Башня

«Увитая плющом
С засохшими цветами,
Закрывшись как плащом,
Стоит над головами
Башня,
Следя за городом
Подгнившими глазами…»

И вновь они не приняли моё стихотворение – о чём только думает редактор этого журнала? Им присылали и они печатали и более мрачные вещи. Может то из-за того, что я – женщина? Нет, определённо нет – тем более, что я посылала стихотворение под мужским псевдонимом. Нет, нет, скорее это из-за того, что в нём упоминается башня – та самая, что стоит на холме и высится над городом. Про неё пишет каждый, кто освоил грамоту.
Мифы – дойная корова.
Мифы живучи и прекрасны – их помнят, их передают по наследству, их нашёптывают детям перед сном, как наставление. Они бессмертны – и я им завидую – и миф о башне тоже бессмертен.
Я завидую ей, хочу быть как эта башня.
Возможно, именно поэтому я каждый день хожу к ней, а особенно жду субботы. О, этот сладостный день, когда можно будет подняться на самый верх. До поры, до времени в эту благородную руину прошлого мог войти каждый желающий – но почему-то сюда ходила лишь я.
Всё меняется. У меня забрали моё место вдохновения и превратили его в балаган!
Когда она была построена? Некоторые рукописи – которым порой так трудно поверить! – упоминают о ней в тринадцатом веке. Её возвели вдали от замка, которым и был когда-то наш городок. Так, чтобы в неё входили лишь обречённые на верную смерть. По легендам их сбрасывали в колодец, верх которого открывался лишь с самой вершины башни. Не символизирует ли это низвержение с вершины мира прямиком в ад? Об этом можно написать поэму, займусь этим позже. Может, если получится и её возьмут в журнал, я рискну подписаться под ней своим настоящим именем – Люсилль Нокс.
Конечно, это правда. Каменные стены пропитанные кровью сами мне всё поведали об этом!
Правда это или нет, но башня связана с очень плохими слухами. Помимо этого голодного колодца-ублиета, чья ненасытная утроба проходит пустотой в сердцевине башни, на ступенях, ведущих к вершине видны ложбины, оставшиеся от ступней приговорённых. к вечности в небытие. О том же вещают и ржавые кованые кольца, намертво вбитые во внутренние стены башни. Через них протянута цепь – перила для страховки. Я уверена, эти кольца тоже изголодались по цепям, когда-то пившим кровь. Мадам и месье, спускающиеся с вершины башни, всегда держались за них – и иногда резались и царапались, при этом злясь и плюя на цепи – но этого башня только и хочет.
Я знаю – она сама мне говорила.
Это просто смешно. Одно время  в башню некоторое время назад ходили почти все жители городка. Некто местный решил сделать её аттракционом для привлечения внимания – вроде колеса Ферриса в Париже.
О да, когда-нибудь меня будут знать и там.
Это он продел новую цепь в ржавые кольца на лестнице – и это он провёл лифт по бывшему колодцу смерти.
Ах, новомодная гадость, терпеть не могу!
Как только о лифте все узнали, так сразу же выстроились в очередь, чтобы подняться на нём на верх башни. Конечно, теперь-то можно и не подниматься по крутой лестнице. Никакого удовольствия познания места – наверх в коробке, зажатой посреди стен, пропитанных стонами, предсмертными криками и кровью. Ты проносишься в ней быстро наверх, не успев послушать стены и их истории, последние молитвы и просьбы!
Нет!
Их можно услышать лишь, когда поднимаешься наверх по лестнице – она ведь не лишь для спуска. Когда была открыта башня, лишь я одна – на моей и на её памяти – поднималась на верх пешком. О, как меня злили те, кто спускался вниз и как они злились на меня. Но я была непреклонна и поднималась на башню по лестнице – да, я уставала, а юбки сбивались и выглядела я не как леди – у них не бывает раскрасневшихся лиц и капель пота на висках – но меня это не волновало. Важно было лишь то, что я на вершине башни.
Я на вершине мира и прочь с моей дороги!
О, это ощущение. Другие не могли его понять и прочувствовать. Как наслаждение от подъёма к вершине и возможность смотреть на других с её пика. Может, то же самое и испытывали измождённые узники, сотни лет назад проходя сюда по пропитанным болью ступеням?
Да, возможно.
