не имею, о чем он думал в тот момент. Но факт остается фактом, я оставил его ни с чем, просто отправившись своей дорогой дальше.
Подобное требование я озвучил прежде на ж/д вокзале, куда привез газированную воду в расположенную на его территории торговую точку. При входе на территорию вокзала необходимо было пройти через металлодетекторы, по поводу законности установки которых я однажды сцепился как с руководством вокзала, так и с руководством ЦППК (напомню, занимающейся пригородными пассажирскими ж/д перевозками),  так и с руководством Росгвардии. Последним я так же популярно и подробно обрисовал их статус юридического лица, т.е. фирмы, с чем руководство Росгвардии не могло поспорить.
Так вот, на вокзале я так же возмущался тем, что от меня требовали вывернуть карманы на наличие запрещенных металлических предметов, дело так же дошло до сотрудников в форме, закрепленных за данной территорией. Тогда я так же потребовал от них доверенность, ссылаясь на приказ МВД за номером 615 пункт 53. И они так же делали вид, что не понимают, что мне было от них нужно. Возможно, что они на самом деле не понимали, но меня это не волновало, и не должно было волновать в принципе. Потому что я знал и знаю, что такую бумажку им никто никогда не выдаст на руки, и я уже обозначил причину выше.
Данное требование можно И НУЖНО предъявлять ВСЕМ представителям каких-либо структур, причисляющих себя к  государственным. И если приказ №615 пункт 53 касается МВД, то наличие у представителя того или иного юридического лица доверенности ОБЯЗАТЕЛЬНО согласно юридическим нормам. Не имеет значения, представитель ли это силовых структур, или пристав, или судья, без разницы – доверенность ДОЛЖНА БЫТЬ на руках. То же самое касается и представителей министерства обороны.
А с ними еще интереснее. С 2010-го года все до единого военные комиссариаты, зарегистрированные в налоговом реестре юридических лиц, ликвидированы как организации. В ЕГРЮЛе юридически действительно только само министерство обороны, а военные комиссариаты выполняют совсем другие функции, такие как, например, госпиталей. Я, например, получил всю информацию по своему военному комиссариату, разумеется, юридически давно ликвидированному. Таким образом, деятельность лиц, работающих в этих учреждениях, представляется мне юридически сомнительной. Но даже допуская всю их легальность, все равно нельзя не потребовать от них доверенности как от представителей юридического лица – Министерства обороны.
Доверенность должна быть в наличии и у сотрудников банков, куда люди несут деньги на оплату ЖКХ, штрафов, кредитных обязательств.
Вот какая важная эта бумажка, наличие которой автоматом придает ее обладателю особый статус посланного далеко и надолго. Само так называемое роисянское руководство определило всю государственность в рамки частной собственности, своими руками переделало чиновничью массу в обычную коммерческую прокладку, лишая ее государственной значимости. Это называется банальным разводом на деньги, при котором люди не понимают, кому они платят и за что. Но все равно несут. И все это происходит с молчаливого согласия Кремля. А как Кремлю не быть согласным, если рубль принадлежит ЦБ, а ЦБ, напоминаю, неподконтрольная Кремлю частная лавочка? Именно ЦБ содержит все эти недогосударственные прокладки между народом и его правителями. Недогосударственные прокладки, которые не имеет смысла содержать.
Всего одна бумажка, и всего один приказ, обязывающий иметь ее при себе. Мне наплевать, поверите ли вы в это, мне наплевать, захотите ли в этом разобраться самостоятельно, мне наплевать, какие выводы вы сделаете лично для себя. Мне надо было узнать об этом – я узнал. Случайно, конечно, но тем не менее. И снова скажу: вся информация перед носом. Проверяйте, изучайте, анализируйте, не бойтесь задавать вопросы, как это делал и продолжаю делать я сам. Все в ваших руках, все в ваших головах.
Потому что ни у Кремля, ни у так называемых государственных органов нет ответов. И не может быть ответов.
Приказ 615 пункт 53 МВД хотя и адресован для внутреннего употребления, все же таит в себе куда больше адресов пользования и распространяется за пределы правоохранительной системы, которая бессильна против своих же собственных правил. Я убедился в этом не раз и не два, я убеждаюсь в этом постоянно, стоит только задать правильные вопросы ТЕМ людям.

7. Русофобия
Совсем недавно я получил отзыв на свой эпизод «Над пропастью во лжи», и начать нижеследующий материал хочу с некоего покаяния. Да, за мной есть такой грех как опечатки и огрехи в записываемых мною текстах. Все оттого, что я стараюсь как можно быстрее выразить свои мысли в строках и донести идею материала до возможного читателя. Я не смотрю на орфографию, пунктуацию и прочие недочеты во время набора текста на клавиатуре, и замечаю их только после размещения своих записей на литературных порталах, где я зарегистрирован в качестве автора. И то, не всегда. Всему виной моя лень заниматься редактированием, лишь бы мои идеи были понятны читателю. Конечно, я соглашусь с тем, что без элементарного исправления орфографических ошибок и с пропущенными предлогами и иногда словами читать и понимать меня сложно. Повторяю: это моя слабость – сделать как можно быстрее. И даже во время редактирования уже на литературных порталах я спешу, и косячу еще. Так что прошу прощения за свою спешку; я никуда не могу деться от этой своей проблемы.
Но то спешка, по вине которой я сотворил в своей жизни до хрена чего мне совсем не нужного. Потому что существует гораздо более тяжелый грех по отношению к тому, чему посвящена данная запись, к тому, что является лично для меня самым настоящим оскорблением, которое я наблюдаю повсеместно. Я говорю об издевательстве над родным языком. Над языком, на котором люди общаются между собой, которым пользуются для написания текстов. Я утверждал, утверждаю, и буду и дальше утверждать о недопустимости употребления родного языка теми, кто не умеет им пользоваться.
Я уже сказал о собственной невнимательности (в силу нетерпения), которую вряд ли смогу побороть, уж самостоятельно точно. Но моя невнимательность, думаю, в разы меркнет в сравнении с неграмотностью, а то и простым намеренным коверканием речи, захламлением родного языка заморскими обедненными по смыслу, или же мертвыми аналогами его, вошедшими в обиход повсеместно, даже напоказ, ради рекламы.
Самый простой и яркий пример – «идентификация», слово, применимое к неодушевленным объектам, подходящее для бездушной программы. Я привык больше определять, определяться, самоопределяться, и быть определяемым, опознавать и быть опознанным. Я не хочу быть идентифицированным, не хочу быть объектом, биообъектом, белковым телом, обезличенной субстанцией. У меня есть имя и фамилия, даже два имени и две фамилии, и я пояснял это в «Беге Черного лиса». Вот именно – имя и фамилия. Это машине присваивают номер для будущей утилизации, предмету в инвентаре прочих предметов. Или я не прав? «Идентификация» не пригодна в том языке, на котором я общаюсь с рождения в этом мире. «Идентификацией» пользуются объекты, смирившиеся со своей участью быть таковыми. А ведь это слово звучит повсеместно. Этим словом, в первую очередь, пользуются лица, называющие себя чиновниками, правителями. Этим словом они окрестили целые народы и приучили людей к тому, чтобы быть предметами, запустив это слово в обиход.
Другой пример – отсутствие заглавных букв в начале каждого предложения, отсутствие точек и запятых. Полное коверкание «чтобы» и «что бы», «не» и «ни», «вы» и «Вы». Вы можете обнаружить подобные огрехи даже в бегущей строке во время выпуска теленовостей в прямом эфире. Что уж говорить о бесчисленных названиях магазинов, торговых точек, и мест по оказанию услуг вроде парикмахерских или салонов красоты. Из ста вывесок с названиями всего три или четыре из них написаны правильно: заглавная буква, и дальше строчные. Яркими примерами могут стать уличные плакаты «ВЫБОРЫ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ», буквально пропагандирующие безграмотность, разрешаемую чиновничьей массой. А все очень просто: там, наверху, знать язык необязательно, там все цифры решают. Мертвые нолики и единички. Буквы и слова там не нужны, смысл там не нужен. Повторюсь: ТАМ, НАВЕРХУ, нужны цифры. Т.е. живые люди для них, наверху, не более чем безмозглые бездушные цифры, для которых смысл необязателен.
Поэтому английский язык с первого класса. Язык информативный, не имеющий смысловой нагрузки, где есть только «идентификация». В свое время об этом рассказывал юморист Михаил Задорнов, именно это он пытался донести в своих монологах со сцены. Я смотрел его с юных лет, я прекрасно понимал его тогда, и не мог понять тех, кто смеялся над его шутками в зале.
А однажды я своими глазами видел вывеску в окне парикмахерской: «Цирюльникъ». В тот момент я очень хотел задать вопрос тому, кому в голову моча звезданула блеснуть своими познаниями в русском языке, а какую роль в дореволюционном русском алфавите играл и в каких случаях в конце существительных ставился «ер», он же твердый знак? Я был больше чем уверен в том, что ответа на этот вопрос от человека, изготовившего такую вывеску, я не получу. Но ведь надо же было ему выпендриться? Надо же было как-то выделиться?
Зато я не поленился дозвониться в администрацию одного из орловских кинотеатров во время премьеры на эго экране западного кинофильма, снятого по сюжету компьютерной игры «Oblivion». И дизайнеры, сотворившие плакат с рекламой данного фильма, оказавшийся на стене кинотеатра, не нашли ничего лучше, чем написать английское слово «Oblivion» русскими буквами: «Обливион»! Я говорю даже не о переводе на русский язык, а о написании данного слова русскими буквами, которое стало однажды нормой. Разумеется, я не мог не спросить администрацию кинотеатра, а что означает сие слово? Мне сказали, что они не знают. Я спросил, а зачем нужен такой плакат в принципе, что это за маразм такой, на что в ответ они просто бросили трубку телефона.
Конечно, я не могу не пройти мимо такого человека как Шаман, распевающий песни о величии русского народа, собирающий толпы слушателей и фанатов. Все бы хорошо, молодец, пацан, который, кстати говоря, никогда текстовиком песен не являлся, и выступал в числе мало кому известной музыкальной группы. Естественно, что при таком раскладе это обычный проект определенного круга лиц, двигающих патриотическую линию в массы, но не в том дело. Просто на одном из своих концертов этот человек пел патриотические песни о своей гордости за русские корни, в то время как прямо за его спиной сияла яркая вывеска на английском языке: «SHAMAN».
Я вот о чем хочу сказать-то на самом деле: о грандиозной переделке русского образования на американский манер. Культивирование англицизмов, захламляющих мой язык, проходит в таких масштабах и в таком темпе, что просто диву даешься. А уродование языка вообще напоминает самую настоящую русофобию. Как будто говорить и писать правильно на русском языке это уже не этично. Смотрю на современную молодежь, на тексты в телефонах, которыми молодые, да и большинство людей, в тех же комментариях на Ютубе или при переписке в социальных сетях, и просто волосы дыбом – насколько испоганили язык. А ведь им ваши отцы и деды пользовались.
А все-то началось еще с церкви, препарировавшей буквицу, внесшей туда откровенную ересь, удалившую или трансформировавшую славянские символы.
Теперь вообще непонятно что с языком. Такое чувство, будто намеренно людей ведут к обезьяньему «у», «а», «о». К языку жестов, наконец. Что явно видно – отнимают у людей родной язык, заменяя русские, понятные и наполненные смыслом слова на информативные пустышки. Посмотрите на записи в своем паспорте: сплошь заглавные буквы. Знаете, почему так? Просто в римском праве, основанном на морском праве, сплошь заглавными буквами писали имена и фамилии рабов. Вы можете изучить эту тему.
Ничего не происходит просто так. Нет никаких недочетов и неточностей. И снова мы возвращаемся к ЦБ, к ростовщикам, к Кремлю. Им не нужны образованные люди, умеющие правильно читать и тем более писать, лишь бы галочку (даже не подпись) в нужном месте поставили. Образованные люди обязательно будут задавать вопросы, будут сомневаться, что-то читать, что-то изучать. А вот в цифрах ничего сложного.
Да, математика – царица наук. Однако помимо науки есть еще и духовное воспитание, что-то человеческое, что-то требующее осмысления и познания своего собственного места в этом мире. Я глубоко убежден, что без знания языка никакая наука не даст ответов.
Я коснулся сейчас своего больного места, на что я не могу смотреть спокойно, так же бездушно как холодная машина с цифрами внутри, с ноликами и единичками, аналогичными односложным «нет» и «да». Мне не нужна такая математика, где нет места саморазвитию, человечности, элементарному переживанию. Мне не нужна математика с обезличенными сухими цифрами. Это языки отличны друг от друга, описывая народы, пользующиеся ими, храня индивидуальные историю и традиции их, позволяющие им контактировать друг с другом, либо держаться друг от друга подальше. Цифры же всюду одинаковы. И мне не нравится как историю моего народа дербанят и уродуют в угоду цифрам, как захламляют живой смысл холодной заморской машинописью, выдавая этот процесс за эволюцию языка.
Это неизбежная деградация. Те, кто не понимает, кто умышленно уродует русские слова, и еще имеет наглость гордиться этим… Не имеют такие люди права пользоваться родным языком.
Я не лингвист и не учитель. Я так же ошибаюсь в написании, я спешу написать, и оттого в моих текстах хватает недочетов. Я не делаю так намеренно, и я не горжусь этим. Лень - моя вина, не скрою. Но я не пропагандирую и не культивирую то, что происходит с моим языком на моей Родине.

8. Моя борьба
Нет, я не хочу ни с кем воевать, даже несмотря на то, что открытым текстом выражаю свою ненависть всем тем, кто смеет называть себя чиновничьей массой и кто имеет к ней то или иное отношение, и не боюсь прямым текстом назвать их бандитами и врагами народа.
Но давайте я упомяну о своем звонке на горячую линию ФНС, сотрудники которой консультируют людей по вопросам налогообложения от имени данного юридического лица, за что получают неплохую (я в этом уверен) зарплату. Итак, я позвонил (88002222222) и задал оператору в юбке вопрос, проще которого для представителя Федеральной налоговой службы не бывает: в чем смысл данной организации и какую функцию она выполняет?
-Я сейчас уточню, - услышал я в ответ от представителя Федеральной налоговой службы.
ОТ ПРЕДСТАВИТЕЛЯ, ****Ь, ФЕДЕРАЛЬНОЙ НАЛОГОВОЙ СЛУЖБЫ! ОНА, *****, СЕЙЧАС УТОЧНИТ, ЧЕМ ЗАНИМАЕТСЯ ФЕДЕРАЛЬНАЯ НАЛОГОВАЯ СЛУЖБА! ПОСМОТРИТ, *****, В ИНТЕРНЕТЕ!
(И я не собираюсь просить прощения за ненормативную лексику).
После этого мадам пропала минут на пятнадцать, и все эти минуты я слушал в трубке телефона какую-то мелодию. Я сразу сделал вывод, что этот человек, как и ВСЕ остальные, в чью задачу входило сидеть на трубке телефона и отвечать на звонки, НИХУЯ ****Ь, не знает о своей работе! Они приходят, *****, в эти конторы, чтобы сидеть на своих жопах ровно, красить ногти, раскладывать «Косынку», «Паука», «Солитер» на компьютере, и получать, сука, деньги за свой бессмысленный, нахуй, треп! И так происходит в большинстве организаций, если не в каждой. Люди, являющиеся их сотрудниками, просто нихуя не знают, чем они занимаются. И советую посмотреть всем тем, кто прочтет эти строки, ознакомиться с художественным фильмом «После прочтения сжечь». Очень в тему, рекомендую к просмотру.
О, по номеру 88002222222 я звонил очень часто, по нескольку раз в день. Я задавал им вопросы, о которых человек, занимающийся тем, что наводит порядок в мусорных баках и подбирает вокруг них бумажки, не должен иметь никакого  представления.
-Вас не удивляет, что Вас, которая должна заниматься вопросами налогообложения на профессиональном уровне, спрашивает обычный грузчик мусоровоза? – недоумевал я, общаясь по телефону еще с одной мадам из той же команды консультантов, - Почему я задаю Вам вопросы, на которые я знаю ответы почти во всех подробностях, и Вам ответить нечего? Вы же обучались чему-то, посещали, ****ь, занятия, что-то, нахуй, конспектировали. Или Вы нихуя не посещали и не конспектировали? Или вас там, тормозов, набрали с улицы и посадили за компьютеры с подсказками?
Да, ****ь, да, в тех вопросах, что я задаю всем этим так называемым чиновникам, уже содержатся ответы…
Позвонила недавно мне матушка (я общаюсь по телефону с ней каждый день) утром. В Сети прочитала новости о том, что в аэропорту в Москве сбили дрон, об этом сообщил мэр Москвы Собянин.
-Знаешь, а я вот письмо отправил в Генеральную прокуратуру, - поделился я в ответ, - Задал им вопрос: кто разрешал юридическому лицу «Администрация города Орла» (ОГРН 1 0 2 5 7 0 0 8 3 1 6 4 0) поднимать цены за проезд в общественном транспорте? На основании какого нормативно-правового акта они имеют право поднимать цены? Потому что кроме жалобы перевозчиков у них нет больше никаких оснований это делать. Какой закон разрешает поднимать цены? За что я должен, ****ь, платить? Остановки не оборудованы ни обогревом в мороз в минус двадцать, ни кондиционерами в плюс тридцать, маршрутку надо ждать по пятнадцать минут. Маршрутки убитые, маршрутки тесные: водила набивает салон так, что люди как скотина готовы срать друг на друга, а иначе план по перевозкам не выполнит и зарплату не получит, дороги разъебаны. За это я платить должен? Я губернатору Клычкову прямым текстом обозначил свое отношение к подобному подходу в отношении людей, он в ответ обижается, мол, я его оскорбляю. Потому что я так и сказал губернатору: Вы самозванец после 17.03.1991-го года. У Вас ни одной бумаги, подтверждающей законность ваших полномочий и деятельности, нет на руках. Зато у меня есть выписка из налогового реестра о том, что областная администрация является юридическим лицом, фирмой, частником, лишенным полномочий законы и постановления издавать.
-Вам втирают про эти беспилотники, неизвестно кем собранные, чтобы вы вопросов не задавали о том, какой бардак в каждом городе, на каждой улице творится, - продолжил я, - Вот они атакуют все эти НПЗ и топливные хранилища, а потом цены на бензин и солярку взлетают, и растут цены на ЖКХ и на продукты. Отличное оправдание для этих ебучих торгашей, чтобы побольше содрать за свое гавно, которое мы жрем каждый день на завтрак, обед, и ужин. Но об этом вам не рассказывыают. Вот что меня интересует: куда бабло девается, за что, и кому, и почему я должен платить? Вот о чем я Генеральную прокуратуру спрашиваю в своем письме. И ответить им будет нехуй. В моем вопросе ответ в подробностях. Так что не надо мне про дроны рассказывать, они в *** мне не впились.
У орловской администрации нет денег, чтобы ливневки в порядок привести, чтобы улицы после первого же сильного ливня не затопило. Орловская администрация, ****ь, даже, сука, не в состоянии речку от мусора почистить! Тендер, *****, проводит, чтобы частники мусор убирали! Это что, сука, за ****ство? Нахуй вы, ебучие посредники, нужны тогда?! Вы ЧАСТНИКИ, НЕТ У ВАС НИКАКИХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПОЛНОМОЧИЙ, ВЫ ТОЛЬКО ДЕНЬГИ С ЛЮДЕЙ СОБИРАЕТЕ! Ваши сотрудники, у которых нет доверенности представлять вас и вести деятельность от вашего имени, нихуя толком не знают! Они не знают даже, в какой организации они работают, *****!
Люди идут на выборы. Зачем? Что вы там выбирать собираетесь? Управляющую компанию, владелец которой не поменяется и ему похуй кому платить? Вот вам пример – губернатор Орловской области Клычков Андрей Евгеньевич. Это человек, представляющий «КПРФ», который благодарность от Путина получил за свою деятельность на своем посту. Вы можете спросить, а за что благодарность-то? Ну, за освоение федеральных денег, потраченных на то, на что Москва велела их потратить. Отличная благодарность, не правда ли? Благодарность за то, что не растащили, а если и растащили, то совсем немножко. Повторяю, губернатор Орловской области, представляющий «КПРФ».
Так, за что еще я должен платить? А, за ЖКХ, т.е. не за саму воду, электроэнергию, и газ, гарантированные на конституционном уровне, а за доставку их в мой дом. Давайте поинтересуемся, а кто именно занимается доставкой энергоресурсов в жилые дома и квартиры? Взять, хотя бы, «Газпром». Кто является учредителем этой организации? Вы не найдете в ЕГРЮЛе такой информации. Я спросил у ФНС, кто является учредителем «Газпрома», того, которым рулит Миллер. Мне сказали, что ФНС не владеет сведениями об учредителях «Газпрома». Я задал логичный вопрос: а как можно зарегистрировать юридическое лицо без указаний сведений о его учредителях, т. е. о его создателях? Нет ответа. Но, тем не менее, «Газпром» продолжает свою работу. Вот то же самое касается всех остальных организаций, занимающихся добычей полезных ископаемых и доставкой их людям. Есть ли у этих организаций лицензии на подобную деятельность? А если, ЕСЛИ, есть, кто и когда их выдал, и есть ли на этих документах государственные печати? Ведь только государство может давать право на осуществление такой деятельности. При условии, конечно, что есть само государство.
Всем просто похуй. Люди идут работать (протирать портки) в такие серьезные организации, что-то там ковыряются, копошатся, что-то подписывают, отвечают на звонки, но не имеют ни малейшего представления о том, что они делают. Потому что просто похуй. И оттого ответы на мои вопросы приходят не в тему, бессмысленные, с извертками и переформулировками моих же вопросов. Никому, нахуй, ничего не надо. Все хотят просто отсидеть в своем кресле восемь рабочих часов (как же они, суки, устают, несчастные, на рабочем месте) и съебаться домой, а еще лучше, съебаться пораньше.
Собственно говоря, повод-то имеется, много поводов. Все это мрази, и другого отношения или смягчения терминов и определений в их сторону у меня нет. Все это оккупанты, банда, паразитирующая вот уже сорок лет на теле моей страны, великой страны, никуда не девшейся официально, и добровольного законного выхода меня из гражданства которой она не в силах доказать после всех моих требований. Я продолжаю бить их в одну точку, хотя понимаю, что разговаривать – не их тактика, что они понимают всего один язык.
Мне совсем не жаль их, никого из этой массы, которая даже на элементарные вопросы ответить не в состоянии. Всего одна ошибка – этот домик рассыплется быстрее карточного. И они это знают, поэтому я не боюсь говорить с ними так, как они того заслуживают с моей стороны. Я не изменю своего к ним отношения, что бы они не делали и какие бы благостные (?) для моего народа решения не принимали.

9. Еще одна жизненная потребность
Телевизор. О, да, наряду с потребностью в пище, в еде, во сне, в крыше над головой телевизор давно приобрел статус еще одной жизненной необходимости. Потребление информации встало в один ряд с естественными инстинктами людского выживания. И как мне понятны люди, отстранившиеся от этой фальшивки, переставшие обращаться к ней за очередной порцией мусора. Я тоже не смотрю телевизор, даже спортивные каналы, даже каналы вроде «Дискавери». Вообще не касаюсь этого ящика.
Потому что телевизор давно стал зомбоящиком. Как так получилось? Да с самого первого дня своего существования этот агрегат таит в себе основную и единственную функцию – втирать в массы пропаганду. Труда ли или образования, как было при советской власти (и я целиком поддерживаю такой вид пропаганды), здорового образа жизни, культуры и воспитания (с чем я так же согласен), любви к Родине, патриотизма. Даже осуждения аморального образа жизни и негативного поведения в обществе. И все это было в советском телевидении. Было. Да, было. Взять, хотя бы, советское кино, советскую эстраду, советские театр и балет. Наряду с новостями из ЦК, о сборе урожая, и достижений в аграрном секторе и науке, все вышеперечисленное транслировалось на советских телевизионных экранах регулярно.
В двадцать первом веке роисянское телевидение воспитало поколение, которому советское ТВ убедительно кажется убогим, если не сказать хуже. В двадцать первом веке роисянское телевидение уступило место убийствам, изнасилованиям, грабежам, киношным и из криминальных хроник, пошлятине и откровенной порнографии, жажде наживы и обсасывании раздора среди людей, катастрофам и бедствиям. Войны, стрельба, насилие во всех его проявлениях, коррупция. До хрена телевизионных каналов, а смотреть-то и не на что. Конечно, я не говорю о кабельном телевидении, где можно отыскать годноту: чему-то научиться или отдохнуть после работы и развлечься. Вот именно, что речь идет о федеральных каналах, государственных. Но вопрос: государственных ли? Кому принадлежат все до единого СМИ, даже те, которые, якобы, независимые? Конечно же все они частные, такие же фирмы, зарабатывающие деньги на мегатоннах рекламы, пропагандирующие грязь и ложь ради рейтингов и удержания власти в руках их владельцев. Ради отупения и деградации тех, кто их смотрит.
Какой бы федеральный канал не включить – сплошь нерусские физиономии, лица нетрадиционной сексуальной ориентации, бывшие бандиты, наворовавшие миллионы, попьё и духовенство. Полным полно скоморохов – певцов, актеров, спортсменов. Как будто им уже мало их рабочего места: сцены, съемочной площадки, спортзала, как будто они настолько стали неважными в современных реалиях, что ищут свободную минутку для саморекламы. А так оно и есть. Потому что все это однодневки. Или же боящиеся забвения бездари, творчество и достижения которых не стоят и гроша ломаного. Дают интервью, высказывая свое мнение на распиаренные в СМИ темы, ворошат собственное прошлое – лишь бы хоть кто-то услышал, кто-то обратил внимание. Ведь 90% процентов всех этих «звезд» раскручены именно СМИ, именно всеми этими чертовыми частниками. А цель любого частника, напоминаю, прибыль. Вот и лезут в телевизор все, кому ни лень, готовые очко или манду свои подставить ради денег и сомнительной славы. Ну, кому-то больше повезет с родителями при больших деньгах или со связями.
Все это и без меня многим известно и понятно.
Но особое место в этой телевизионной выгребной яме, и еще в моем отношении к роисе, занимают ток-шоу. Последние лет десять-пятнадцать точно роисянское ТВ зиждется на ток-шоу. Не знаю, как это дело происходит на западе, я таким вопросом не задавался, но я уверен в том, что содранный оттуда роисянским ТВ телеформат ток-шоу – не просто выгребная яма, а самая квинтэссенция фекалий с копошащимися в них опарышами.
Первым роисянским ток-шоу на экране телевизора для меня стала «Тема», спроектированная Владиславом Листьевым, которую он еще и вел с микрофоном в руках. И тогда я не вникал в смысл обсуждаемых там вопросов. Мне просто нравилось слушать ведущего, нравилось, когда он задавал вопросы, и на них отвечали. Мне нравилось само общение, нравилось что тема сформулированного вопроса развивалась. Владислав Листьев умел это делать, в тот период времени это был народный любимец именно благодаря своему таланту говорить. И я уже упоминал об этом в одной из своих работ – «Суббота».
Современные ****оболы (и окрестить их цензурно у меня не поворачивается язык) немного отличаются от тех балаболов, которыми стали все засветившиеся в «Теме» Листьева люди за все время моего взросления и осознания происходящего на моей Родине звиздеца. Что тогда, что сейчас это люди, не имеющие к русскому и советскому народу никакого отношения. Это люди, чьей задачей было и остается вливать в уши народа помои, врать, забивать головы бесполезным мусором, а то еще хуже: в завуалированной форме или же прямым текстом заявлять о своей ненависти к этому народу, желать ему кануть в небытие, желать ему всего самого худшего, насмехаться над ним, унижать и оскорблять его прошлое, его обычаи и традиции. Что тогда, что сейчас это все люди, поливающие мой народ и мою страну, великую и большую страну, грязью. Это люди, сеющие ненависть между народностями, являющимися Гражданами моей страны, открыто призывающие к убийству ими друг друга. Это люди, которые не стесняются призывать ненавидеть всех остальных, населяющих территории за пределами моей Родины, мол, они наши смертельные враги.
Это люди, при не последней помощи которых роисянское телевидение до гигантских размеров раздувает проблемы в межэтнических отношениях, а то и вовсе придумывает истории на почве конфликтов между представителями разных рас. Причина одна, и она проста как обоссаный веник: разделяй и властвуй. Не хочу опускаться до уровня ксенофоба и антисемита, но в большинстве своем это люди еврейской национальности. Как, например, Владимир Соловьев, открытым текстом заявляющий о своих еврейских корнях, о том, что он гордится своей национальностью. А теперь послушайте или же вспомните, что он говорит в своем ток-шоу на ТВ в окружении приглашенных «экспертов», и как ведет себя с теми, у кого свое собственное мнение. Но вся соль состоит в том, что это самое собственное мнение – часть того же шоу, показной эмоциональный момент, психологическая манипуляция над зрителями по ту сторону экрана. Ведь зрители в студии - проплаченная массовка, такие же участники одного и того же действа. В этом заключается смысл любого ток-шоу: ВСЕ В ДОЛЕ.
ВСЕ В ДОЛЕ происходит на экране телевизора во время обсуждения политической деятельности: во время выборов, во время оплевывания политиками друг друга, во время высказывания негативных эмоций по поводу тех или иных важных событий в мире, будь то война, или теракт, или те же выборы президента где-нибудь в США или в Европе - не имеет значения. Все в доле, все имеют свой процент, все отщипывают от одного и того же пирога. То, что происходит на ток-шоу Соловьева, Скабеевой, Шейнина – часть глобального представления. Не забывайте, что ВСЕ СМИ принадлежат частникам, каждый из которых контролирует свой территориальный кусок. Такой принцип работает для любой аудитории.  Потому что капитализм, основанный на эксплуатировании всего самого низменного и мерзкого – одна глобальная система.
Люди, представляющие телевидение, делают все, что говорят им их боссы. И когда в новостных блоках муссируется тема, к примеру, гомосексуализма, мол, вот смотрите на Европу, на ее ценности, на то, что однополые браки это для Европы норма, как и норма родитель №1 и родитель №2, я понимаю, что журналисты искажают и перевирают большую часть представленного на эти темы материала. Или взять протесты во Франции по поводу непопулярных для народа реформ. Граждане дают журналистам интервью, разумеется, на своем родном языке, но перевод не совпадает от слова совсем, и информация преподносится зрителям совсем иная. Ибо расчет именно на такую аудиторию, которая не знает языка, либо язык намеренно приглушен и звучит только перевод.
Замутнение  картинки, особые ракурсы камеры во время съемки репортажа, прогон одних и тех же кадров с искусственным изменением времени, компьютерный монтаж – поверьте, люди, ворочающие миллиардами, не стесняются преподносить то или иное событие в новостных репортажах самыми изощренными, но выгодными только им способами.
А потом, после блока теленовостей, в эфир сразу же пускают, например, «60 минут» со Скабеевой, которая ничем не отличается от Соловьева, от Шейнина, от Михеева, от Киселева, и прочих лизоблюдов Кремля и банковской мафии за его спиной. Начинается перемалывание вранья новым враньем, с участием все тех же ряженых «экспертов», которые получают немалую денюжку за свое участие в этих ток-шоу. Начинается спектакль с  плохишами и героями в главных ролях, звучат самые разные призывы, обсирания, даже показушное рукоприкладство для придания правдоподобности так называемых страстей.
Вы думаете, ток-шоу вроде «Большой стирки» Малахова или «Пусть говорят», «Мужское/Женское»  чем-то отличаются? Все те же «эксперты», ковыряние в чужом белье, в личной жизни, семейные разборки – все то же самое. Участники получают процент, ведущие получают процент, массовка получает процент. И еще большая прибыль уходит телеканалу за всю ту же рекламу.
Быдлу нужны хлеб и зрелища. И зрелища должны быть яркими, чтобы быдло не могло оторваться от экрана телевизора, чтобы события на экране затмевали собой действительность со всеми ее трудностями: долги, кредиты, развалившееся жилье, тысячи их. Телевизор умело рисует образ внешнего врага, чтобы жажда справедливости была направлена подальше от пастухов, стригущих стада баранов незаконными поборами и занимающихся открытым разграблением народов. И бараны покорно делают свое дело, позволяя всяким поганых коммерсявкам зарабатывать на них еще больше.
Это делается во всем мире. Расовая ненависть с экрана телевизора воспитывается повсюду в угоду отдельным лицам. За эту ненависть я должен уважать роисянское ТВ, не терпящее случайных людей, чьи таланты обязательно направят только в одном направлении? За толпы идиотов, ведомых зомбоящиком, призываемых ненавидеть и делать все во имя интересов частников с карманами, набитыми миллиардами, и ведущих откровенные враждебные действия против моего же народа?
Я буду лучше смотреть советское ТВ или то, что мне хочется найти на Ютубе, и презирать всех тех, кому нужны такие «зрелища», чем стану одним из них, наученный перерезать глотку за какого-то там дядю, который даже на карте мою страну не найдет.

