Старуха
После сна она оживала, и за плечами вырастали крылья. Казалось, что сил так много, что их некуда деть? Можно свернуть горы или пуститься в путешествие. Избыток сил был короткое время, потом силы покидали, это случилось стихийно, мгновенно, внезапно!
Когда-то она мечтала о спокойной жизни, её она представляла как безделье, постоянный отдых; Бог, видимо, услышал её молитвы и преподнёс на блюдечке воплощение мечты. Кровать как аэродром, лежишь и переносишься туда, где хорошо душе, отдохнувшей от полноценного сна.
Можно было вполне обходиться без таблеток, но мозг или душа хотели убежать подальше от реальности. Ценности, которые сидели крепко в голове, были не ее ценностями, а родителей, окружения, общества. Она жила этими ценностями всю жизнь, сейчас многое стало вторичным! Она «забыла» Бога, хотя ещё совсем недавно ходила в церковь два раза в день – утром и вечером! Сейчас Он был её соседом, о нём она не говорила, а беседовала с ним!
Она ощупала своё тело, сжималась и старалась почувствовать ноги, посмотреть на руки, походившие на лапы птицы. Проверив хваткость рук, сжимая и разжимая кулачки, она успокаивалась и уже не обращала былого внимания на некрасивость старых рук.
Обычно просыпание было долгим, но режим обязывал возвращаться в мир. Всё время одни и те же лица совсем дурных старух, которые забывали где дверь, а где столовая. Что с ними общаться? Опускаться до этого значило …
А что, она не могла найти слов. Слова часто забывались, оставались только образы, которые тоже как в дымке рассыпались, а через минуту уже другие события и лица появлялись на размытой картинке.
В её прошлой жизни подруг было много, но многие ушли в мир иной. Первые уходы воспринимала больно: с ними ушла часть её жизни, вспоминала она не вздорную старуху с тараканами в голове, а смеющуюся девчонку. Хотя эта картинка больше походила на кадр старого кино, но он врезался в память, и, если говорили о Марии Павловне, то именно эта смеющаяся девочка-картинка и возникала в памяти.
Она понимала, что подружки – старые … – это те, когда-то молодые и безупречные её подруги. Сейчас от них осталась оболочка, шелуха: их рассказ о коварных детях и неблагодарных внуках ставил всё на место! Дети ценят старух только, когда последние уйдут из жизни. Будут охать и приводить в пример своим детям, в большинстве своём – великовозрастным лбам, не хотящим работать (не как мы!) и заводить семью, объясняя все просто: мать, мы живём в другие времена!
Подружки ушли в мир иной, а она задержалась на земле, чтобы пройти через это: физически здоровый старый человек теряет разум. Теряет по крупицам, понимает это и записывает себе на память перечень имён, которые надо поминать – это ушедшие люди. А она видит имя и вспоминает человека. Читает медленно, так как имя лишь звук, а образ – это всё: хороший был человек, этого похоронили в том-то, а того убили.
Почему-то память подводит: кажется, что убили, хотя человек ушёл в глубокой старости, картинки наслаиваются одна на другую. Одна Ирина. Вторая… Что было с первой, что случилось со второй – уже неотделимо. Есть в этом списке и мирские, и церковные. Жили они во времена советские, но похоронили их хорошо: могилки рядом, в средине кладбища, ухожены. Всё помнит, хотя и видела их давно.
У нее есть муж. Или был? С ним жила долго, часто не всегда счастливо, но это как предмет мебели – должно быть и точка. Хотя тут недавно к ней подходила одна в красном и говорила, что он уже живет с ней. Или у нее. Она плохо понимала, о чём шла речь, но эту цыганку она хорошо запомнила. Черные волосы и красная одежда. Это точно цыганка. Это слово для неё было негативным. В молодости она сама сняла с ушей красивейшие серёжки – на другие бы они не согласились, чтобы погадать. Забыла, что тогда наплели ей эти мошенницы, но серёжки блеснули в памяти!
