Страшная погоня 1 Отрывок из романа Белая Улитка

  -..Это  была  самая  долгая,  тяжёлая,  изнурительная  и  вместе  с  тем  самая  бестолковая  погоня  в  моей  жизни,  -  продолжал  неторопливо  рокотать  Эмпедокл.  - Не  иначе  как  лукавый  подбил  нас  на  это  безрассудство.  В  здравом  уме  на  такое  не  решится  никто.  А  я  вот  поддался  искушению,  ну  и  последствия,  как  вы  сами  увидите,  не  заставили  себя  ждать… Правда,  тогда  ни  я,  ни  мой  алчный  друг  ни  о  чём  таком  не  думали… Широкая  блестящая  полоса  клейкой,  густой  слизи  манила  нас  за  собой. Извиваясь  между  кустами  и  могилами,  она  виляла  при  этом  так,  словно  пыталась  запутать  своих  преследователей,  а  иногда  даже  пугала  какой-то  тонко  продуманной виртуозностью.  Сами  того  не  замечая,  мы  вступили  в  самую  заброшенную,  практически  не  посещаемую  часть  кладбища,  где  царило  полное  запустение,  и  где  буйство  сорняковой  поросли  достигало  таких  тропических  размеров,  что  сами  захоронения  едва  просматривались  среди  растительности. След  Улитки  то  и  дело  терялся  в  густой  траве,  однако,  следуя  тому  чутью,  которое  неумолимо  ведёт  заплутавшего  путника  к  верной  гибели,  мы  продолжали  упрямо  двигаться  вперёд,  вновь  и  вновь  выходя  на  порочную  слизистую  тропу…


  В  этот  момент  рассказчику  пришлось  прерваться. Где-то  снаружи,  за  гранитными  стенами  праздничной  усыпальницы,   раздалось  вдруг  звонкое  и  протяжное  пение  фанфар.  Трубы  звучали  отдалённо,  но  очень  торжественно  и  величаво,  постепенно  приближаясь.  Такая  занимательная  интродукция  могла  означать  лишь  одно: на  пиршество  готовится  прибыть  какой-то  очень  важный  и  почётный  гость,  чей  визит  был  запланирован  устроителями  банкета.  Внизу,  над  столами,  прокатилась  волна  необычайного  оживления,  которая  невольно  привлекла  наше  внимание. Заинтересовавшись,  я  спросил  Льюиса,  кого  ещё   следует  ожидать  этой  ночью:  по  моему   мнению,  все  приглашённые  на  бал  уже  собрались.  Однако  даже  мой  друг, который  всегда  был  в  курсе  всего  происходящего,  ничего  не  смог  мне  сказать.
  Фанфары  трубили,  не   смолкая;  в  их  нарастающем  гуле  слышалось  некое  предостережение,  скрытый  намёк  на  предстоящее  развитие  событий.  Впрочем,  здесь  не  было  ничего  удивительного.  Благодаря  общению  с  Льюисом  я  уже  настроил  себя  таким  образом,  что  знамения  любого  рода  мерещились  мне  в самых  незначительных  мелочах.


  -…Продираться  сквозь  такие  дебри,  сами  понимаете,  было  очень  непросто,  и  вскоре  я  пожалел,  что  позволил  втянуть себя  в  это  дело,  -  опять  донёсся  до  меня  густой  бас  гробовщика,  и  я,  забыв  про  всё  на  свете,  вновь  обратился  в  слух. - Помимо  усталости  тому  способствовали  сумерки,  сгустившиеся  как-то  слишком рано  и  значительно  усложнившие  наш  и  без  того  трудный  путь.  Тем  не  менее,  я  предпочитал  помалкивать,  стыдясь  своей  слабости,  не  желая  показаться малодушным  в  глазах  компаньона.
  Однако,  спустя  некоторое  время,  дело  приняло  неожиданный  оборот.  След  Улитки  исчез  окончательно,  растворившись  в  густой  растительности,  а  мы,  покружив  немного  впустую,  вышли  на  странного  вида  проторенную  дорогу,  не  имевшую,  казалось,  ни  начала,  ни  конца.  И  здесь   нам  пришлось  остановиться  и  всерьёз  задуматься  над  нашим  положением.
 