10. Венцы творения
«Сбербанк», «Совкомбанк», «Россельхозбанк», «Тинькофф», «Альфа-банк» - этот список длинен. Плюс, МФО, которых еще больше. Все это не более чем ростовщики, продающие деньги за деньги. Ведь ни у одной из этих организаций своих собственных денег нет и быть не может, поскольку печатный станок принадлежит ЦБ. Это ЦБ выдает им деньги под те же проценты, таким образом являясь самым крупным роисянским ростовщиком.
Это такая мошенническая схема. Ни у одного ростовщика нет лицензии на кредитование физических лиц, нет там в их лицензиях таких слов. Ростовщики могут выдавать кредиты только юридическим лицам. Однако, у ростовщиков есть лицензии на операции с ценными бумагами, такие как  размещение и привлечение. Кредитный договор без живой подписи заемщика ничего ценного из себя не представляет, по сути, остается обычной писулькой, с которой можно в туалет сходить. Как только там появляется живая подпись, эта бумажка превращается в ценную бумагу, на которой ЦБ вполне может заработать немалые деньги, что, собственно, и происходит по факту. Потому что заключенный с ростовщиком кредитный договор, заверенный живой подписью заемщика, отправляется в ЦБ.
Почему в случаях полного погашения кредитного займа или же при обращении в суд из-за просроченной задолженности ростовщики не предоставляют ни заемщику ни судье оригинал или копию такого договора? Все очень просто: заключенный договор с ростовщиками должен гарантировать равенство в получении прибыли обеими его сторонами. Заемщик получил необходимую ему сумму, ростовщикам повышают рейтинг, ЦБ заработал свою долю за операцию с ценной бумагой. Проблема лишь в одном: проценты. Т.е. заемщик вернул ростовщику больше чем получил, а значит понес существенные убытки, что означает прямое нарушение того самого гарантированного с ростовщиком равенства. И это смысл кредитного договора. Это типичный и открытый развод на деньги. Обман, лохотрон. Я уже говорил, но скажу еще раз: за подобные деяния в средние века ростовщикам в Европе рубили на площадях головы при всем честном народе. Потому что получение процентов и есть мошенничество, одна из его форм.
Мало того, что ростовщики разводят людей на деньги, требуют вернуть долг, так дело еще доходит до контор, занимающихся выбиванием этих долгов. И там уже возможны угрозы физической расправы над должником (человеком) или его близкими, передачи личных данных должника (человека) в публичный доступ, физического ущерба имуществу должника (человека). Другими словами, ЦБ закрывает глаза, нет, дает отмашку ростовщикам на вымогательство и откровенный рэкет, помимо обычного мошенничества. Лица, занимающиеся тем, что прозванивают должников (людей) или приходят к ним домой, задают вопросы личного характера, мол, с кем Вы проживаете, с кем Вы спите, есть ли у Вас дети, что Вы употребляли в пищу на обед, на мой взгляд, да и со стороны здравого смысла, ведут себя, очень мягко говоря, по отношению к людям по-скотски. Будто должник это второсортное существо, о которое можно ноги вытирать. Не сомневайтесь, ЛЮБОЙ ростовщик считает так же, считает себя венцом творения, а всех к нему обратившихся – вторсырьем. Потому что обман открытым текстом, но люди все равно идут быть обманутыми.
Знаете, как я думаю? Из средневековой Европы вся эта мерзость пришла на мою территорию, к моему народу, пустила здесь корни, процветает, никем не гонимая, чувствует себя на моей земле более чем комфортно. Ей дали волю, полную свободу действий. Ростовщики опустили людей ниже плинтуса своими подачками и грабежом. Я считаю, их мало просто пинать. Я открытым текстом заявляю, и ЦБ в курсе моих заявлений, поскольку я без стеснения общался и общаюсь с ним в письменной форме, о том, что приравниваю ростовщиков к террористам, ведущим открытую преступную деятельность против моего народа и моей страны. Причем, эта деятельность имеет оттенки расовой неприязни к моему народу, который банковская мафия ненавидит больше всех остальных народов, ибо он вполне в состоянии прокормить и обеспечить себя всем необходимым без сторонней помощи, владея землей и природными ресурсами. Я считаю, что ростовщиков нельзя судить за их деятельность, что суд для них – слишком мягкая участь.
Это подлинные враги рода людского, биомусор, самая мерзость, которую могло породить человечество. Я открыто ненавижу эту вонючую гнилую массу, отребье, за копейку готовое на любую гнусность. Много великих людей выразили свое отношение к ростовщикам, подобное тому, что выражаю я потому, что ростовщики куда более реальная и серьезная угроза моему народу и моей стране по сравнению со всякими НАТО, там, международным терроризмом, фашизмом. Фашисты вот они, не скрываются, пускают рекламу своих услуг в СМИ, ведут активную деятельность, законность которой остается под большим сомнением.
Да, в свое время я тоже сыграл в их игру, оформив в кредит ноутбук, необходимый мне для литературной деятельности. Тогда ростовщики показались мне куда более простым вариантом приобретения, чем обычная покупка без всяких посредников. Тогда я просто не знал обо всем этом, и был счастлив, получив возможность щелкать клавишами клавиатуры и слушать любимую музыку: как же, мой собственный ноутбук. Прорыв. Ценой такому «прорыву» была единственная мысль о возврате денег с процентами, с которой я просыпался и ложился спать каждый день, не покидавшая меня ни на минуту. И как же я был доволен от осознания того, что сбросил, наконец, с себя этот ошейник, давящий на меня все эти тринадцать месяцев долга. Сколько прошло с того времени? В районе двадцати лет, кажется? С того момента я зарекся обращаться к ростовщикам. Всякое может случиться: сегодня ты работаешь, завтра – нет. И ростовщикам по балде, какие у тебя проблемы. Они не знают обычного человеческого сострадания. Сколько денег я выкинул в пустоту, не зная о том, что «Русский стандарт» пошел мне на встречу, о чем я так же рассказывал в «Беге Черного лиса».
Люди суетятся, оформляя банкротство, нервничают, тратят свое здоровье, чтобы освободиться от неподъемных долгов. Зачем? Не проще ли просто и так же открыто и нагло «кидать» эту ростовщическую мерзоту на крупные суммы: на сотни тысяч и миллионы? Я считаю, их НАДО бить их же методами, и это самый мягкий способ заставить ростовщиков прекратить свое бесчинство, заставить уважать мой народ и мою страну. Хотя про себя, я готов на самые жесткие методы воздействия (и как же я жалею, что Джон «Пила» Крамер – вымышленный персонаж), вплоть до обращения к законам военного времени при первой же подвернувшей возможности. Я не скрываю, что хочу вышибить ростовщиков всех до единого вон с моей Родины, чтобы они раз и навсегда забыли дорогу обратно. Ни в коем случае их нельзя ставить на колени, нельзя вести с ними переговоры в силу их хитровывернутости, с ними нельзя даже думать о компромиссе. Только гонения, и точка.
Эти существа наживаются и на тех, кто хочет по-людски жить и развиваться, но не имеет на то достаточных финансовых возможностей, и на тех, кто хочет идти в ногу со временем. И даже на тех, кто просто зависим от технологий, развращающих сознание по задумке той же банковской мафии, тех же ростовщиков. Они наживаются на всем, до чего могут дотянуться их руки. Повторяю: ростовщики не считают людей за людей. Люди для них ТОЛЬКО товар. Безмозглый, отупленный товар. Ростовщики всегда найдут лазейку высосать из человека еще, высосать максимум, высосать до нитки.
Со слов ЦБ, 02.03.2024 в Госдуму внесены изменения, касающиеся тех, кто уходит на СВО с кредитами за плечами. Согласно данных изменений, этим людям, после их возвращения с фронта, списываются проценты, и ТОЛЬКО проценты. Но не тело кредита. Это значит, что даже после списания процентов человек, рискующий вернуться с фронта полным инвалидом, остается должником. Ростовщикам наплевать не гражданский долг перед страной, на патриотизм. Им важно получить лишь свое. Получить любой ценой. Это РОСТОВЩИКИ Родина, это их интересы должны защищаться в первую очередь, ради их интересов люди должны рвать друг другу глотки, чтобы, не дай бог, им долги не вернули. И ростовщики в самом деле так считают. Это основная идея банковской мафии: быть на самой вершине, быть выше всех норм и правил. Они же венцы творения. Они могут все. Им позволяют все, ибо они и есть нормы и правила.
17.03.1991-го года ростовщики захватили власть в моей стране, обманом отняли у моего народа государство, указали людям их место, обнажив свои мерзкие пришлые физиономии. Их законы не имеют никакой юридической силы, придуманные только для защиты их собственных интересов, распространяющиеся лишь на морское дно. Их законы лишены правовой легитимности, приравненные к требованиям обыкновенных захватчиков и террористов. У ростовщиков нет своей собственной территории, их территория там, где власть денег, которые можно содрать обманом с доверчивых физических лиц. Да, для ростовщиков граждан нет, есть физические лица. Физические лица бесправны, так хотят венцы творения.
Но они никакие не венцы творения. Это обычная мафия, преступники, вымогатели, обманщики. Не должно их быть на моей земле, на моей Родине.
Но, чисто, похуй (ЧПХ), не так ли?


1.Проект дроун-эмбиент «Вне Красного лабиринта»

В движении (40мин. 00сек.)

Интродукция.
Неприятное место, кажется, даже от солнца отгороженное беспросветной серой завесой туч. Мелкий моросящий дождь кажется вечностью, начавшийся еще с прошлого утра. Ни ветра, ни звуков воронья. Проселочная дорога разделяет бескрайнее поле именно здесь, и нет никакой возможности обойти этот памятник, надолго сохранившийся с каких-то незапамятных и в то же время совсем недавних времен. Как будто еще не растаял в холодном сыром воздухе запах дыма, но тем четче я слышу треск костра с того мгновенья, как я оказался здесь.
Я всегда там, где самый верх и самое дно. И я ступил на эту дорогу только ради того, чтобы пройти через единственное место на всем ее протяжении, сохранившее людской ужас, что творился здесь когда-то и сохранившее борьбу против животного естества, что придумал Всевышний.
Я слышу крики боли и предсмертные стоны, когда кричать больше не хватает сил. Похожи ли они на крики чаек над безмолвными волнами, бесконечно раздающиеся со всех сторон, резкие и пронзительные? Мне бы хотелось, чтобы я слышал их насыщенность неподдельными страданиями, но вместе с тем они не пронзали мой слух и рассудок стальными и безжалостными остриями. Чтобы мягко вспыхивали и затухали плавно, не оставляя ни малейшего следа после себя. Я думаю, что мне удастся достичь желаемого эффекта, стоит мне еще раз попасть сюда. И думаю, что даже сейчас я могу исправить свои впечатления, если отстраниться от эмоций и просто слушать и наблюдать.
Множество деревянных столбов, пропитанных дождем - покосившихся от времени, черных и обугленных - окружает меня, разделенных друг от друга дорожной слякотью. Объятые жгучим пламенем, они вовсю полыхают, несмотря на прошедшие годы, и сырость и холод наступившего дня. Я вижу агонию людей - смелых сильных мужчин и прекрасных хрупких женщин, обвязанных цепями для свершения казни, чьи предсмертные крики и стоны тонут в ярких языках огня. После сожжения несчастных закапывают здесь же, глубоко в земле. Но даже земля не может заглушить их прежних страданий.
Их обвиняли в самых безумных преступлениях, наказанием за которые всегда была такая ужасная смерть. Большинство из этих людей были просто оболганы завистниками, обычными невежами, или же другими преступниками, чьи показания зачастую выбивались при помощи не менее страшных физических мук. Многоголосье судей, зачитывающих приговоры, наполняет это место давящим, невыносимо плотным фоном, возвращая из небытия хаос происходящего действа. Против воли хочется слышать сжигаемых живьем людей, чтобы просто не сойти с ума.
За изучение окружающего им мира, за изучение истории и вопросы, неугодные ни их правителям, ни обычному «темному» большинству, за свои убеждения, за отвергнутую любовь – причины было нетрудно найти и озвучить. Впрочем, причина подобной жестокости заключалась в одном – в нарушении заготовленных для невежественной толпы рамок и норм, гарантирующих безопасность и удержание власти теми, кому всеобщее невежество шло только на пользу. Теми, кто хотел держать толпу в невежестве как можно дольше. Ведь далекая от естественных законов мироздания толпа непременно выйдет из-под чужого влияния, что чревато потерей власти и абсолютным крахом для тех, кто привык паразитировать на людском естестве.
Я слышу, как шипит плавящаяся кожа всех этих несчастных мужчин и женщин, как выгорает их плоть, превращая их тела в черную массу. И все это на фоне молитвенных речей священников, которым на самом деле плевать, но которым на самом деле страшно от одной только мысли оказаться в огне, привязанным цепями к столбу.
То власть священников, перед которыми трепещут в страхе даже могущественные цари, короли, и императоры. То власть священников, в своем уровне познаний о законах природы ничем не выделяющихся от невежественной толпы. Все в руках Господа, пути Господни неисповедимы, так хочет Господь – это предел их осведомленности. Хотя, конечно, им известно чуть больше чем недалекому обывателю, не задающему никаких  вопросов: зачем ему знать то, что не влияет на его интересы, на его привычный уклад жизни? Большинству нужно знать лишь про вечное блаженство и вечные муки после смерти. И про то, как поведение в ЭТОЙ жизни отразится на дальнейшей судьбе по ту сторону физического бытия. Все потому, что правила поведения неграмотной толпы в ЭТОЙ жизни прописаны теми же, кто получает материальную выгоду от такого поведения.
И все, что остается охваченным огнем несчастным, слушать приторные речи о безграничной любви Господа, о прощении грехов, о прощении стремления их быть чуть более образованными, более честными и благородными, более живыми.

Молитва.
Огонь не единственное орудие. Я много слышал, например, о камнях, которыми забивают закопанных по плечи в землю людях. Или о распятии на кресте заживо. Это из-за любви или же из-за раболепия перед Творцом, пути которого неисповедимы, а потому жизнь людская ничего не стоит настолько, что с ней можно покончить самыми изуверскими способами во имя недостижимого в своих возможностях вследствие ограничений элементарным невежеством сознания. Священники разрешают поступать так во имя кормящей их религии, все подробности которой известны только им.
Там, откуда я родом, люди и слыхом не слыхивали ни о каких священниках, о том, какие величественные храмы возводят для них. Там, откуда я родом, люди почитают отца и мать, живут и соблюдают законы мироздания, не подчиняют мироздание своей воле, не губят окружающий мир ради собственных прихотей, познают и передают свои познания потомкам ради сохранения естественного равновесия. Там, откуда я родом, звуки и голоса раздаются из каждого уголка этого мира, и это бесконечное разноголосье не умолкает ни на миг.
Но я слышал о целых расах, вырезанных огнем и мечом в угоду священникам и их проповедям любви и раболепия перед Творцом, о котором даже они ничего не знают. Я прошел по тем землям, я видел потомков тех, кто сдался и пал перед священниками на колени, кто позволил надеть на себя этот Господень ошейник. Я слышал лишь тишину, сопровождаемую бледным неразборчивым шепотом.
Теперь я стою на руинах такого храма под монотонное тяжелое биение колокола, придающего неразборчивому шепоту в тишине медленный, будто погребальный ритм. Некогда это был какой-то фантастический в своем великолепии храм, самая цитадель лжи проповедников, куда невежественные толпы несли тяжким трудом заработанные деньги на пожертвования, ведомые гипнотическим колокольным звоном. Да, Господь всемогущ, но невероятно беден раз не может обеспечить своих прислужников достойными, нет, шикарными кровом и одеждой. А может быть, Господь, просто наплевал на то, как должны выглядеть его прислужники, в каких храмах они должны читать свои проповеди, насколько нарядно одеваться, пользоваться ли им для перемещения по бренной земле собственными ногами или при помощи технических приспособлений, прибегать ли им к услугам телохранителей и личных поваров? Или Господь позволил своим прислужникам больше, чем невежественной толпе? А вдруг священные писания, вбиваемые в темные головы, имеют двоякий смысл?
Но невежественная толпа идет в храм по приказу тяжелого колокола. И вот уже священники начинают свои молитвы. Да, голоса их прекрасны, голоса их завораживают. Голоса их изгоняют из головы все вопросы и подозрения, все мысли, все сомнения. Даже руины помнят всю сладость их, от которой не можно освободиться, и слезы сами собой наворачиваются на глазах.
Однако внезапен и ужасен в своем всепоглощающем раскате грохот взрыва и разрушения. Как безжалостно были замылены чудесные голоса птиц, ручьев, ветра, и звезд приторными песнопениями священников, так безжалостно раздавлены завораживающие сознание молитвы грохотом бомб, превративших построенный в некогда яркой и живой долине богатый на иконы храм в руины. Обрушились на разрушенный храм призывы работать на своей земле, развивать науку, совершенствоваться в искусстве, заниматься познанием законов природы, изучать и осваивать  небеса. И занялась мирскими заботами невежественная толпа, зашумела техника в освоении земли, моря, неба.
Но не делось никуда вбитое за долгое время в сознание толпы раболепие перед таинственным Творцом. Не делся никуда страх перед его гневом, не делось никуда стремление к его милости. Не делась никуда жажда власти. Убедительны были речи священников о загробной жизни, убедительны были их деяния в отношении к тем, кто хотел изучать законы мироздания. Надолго  задавили священники страхом невежественную толпу, стали еще сильнее, стали еще хитрее.
Неразборчивый шепот довлеет над шумом техники, простираясь на огромное расстояние за пределы руин в сопровождении тяжелого звона колокола.

Покаяние.
Но с каждым новым его ударом я все отчетливее слышу странный эффект. Звук постепенно расслаивается, становится резче, как если бы першил в горле, распадался на мириады стальных частиц, режущих нутро. Для меня этот звук в новинку, я никогда не слышал такого звука прежде. Но вот я посреди выжженного дотла селения, и этот звук здесь повсюду. Среди обугленных развалин я вижу забрызганные кровью тела бездыханных людей – мужчин и женщин, стариков и совсем подростков. ВСЕ ДО ЕДИНОГО они убиты, нет среди их раненых. Лишь воронье кружит над ними. И в центре возвышается неказистый деревянный храм с крестом над входом. Цепочка множества кровавых следов тянется внутрь. Как удобно: совершив злодеяние самой разной степени тяжести, вплоть до массового убийства, сразу же грехи замолить, покаяться, чтобы Господь простил. И все равно, что полученный прибыток останется при себе, и даже Господь не отнимет и не вернет все, как было. Главное, как можно убедительнее пустить слезу, найти слова как можно красивее, вздохнуть тяжко – глядишь, на иконах изобразят с нимбом над головой, или причислят к рангу мучеников. И найдут веские оправдания злодействам.
Например, смешают предков с грязью, представят народ варварами, дикарями, грязными и обросшими, пьющими кровь собственных детей. Даже придумают им новую историю, выдавая ее за реальные факты.
Кайтесь, потомки, за своих неразумных отцов и дедов, без помощи Господа друг друга жрущих! Грешники это, в ад на вечные муки они попадут, если не хуже! Кайтесь за все, кайтесь вечно! Вы ведь такие же дикари по своей сути! Дурна ваша кровь, душа требует свободы от велений Господа, быть мудрее Творца, вас придумавшего, а потому совершенного! Кайтесь и деньги несите! Карма ваша такая, отличная от других народов и рас!
И внемлет невежественная толпа, и кается за свою волю вольную. И прощает невежественная толпа. Все простит: и обман и убийство что на костре, что ударом меча. Господня воля, против нее не попрешь со всей людской убогостью перед Всевышним. Велит Господь одним народам истреблять другие народы, если нет ему веры от них, если хотят по-своему жить, по законам мироздания, по справедливости. И благословляют священники воинов на беспощадное изничтожение неверных. Рассказывают священники о Дьяволе, о его хитрости, о его коварстве, принудившем людей к изучению законов природы и развитию науки и техники. Все от Лукавого. Человек должен прозябать в хибаре хлипкой, а не в доме каменном с удобствами, и только слуга Господень имеет право, данное свыше, на удобства. Ведь без Господа не имеет человек рассудка, такова воля Творца. Ну и еще прислужников его.
И я слышу, как отчаянно рубят сильные храбрые воины и противников и безоружных. Я слышу лязг мечей, крики мольбы и жалобный плач детей и женщин, охваченных новыми молитвами. Льется кровь ручьями – нескончаемые жертвы Господу. Торжествует хаос, трубит какофонией раздирающих сознание звуков  и тональностей, перемешанных и звучащих в унисон.
«-С нами Бог!», и это значит, что не страшно умереть самому в бою теми, кого никогда не видел прежде, кого никогда не знал, и даже не подозревал о его существовании. И даже язык его в диковинку. «-С нами Бог!», и это значит, что оправдание гарантировано и моральная поддержка невежественной толпы не пустой звук. «-С нами Бог», и в этом подлинное предназначение. Ни семья, ни продолжение жизни, ни ответственность, и даже не возможность оставить важный след в развитии своего рода, ни стремление добиться успехов в познании мира ради, нет, по воле Лукавого. Ничего важнее служению Господу, ничего важнее смирения с ЕГО волей. Надо бояться прогневать Творца, надо бояться всегда, в каждом своем действии. Надо просить прощения, а еще не забывать жертвовать грош всякий раз при походе к священнику, что отпустит грех.
Там, откуда я родом, не винят никаких бесов, не благодарят никакого Творца. Там, откуда я родом, осознают каждое свое решение, понимают значение каждого своего слова. Там, откуда я родом, у каждого свое место, каждый занят тем, что умеет, что ДОЛЖЕН делать благодаря своим знаниям.
Кайтесь же, убогие!

Аутро.
Однажды я умру. Так должно быть, это естественно, это неизбежность. И никакие достижения в медицине не остановят физическую смерть. Слава же моему роду за его успехи в исследовании физиологических процессов. Однако смерть обязательно придет. И я не боюсь ее. Я делаю свое дело для моего рода, я – неотъемлемая часть его, и у меня обязательно будет замена, чтобы дело мое продолжалось. Мой род будет помнить меня, уважать мой вклад в общее дело, будет стремиться развить мои достижения. Ради этого стоит жить, ради этого стоит знать об опасностях вне моего рода, например, о священниках с их речами и о невежественной толпе, одурманенной россказнями о материально бедном Господе и об ученом Дьяволе. О праведниках и грешниках, и еще о крови, проливаемой как одними, так и другими во имя их повелителей.
Буду ли я жить после смерти? Зачем мне знать об этом? Имеет значение СЕЙЧАС, чтобы деяния твои помнили, чтобы играл торжественный марш с момента рождения до самого конца (и я слышу его сейчас). В этом смысл. Заниматься тем, чем должен, тем, что знаешь, быть в движении. Только так, и не иначе.

