Французский тур. часть 1

Французский политический анекдот. Уже бородатый (2001г.)
Вопрос: если в президенты США будут избираться Буш и Бен Ладен, кто победит?
Ответ: конечно, Бен Ладен. У него на два тура больше.
 (фр. tour – 1. Башня, крепость 2. Тур голосования 3. Поездка, вояж)

предисловие


Давно хотелось про это написать. Все никак было не собраться.
Франция -  это не просто страна. Это – любовь. Для человека, убежавшего из России с долгами, издерганными вдрызг нервами и без копейки денег, ты подарила покой, свободу и надежду. Здесь я отдохнул, окреп, многому научился (в том числе выучил прекрасный язык). Ницца, Лион, Париж, Каен, Тулон, Монпелье, Руан, Прованс, Кот-д-Азур, далекие манящие названия стали родными и остались до боли близкими даже сейчас, когда я живу в Питере и собираюсь прожить в России большую часть отпущенной мне жизни.
Я многое узнал – о себе, о жизни, о людях. Понял какие-то совсем очевидные истины, увидел много людей, побывал в самых разных ситуациях. И никуда от себя не убежал, в принципе, оставшись таким же ненормальным романтиком, только старше на год, тяжелее на 10 килограмм и чуть внимательнее к очень простым самым важным вещам.

Март. Отъезд

Честно говоря, я собирался ехать в Норвегию. Когда бизнес уже стал примерять пилотку, а мысли – принимать беспорядочное направление ввиду тяжелого личного и материального положения, случайно я разговорился с соседкой по офису. Марина  -  директор одной из питерских фирм, отправляющих людей в Европу на работу, а на самом деле – в никуда, рассказала  мне всю технологию переселения до мелочей. Общий смысл следующий: в любой стране, подходишь к любому полицейскому и говоришь: «Азиль политик». Он тебя радостно берет за руку, ведет к нужным людям, там слушают твою «политическую сказку», которая готовится заранее и дают жилье и, если нужно, одежду.  Потом присваивается статус беженца, платят деньги (причем каждый месяц), следом спокойно находишь нелегальную работу (ее там полно) и живешь так год-два, покуда не получишь вид на жительство.

Конечно, это вранье. Вернее, правда, но уж больно старая.
Информация устарела лет эдак на пять-восемь.
Теперь условия игры поменялись, Европа стала умнее и никого не принимает с распростертыми объятиями. Более того – в некоторых странах всегда наготове хороший пинок. И «игрокам» самим приходится меняться уже по ходу «игры»… Кто бы знал тогда.

Месяца два спустя, когда я получил долгожданную испанскую визу, соседка вдруг посоветовала ехать во Францию, в Ниццу. Без особой причины – просто там тепло. А я подумал-подумал: какая мне разница в общем-то? Вернее, разница есть – в Норвегии в апреле еще зима, а во Франции уже почти лето и, кроме того – В Ницце море. Обожаю море. К тому же дико устал от питерских туч и холода. А само название города звучит нестерпимо заманчиво – в нем русская история, царские дома, белая гвардия, родовые фамилии…
Поехал в Ниццу.

Поезд. Автобус. Поезд. Четыре дня пути. Ландшафт меняется постепенно, но настойчиво – сначала мало-помалу уходит грязь, в Польше уже исчезают разрушенные дома, а в Германии – совсем картинка на картинке. Франция – снова чуть погрязнее.
На перегоне Лион-Марсель часа полтора стояли. Как я понял позднее – обычная забастовка.

Апрель. Ницца. 

Первое впечатление – вокзал «Nice-Ville». Переводится, конечно, как «милая деревушка», для тех, кто хоть немного знаком с английским, как я. Начало апреля. Позднее утро. Жара. Воздух – смесь запахов: море, нагретый солнцем асфальт и огромное количество сложноуловимых весенних оттенков – цветы, травы – какой-то непередаваемый эфир, которым, кажется, можно питаться.