  Мы  не  сразу  узнали  этот  путь. Дело  в  том,  что  от  главных  ворот  кладбища  начинается  широкая  парадная  аллея,  обсаженная  чёрными  кипарисами.  Она  ведёт  через  все  части  и  секции  Некрополя,  деля  обширнейшую  кладбищенскую  территорию  примерно  на  две  равные  половины.  Но  если  в  центральной  части  аллея  имеет  вид  приличный  и  ухоженный,  то  уже  здесь, поменяв  стройные  кипарисы  на  раскидистые  вязы  и  тополя,  вздыбившись  ухабами  и  рытвинами,  скорее   напоминает  заросшую  лесную  просеку.
  К  тому  времени  я  успел  окончательно  охладеть  к  нашей  затее.  Мне  уже  на  всё было  наплевать.  Если  я  и  не  бросил  своего  товарища  до  сих  пор,  то  лишь  потому,  что  не  имел  желания  бродить  в  одиночку  по  этим  жутким  местам.  Теперь  же,  когда  перед  нами  открылся  прямой  путь  к  выходу,  настала  пора  объясниться  начистоту.
  Сразу  дав  понять,  что  на  мою  поддержку  рассчитывать  больше  не  стоит,  я  демонстративно  уселся  на  придорожный  камень  и  объявил,  что  мы  совершаем  губительное  безрассудство,  о  чём  нас  в  своё  время  предупреждал  Адомастр.   Конечно,  всем  известно,  что  Белая  Улитка  обретает  полную  силу  и власть  лишь  по  чётным  полнолуниям  високосных  годов,  но  здесь,  в  конце  концов,  её  владения,  её стихия;  мы  же,  мало  того,  что  пробудили  эту  тварь  от  четырёхлетней  спячки  и согнали  с  насиженного  места,  так  ещё  и  преследуем  её,  намереваясь  поймать  и  заполучить  как  ценный  экземпляр.  Вряд  ли  это  придётся  ей  по  вкусу.  Мы  зашли  слишком  далеко  и  наши  амбиции  могут  нам  дорого  обойтись.


  - Послушайте,  Нильфомил,  -  произнёс  я,  делая  последнюю  попытку  склонить  приятеля  на  свою  сторону, -  раз  уж  нам  посчастливилось  выбраться  на  центральную  аллею,  давайте,  пока  не  поздно,  повернём  назад  к  воротам.  Дело  принимает слишком  непредсказуемый  оборот,  и  если  вы  не  понимаете  этого,  то  тем  хуже  для  вас.  Вы  можете  сколько  угодно  преследовать  вашу  Улитку,  принявшую  облик  распухшего  мертвеца  /или  как  у  вас  это  называется?/,  но,  чует  моё  сердце,  добром  это  не  кончится.  Всё  равно  мы  потеряли  след,  по  которому  шли,  и,  готов  поклясться,  за  несколько  миль  вокруг  не  найдётся  ни  единой  живой  души,   способной  указать  нам  местонахождение  Белой  Улитки…


  Нильфомил  не  успел  мне  ответить.  В  тот  самый  миг  на  дороге  послышался  непонятный,  нарастающий  шум.  Стук  шагов  и  скрип  колёс,  раздавшиеся  неподалёку,  заставили  нас  замереть,  затаив  дыхание. Напомню,  это  было  совсем  не  то  время,  когда  на  кладбище  можно  встретить  припозднившегося  посетителя  или  заработавшегося  землекопа.  А  ничто  так  не  настораживает,  как  звуки  человеческого  присутствия  именно  там, где  их    менее  всего  ожидаешь  услышать.
 