тишина


Черное вино (25мин. 05сек.)
Неторопливый, низкий колокольный перезвон, раздающийся повсюду, пронизывающий насквозь все вокруг. Он кажется вечностью, то поднимается вверх, то спускается вниз, будто внезапно пробудившись от долгого сна, и потерявшись во времени и пространстве. Но вот серые тучи начинают говорить, возвращая из небытия то, что теперь представляет собой черные  бесформенные руины. И жалобный плач их так же тяжел и цикличен, наполнен тоской воспоминаний и невозможностью изменений. Жалобный плач их раздается на бесконечные расстояния, отчего кажется каким-то фантастическим исполином, когда-либо придуманным законами мироздания или же чьей-то непостижимой для скупого сознания волей, отчего все вокруг приходит в трепет и подчиняется без промедления.
Руины же образуют прежний черный замок среди бескрайних камней и бушующих и грозных волн. Здесь, на камнях, у подножия его женщина в белоснежном платье сжимает в хрупких своих руках бокал с черным вином. Много лет пила она его, но совсем не пьянела. Много лет она стояла у подножия замка, смотрела вдаль, наблюдая холодные безжизненные камни, и совершала один глоток черного вина за другим. И много лет тускнели ее прекрасные глаза, один лишь взгляд в которые мог надолго заставить забыть покой и сон. Глоток за глотком мутнел и ее рассудок, отчего черное вино с каждым разом делалось все слаще.
Статная, фигуристая, изящная - за эти долгие годы женщина стала только прекраснее. Но некому оценить ее красоту. Прошло много лет с того дня, как осталась она одна, как впервые вкусила черного вина, от чего боль утраты исчезала бесследно, а на губах оставался сладкий дурманящий привкус. За все эти годы никому не удалось заменить ей любимого, никого она не пускала в свой дом, в свой мир, в свое сердце. Была сильна поддержка в полном черного вина бокале. А между глотками занималась женщина делом, большое хозяйство оставалось в замке, требовало внимания, требовало времени и сил. Так что было много работников, за которыми был глаз да глаз.
И боялись ее, и уважали. За ее стойкость, за ее ум, за ее крепкую хватку. Сильной женщиной называли. И никому не довелось за долгие годы увидеть ее с полным бокалом за пределами ее дома. Выходила она через тайную дверь, через тайный вход в ее личных покоях. Никому неведомо было о черном вине, что пила она, но не пьянела; что было ее верным союзником, обладавшем над ней могуществом; что убивало ее медленно, но верно и безболезненно.
За тем она пила его, за тем отведала его в самый первый раз в ожидании упокоения. И получив желаемое, не отвергла этот таинственный яд. Узнала она когда-то рецепт его, оттого было черного вина у нее в достатке.
И самый первый глоток ее сопровождался сильным холодным ветром, громом и молниями. Под их аккомпанемент она узнала о том, что ее любимого больше нет на свете. Черное же вино внушало ей не бояться природного буйства, наоборот, предлагало примириться с ним, даже хотеть его силы. И эта сила была в каждом новом глотке. Сверкали молнии, грохотали раскаты грома, ветер раздувал ее густые золотистые локоны волос, раздувал длинное платье. Природное буйство било ее по лицу, шатало, грозило поднять в небо и унести далеко, чтобы разбить на кусочки о жестокие камни. Лишь в одурманенном черным вином сознании ее бушевал этот хаос, в то время как солнце проливало на нее свой мягкий ласковый свет, оставаясь с ней, не отворачиваясь от нее ни дня.
Но вот вышла она с последним бокалом черного вина, предчувствуя близость своего конца. Закрыли настоящие черные тучи небосвод, похоронили под собой теплое солнце. Взвыл ветер высоко над ее головой, пронзил ее насквозь, не унимаясь ни на мгновенье. Потемнело небо, засверкали молнии режущими сознание вспышками, загрохотали тяжелые устрашающие дроби грома. Но не остановила ее буря, как будто то было самое удобное ее время, ее вершина, откуда предстояло ей сорваться прочь от бесконечных черных камней и ужасных морских волн. Как будто ожидала она настоящего хаоса, разыгравшегося вокруг.
И вновь неторопливый и низкий колокольный перезвон. Это в свете непрерывных молний показался знакомый силуэт. Вдалеке, но очередной глоток из бокала заставляет Его неумолимо приближаться. Однако, не забилось ее остывающее  сердце чаще, пусть и ЗНАЕТ она, что Милый ее жив, что добрался, наконец, Он до нее, добрался до дома, где она ждала Его пока не объявили о Его смерти. Взгляд ее только на силуэте, и сладость черного вина все сильнее. Прекрасные глаза не слезятся от счастья, теплое трепетное дыхание не замирает в ожидании неизбежного момента знакомых и нежных объятий Его рук, в которых она таяла льдинкой, и хотела растаять без остатка.
Последний глоток, последний и самый сильный удар ветра из всех, что были. И Милый еще не встал рядом с ней. Последний удар ветра лишает несчастную женщину сил. Опускается она на холодные камни. Как будто не было ничего, что поддерживало в ней силы, как будто и не было никакой сильной женщины, которой восхищались, которую уважали. Разбивается опустошенный бокал, выпущенный из тонких женственных пальцев, о твердые камни.
И нет больше хаоса вокруг. Нет ни туч, ни ветра, ни грома с молниями. Лишь сладость внутри: сладкий привкус во рту, на губах, в воздухе. Пронизывает сладость черного вина все ее умирающее нутро. Не умирает женщина сразу, но не испытывает она физических мук. Направлен не увядающий в агонии взгляд в мягкую лазурь неба. Но неумолимо бледнеет оно, становится все темнее, все дальше, оставляя вместо себя тугое и тяжелое цикличное звучание прежних туч, что расступились над ней ради последнего ее вздоха, провожая из реального мира.
Но прежде опускается Он рядом с ней на колени, дойдя, наконец до этого места. Он пришел только, чтобы увидеть ее обаяние, ее очарование, неподвластные смерти, напитанные черным вином, сохранившиеся под его сладостью. Гром и молнии сотрясают все вокруг, раскалывают черный замок на части, превращают в руины. Но это кажется совсем неважным, это просто исчезает, растворяется перед ликом смерти для женщины в белом платье, испившей черное вино до последней капли. Перед ликом смерти, недосягаемой ни для души ее, ни для тела. Кажется, даже смерть не может исказить природное естество ее, и тем величественнее то, что происходит у Него на коленях, взявшего ее в руки и ощутившего все ее физическое бессилие.
Он смотрит прямо в ее глаза, и взгляд ее проходит насквозь, устремляясь в бесконечность пустоты над ней. Наверное, Он тоже  может услышать тяжелый низкий плач, оставленный тучами, которые узрят ее смерть. И больше ничего, что могло бы отвлечь Его внимание от нее, ради которой Он пришел, гонимый стремлением оплакивать ее уход из этой жизни. При Нем так же черное вино.
И вот дыхание ее все незаметнее, нежное сердце ее бьется все тише, не утратившее за долгое время ни одной искры страсти, ясные глаза ее стекленеют. Рушится замок, превращается в руины, растекается жизнь по бесчисленным камням вокруг, устремляется далеко в небо.
Время Ему испить черного вина. И запах смерти ее еще витает над Ним. И кажется, что еще жива женщина в белом. И кажется, что видит Он ее вне прекрасного тела, без которого она еще прекраснее, заключив в себя непостижимость безгрешных небес. И кажется, что Ему дано коснуться ее физически, минуя границу между двумя мирами.
Но не торжествуют небеса над ее могилой среди мертвых камней, что помнили женщину со всей ее силой, со всеми печалью и слабостью. Не осталось после нее следа, не стала она ни женой ни матерью, не стала хранительницей домашнего очага, не исполнила своей миссии в этом мире. Лишь вознаграждена она была умереть красавицей, подарили ей небеса черное вино в благодарность за смерть Любимого, которому не нашлось для нее замены.
И долго покоилось ее бездыханное, но не увядающее тело у Него на коленях, и долго пил Он сладкое черное вино, чтобы созерцать ее красоту за пределами физического мироздания. И когда не осталось больше у Него ни капли, велели небеса оставить ее на погребение холодным черным камням. И оставил Он тело мертвой женщины в белом, и поглотили его черные камни, и пролился дождь на это место. И надолго затянулись черными тучами руины замка. И кажется бесконечным их плач.
Но уходит он в вечность, тает в приходящей из нее тишине, чтобы вновь вернуться однажды.

тишина


Пульс (30мин. 24сек.)
Раннее утро или поздний вечер. Сверчки и точки звезд.
Гладкая зеркальная поверхность озера приятно дрожит от напряжения в предвкушении чего-то невероятно важного и существенного. Это все равно, что внутри все приятно замирает и покрывается хрупкой коркой, отчего волнительно сделать хотя бы малейший жест, даже вдох. И хочется, чтобы эта дрожь ожидания продолжалась, нарушаемая лишь стрекотом сверчков. Хочется, чтобы водная гладь озера оставалась идеально безмятежной, в которой отражается канун наступающих дня или ночи со всеми их сияющими точками звезд, которые, кажется, испытывают то же самое волнительное предвкушение. Хочется, чтобы время остановилось.
И время действительно замедляется, и представляется возможность рассмотреть его близко так, как никогда не было и не будет. Из самой толщи воздуха над прохладным озером пробиваются колкие для глаз, но ласкающие своим царапанием искорки света. Мимолетные, на тысячные доли секунды каждая, то тут, то там, но не покидая незримых озерных границ, будто сама вода искрит, выбрасывая яркие зерна вверх над собой, что гаснут, проживая всего лишь неуловимое для глаза, но крайне ощутимое для уха мгновение, они будто пробираются в самую сердцевину сознания. Сперва тусклые, но с каждым новым мгновеньем становящиеся все ярче и ярче, прожигая пространство и представляя всю свою силу. Воздух над озером заполняется искрами за считанные секунды. И каждую искру можно услышать отдельно, услышать всю ее мимолетную жизнь от рождения до смерти.
И это нескончаемое множество искр захватывает все внимание, и практически невозможно вычислить тот момент, когда озеро начинает гипнотически пульсировать, приводя в плавное ритмичное движение ту хрупкую корку, что сковывает все нутро. Приятная дрожь то нарастает, то отдаляется, расширяя и сужая сознание, и этот эффект прекрасен в своем воздействии, ограничивая возможность выразить его словами. Кажется, что реальность позволяет в эти мгновения принять в сознание всю ее без остатка, чтобы потом выпустить, и снова вобрать в себя. Это возможность стать космосом, слиться с безразмерной Вселенной, впитать в себя каждую звезду, впитать в себя существующее Бытие. Это возможность стать самим Богом вне Времени, родившим целое мироздание, это возможность забрать его обратно, это возможность сжать его в собственной голове.
И дальше мягкий ударный ритм, порожденный гипнотической пульсацией. Будто бубен шамана, пребывающего в трансе, ритм уводит все природное естество куда-то далеко за пределы всех природных ограничений. Нет, не в состояние сна или дурмана. Скорее в состояние Истины. В самое начало Времени, в точку, откуда начинается познание всего сущего, которое только может быть за пределами воображения. В точку, из которой сформировалось само Время. И в эти мгновения Истина доступна для примитивного общения, для примитивного созерцания, и больше нет никаких всевышних преград, и Вселенная помещается на ладони.
Искры же света растягиваются на безумно огромные расстояния, превращаясь в линии и образуя целые узоры смешения множества фигур и объемных тел. Будто в недрах озера целые залежи их, будто Вселенная скрыла в толщах безмятежной  воды то, что доступно лишь индивидуально, и сейчас наступил тот самый момент Познания и Откровений. И больше нет ничего, что могло бы открыть гладкую зеркальную поверхность, в которой отражается небо и сияние звезд, и только магический ритм и гипнотическая пульсация как две части одного ключа к безграничным богатствам, по сравнению с которыми блеск золота гаснет навсегда.
Наконец, струны, которых просто не может не быть в осмыслении образов, передаваемых линиями света. И озеро подобно какому-то буддистскому храму, наполненному ароматами благовоний. Дрожат и звенят струны – дрожат и звенят линии света. Рисуют они на гладком зеркале воды озера причудливые иероглифы, узнаваемые так же индивидуально, так, чтобы каждый смог бы разобрать их смысл отдельно от остальных. И высшая сила заключена в письменах, и голос струн диктует тексты на слух, и сложные узоры из нитей света обретают должное значение.
И будто это самое время Великого Созидания. Будто нет в целом Бытие ни одной преграды, которая могла бы помешать творить, пользуясь теми знаниями, что скрывались прежде в глубине озерной воды, что скрывались вод под темным, но ясным небом с мириадами точек звезд. Все совпало, соединилось в единое целое в одном месте в одно мгновенье. Это похоже на некий сложившийся портал, на переход из одного состояния в другое, от вполне объяснимого к непостижимому и загадочному, от которого все ключи уже в руках.
Подумать только: все было так близко, и всего лишь требовалось услышать. И прежняя жизнь проносится перед глазами в одну долю секунды, стираясь из воспоминаний. Как будто информация, удаляемая с жесткого диска при форматировании, готовая к замене новыми данными. Ведь как прежде уже не будет. Невероятные знания в озере меняют все, открывают дорогу в Вечность, неподвластную ни одной Вселенной, удерживаемой на ладони. Тихое неподвижное озеро под темным небом с точками звезд надежный проводник в новое Бытие.
И больше никому не известно о нем и о его силе, о тех знаниях, что скрыты в нем для остальных, и никому более неведомы его координаты – ни место ни время – отправляющие в далекое от прежнего привычного мира путешествие. Туда, откуда не захочется возвращаться обратно, если даже такое возможно. И тем притягательнее эта огромная мистическая сила, тем ценнее знания, заключенные в бесчисленном множестве сияющих символах на неподвижной глади воды.
Но постепенно стихает пульс, возвращается обратно в тишину, оставляя вместо себя вновь приятную дрожь, пронзаемую звенящими струнами. Но и они тускнеют, сворачиваются в глухое биение до того, как не сливаются с полным ниоткуда. Тают иероглифы на воде, тают причудливые узоры из линий света, превращаясь в прежние царапающие густой прохладный воздух искры. Замирает мягкий ударный ритм, возвращая из небытия прежней знакомой реальности стрекот кузнечиков. Вновь прячет озеро свои тайны где-то в толще воды, отнимая полученные знания до новой с ним встречи. Лишь сияние звезд напоминает о чем-то, что было таким удивительным и фантастическим, с чем хотелось бы познакомиться еще раз. И это обязательно случится, и случится скоро, до того, как совсем исчезнет в памяти. Надо лишь дождаться определенного момента. И неважно, когда он наступит: ранним утром или поздним вечером.
Остаются сверчки, но и они постепенно стихают, и остается только ровное негромкое дыхание.
Я знаю…

тишина


Красный лабиринт (35мин. 14сек.)
Он огромен. Невероятных, поистине фантастических размеров, простирается он в длину, ширину, высоту, кажется, до самой бесконечности. Даже рассудок не в силах представить себе его подлинные габариты. Неудивительно, что его невозможно найти в ограниченном физическими законами Бытие. Не тишину, но тяжелый низкий гул разливает он повсюду, от которого никуда не скрыться, какое бы расстояние не преодолеть. Кажется, Красный лабиринт и есть мироздание. Тот, кто построил ЭТО, должен был быть самым настоящим всемогущим безумцем, который, возможно, страшится своего творения.
Деревянные, с железными скобами, ворота скрипят, открываясь, тяжелые каблуки громыхают при каждом шаге о каменный пол, внутри которого таится таинственный красный свет. Он же пробивается изнутри массивных каменных плит, из которых сложены стены и потолок. И голос тусклого красного сияния приятно давит в ушах, приятно давит прямо на мозг, обволакивая его со всех сторон, будто поместив его внутрь себя. Но это даже не голос, скорее, дыхание, наполняющее нутро всего этого места. Чуть слышно гудит оно, заменяя собой тишину, воздух, тепло и холод. Где-то на отдалении то и дело слышатся странные звуки, эхом разносящиеся по бесчисленным и пустым коридорам и лестницам. То отголоски тех, кто некогда обитал здесь, кто сохранил свою сущность внутри красного сияния. Жалкие пятна остались от них, не нашедшие должного места в Красном лабиринте.
Совершенно разные сущности населяли его. Населяли и развивались. В красном сиянии отчетливо слышна классическая музыка, отрывки симфоний, сонат, целых оркестров то и дело сменяют друг друга. Но не только классику помнят стены Красного лабиринта, и тяжелые электрогитары приходят на смену ей, а за ними мелькают уж совсем неестественные по природе своей звуковые инструменты.
Но помнит Красный лабиринт и боевые марши. И через мешанину мелодий проносятся барабанные дроби. Помнит Красный лабиринт своих героев, гордится их боевой славой, есть ему что вспомнить, что рассказать о них. Сколько раз коридоры его наполнялись сражениями, сколько раз стены его были залиты кровью. Ради барабанной дроби маршей, ради побед, ради увековеченных полководцев и бесславно павших в боях воинов, ради слез отцов и матерей, ради запахов дыма и гари. Наконец, ради красного сияния изнутри несокрушимых стен. И когда не играла музыка мира, били барабаны войны. И друзья тотчас становились врагами, и проливали кровь друг друга. И только совершенствовали орудия истребления. И по окончании безумства битвы вместе шли праздновать победу и поминать убитых. И в том заключен смысл Красного лабиринта, и так было всегда с самого начала его существования.
Но не стоит думать, что Красный лабиринт ужасен, что подобен он жестокому монстру, жаждущему крови, и что жив он пока только потому, что напитался ею сполна, и будет жить еще долго. Это всего лишь творение, безмолвное и безвольное, но, надо признать, величественное. И в грандиозности и неповторимости его смысл. И бесчисленное множество раз его воспевали, пытались запечатлеть и отобразить навечно на холстах самыми яркими красками, описывали на страницах многотомных книг. Были те, кто ненавидел Красный лабиринт всей душой и каждой клеточкой своего естества. Были и те, кто любил его столь же страстно и преданно, кто клялся защищать Красный лабиринт во что бы то ни стало от всего сердца. И если прислушаться сейчас, то можно со всей ясностью расслышать торжество в голосе красного сияния, льющегося из холодных стен.
Однако, Красному лабиринту все равно. Не чувствует он ни торжества, ни горести. Лобзали бы его облака и звезды, ласкали бы лучи солнца, омывали бы дожди или накрывали снежные шапки, не чувствует он прикосновений. Будто безвозвратно уходили бы они в пустоту. И все такой же низкий мертвый гул окружает его громадину.
Окружен Красный лабиринт бездонной тьмой и туманом, страхом неизвестности и тайнами. За бесконечностью лет лишь единицам удалось войти в него извне, как будто это ОН позволил гостям оказаться внутри. Как будто знал, что однажды бездонная тьма и неизвестность наполнят его, чтобы не осталось никого из его привычных обитателей. И тьма вошла, и поглотила все живое, сделала частью самой себя. Но даже будучи заполненным тьмой и туманом, Красный лабиринт остается самим собой, и тело его все еще не подвластно им. Тьма и туман царят в бесконечности коридоров, не в силах заглушить красного сияния, не в силах заставить замолчать его навсегда. Оттого оно звучит так завораживающе, настолько гипнотически, настолько насыщенно.
И не найти источника этой силы, питающей стены, пробивающейся сквозь непробиваемую толщину их, и даже тьма и туман, победившие все живое, проникнувшие в каждый уголок Красного лабиринта, так и не смогли найти и погасить его. Скорее, это они стали его рабами, пронзенные красным сиянием насквозь, запертые воротами изнутри.
Только один вход и выход из этого места. Нет даже окон. И невероятная слышимость: любой звук в Красном лабиринте достигает самых дальних стен и загогулин, доносимый красным дыханием. Больше не выйти бездонной тьме и туману, навсегда поселились они в Красном лабиринте. Оттого торжество красного дыхания сменяется на безжалостный вой, на победный клич, на страх и безысходность. Кажется, можно услышать плач, о котором даже не подозреваешь во время барабанных дробей бесконечных отрезвляюще отупляющих маршей.
И будто разорвана бездонная тьма снаружи, стиснув несокрушимые стены, и Красный лабиринт как еще одно состояние Бытия, разливший хаос вокруг себя.
И в этом превосходстве гаснут его стены, пытаясь скрыть свое неповторимое и непостижимое могущество подобно угрозе, спрятанной во тьме. Красный лабиринт вечен, и только смертные обитатели его могут сменить друг друга, чтобы вновь заняться взаимным истреблением, когда не будут писать грандиозные чарующие симфонии и слагать величественные поэмы, славя тусклое красное сияние, придающее жизнь тяжелым стенам мириад коридоров.

тишина ли?



2. Проект нойз-эксперимент эмбиент «Ад»

1. Круг (60мин. 00сек.)
Из тишины постепенно доносится цикличная мелодия одного-единственного атмосферного пэда (одиночного тона), пробивающегося откуда-то с той стороны физической привычной реальности, и простирающегося, кажется, на всю бесконечность Бытия. От горя и печали до радости и восторга замкнут его смысл. Будто открыты ворота между пространствами в этот миг, будто все формы Бытия кажутся родными и знакомыми до самых своих мелочей. Будто определения жизни и смерти сливаются воедино, безвозвратно утрачивая свое значение. Пэд похож на старую забытую дорогу, отпечатавшийся во времени след - единственное, что неподвластно всесокрушающей силе времени. Будто только дорога значительна во всем сущем, и только в конкретный момент Бытия она доступна для перемещения во всем мироздании.
И дальше ночь, и тусклая комната, освещенная лишь тонким и слабым светом лучины (свечи). Голос матери, качающей колыбель. Усыпляющий и сладкий, кажущийся единственным звуком во Вселенной, единственным звуком, из которого образовано все возможное существование. Голос пронизывает все сущее, наполняет свежестью все живое, насыщает некоей жизнью само солнце и привыкшие быть бездыханными камни по ту сторону детской люльки (кровати). Голос матери стелется вдоль дороги, проходящей через время и пространство, постепенно заменяя ее, пытаясь скрыть в скрепляющей все возможные пространства тишине.
И становятся звонче голоса птиц, яснее слышится ветер далеко в облаках, сочнее шумят воды ручьев и рек. Оттого разнообразна в своих нотах дудочка, чья игра похожа на танец самой Жизни. Будто только-только возникла она, наполненная всеми тонами и звуками, которые должны быть в самом начале, накопленными до критической массы в самом сердце Хаоса и смятения чьих-то идей и эмоций. И хочется наслаждаться только что родившимся  мирозданием, хочется чувствовать каждую его частицу, хочется не думать ни о чем, хочется просто пойти в пляс, повторяя каждую ноту точным движением. Хочется только играть с дудочкой в унисон. И нет ничего, что могло бы омрачить Бытие хотя бы на миг, и голос матери неустанно и беззвучно звучит в каждом пассаже игривой мелодии.
В какой-то миг с правой стороны вливаются в живые ноты электронные звуки и вспышки, будто насыщая танец жизни каким-то особенным и новым чувством, будто скрепляя ноты в некую сеть и позволяя увидеть их воочию, чтобы сохранить на карте и найти каждую, когда придет время. И в тот момент пока естественная жизнь, нарушенная шумами пил, топоров, и двигателей техники уходит влево, справа щелкают клавиши клавиатуры, кликает мышь, работают сенсоры и идет передача дынных. Но не смолкает голос матери, ничто из разнообразия звуков не может заглушить его, кажется, зависимых от него, направляемых им параллельно друг другу. Это Бытие разделяется надвое в определенный день и час, скрепленное лишь материнской заботой.
Будь то труд на земле, разбавляемый радостями беззаботного приволья, что всегда тянется к солнцу, или же рутина виртуального общения в каменных джунглях, сияющих неоновым светом, прерываемая постижением знаний в  школьных учебниках – материнский голос приводит в состояние приятного гипноза и расслабления. Сердце матери с самого первого вдоха как сердце самого мироздания, как сердце самого Творца, как его слово, придавшее мысли форму. Но настолько обычно оно, настолько привычен материнский голос, что неприметно, но неизбежно стирается он в нескончаемых метаморфозах смешения естественных и искусственно образованных звуков и их оттенков. Постепенно добавляются новые шумы и справа и слева, объединенные одним смыслом, сливающим их в пространстве в единое целое.
То женский смех (мужской голос), порождающий целый цикл, важный фрагмент общей концепции Круга. Элемент, привязывающий все прежние окружающие шумы в неразрывную цепь всего существующего Бытия. Именно в этот момент Круг спускается в моно формат, в черно-белых ретро тонах. Именно в этот момент вновь обретает силу пэд, изначально проложенный через бесконечность мирозданий. Вновь звучит голос матери, поющей колыбель. И в то же время естественные и искусственные электронные шумы молниеносно мелькают сквозь расслабленное, будучи ведомым дорогой пэда, сознание. Будто иллюзия и реальный мир существуют в одном месте в одно время, вплетенные друг в друга. И еще плач новорожденного, чьи глаза впервые увидели Бытие вне материнской утробы.
Восторг Круга прекрасен, скрашенный пэдом, что подчинил своему звучанию все прочие звуки. Восторг Круга продолжается, кажется, целую вечность и будто все должно закончиться в этот миг, и кажется, что Круг разгадан и прост и не так значителен каким мог бы быть изначально.
Но вот звук тяжелого погребального колокола пробивает восторг и безмятежность, ставшие частью Круга, от которых невозможно оторваться, затянувших сознание в самый их эпицентр. Само мироздание сгущается, твердеет, приходит в движение холодным биением. Крошится и трещит Бытие, скребет и царапает все вокруг, распадаются с треском все прежние звуки, неприятно першат в голове. Голос матери хрипит, будто записанный на старую виниловую пластинку, хрипит первичный пэд, покрывается сеткой трещин проложенная им дорога. Их подхватывает поминальная песнь, сопровождаемая тяжелыми колокольными ударами. Треск и шипение тянутся нестерпимыми для сознания мгновеньями, это самая отталкивающая часть Круга, самый неприятный и тяжелый для восприятия момент его, кажущийся находящимся в самом его эпицентре, на котором держится все остальное, и именно он не позволяет Кругу распасться на части. И все остальное, что составляет Круг, стремится именно сюда, чтобы заставить отторгнуть родной и наполнявший прежде все Бытие материнский голос как нечто чуждое, лишнее, как нечто, что кажется тяжким грузом.
Но, наконец, наступает благостная беззвучная пауза. И из тишины нарастает негромкий гул, а прямо по центру, где-то в середине сознания рождается ноющий и пульсирующий звук. Он похож на яркую звезду в темном небе, отвлекающую внимание от всех остальных его объектов, поймавшую сознание в силок, откуда невозможно, но если хорошо обдумать, нет желания выбраться. Первичный пэд, дорога сквозь Бытия, сжата в одной крошечной, но такой сильной точке, далекой от темной окружающей бездны. Будто под ногами непрочное место всего для одной ноги, и даже еще меньше. Будто целая Вселенная вокруг, и только одна точка имеет значение.
И вновь Бытие разделяется надвое, вновь два потока – естественный и искусственно созданный ограниченным неполноценным разумом – существуют параллельно и обычно. Все, как было прежде. Все, как должно было бы быть прежде: на приволье или же среди каменных джунглей, шум ветра и клацанье клавиш. Лишь ноющий пульсирующий звук по центру не унимается, только близится и становится все шире и могущественнее. Вселенная забирает свое, непреклонная, безжалостная, холодная, четкая и точная. Кажется, можно расслышать ее речь – звуки звезд и галактик, черных дыр и темной материи. Непривычные и сложные для восприятия на слух, но богатые на воображение. И, кажется, они намного важнее дуновений и воя ветра или кликанья мыши, намного осмысленнее. Так хотел Творец ее.
Вселенная вечна. Но вечна ли?
Ноющий пульсирующий звук приобретает объем, обретает форму, сам становится и природным естеством и виртуальной реальностью. Но уже можно расслышать цикличную мелодию знакомого тона, неспешно разжимающегося из критической точки. Как будто портал открывается вновь, замыкая и заново начиная Круг. Дрожащая картинка по ту его сторону с уходящей за горизонт и разбитой от времени дорогой становится все яснее, все материальнее, теряет свою прежнюю прозрачность. Приходит неожиданное, и вместе с тем должное быть неожиданным понимание того, что прежние шумы Круга все вместе, хором, и образуют дорогу между всеми формами Бытия, сформированные именно для одной этой цели. Что Круг не что иное, как способ перемещения между мирозданиями, одна из форм тишины, откуда возникает и возвращается жизнь, и что после того, как Круг завершится, путешествие по дороге закончится и начнется вновь.
Следует новая передача данных, так мозг избавляется от прежней информации, для записи новых сведений. Дорога зовет под сопровождение вороньих карканий и шум дождя. Первичный пэд силен как никогда, более насыщен в эмоциях, нежели чем в начале Круга, и не спешит затухать, погружая сознание в тишину. Вместо этого звук ширится до максимума, проходя через сознание насквозь до разрыва на части. И кажется все еще звучащим уже после своего завершения.

