Глава 11

        Мы бродили по залам аквариума, а за его стеклами протекала своя непонятная жизнь. Немая. Безмолвный сон в свете фонарей. Вот Рыба-Наполеон. Император в треуголке, съехавшей на лоб. Взгляд выпуклого глаза, выдвинутого, словно перископ субмарины, холоден и бессмысленно-беспощаден.
        Голубые, желтые, розовые, полупрозрачные и призрачные тела и тени. Танцы, трепет плавников, лепестки актиний и дома моллюсков, словно сотворенные фантазией  Корбюзье.
        Заросли кораллов и возня рачков и крабов между их ветвей. Морские кони, звезды, солнца и луны – целая подводная галактика…

        - Вот это да! - сказала Марцела. – Прямо, как в кино – такие краски!   
        Тон её изменился и напоминал детское восхищение впервые увиденным.
        «Но ведь она и в самом деле очень молодая, - подумал я. - Сколько ей? Лет двадцать?»

        …Мурены дремлют в камнях, высунув змеиную голову, открывают рот, словно задыхающийся генсек. Интересно, кто помнит эту комбинацию букв?
        А вот в этом аквариуме их несколько – разного размера. И как только они не сожрут друг друга? Или это делается по ночам, когда нет посетителей?..

   Марцела неожиданно схватила меня за руку.
        - Извини, я испугалась.
        - Чего?
        Я обернулся – откуда-то сверху вдоль стеклянной стены медленно и грозно спускалась акула. Метра два ростом, сонная, с вислыми, как у запорожцев, усами. В её чуть приоткрытой пасти было нечто эротическое. Вы правы, доктор Фройд, это навязчивый образ из страшных мужских снов. Vagina zubatos.
       «Любовь и смерть – всегда рядом, - романтически подумал я. – Это мотив «Темных аллей». Да ведь и автор жил неподалеку – в Грассе».
        - Не бойся, стекло толстое. И потом, она, наверняка, уже пообедала.
        Марцела смотрела на меня сомнамбулическим взглядом и медлила отпускать мои пальцы…

        Мы подошли к следующему аквариуму.
        Стая тунцов, крупных, матово-серебряных, двигалась по общей орбите. Наверное, им казалось, что их водный мир бесконечен – сколько ни стремись вперед, конца не будет. У одной из рыб была обломана жаберная крышка. Темно-красные пластины жабр незащищенно трепетали, а она, упрямо выпятив нижнюю челюсть, плыла вместе со всеми по кругу. Безмолвно. В свете электрического солнца. И никому не жалуясь на свою невезучесть. Не то, что мы – вечно озабочены поисками жилетки для горьких слез.

       - Зачем мы здесь? - произнесла Марцела так тихо, словно рыбы могли нас услышать.
       - Что-что?
       - Зачем мы здесь?
       - Где – здесь? В этом зале?
       - В Монако.
       - То есть, как – зачем? Приехали работать, помогать людям.
       - Мы не работаем, а только ходим по ресторанам, магазинам и музеям.
       - Слушай, а тебе не всё ли равно? Я же говорил, деньги получишь полностью в любом случае – будешь работать или нет. Считай, что ходить по музеям и ресторанам – твоя работа.
       - Мне страшно, - прошептала Марцела. – Это, наверное, мафия. Нас всех могут убить, а я не хочу.
       Глаза её налились слезами, похоже, она не шутит насчет своего страха.
       - Глупости, - сказал я. – Это просто мода у вас в Чехии такая - всё непонятное называть мафией. Особенно, если речь идет о русских. Кожаную куртку надел – мафия. Или, как у вас говорят, «мафиан». Длинное пальто носишь – опять же мафиан. Мне вон недавно подарили австралийскую ковбойскую шляпу – так я её не ношу, а то непременно скажут: «Cмотрите, Дон Корлеоне идет». Как уж по-чешски называется этот фильм? Я что-то не припомню.
       - «Кмотр», - улыбнулась Марцелка.
       - Хорошее слово. Ёмкое. А знаешь, как русские дети зовут крестного? «Кока».
       - Кока, - повторила Марцелка и крепче сжала пальцы.
       Ладонь была узкая и теплая. А лицо моей спутницы изменилось, стало другим – нежным, русалочьим. Наверное, от зыбкого мерцающего света, разлитого вокруг.

       …Мы шли, как плыли. Нас сопровождали тысячи рыб и шаркающие шаги туристов. Залы музея казались бесконечно длинными…
       Морские звёзды страстно раскидывали в стороны свои лучи. Рыбы шевелили плавниками, открывали рты, произнося беззвучное «Оум».  Некоторые – золотые – прилипали к стеклам и, казалось, предлагали исполнить самые заветные желания. У меня желаний не было. У Марцелы – тем более.
       И мы шли и шли вперед, хотя само понятие «вперед» здесь было условным. Но это было неважно, как сказал бы Полковник. Важным и несколько странным было то обстоятельство, что мы с Марцелой почему-то продолжали держаться за руки. Но когда, наконец, выбрались из музея, она медленно разжала пальцы, снова превратившись в провинциальную чешскую барышню из города Брно.

                *  *  *

       Мы побродили по узким улицам Скалы и зашли в маленькое кафе выпить чаю. Я заказал себе зеленый японский, а Марцела неожиданно спросила рюмку ликера «Бейлис», эспрессо и пачку сигарет «Davidoff».
        - Я не знал, что ты куришь.
        - Почему нет? Мне уже двадцать один. Всё можно.
        - Всё?
        - Да. Почти, – и она картинно выпустила тонкую струйку голубого дыма.
        «Это, наверное, рыба-луна на неё подействовала, - подумал я. - Ну-ну, так она, пожалуй, и наклюкается сегодня вечером, когда Полковник привезет нас в заветный ресторан».
        - Ты устала?
        - Так, нормальне.
        - Если не устала,  могли бы съездить в экзотический сад. Jardin Exotique.
        - Это далеко?
        - Здесь всё рядом, но лучше вызвать такси.
        Она запрокинула голову, допивая последнюю каплю ликера.
       - А там есть трава-недотрога?..
       - Не знаю. А почему она тебя так интересует?
       - Так… Я про неё читала. На Цейлоне растет. До неё пальчиком дотронешься – она съеживается. А подождешь немного – опять выпрямляется.
       - Тогда точно надо съездить. Вдруг, да и найдем её там. Не в отеле же сидеть два часа.
       И я попросил официанта вызвать такси.