До моря напрямую – полчаса, судя по карте, которую дают бесплатно в соседнем от вокзала здании. С тяжело набитой сумкой наперевес иду к морю, немного плутаю и – вот оно! Лазурный Берег, Кот-Д’Азур. Цвет воды действительно нежно-лазурный, какой я раньше видел только на рекламных буклетах в турфирмах. Пляж, правда, на мой взгляд, плохой – покрытая толстым слоем высохшей соли, крупная галька, практически булыжники. Но это – ерунда.
 С полчаса сижу на берегу и тихо балдею, глядя на средиземные волны. Потом перекусываю остатками еды и вспоминаю страшные истории о полиции, которая обыскивает все и вся и пожелания «сдаваться» под чужим именем. Долго ищу место на склоне горы МонБарон, нахожу и прячу туда свои оба паспорта и кое-что из документов. И с чистой душой и распахнутыми глазами иду сдаваться полиции.

Полицию ищу долго. В городе, кажется, полиция отсутствует, как таковая. Тяжеленная сумка натерла плечо, ноги, налазавшиеся по горам, отваливаются. На горизонте русская церковь. У входа – охранник. Табличка на трех языках: «Вход – 20 франков». Как ни странно, охранник – русский. Первый русский во Франции! Узнаю, где полиция и рассказываю какую-то дурацкую историю про ограбление.
Вечереет. Забыл, кстати, упомянуть, что сегодня – воскресенье, а во Франции все свято блюдут любую возможность отдохнуть. В общем, первый участок был вообще закрыт,  во втором со мной разговаривать по-английски не стали, на «азиль» отреагировали вяло, затем, видя, что я не ухожу, дали план – как пройти к главному зданию полиции.
Стемнело. Через полгорода дошел до здания, там почти никого нет и никто не понимает по-английски. Наконец подкатывает какой-то малый совершенно хипповой распущенной наружности и на ломаном английском общается со мной. Суть его слов следующая: полиция  - не то место, где занимаются вопросами убежища. Слава богу – ценная информация, оказывается, неподалеку есть ночлежка, где можно переночевать. Ничем больше он мне помочь не может. Успеваю к закрытию ночлежки, вхожу, выясняю, что туда не пускают без документов, но мне удается на английском (о, чудо! там работает молодой служащий, тоже немного разговаривающий по-английски) договориться переночевать одну ночь. Ужин, кстати очень неплохой – первое, второе, третье, фрукт. Затем – в спальню. Это одна необъятная комната с большим количеством двуярусных кроватей. Есть и еще одна комнатушка, где всего две такие кровати. Выясняется, что моя кровать (это определяют по номеру, который выдается при регистрации) как раз в этой комнате. Захожу туда, сажусь. Трое мужчин смотрят на меня. Простые лица, очень похожи на наших. И тут один из них говорит по-русски: «Привет. Ты откуда?»

Сказать, что во Франции много русских – значит несколько погрешить против истины. Русских, в смысле, выражающем принадлежность к стране Россия, там не очень много. Зато -огромное количество, в целом, русскоговорящего контингента из бывшего СССР – украинцы, белорусы, молдаване, казахи, узбеки, грузины, чечены, а также много латышей и литовцев, выдающих себя за беженцев или просто бродяг. Когда, пожив некоторое время в Европе, сталкиваешься с ними практически на каждом шагу, первое ощущение - жуткое. Едут искать лучшей жизни многие. Убежища просят почти все, некоторые – не один раз, в разных странах. С работой сложно, тем более без языка, хотя бы английского. Самый частый бизнес – воровство. 20 процентов дают за спиртное, шмотки, технику. Еще воруют «под заказ» - за 50 процентов. Имеющий статус просящего убежища, так же как и гражданин, может попасть в тюрьму, но для этого он должен попасться раза три-четыре. После четвертого раза такой «азилянт» обычно меняет страну пребывания, так как каждый раз «катают пальцы» и простой повторной «сдачей» дело не поправить.

Всего этого и многого другого я еще не знаю. Удивленно здороваюсь. Все трое – русские, в смысле – один белорус, один украинец и один литовец. За полчаса мне методично рассказывают всю методику прошения убежища – где куда ходить, что говорить, сколько ждать итп. Еще полночи рассказываем друг другу свежие анекдоты, потом успокоено проваливаюсь в сон.
7.00 - подъем, завтрак, состоящий из кофе с молоком «кафе–о-ле», порезанного багета и джема. Потом – свободен, как ветер, до 7-ми вечера. Сумку, правда, можно оставить.