тишина

2. Агорафобия
Часть 1 (30мин. 00сек.)
Тяжелое шарканье каблуков, с каждым шагом раздающихся на все большее расстояние. Но вот клацанье ключа в замке, с неприятным скрипом по центру открывается дверь. Добро пожаловать в место, где нет ничего: ни света, ни тьмы, ни тверди под ногами, ни неба над головой. Лишь сердце стучит сильнее в ожидании чего-то огромного и непостижимого со всей ясностью ума. И само ожидание обозначено негромким низким тоном то ли торжества, то ли скорби. Или же безразличия. Ведь что бы не пробудилось из Ничто и какой бы эмоцией не обладало, вряд ли этому удастся запасть в душу, вряд ли удастся заставить обратить на себя внимание.
Потому что за дверью конечная точка. Место и время, после которых не останется ничего, что можно было бы назвать мирозданием. Отсутствие обозримых обычным взором границ. Место, где рассудок волен увидеть все, что доступно ему от  рождения. Место, где воспоминания сливаются в единое целое, утрачивая прежние свои формы, разливаясь в низкий выжидающий «до» тон, ничуть не давящий на слух. И чем дольше он продолжается, тем все размереннее и ровнее дыхание, тем отчетливее мысли в голове, тем все меньше желание услышать прерывающую его тишину.
Но воспоминания пронзают сознание резкими всполохами. Воспоминания звучат резким звоном металла, визжащего, кажется, от боли до состояния истерии. Яркий режущий голос его, способен привести сознание в непередаваемый ужас, и все тело само собой покрывается гусиной кожей. Здесь и сейчас этот голос отрезвляет, очищает и приземляет одновременно. Голос самой смерти, голос Небытия, голос вечного Хаоса, представленного бесконечным ничто, лишенным элементарных границ. Воспоминания наполнены криками и предсмертным хрипом и агонией женщин, павших жертвами насилия. Отчетливо слышно чирканье острого лезвия, рассекающего и пронзающего плоть очередной несчастной. Отчетливо слышно бульканье брызнувшей крови. Смерть правит бал, и ничто не может прервать его.
Оттого отвращение и первичное неприятие происходящего Хаоса превращается в желанное чувство, в наркотик, по сравнению с которым обычный опий не более чем пустышка. Будто кровь и насилие происходит здесь и сейчас, и тело проходит через этот хаос физически, и кровь брызжет из множества колото резаных ран, чтобы быть вдыхаемой и вкушаемой на язык.
Тяжелое, грязное, ритмичное уханье сопровождает каждую сцену смерти, пробивает каждую клеточку тела, терзаемого беспощадным ножом в руках убийцы. В эти мгновения тело сжимается и затем распрямляется изнутри, сжимается и распрямляется сознание, питаемое этим невообразимым наркотиком. Будто мелкая стальная стружка втирается в голову и под кожу, постепенно и незаметно напитавшая все бесформенное пространство по ту сторону скрипучей двери. Она будто впитывается в кровь, течет по венам, образуя соленый привкус вокруг, чтобы воспоминания были ярче и насыщеннее в деталях.
Вновь и вновь впивается острое лезвие в жертву, и хочется, чтобы было как можно больше ран, хочется быть парализованным этими ощущениями, телу и сознанию хочется быть совсем слабым и беззащитным. Хочется чувствовать эту ужасную боль без каких-либо ограничений, находясь посреди огромного пространства, лишенного конца и начала. Только оно способно передать подлинное чувство Хаоса, приводящего, в конечном счете, в восторг, указав на полную ничтожность тела, что можно так легко изуродовать обыкновенным ножом. Оно будто придает сил, вливая свою бесконечную энергию в каждый новый удар, в каждое движение, приближающее смертельный исход. Не страх, но уверенность, не враг, но верный и надежный союзник.
Внезапно вспыхивает свет, тонкой волной молниеносно проносясь справа налево, подобно отрытой однажды скрипучей двери. Это эффект, не инструмент, в котором больше силы, чем во всех прочих шумах и эмоциях. И это ключевой момент всей Агорафобии, не служащий пробуждением после пребывания в недавнем Хаосе, и не возвращающий сознание к привычным и осознанным формам. Он не призван отделять до и после, поэтому его голос кажется всегда знакомым и ожидаемым. Он всегда нужен. Он всегда в тему.
И после него пропадают все прежние звуки, оставляя лишь ожидающий тон торжества, скорби, безразличия.
Где-то на отдалении играет барабанная дробь, зародившись из небытия и движущаяся все ближе и ближе. Вспышки переговоров по рации, вой сирен, крики представителей группы захвата, лай собак. Проносится эта круговерть то с одной, то с другой стороны. Громче и громче барабанная дробь.

Часть 2 (30мин. 00сек.)
-Готовьсь!
И по приказу своего командира стрелки вскидывают винтовки, целясь в свою жертву, привязанную у столба. Приговор будет приведен в исполнение на открытой площади на глазах большой толпы, жаждущей возмездия. Даже сквозь повязку на глазах можно увидеть женщин, в заляпанных кровью платьях, с множеством кровоточащих ран. Толпа не желает прощать их смерти, толпа враждебна, толпа давит своим молчанием, и ее молчаливый гнев сливается с ожиданием торжества, скорби, безразличия. Ожидание становится тяжелее, насыщеннее, разбавленное несмолкаемой барабанной дробью. Ожидание давит на уши, затмевает все сторонние звуки. Ожидание наполнено предсмертной агонией жертвы.
И из самой квинтэссенции ожидания постепенно пробивается низкий ритм, с каждым мгновением развиваясь до сочного, гипнотически монотонного и тягучего риффа электрогитары. Ее голос завораживает, расслабляет, уводит рассудок куда-то вдаль, куда-то за пределы здесь и сейчас, растворяет в неограниченности бесформенного пространства, без труда разрушает какие-либо пределы. И площадь, полная ненавидящей толпой, требующих справедливости и отмщения несчастных растерзанных женщин, чьи агония и мольбы о пощаде перемешаны в плотную режущую слух массу, уже не может довлеть над приговоренными у столба злодействами. Даже сама Смерть, ожидающая возмездия, жаждущая новой неизбежной крови, которая должна пролиться вот-вот на радость толпе не имеет своего природного значения, утратившая способность страшить и заставлять кровь стыть в жилах. Гитарный рифф гладко скользит, мягко звучит в голове, разливая невесомую силу, что приводит тело и дух в неописуемое упокоение, которого нельзя было достичь прежде в Хаосе, полном крови и животного буйства.
-Цельсь!
Гитарный рифф набирает полную свою силу, и уже не разобрать новой команды командира стрелков, после которого щелкают затворы наведенных на преступника винтовок, и смолкает барабанная дробь. Из глубины электрогитары звучит приятный голос какого-то шамана или жреца, мычащего некую мантру, приводящую сознание в восторг. Это не молитва перед близкой смертью и не песнь по усопшей жертве при жизни. И даже не обращение к богам перед свершением ритуала жертвоприношения. Мантра приводит сознание в некое место, непостижимо далекое от площади с гневной толпой, предвкушающей момент смерти, тот миг, когда множество тяжелых пуль достигнет тела у столба, вопьется в грудь, пронзит сердце и легкие и кровь брызнет из черных отверстий ран. Плоть останется плотью, и толпе не достичь подлинного преступника, загубившего столько жертв на своем пути.
В последние мгновенья перед казнью открывается место, будто искомое целую вечность, требующее этой жестокости, обрушившейся на всех этих несчастных женщин, ожидающих теперь справедливости на площади. Нет, их жертвы были не напрасны, и место, откуда доносится мантра, наконец-то открывает свою дверь. И оно намного больше, чем бесконечное бесформенное пространство со всей его силой, что была прежде союзником, разрешая все новые преступления, но оказавшаяся, теперь, четким местом смерти кровожадного упыря с острым ножом в руках. Святилище шамана или жреца, поющего свою мантру, кажется совсем крошечным на глаз. Оно подобно келье, рассчитанной только для одного обитателя, и лишено какого-либо интерьера, лишь для свечей нашлось место.
Но нет никого живого физически, а меж тем, мантра наполняет собой все пространство, источником которой кажутся сами стены, или же он недоступен визуально. Или же она просто оставлена здесь специально для того, кто добрался-таки сюда спустя множество заколотых женщин. Здесь и не должно никого быть физически, и это место только для того, кто сумел дойти до него, мантра приветствует своего гостя.
И больше нет ничего вокруг, и дрожащее пламя свечей наполнено нескончаемым светом, и он и есть эта мычащая песнь, или же наоборот, и это уже не имеет значения.
-Огонь!
И грохот коротких очередей, разливается эхом повсюду, таких далеких и незначительных, тонущих в этой невообразимой мощи, в голосе всепоглощающей Вечности. И новый, мажорный тон ясно слышен и уверенно доминирует, порожденный близящимся финалом Агорафобии, обозначая достижение радости и блага, обозначая освобождение и очищение. И взгляд ослепляюще ярок, и речь нестерпимо обжигает, и слуху доступно все мироздание. И кульминация мантры заставляет свет меркнуть, и подчиниться и подчинять. Хотя на самом деле уже ничего не важно. Будто это и есть Совершенство.
Тает мантра, уходит вдаль, забирая с собой все, что было прежде, забирая с собой бесконечность света, и оставляя после себя ветер над безымянной могилой расстрелянного тела.

тишина

3. Они наблюдают (60мин. 00сек.)
Волны накатывают и накатывают. Мягко и надменно шипят, шлифуя твердые холодные камни, будто гордятся этой своей работой, будто от них зависит весь резон вступления и всей последующей композиции. И, кажется, так оно и есть, и нет ничего величественней во всем мироздании, чем морская бездна, откуда родом все живое.
Вспыхивает ночь, полная тьмы, но испещренная яркими точками звезд. Два тона заключают в себе всю открывшуюся реальность: низкий и прочный, кажущийся мрачным и холодным, и другой – родившийся из первого, чуть более тонкий и гибкий, висящий над первым, но вторящий ему твердым звонким металлом. Именно он удерживает темную форму, подчинившую мироздание своей воле. И кажется, не будь ни одной звезды в ясном ночном небе, тьма канула бы в Небытие, поглощенная гонимыми ветром волнами. О, да, звезды бесчисленны, звезды кажутся какими-то непобедимыми за счет своего количества. Звезды наполнены фантастической яркостью.
Звезды наполнены фантастическим холодом, фантастическим безразличием, фантастической отстраненностью. Они далеки как никогда в эти мгновения. Именно поэтому звезды задают общую атмосферу неудобства и напряжения, пронизывающих тьму ночи насквозь во всех направлениях.
Все потому, что звезды скрывают Их, которые прячутся за светом солнца, прячутся за светом ярких и далеких звезд, и открывают свои лица лишь в глубокой тьме. Они наблюдают. Как будто все мироздание принадлежит только им, придумано ими и подчинено их законам. Бесчисленные шипящие волны, воющий ветер, безмолвные камни и скалы – этот дом Их, и Они лишь позволяют всему сущему в Их доме быть. До определенного момента, когда Им будет угодно изменить существующий порядок вещей. Они всемогущие, Они владеют всеми секретами, Они познали все, даже Абсолют света и тьмы. Они не такие, каким может представить ограниченное человеческое воображение. И Они ничуть не боятся света солнца или сияния звезд. Просто тьма звездной ночи обнаруживает страх Их присутствия на отдалении, обостряет природные инстинкты ради того, чтобы чувствовать Их несмотря на огромные расстояния.
И голос звезд, тот тонкий и гибкий тон, парящий над первым – низким и прочным, описывающим вспыхнувшую ночь, это голос Их, пропущенный через звонкое, подобное звону металла, сияние из самой глубины Вселенной.
Следует мягкий, но глубокий толчок, разлившийся ударной волной по всему космосу, что достигает каждого уголка космической бездны. Это открыт прямой доступ к Ним, словно портал возникает в пространстве, через который можно попасть прямо в Их Логово, в Их тайное Убежище, в самое Сердце главного секрета Бытия, что подтверждает Их существование. Наступает Их время, и во мраке ночи над величественными волнами нарастает жужжание низкого гитарного риффа. Он не стремится доминировать или заменить твердый массивный тон, однако аккуратно вплетен внутрь него. Рифф принуждает трепетать и слегка колыхаться тонкий гибкий металл, прежде надежно удерживавший основу композиции на одном месте.
Новый мягкий и глубокий толчок, после чего раздаются приятные скребущие звуки, могущие напоминать ритм в силу всего одной ноты с эффектом глубокого эха, приглашая сознание внутрь открывшейся реальности, прямо к Ним, прямо из привычного окружения земли и неба куда-то прочь. Куда-то в самый Мрак, куда более плотный в сравнении с тем, что может находиться внутри любой черной дыры, где свет невозможен в принципе. Оттуда Их холодные отстраненные взгляды сквозь сияние звезд, подобных глазам. Но даже в этом Логове, прямо среди Них, невозможно увидеть Их природное естество, Их лица, Их плоть. Они реальны и ощутимы, и Их холод пронизывает тело  насквозь, и холод есть Их физическое существо.
Они были всегда, Они с самого первого дня мироздания, прерываемые лишь восходом солнца. Их голоса не смолкают ни на мгновенье, стоит лишь мраку ночи вновь обрести свою полную силу. Их голоса невозможно разобрать, Их голоса фонят треском и шипением подобно старой аудио записи. Их голоса повсюду, едва ночь забирает свое, Их голоса проникают во все сущее в целом Бытие. И не остается сомнений в том, что все состоит из Них.
И не остается больше прежних неудобства и напряжения, и трек открывает свой подлинный смысл, призванный лишь впечатлять и восхищаться тем, что таится внутри мироздания, недоступное солнцу, тем, что окружает временный солнечный свет. И эта сила не имеет ни конца, ни начала. Эта сила бесконечно велика, и ничто не может устоять перед ней, на самом деле обманчивое и кажущееся обычной иллюзией. Эта сила больше не угнетает, наоборот, с каждым мгновением нарастает желание прикоснуться к ней, впустить в себя, пропустить через каждую частицу своего естества, через каждую частицу тела и духа. Чтобы прочувствовать ее всю целиком, ну или хотя бы кусочек ее, но самый насыщенный. И чем дальше развивается эта необычная  композиция, тем тяжелее становится ее звучание: наливаются все элементы басовой глубиной, давящей на сознание. Но хочется быть полностью и целиком раздавленным, чтобы приятный холод Их накрыл с головой, хочется оказаться внутри каждого из Них, чтобы быть Их частью. Пусть не стать целиком и полностью, пусть не отдаться им всецело, но обрести немножечко того, что делает Их такими, какими Они есть на самом деле - вызывающими неудобство и напряжение во мраке ночи, где свет не более чем гость.
И тогда все мироздание подчинено крошечному убогому сознанию, но смирение с ним кажется сладостью, истомой ради чувства владения всем сущим, ради чувства превосходства над величием волн и недостижимостью ветра. Какими предсказуемыми кажутся они в эти бесконечные мгновенья, какой предсказуемой и жалкой кажется сама тьма ночи, покорная воле существовать, сформировавшись из Хаоса Бытия во что-то определенное. Все становится предсказуемым настолько, что кажется совсем неважным: пустым и бессмысленным, существующим самим по себе. Будто отдана часть себя и пришло время отстраниться, следовать лишь одному, тому, что сияет и звучит. И тогда легкий цикличный  ритм, окруживший глубокую, звенящую металлом тональность, что звучит в моно формате, выделившись из всего остального мотива, подобен гипнозу, погружающему сознание в приятное забытье.
Время стоять над накатывающими на камни волнами с бокалом вина в тонких ухоженных пальцах. Время смотреть в темную даль, полную ветра. Время вспомнить былое, полное непоколебимой уверенности, неоспоримого преимущества, чьих-то завистливых взглядов и благоговейного раболепного трепета. Ничего не изменилось с тех пор, лишь твердь под ногами утратила прежнюю силу, довлея только над пресмыкающимися ограниченными простофилями. И это для них бушующие волны и вольный ветер таят в себе тайны и имеют большое значение. И холод заставляет их дрожать и ежиться, разгоняя все прочие мысли. И устрашающий лед трещит и крошится вокруг, пока взор направлен в бесконечную ночь, с точками сияющих звезд.
И незаметно, как композиция цельна и слажена в несокрушимое целое, как полна смысла, как правильно и удачно подобраны и выстроены каждый на свое место все звучащие элементы. Незаметно, как уходит само Время, и сердце бьется сильнее от бушующего под давлением композиции адреналина. И нет ощущения растянутости трека цикличностью нот и тонов, переходов от минора к мажору и обратно. Все точно, все так, как и должно было быть изначально, с самого рождения трека, с самого первого вдоха, с самой стартовой точки. И никому больше не под силу ни повторить эту четкость и холод безразличия, ни возвысить их в Абсолют.
Будто сама Сила, повелевающая безжалостностью волн, обрела четкость форм и размеров. И те, кто неустанно наблюдает через сиянье звезд, знают ее досконально.
Они видят ВСЁ.
Они есть ВСЁ.
Они владеют ВСЕМ.
Они наблюдают.
Да, Они наблюдают.
Всегда.

тишина


3. Проект филд-рекординг эмбиент «Гексагон»

Угол первый: сладкий (часть первая) (10мин. 00сек.)
Гудит улей. С раннего утра и до поздней ночи не умолкает пчелиный род. Восходит ли солнце летом или же под светом уличных фонарей и автомобильных фар зимой – улей не должен и не будет молчать. Из камня, из стекла и стали – кажется могучим гигантом он, и только растет и крепнет. То тут, то там слышны удары молота, вбивающего мощные сваи в твердую и непокорную землю. Шумят строительные краны, режется и шлифуется металл, рычат двигатели бульдозеров и грузовиков. Требует улей к себе внимания, требует постоянной поддержки, требует постоянной подпитки. Зудит электрический ток в проводах – голос улья звучит всегда, даже когда пчелиный род засыпает после тяжелого рабочего дня, взяв паузу перед новым продуктивным походом на благо улья.
Много в улье пчел. Не покидают они его границ, иначе погибнут за пределами стен из камня, стекла и стали. Все являются невосполнимыми частями одного целого, наделенные индивидуальностью улья, в котором пребывают с рождения до самой смерти, как будто созданы из того же вещества, что и общий дом их. И другое просто несовместимо с самой природой их существования.
И спешат пчелы трудиться. Пешим ли шагом, за рулем ли автомобиля, пассажирами ли в салоне или в вагоне метро, но устремляются все, как один (или одна, без разницы) к своему рабочему месту. И нет в улье ничего бесполезного, каждое место имеет свой смысл, служит на благо общему делу. Все равно, что стершийся винтик в огромном механизме, от неполадки которого застопорится целая система. Каждая пчела на своем месте, каждая вносит свою лепту в общее дело, продолжая существование всего улья. Не ищут пчелы смысла жизни, просто делают каждая свою работу. Ибо так и должно быть, ибо погибнет улей, а с ним и все его обитатели.
Самый разный труд в улье, самые разные усилия прилагают в нем. Есть ремесленники, есть чернорабочие, есть ученые, помощь в улучшении производительности труда которых неоценима, есть и творцы в искусстве. Помогают они остальным трудягам в отдыхе, помогают набраться новых сил. Есть и те, кто следит за выполнением поставленных задач, те, кто ответственен за обеспечение условий проведения работ, те, кто обязан контролировать состояние улья. Мерилом вознаграждения за труд в улье является сладость, и те, кто ответственен, сладостью вознаграждаются намного больше обычных рабочих. Неудивительно, что через гудение улья и прочие шумы и фрагменты его насквозь проходит неприятный: дребезжащий, режущий слух фон. Подобен он жирной точке, мерцающей с определенной частотой, пронзающим темное небо пятном света где-то впереди. Он явно лишний во всей структуре, вызывает отторжение. Но в том все и дело, что этот фон лишь кажется инородным элементом композиции, сохраняя все свое неприятное естество, на самом деле происходя из природы улья.
Каждая пчела знает свое дело настолько, что наличие надсмотрщика над собой может нанести ей только лишь вред. Однако, от пчелы требуется работать, совершать четко отлаженный алгоритм действий, и лишние вопросы и недоумения обязательно нарушат их, что приведет к самым непредсказуемым, в том числе, пагубным последствиям. Не ее это дело – спрашивать что-то, все, что пчела должна – работать на общее благо.
И даже больше: сам улей неестественен в своей сущности, возникший по чьей-то неведомой воле, собравший пчел в один рой, заставивший их зависеть от него, быть ради него вместе и подчиняться его устройству.
Есть в улье и главная пчела, и ее воля неоспорима ни для кого из всех остальных. Но в том работа ее: быть на виду, быть на слуху, вертеться на языках, оставаться в центре внимания, чтобы прислушивались к ее словам и понимали жесты. Голос же ее похож на раскаты грома, такой, каким должен быть после смертельной борьбы за место во главе улья. Голос главной пчелы заставляет все вокруг цепенеть в трепете или в восторге от его насыщенности тяжелым тоном; голос главной пчелы достигает каждого уголка улья, достигает каждой пчелы – и работяг, и их  надсмотрщиков. Голос главной пчелы всегда грозен, даже если предвещает вместо грозы благо, ибо ни у кого более нет возможности велеть, как будет, и как будет лучше для всего улья.
И в благодарность за упорный труд вольны трудяги взять время на полноценный отдых куда большее, чем просто ночь или целые сутки, а, возможно и двое, вдали от рабочего места. Вдали вообще от привычных стен дома, пусть и не за пределами улья. Просторно внутри него. Ведь кроме искусственных стен вдоль оживленных улиц должно быть в улье место, где привольно, где и свежо, и чисто, и тихо. Где простор имеет не меньшее значение, чем ограниченное высотками пространство. Много в улье мест, полных приволья: с чистой водой, с зелеными лугами, с густыми лесами и ароматными травами. Для трудяг строят в этих местах комфортные апартаменты, чтобы сладко было им забыть о своем старательном труде.
Но и в городских стенах можно им рассчитывать на новый угол. Главное, трудиться на совесть, на благо улья, а где труд, там и прибыток. Почет и уважение пчелам, которые постоянно при деле, не отлынивают от работы, которые умеют и могут делать то, что от них ждут, чему учились они в юности, чего хотели достичь в будущем. Нельзя в улье не работать: элементарно не приветствуют в улье работяги лодырей. Не принято в улье болтаться без дела, не то, что не принято, под строжайшим запретом. Но уже с ранних лет можно наблюдать пчелу за работой, пусть не на благо улья, но на благо родителей, на благо самому себе, чтобы быть готовым хотеть и приносить пользу.
Оттого кипит в улье жизнь, не останавливается. И одни пчелы сменяются другими, и на смену старым и больным, приходят молодые и сильные, уверенные в завтрашнем дне, в сладости, которой будет вознагражден их труд. Слаженная работа сложнейшего механизма начинает грядущую сюиту.
Гудит улей, гудят пчелы по отдельности и общим роем…

Угол второй: небесный (10мин. 00сек.)
Из мерцающего жирного пятна света вспыхивает сочный и насыщенный глубокий тон с тонкой свистящей полосой, указывающей далеко в небо, куда простым смертным трудягам никогда не добраться. Там, далеко в небе, есть нечто, что представляет для ученых немалый интерес, над разгадкой чего они бьются уже много лет. Будто от объяснения зависят их собственные жизни. Да, много необычного происходит за пределами земной тверди, много завораживающего и взгляд, и слух, и рассудок. Много такого, перед чем суетный человечий разум просто ничто, меньше песчинки, меньше атома. И все это там, далеко в небе, среди звезд.
Например, огромный гексагон в районе северного полюса Сатурна, заинтересовавший астрономов после снимков космического аппарата. По прошествии времени им стало (более-менее) понятно, что это огромный, в 25000-30000 км в своем поперечнике вихрь, вращающийся, при этом, со скоростью 320 км/ч, и имеющий необычную угловатую форму на поверхности. В центре же его имеется воронка (т.н. глаз гексагона), представляющая собой более быстрый вихрь диаметром около 2000 км и вращающийся со скоростью в 500 км/ч. Зрелище, наблюдаемое астрономами при помощи специальной аппаратуры, конечно, впечатляющее, учитывая его масштабы в сравнении с земными расстояниями и скоростями. Тем более, что каждая сторона данного гексагона, равная примерно 14500 км, больше диаметра Земли. Наблюдаемый вихрь, кажется, может повлиять на чью-нибудь неустойчивую психику в ее попытках визуально представить то, что происходит внутри него, какие звуки могут быть там, какая мощь может скрываться в самых глубинах происходящего действа. С ней сравним, пожалуй, сочный, глубокий, с оттяжкой, прерывистый ударный бой, пропущенный через ревербератор, заставляющий слух и сознание трепетать в страхе перед, кажется, бесконечной силой, от которой невозможно в принципе никакое спасение. Разумеется, слышен насыщенный частотами шум ветра, также с сильным эффектом реверберации, на самом отдалении которого можно расслышать некое подобие мелодии средних и высоких частот, подобным голосу кого-то или чего-то (такого же огромного в своих габаритах) в самом основании гексагона.
А может быть, ученые астрономы на самом деле знают истинную природу столь большого объекта, и эта история с атмосферным явлением не более чем «утка», пущенная в непросвещенные массы с фальсификацией доказательств - фотографий и спектрограмм?
Как бы то ни было, наблюдаемое астрономами космическое пространство наполнено, как уже было сказано выше, непривычными для людского воображения фактами. Тратятся на их изучение немалые деньги. А меж тем, неизученными остаются процентов 70% родной Земли, полной явлений, что требуют четких и внятных ответов. Хотя бы уже для того, чтобы обитатели ее знали о возможных угрозах их жизням и здоровью, и, либо могли справиться с ними, либо пытаться избежать и держаться от опасностей подальше. А, возможно, для того, чтобы просто наслаждаться земными чудесами. Чем не чудо, к примеру, «тропа великанов» в Северной Ирландии, имеющая такую же шестиугольную форму, вулканическое происхождение которой уже разгадано, но ничуть не умаляет ее притягательности? Чем не чудо столбчато-базальтовый памятник Девилз Постпайл (ДЕПО) в Калифорни в США, колонны которого так же шестиугольны и так же объяснены с точки зрения науки? Чем не чудо урочище шестигранников на западном берегу острова Кунашира мыса Стобчатого на Курилах? Ради того, чтобы посетить эти места, люди, обычные трудяги, которым удается вырваться за пределы своего дома и привычного рабочего места, преодолевают сотни, может, тысячи километров, и, в конечном счете, получают положительные эмоции и впечатления на всю оставшуюся жизнь.
А ведь есть на Земле и места, хранящие свои тайны не одно поколение, а то и вовсе недостижимые для ноги человека (один мировой океан чего стоит). Сколько таких мест и явлений скрыто в лесах, в горах, там, где люди живут сотни лет, и сталкиваются со странностями природы регулярно? Только кому это нужно? Пусть сталкиваются, у них немалый опыт поведения в таких случаях. Переживут как-нибудь.
А вот гексагон на Сатурне, или же гигантский вихрь на Юпитере, это да, это архиважное наблюдение, имеющее колоссальное значение для всего человечества. Как будто человечество собралось сорваться с загаженных им самим мест во имя переселения в другие уголки Солнечной системы и обгаживания их как оно умеет это делать, ведомое своими вожаками. Но самое интересное в том, что идея освоения человечеством космических просторов не более чем фикция, один из способов отмывания нечестно заработанных денег, и суммы там крутятся фантастические. Оттого космические явления и необычности сохраняются астрономами в качестве развлекательных диковинок для чьих-то хобби и отдыха, или же в качестве страшилок, мол, а вдруг Земли какая-нибудь НЁХ коснется. Потому что простые работяги не вникают в процессы, происходящие на Сатурне или на Юпитере, многие из них даже не знают об этом, занятые делом на благо сохранения и процветания улья. Им даже не надо об этом знать – вихрь на Сатурне до них не доберется и уж точно не повлияет на их труд.
Голос кого-то или чего-то в самом основании гигантского гексагона как будто однозначно указывает на то, что человечеству не должно быть до него никакого дела, что у человечества полно своих гексагонов, заслуживающих внимания. Дело лишь в деньгах, выделяемых на изучение шестиугольных образований, и чем больше расстояние до каждого из них, тем крупнее сумма. В случае с Сатурном, видимо, учитываются еще и масштабы главного для астрономов природного атмосферного его явления.
Да, изучение небесных механик необходимо: в космосе полно объектов самых разных размеров, траектория движений которых может представлять угрозу всему живому на Земле. Правда, и здесь не все так однозначно: если кто-то может сбить опасный для Земли объект, кто сказал, что этому кому-то не под силу направить такой объект на необходимую для удара траекторию для уничтожения вполне конкретной инфраструктуры и живой силы противника, самому оставаясь в недосягаемости от последствий применения таких возможностей? А если такие возможности попадут к тем, у кого с головой не в порядке?
Изучение неба имеет смысл для пользы развития и выживания человечества, когда тот или иной процесс в космическом пространстве, замеченный и изучаемый с Земли, касается каждого живого существа напрямую. Когда то или иное живое существо ощутит результат наблюдений на себе, сделает соответствующие выводы для того, чтобы пользоваться полученным от эффекта результатом в быту или же держаться от него подальше.
Пока же гексагон на Сатурне не умолкает, и продолжает приносить денежные вливания в наблюдение за событиями в Солнечной системе и за ее пределами. Но мощь его действительно впечатляет. Впечатляет настолько, что хочется, чтобы это могучее звучание, этот голос кого-то или чего-то, прячущегося в основании вихря, продолжался и завораживал подобно хищнику перед несчастной беспомощной жертвой…

