Цветики. Разведотряд Ч. 2

Первая глава: http://proza.ru/2024/07/04/835

На рассвете все цветики проснулись и, потягиваясь, стали вылезать из общей палатки. Чем дальше они отходили от спасительных крон деревьев, тем сильнее жарило солнце, но с утра цветики, тем не менее, с радостью подставляли свои листья солнцу.

– А где Рокамша? – спросила одна цветик-ромашка другую, когда солнечные ванны были окончены.

Тюльпан, вылезавшая следом, поморщилась. Она не хотела знать имена своих соратниц, но и запретить окликать друг друга не могла.
 
– Не знаю, – пожала плечами другая цветик-ромашка.

Все трое посмотрели на пион, в одиночестве сидевшую у потухшего костра. Построив их вместо приветствия, Ниоп сказала прямо:

– Сегодня ночью нас стало на одну меньше.

Одна из ромашек, Макроша, тихо заплакала, прикрыв рот рукой. Её плечи слегка тряслись. Вторая ромашка нахмурилась и поджала губы. Не обращая на них внимания, Пион по имени Ниоп тем временем ответила на вызов с листофона. Небольшой сердцевидный лист завибрировал, передавая сигнал прямо на ее ушные локаторы, пока она прижимала его к голове.

– Разведотряд «Лист», как слышно?

– Вас слышим, все на месте, – без заминки ответила Ниоп.

– Прямо ВСЕ? – с сомнением донеслось с другого конца.

– Все выжившие, я имею в виду. Они на месте.

Вибрация на некоторое время прекратилась. Цветик-координатор на другом конце устало вздохнула, прежде чем продолжить.

– Доложите о потерях.

– Одна ромашка. Тело не найдено. Следов борьбы нет.

– Доложите о возможных причинах.

– Жужжелица.

– Вы что, оставили новичка в одиночку дежурить ночью? – рассержено застрекотала координатор. – Да на что вы вообще надеялись? Вы в своем уме?

Всем цветикам известно, что жужелицы – преимущественно ночные охотницы. Имея некоторое внешнее сходство с муравьями, они тем не менее коротают дневное время суток в своих норах, приступая к поискам добычи только на закате. Как и о всех насекомых, у цветиков есть своя легенда, связанная с ними.

Говорят, однажды цветик-инжир упала перед рассветом в нору жужелицы-антии. Насекомого не было на месте, но цветик обнаружила кладку яиц и поняла, с кем ей предстоит иметь дело. Не успевая выбраться самостоятельно, она забилась в один из поворотов норы и, когда жужелица начала подползать, насадила ее на свою верную шпагу. Шаг за шагом, инжир начала оттеснять её к выходу, наваливаясь всем своим крошечным весом и всё глубже впивая остриё под панцирь насекомого. А когда показался подъём на поверхность – протиснулась между жужелицей и потолком и быстро выкарабкалась наружу. Правда, цветику в тот момент пришлось оставить свою шпагу в теле насекомого и сбежать, ибо никакого серьёзного урона она не нанесла.

Но легенду о гигантской жужелице-антии, что с тех пор ненавидит цветиков и охотится исключительно на них, новорождённым цветикам рассказывают одной из первых по списку. Популярнее неё разве что рассказ о том, как цветики в первый раз оседлали стрекозу. Так что даже семечко знает, что, ночуя вне колонии, следует оставлять опытного дозорного. А лучше – двух или трёх.

– Ох. Кажется, связь прерывается. Извините, нам пора выдвигаться, – быстро сказала Ниоп и убрала листофон в набедренную сумку.

Ей уже давно надоела критика методов её работы. Их колония нуждалась в первоклассных разведчиках – лучших цветиках из возможных. Особенно учитывая, что зона заражения пригодной для питания почвы с каждым циклом лишь расширялась. Для глубоких вылазок, во время которых, возможно, цветикам придётся зимовать в поле, нежные цветочки бы просто не подошли.

«Впрочем, в этот раз мне нужно вернуть хоть кого-нибудь», – подумала Ниоп, устало разглядывая новобранцев.

Две оставшиеся ромашки после новости о смерти подруги перестали хихикать, помрачнели, и чутко вслушивались в каждый шорох, пока сворачивали лагерь. Их тела пока ещё держались не смотря на то, что они уже вторые сутки обходились без почвы.

«Возможно, из них в будущем выйдет неплохой дуэт».

Тюльпан же напротив, никак не изменилась. Всё также действовала у ромашек на подхвате, не проявляя абсолютно никаких лидерских качеств или инициативы, присущих этим цветам.

Спокойный и покладистый цветок, тень своих гордых предков. Единственное, что ещё осталось в ней от прародителей – высокий для цветика рост.