До этого другая бабёнка, очень шустрая, говорила ей о нем. Что там было? Говорила, что ее муж хороший! Она и сама знала это и держала его около себя. Помнила всех, положивших на него глаз за долгую жизнь. Эта вереница лиц крутилась как гимнастическая лента. Больно было уловить кадр, она прищуривала глаза и постаралась сосредоточиться, но все куда-то ускользало. Она оставалась в неведении. Устав, она переключала своё сознание на что-то другое, а вспомнив о незаконченности своей мысли, опять пыталась представить красавиц, которые отравляли ее жизнь и заставляли ревновать мужа.
Она не видела его давно, пытаясь спросить: где он, умер или живет с другой, но все вокруг отвечали что-то (каждый стоял на своём), что никак не давало успокоения ее душе! Это точно крутилось в голове: это лишнее, это надо вырвать с корнем! Муж или воспоминания о нем – ничего спокойного не сулили!
Через несколько месяцев после смерти старика, видя, как мучается их бабушка, наплевав на все ограничения и доводы, что никто не дает гарантии о том, что известие о смерти старика не доведет до суицида вдову, родственники сказали, что он умер и похоронен рядом с матерью.
Бабушка улыбнулась и счастливо сказала: «А я ведь знала. Видела сон, что мать зовет его на другой берег реки, поняла, что она за ним пришла». Она твердила радостно, но с некоторым недоверием, что он умер первым, хотя всегда говорил, что она первой уйдет.
Известие о смерти многолетнего спутника жизни, успокоило душу и позволило мозгу вычеркнуть из списка людей, о которых нужно было помнить, ведь память была уже не та, хотя она начинала свой день с воспоминания: какой сегодня день, число, время года?
С тех пор она ожила, скинула часть тяжести своей болезни, отряхнулась от каких-то неведомых оков и начала жить. Это была уже жизнь не старой и больной женщины, а маленькой сухой старушки. Она запоминала только то, что ей говорили, какая она красивая, молодая и проживет еще лет двадцать. Психика – непредсказуемая частичка человека. Это душа человека, которую никто не видел, но каждый знает, как она тоскует и как она радуется. Душа старушки и душа девочки так похожи…
***
На улице шёл дождь: о такой погоде говорят, что хороший хозяин собаку не выгонит, но надо ехать, что-то совсем неуловимое тянуло сына поехать к ней.
Она встретила его на пороге пансионата: сидела на стульчике, одетая, как капуста, настрой был упаднический, цветы вызвали лишь вопрос: зачем потрачены деньги? Пили чай с зефиром, а она жаловалась на жизнь, просилась куда-то с ним. Сын для нее всё, она хочет быть с ним, – вот это было основным! Она превратилась в маленького ребёнка, а сын стал – взрослым.
Известие о том, что кто-то из знакомых умер от «короны», не произвело должного сочувствия. Слушала внимательно, говорила пару фраз, которые слетали с языка легко, и тут же забывала. Говорила о своей боли в голове, которую она снимала странным образом – таскала себя за волосы. Так ее научила когда-то знакомая: она не помнила ее имя, но пыталась объяснить, кто это.
Опять унеслась в прошлое и почему-то вспомнила себя маленькой, в деревне: мед, купание в реке. Не ели они мед ложками, а облизывали эти ложки…
Сложно было понять, чему она улыбалась, но воспоминания растопили её мрачность: она будто пробовала на вкус тот послевоенный мед.
Сын очередной раз обманулся, что разум к ней вернется. Единственная надежда на то, что она начнет выписывать на бумагу воспоминания; эмоции из прошлого вернут её в реальность, хотя отчётливо понимал, что это делать она не будет.
Когда за ним закрылись ворота, он понял, как ее любит, мог бы купить дом на ее родине, чтобы она жила в той реальности, которую она хорошо помнит. Яркое, интересное, недавнее – все стерлось в её разуме. А осталось – детство – послевоенное, голодное, когда ей было лет пять - шесть, и вкус меда.
… Но одна она жить уже не сможет. И дом на её родине покупать не надо…
2022 – 2024
Свидетельство о публикации №224080900219