Угол третий: сладкий (часть вторая) (10мин. 00сек.)
Другой улей. Будто из гигантского гексагона в далеком космосе устремляется к Земле одинокая пчела; находит она родной улей из множества прочих ульев. И иначе здесь: не привязаны к родному дому пчелы, вольны покинуть его в любой момент, вольны найти новое пристанище. Все оттого, что всегда есть им дешевая замена. Не ценится в этом улье труд, нет почета работягам, оплеваны они, и, вроде, так и должно быть. Любой желающий может занять не свое место у рабочего станка. И что еще хуже, этим любым желающим может оказаться гость издалека, такой, как наша пчела, прибывшая из глубин космоса, которая даже языка улья не знает. Это потому, что за свой труд пчела далеко не всегда получает достойное вознаграждение, и бывает, что ей приходиться выбивать свое из тех, кто отвечает за оплату ее работы. Пчелу могут просто изгнать из рабочего коллектива в ответ на ее требование отдать заработанную сладость, и взять на ее место того, кто будет более терпеливым к обману и унижениям в свой адрес со стороны руководства.
Нет, не ценят в этом улье рабочий труд. Принуждают пчел работать в ущерб их собственному здоровью, отнимают время на отдых (мол, зачем пчеле отпуск, что она там будет делать?), не всегда есть, или же отсутствует вовсе достойная оплата за работу сверх положенной нормы. Убирают за ненадобностью пчелу по поводу и без, хотя бы ради того, чтобы ее место занял НУЖНЫЙ работник, СВОЙ: родственник, знакомый, трепло и стукач. Не нужно прилагать больших усилий, чтобы выбить неугодного трудягу, уйдет по собственному желанию. Ложь, интриги, сплетни – оплеванный и оболганный трудяга в этом улье -  обычное дело. И если пчела не задает вопросов, а просто молча делает свое дело – это самое настоящее раздолье для тех, кто отвечает за ее труд: проглотят трудягу и не подавятся. Чем лучше работа – тем быстрее сядут на шею.
Загоняют трудяг в долги. Стремление пчелы к достойной жизни, стремление чувствовать себя полноценно, стремление содержать семью безбедно, чтобы хотя бы существовать, а не выживать, стремление быть на качественном уровне, получая при этом минимум сладости за проделанную каждый будний день работу, принуждают работягу надеть на себя долговой ошейник. И тогда уже особо не приходиться выбирать себе удобное рабочее место, соответствующее приобретенным умениям. Не особо приходиться выбирать себе место с достойной (параллельно идущей с ростом цен) и гарантированной вовремя оплатой труда, с адекватным отношением к работяге и его обязанностям, предлагаемым работодателем. Голод не тетка, может прижать так, что придеться зарабатывать на жизнь и насилием, что чревато проблемами с законом и изоляцией от общества и от семьи на долгое время. Приходиться пчелам экономить, приходиться хитрить на рабочем месте, халтурить, мол, как платят, так и работаем. Приходиться пчелам изгаляться, искать еще рабочее место, отдавать труду больше времени, в ущерб своему здоровью, тратиться и на семью, и на долги, и на лекарства.
Другое дело – труд напоказ, искусство, пускаемое в массы: литература, живопись, театр, кино, музыка. Даже ораторство, с его умением запудрить мозги пафосными речами, славящими улей, невзирая на откровенно бедственное положение работяг. В почете все эти поэты и прозаики, живописцы, актеры, музыканты, ораторы, чьи успехи в творчестве напрямую зависят от желания петь дифирамбы улью. Не все из них талантливы, и  заработали свою славу по блату, или же через постель, а те, которые истинные мастера и мэтры, боятся погаснуть раз и навсегда, боятся элементарного забвения, блокируя путь в искусство молодым дарованиям. Все из-за банального загрязнения искусства коммерцией, при которой талант имеет второстепенное значение, безоговорочно проигрывая финансовым вложениям, порождающим откровенных бездарей однодневок.
Не меньшими трудностями для возможных гениев, на чьи таланты давит груз простой нехватки средств для реализации своих возможностей, принуждающей заниматься физическим трудом, зарывая свое стремление вспыхнуть яркой искрой и долго сиять на радость поклонникам и фанатам, остаются откровенные аферисты и шарлатаны, предлагающие свои услуги в продвижении попыток творчества. Развитие цифровых технологий позволяет мошенникам обычный плагиат, пользование трудами не сильно разбирающихся в виртуальной реальности и ее возможностях новичков. Форумы, порталы, сообщества, создаваемые мастерами брать не свое, совсем не гарантируют сохранение отправляемых на всеобщее обозрение и оценку публикой материалов. И вновь рискуют несчастные работяги остаться ни с чем.
Не на благо улья должны трудолюбивые пчелы работать, не улей должны пчелы содержать. Нет, не ради будущего, на настоящее: на тех, кто хитрее, кто наглее, кто безжалостнее. На мошенников, на аферистов, на откровенных воров и бандитов. Но труд отвлекает от мыслей. От труда зависит сладость, которой всегда не хватает.
Кружит наша пчела над помойкой – пестрой и яркой, над которой витает сладкий аромат гниения в самых ее толщах. Сплошная фальшь звучит вокруг: неестественные искаженные звуки хаотично сменяют друг друга, расстроенные музыкальные инструменты пытаются играть оркестр, отчего становится невыносимо тошно, и внимание отчаянно пытается сфокусироваться над жужжанием единственной живой пчелы, блуждающей сквозь отвратную какофонию. Не смолкают шелест купюр и звон монет в центре ее. То и дело доносятся обрывки неразборчивых пламенных речей под шумные и бурные аплодисменты.
Постепенно из хаоса отвратных шумов доносится скрип колес, неспешно отправляя их в тишину. Будто тает свет, будто сгущается тьма, сама становящаяся светом так, как должно быть на самом деле. Кружит пчела над телегой, катящейся прочь из проклятого улья. То покидают его те, кто уже не ждет от него сладости, ни должной за работу, ни вообще какой-либо, осознавшие ничтожность своих стремлений на благо улья и бессмысленность их для подлинных его хозяев: мошенников, льстецов, лжецов, необратимых паразитов. Покидают его те, кто стремится найти в своих талантах дорогу к самосовершенствованию, те, кто хочет творить и работать, получая от своих трудов не одно лишь удовольствие, для кого возможность заработать достойную сладость зависит лишь от них самих.
Скрипят колеса телеги, уверенно приближающей надежду на будущее, на обычное выживание, на развитие. Благо, есть место и желание, Есть неоспоримое осознание своих собственных сил, которых не хватало в душном, провонявшем гнилостью улье, есть возможность дышать и наслаждаться.
Все будет хорошо…

Угол четвертый: сладкий (часть третья) (10мин. 00сек.)
И вот наступает ночь, и воздух наполнен приятно царапающим слух блеском снежинок, подсвеченных мягким сиянием луны и звезд в чистом небе. Самое время вспомнить о далеком былом, самое время вспомнить об отчем доме, оставшемся так далеко. Царапает перо по бумаге, выводя букву за буквой, складывая буквы в слова, соединяя слова в предложения.
Сладок пчелиный сон после жаркого, во всех смыслах этого слова, лета. Потрачена уйма сил на домашнее хозяйство, один только огород чего стоит, что уж говорить о скотине и постоянном уходе за самим домом. Оставалось не так много времени на отдых, но то, что потрачено, имеет немалое значение. Собран урожай, подготовлено пропитание на зиму, хватает дров топить печь, чтобы не замерзнуть. Выдалась зима морозной и снежной. Выдалась зима белой и чистой. Самый подходящий момент собрать скопившиеся мысли и эмоции, чтобы выплеснуть на бумагу сформированные из них образы, привязанные к оставшемуся в недосягаемости своих границ родному дому. Самый подходящий момент вновь погрузиться в чарующую громадину вихря, чтобы услышать знакомый голос в самом его основании, подобный голосу Творца, чья воля позволила пчеле появиться на свет.
И совсем не разорвана с ним связь.
И вновь играет уже знакомый трек ветра с сильной реверберацией, пропущенный через потрескивание ретро эффекта…

Угол пятый: чужеродный (10мин. 00сек.)
Там же рождается погребальный мрачный колокол, не предупреждающий, но оплакивающий. Открывает он некий портал, по ту сторону которого доносятся шумные голоса вперемежку с развеселыми песнями ярмарки или же торжественного открытия нового торгового центра. Больше не нужно работягам гнуть спины на земле, больше ненужно копать землю, больше не нужно обрабатывать ее денно и нощно, больше не нужно пахать, сажать и сеять. Все есть на прилавке, вот он – готовый урожай: овощи, мясо, молок, привезенные из тридевяти земель, из-за морей и океанов. Хотя, скорее всего, в ярких цветастых коробках с непонятными иноземными символами прячется свойское, запечатанное в фирменную упаковку ради получения выгоды за название. И пусть погибает родное хозяйство: пусть зарастает  огород чертополохом, крапивой, лопухами, пусть вымирает скотина и птица. Со временем приходит усталость, надоедает пчеле с утра до ночи горбатиться своим горбом, когда есть уже все готовое. Надо лишь потратить немного бумажной и медной сладости. И вот уже оторван трудяга от земли. Улетает пчела в гудящий улей, где можно купить уже все готовое, кем-то где-то выращенное, накачанное неизвестно чем для быстрого роста и созревания.
Однажды пришли на плодородные и обрабатываемые пчелами земли незваные гости в сиянии звезды Давида, чей непрерывный звон парит над гудящим торговым центром. Ульи – их творения. Кормят ульи своих творцов, ульи – их жизнь. И не должно у пчелы быть ничего своего кроме горба и шеи по их задумке. И увидели незваные гости, что возделывают пчелы свои земли, что богаты те земли ресурсами. Могут те земли кормить верных своему делу трудяг, и не нужны трудягам заморские дары в фирменных упаковках на непонятном языке сомнительного качества. Жирным получится на этих землях новый улей, особенным будет среди других уже существующих.
Устроили незваные гости смуту среди трудяг, навязали своих правителей, соблазнили заморскими диковинками, принудили к заморским порядкам. Тех же пчел, кто не поверил звезде Давида, кто противился дарам незваных гостей, кто узрел в них угрозу всему роду, истребили огнем и мечом. Остальные же работяги продолжили трудиться на земле, но не себе во благо, а на благо ее хозяевам. Ведь объявили они себя ее владельцами, обезопасили себя они войсками, чтобы не смели пчелы вернуть себе свою волю. Да и не нужны были бы пчелы им, по большому счету, могли бы незваные захватчики пригнать пчел из других ульев, более покладистых. Вот и страдали трудяги долгие поколения, служили захватчикам в страхе, а кто и по собственной  воле. Служили трудяги и славили своих королей, всех до единого ручных, задача которых не менялась ни на секунду – сиять ярко и быть на виду, на слуху, на устах.
Ограждены были пчелы от сладости. Трудились из кожи вон, часто болели, страдали от физических наказаний за провинности, и издевались над трудягами, порой, с особыми зверствами. Забирали большую часть их трудов захватчики, оставляя голодать в зиму, чтобы зависели пчелы от их хозяев. Грабили захватчики плодородные земли, забирали из недр ценные залежи ради сладости, распиравшей их тело и дух, ради того, чтобы оставаться правителями, ради собственного выживания.
Откуда же явились они? По чьей задумке? Кто в руки дал им погребальный колокол, что звучит денно и нощно там, куда приходят они? Нет ответов.
Но разделили они трудяг. На тех, кто в силу своей хитрости, наглости, проворства приспособился к чужеродным порядкам, что стали приносить им больше сладости, и тех, кто остался честен и бескорыстен, кто остался богат изнутри, кто имел чистые помыслы, кто не прельстился сладостью. А ведь сладость-то принесли с собой трудягам незваные гости под звездой Давида. И из сладости сложены их ульи. Сладость течет в их собственных жилах, сладостью наполнены их сердца. Нет в их мыслях ничего иного. Сладость принуждает их лгать, изворачиваться, оставаться в тени, совершать все гнусности чужими руками. Сладость позволяет им разделять пчел, нападать друг на друга, грызться до смерти, ненавидеть, быть порочными и слабыми. Не приучены незваные гости под звездой Давида к физическому труду, презирают они физический труд, не для он рук. Не должны они работать горбом и руками. Удел ничтожных работяг, убогих пчел – трудиться в то время, как эти должны получать с их труда прибыль.
Написали незваные гости для пчел правила в угоду себе, наплодили для пчел надсмотрщиков, по сути, таких же для них (чужаков под звездой Давида) ничтожеств с кнутами и палками в руках. Чтобы не плодились пчелы сильно, чтобы не было среди них особенных и талантливых, чтобы не было недовольных и представляющих возможные угрозы их порядкам, придумали они стравливать ульи между собой, даже на крови получая огромные барыши, и оставаясь хозяевами повсеместно.
И будто мутнел разум у пчел. Будто забывали они, в чем их предназначение. Будто труд на своей земле умалялся в угоду взаимному истреблению, будто кровь имела более значимую ценность в сравнении с урожаем. Воспитанные торговыми центрами и ярмарками, насытившиеся пищей, накачанной неизвестно кем и чем, дурнели пчелы, становились не просто марионетками, но какими-то зомби, ведомыми лишь одной целью – физическим уничтожением, где каждое убийство совершалось из страха быть убитым.
И сияла и звенела на полях сражений звезда Давида, и вновь бил и бил погребальный колокол.
И наша пчела кружит над истекающими кровью своими сородичами, и слышен колокол далеко в космосе, и будто нет более других звуков, и достигает колокольный звон самых дальних концов Вселенной.

Угол шестой: рабочий (10мин. 00сек.)
Вопрос элементарного выживания. Нарушен погребальный звон одной назойливой пчелой, но вот к ней присоединяется еще одна, и еще одна, и еще… Всего минута проходит с начала последнего эпизода сюиты, и грозен пчелиный галдеж. Не щадили пчелы своих оккупантов. Те, кто успели сбежать – сбежали, остальные же вынуждены были взяться за оружие. Взяли в руки оружие и те, кому жилось сладко за счет чужого труда. И пошел брат на брата, пошел сын на отца, схватились в смертельной схватке друг с другом близкие друзья. Воцарился хаос в улье, потонул улей в грохоте ружей и пушек. И нельзя было трудягам иначе, задавлены и унижены были они за множество прошедших поколений.
Много крови пришлось пролить, чтобы вычистить улей от нахлебников. И хоть остался сам улей, смысл которого изначально заключался том, чтобы пчелы не на себя трудились, не себя кормили, не для своих нужд плодородную землю обрабатывали, началось в нем развитие. Если прежде незваные гости под звездой Давида изучали законы мироздания для своего превосходства над пчелами, если прежде набирались они знаний ради власти и выживания за счет паразитирования, то теперь двинулся технический прогресс вперед на нужды трудяг. Наполнила улей техника, болтами и гайками скрепленная, вместо лучин и свечей пришло в жилища к трудягам электричество, на смену дровяным печам пришел газопровод, хоть далеко не всем пчелам довелось пользоваться новшествами.
Но главным было то, что получили пчелы возможность трудиться на своей земле по-людски. Сливались индивидуальные хозяйства в коллективные, слаженно работали пчелы, получали за свой труд достойную награду: что сеяли то пожинали, и не отбирали у них, как прежде, урожай нахлебники оккупанты. В почете было у пчел трудиться, многие хотела жить и работать на своей земле. Могли теперь рассчитывать пчелы на справедливость, больше не было над ними хозяев, чья воля была выше всех законов. Устроили пчелы строгий порядок в улье, любили свою королеву, что требовала от них исполнения работ, требовала труда, и не терпела хитрости и обмана.
Лишь одного не понимали и не хотели понимать пчелы. Что воспитали в них за много поколений дух подчинения, при котором кто-то ДОЛЖЕН управлять ими, и исполнять чьи-то личные пожелания, выдаваемые за законы и указы, что не все равны друг перед другом, и тот, у кого больше сладости, волен требовать от других во имя личных интересов. И даже новые правила и любимая королева не искажали принцип улья, устроенного незваными гостями много лет назад, и только ими, знающими все тайны улья, мог бы поддерживаться в нем любой порядок. И просто работали пчелы, на благо нового времени, на благо трудяг, на благо их общего дома. Был перестроен улей ими для них же. Но напомним, остался улей ульем.
И хоть и сбежали оккупанты из прежнего улья, спасаясь от гнева трудяг, были спокойны они, посеяв когда-то семена зависимости пчелы от улья, внушив пчеле, что погибнет она на воле, навязав вольной пчеле рой с его искусственными благами. Нужно лишь время на всходы, пусть напитаются пчелы неразбавленной одноцветной сладостью, пусть напитаются ею настолько, что покажется она им не приторной, но отвратной. Пусть рабочие будни и плодотворные выходные станут ненавистной рутиной, пусть возжелают пчелы ярких красок, которых не будет достаточно внутри одного улья. Пусть станет трудягам тесно в улье.
Проверены прежде были пчелы на прочность, объединенные против грозного внешнего врага, взращенного их бывшими оккупантами. Вновь пролилась их кровь, вновь было много погибших на защите родного дома, на защите любимого улья. Выстояли трудяги ценой огромных потерь, отстояли родные земли, кормившие их сотни лет, отстояли свое право на жизнь, право жить и работать, право быть своему роду. Потратил улей огромную часть ресурсов, и восполнили их трудяги после победы в жестоких битвах упорным трудом – их главным кормильцем на протяжении всего их существования. Сплотились пчелы как никогда прежде, спешили пчелы трудиться. Пешим ли шагом, за рулем ли автомобиля, пассажирами ли в салоне или в вагоне метро, но устремлялись все, как один (или одна, без разницы) к своему рабочему месту. И не было в улье ничего бесполезного, каждое место имело свой смысл, служило на благо общему делу. Все равно, что стершийся винтик в огромном механизме, от неполадки которого застопорится целая система. Каждая пчела была своем месте, каждая вносила свою лепту в общее дело, продолжая существование всего улья. Не искали пчелы смысла жизни, просто делали каждая свою работу. Ибо так и должно быть, ибо погибнет улей, а с ним и все его обитатели.
Ударными темпами отстраивали пчелы поврежденные тяжелыми боями части улья, делали их еще лучше чем было. Пахали пчелы, сеяли, строили. Все силы были потрачены на возобновления мирной жизни. Не ленились пчелы, вкладывали свои души в работу, гонимые моральным долгом и требованиями королевы.
Но вдруг не стало любимого правителя, погибла королева. Замер улей в гнетущей тишине, из глубины которой все громче и зловеще доносится знакомый погребальный колокол. Как будто растерялись пчелы, для которых в вместе с королевой погиб и весь улей, утратил весь смысл, навечно и необратимо изменился худшую сторону. И, казалось, не оставалось ни одной пчелы, не оплакивавшей свою королеву, казалось, пришло горе в каждый дом.
И что же будет дальше? Как будет правильнее? Будто слаженный механизм и общее дело не более чем иллюзия, за которой черная бездна, и одного только труда уже недостаточно для выживания и гарантированного будущего. Как будто открылся с гибелью королевы поиск смысла жизни.
Пришла на место прежней королевы другая, принесла с собой в улей перемены. Не яркие, не внезапные, по кусочкам некоей головоломки, постепенно складывающейся в жуткую картинку о смысле жизни. Позволяли по чуть-чуть перемены трудягам вольности. И за вольностями постепенно стали забывать пчелы о своем любимом правителе. Постепенно преобразилась траурная гнетущая тишина неприятным звоном звезды Давида, сгустилась и затвердела каким-то сверхпрочным бесконечным в своих размерах монолитом. Вскоре на место новой королевы взамен всеобще любимого и почитаемого правителя явилась еще одна, принося с собой все новые изменения. Потом еще одна, потом еще одна, и еще. Казалось, за одно-единственное поколение сменилась целая сотня правителей, смысл каждого из которых заключался в  навязывании пчелам так не хватавшего им смысла жизни, далекого от честного и упорного труда во благо общему делу, во благо роду. Корысть, жадность, жажда наживы, легкий заработок, в основе которого все те же ложь и обман, халтура, блат, похоть.
То, чего изначально хотели незваные гости под звездой Давида, созидая улей.
Покидает его наша пчела, прошедшая полный круг, возвращается обратно в хаос огромного вихря где-то в космосе, за которым наблюдают денно и нощно, отвернувшись от родной земли.
Но даже и он не вечен.

тишина


4. Проект сай-фай эмбиент «Матрица»

1. Белая матрица (20мин. 00сек.)
Она похожа на белесый туман, на полупрозрачную дымку. На призрака, возникшего в темном густом лесу в безлунную и безветренную ночь. Бесшумно и как-то незаметно она стелется над холодной землей, скользит по твердым безжизненным камням, по лугам, по травам, между древесными стволами. Ласкает она стены и крыши домов, не стремится проникнуть внутрь их, не стремится заполнить их нутро, стараясь просто обнять невесомыми и неощутимыми объятьями. Будто приходит она откуда-то извне, формируется необъяснимыми законами Бытия, недоступными для понимания его обитателями. Оттого голос ее воспринимается ограниченным смертным разумом обычным белым шумом, в котором невозможно различить ничего конкретного и осмысленного.
Жестоко и уродливо ее обличье, ее плоть, недосягаемая познанными физическими законами. Явилась она в этот мир из настоящего Хаоса, где невозможны ни красота и грация в принципе. Явилась она будто из какой-то дыры, норы, отверстия в физическом мире, образовавшегося в результате неизвестных науке прежде процессов. И способна эта дыра проглотить любое образование, невзирая на его размеры, как бездонная глотка, и оттого Белая Матрица такая же бездна, кажущаяся бесконечной живой материей, бесконечной видоизменяющейся мордой, если бы, конечно, ее плоть была доступной для физического осязания.
Внутри же нее все тот же Хаос, глухо трещащий и хлопающий подобно огню, терзающему дрова в топке, пронизывающему пространство в самых глубинах времени, в самой сердцевине бездны, открывшейся Белой Матрице и выпустившей ее из, казалось бы, надежного заточения. И кроме огня нет ничего больше, но на самом деле заключено в нем больше жизни, чем где бы то ни было. Отправляет он сознание далеко за пределы Бытия, туда, что запомнила Белая Матрица однажды и навечно, то, что видела, пребывая в своей клетке Хаоса, чем наполнилась, тем, что всегда хранила. И будто огонь внутри нее и есть само мироздание, и не добраться до огня, не обратившись к ней.
Но далеко не всем суждено увидеть ее воочию, узреть ее плоть такой, какой она есть на самом деле, увидеть лицо ее, увидеть и не устрашиться. Едва ли не по пальцам можно пересчитать избранных, кто разглядели и лик ее, и то, что под ним, коснулись ее огня, коснулись самой Истины. И узнав ее, сохранили свой ограниченный разум холодным и рассудительным. Ибо сила Познания, скрываемая в памяти Белой Матрицы, слишком сложна, слишком глубока, слишком насыщенна. Сила Познания легко сводит с ума даже самый стойкий, но не подготовленный к ней рассудок. И те, кто способен воспринять огонь внутри Белой Матрицы, должны выйти за пределы основ мироздания, за пределы физической реальности, даже за пределы их собственного ограниченного восприятия Бытия. Осмеяны они большинством, называет их большинство обыкновенными дураками, идиотами, недалекими, чье место в изоляции от внешнего мира.
Боится таких Белая Матрица. А если не боится, то похожи они для нее на назойливых насекомых, которых обычно прихлопывают после легкого и еле заметного укуса, чтобы не зудели неприятно над ухом. Подавляющее же большинство просто не замечает этой живой и как бы чужеродной для этого мира материи, в силу одного только ее существования, допустимого имеющимся мирозданием. Стелется Белая Матрица по земле, ласкает земную твердь, накрывает земную твердь своей невидимой большинству глаз плотью, объявляет земную твердь своей собственной, без труда овладевает ее богатствами, ее ресурсами, ее силой, проникает в каждую частицу ее глубоко и прочно, пронизывает насквозь. Вот так легко и просто, при полном поголовном неведении подчиняет Белая Матрица все мироздание. Она не растет и не становится больше, поглощая все новые пространства подобно примитивному организму, нуждающемуся в питании ради развития жизни. Она не вырастает из младенца во взрослую особь, не становится дряхлым немощным стариком, готовящимся испустить последний вздох. Хаос породил ее такой, какой она есть и в начале, и в середине, и в конце своего существования. Огонь истины продлевает ее жизнь, это он уязвим в то время, как нематериальное тело ее недосягаемо для увечий.
И тело ее нематериально всегда. Куда бы ни пришла Белая Матрица – она подобна призраку из другого мира, невозможная быть надежно сжатой в пальцах, невозможная быть распробованной на вкус, невозможная быть определенной на запах. Подчинена она своим законам, ведет себя по-своему, направляемая огнем внутри.
Лишь те немногие, кто мыслят не как предсказуемое большинство, могут предугадать ее движения, могут предугадать волю огня внутри нее. Ибо противоречит он Хаосу, требует упорядоченности и строгой четкости. Поэтому знает Белая Матрица практически все о том мироздании, в котором вольна делать все, на что хватит ее силы. Изучено физическое мироздание ею по кусочкам. Точно знает она кто ей друг, а кто -  нет. И все до единого друзья ее не более, чем способ избавления от врагов, от тех, кто знает о ней, кто видит ее своими глазами, кто видит всю ее насквозь, от тех, кто не боится смотреть ей прямо в глаза, кто воспринимает ее лицо таким, каким оно есть – с каждой его черточкой, с каждым изгибом.
Повторимся, таких совсем немного, и даже среди них есть особенные единицы, те, кто нарочно ищут Белую Матрицу, будто охотятся за ней с единственной целью раздавить ее раз и навсегда. Не из цели простой охоты или личного интереса, хотя личный интерес никуда против нее не денется. Нет, у Белой Матрицы есть то, что представляет намного больший интерес, а именно – ее возможности, огромные, безграничные, невиданные в своей силе. Насколько хватит собственных сил выстоять против них, даже попытаться их одолеть, быть может, стать частью однородной нематериальной сущности, скрывающей все тайны Бытия.
Белый шум ее однозначно содержит насыщенную фонотеку, о которой может только мечтать недалекий ограниченный разум…

2. Желтая Матрица (20мин. 00сек.)
Подвижна она и быстротечна как песчаная буря, затмившая целый свет. Проникает в каждую частицу тела, не дает сделать вдох, забивает колючими режущими песчинками все вокруг. Оставляет после себя лишь пустошь. Но там, в самом центре ее, на максимальном расстоянии от текущего момента времени, где-то в самой начальной точке, можно расслышать бесконечные и грозные заклинания какого-то безумного шамана или жреца, в руках которого вся полнота власти, полный контроль всего мироздания. Все верно, и Желтая Матрица – искусственное творение, созданное по воле того (или тех) кому по силам контроль. Контроль ради контроля, ради удержания надежного места в этом мире, ради собственного существования.
Грозная сила – Желтая Матрица. Грозен песчаный Хаос, затмевающий солнце, кажущийся вечностью. Нет от него спасения, если не успеть вовремя укрыться, если не спрятаться. И не умолкают заклинания, и только сильнее становится песчаная буря, и только точатся песчинки, становясь просто смертоносными, и проносясь вокруг с резким неприятным свистом. Требует Желтая Матрица особого поведения, и можно пережить ее, следуя строгим ее правилам. Так хотел ее создатель, и заклинания его кажутся требованиями, неукоснительно исполняющимися. Только так должно быть, чтобы не причинила Желтая Матрица боли, чтобы не касались ее острейшие песчинки ни одной клеточки тела, чтобы оставаться внутри нее невредимым.
И много таких, кто остается невредимым в самом центре ее. Много таких, кого принуждает Желтая Матрица быть по ее правилам, приспосабливаться к ее условиям, лавировать между песчинок. И тех, кто лавирует между песчинками, шлифуют те до идеальной гладкости. Длится эта буря не одну сотню лет, и даже не тысячу, и отшлифовано множество поколений, и не щадит Желтая Матрица, обтачивая очередную свою жертву. И по прошествии времени, поколение за поколением привыкло большинство к песчаному Хаосу, начавшемуся в одной конкретной точке мироздания и выросшей до масштабов целой Вселенной, перестроилось, научилось дышать в условиях, где дышать крайне трудно, если вообще не невозможно. По прошествии времени, поколение за поколением привыкло большинство к тому, что без Желтой Матрицы, без нескончаемых заклинаний ее творца (творцов) не сможет оно выжить в естественных условиях.
Покорно большинство принимает волю песчаного Хаоса, покорно принимает условия Желтой Матрицы. Легко готово расстаться с собственными жизнями, с жизнями своих детей по требованиям жрецов и лжепророков, жаждущих контроля ради собственного существования. Терпеливо наблюдает большинство за тем, как вырывают жрецы горячие бьющиеся сердца жертв на священных алтарях, обещая взамен милость богов, придуманных ими же, за тем, как льется невинная кровь для устрашения сомневающихся. Радуется большинство, что ритуал ублажения богов свершился, что жрецы в очередной раз донесли до них мольбы неразумных смертных. Танцует большинство на костях своих детей, убиенных на жертвеннике, падает большинство перед жрецами на колени в благоговейном трепете, чтобы прочитали жрецы свои таинственные и всемогущие заклинания, продлевающие Желтую Матрицу.
И потом объявляют неразумному большинству о божественной, наивысшей силе его правителей, божьих помазанников. О том, что через них, через правителей, объявляют боги свою волю – милость или гнев. Фараоны, цари, императоры – все до единого они инструменты Желтой Матрицы, все они в центре ее, безропотно наблюдают за круговертью мириад острейших свистящих песчинок, шлифующих одно поколение за другим. Как никто другой близки они к тому, что есть в центре тысячелетней песчаной бури, как никто другой близки они к источнику заклинаний, приведших Желтую Матрицу в движение. Как никто другой боятся они быть стертыми песчинками начисто во времени. Как никто другой выполняют они требования творцов Желтой Матрицы.
Ибо жива она только по прихоти ее устроителей. Ибо не может она выйти из под их контроля, не может стать отдельно существующим творением. Не может попасть не в те руки, стать чужим орудием. Продумана Желтая Матрица, но слишком проста в своем устройстве: кнут и пряник, страх и личный интерес. Поскольку нужна она большинству, поскольку проста в осознании ее существования, поскольку надежна в освоении. Каждый может привести в движение свою Матрицу, чтобы стала она частью всеобщей песчаной бури.
Однако, это жестокая сила. Требует Желтая Матрица крови, требует рабов и их хозяев, требует безоговорочного поклонения искусственным ценностям, ради достижения которых всегда будет борьба. Ведь за борьбой не видно ни страха, ни мук, ни подлинной ценности бытия. Потому тем, кто вовремя спрятался перед приходом ее в этот мир, и сложнее и проще одновременно оставаться вне досягаемости для острейших песчинок. Не боится их Желтая Матрица. Не боится, и вместе с тем развивается в технологиях по избавлению себя от любых попыток навредить ей. И на смену заклинаниям жрецов и письменным повелениям фараонов, царей, императоров приходят машины, нейросети, и искусственный интеллект. Совершенствуется, модернизируется песчаная буря, развиваются и обучаются ее творцы. Естественный свист острейших песчинок уступает место электронным сэмплам, а речитатив бесконечных заклинаний приобретает эффект вокодера.
И превращают песчинки природное естество в набор единичек и ноликов информации, в электронный файл, с которым может произойти все, что угодно: от копирования (ради покладистого и лояльного Желтой Матрице пикселя) до удаления по щелчку клавиши из общей базы данных на веки вечные.
Но даже такая Желтая Матрица остается востребованной в пользовании. Ведь без нее никуда нельзя деться, без нее погибнет большинство в естественных прежних условиях, когда-то его растивших.

