Дункель и Золотая Волшебница

Иллюстрация: сгенерирована нейросктью  stariay на основе фотографии из архива автора
Литературная редакция : Милар Оманова
               
История, рассказанная Драконом-Кузнецом в полночь, когда Время затихло и перестало скручиваться в спираль.

 
         
          Налакавшись молока, Кот свернулся калачиком и благополучно захрапел. Кончики его усов слегка подрагивали. Никому в эту ночь не спалось, поэтому следующую волшебную историю рассказал Хозяин Волшебной кузницы, речь о котором пойдет чуть позже. Добропорядочные эльфы Эриес и Ольгуриен Пайсис уселись поудобнее и приготовились что-то записывать. При этом арбалет Ольгуриена Пайсиса самонастроился на приоткрытое окно, а наконечники стрел Эриеса вдруг заблестели подлунным светом. Тем временем Кузнец выгрузил из тяжелого дубового буфета чашу для чая размером со среднее ведро и, налив туда остатки заваренных в котле трав, устроился поближе к Сумеречной Ведьме и начал рассказывать.


 — Жил был на свете один мужчина, которого никто не любил. Когда он был еще маленьким мальчиком, то попал в плен Ледяной Хтони, где его укусил Адский Пес. И тогда от великого страха и ужаса закрылось его сердце, и не осталось в душе его ни радости, ни тепла, и вечный голод поселился в нем. Более того, Адское создание, принявшее образ огромной черной собаки, выедало из его души остатки тепла и надежд. Он боролся с ним, как мог, но иногда Тень все же вырывалась наружу и уничтожала вокруг него все живое и теплое. В такие дни ему становилось очень горько и одиноко, и жизнь казалась ему всё горше и противнее день ото дня, ибо видел он только темное, неправильное и неверное. Потому, когда пришла пора, женился он на женщине, излучавшей солнце, тепло и нежность. Казалось ему, что этого тепла хватит на них двоих. Но чуда не случилось.


 И настолько этот мужчина был обижен на весь свет, что когда у него вместо долгожданного сына родилась дочь, то он не придумал ничего другого, как дать ей прозвище, и стал называть её Дункелем. Девочка родилась прехорошенькая, ведь и мама у нее была красавица, и имя у нее было вполне красивое, но никто не помнил, какое именно. Отец величал ее не иначе как Дункелем, презрительно кривя губы. Девочка росла и удивлялась тому, что у нее странное, ни девочковое, ни мальчуковое имя, ведь этот самый Дункель — явно существо непонятное, бесполое, и наверное, это что-то среднее между яйцом и коричневым пятном, которое остается после талого снега, когда на землю приходит весна.

 Еще Дункель никогда не знала точно, как себя нужно вести, потому что все ей говорили, как и что надо делать, чтобы ее любили. А когда у нее это не получалось, огромный Адский Пес, что всегда неожиданно вырывался на свободу из недр души ее отца, страшно пугал её и откусывал кусочек ее души в назидание. И так за каждый неверный шаг, неправильный взгляд, не то сказанное слово. Все вокруг приказывали ей абсолютно разное, условия игры постоянно менялись. Это называлось волшебным словом «воспитание». То нельзя было плакать, то нельзя было злиться, то радоваться оказывалось тоже неприличным, равно как и смеяться. Нельзя было быть живой и слышной. Девочка привыкла, что она всегда недостаточно идеальна для того, чтобы ее любили. То Дункель была слишком тощей, то наоборот, слишком толстой, то слишком рыхлой, то недостаточно умной. Так оно все и продолжалось, а отец по-прежнему был недоволен и никак не мог объяснить Дункель, чего ему от нее надо и как стать достойным человеком в его глазах. Ему всегда казалось, что все как-то недостаточно. Достаточно не было никогда.




 
Конечно, девочка очень любила своих родителей, а отец и вовсе казался ей богом, поэтому она верила каждому его слову. Однажды, когда ей уже исполнилось целых шесть лет, она решила, что ей нужно перестать быть Дункелем, а вместо этого стать кем-то другим — легким, красивым и таким сильным существом, которое никто не посмеет тронуть или обидеть. Ей часто снились сны о звёздах и Гончих Псах, охота, лук, стрелы и прекрасный Охотник, который свободно пересекал пространство звёздного неба в окружении Гончих Псов и которому-то уж совершенно точно не было никакого дела до того, что о нем думают странные люди, обитающие глубоко внизу.
Однажды Дункель лежала в темноте, рассматривая небо, которое было черным-черно от высокой надвигающейся ночи, и всей силой своего маленького сердца захотела улететь туда, к ним, к вечным странникам, бродившим в окружении зеленых звезд.
Встав на следующий день с утра пораньше, Дункель увидела во дворе прекрасного сада, в котором стоял дом её семьи, недогоревший костер. Она стояла и смотрела на пляшущие язычки пламени и тлеющие угли. В тот момент, сама того не понимая, она призвала в свою жизнь Родовую Хтонь из рода матери. Ведь никто не собирался ей рассказывать о том, что хранилось в строжайшей тайне: ее мама и бабушка были волшебницами, которые силой слова могли творить самые настоящие чудеса. Не всегда чудеса получались добрыми, поэтому в семье об этом предпочитали помалкивать.