Утро в Ницце розовое, нежное и прохладное, как озябшая девушка. Солнце встает слева, если стоять к морю лицом, и на его пути две горы – МонБарон и, через порт, ближе – «Шато». Поэтому на полпляжа (а пляж – 10 км.) еще лежит тень, которая уходит под Шато к восьми.
С новым знакомым – его зовут Веня – идем вдоль моря. Небольшая экскурсия по пути на автобус в префектуру. «Променад Дез Англе», казино «Руль», площадь Массена, Пассаж, центральный бульвар Жан Медсан. Солнце встает и вообще, после ночи на белье, после обильного ужина и горячего завтрака жизнь кажется особенно восхитительной и верится в самое лучшее. Веня говорит, что если хочешь иметь больше шансов получить вид на жительство, то стоит сдаваться по своим документам – этому больше верят. Расстаемся – он идет в социальное кафе, которое открывается в 10, а я иду в префектуру. Впрочем, нет. Посылаю на фиг все мысли о чужих именах, лезу, как дурак, на МонБарон, откапываю паспорта.
Процедура «сдачи» проходит спокойно. Никто не обыскивает, и вообще, создается такое впечатление, что никому до меня нет никакого дела. Катают средние пальцы, берут фотографии, задают несколько вопросов – как приехал, когда, коротко – причины. С бумажкой зеленого цвета, на которой прилеплена мое фото, я иду вечером в ночлежку и уже «официально» оформляюсь на место. Жизнь налаживается.

Собственно, все. Теперь, имея на руках документ, я могу «бесплатно» ездить в поездах, экономя кучи денег. Главное – сесть, иногда (правда, очень редко) кондукторы проверяют билеты на входе. Сидя в поезде, обычно отделываешься штрафом по месту твоей временной регистрации, который тебя ни к чему не обязывает, эти штрафы обычно сразу летят в корзину сначала в поезде, а потом – и вторично – по месту регистрации, потому, что все знают, что никто и никогда их платить не будет.
Имея документ, можно претендовать на бесплатное экстренное медицинское обслуживание (правда зачастую сложно объяснить врачу, что тебе нужно), на социальную помощь в виде одежды и еды (правда нужно выстоять длинные очереди и сразиться с огромными арабскими бабами, чья наглость и крикливость безграничны), можно спокойно ездить по городам и ночевать в других ночлежках (правда, часто бывает, что для русских все места закончились). В общем, прав – мало, зато свободы – лопатой греби. Особенно хорошо это заметно на фоне рассказов коллег – «азилянтов» из других стран – Бельгии, Испании, тем более Германии, где условия существования намного хуже. Это либо жесткий контроль и санкции за нарушения режима, либо полное отсутствие всяческой помощи государства (в виде ночлежек, пособий, соц. помощи итп).

Эйфория

Ну разве не кайф – ехать в никуда, не зная ни языка, не зная ни одного человека, ничего про то как жить, где жить – и вдруг – все выстраивается и сами люди тебя находят и рассказывают что, где и куда. Плюс – лето, плюс – каждый день – солнце, плюс – далеко от долгов и тошнотворной бывшей жены. Это такое счастье – выходить рано утром в прозрачный пахучий воздух, от избытка чувств бежать вдоль моря, затем купаться в нем, еще холодном с ночи, гулять по залитым солнцем улицам, любоваться домами со ставнями в узенькую полоску, пить из многочисленных питьевых фонтанчиков с восхитительно вкусной горной водой, гулять по паркам, забираться на горы, смотреть на людей – французов, арабов, пытаться их понять и чувствовать, что ты не чужой им, не просто турист, что ты – почти один из них.
Чувствовать себя свободным, отдыхающим от проблем и неурядиц недавнего прошлого, найти новых друзей, узнать новую страну, язык, образ мысли, культуру.
Знакомиться с девушками, заниматься с ними любовью и со спокойным сердцем потом прощаться с ними навсегда. Загорать на пляже, лежать, греться, мечтать, вспоминать. Становиться собой – тем самым, которого подрастерял по мелочам за последние годы семейной жизни и подкошенного дефолтом бизнеса. Вот он – благословенный дар. Спасибо!