3. Черная Матрица (20мин. 00сек.)
Неподвижна она огромным черным монолитом, сверхпрочным, не из металла, не из камня, но отлитая из чего-то, в разы более твердого, неподдающегося ни механическому воздействию, ни естественному разрушению. Впрочем, если присмотреться получше, можно сразу понять, монолит Черной Матрицы состоит из бесчисленного множества голов, в то время, как тела наполняют его изнутри. Охотно принимает она всех желающих, словно проглатывает без остатка, навсегда лишая возможности покинуть ее пределы. Капает вязкая жижа, четко разбиваясь о незримый пол, гудят стены, за которыми происходит что-то мерзкое и отвратное природному естеству. Это переваривает черный монолит, томящиеся внутри тела. Не страдают они в ужасных муках – нет гримасы боли на застывших лицах снаружи. Понимают ли они, что происходит с ними? Вряд ли.
Гниение и зловоние царят внутри Черной Матрицы. И хоть тверды и прочны стены снаружи, готово развалиться ее нутро в любое мгновенье. И обязательно развалится, разложится целиком, оставив после себя лишь ничем не пробиваемые стены, надежно укрывающие новую Матрицу, которая непременно придет на смену прежней. И не имеет значения, каким цветом окрасится нутро черного монолита - желтым ли, или красным. Каждый цвет – не более, чем условия, где-то отличные от предыдущих, в каких-то незначительных мелочах. Основа лишь не меняется, при которой большинство покорно исполняет волю извне, направленную на его беспрекословное подчинение, и при которой контроль ради контроля, ради существования. Основа и стены Матрицы – соблюдение чьих-то идей, возведенных в статус законов природы, против которых, как говорится, не попрешь. Основа и стены Матрицы – отсутствие стремления избежать ее, отсутствие стремления быть собой, отсутствие проявления природной индивидуальности, и головы, из которых состоит черный монолит, идентичны друг дугу в своей бесформенности и обезличенности.
Гниет и разлагается Черная Матрица изнутри, как и положено ей по природе своей, какой бы силой она не обладала, и какими бы заклинаниями не поддерживалась, и ничто не вечно, но не сгниет и не разложится она до конца. Обновится: появится новый правитель, возведенный жрецами до уровня богом избранного, чья воля неоспорима, слегка подкорректирует правила пребывания внутри черного монолита по воле своих покровителей, знающих заклинания, что держат Матрицу под контролем. И успокоятся те, кто посмеет усомниться в ней, кто посмеет обратиться к родовым обычаям как к единственному правильному своему существованию. К такой же Матрице, неподконтрольной мастерам заклинаний, что держат большинство в узде кнутом и пряником.
Но гибель Матрицы неизбежна. Оттого черны стены ее монолита, пропитанные гниением и зловонием.

тишина




5. Проект релакс эмбиент «Плазма»

1. Водород (15мин. 01сек.)
Я чувствую его всем своим естеством. Рассеянный, приобретающий свое истинное значение, свое место в одной  определенной точке, будто прибывая отовсюду сразу, он набирает свой невесомый вес, становится вполне ощутимым, чтобы быть определенным мною досконально. Из тишины постепенно нарастает его голос – приятный, и какой-то разглаживающий, какой-то прозрачный. Я не знаю, с чем смог бы сравнить его, услышав в самый первый раз. Очень отдаленно напоминает журчание ручья, насыщенное высокими частотами, но стремящееся обрести, в конечном счете, полноту природного звучания.
Дрожит журчащий голос, приятно щекочет слух, трепещет, лишенный физической формы. Заставляет трепетать все мое естество, принуждает мое сознание войти с ним в унисон. И будто моя плоть растворяется в эти невероятные мгновения, покидает привычное состояние, впитывается в окружающую реальность, насыщает окружающую меня реальность мной, помещая ее необъятность в крохотной точке меня. И уже я сам становлюсь пробившимся из окружающей тишины где-то в самом центре этого чудесного звука, унесшего меня за пределы обыденного бытия. Я звучу легким низким тоном, расстелившимся подобно какому-то покрывалу над всем миром. Я накрываю собой целый мир. Я чувствую себя каким-то нежным светом, чистым, пронизывающим все вокруг, я вижу этот свет, исходящий отовсюду, прошедший через мироздание насквозь, чтобы вернуться ко мне таким же чистым и мягким.
Девственно белый, воздушный, совершенный, такой, каким я пришел в этот мир – я парю в пространстве во всех направлениях разом. И есть лишь неустанное наслаждение, и ничто иное просто невозможно, ничего иного просто нет в видимом насквозь журчащем трепете вокруг. Нет ни свободы, ни ограничений, лишь Вечность, пронизывающая меня, пронизывающая все, что  я могу осознать. Я вечен. Я был всегда, и я даже не могу вспомнить, что было до меня, а, впрочем, есть ли у меня хоть какая-то память? Нужна ли она мне?
Что-то мелькает справа и слева от меня, плавно вспыхивает и затухает, не оставляя и следа, не позволяя разглядеть и расслышать его со всей четкостью. Проносятся приятные смазанные звуки, дополняя мою негу, насыщают мой свет, доносят до Бытия мира мое наслаждение, чтобы каждый уголок мироздания наслаждался вместе со мной, испытывал фантастическую эйфорию. Чтобы не было более никаких других чувств и эмоций. Чтобы все трепетно дрожало, настолько хрупкое, что позволяло бы лишь созерцать свое существование без возможности физического обоняния и осязания…
   
2. Ртуть (15мин. 01сек.)
Тяжелеет и грубеет низкий тон, растворивший меня в своей глубине. Становится тягучим и вязким, густеет и окружающее меня мироздание, густеет приятная и ласкающая трепетная дрожь. Будто замедляется Вечность, будто растягивается всепроникающий свет. Я слышу его низкий и мощный звон. Замедляются звуки, возникающие по сторонам, и теперь я могу определить их со всей ясностью своего приторможенного сознания.
Я знаю, что не был готов к ним. Несмотря на всю гладь их, несмотря на приятное мягкое их скольжение с максимальным эффектом реверберации и идеальное чистое звучание, будто созданы они в естественной среде, кажутся они лишними. Кажутся они какими-то обвесами, придающими лишний ненужный вес всей структуре композиции. Звуки не скребут неприятным скрежетом, не визжат, продирая сознание, не скрипят и не зудят до омерзения. Нет, это приятные, пусть и кажущиеся лишними дополнения, требующие от расслабленного меня привыкания к ним.
Глубинные и объемные, они будто тянут за собой куда-то в бездну, чтобы потом вытолкнуть на поверхность. Подобно медленным цветастым вспышкам во тьме, звуки то справа, то слева обозначают в Вечности доселе неизвестные мне границы, указывают на некие разрозненные в Бытие пространства. Они подобны темным пятнам на чистом лоне, допускаемым самим мирозданием, но придающим прежним его невинности и невесомости нечто неестественное, как бы чужеродное и необъяснимое.
И я уже не так невесом необъятен, как было только что. Я чувствую, как утяжеленный фон давит на меня, и подобные пятнам глубинные и объемные звуки стараются притянуть к себе, и отбросить потом как можно дальше, перекидывая меня от одного звука к другому. Но на самом деле, это все так же расслабляет, и нет желания противиться или морщиться от неприятных ощущений, к которым, повторяю, я не был готов. Они будто ставят условия, и само их существование доставляет мне новое удовольствие.
Условия не обязательны для исполнения, пусть они есть в принципе, и несоблюдение их чревато самыми непредсказуемыми последствиями, приводящими к новым условиям. И чистый непорочный свет не может оставаться таким, и условия их ожидаемы. И вопрос лишь в том, ожидаемы ли условия мною самим. Но значит ожидаемы, если я утяжелился с их появлением. И, быть может, условия подстроены под меня, и потому пятна не утягивают меня вглубь безвозвратно.    

3. Титан (15мин. 01сек.)
Постепенно прежний фон и вовсе затвердевает, достигнув максимального обрусения, становится грузным, массивным электрическим жужжанием, поглощая прежний сияющий свет, поглощая прежние глубинные и объемные звуки. Глухо ухают тяжелые удары некоего молота, вырастающие из недр фона, постепенно приобретая четкость и чистоту звучания. Это не ритм – совсем неспешный и одиночный, который придал бы общему треку четкую динамику. Нет, это вполне осознанный элемент в структуре всей композиции, задача которого рушить, разбивать вдребезги, крошить те или иные преграды, ломать условия, подстраивать их под себя. Задача молота – ось, которой так не хватало в первых двух фрагментах звучащего произведения, опора, стержень, будто удерживающий все мироздание  целостным, будто позволяющий самой Вечности быть. Задача молота – придать мягкому трепетному свету прочную основу, не дать ему погаснуть в небытие, не дать ему распасться под давлением вспыхивающих условий. Больше не будут они тянуть меня в разные стороны, больше не будут швырять меня от одного к другому со всеми их объемом и глубиной. Больше не будут они глотать меня и выбрасывать обратно.
Задача молота – заставить меня быть сильнее: не просто быть покрывалом всего мироздания, сотканным из света, но испытать его прочность, о которой я узнал только что. Я не был готов – и вот  все изменилось. Все изменилось настолько, что я не просто готов и ожидаю новых условий, но в руках моих грозное оружие, против которого бессильны любые условия.
Бах – крошится с треском вязкая субстанция, принудившая меня прежде слиться с ней воедино, погружаться глубоко в ее недра, до самой ее сердцевины, вдыхать ее стальной вязкий привкус, растягиваться и замедляться, отчего все внутри меня пылало и ухало, войдя в резонанс с не таким уж чистым трепетным мирозданием. Бах – летят осколки в разные стороны, наполняют твердое застывшее пространство, наполняют меня всего. Бах – я чувствую мощную приятную волну, поднявшуюся внутри меня, разлившуюся по всему моему сознанию, по всему моему телу, доставшую каждую его частицу. Бах – все внутри меня приходит в приятное расслабляющее движение, создает эффект качки в пространстве, отчего я чувствую лишь прилив новых сил.
Бах – это проходит усталость, и самое время ударить как можно сильнее. Бить жестко, бить наверняка, поразить цель с одного удара. Вот она, подлинная сила Вечности, перед которой бессильно все сущее. Бах – и я будто внезапно все вспоминаю, и остается лишь отдаться своим воспоминаниям без остатка. И свет – чистый, мягкий, трепетный – не такой уж и чистый, не такой уж и мягкий, не такой уж и трепетный. Стоит лишь замедлить его или остановить полностью, и открывается в нем подлинная суть доминирования и подчинения. Суть Вечности, не щадящей никакое Бытие.
И будто больше нет никакого трепетно дрожащего покрывала над мирозданием, и только грозная сила окружает его, не прощающая ни слабости, ни трепета.

4. Плазма (15мин. 01сек.)
Бах… Бах… Бах…
За сочными и приятно дурманящими сознание ударами нарастает новый тон, лишенный насыщающих его низких частот. Простой, не давящий на сознание звук средней, нейтральной частоты. Это осознание собственного отсутствия, осознание полной неважности, на которую прежде не обращаешь внимания, но которая только приобретает свой голос из абсолютной тишины, с той стороны Бытия, покрытого сеткой трещин от бесчисленных тяжелых ударов. Однажды оно просто рассыплется на мелкие осколки, и усталость навалится со всей своей невероятной силой, против которой невозможно устоять. И будто оказываешься по ту сторону рухнувшей границы, в тишине, через которую тонкой нитью проходит этот успокаивающий все естество и сознание звук.
Мгновение за мгновением становится он все глубже и глубже, затягивая и отдаляя меня от недавней мощи, приводившей мое тело и дух в полный восторг. Звук будто уравнивает меня, замедляет и останавливает, заставляет быть меня в самом его  эпицентре, в то время как сам он простирается во всех направлениях, подменяя собой само определение Вечности, становясь ею необратимо и так желанно. Ведь есть в нем то, что не позволяет даже малейшей возможности вернуться, не позволяет мысли о том, чтобы вырваться, не позволяет даже самой мысли. Звук и есть сознание, неподконтрольный мне, не зависящий от меня, но слившийся со мной воедино. Этот звук и есть Бытие во всех его возможных формах, в том числе, в полной его бесформенности.
Будто это и есть подлинное наслаждение, наивысшая точка пребывания в мироздании, максимальная нега, максимальная высота над целой Вселенной, которой я достиг однажды. Будто этот звук и есть крыша мира, за которой больше ничего не может быть, и это вполне естественное событие, допустимое в существующем Бытие.
Необычное, и вместе с тем вполне привычное состояние, которое наполняет меня, частью чего я становлюсь, полностью отрешившись от всего сущего, и пребывая в упокоении, ведомый одним лишь этим звуком.
Наверное, это и есть ТА САМАЯ плазма – загадочная и необъяснимая в своей сути.

тишина


6. Проект хорал эмбиент «Шарообразный куб»

1. Куб (30мин. 00сек.)
В тишине доносится со всей своей ясностью для слуха царапание. Карандаш скользит по бумаге, оставляя за собой четкие линии. Звук его насыщен глубокой частотой, чтобы не быть раздражающим, будто возводится некое устойчивое на долгое время сооружение втайне от посторонних глаз, что скрыто  пеленой ночи. И постепенно из бездны его всплывают другие частоты – жесткие, тяжелые, но вместе тем завораживающие своей полнотой.

1.
Явно слышны частоты звона металла. В строящейся на бумаге конструкции этот звон наиболее важный элемент среди всех последующих. О да, металл составляет основу прочности будущего куба, выводимого карандашом на бумаге. Чем больше металла, тем прочнее будет основание куба, тем устойчивее будет его положение в пространстве. Какой же это металл? Желательно, чтобы золото, тогда простоит куб не одно поколение. А если не золото, то медь, и нужно много меди для придания большей прочности. И было бы совсем идеально, чтобы физически ощутимым был металл, не нарисованный при помощи бездушной машины, существующий лишь на экране монитора или в памяти чипа. Но чтобы приятно звенел в руках, чтобы можно было перебирать его пальцами, чтобы можно было воспользоваться им в любой момент времени, и не бояться намеренного или случайного нажатия клавиши удаления, либо же обычного сбоя компьютера, после которого цифры на мониторе безвозвратно погаснут.
О да, металл – основа куба, его дух, его структура. Именно металл принуждает к стремлению построить куб, принуждает к стремлению к устойчивости. Вполне по силам принудить металлу к насилию, к завоеванию его через кровь. Вполне способен металл ослепить рассудок, и сколько же крови пролилось за все то долгое время его существования, ради материального обогащения. Как по щелчку пальцев призывает дикого жестокого зверя металл из глубин даже самого стойкого человечьего духа, будто пропитан он самим запахом крови. И нельзя иначе при построении куба, либо не быть ему в принципе.

2.
Ясно слышны частоты негромких и неторопливых голосов, ведущих деловые беседы. Нужны для построения куба надежные и сильные связи. Блат, договоренности, умение общаться, умение пудрить мозги. И хорошо, когда надежные сильные связи есть уже с рождения, когда родительская опека подкреплена покровительством тех, у кого в руках есть некоторая или же абсолютная власть, продолжающимся не один десяток лет, а может быть, не одно поколение.
А есть и другие условия блата для придания кубу устойчивости. Это когда брак по расчету. Ну если не брак, то отношения, при которых одна из сторон наделена статусом покровителя, имея и деньги на руках, и влияние в обществе. Для естественных чувств при таких условиях в подобных отношениях, конечно, мало места, и ложь и фальшь – обычное дело, бывает, с самым печальным финалом их. Но для будущего куба – самое оно. И немало тех, кто намеренно избирает для себя такой путь – быть жиголо, быть игрушкой, купленной за деньги, пусть, имея за спиной некоторую поддержку и возможность наладить собственные связи, чтобы хоть как-то подняться на одну ступеньку повыше обычного «смертного».
А чем может все закончиться однажды – дело десятое, и все будет зависеть от собственных мозгов и уровня наглости или же умения облизывать чей-то зад.
А как иначе?

3.
Явно слышны частоты звериного рычания.  Нужно быть сильным духом, холодным и трезвым в расчетах, имея стальную хватку, и вполне четкую цель, к которой невозможно будет повернуться спиной. Устойчивость куба напрямую зависит от устойчивости в понимании того, чего от него хотят добиться. Впрочем, задача всего одна – быть. И не просто быть, но занимать далеко не последнее место. Пусть для этого придеться принести в жертву даже благородство и милосердие, которые, конечно, не всегда исчезнут безвозвратно, и по окончании строительства куба могут вернуться (правда, запятнанные грязью в прошлом), однако, как известно, цель оправдывает средства.
Никуда, естественно, не девается и умение идти на риск, никуда не деваются внутренние силы, позволяющие пытаться ставить на карту очень и очень многое, даже идти ва-банк. Разумеется, необходимо при этом хотя бы приблизительно просчитывать варианты развития событий и результаты в свою пользу. Отсюда возникает необходимость во владении умением проигрывать, оставаться с холодной головой и быстро отбрасывать негативные эмоции, чтобы начать с чистого листа.
Не один только тонкий расчет, но допустимая, практически необходимая жестокость по отношению к себе – далеко не каждому позволительно, в силу преобладания в нем (в ней) человеческих чувств, человеческого здравого смысла, прибегнуть к подобной мере. Но именно она позволяет обращаться к  самообладанию, заставляет обратить внимание на мелочи, приведшие к отрицательному результату. Не потерпит куб нытиков, впадающих в панику при первой же неудаче, а особенно при неудаче, повторившейся снова. Удар за ударом должен держать создатель куба, против воли матерея и обрусев  до состояния животного хладнокровия с последующей жестокостью. Падать и снова вставать, с каждым разом все больнее и жестче – вот стезя, уготованная предстоящим кубом. Раскрыть свою животную суть, дать дорогу хищнику, настоящей акуле, хватающей первую же зазевавшуюся жертву. Или же волку, долго высматривающему свою добычу, преследующему цель покуда хватает сил, чтобы в конце наброситься и ухватиться клыками мертвой хваткой.
Но и это еще не все, из чего состоят стены строящегося карандашом куба.

4.
Явно слышны частоты машинерии, пребывающей в постоянной работе. Работа на износ, работа, требующая максимум прилагаемых усилий. Неважно, будет ли работа организационная - головой, либо же физическая - своими горбом и руками. Главное, чтобы работа была, чтобы не под лежачий камень. Упорство, постоянное делание чего-то, постоянные поиски возможности заработать, обрести множество надежных контактов с удобными и выгодными предложениями. Будущий куб не терпит топтания на одном месте, не терпит нытиков, и уж тем паче откровенных лентяев.
Но оттого, частым явлением в кубе становятся разбитые и морально, и физически, и одновременно и морально и физически калеки, просравшие собственное здоровье по молодости, в самом разгаре строительства куба. Когда лошадиные силы, когда энергия брызжет фонтаном и требует четкого русла. Куб выжмет все соки, и нужно четко понимать, что последствия кипучей трудовой деятельности обязательно скажут свое слово, и надо быть готовым встретить их со всей их полнотой.
И требует куб создания семьи, чтобы было все не напрасно, чтобы не пропали потраченные годы впустую, чтобы было кому передать его в целости. Чтобы, наконец, получить заслуженный отдых со всеми его благами, и не чувствовать себя искалеченным под конец пройденной жизни.
Часто бывает, что дело доходит до фанатизма, граничащего, даже с безумием. И абсолютно все идет в ход для того, чтобы получилось устойчивое основание. И тогда человек становится обычным заложником только возводимого, но еще не полностью готового куба, запертый в строящихся его стенах в полном одиночестве.
Все ради куба, и это уже похоже на какое-то отчаяние, и чем больше прилагается усилий, тем быстрее отчаяние овладевает рассудком. Поглощается жертва стенами куба, становится его частью. И уже нет никакой возможности вырваться…
Царапает карандаш бумагу, чертит прямые линии, скользящие из стороны в сторону: справа налево, сверху вниз, куда-то вглубь и наружу. Чертит карандаш клетку, созидает камеру без окон и дверей, устрашающее глухое чрево, наполненное жутким содержимым, смешанным в целый орнамент вышеуказанных частот, что поочередно сменяют друг друга где-то в центре и вокруг слушателя.
И кажется мрачной развернувшаяся композиция (и это лишь половина ее), кажется невыносимой на слух какофония звучащих частот, ведомая обычным карандашом. Но тем насыщеннее она в своем значении, тем сильнее в понимании. И оттого хочется обратиться к ней еще не один раз, хочется вновь и вновь слушать эти тяжелые звуки, хочется как-то насладиться их некоей подробной полнотой, хочется словно рассмотреть во всех деталях в поисках чего-то очень и очень важного, что должно поставить жирную точку в конце. Будто прячется в получившемся  кубе нечто мощное, нечто величественное, против чего невозможно устоять.

2.Шарообразный куб (30мин. 00сек)
И если куб похож на устойчивое глухое заточение без окон и дверей, то нутро его пребывает в постоянном движении. Трепещет оно при малейшем толчке самым настоящим шаром. Крайне неустойчив шар, давит на глухие стены изнутри куба, пытается раздвинуть их для большего пространства, будто неустанно растет, ширится в своих размерах. Тесно шару внутри тяжелых прочных стен и строгих углов. Требует шар внутри куба простора, воли вольной, бесконечного неба, будто готов взорваться в своей критической массе, сдерживаемой тесными стенами.
Гудит шар внутри куба, поет свою песнь. И разносится песнь далеко за пределы строгих четких границ, начавшись где-то глубоко в эпицентре шарообразного пространства, постепенно заполняя его целиком и заставляя куб резонировать ему в унисон. Звучит хоровое пение, сначала в один тонкий женский  голос, но постепенно прибавляется к нему множество мужских басовых голосов. Кажется бесконечным приятный чарующий хорал, разлившийся по всей Вселенной, проникший в каждый ее уголок, даже туда, где солнечному свету никогда не сиять. Заставляет хорал дрожать в унисон кажущиеся устойчивыми стены куба. И создается впечатление, что вот-вот пойдут они трещинами, раскрошатся, распадутся до самого основания, просто пойдут прахом, возводимые потом и кровью, принявшие столько жертв для завершения строительства. Заставляет хорал на миг осознать, что нутро куба куда величественнее и могущественнее его каркаса, что есть сила намного страшнее хранимых в его стенах «богатств».
Звучит хорал чистым звучанием, без лишних грязных фонов, без «белого» шума, будто не трек играет, а рвутся хоровые голоса в тишине Вселенной из собственного горла. И открывает звучащий хорал нечто другое, чего нет и не может быть внутри куба. Настолько возвышенное, настолько тонкое, настолько чувственное и открытое, что нет возможности передать это словами. Это можно лишь вообразить, индивидуально, без возможности передачи информации в словах; только образы, далекие от устойчивости куба, основанной на каком-то звероподобном рвении к ней, на звенящем металле, на бесконечной упертой машинерии. Образы яркие и сочные, наполненные теплыми и глубокими темными красками узоры, кажущиеся куда более реальными в сравнении с материальными стенами куба.
Открытые хоралом образы сильнее настолько, что веют чем-то родным, когда-то утерянным, но благодаря именно кубу вернувшиеся в мозаику воспоминаний, отчего рождается непреодолимое стремление быть ведомыми ими вон из глухой устойчивой камеры. Открывается понимание, что не такой уж куб и прочный, каким бы хотелось его видеть и понимать. Однажды он просто рассыплется, не оставив и следа, утратив всю свою важность по окончании своего пребывания в этом мире. Однажды покажется куб обычным развлечением, утехой на совсем короткий промежуток времени, после которой придеться вернуться к рутине, воспеваемой хоралом. И больше не вспомнятся ошибки, допущенные в ходе строительства куба, не вспомнятся все те жертвы, что пришлось принести ради него, и какими ничтожными станут стремления построить куб во что бы то ни стало.
Потому что исчезнет привычная опора под ногами, удерживающая куб на одном месте. О, однажды наступит время шара, и в своей неустойчивости он будет прочнее и устойчивее куба в бесконечное количество раз. Но будет эта неустойчивость важнее всего сущего, всего материального, всего того, что может представить какую-либо ценность, заключив в себе целую Бесконечность.
Как же силен хорал. Не обрывается он в своей развязке, но медленно стихает, даже не гаснет, в тишине, уходя прочь, и забирая с собой все то, что непременно останется после него, заставив позабыть о возведенном кубе, заставив позабыть о его смехотворной устойчивости. Будто проложена хоралом некая дорога, по которой можно идти не боясь и не оглядываясь на мертвый куб. И еще долго после прослушивания не пропадают из сознания узоры образов, кажущиеся подлинной ценностью, неподвластной кубу.
Не выпустили его стены необъятное неустойчивое нутро, желавшее вырваться на свободу, разорвать глухую клетку на части. Но уже не такой куб, каким получился изначально, деформированный, раздутый, готовый сам покатиться прочь, в Бездну, не оставляя за собой ничего, что напоминало бы о нем где-либо и когда-либо…

тишина


7. Проект ритуал эмбиент «Рай»

