Композитор Тихого Дона о Сталине
Вообще, театральное сообщество во все времена компанией было, скажем так, своеобразной. До нынешнего шоу-бизнеса далеко, но интриги, кланы, родня присутствовали и тогда. Ну как любимую супругу не поставить на роль примы-балерины или в новый фильм не тиснуть.
Тем более, музыка – дело вкуса, кому-то понравится, кому-то нет. Даже про великого Шостаковича в своё время статью написали «Сумбур вместо музыки». И положа руку на сердце, я с этим даже где-то согласен.
Пробиться в академические театры для паренька из провинции, паренька молодого на фоне заслуженных мэтров и династий почти нереально. Даже сегодня молодое дарование никто просто не пустит, а вот в Сталинские годы случалось и не такое.
Ваня Дзержинский из Тамбова, двенадцатый ребёнок в семье. Понятное дело, богато никогда не жили. Но старенькое пианино родители продать не позволили, хотя в голодный год за него сулили четыре пуда хлебушка.
В 1935 году Дзержинский пишет оперу «Тихий дон». Опера крайне новаторская, народная, музыка подлинно большевистская. Только композитору всего двадцать шесть.
Парню удаётся пробиться и показать оперу Шостаковичу. Тот приходит в совершенное восхищение. Музыкальная работа и правда вышла отменная!
Шостакович помогает протащить оперу в Ленинградский малый оперный театр. И сразу большой успех, публика подхватила мотивы Дзержинского.
Закономерная реакция мэтров – да что это за молодой выскочка. Немирович-Данченко ехидно пишет, что опера молодого композитора: «в музыкальном отношении вещь совершенно посредственная».
Как же объяснить поразительный успех у публики? Найдётся ответ и на это. Публику зачаровала вовсе не музыка Дзержинского, а народные песни казаков и сюжет Шолохова.
Дзержинский вспоминал, что на гастроли в Москву ехали с большим волнением. Театр вёз сразу четыре новых, Советских оперы. В том числе и его «Тихий дон». Как же примет их публика и театральные начальники?
Опять же, в 1936 году к новым операм ещё не привыкли. По старинке ставили классические сюжеты еще девятнадцатого века. Композитор так и пишет: «Если сейчас это не является диковинкой и никого бы не удивило, то в то время — в 1936 году — это было событие исключительное».
И вот пару недель идут гастроли. Оперы показывают в филиале Большого театра. Публика самая разнообразная.
Принимали спектакль очень хорошо, и композитор вспоминал, что слегка успокоился, новая опера удалась. В день последнего спектакля композитор пришёл ко второму акту, чтобы проститься по традиции с Московской сценой, театру пора домой в Ленинград.
По лицу работника сцены сразу стало понятно – спектакль необычный. В ложе товарищи Сталин и Молотов. Какую же оценку они дадут работе молодого композитора?
Дзержинский рассказывает, что из тёмного зала вглядывался в лица руководителей партии. Пытался поймать выражения одобрения или недовольства. Но ничего понять было невозможно.
Артисты играли в тот вечер на особом нерве, с большой выразительностью. После финальной сцены акта зал встал и устроил овацию. На сцену потребовали автора оперы, пришлось подняться.
Сталин и Молотов тоже встали и хлопали артистам вместе со всеми. Как писал композитор: «Мы почувствовали большое, огромное удовлетворение: наши творческие труды увенчались успехом, и Сталин, Сталин аплодирует нам!»
И вот из-за кулис автора музыки попросили зайти в ложу к Сталину. Большое нервное испытание для совсем молодого парня, не привычного к столичному начальству: «Шел я, не чуя ног. Просто, я бы сказал, здорово перетрусил, как в таких случаях бывает. Как говорить, как держаться, что делать — промелькнули все эти мысли. Но путь был короткий, и я так ничего и не решил».
Композитор вспоминал, что Сталин общался очень просто и по-доброму. Как с давним знакомым. Вождь спросил нравится ли композитору его опера, доволен ли он сам этой работой. Как бы в шутку спросил, но не просто так.
Дзержинский с гордостью сказал, что да, опера очень нравится. Кажется, получилось вполне хорошо.
А Сталин с улыбкой настаивал, неужели в ней нет никаких недостатков? Пришлось признать, что недостатки есть и немало. Особенно они стали видны после постановки на большой сцене.
Вождь попросил подробнее перечислить эти недостатки. Внимательно слушал и кивал ,пока Иван рассказывал, что можно сделать лучше.
И вдруг вождь сменил тему. Спросил, как молодой композитор относится к оперной классике. И не пора ли слегка разбавить классические сюжеты новыми постановками.
Дзержинский пишет, что Большой театр тогда современных пьес не ставил, только классику. Эксперимент Ленинградской оперы с Советскими операми был едва ли не единственным в стране.
Спросил Сталин и об отношении к молодым «зелёным» композиторам. Как смотрит на них театральная общественность. Директор театра честно признался, что и с этим есть вопросы.
Так проговорили весь антракт. Сталин пожелал режиссёру и артистам больше работать над новыми, Советскими операми. А с «классическими театралами побеседуем». Пожал руки и пожелал успехов.
И про недостатки вождь спрашивал не просто так. Вот как вспоминал композитор: «Уверенность, что творческая линия, взятая в «Тихом Доне», при всех недостатках, неровностях - правильная и одобрена таким человеком, который для меня, как и для всех, является колоссальным авторитетом, дала мне возможность в очень короткий срок с большим подъемом работать над второй оперой — «Поднятая целина», по замыслу гораздо более трудной».
Больше того, когда Дзержинский взялся за новую оперу, классические режиссёры в один голос сказали – это невозможно. Не оперный совсем материал. Публика не примет.
Дзержинский «добрых советов» мэтров не послушал. Опера вышла отменная и шла с большим успехом. После пожелания товарища Сталина создавать больше Советских опер постановки Дзержинского быстро разлетелись на десятки сцен по всему Союзу.
Мастерство композитора отмечал даже приехавший в Союз писатель Леон Фейхтвангер. Опера Дзержинского заслужила от него большую похвалу. И это при незнании Леоном русского языка!
Позднее за свои работы по сохранению народных мотивов в музыке Дзержинский удостоится Сталинской премии. И большой известности у публики.
Свой рассказ о Сталине Дзержинский заканчивает так: «Я сейчас пишу «Волочаевские дни». Пишу с увлечением и подъемом, не забывая ни на минуту человека, воодушевившего меня, открывшего в свое время передо мною все творческие пути, — товарища Сталина».
Свидетельство о публикации №224080600416