Ночь

Вообще-то для нормального человека, который едет с деньгами, по визе и рассчитывает жить в гостинице, жизнь в Ницце начинается именно с вечера. Когда садится солнце, на пляже становится холодно, включаются фонари, открывается множество ресторанов, играет музыка, где-то кто-то выступает, часто случаются разные праздники и фестивали. Дневная жара уходит, на город ложится приятная прохлада, все дневные легкие запахи тяжелеют и окутывают тебя восхитительным маревом,  которое слаще любых духов. В старой Ницце закрываются ряды с разными пряностями, мылами, травками и волна от ароматизированных переулков скатывается перемешиваясь с вечерними запахами вниз, на бульвар Жана Жаре, насыпанный на реке…

Очень хорошо, когда в один из таких вечеров заканчивается двухнедельный срок в ночлежке. Деньги, с которыми приехал благополучно украли в первый же день.  Пособие еще не платят, в кармане – пять-десять евро на обеды, а одна ночь (платно можно прожить еще две недели, потом –  все равно обязательный месячный «отпуск») стоит четыре евро.  Замечательно, если за эти две недели удалось (как мне, например) отвоевать в стычке с арабскими бабами (тоже азилянты, конкуренты!) легкий спальник. Это значит, что, вкусив прелестей вечернего города, можно будет рассчитывать на то, что ночью удастся поспать.

Есть, конечно, вариант, о котором можно даже не упоминать – он очевиден - заночевать в чьей-то постели. Для людей, имеющих склонность к нетрадиционным отношениям (больше – для мужчин), Европа в смысле переночевать и вообще обустроить жизнь – просто рай земной. Педерастов тут – на каждом шагу. Подсаживается такое создание и смотрит на тебя влажным взглядом. Для пущей понятности рука сжата в кулак, большой палец оттопырен и неторопливо до основания погружается в рот. Бр-р-р…

Есть другой вариант постели – тоже легкий. Ресторан на «Променад-дез-Англе», метрах в ста от «Руля». Там «снимаются» молодые люди для немолодых дам. За деньги.

Есть третий вариант постели – флирт. Готовится заранее, днем. Автобус, магазин, электричка, на улице. Дело в том, что во Франции есть давно разработанная система этакой «сексуальной артподготовки». Потенциальный субъект притязаний сверлится взглядом, пойманный взгляд подглаживается игривой улыбкой и заинтересовывается сыплющимися из глаз искрами. Если вы субъекту приглянулись он может улыбнуться и – внимание! – облизнуть губы. Это – знак. Знак, что вы понравились и допускаетесь к переговорам. Можно подсесть и завести легкий разговор о том, о сем. Ну, и дальше – дело техники, и, может быть, немного удачи. В принципе, в силу того, что французская культура сама по себе очень сексуальна, таких  вариантов бродят весь день сотни. Более того, из личного опыта знаю, что в Ниццу прилетают даже на выходные, специально отдохнуть. В смысле «на грядки». У меня было знакомая девушка аж из Австралии, которой не лень было делать такой вояж раз в две недели в компании подруг. Да и на пляже, в основном все – от 10 до 99 – топлесс.

Для тех, кому не позволяют принципы, либо гордость, либо отсутствуют необходимые навыки, либо что-то другое, есть еще варианты:

1. Сквот – брошенное, либо старое жилье с разной степенью запущенности. Надо искать, может быть либо занят, либо на примете в полиции, либо окружен бдительными соседями.
Как правило, если кто-то  нашел приличный сквот, то либо он никому об этом не говорит, либо – под огромным секретом – только друзьям. Потому что иначе там через несколько дней появляются толпы страждущих ночлега, потом эти толпы страждут отдохнуть (по-русски – с водкой, пением и драками) – и приезжает полиция, всех забирает, а сквот консервируют – заливают окна и двери бетоном.
Другой вариант – старые гостиницы и дома под снос. Как правило, без света и удобств, страшные, грязные и населенные большим количеством людей. Полиция их тоже периодически чистит, но без большого энтузиазма.
Вообще же,  на побережье, если поискать, можно найти большое количество домов, в которых никто не живет, либо живет сезонно. И если повезет, то жить там можно долго и с комфортом. Правда, далеко от «цивилизации».