«А вот её бы в ремесленники. Разведотряд – не место для неудавшихся опылений», – рассудила командир.

Слава разведчика-одиночки, всегда единственной вернувшейся из похода, играла против Ниоп. Под её командование, будто издеваясь, всегда давали только наказанных или неугодных цветиков. Тюрьмы в колонии не было, поэтому стабильно раз в неделю к ней приводили несколько потенциальных разведчиков, едва-едва прошедших смехотворный трёхдневный курс по выживанию.

«На нём их в лучшем случае обучили как отличить муравья-рабочего от муравья-стража. И то – без подсказок едва ли справятся», – думала Ниоп.

– Командир? – к ней подошла одна из ромашек.

– Можно спросить?

– Спрашивай, только быстро, – кивнула Ниоп.

– Сколько дней нам ещё предстоит идти? Хотя бы приблизительно?

– А что, уже поникли? – Ниоп грустно хмыкнула. – Мы будем идти до тех пор, пока у каждой из вас не появится хотя бы по мешочку чистой почвы. Только после этого я смогу повернуть назад.

Ромашка кивнула. Затем, немного подумав, снова спросила:

– То есть, если нас станет не трое, а двое, то мы справимся быстрее?

– В каком смысле? – Ниоп прищурилась.

– В очень простом. Если, допустим, с тюльпаном что-то случится, и мы найдём хотя бы пару горстей почвы – то сможем сразу повернуть назад, верно?

Ниоп молча смотрела на ромашку. Такие новобранцы попадались почти в каждой группе – паникёры, что думали только о своём благе. Она не испытывала к ним ничего, кроме лёгкой жалости, ведь в условиях поля они никогда не выживали.

– А как вы вдвоём думаете отбиться от муравьёв-кочевников? Насколько увеличится время разбития лагеря? Кто сможет дотащить вас в случае травмы?

– Вы, разумеется, – ромашка несколько раз моргнула своими широкими глазами.

– А нужны ли мне в отряде цветики, что предлагают бросить товарища ради собственных лепестков?

– Наша цель – найти почву, вы же сами говорили. А не вернуться всем вместе.

– Разговор окончен, – Ниоп подняла руку. – Если нечем заняться – иди вперёд и прощупывай землю.

Ромашка поджала губы, но от спора с командиром воздержалась. Быстрой походкой она вернулась к своим товарищам-цветикам, уже надевшим походные рюкзаки.

– О чём вы разговаривали, Кромаша? – поинтересовалась её подруга.

– Да так, – отмахнулась ромашка. – Просто хотела лишний раз убедиться, что слухи о ней правда. Абсолютно ужасный командир, худший из возможных.

Ромашки были цветиками, специализирующимися на росе. Конечно, самые выдающиеся из них могли дорасти до успокоительной специализации, но большинство всё же оставалось на сборе росы, где отлично себя чувствовало. С самого раннего утра десятки цветиков-ромашек вставали, широко раскрыв свои лепестки, руки и ноги, чтобы собрать как можно больше конденсата. А затем – продавали эту чистейшую воду за маленькие округлые кусочки железа. Из него в кузне можно было попросить выковать полезные инструменты – тазик, наконечник мотыги или, если подкопить, иглу-меч. Чем более крупный выдавался заказ, тем охотнее кузнецы брались за него, поэтому железо сначала накапливалось в чуланах под землёй. Лишь спустя многие месяцы то, что ещё не успело покрыться ржавчиной, относили на обмен. Часть при этом в качестве платы забирали сами кузнецы, чтобы уже самим обменивать кусочки железа на полезные им предметы.

Семейство новобранцев-ромашек было не из богатых, поэтому оружием их не снарядили. Те с легкой завистью поглядывали на шпагу тюльпана.

– Мы заберём её, если что-то случится. Не волнуйся, – быстро шепнула Кромаш, взглядом показывая на шпагу.

– Что ты такое говоришь? – испуганно ответила Макроша.

Она знала подругу с самого ростка, но впервые слышала от неё такие жестокие слова. Кромаш слегка улыбнулась.

– Говорю же, не волнуйся. Если понадобится – заберём и раньше.

Макроша замотала головой и прикрыла локаторы руками. Тюльпан быстро взглянула в их сторону, но не стала уточнять, что послужило причиной дискуссии.

– Кто разрешил болтать? – грозно окликнула их Ниоп. – Выдвигаемся.

Группа цветиков проследовала дальше. Постепенно заросли травы стали редеть. Всё реже встречались деловито жующие улитки. Холмики от норок червей, вернейший признак хорошей почвы, им так и не попались. Зато становилось всё больше камней. В полдень солнце стало жечь их кожу – смесь животного и растительного, она быстро покрывалась жёлтыми пятнышками от высыхания. Макроша заметила, что её плечи становятся неприятного коричневатого оттенка.