Обернувшись,  мы увидели  двигавшееся  прямо  на  нас  странное  передвижное  средство  весьма  впечатляющих  размеров,  которое  при  ближайшем  рассмотрении  оказалось  огромной  инвалидной  коляской,  украшенной  пышным  балдахином, отороченной  по  краям  чёрным  плюмажем. Откуда  на  кладбище  ночью  может  взяться  инвалидная  коляска?  -  наверняка  спросите  вы.  Ответ очень  прост.   В  коляске  сидела  бабушка  директора  кладбища,  почтенная  госпожа  Бубастис,  имевшая  обыкновение совершать  в  этих  местах  вечерний  променад  перед  сном;  говорили,  что  ей  очень   нравится раскатывать  по  кипарисовой  аллее  при  полной  Луне.
   Между  прочим,  госпожа  Бубастис  -  в  высшей  степени  оригинальная  особа;  о  ней  есть  что  порассказать!  О  капризах  и  прихотях  этой  фундаментальной  госпожи  ходят  легенды.  А  в  её  странной  особенности  кататься  по  аллее  в  полнолуние  кроется  - /так  утверждают  многие/ -  редкая  разновидность   ЛУНАТИЗМА.  И   подозрения  эти  отнюдь  не  беспочвенны.  Есть  в  облике  и  манерах  замечательной  старухи  что-то  изысканно  лунное.  Скажем  так,  лик  полной  Луны  со  всеми  её  «морями»  и  «цирками»,  особенно  хорошо  заметными  в  период  максимального  сближения  Земли  со  своим  спутником,  имеет  немало  общего  с  круглой  бледно-жёлтой  физиономией  госпожи  Бубастис.  Вообще  она  большая  чудачка,  эта  бабушка  директора  кладбища!  Инвалидная  коляска  старухи  сделана  в  виде  колесницы  Прозерпины  и  Плутона,  мифических  властителей  преисподней,  а  слуги,  толкающие  экипаж, облачены  в  развевающиеся  тёмные  одеяния,  что  делает  их  похожими  на  Демонов  Смерти,  влекущих  душу  грешника  в  ад.

  Словно  загипнотизированные  наблюдали  мы  за  приближением  невероятной  коляски. «Демоны  Смерти»  катили  её  достаточно  резво,  в  молчании,  исполненном  тайного  смысла.  Когда  инвалидный  экипаж  поравнялся  с  нами,  мы  с  другом  низко  склонились  в  знак  приветствия  и  даже  сняли  головные  уборы,  стараясь  выказать  как  можно  больше  почтения  к  бабушке  нашего  директора.  Госпожа  Бубастис,  судя  по  всему,  также  была  удивлена  встречей  с  нами.  Она  велела  слугам  остановиться  и,  взглянув  на  нас,  довольно  сурово  спросила,  что  мы  тут  делаем  в  столь  неподходящее  время.  Отвечать  пришлось  мне.  Язык  плохо  меня  слушался,  но мой  друг  от  страха  вообще  лишился  дара  речи.
 Выслушав  мой  сбивчивый  ответ,  госпожа  Бубастис  ещё  раз  внимательно  оглядела  нас  и  с  сомнением  покачала  головой.