2. На вагонах – в отстойнике попадаются купейные вагоны, уже застеленные бельем для ночных поездов. Но периодически бывают обходы, обиженные за белье служащие могут очень даже хорошо наподдать.
Что до меня, то я на вагонах жил в общей сложности около месяца. По мне – так один из лучших вариантов. Сам отстойник, правда, далеко – в часе с лишним ходьбы от центра. Зато тихо и можно выспаться. Однажды был курьез – перелезаю через забор, захожу в свой вагон и вдруг слышу – в моем купе кто-то есть. Открываю дверь – сидит малый, худой, бледный и весь аж трясется со страху. Оказалось – украинец, из-под Львова. Ехал к жене в Испанию, на полпути, непонятно за что (языков не знает и даже по-русски говорит с трудом) был высажен кондуктором из поезда. Деньги и сумку у него украли и он, голодный и потерянный неделю болтался по Франции, чудом добрался до Ниццы и по путям нашел отстойник. Ну, я дал ему телефонную карту – пошли, позвонили жене. Она – в истерике – муж потерялся, неделю – ни слуху, ни духу. В общем, перевела деньги и отправили блудного мужа в Мадрид. Помню, я еще задумался – сколько же таких потерянных «мужей» бродит по Европе и что с ними делается?

3. На улице, в парке, на скамейке, на пляже, в кустах. Обязательно наличие спальника. Желательно выбирать укромные места, потому, что гуляет много арабских отморозков. В лучшем случае – отберут рюкзак, в худшем – что угодно. Но при соблюдении минимальной «техники безопасности» и адекватном поведении, улица – вполне пригодное место для ночлега. А главное при этом – чувствуешь себя этаким древним пилигримом: иду – куда хочу, сплю – где хочу. Свобода.

То есть, чем меньше у тебя внутренних проблем, комплексов, тем больше вариантов может тебе предложить теплая и безразличная, но совершенно очаровательная французская ночь.

Тоска

Тоска – это чувство материальное. Когда потихоньку проходит эйфория, начинаешь думать – что же делать дальше? В целом, если не разнообразить свою жизнь адреналином в супермаркетах и больших магазинах (там все еще очень легко воровать), не работать, не изучать язык, то остается немного дел – либо болтаться по городу, который заканчивается обычно берегом моря с пивом или бутылкой столового вина, либо сидеть в социальном кафе за восемнадцатой чашкой кофе.
Тоска накрывает неожиданно. К родине она не имеет ни малейшего отношения, она беспричинна и вкрадчива, как вечерний туман. Дело в том, что «азилянт», он же «демандёр» - «просящий» - это человек, основным занятием которого на ближайшие год - полтора становится ожидание. Сначала ждешь очереди на интервью в префектуре, затем, побегав по службам для перевода истории (или, как я, потратив неделю со словарем и написав ее на ломаном французском) отправляешь ее и  все документы в Париж, ждешь ответа. Потом ждешь вызова в Париж на интервью. Потом ждешь результатов интервью. Потом, получив отказ (это, как правило) подаешь на апелляцию. Потом ждешь повторного вызова. Потом опять ждешь результата.
Первый ответ из Парижа называется «депо». Означает, что ты принят на официальное попечение государства, и с этого момента имеешь право на социальную помощь в виде выплат 250 Евро ежемесячно в течение года. И теперь вся работа состоит в том, чтобы раз в месяц ходить на почту получать эти деньги. А так – лежи, загорай, гуляй, ешь, спи, знакомься с девушками и обустраивай жизнь по любому, доступному сценарию. Одно «но» - хорошо бы при этом знать язык. Для любой работы английский не годится. Нет языка? Тогда – либо его учить, либо остается общение с русскими, своими земляками со всех концов страны родной.
Общение с «земляками» - процесс тяжелый. Очень быстро понимаешь, что едут сюда совсем не сливки общества. Как когда-то в Америку на кораблях, сегодня в Европу на автобусах, машинах, редко - самолетами, чаще – пешком через две границы, идет нескончаемый поток людей, которые ищут более устроенной жизни,  возможности заработать денег, большей частью ее не находят, оседают, спиваются на бесплатной ворованной водке, грабят, воруют, ссорятся, дерутся, те, кто посильнее, объединяются в подобие группировок, пытаются рэкетировать своих же – нелегалов, проституток. Клоака.
Когда картина вырисовывается более полно, первое чувство – глубокий стыд. Стыдно быть русским. Часто можно услышать от местных: «Рюс? А-а-а, цап-царап!» Обидно и стыдно. Уже позже, понимаешь, что все это чушь и быть русским – это счастье, ввиду многих и разных других  моментов, но это приходит позже, много позже. А пока – до отвращения.
Поэтому «русские» с «русскими» стараются за границей не общаться. И получается, что остаешься наедине с самими собой. Хорошо, если есть приятель. Но все равно тоскливо. Уже через неделю-другую «отпуска» очень хочется чем-то заняться – во-первых, конечно, найти работу, или хотя бы подработку. Но с этим сложно, по причине отсутствия знания того же языка.