– Я больше не могу, – тихо сказала она, замедляя шаг и пытаясь прикрыть ожоги руками.

Но тут на её голову лёг плащ. Оглянувшись, она увидела лишь быстро проходящую мимо тюльпан. Шпага сверкнула в лучах палящего солнца.

– Пф. Лучше бы водой поделилась, – сказала Кромаш, поправляя плащ на Макроше.

Свои плечи она уже давно укрыла, оторвав лепестки с головы.

– А как же она теперь без плаща? – шепнула Макроша.

– Тюльпаны – южные цветики. Она наверное даже не чувствует, как солнце жарит.

– Разговорчики. Хотите идти впереди? – сказала Ниоп, не оборачиваясь.

– Простите, – обе ромашки склонили головы.

Путь начал идти в горку. Небольшие пучки травы вокруг были иссушены и скорее походили на иглы. Жуки практически перестали попадаться. Но незадолго до заката раздался громкий стрекот. Огромная стрекоза быстро приближалась к цветикам, зигзагами разрезая небо. Голубое туловище, две пары оглушающих крыльев. Одно из самых древнейших и опаснейших созданий, чей успех охоты – более девяноста процентов. Огромные глаза обеспечивают стрекозам 360 градусов обзора. Их тело не особо бронировано, но они компенсировали это своей непревзойдённой скоростью. Но цветикам для того, чтобы остерегаться этих созданий, хватало одного факта – у стрекоз попросту отсутствует чувство сытости. Они едят всегда. В любую секунду своей жизни они на охоте, если в данный момент они не спят или спариваются. И оказаться на открытом пространстве, где поблизости нет других насекомых – это прямая заявка на сражение за свою жизнь.

Ниоп бросилась на землю, поднимая облачко пыли. Это могло бы показаться проявлением трусости, но в случае со стрекозами это была самая простая тактика. Если удавалось убедить насекомое, что ты – всего лишь цветок, то оно пролетало мимо. Ниоп понадеялась, что новобранцы последуют её примеру, но те лишь растерянно переглянулись.

«Вот вам и трёхдневные курсы», – мрачно подумала она, замирая.

Тюльпан упала на колено, молча доставая шпагу. Ромашки вцепились друг в друга, с ужасом наблюдая за быстрым приближением стрекозы. Первобытный ужас был в их глазах – стрекоза была так огромна, что с лёгкостью могла утащить любую из них. Та же стала кружить над цветиками, моментально меняя своё местоположение каждую секунду. Макроша, не выдержав, оттолкнула от себя Кромаш и попыталась убежать, но этим только привлекла к себе внимание.

Заметив движение, стрекоза мгновенно бросилась на неё, вцепившись цепкими лапками в крохотное тельце. Первый укус пришёлся, к счастью, лишь на лепестки. Когда стрекоза начала взлетать, Макроша извернулась и сбросила с себя плащ, оставляя стрекозу ни с чем. Последовав примеру Ниоп, ромашка упала и закрыла голову руками, трясясь от ужаса.

Тюльпан подбежала и встала над цветиком, выставив шпагу так, что при следующей атаке стрекоза самостоятельно насадила своё брюхо прямо на неё. Кромаш тряхнула головой, собираясь с мыслями, и попыталась вцепиться в крыло стрекозы, пока та отвлечена. Однако та одним резким движением крыльев сбросила её неудачную хватку и взмыла вверх. Укол, к их сожалению, только сильнее рассердил насекомое.

– Отдай шпагу, – прошипела Кромаш.

Взглядом она, как и тюльпан, пыталась уследить за стрекозой.

– Не могу. Она моя.

– Ты даже со стрекозой не можешь справиться. Отдай, я с ней разберусь.

– Ты ведь наверняка никогда не держала её в руках, не глупи!

Стрекоза вновь кинулась в их сторону, и Кромаш резко выхватила шпагу у тюльпана, толкая её в сторону. Стрекоза, не мешкая, схватила тюльпан за плечи, её жвалы вцепились ей в глаз, раздирая растительную ткань.

Закричав, тюльпан руками пыталась отпихнуть насекомое, но то лишь глубже впивалось в её лицо, силясь взлететь. Но высокая тюльпан была слишком тяжёлой добычей для неё. Кромаш тем временем попыталась проколоть брюхо стрекозы, но без знания анатомии она повреждала не те органы.

– Кромаш! – Макроша, дрожа, приподнялась, вытянув руки. – Прикрой меня!