 «Я хочу быть, как мама. Я хочу, чтобы меня любили так же, как и её», — произнесла Дункель и бросила в костер бумажку, вытащенную из кармана. Что-то щёлкнуло в воздухе, вспыхнул огонёк пламени — Родовая Хтонь приняла подношение и поднялась из глубин своего бытия.
Спустя некоторое время у Дункель появился он, Хтоник. Это было ни на что не похожее существо, отдаленно напоминающее растрепанную горгулью. Сначала он был маленький и смешной, зато очень хорошо оберегающий Дункель от всяческих претензий со стороны родственников. Она пряталась за его лучезарную спинку, садилась под его крыло, и никто тогда не мог причинить ей вреда.
Постепенно Хтоник рос, росла его сила, и он все больше заполнял собой пространство вокруг и внутри Дункель, а она постепенно теряла лицо и становилась все более и более отстранённой, вступив на Путь не-живых. Отец недовольно морщил лоб и ворчал, но Дункель всегда находила убежище в лапках своего Хтоника. Постепенно они стали одним целым, и уже нельзя было разделить их. Дункель научилась принимать самые разные формы, маскироваться под Хтоника, да и в какой-то момент сама становилась им. Но ее самой становилось все меньше и меньше, пока Хтоник почти полностью не поглотил ее, окружив непроницаемой стеной своей защиты от жизни.


Отец, видя это, орал дурным голосом, что Дункель выросла страшным человеком, таких, как она, вообще не должно быть на этом свете, да и вообще, как получилось, что у него родилась такая невнятная дочь!
Вот, кстати, тогда Дункель точно узнала, что она девочка, а девочки, по словам отца, — это совершенно пустое место, и вообще, они никому толком не нужны. Ах, как расстроилась Дункель, что она не мальчик, ведь, наверное, тогда папа любил бы ее больше и не стал бы обзывать страшным и неподходящим для этой жизни человеком! От этого огорчения она все глубже погружалась в Хтонические миры, где было темно, тихо и покойно.
Так продолжалось очень долгое время. Дункель с Хтоником внутри росли: Хтоник потихонечку подъедал ее (нужно же ему было чем-то питаться!), а Дункель больше не видела смысла в дальнейшем существовании, ведь ее научили, что она совершенно никчемушное и лишнее существо, а раз так, то и смысла в жизни нет никакого. Но все же… Все же ей нравилось одно занятие: сочинять истории, которые она обсуждала с Хтоником и записывала в особенную коричневую тетрадь. Дункель завела себе целый выдуманный мир, в котором уж точно все было правильно, и там была любовь, сказочные волшебные вещи, друзья со своими Хтониками, которых ей так хотелось провести в свой загадочный мир.
Дункель часто уходила выгуливать своего Растрепанного Хтоника на красивую, скрытую от людских глаз полянку, что находилась в расположенном неподалеку лесу. И вот однажды….


Однажды она познакомилась с удивительной Волшебницей, которая, как и Дункель, выгуливала своего Хтоня на зелёной полянке вдалеке от города. Дункель так поразилась увиденному, что застыла на месте и от изумления не могла вымолвить ни слова.


Женщина была ослепительно рыжей — с волосами такого цвета, что они напоминали танцующий огонь. У нее были добрые, внимательные глаза и очень воспитанный Хтонь. А еще она была невероятно красивой! Такой же красивой, как мама. В отличие от Хтоня этой чудной женщины, Хтоник Дункель был какой-то небрежный, с растрепанными чешуйками и дико вращал глазами, норовя то ли укусить любого, кто приблизится достаточно близко, то ли позорно удрать в кусты.
Женщина с золотыми волосами долго рассматривала Дункель, а потом подошла и поздоровалась с ней. Заговорив с Золотой Волшебницей, как окрестила ее Дункель, девочка поняла, что неожиданно у нее появился кто-то очень близкий, кто-то из мира людей, с кем можно разговаривать и делиться своими мыслями, мечтами, радостью и даже некоторыми секретами.