Другие гости башни не понимали этого. С лёгкой руки прогресса, они без усилий поднимались на лифте на самый верх, любовались просторами и древним замком, превратившимся в благородные руины в центре города, а через минут десять спускались вниз – по лестнице, или же в кабине лифта. Я же могла сидеть на вершине часами и, закутавшись в шаль, писать, писать и писать карандашом в блокноте свои мысли, слагающиеся в рифмы. Только я познала истинную красоты этого места – и я же её предала в конце, а башня, в свою очередь, предала меня.
Я преступница и меня надо наказать, свершить суд.
Всё закончилось, когда я один-единственный раз решилась подняться на верх башни на лифте. Коробка застряла между стенками, электрическая лампа на её потолке погасла. Мужчина, ехавший со мной, заметался, стал браниться. Я была готова зарезать его, чтобы добиться тишины. Потому что, я услышала шёпот из недр стен башни. Но он был не таким, какой я обычно слышала, поднимаясь наверх по лестнице.
Колодец требует новых жертв.
Сев на пол кабины, я прижала колени к подбородку и приложила ухо к стене. Колодец смерти смеялся и пытался прогрызть себе путь через дерево лифта. Те блаженные полчаса, пока мы висели на тонком канате над бездной, я слушала и слушала, и слушала… Мы спустились вниз, двери открылись, мой сокамерник стал кричать, что требует компенсацию и будет жаловаться. Я же молчала, грусть ела меня изнутри, ко мне подошёл доктор, сказал, что у меня шок, дал глоток крепкой настойки с перцем. Я поняла, что это начало конца – ил просто новое начало для этого места? Так или иначе, башня мне сказала чёткую фразу.
«У темноты нет слов для предавшей её».
Лифт так и не удалось исправить, и лишённые возможности скорого подъёма на вершину мира, обычные люди и жители нашего городка, перестали сюда ходить, предприятие обанкротилось. Этому даже посвятили отдельный выпуск литературного журнала – и значительно покопались в истории башни. Про её кровавую историю вспомнили с новой силой, её вновь боялись и проклинали, любя в душе – и моё стихотворение, посвящённое ей, напечатали на первых же страницах журнала.
Я смогла, я справилась!
Но это досталось мне дорогой ценой – башня перестала со мной говорить, сколько я больше не ходите к ней, не вымаливала прощения, я не слышала ничего. Это было наказание? Возможно. В редакцию вновь потекли рекой стихи и проза, посвящённые этой вновь заброшенной башне – но они были лишь вторичными. Первой была я! Это со мной говорила башня! Это я поведала в стихах её историю!
И я же предала её, я должна понести суровое наказание.
Но смогу ли я с ней примириться? Да, это необходимо сделать, и я пойду туда ночью в одиночестве, как обычно. Хоть я и боюсь теперь темноты, высоты и замкнутых пространств – дары, что отдал мне злополучный лифт, что проклял меня.
***
Густой ночной воздух, колкая трава – и башня всё ещё мрачной тенью высится над городом. Держась за цепь и приподняв юбки, я иду наверх по лестнице. Она молчит и камни тоже – теперь, здесь живёт лишь тьма и ветер. Что я ещё могу сделать?
Знаю.
Резко дёргаю ладонью, режусь об ржавое кольцо – и цепь обагряется кровью. Шепотки во тьме? Да, да, я слышу позади себя шаги и шёпот, кто-то крадётся за мной, но я не буду оглядываться. Тьма обволакивает уютом и стелется позади меня, как я поднимаюсь по лестнице. Теперь я знаю, что нужно сделать, чтобы башня вновь обрела голос. Надо повторить то, что здесь происходило много сотен лет назад - надо накормить утробу колодца. Тогда голоса его жертв вновь пробудятся. Смотрю свысока на спящий городок – он горит огнями, но башню пожрал мрак. Шаги с лестницы слышны всё ближе, она подбирается, хочет утолить голод. Но если я стану жертвой, но кто же поведает новые истории башни? Расскажет о судьбах её жертв? Ласковый голос шепчет ответ в мои уши.
«Взгляни в последний раз на замок. Он в огнях, но внизу, а ты стоишь на вершине – и пришла пора освободить место тем, кто придут за тобой».
Пошёл дождь. Как назло, я забыла зонт. По скользким каменным неровным ступеням стекает вода. Иду под навес и в кабину лифта, что застряла здесь наверху. Горит раненая рука и хочется спасть. Ложусь на пол кабины и слышу урчание голодной бездны под досками. Я закрываю глаза, где-то закрывается дверь, но я улыбаюсь. Я вновь слышу шёпот стен башни, и он говорят мне одну фразу, что приносит утешение и покой.
«Да будет благословенная тьма, да блаженна в ней вечность!»