1. Метадон (60мин. 00сек.)
С первой же секунды начала трека слух пронзает мерзкий и  противный высокочастотный сигнал. Режет уши, проходит через  сознание острым ножом, препарирует живьем все тело, внезапно вспыхнув, будто по щелчку некоего тумблера. В одно мгновенье все нутро наполняется какими-то острыми осколками, целой кучей их, не подлежащих счету. Физическая боль неизбежна, и если громкость выкручена на максимум, легко можно просто оглохнуть. И самое невыносимое то, что именно этот сигнал является основной частью музыкальной композиции, ее движущей силой, ее дыханием, ее сердцем, ее голосом.
Но вот бесконечную пытку разбавляет медленная, глубокая, басовая пульсация. По ее воле замученное сознание то и дело плавно проваливается далеко вглубь, и так же плавно всплывает на поверхность, отчего губительный высокочастотный сигнал кажется безоружным, лишенный своего смысла. Лишь безвредное тело его напоминает о себе.
Доносится какой-то неразборчивый речитатив, будто молитва звучит из уст священника или жреца, и пробуждается шепот бесчисленных голосов, заполняющих пульсирующую басовую глубину. Отодвигают они высокочастотный линейный сигнал куда-то вдаль, не затирая, однако, его целиком, и будет слышен он до самого конца композиции, хоть и не тревожа слух, но напоминая о своем существовании.
Но параллельно ему рождается низкочастотный тон, задающий общую атмосферу чего-то пугающего и завораживающего сознание и воображение одновременно. Перенесено сознание в некий жреческий храм, где звучит мрачный женский госпел, вполне привычный для подобного места. Окутаны каменные стены с высеченными в ним узорами приторным дымом множества благовоний. И это они придают звучанию госпела приятный окрас умело срезанных высоких частот, не режущий слух, но наоборот, приводящий сознание в состояние осознанного расслабляющего дурмана. Меняется тональность низкочастотного пэда в угоду госпелу, насыщают они друг друга, создавая общую атмосферу важности и напряженности всего того, что происходит вокруг.
Благодаря этому тандему можно услышать ровное дыхание и равномерное мягкое сердцебиение, успокоенные после ужасного высокочастотного сигнала, теперь совсем нестрашного, даже слегка ласкового. Постепенно утихает глубокая пульсация, оставляя сознание наедине с тандемом из госпела и низкочастотного фона, благодаря звуковым эффектам все глубже проникающими в успокоенное сознание, в кровь, в каждую частицу тела. Сами собой из дыма благовоний проявляются приятные глазу цветастые образы.
В привычной жизни они не имели бы никакого смысла, представляя из себя хаотичную мешанину резко видоизменяющихся фигур, отчего в голове не умолкает хаос, сопровождаемый высокочастотным сигналом из самого начала трека. В привычной жизни эти образы приносили бы все новую боль, возникая в нестабильном сознании совершенно спонтанно, против воли, которой практически не осталось. В привычной жизни они подобны чудовищам, жестоким ужасным созданиям, от которых хочется убежать и никогда больше не видеть снова.
То ли дело сейчас, в состоянии успокоения, под давлением целого тандема из низкого тона и ритуального госпела, призывающего нечто откуда-то из потустороннего мира, кого-то, кто настойчивым неустанным шепотом поддерживает тело и дух в невесомости, будто вливаясь и очищая грязную кровь, что в привычной жизни придает телу поистине неподъемный вес.
Приятные глазу цветастые образы из самой гущи благовоний плавно формируют некую историю, не стать участником которой просто физически невозможно. Все равно, что сознание становится частью храма, отпускаемое на волю лишь для того, чтобы быть искалеченным высокочастотным линейным сигналом.
Гипнотически монотонно бьет церемониальный тимпан.
Бум. Бум. Бум.
Ведомое четкими мерными ударами сознание направляется вглубь мглы благовоний, оставляя изможденное высокочастотным линейным сигналом тело на некоем незримом алтаре, через который прошло уже много подобных ему тел. Становится физическое существование лишенным смысла. Это все равно, что оказаться в момент до появления на свет: где-то до утробы матери, в период времени, когда остается последняя возможность избежать участи быть в зависимости от ужасного высокочастотного сигнала. И кажется, что в данный момент времени можно-таки изменить все от начала до конца. Можно вообще не родиться, либо оказаться в другом месте, в другой точке Бытия, услышать голос и сердцебиение другой матери.
И храм, наполненный ароматами благовоний и сильным саундом под глухие удары тимпана, дает такую возможность – покинуть одно потерянное вне его стен тело, чтобы войти в другое. Женский голос его владычицы, прячущейся от глаз где-то внутри этого величественного места, подобен колыбельной песне матери, которая навсегда осталась в памяти, стоило лишь освободить в загаженных вдыхаемой и бегущей по венам  отравой воспоминаниях место. Ведь даже он, этот верный и действенный яд, не способен передать тот эффект, что несет в себе звучание Метадона. Этот яд и есть источник высокочастотной боли, которую так хочется заглушить, и кроме Метадона больше ничего действенного не остается. Но Метадон позволяет еще больше пребывать в состоянии этой прекрасной эйфории, лишь совсем на чуть-чуть нарушаемой не утихающей болью, стоит только позволить ему войти в сознание. И нет никакого желания сопротивляться его отрезвляющему и  ритуальному, будто материнскому, госпелу.
Да, это голос матери мрачно и торжественно воспевает прижизненное перерождение, надежно подхваченное тяжелыми и прочными стенами храма. Она хочет холить и лелеять свое дитя, хочет, чтобы ее дитя оставалось слабым и таким маленьким и беззащитным, чтобы она могла и дальше убаюкивать и унимать его боль, которая вот она – все еще слышна, непрерывно ноет по ту сторону стен храма.
И ведь хочется слышать этот материнский голос еще и еще, дольше и дольше. Чтобы не прекращался он ни на мгновенье, чтобы где-то вне досягаемости от свободного сознания оставался высокочастотный сигнал, чтобы пытался добраться он до своей жертвы и не мог.
ЭТО настоящее Бытие, пусть все прежнее останется каким-то дурным сном, пусть искалеченное поганым высокочастотным сигналом тело останется чьей-то дурной фантазией, пусть мать будет всегда рядом, прямо здесь, никуда не пропадая, пусть ее голос никогда не смолкает. Не должно быть иначе. И даже физическая смерть не такая всемогущая, какой всегда кажется, когда голос матери в храме защитит от ВСЕХ ДО ЕДИНОЙ бед.
И нет никакого стремления что-то изменить, и все изменения чего бы то ни было – иллюзия. А реальность здесь и сейчас, проводимый в жреческом храме ритуал под аккомпанемент материнского голоса и холодных, но родных и надежных стен. Лишь линейный высокочастотный сигнал звучит и звучит по мере того, как все остальное понемногу тает, оставляя сознание тет-а-тет с нарастающей тишиной.

2. Рай (30мин. 00сек.)
Но и он внезапно обрывается, будто по новому щелчку рубильника, оставляя сознание наедине с гудящим ветром. Витает ветер над бездной: над пожухлыми травами, над выцветшим морем, над увядшей долиной. Мерцает бледное пламя костра в тусклом небе, и в свете далеких гаснущих звезд. Играет гитара при поддержке малых барабанов и тихого, с грустинкой, тона. И больше ничего нет, только получасовой струнный инструментал на одиноком ветру.
А ведь когда-то было это воистину прекраснейшим местом из всех возможных. И травы были зеленее и ярче, и море насыщеннее, и долина пестрела сочными цветами и оттенками. Даже огонь костра под темным сумеречном небом с мириадами ярких точек живых звезд играл полным силы пламенем, и яркие искры то и дело вырывались вверх, чтобы феерично погаснуть, просто заявив о себе. Сам воздух, пропитавшийся ароматами трав и цветов, казался чем-то особенным, полным жизни. Возможно, было под силу увидеть в нем живых ангелов – смеющихся от избытка светлых радостных чувств и эмоций, танцующих в лучах яркого теплого солнца, обласканных могущественной доброй силой. Было это место скрыто от любых возможных глаз, таинственное, недоступное для гостей, не раз пытавшихся попасть сюда в поисках неподдельного и вожделенного счастья, в поисках упокоения, в поисках долгой неги. Было это место наполнено всем самым нежным, что может только представить и хотеть людское сознание, самым чувственным, самым упоительным.
Лишь однажды видел гулявший теперь здесь ветер нутро всего этого Рая, видел тот миг, когда необратимо увядал он. Был ветер свидетелем его агонии, короткой, но мучительной. В последний момент перед ветром умер Рай, оставив того ни с чем. Но будто уцепился ветер за самый край воспоминаний, оставленных Раем о себе в мироздании. Оттого чувствовал ветер всю прекрасную мощь, царившую прежде над цветущей долиной. И ясно слышны сожаления о безвозвратной утрате самой сути ее в переборах гитарных струн.
Но, возможно, ветер ошибся, уверенный в том, каким именно было это место. И тогда в гитарных струнах элегия приобретает иной смысл, рассказывая всего лишь о вероятности той идиллии, что некогда витала над сочной пестрой долиной. Быть может, и ангелы не больше, чем стремление увидеть их, почувствовать их всем своим естеством, коснуться самой их сущности, проникнуть в самое чрево чистой искренней их добродетели?

3. Черный свет, белая тьма (60мин. 00сек.)
Внезапные важные ритмы тимпана и треугольника прерывают струнные размышления и затыкают причитающий ветер, возвращая сознание в некий реальный мир, где берет начало ритуальная церемония. И мрачен тот мир, окутан серой и густой пеленой облаков, пронзенных снежными вершинами далеких гор. Постоянные холод и метели кружат над ними, неустанно показывая свою силу над всеми теми, кто причисляет себя к живой материи. И кажется, что никогда не было здесь солнца, кажется, что ни разу солнечный свет не пробивался сквозь плотную серую мглу неба, ни разу не коснулся своими мягкими ласковыми прикосновениями этой грозной и мрачной части Вселенной.
Но несмотря на свою неприступность для света солнца и звезд, есть в этом забытым Творцом крае Бытия жизнь. И под церемониал тимпана и треугольника бежит могучий воин сквозь морозный ветер и колючую метель, минуя вечные льды стылых с самого первого дня своего существования озер, обледенелые глыбы подножия гор, холодные ущелья, кишащие опасностями. Бежит могучий воин по узким, каменистым обледенелым тропам, по рыхлому снегу по пояс; бежит неустанно, сохраняя изначально взятый небыстрый темп. Будто не спешит он, но выполняет обыденную утреннюю пробежку по сложному маршруту с препятствиями. Подобно запрограммированной  машине бежит воин в одном только ему известном направлении, не чувствуя усталости, как если бы не мышцы были у него, а стальные поршни. И отчетливо слышен каждый тяжелый его шаг по грустящему снегу, по холодным камням, по мерзлой земле.
Скрыто лицо воина под плотной маской с черными узкими глазницами. Накрыта голова меховым капюшоном, одет он в теплые звериные шкуры, подпоясан кожаными ремнями. За спиной его целых два широких меча, которыми рубит воин противников не зная пощады. Хладнокровен он в рассудке и в каждом своем движении. Не страшат его ни холод, ни вьюга, ни расстояния. Провел в своем пути воин много времени. Бежал несколько дней, бежал несколько ночей, ни разу не остановился он на отдых с начала своего путешествия. Казалось бы, ему бы элементарно поесть, элементарно поспать. И откуда столько сил на безостановочный бег по сложному пути?
Там, откуда он начал свой маршрут, теперь мрачная Бездна. Преследует она воина, превращая в Хаос все сущее, неторопливо гонит она воина, грозная и беспощадная. Требует Бездна от своей жертвы той же угрозы, той же беспощадности к каждому, кто встанет у той на пути, пока не завершит воин свой бег. Слышит он ее дыхание – мощный и плотный, давящий на сознание тон, слышит как грозно бьется тимпаном и треугольником ее мрачное холодное сердце, обозначившее величественную Церемонию Черного света и Белой тьмы.
Преследует воина мрачная Бездна подобно волку пока не устанет бегун. Оттого не может и не должен воин остановиться хотя бы на миг. Но не жаждет он спасения, не жаждет он укрыться в надежном месте в конце своего забега и перевести, наконец, дух. Не от мрачной Бездны убегает воин неторопливо, не из страха гонят его кажущиеся неутомимыми ноги, кажущееся неутомимым крепкое закаленное тело. Не трепещет холодное сердце воина перед страшной Бездной где-то за спиной (будто играет она со своей жертвой, позволяя себе не торопиться перед уверенным нападением в самом конце). Знает воин о том, что ждет его в конце этого долгого путешествия.
И постепенно добавляются в грозный важный трек все новые эффекты и инструменты, чтобы восторжествовать в развязке настоящим оркестром. Разбросаны каждый элемент трека по фоновой панораме, устойчиво вкраплены они по своим местам. Нет ничего лишнего, нет ничего неправильного.
Доносится из центра непонятный и негромкий речитатив: некто ведет свой рассказ на сложном языке, в котором почти нет гласных, а многие звуки просто проглатываются. Возможно, очень отдаленно напоминает язык смесь из скандинавских и восточных диалектов, и трудно сказать, существует ли подобный язык где-либо на Земле. Но повествует рассказчик мягким вкрадчивым голосом о великом Подвиге, который только еще предстоит совершить, и нет четкой уверенности в том, что речь идет о бегущем по трудной дороге воине и мрачной Бездне, бесшумно движущейся за ним по пятам и так же беззвучно глотающей мироздание. И ради Подвига существует холодная и твердая Вселенная, ради Подвига возможна сама Жизнь.
В ходе речитатива, окрашенного хлопками и глухими ударами, пропущенными через реверберацию, иногда движущимися по звуковой панораме плавно и не спеша, из могущества основного тона всплывает уже знакомый, тяжелый женский госпел. В глубине его торжественно произносится некая молитва, порождающая вопли ужаса множества голосов, будто бесчисленное множество мужчин и женщин испытывают страшные физические мучения, раздираемые на части, но вновь и вновь исцеляющиеся, однако пылающие пожарами боли. Кажется, сам ад открыл на всеобщее обозрение свое нутро…
…И чем ближе развязка композиции, тем хаотичнее звучат фоновые шумы, тем сильнее кружит карусель неприятных звуков, от которых дрожь по всему телу. Медленно и степенно образуется мешанина тяжелых звуков, гонимая важными тимпаном и треугольником, и еще ровным темпом шагов бегущего воина. Приближается он к окончанию своего пути. И уже можно расслышать новый звук, легко пронзающий мрачную осмысленную какофонию тонкой иглой насквозь, достигающий уставшего мозга и истрепанного сознания. До ужаса знаком этот звук в довершение к абсолютному хаосу в финале композиции. Жуткий высокочастотный сигнал нарастает все громче и громче, оставляя сознание наедине с воином, чьи шаги наконец-то замедляются, чтобы совсем остановится.
Далее следует скрип открываемых воротин, а вслед за ним нахлынувшая глубокая басовая пульсация заставляет сознание просто утонуть в приятном расслабляющем забытье, лишая высокочастотный сигнал его мерзкой противной силы.

тишина


8. Проект дарк-эмбиент «Персональный многофункциональный менеджер»

1. Привратник (60мин. 00сек.)
Трек начинается с маятника часов, будто готовящих сознание к утреннему пробуждению после крепкого глубокого сна. Однако никакой кукушки поутру не следует. Вместо нее из динамика старого черно-белого телевизора доносится советский гимн, дающий старт новому полному надежд дню. Залито пространство дома ласковым и теплым, приветливым солнечным светом. Доносится снаружи пение птиц, дополненное рычанием проезжающего трактора – кто-то занялся делом раньше начала композиции. Так и есть: возня на кухне, свист вскипевшего чайника.
Чуть слышный, невероятно легкий нейтральный тон, наполненный каким-то торжественным предвкушением, выплывает из самой глубины доброжелательной домашней атмосферы. Он так и призывает сладостно потянуться в мягкой постели перед сытным завтраком, готовящимся на кухне. Тон, кажется, слышен в каждом звуке, наполняя его какой-то важностью, какой-то существенностью, каким-то величием. Тон придает каждому звуку жизни, вливает в каждый звук силу, вес, отчего хочется услышать как можно больше шумовых элементов в треке. Тон способен, кажется, на большее, и нос сам собой наполняется душистым запахом жарящейся яичницы с колбасой, лишенным искусственной химии. А еще на языке сам по себе образуется приятный вкус настоящего мороженого в стаканчике или же насыщенный, утоляющий жажду, сладковатый привкус кваса из желтой бочки на колесах, что по делу расположилась в городском парке с самого утра.
Звуки оживленной толпы, веселья, детской беззаботности во время летних каникул, аттракционы, музыка – светлая, легкая, праздничная, накрывшая собой подобно непробиваемому и в то же время достаточно свободному куполу над всем этим как нигде более оживленным местом. Ласкает нейтрально торжественный тон средоточие всеобщего облегчения, придает куполу уверенности и надежды особый оттенок, стремление к продолжению этой атмосферы, сформированной еще с самого начала трека.
Все предсказуемо с первой секунды звучания, все плавно и мягко известно наперед до самой мелочи. И это приятная предсказуемость, основанная на открытости толпы, на открытости смеха детей и взрослых, на открытости песен, на открытости внешнего мира, в конце концов, делает свое дело, оберегая чувства и эмоции под накрывшим их куполом как нечто совсем бесценное. Создается невероятно сильное опасение утратить это нечто раз и навсегда. Но даже опасение тускнеет на фоне стремления владеть сокровищем так, чтобы никто и никогда не смог бы попытаться даже подумать повторить его, и индивидуализм ценности в одних руках ничуть не умалялся бы  при одной лишь мысли, что где-то возможно существование его подобия. Это в принципе невозможно, и в том и заключено торжество тона, ласкающего купол с атмосферой праздника и надежды на фоне летних каникул.
Вот он - Ключ, Единственный в своем роде, и открыть он может всего одну дверь, туда, где предсказуемость мягче и важнее материнской заботы. Этот Ключ невозможно утратить, и об этом и говорит проходящая через сознание композиция, и понимание ее лишь прибавляет ей силы. Нет в ней других элементов кроме нейтрально торжественного тона, окруженного смешением шумов, запахов, вкусов, цветов и оттенков. Это личное. Это личное настолько, что непреодолимо желание ухватиться рукой за эту твердую и прочную нить нейтрально торжественного тона и быть ведомым им назад, ибо туда стремится смысл трека, взяв свое начало именно из теплых и беззаботных детских воспоминаний.
И, кажется, что так и происходит, и часть сознания действительно устремляется обратно, подхваченная этими необыкновенными ощущениями, какими не обладает ни один из прежде где и когда либо записанных и услышанных треков.
Шум дождя, холод и сырость снаружи – поливает как из ведра. Стучат тяжелые капли по стеклу, темное серое уныние кажется бесконечностью, разогнавшей весь люд, но ничего не могущей поделать с немногочисленными машинами, рассекающими залитый водой асфальт. Вспоминаются недавно прошедшие до этой непогоды дожди – теплые, какие-то физически приятные, под которыми хотелось стоять до самой последней капли, не боясь как-то простыть, застудить все, что только можно, слечь с температурой в постель и глотать до одури пилюли с микстурами. Вот и сейчас, неизбежно ливень ослабнет, чтобы можно было еще до полного окончания непогоды выбежать из дома под потеплевшие капли. Надо всего лишь подождать.
И ждать совсем не утомительно. Ведь все внимание обращено к телевизору, где рассказываются новости с полей: столько-то зерна собрано, столько-то рабочих награждены за свой нелегкий труд. Раздается с экрана телевизора обращение к зрителям «товарищи». Уже в одном этом слове чувствуется та самая надежда, наполнившая торжественно нейтральный тон, ласкающий сознание приятным волнением. «Товарищ» слышится повсюду, даже мама с папой остаются больше чем просто родителями по отношению друг к другу. Хоть и бывают между ними какие-то недопонимания, все же товарищеское преобладает в каждом. А если это такая иллюзия, чтобы ребенок не видел ничего, что могло бы навредить его психике, оставаясь с бабушкой, которая развивала его тягу к чтению, и не одного только любопытства ради он пытался читать статьи в газетах, и ради одной этой тяги было бы приятно ходить в школу, то иллюзия определенно умелая, под стать мастерскому призыву нейтрально торжественного тона просто идти вслед за ним.
Нет ни одной мрачной детали в этой продолжительной композиции, нет ни одного элемента, чьей задачей было бы неприятно задеть за живое, полоснуть по больной ране. «Товарищи» с экрана телевизора просто должны быть в этом удобном домашнем треке, и вот они есть, и как будто именно этот элемент его самый желанный из всех прочих. Может быть, для кого-то это слово покажется оскорбительным, мол, товарищ от слова «товар». Ну и пусть, просто там, куда торжественно нейтральный тон уносит сознание все дальше и дальше, кажется, к самому началу, что ожидает в конце трека, нет и не может быть никаких аналогий словам. Никаких объяснений, или их попыток, никаких умозаключений после долгих ковыряний в поисках прародителей слов и выражений, никаких синонимов, никаких омонимов, антонимов, никаких переборов и перекручиваний слов. И никаких обид. Просто к «товарищам» с уважением, по-людски, по-простому, по-свойски. С доверием. И все, точка. С доверием.
И оттого все кажется таким легким и полным надежды. Оттого в каждом звуке и вес, и вкус, и запах, и цвет. Будто видно нутро звучащего трека. Все его внутренности, все, что представляет он собой во всех деталях. И даже не только лишь его звучащую плоть, его шумовую плавную форму, похожую на тонкую, но невероятно прочную спицу, с намотанной на нее спиралью приятных чувств, эмоций, стремлений, где сомнениям просто нет места.
Вновь тиканье часов: вечер. И на экране телевизора кот Леопольд. Да, все верно: «-Ребята, давайте жить дружно». На экране крокодил Гена, на экране Карлсон, на экране Винни-Пух, на экране «Ну, погоди», на экране «Вовка в тридевятом царстве»… Много живых и душевных рисованных персонажей. Даже они, выполненные художниками картинки на бумаге и анимированные куклы, убедительно кажутся своими, простыми, открытыми, которым всегда хочется доверять.
И они так же внушают надежду. В них гораздо больше надежды в сравнении с тем же мороженым в стаканчиках в парке, полном товарищей…

2. Наблюдатель (30мин. 00сек.)
Размеренно и с хладнокровной выверенностью каждого такта падают и разбиваются капли будто из-под, казалось бы, плотно закрученного, но протекающего краника. Но ничто не может заставить не обратить кого-либо на них внимания. Грохот ли танковых орудий, доносящийся из того же старого черно-белого телевизора где-то на заднем плане, или же звон бокалов, наполняемых алкоголем для взрослых или же шипучей углекислотой газированных напитков для детворы, под всеобщую атмосферу торжества и веселья, занявшую все основное пространство – тяжелые капли бьют и бьют, выделяясь среди всего прочего.
Что-то нехорошее происходит на экране телевизора, совсем не связанное с кино про войну. Нет, танки грохочут выстрелами в действительности, и это действо напрямую транслируется на телеэкраны в дома и квартиры на всеобщее обозрение. Это кадры происходящего в Москве: самый настоящий хаос, свержение действующей законной власти путем незаконного применения оружия с кровопролитием и жертвами. И даже детский рассудок, далекий от вопросов политики или государственности, отвлекающийся от домашнего праздника на чертовщину в телевизоре, понимает, что происходит что-то неправильное, что-то плохое. Понимает это на интуитивном уровне.
Вновь слышно всеобщее веселье, легкость и беззаботность под приятные песни в парке, передающие атмосферу доброй предсказуемости. Трещит мягкий и казавшийся прежде таким надежным торжественный купол, покрывается сеткой бесчисленных трещин. Как одно мгновенье проносятся перед глазами добрые лица совершенно незнакомых прежде людей в набирающем свою грозную силу каком-то смешении темных и холодных цветов искаженные до неузнаваемости, а то и вовсе скрытые под холодными мертвыми масками. Звериное рычание так и рвется наружу из рушащегося купола, сформированное всеобщим удовольствием.
Звериное рычание звучит над праздничным столом, пытаясь заставить содрогаться юный неподготовленный рассудок в трепете от чего-то ужасного с грохотом палящих по Белому дому танков и хаоса на улицах, передаваемого по телевизору. По телевизору передают о том, что не хотят люди оставаться «товарищами», не хотят быть под теплым солнцем вместе, не хотят слышать добрых песен, не хотят чувствовать приятный вкус мороженого, не хотят мягкой предсказуемости. По телевизору показывают как требуют люди нового, как стремятся уйти куда-то в сторону, свернуть с прежнего пути, от которого устали. Но интуитивно ощущается какая-то фальшь, что-то неестественное, что-то, что может уловить только естество, воспитанное сложившейся в условиях приятной предсказуемости системой товарищества и взаимопомощи. Такой, как, например, развитием природной тяги к чтению, к написанию букв и составлению из них слов, складывающихся в целые предложения.
И у этой фальши есть даже физическое лицо, впитавшее ее полностью, плоть – мясо и кости, которая неподготовленным разумом целиком и полностью отвратна. Борис Николаевич Ельцин. Крайнее неприятие сквозит даже в его голосе. Сложно понять, не то, что бы элементарно признать, каким образом люди пожелали видеть ЭТО их лидером. ЭТО, которое на весь мир пресмыкалось перед США: «-Боже, храни Америку»; ЭТО, которое на весь мир в пьяном виде танцевало на сцене; ЭТО, которое принимало на всю страну откровенных преступников, чьи руки в крови по самые плечи, под объективами телекамер в Кремле что-то пытаясь им объяснить. Наконец, ЭТО, которое разрешало разграбление народа, захваты заводов и предприятий, образование преступных сообществ с их войнами на улицах, процветание откровенного рэкета и бандитизма.
И голос его кажется пыткой, и хочется только заткнуть уши, чтобы никогда не слышать его ни мгновенья. Поэтому есть капли воды, несмолкаемые ни на секунду, благодаря которым можно отвлечься от этого жуткого звукового безобразия, в котором трещит и хрустит крошево купола, рычит зверье во главе с отвратным голосом дряхлого пожилого паралитика, половины слов в речи которого вообще не разобрать, грохочут нескончаемые перестрелки, журчит алкоголь, разливаемый по рюмкам и стаканам.
И если бы не капли воды, можно было бы просто сойти с ума и расплакаться в страхе.

3. Игрок (30мин. 00сек.)
Внезапно звучит вступление легендарной «Contra» от Konami на 8-битной приставке «Денди», полностью пиратском продукте. И вообще, весь трек будет полностью состоять из фрагментов видео игр поколения 90-ых годов. Да, хлынул в РФ целый поток всякой всячины с Запада с началом девятого десятилетия двадцатого века, и в его числе игровые приставки. И это было для людей, особенно для детворы в новинку. Было не просто в новинку, было круто. Невероятной силы наркотик, самый настоящий электронный ошейник, заставлявший каждого его владельца выпадать из реального мира в совершенно другой мир, «в котором каждая секунда имеет значение, в котором только твои правила».
Этот мир подчиняет настолько, что нет времени даже на учебу в школе. Все разговоры только об играх на экране телевизора. Куда важнее школьных премудростей прохождение очередного уровня в каком-нибудь «Черном плаще» или исполнение фаталити в «Mortal Kombat 3». Вместо домашних заданий джойстик в руки, и вперед, как говорится, на амбразуру мир спасать. Гоночные симуляторы и спортивные состязания, файтинги, бегалки стрелялки: ниндзя всех мастей, включая знаменитых на Западе мутантов черепах, бравые парни с пулеметами, разносящие все вокруг в куски, мертвецы зомби, привидения, рыцари – все, на что способно воображение игровых творцов. И опустели прежде оживленные детворой дворы и улицы, все веселье перешло в дом, перед экраном телевизора. Прямо времена «Семнадцати мгновений весны» вернулись.
Тратят родители немалые деньги: на цветной телевизор, на джойстики, на картриджи, на саму приставку. Детский психоз торжествует. Не каждый ребенок воспринимает неудачу в игре спокойно, доходит дело до слез или истерики, результаты которых отразятся на здоровье позднее, доходит дело даже до рукоприкладства, когда друзья чистят друг другу лица, не удовлетворившись выяснением отношений в футбольном противостоянии или же переведя виртуальный бой в его реальное продолжение. Некоторые же уже просто физически не могут потратить свое время на что-то другое кроме как на приставку, мгновенно обретя какую-то нездоровую зависимость. И когда родители отлучают своего ребенка от видеоигры, тот просто беснуется, а то и вовсе готов накинуться на них с кулаками.
Но даже родители не всегда могут устоять перед искушением взять в руки джойстик, чтобы погрузиться в виртуальное действо и отключиться от реальности на час-другой. И в какой-то момент это кажется забавным и необычным, мол, батя залипает в танчики или в ту же контру, кроша врагов направо и налево. А для кого-то классическая 16-ти битная «Duna» оказывается расслабляющим времяпровождениям после загруженного трудового дня.
И это лишь начало виртуального Бытия, образованного с одной-единственной целью, смысл которой будет понятен далеко не сразу (и именно на это и расчет) и очень далеко не всеми. Пока что все эти «Денди», «Сега», «Сони Плейстейшн», «Панасоник 3DO», «Тетрисы», «Тамагочи» - развлечение, способное перенести детское сознание в сказку (пусть там будет даже самый мрачный кошмар с обилием крови и расчлененкой), где все зависит лишь от одного Игрока. Да, повторимся, это крутой наркотик, рассчитанный, вновь повторимся и это будет уже утверждением, исключительно на детей и молодежь, уводящий сознание от суровой действительности с ее безжалостным отделением людей друг от друга, где вместо доброжелательных товарищей – надменные господа, а вместо многозначительных  Граждан - безликие юридические лица. Нужно ли задумываться об этом ребенку? Уж лучше пусть он давит на кнопки джойстика, круша виртуальных противников в пыль пока мамка с папкой кормят, верно?