Учу язык. По три часа в день сижу на «Шато» - небольшой горке, разделяющей Старую Ниццу и порт. На горке есть несколько кладбищ, небольшой, но очень уютный  парк с искусственным водопадом, травяная  площадка, на которой обычно собираются футболисты и несколько закутков у ограды, где очень здорово лежать прямо на траве. Там нет ветра, тепло и открывается прекрасный вид на море, берег и аэропорт вдали. Здесь мужал и рос мой французский.

Однажды на «Шато», мы с приятелем, слегка обалдевев от изучения языка и пытаясь расслабиться, играли в ножички. В вологодской губернии, где я научился в нее играть, она называется «зубарики». Смысл в том, чтобы хитрым образом бросать нож в землю, стараясь его воткнуть. Мы играем. Подходит пожилая благообразная дама с собачкой, смотрела на нас минут пять, потом, обращаясь к нам говорит на чистом русском: «Дурь!» Мы засмущались, да, говорим, дурь, а что делать – делать-то нечего, вот и занимаемся дурью. Дама покачала головой, еще пару раз пробормотала укоризненно «дурь, дурь» и пошла себе. Я понял так, что с ножом у них играть не принято – ну боятся, может, людей, играющих с ножом. И только два дня спустя я дошел в самоучителе до слова «dure» - тяжелый. 

Тоска – это дурь. Это очень дурь. Ницца, конечно, город красивый, но, в принципе, не сильно большой. Да и ноги устают. Пляж и б..во надоедают очень быстро. От интенсивной зубрежки французского голова становится похожа на библиотеку Люиса Нюсера (на углу Баптистов и «Карабаса» стоит библиотека, здание которой построено в виде бюста человека с головой кубической формы). Работы нет и неизвестно, как искать. В социальной столовой, правда, я пару раз нашел работу со своим английским. Но работодатели, как банально выяснилось, были педерастами и нуждались не столько в помощи с проводкой или незабитым гвоздем, сколько в ласке и утешении, чего, конечно, я им предоставить никак не мог.

Наверное, все-таки, что-то было не в порядке со мной самим. Ведь сотни людей живут в азилянтской ситуации, ждут, учат язык, гуляют и проводят время за бесконечными партиями длинных нард в социальной столовой или в неторопливом общении. Меня же, спустя две-три недели стало раздирать на части. На единственную заработанную сотню я купил мобильник, остаток потратил на дешевых арабских куриц-гриль и вино. А когда кончилась ночлежка и я стал осваивать различные формы ночного времяпровождения, тоска накатилась на меня, как приступ эпилепсии. Что мне было делать? Оставалось только бежать от нее.

И я побежал на вокзал. Путешествовать по замечательной стране «Франция».