 
Далее она обнаружила, что Золотая Волшебница совсем не боится ее, и даже наоборот. Называет красавицей. Сначала Дункель никак не могла в это поверить, но со временем, привыкла и радостно бежала выгуливать своего Хтоника вместе с Волшебницей. Та, в свою очередь, научила ее заботиться о нем, правильно его кормить, ухаживать за ним, и с течением времени Хтоник Дункель стал вполне себе нормальных размеров, растерял свою агрессивность, не кидался на нее с ужасным клацаньем огромных челюстей и, вообще, стал вести себя как вполне приличный обыкновенный Хтонический Кошмарный защитник. Каждый день Волшебница водила Дункель с Хтоником через Зеленую Чащу, состоящую из каких-то волшебных мягких прикосновений вечнозелёного кустарника. Потом, когда Дункель с Хтоником уже спокойно проходили сквозь все кусты, она познакомила её теми, у кого тоже в свое время завелись такие же случайно призванные существа.
Таким вот образом Дункель обрела первых в жизни друзей, от которых не нужно было прятать свое животное и с которыми можно было обсудить много важных вопросов, например, как ухаживать за своим Хтоником и как справляться с ним, если Хтоник вдруг выходит из-под контроля и творит все, что ему вздумается.


Золотая Волшебница тем временем с большой любовью смотрела на своих подопечных и думала о том, что не зря она осталась на земле, став проводником для таких вот странных детей, которые завели себе этих странных существ, призвали в момент отчаяния со всей страстью детского сердца, а теперь не знают, как с этим жить. Ее, эту чудесную Золотую Волшебницу, любили все, от малой травинки до самого запущенного Хтоника, которые, кстати, относились к ней с уважением из-за ее строгости и справедливости. Дункель же полюбила ее как родную мать, которая, не справившись однажды с Родовой Хтонью, оставила этот мир и ушла туда, где растворяются все Хтони, а душа обретает покой.
 Золотая Волшебница до сих пор выгуливает своего Хтоня на той волшебной полянке, на которой нет-нет да и появится кто-то новый, кто завел себе Хтоника, а что с ним делать — не знает.
В один прекрасный день Дункель обнаружила, что у нее есть Имя, и она вышла в Мир, которого так боялась в детстве. Вышла, щурясь от солнечного света, крепко держа за поводок невидимого глазу Хтоника, который стал для нее помощником и всего лишь предупреждал о том, что в мире полно таких же чудесных и необыкновенных владельцев Хтоней всех мастей, как и она сама.
А жизнь оказалась вполне себе заманчивой штукой, полной приключений, взлетов и падений.
Справедливости ради стоит сказать, что Тень Адского Пса хоть периодически и вырывалась наружу, но Дункель со временем научилась узнавать ее и держаться от нее подальше. Дункель зажила своей жизнью, наполняя её тем, что радовало ее сердце. Её отец был даже рад, что все сложилось именно таким чудесным образом. В конце концов отношения у них наладились, и они старались не вспоминать былое.
 — Когда Дункель стала взрослой, — продолжил Кузнец-Дракон, отхлебнув еще раз из своей ведроподобной чаши, — она превратилась в прекрасную Сумеречную Ведьму и перестала тревожиться о том, что было.

 
 А однажды в ее окна постучался Ветер Перемен, и она отправилась в долгое путешествие. С ней происходили чудные вещи, она встретила настоящих друзей, научилась читать в сердцах людей и всегда помнила о том, чему учила её Золотая Волшебница. А говорила она так: «Девочка моя, в жизни порой самой главное — это найти своих, рядом с которыми ты всегда становишься лучше, честнее и сильнее. Тех, с которыми всегда по пути, которых понимаешь ты и которые понимают тебя. Тех, от чьего присутствия в твоей жизни расцветает сердце, поёт душа и раскрываются собственные крылья».


— Разве не это мы называем счастьем? — Дракон внимательно обвел взглядом собравшихся и крепко прижал Сумеречную Ведьму к своему сердцу.


                ***
Уходит в закат день, уходит в восход ночь.
Где же та самая грань, где Бог не в силах помочь?
Зеркало Мира в хлам, осколками режет глаз,
бежит полотном жизнь, в которой уже нет нас.
И я все оставлю тебе: отчаянье, страх, боль.
И я уйду налегке, неся в рюкзаке соль.
Засыплю следы свои и ветер заговорю,
в горах разведу костры и сердце свое спалю.
И станет тело мое из пепла прозрачней льда.
Сердце мое — огонь, кровь — святая вода.