4. Созидатель (60мин. 00сек.)
Трек начинается с клацанья клавиш на клавиатуре ПК под все то же тиканье с часов, приводящих сознание к  знакомому советскому гимну с наложенными на него другими словами, обозначающему начало  утра. Все верно, не нашлось для России другого гимна, присвоила она чужое. Да и похер. Кого интересует какая там музыка, откуда она взялась, кто автор? Играет и ладно.
И снова телевизор с обзором утренних новостей. В Америке - одно, в Европе - другое, в Африке – третье. В России для россиян правительство придумало очередное обдиралово, такая-то знаменитость сделала то-то, а где-то белочка родила бельчат, прогноз погоды, курс валют. И никакого «товарищи» из уст ведущих, которые позволяют себе оговорки. И вот вроде что-то рассказали, и в то же время все та же информационная пустота. Будто время остановилось. Но все так же похер.
Не прерывается клацанье во время всего этого действа. Набирает автор текст едва ли ни с ночи, едва ли не с прошедшего вечера. И не должно быть ничего в целом мире, что могло бы помешать ему довести работу до конца.
А помех и отвлекающих соблазнов много. И будто специально устроены они для того, чтобы не дать автору закончить, стараются они быть важными и глубокомысленными. Но лишь на секунду прерывается автор, чтобы просто перевести дух, окинуть свое творение взглядом, проверить, что получилось. Готов он к соблазнам и помехам, знает их подлинную ничтожность, поэтому подобны они шипению волн, безвредно накатывающих на высокие скалы и немедленно отступающих обратно. И будто готовился он к этому моменту с рождения, будто всегда знал, что предстоит ему приготовить свой текст в условиях помех и соблазнов. Будто выработал он иммунитет к ним за время подготовки к своей работе.
Будто знал, ЧТО будет. Осмыслил прошедшие годы, результаты которых окружили его плотным кольцом, разобрал и понял свой страх, охвативший и не отпускавший его с грохота танков, стрелявших по Белому дому, транслируемых по телевизору в атмосфере домашнего торжества когда-то. Осмыслил значение виртуальной реальности, вдоволь наигравшись в видео игры (даже в компьютерные) и, как говорится, прикинув х…й к носу.
И основным тормозящим и одновременно соблазняющим неподготовленное сознание элементом стала для автора международная сеть Интернет. Даже не работа, полноценный отдых от которой он получает от написания своего текста, но требующая немалого количества своего времени. Нет, все дело в виртуальной реальности, в единичках и ноликах, которыми люди становятся добровольно, тратя при этом заработанные своим горбом деньги. Ведь не копейки стоят все эти айфоны и айпады, гарантирующие выход в Интернет с его возможностями. Что уж говорить о персональных компьютерах и ноутбуках и об оптоволоконном соединении. В 21-ом веке виртуальное Бытие обрело свою полноценность, можно сказать, слилось с реальным миром, и неудивительными кажутся идеи о вечном сознании, вполне достижимом при помощи цифровой трансформации – из живой клетки в мертвые единички и нолики. И видео игровой бум в конце 20-го века был всего лишь пробой пера, удавшейся попыткой заинтересовать человечество виртуальной реальностью. Теми, кому угодно превратить человечество в цифровые файлы. С которыми можно делать все, что угодно одним нажатием клавиши.
Сначала видео игры, перешедшие с игровых приставок в операционные системы компьютеров, затянувшие неподготовленную детскую психику и воображение, за ними кино, музыка, искусство. И под конец личность человека, включая персональные данные. Большинство сайтов требует регистрации данных (имя, фамилия, электронная почта). Например, при скачивании тех же компьютерных игр, с каждым новым годом становящихся все более реалистичными, буквально предлагающих жить в них. И сообщество участников их под чьим-то контролем.
Или же социальные сети, где каждый желающий кто во что горазд. И одно дело, когда можно высказать все, что думаешь по любому поводу (почти), и совсем другое, когда есть возможность продемонстрировать свое воспитание наглядно, при помощи всяких «Тик-Ток» подобных видео трансляций, сиюминутно разлетающихся как по хостингам, так и по тем же социальным сетям. Чего только нет на просторах Интернета, привлекающего внимание нашего автора. От элементарной похоти и похабщины до познавательной информации, ну, например, уроков математики, неподвластной ему со школьной скамьи. Много подписок у нашего автора на «Ютубе», есть свои аккаунты и в социальных сетях.
Сколько же глупости и самого откровенного говнища в этих самых социальных сетях, сколько откровенной дурости, сколько самого настоящего мусора, на который только способны, казалось бы, вполне адекватные люди. И ладно бы подростки, у которых детство в жопе играет, и стремление выделиться вполне естественно в таком возрасте. Пьянь, рвань, наркоманы, самые настоящие неадекваты, истерички, любители помахать кулаками, откровенные шизофреники, откровенные проститутки, маразматики – всех мастей. Псевдонаучные теории, форменный бред, перекрученные факты и просто ложь на серьезных, как говорится, щах, нищета, грязь, разврат и содомия – самая настоящая помойка. Такое впечатление, будто кто-то специально устроил деградацию из человека неизвестно во что, чтобы иметь возможность лицезреть процесс обратной эволюции на видео, позволив обезьянам самостоятельно демонстрировать на весь мир свое скудоумие. И ведь идиотия преобладает над действительно годным контентом, над чем-то всерьез увлекательным, познавательным, и развивающим.
Доставляет некоторый интерес нашему автору, как говорится, сраться с кем-либо в социальных сетях в силу его убеждений, в силу его непонимания этой самой деградации, длящейся больше тридцати лет с того момента, как танки впервые выстрелили по Белому дому. Доставляет некоторый интерес нашему автору что-то доказывать, тыкать собеседников носом в их нечистоплотность, задавать неудобные для них вопросы и проводить неудобные сравнения, уличать в том, что не по силам ему самому из-за его собственной неподготовленности и непринятию той действительности, что окружает его после того памятного дня в 93-ем. Будто не смог или не захотел он выйти из своего детства с приятной предсказуемостью, наполненного вкусами мороженого и жареной яичницы с колбасой. Будто страх чего-то ужасного и неправильного, посеянный телевизором в 93-ем, навсегда заблокировал для него дорогу во взрослую жизнь. Да и похер.
И нет у нашего автора стремления самому отличиться на весь мир, стать звездой экрана, попасть на просторы «Тик-Тока», на просторы «Ютуба». Понимает он, что это все пустое, временное, понимает, что не нужно ему уделять на это свое внимание. Ему есть на что отвлечься от своего печатного труда и взять паузу, чтобы дать отдохнуть собственной голове.
Однако повторимся, соблазн и отвлекающие от работы моменты не обладают против него той силой, которая могла бы остановить автора, заставить прекратить его свою деятельность по написанию текста. Принес автор ради него в жертву даже свое будущее, отказался от элементарных благ Бытия, будучи убежденным в важности будущего результата, в важности смысла его готовящегося печатного материала. Отказался автор ради него от друзей, от личной жизни, от чувств. Любой ценой закончит он свою работу пока тикают часы, которые он помнит с детства.

тишина


9. Проект медитатив эмбиент «Деформации»

1. Жертва (30мин. 00сек.)
Мягкий удар, лишенный глубокого баса, напоминающий легкий толчок с эффектом сильной реверберации, будто заставивший сознание очнуться, или же приведший сознание в состояние сна. Вслед за ним грозный тяжелый тон формирует суровое Бытие, настраивая рассудок на нечто ужасное, от чего нет спасения, и чего  невозможно избежать. Но поначалу нельзя точно сформулировать угрозу, что лишь усиливает смятение и тревогу, заставляет сердце биться сильнее без возможности хоть как-то перевести дух и что-то осмыслить.
Постепенно из тишины доносится высокий тон, столь же мрачный и грозный. Все оттого, что кажется он каким-то крадущимся в силу своего неумолимого нарастания, не перекрывая, однако грозного и низкого тоа. Играет этот высокий тон однообразный мотив, то плавно спускаясь, то вновь поднимаясь, и вместе с тем завораживая сознание своей крадучестью, совсем близкой к скольжению. И уже можно отчетливо расслышать в нем легкое шипение и какое-то приятное частое цоканье языка. Вместе с ними наполняют трек прочие хлопки и щелчки все с тем же космическим эффектом реверберации, разливающиеся в сознании на бесконечность расстояний.
Мягко шуршит по твердой поверхности (пусть это будет толстая ветка дерева) сильное змеиное тело, плотно обернувшее ее твердыми кольцами. Медленно побеждает хищник свою жертву, медленно приближается неизбежный момент конца. Не знает хищник жалости, не должен знать, или сам погибнет он голодной смертью. И направлен твердый и холодный взгляд змеиных глаз на свою жертву, прямо в обреченные глаза смотрит хищник, веля своей жертве не сопротивляться. И больше не сопротивляется жертва своей участи, и парит ее сознание, приятно заволоченное звучанием атмосферного трека, атмосферой скользящих тонов, уносящихся в Бесконечность, атмосферой дополняющих их эффектов, будто еще больше топящих беспомощный рассудок в глубине предстоящего и скорого Небытия. И кажется, что наступило оно, устроенное душащей хваткой твердых змеиных колец. Как много их, как длинно чешуйчатое тело хищника.
В какой-то миг мягкий гипноз прерывается, разбитый пронзительным звоном множества колокольчиков, будто кричащих в неподдельном ужасе от происходящего действа. Будто рассыпается на тысячи осколков некая иллюзия, за которой и есть то самое Небытие – черная ледяная бездна, пропитанная зловонием гниения тела. Пропущены колокольчики через эффект эха, оттого кажутся они постоянной вибрацией жестокого Бытия – здесь и сейчас – больно впиваясь в усыпленное гипнотическим взглядом хищника сознание тонкими иглами, нет, самыми настоящими кинжалами. Подобны колокольчики самой квинтэссенцией ужаса открывшейся правды бытия, в котором смерть ради жизни. Подобны они некоей претензией к целой Вселенной, к самому Творцу, допустившему столь мрачный принцип существования, каким-то обвинением Творца за это холодное допущение.
Принуждают пронзительные колокольчики почувствовать всю предстоящую глубину надвигающейся бездны, представляют всю глубину Небытия в твердом холодной взгляде хищника, вот-вот готового забрать свое. И нет более ничего в черных змеиных глазах, лишь пустота, чье мрачное сияние прячется за гипнотическим призывом к упокоению.
Звон колокольчиков будто пригвождает сознание к одному месту, хотя в то же время требует немедленного противодействия воле безжалостного хищника, закрутившего свою жертву твердыми сильными кольцами с головы до ног, отчего дышать практически невозможно.
Неспешно стихают колокольчики, отдаляются, уходят обратно в тишину. Это означает только одно – Небытие затягивает в свою бездну. И уже не добраться до спасительного пронзительного звона, подобного яркому свету, тающему на глубине. Вновь слышно шипение змеи, слышен приятный хруст, то, наконец, ломаются кости жертвы в сопровождении тяжелого тона основы трека и жуткой жестокой игры высокого его подельника. Больше нет шуршания чешуи по твердой поверхности, изломанной, сдавленной твердыми, почти стальными кольцами сильного змеиного тела.
Но и тоны смолкают оставляя сознание наедине с чавкающими звуками пожирания жертвы, отчего сердце, вроде как бившееся сильно совсем недавно в преддверии холодной неизбежности Небытия и сладости тянущейся к Бесконечности звуками неги, просто стихает навсегда, отнимая всякое желание прекращения трека. Будто кажется, что тема только начала развиваться, и вот-вот произойдет фантастическая кульминация прежнего мотива.
Но тишина.

2. Женщина (30мин. 00сек.)
Звучит пассаж синтезатора средней высоты с приятной слуху реверберацией, представляющий сознанию молодую Женщину, нежащуюся в траве под теплыми лучами солнца. Поют птицы, и только они будут поддерживать переборы в пять нот, вспыхивающие через равные интервалы времени до самого окончания композиции. Нет, еще будут фоновые шумы где-то на отдалении, как бы малозначимые, в сравнении с которыми женская нега имеет единственный смысл.
Можно расслышать, например, четкий цокот каблуков, на интуитивном уровне рисующий точный образ строгого и жесткого в общении лидера, управленца, начальника. Того, кто имеет неоспоримую власть в крупном коллективе, того, чей голос способен подавить даже самую стойкую волю. Такой голос идеален для ясных и точных по смыслу команд и приказов. Определенно Женщина наделена властными полномочиями, а самое главное, качествами, ставящими ее повыше в социальной иерархии. Даже в собственной семье, даже для собственных детей она больше начальник чем просто любящая заботливая мама, денно и нощно переживающая за их судьбу. Несомненно ей по силам поднять на собственных детей руку, что уж говорить о требованиях тяжелых телесных наказаний для ее подчиненных, возможно, вплоть до физического устранения. Управляющая ли крупной организации, знающая толк в ведении чужих дел, офицер ли, обученная владению огнестрельным оружием, глава ли какой-нибудь крутой преступной группировки, чиновница, ловко орудующая наворованными миллионами – неважно, насколько эта Женщина хищница с твердой хваткой.
Гораздо важнее то, что сейчас нагое женское тело ласкает приятный, теплый, солнечный свет. Гораздо важнее то, что расправлены плавные женские руки в стороны, закрыты ясные большие глаза ее, рассыпаны густые локоны волос по траве, и нет, кажется, ничего доступнее, беззащитнее, прекраснее в целом мире в данную минуту. Прекрасно тело Женщины, статна Женщина, грациозна, в каждом изгибе ее тела женская суть. Манит белоснежная ее кожа, изящны ухоженные пальчики ее рук. Кажется, что в этот момент хочется ей, чтобы овладели ее прекрасным телом мужские руки, чтобы страстно ласкали ее стать, что для этого рождена она на свет. Кажется, что недостаточно для нее одной лишь семьи.
Открыта Женщина под теплыми лучами солнца как никогда прежде. И нагота ее и есть душа  - всегда трепетная, всегда чистая, недоступная ни для кого другого. Будто не исполнила Женщина своего предназначения в мире, и нынешний муж ее, и дети, и семья – всего лишь часть чего-то более важного, только готового открыться Ей. Будто чувства любви и ласки, будто материнский инстинкт все еще взаперти, и по-настоящему быть Ей той, кому любить и быть любимой, быть по-настоящему матерью Женщине еще предстоит. И уже нет вопроса когда, и нежась нагишом в теплых лучах солнца под пение птиц она чувствует как набухает все то, что делает женщину Женщиной.
Чувствует она как легко ей сейчас, как привольно, как как-то бесконечно. И сердце ее поет звонко, говорит с ней, замирает сладко, отчего кожа ее нежнее, и тело приятнее на ощупь, только начинает цвести. Это очень и очень личное, то, что предназначено индивидуально, то, что требует какого-то другого языка для описания в словах. И оттого звучание нот синтезатора приобретает особую тональность, способную привести сознание в состояние забытья, усыпить воображение, чтобы открыть образы вне привычного Бытия и только там, куда привычное Бытие войти не может в силу своей привычности и изученности. И только один вход привычное Бытие способно использовать для того, чтобы разрушить это состояние.
И поэтому не открывает Женщина своих ясных глаз, и кажется спящей, чья красивая грудь плавно поднимается и опускается при каждом трепетном вдохе и выдохе. Но это не сон. Быть может медитация, или Женщина просто прикрыла свои глаза. Чтобы полностью отдаться власти теплого солнца, чтобы открыться ему, чтобы увидело оно весь Ее мир. Все то, что лишь копится в ней перед тем как представить свою подлинную силу, уготованную для кого-то, кому предназначена Она с момента появления на свет.
Вдыхает она свой подлинный запах, исходящий из каждой частицы ее аромат, приятно кружащий голову, образующий в сознании ИДЕАЛЬНЫЕ черты Ее. Это мелодичные пассажи электронных то ли клавиш, то ли струн (и это отдельное очарование трека) ближе к концу трека становятся чище и мягче, западая в память каждой нотой. Данный трек похож на какой-то  наркотик, на гипноз, на программу, заложенную на генетическом уровне, от которой никуда не деться.
Но вот тишина.

3. Покой (30мин. 00сек.)
Мотив трека представляет из себя неразборчивое и бессмысленное мужское бормотание, окруженное белым шумом большого помещения. Как будто некий душевнобольной впал в очередной припадок, и нет такого лекарства, чтобы исцелить его боль. Кажется его бормотание невыносимым мучением, выворачивающим сознание наизнанку, перекручивающим все нутро в нечто бесформенное, отчего неприятие и отвращение приобретают физические формы.
Но вот сквозь боль и отторжение доносится странный шум. Постоянный звук, похожий на звон, гул, пульсацию одновременно. Он подобен плотной стене или волне, настолько густой и вязкой, что кажется будто внутри нее застыло само время, застыло само пространство. Звук плавно нарастает далеко слева, пробуждаясь из крошечной точки и обретая свои размеры до необходимых для того, чтобы понять его подлинный смысл и ужаснуться в сравнении. Наполнен звук как низкими, так и средними, так и высокими частотами, насыщен до необходимых ему объема и веса, кажется вполне естественным, таким, каким должен быть по природе своей. Массивен он, оттого успокаивает охваченные неприятием физическое нутро и сознание, сперва сглаживая, а затем и вовсе убирая все негативные чувства и ощущения.
Медленно движется эта тяжелая плотная масса слева направо, убирая за собой белый шум и оставляя после себя абсолютную глубокую тишину, изредка нарушаемую легкими ударами, почти прикосновениями поющих чаш и колокольчиков. Постепенно стирает тяжелая плотная масса невнятное бессмысленное бормотание, и ясно слышен в ней едва звук растекается в пространстве, достигнув середины движения, неподдельный ужас, самый настоящий кошмар из криков боли и физических страданий, будто сам ад распахнул ворота, представив все свое естество, свидетелем которого стал тот, чье бормотание не прекращалось ни на миг с самого начала трека.
И кажется, что ад задерживается в этот момент трека, чтобы можно было прочувствовать его до самых мелочей. И слышны крики младенцев, умирающих вновь и вновь в адских мучениях, слышны стоны плотского наслаждения, пропитанные болью, слышны жадные чавканья ненасытных обжор, слышен отвратительно режущий слух звон монет, слышно яростное многоголосье бесчисленных воинов, режущих друг друга, живьем разрывающих друг друга на части, слышен треск костров и гудение бушующего пламени всесильного огня, слышна морозная вьюга, режущая лицо и плоть. Все круги ада слились воедино, выдернув сознание из привычного Бытия и поместив его сразу в самое пекло страданий.
А за ними Покой, созидаемый мелодичными, едва заметными на ощупь касаниями поющих чаш и колокольчиков, издающих даже не звуки, но почти неслышные выдохи. Будто не сразу открывается Истина, до которой можно добраться лишь через ужас и боль. И тот, кто сделал это, кажется, сошел с ума. Двинулся по фазе. И вся ирония в том, что он нормален куда более всех остальных, привыкших считать себя нормальными.
За хаосом ада подлинные звуки тишины, такие, какими представлена она Творцом, имеющим более отчетливое представление о Тишине и Покое, процесс образования которых возможен лишь при кажущемся бесконечным продолжении хаоса, что лишает сознание контроля, и не обойтись без уколов и таблеток. Поющие чаши и колокольчики заменяют успокоившееся глубокое дыхание, приводят в норму бешеный сердечный ритм, сопровождающийся вполне слышимым писком осциллографа. Но он лишь в воображении, созданный чуть ощутимыми касаниями их, подобными прикосновениям ветра. Все больше и больше захватывают они сознание по мере продвижения хаоса страданий до конечной точки справа. И поначалу кажутся эти прикосновения легкими уколами где-то в левой части головы в одну и ту же точку, но постепенно распространяются они все дальше и дальше, множась в освобождающемся после хаоса пространстве.
Поющие чаши и колокольчики завораживают. Не просто завораживают, отчего все естество тела и духа приходит в норму, но заставляют Бытие вокруг уйти вслед за плотной стеной или волной, сжавшейся, в конечном итоге, в привычную точку, из которой получила она свое начало. Так медленно закрывается наглухо дверь, из-за которой не слышно более ни звука. Небывалая легкость пробуждается в каждой частице тела, в каждом уголке его, даже в самом отдаленном. Вступает сознание в резонанс каждого удара этого волшебного перезвона, если эти звуки можно так назвать. Они в корне отличаются от привычных звуков ударов колоколов, которыми пользуются священники. Никакого погребения. Самое начало жизни. Полноценное дыхание.
Тишина.

4. Сжатие и растяжение (60мин. 00сек.)
Странное непонятное щелканье с эффектом небольшого эха на фоне тяжелого гула где-то на очень большой глубине. Оно приятно царапает слух, слегка щекочет в мозгу, будто убаюкивает и приводит к дремоте, отчего пропадает ощущение времени. И не удается вспомнить тот миг, когда Бытие начинает устремляться куда-то вперед то ли со свистом, то ли с визгом, то ли со скрежетом, набирающим высоту. Кажется эта скорость какой-то совершенно безумной в своей быстроте, но вот вновь раздается уже знакомое из самого начала трека щелканье, затем звучит прерывистый барабанный бой, пропущенный через реверберацию.
Еще можно расслышать какие-то слова с эффектом высокочастотного вокодера, так же разбросанные по пространству при помощи ревербератора. Невозможно распознать их, невозможно понять язык. Кажутся они какими-то воздушными, слишком тонкими в своей частоте. Но подобны они каким-то объяснениям, комментариям, а возможно, это заклинание, требующее долгого времени на прочтение, направляющее Бытие в одном конкретном направлении, где в конце ожидает его ничтожно малая, максимально микроскопическая точка, Абсолют сжатия. Кажется, видна она столь ясно и отчетливо, что можно ощутить ее в собственных пальцах, пропустить через собственное естество, испытать обжигающий жар огня и холода одновременно.
Даже свет внутри точки представляется слишком плотным нутром тьмы, не имеющий определенных признаков. Однако вполне разборчиво напряжение ее, дрожь, пронизывающая сознание, заставляющая трепетать с особой силой и частотой в унисон. Максимум энергии сконцентрировано в одном конкретном месте времени и пространства, если, конечно время и пространство возможны в эти мгновения.
Что же там, внутри максимально мизерной точки, какую форму оно имеет, какими свойствами обладает? И эти вопросы и предположения и есть ожидание приближения, и вместе с ускоряющимся к сжатию до почти Ничто Бытием ускоряется и сжимается сознание. Кажется, что невозможно будет пережить ЭТО, и сжатие обернется необратимым смятием, и с каждой новой секундой, набирающим высоту мировосприятием под неспешный барабанный бой и пространственное щелканье, к которым понемногу добавляются новые звуки, будто пробивающиеся из конечной точки, кишащие в ее неизвестности, но уже слышимые по мере приближения к ней, нарастает страх.
Но в том все дело, что тот же самый страх приводит сознание в состояние оцепенения, перерастающего в приятный озноб. Низкие тоны трека, переливающиеся один в другой и обратно, по которым Бытие скользит в состояние микроскопической  критической массы, рисуют в голове хаотичное полотно оттенков, не позволяющих быть различимыми. Все равно что наглотаться каких-нибудь расслабляющих средств и втыкать под мешанину цветов вокруг в каком-нибудь клубе под ритмичную музыку. Именно это и происходит в данном треке под прерывистый барабанный бой, не случайно занявший свое место по воле Творца, который запустил этот неостановимый процесс в движение.
Но само Бытие, мчащееся к Началу, ожидающему своего часа, внушает уверенность в свою нерушимость, даже больше, и именно там, в максимально мизерной точке оно обретет куда больше сил в сравнении с теми, какими уже обладает здесь и сейчас.
Будто уже существующее Бытие, имеющее четкую форму стремится к неким изменениям – существенным, кардинальным, строгим. Будто создано оно в чьем-то сознании и нуждается в преобразовании во что-то более свежее, даже логичное. И в эти минуты звучания оно просто намерено сбежать к спасительному источнику, дарующему новую жизнь. Оттого этот вой ускорения, оттого это напряжение, оттого страх ожидания неизвестности, сулящей благо.
Трудно или почти невозможно визуально представить себе подлинный Хаос, из которого рождается нечто упорядоченное, заданное в четком направлении (или же в четких направлениях), однако ведомое четкими выверенными тонами сознание рисует огненные вспышки в черноте бездны, целые узоры их, пребывающие в непрерывном движении. Так выглядит энергия, приближенная к своему максимальному сжатию, накопленная в максимально тесном замкнутом пространстве, подобном чьей-то голове. Достигает, наконец, Бытие своей цели, сжавшись до критической массы, охваченное огнем, требующим освобождения на благо самой жизни, на благо рождения этой новой силы, которой суждено быть по воле Творца.
Следует переход трека из стерео в моно звучание, и замирает дыхание в последний миг перед классным в своей обработке эффектом оглушения и погружения слушателя в глубокий и легкий басовый тон, мгновенно разлившийся по панораме. Этот момент захватывает дух, перехватывает дыхание от восторга, и кажется, что ради одного этого конкретного фрагмента и был задуман весь этот трек. Сознание будто внезапно оказывается в каком-то звуковом вакууме, где есть только низкий чистый гул  Бытия, мгновенно вырвавшегося из максимально мизерной точки после длительно и разрушительного напряжения в ней, что создало оно в своей попытке стать ей. Оказывается сознание где-то в эпицентре бесформенной волны, ширящейся во все стороны с фантастической скоростью так, что невозможно разглядеть то, что остается вне ее досягаемости, но обязательно будет погребено под границами формирующегося Бытия.
Несмотря ни на что это новое Бытие, будто в долю мгновенья переписанная история его прежнего существования. Будто его никогда и не было прежде. Будто начальная точка, разверзшаяся до бесконечности пространства была всегда, и то, что вне ее – иллюзия, желание увидеть иное, чтобы просто угробить собственный рассудок в попытках представить его возможности, не имея на то достаточного количества своих собственных.
Но повторимся, это всего лишь иллюзия. Реальность же такова, что есть подлинное наслаждение, проникшее в сознание, надежно схватившее его в свои недра. Ведь там, в эффекте оглушения, в самой сердцевине легкого басового тона приятно звенят мириады вспыхивающих и гаснущих точек, может быть, звезд, а может быть, импульсов, слышимых в изолированной от внешних естественных звуков голове. Да, этот трек имеет должный эффект звучания лишь в наушниках, желательно, в плотных, чтобы было как можно меньше доступа внешних шумов в ушах. И желательно, чтобы то были мониторные наушники, сохраняющие все звучащие в треке частоты, чтобы сознание просто утратило чувство ориентации, оставшись наедине с целым Бытием, получившем свою жизнь.
Еще где-то на большом отдалении среднечастотный сигнал, совсем не назойливый, совсем не раздражающий, совсем не кажущийся чужеродным элементом. С эффектом флэнжера он плавно ложится поверх разлившейся по бесконечности поверхности рожденного из хаоса Бытия легким, почти невесомым слоем, этакой сеткой, внутри которой находятся целые скопления Вселенных. Наполнены они жизнью, наполнены светом – трепетной живой материей. Есть такие аудиозаписи от NASA как звучание космических объектов: планет, звезд, черных дыр. И вот этот самый среднечастотный сигнал является таким же «голосом» рожденного Бытия, в котором заключено излучение всех его составных элементов.
И трудно вообразить в своем воображении столь огромный в своих размерах объект, обладающий своим голосом – ровным, негромким, чарующим, плавным. Непрерывно растет Бытие после своего прорыва из ничтожно мизерной точки, теряет хоть какие-то представления о своих границах, и не изменяется его голос ни на мгновенье: не искажается, не становится громче и не стихает, не меняет своей высоты.
Это похоже на некий гимн, придающий осознанию происходящего в воображении действа величественности и неповторимости. Ведь нет никакого дела ширящемуся в своих размерах Бытию ни до чего. Будто дает оно жизнь (и еще смерть), и не больше того, и только лишь за дар его жизни (и смерти) заслуживает оно вечной благодарности. Но еще заслуживает оно благоговейного трепета за свое превосходство, за свое главенство, за свое единоличие. Будто сумело Бытие совершить и совершило невозможное, умалившись до одной-единственной точки в невозможности существования Чего-либо и потом захватив невозможность существование Чего-либо целиком.
И теперь, по окончании трека, оставаясь в тишине после эффекта оглушения и погружения в мягкий глубокий бас, не готово сознание принять так сразу привычный окружающий мир, казалось бы, вернувшийся к прежнему варианту Бытия, стремящегося к абсолютному сжатию, после которого, вполне возможно, нового Бытия не наступит. И не сразу привычные звуки пробиваются сквозь этот глухой купол в голове, и даже не хочется слышать их вновь. И воображение пытается удержать эффект последнего часа как можно дольше, и впечатления от полученных невозможных для представления и осознания образов еще долго не отпускают.
Хочется вернуться к самому началу, хочется пройти весь этот путь снова и снова, хочется испытать пережитые деформации еще раз, хочется еще раз увидеть яркие образы. Чтобы почувствовать то, чего не было при первом прослушивании…
Тишина.