Глава 3

       На следующий день Полковник и Симона улетели в Ниццу. Брежнев позвонил мне из аэропорта и передал поручение Полковника. Тому пришла в голову идея явиться на таинственном маскараде в виде Григория Распутина, для чего я должен подобрать соответствующий облику старца костюм и антураж – бороду, усы и парик. Кроме этого, мне поручили найти гримера-парикмахера и привезти вместе с костюмом в Монте-Карло, поскольку-де «на этот маскарад большинство гостей явится с личными камердинерами и куафёрами».
       - Негоже нам ударять в грязь лицом перед мировой элитой, - так сказал Полковник Брежневу перед отлетом.
       Что касается костюма для Симоны, то он мог быть любым, «лишь бы подошел по размеру». Невинное, на первый взгляд, условие предстало непростой проблемой, когда Брежнев сообщил габариты дамы. По его словам, она вполне могла бы участвовать в международном конкурсе под названием «Хорошего человека должно быть много».

                *  *  *
   
       Вера Черна курила крепкие сигареты «Голуаз». Кофе она пила двойной, терпеть не могла сладкие коктейли, предпочитая джин с тоником, лихо водила свою «Хонду» по грохочущим пражским булыжникам и знала решительно все о том предмете, который называется «любовь». Правда, она признавалась, что и ей приходилось на этот счет заблуждаться – до того дня, когда она застала своего Властимила с близкой подругой, «ну, сами понимаете, где».
       - Получилось, как в анекдоте, - говорила Вера. – Настоящее озарение! С тех пор я всё и поняла – о мужчинах, женщинах, их природе и предназначении.
       Когда её спрашивали, какой анекдот она имеет в виду, Вера отмахивалась:
       - А, все анекдоты одинаковы, весь мир – один сплошной анекдот, сочиненный кем-то, ну, очень остроумным!
       Вера работала в театре парикмахером, что само по себе давало ей некоторые основания иронически относиться, если и не к самой жизни, то к некоторым её проявлениям. К тщеславию, скажем. Как профессионал, она знала, например, что красота театральных героинь зачастую держится на шпильках, заколках, шиньонах, начесах и лаке, а вовсе не на природном таланте. Ну, а житейский ум и горький опыт подсказывали ей, что и всё в мире устроено по образу и подобию театра.
       После третьего джина на неё накатывал вал красноречия:
       - Возьмите политику – те же интриги, что и у нас за кулисами, те же сплетни, та же пустая болтовня, то же лицемерие, те же зависть, алчность и глупость. А в результате на первые роли попадают бездарности с апломбом, не умеющие слово «Афганистан» выговорить без запинки. Чтобы управлять страной или театром, не нужно быть семи пядей во лбу. Так и знайте: нами командуют дураки.
       - Кем, Вера?
       - А...  всей планетой! Они-то дураки, ясно. Вот только, кто мы такие? Так, говоришь, тебе нужен мужской парик и гример на выезд? С париком проблем нет, а вот насчет гримера надо подумать. Если бы я знала заранее, то сумела бы договориться с начальством и сама поехала. Ещё бы – в Монако осенью да за такие деньги!.. Есть у меня одна девочка на примете – в Брно живет...  Скажи честно, она действительно нужна тебе как гример, или, может, для чего-нибудь другого?
       - Во-первых, не мне, Вера, а моему шефу, а во-вторых, именно и только в качестве гримера, а в третьих...
       - А в третьих, ты скажешь, что, если бы не во-вторых, то ты предпочел бы взять с собой меня, да? – Вера расхохоталась и стала на десять лет моложе, совсем как в день нашего знакомства. – Ладно, будет вам личный парикмахер. Работать умеет – у меня училась. Ей, кстати, приходилось и одевальщицей в театре подрабатывать. Ну, а  насчёт остального – я ей не мать, не старшая сестра, она уже совершеннолетняя, сама за себя отвечает.
 
       Марцела, так звали ученицу Веры, была похожа на цветок картошки. Длинная, бледная. От её духов ломило голову, когда мы сидели рядом в салоне бизнес-класса.  А если бы не гул самолетных двигателей, то её общество, скорее всего, походило бы на сурдокамеру – замкнутое помещение, где космонавтов проверяют на прочность отсутствием звуков.
       Она спокойно выслушала сделанное ей предложение, ничуть не удивившись несуразно высокому гонорару за самую обычную работу. Так, будто подобные предложения уже случались в её профессиональной карьере и ничего в ней, в общем, не изменили. Весь её вид, казалось, свидетельствовал о том, что однажды в детстве Марцелке строго-настрого запретили удивляться чему бы то ни было. С тех пор она этот наказ и выполняет.
       - Дорога, отель, полный пансион – за счет приглашающего. Гонорар – полторы тысячи евро или, если хочешь в кронах, – пятьдесят тысяч. Устраивает?
       - Так, нормальне.
       - Кроме того, что ты гример и одевальщица, придется сопровождать подругу нашего босса – ходить с ней по магазинам, париться в сауне, плавать в бассейне, словом, быть компаньонкой. Понятно?
       - Понятно. Я не взяла с собой купальник.
       - Об этом не беспокойся – тебе его купят.
       - Когда мы вернемся обратно?
       - Я же говорил, что, может быть, через три дня, а, может, и через неделю. Всё зависит от того, когда состоится  маскарад. А вот это точно и не определено. Не беспокойся – в любом случае ты получишь полный гонорар, даже если мы возвратимся в Прагу завтра.

                *  *  *
      
        Было ясно и безветренно, когда мы подлетали к Ницце. Море, как всегда, появилось неожиданно. Мыс выползал из-за мыса, в иллюминаторе кружились глиняные горы, качался горизонт. На лазурной глади застыли мошки и букашки судов, и только еле различимые нити пенных следов говорили о том, что и они существуют и движутся. Карта превратилась в план, косо мелькнули разноцветные крыши, пятна садов и скверов, затем всё выпрямилось и приблизилось. Шершавый бетон под крылом, легкий толчок, реверс турбины и нервные аплодисменты пассажиров. Сели.

       В аэропорту нас встречали. Полковник был в синем клубном пиджаке, серых брюках из тонкой фланели.  Черные ботинки от «Балли». Вид покровительственно-радушный.
       Симона…  О, Симону, действительно, надо было видеть! Ей подошло бы, скорее, имя вроде Монтсеррат или Джомолунгма. При этом она была, пожалуй, красива.  Черные маслянистые волосы, чувственный нос, смуглый румянец, персиковый пушок над верхней губой. Глаза влажные, живые. Римлянка эпохи Возрождения. «Женщина, собирающая виноград». Но размер, размер! Было даже непонятно, как она одета. Нечто вроде просторного балахона. Или маскировочного халата.
        «Впрочем, - подумал я, - вполне возможно, что Полковнику именно этот объем и нравится. Почему бы и нет?»
        У военных жены почти всегда крупногабаритные. Это и понятно, ведь главная военная задача в том и состоит, чтобы овладеть как можно более обширной территорией и закрепиться на завоеванном плацдарме. При встрече с женщиной полной или предрасположенной к полноте внутри военного сердца что-то щелкает – срабатывает инстинкт. Разведка. Атака. Виктория! Полковника в этом случае можно поздравить. Овладеть  т а к о й  женщиной – всё равно, что выиграть третью мировую.