Стрекоза бросила обмякшее тело тюльпан и метнулась на Макрошу. Та успела только ещё шире раскрыть свои глаза. Вцепившись в цветика, стрекоза резко взмыла в воздух и быстро исчезла за горизонтом. Последний вскрик подруги эхом прозвенел в голове Кромаш. Широко раскрыв глаза, она смотрела ей вслед, вся измазанная вязкой жидкостью из брюха. Дыхание сбилось, ромашка выронила шпагу и осела на колени, пытаясь нормально вдохнуть.

Ниоп тем временем неторопливо встала, отряхиваясь от пыли. Она подошла к одному из брошенных рюкзаков и достала иглу, хлопковые нити и спирт в небольшой скляночке. Осторожно приподнимая голову тюльпан, она стала обрабатывать рану. Если то, что творилось с её глазом, вообще можно назвать раной. Хлопковыми шариками она осторожно снимала быстро сворачивающуюся зеленоватую субстанцию, вытекающую из абсолютно пустой глазницы.

«Хорошо, что отключилась. Ей же лучше, может даже проспит свои самые худшие часы».

– Кромаш, – быстро сказала Ниоп. – Поищи нам укрытие поблизости. Надо разбить лагерь.

– Вы… издеваетесь?! – Кромаш опомнилась и вскочила на ноги. – Нам нужно срочно бежать за той дрянью! У неё Макроша!

– Стрекозы едят на лету, – спокойно ответила Ниоп. – Нет смысла куда-то бежать. Остатки твоей подруги будут по всему нашему пути.

– Что вы сказали?..

Кромаш в ужасе посмотрела на Ниоп, пока та продолжала аккуратно обрабатывать то, что осталось от глаза тюльпана.

– Стрекозам не нужны наши лепестки или листья. Да и тело цветиков они не едят. Только некоторые его части – так что скорее всего мы, продолжив завтра путь, увидим лепестки ромашки в пыли. Если, конечно, их не унесёт ветром. Если ты планируешь провести погребальный обряд – мы можем подобрать некоторые из них, если найдём.

– Но… Вдруг мы всё же найдём её? Вдруг она вырвалась? И лежит сейчас где-то?

– Хорошо, – Ниоп кивнула, не отрываясь, – тогда ищи укрытие в том направлении. Жду тебя до заката, иначе мы уйдём искать ночлег самостоятельно.

Кромаш взглянула в сторону солнца, быстро подхватила упавшую шпагу и побежала в направлении, куда скрылась стрекоза. Быстро перебирая ногами, она неосознанно высматривала останки Макроши. Слева и справа, всюду тянулась безжизненная земля, окроплённая неестественными фиолетовыми пятнами. По возможности ромашка обегала их, даже не смотря на спешку. На курсах ей говорили, что это самый очевидный признак высокого заражения почвы – настолько высокого, что оно может задеть цветика даже сквозь плотную обувь. Колония полнилась слухами о тех, кто так истощился за время скитаний, что даже питался этими пятнами – но что с ними стало, не уточнялось. Все просто рассудили, что такие цветики мгновенно погибали, растворяясь в этих пятнах без остатка.

Взобравшись на особо высокий холм, цветик запнулась и на секунду притормозила. Она увидела у его подножия небольшой ручеёк, вокруг которого вилось несколько мошек. Трава близ него была сочного зелёного оттенка, мгновенно напомнившего Кромаш о доме. Не думая, она присела на корточки и осторожно скатилась вниз, крепко держа в руках шпагу. Несколько неуверенных шагов, и Кромаш уже у воды, смотрит в неё пустым взглядом. Оглянувшись назад и не увидев никаких помех, она быстро скинула свою обувь, высвобождая коричневатые ступни-корни. Следующим движением она осторожно раскопала почву и с видимым наслаждением вставила в углубления свои ноги, присыпав их сверху влажной землёй.

«Всего минуту. Я просто постою минуту, чтобы мне хватило сил вернуться к отряду», – сказала она сама себе.

Переведя дух, она заметила, что ручей исходит из подножия холма, образуя небольшую пещеру. Возможно во время дождя воды из неё выходило гораздо больше, что расширило проход. Туда вполне мог поместится кто-нибудь небольшого роста. Выкопав и ополоснув водой ноги, Кромаш быстро заглянула внутрь пещеры. Пригнувшись, она поняла, что весь отряд вполне спокойно мог в ней заночевать. Не самое комфортное место, да и очень темно – зато самое безопасное укрытие из возможных. Ещё раз взглянув вокруг и не найдя никаких признаков пропавшей подруги, Кромаш поспешила обратно к другим цветикам, сцепив зубы от досады.

«Она точно жива. Мы найдём её завтра, это не обсуждается», – твердила она себе, набирая скорость.