  -  Непростое  дело  затеяли  вы,  молодые  люди, - сказала  она,  подумав.  -  Такие  ночные  погони  сопряжены  с  трудностями  определённого  характера,  о  которых  вы  даже  представления  не  имеете.  Минут  пять  тому  назад  я  заметила  в  придорожных  кустах  большой  серый  скользкий  мешок,  который  передвигался  сам  по  себе,  колыхаясь  при  этом так,   будто  весь  до  краёв  был  наполнен  ртутью.  Из  мешка  в  разные  стороны  торчали  безобразные  отростки,  похожие  на  человеческие  руки  и  ноги,  но  мешку  они  явно  были  не  нужны.  ОН  вполне  обходился  без  их  помощи,  полз  по  земле  как  гусеница,  за  счёт  сокращения  мышц  своего  желеобразного туловища. Я  сразу  догадалась,  что  передо  мной  Белая  Улитка!  Было  понятно,  что  в  силу  необъяснимых  причин  она  покинула  своё  насиженное  место  и  пытается  уползти  куда-нибудь  подальше,  чтобы  отыскать  себе  новую  нору  и  залечь  в  неё.  В  таком  полусонном  состоянии  Улитка,  конечно,  слаба,  но  не  так  беспомощна,  как  может  показаться  на  первый  взгляд!  Однако,  если  вы  полны  решимости  следовать  за  ней  - / а  похоже  на  то,  что  это  именно  так/  -  вам  не  обойтись  без  моей  поддержки,  -  госпожа  Бубастис  говорила  негромко,  но  с  такой  силой  убеждения,  что,  казалось,  доводы,  приводимые  ею,  сами  созревают  и  рождаются  в  наших  головах.  -  Слушайте  и  запоминайте! Сейчас  вы  сворачиваете  с  аллеи  и  идёте  строго  на  северо-запад  так,  чтобы  Луна  светила  вам  сзади  в  левое  ухо.  Пройдя  примерно  три  сотни  шагов,  вы  выйдете  к  большому  мраморному  надгробию,  окружённому  высоким  папоротником.  На  поверхности  плиты  высечена  надпись  «INCIDIS   IN   SCYLLAM  CUPIENS   VITARE   CHARYBDIM »  /«Ты  встречаешь  Сциллу,  желая  избежать  Харибду» /лат./,  а  в  глубокой  трещине,  рассекающей  могильный  камень  поперёк,  таится  ответ  на  ваш  вопрос. Немногим  дано  понимать  голос  деревьев  и  трав,  ещё  меньше  тех,  кто  способен  внимать  камням  и  минералам,  и  уж  буквально  считанные  единицы  могут  распознавать  язык  могильной  символики.  Но  мне  почему-то  сдаётся,  что  вы  именно  из  числа  последних.  Уверенно  подходите  к  надгробию,  молодые  люди,  отбросив  всякий  страх. Поверьте,  лучшего  указателя  вам  не  найти  и  большей  подсказки  здесь  никто  не  даст.

  Совет  был  дан  тоном,  исключающим  все  возражения,  равно  как  и  любые  формы  отказа.  Нам  ничего  не  оставалось,  как,  поблагодарив  госпожу  Бубастис,  повернуть  в  указанную  сторону. Сейчас  я  счёл  за  лучшее  вновь  присоединиться  к  другу,  но  вовсе  не  потому,  что  вновь  загорелся  идеей  преследования. Очень  не  хотелось  оставаться  на  аллее  наедине  с  бабушкой  господина  Неффа;  слишком  долгое  общение  с  этой  фантастической  дамой   вводило  некоторых  в  состояние  магнетического  транса.
  Тропа,  указанная  нам,  оказалась  такой  же  труднопроходимой,  как  и  все  предыдущие,  тем  не  менее,  в  точности  соблюдая  полученные  инструкции,  мы  вышли  вскоре  к  мраморному  надгробию, чьи  внушительные  размеры  скрывались  под   пышными  листьями  папоротника  и  чертополоха.
  В первом  своём  приближении  цель  была  достигнута.  От  усталости  мы едва  держались  на  ногах,  тем  не  менее,  засучив  рукава,  сразу  принялись  очищать  надгробие  от  сорняков.  Унылый,  монотонный  труд,  лишённый  радости  плодотворного созидания.  Но  когда  работа  по  расчистке  была  завершена,  и  мы  получили  возможность  обозреть  плиту  в  её  первозданном  виде, то  на  замшелой,  изъеденной  ветрами  и  дождём,  мраморной  поверхности  смогли  наконец  прочесть:

 «INCIDIS  IN  SCYLLAM   CUPIENS   VITARE   CHARYBDIM».

  Это  было   то,  о  чём  говорила  госпожа  Бубастис. 
  Высеченные  в  камне,  слова  эти  производили  ещё  более  гнетущее  впечатление.  От  них  веяло  ледяным   холодом  безнадёжной  обречённости…