Над светлой рекой5

        Мы с Нонной прошли с носа на корму и сели, разделенные моим рюкзаком и молчанием. Лодочник, в заношенном волглом пиджаке и шляпе с обвисшими полями, глянул на нас равнодушно и, развернув плоскодонку, начал неспешно выгребать наискосок течению. Берег сразу пропал, утонув в стремящемся тумане. На душе было муторно и одиноко. Невольно я представил себе наш лагерь…

Ярко горит костер, оттеняя черноту леса. Красные языки пламени пляшут веселыми саламандрами, высвечивают брезентовые скаты палаток, озорными чертиками скачут в глазах мальчишек. Комиссар поет, неловко поддерживая гитару забинтованной рукой. Мне кажется, что я слышу сквозь туман и плеск воды, как его голос проникновенно и светло выводит:

...Я все равно паду на той,
на той единственной гражданской,
и комиссары в пыльных шлемах
склонятся молча надо мной!

Мальчишки слушают песню, и не блики огня, а сполохи дальних зарниц бродят по их лицам…

И когда воображение нарисовало мне эту картину, я почувствовал, что муторное мое состояние достигло предела. Я вдруг понял, что никогда больше не увижу этих пацанов, которые против моей воли стали мне дороги и в ревнивой памяти которых мой скоропалительный отъезд останется непонятным, ничем неоправданным поступком, почти предательством. А может быть, что еще страшнее, привычные к человеческому равнодушию, они как должное воспримут происшедшее, и еще больше утвердится в их сердцах губительная убежденность, что все люди обманщики и что всем на всех наплевать. Как смогу я, сознавая это, спокойно спать, учиться и ходить по горам.

Я посадил Нонну на поезд и вернулся в лагерь.

Ребята спали, Комиссар неподвижно сидел у затухающего костра и смотрел поверх него за реку. Я сел рядом. Он сдержанно улыбнулся мне.

Угли костра быстро подергивались белым пеплом. Он лохматился, вздрагивал и осыпался с легким шуршанием, и только на самой большой головне еще пульсировал алый язычок пламени, поддерживаемый внутренним жаром. Туман над рекой уже истаял.

Я почти физически ощущал, как мы повзрослели за эти дни.

Прошло четыре года. Я оказался в Перми в командировке. Я только что вышел из поезда и шел скорым деловым шагом по перрону.

-Командир!

Я не сразу понял, что возглас этот предназначался мне. Я сделал по энерции еще пар шагов, но что-то внутри меня дрогнуло и я оглянулся, останавливаясь.

Высокий плечистый парень в мундире железнодорожника спешил ко мне, широко улыбаясь.

-Здорово, Командир! - сказал он, протягивая руку.
 
-Здорово, - ответил я, неуверенно отвечая на рукопожатие.

-Ромка я! Не узнал?

-Ну почему же! - возразил я, мгновенно вспоминая то лето, светлую речку Сылву и белые скалы на ней. - Как жизнь? Как ребята?

-Нормально, - пожал плечами Ромка, не переставая улыбаться. - Я на электровозе помощником, скоро на машиниста сдам… Толян в армии… А Ленчик сидит, дурак малохольный. Связался с какими-то фрайерами — по дачам шарить… - Он сокрушенно махнул рукой. - Как Комиссар? У тебя как?

-У меня тоже нормально. В аспирантуре. В командировку приехал. Комиссар в школе, в районе.

-А Нонна? - спросил вдруг Ромка.

-Нонна? - удивленно переспросил я. - Ты помнишь Нонну?

Он не ответил и опустил глаза. Я видел, как заливается кирпичной краской его загорелая шея.

-Я ничего не знаю о ней, - сказал я, чувствуя странную неловкость. - Вроде здесь осталась, в городе.

Он поднял глаза — их взгляд был прям и открыт. В нем ничего не было от того «парня из подворотни», которого я знал четыре года назад.

-Адрес ее знаешь? - спросил он. - Или хотя бы фамилию.

Фамилию я знал.

-Ну, ладно! - Он тряхнул головой и протянул мне руку в знак прощания. - Будь здоров, Командир! Привет Комиссару!

Он зашагал вдоль вагонов неторопливой походкой уверенного в себе рабочего человека, а я стоял и смотрел ему вслед с необъяснимой благодарностью.

… Если вы будете ехать поездом от Перми в сторону Свердловска, обратите внимание на белые скалы над светлой рекой. Яркие рубашки скалолазов хорошо видны на фоне известняковых стен, и машинисты часто делают здесь гудок, приветствуя смельчаков.


                Опубликовано в литературно-художественном сборнике
                «Литературный Владивосток» в 1982 году.