Благотворительность по Мандевилю

Читаю англосакса Мандевиля (начало XVIII века). Обстоятельный, толковый автор. С трезвым умом и тонким чувством юмора. В «Опыте о благотворительности и благотворительных школах» он отмечает, что залог успеха богатой страны в большом количестве бедняков. Логика такая: если можно нанять работника за пенни, то страна будет процветать. А дорогая прислуга, дорогой черный труд, напротив, балуют народ, ведут к праздности и сибаритству. Поэтому не нужно бедняков учить читать-писать. Лишние знания ни к чему тем, кто должен работать грузчиком, извозчиком или посыльным. И уж совсем не обязательны для крестьян. Обладающий «лишними» знаниями чернорабочий потребует неоправданно большую оплату за неквалифицированный труд. Поэтому хорошее образование должны получать лишь те дети, родители которых в состоянии платить за них высокую цену. А благотворительность и бесплатные школы – это социальное зло.
Карл Маркс высоко ценил труды Мандевиля, называл философа человеком честным и порядочным, активно использовал его идеи, цитировал в «Капитале» и письмах, положил их (наряду с идеями других авторов) в основу своего учения. Это учение впоследствии реализовали в двух социальных экспериментах: первый - социализм в СССР, а второй - национал-социализм в Германии. Национал-социализм был отработан по максимуму, результаты наблюдений записаны в талмуды заокеанских ученых, после чего система исчерпала себя и была нейтрализована при помощи другой подопытной системы – советского социализма.
Педантичные немцы строго придерживались экспериментального расписания, следовали плану разработчиков, что вылилось в голодное десятилетие Веймарской республики. Нация гениальных мыслителей, мистиков, филологов уровня Гауфа, Шиллера, Гете, Гейне, Томаса Манна оборвалась на Ремарке и Борхерте (когда у нас был Серебряный век, у них было «потерянное поколение»), кувыркнулась в так называемый культурный «час ноль» (у нас был в это время расцвет социалистического реализма с налетом романтики больших строек), отрыгнула Зюскиндом и превратилась в нацию дотошных инженеров-машиностроителей, после чего и вовсе была под корень выкуплена заокеанским капиталом.
Наш человек (обобщенно: любой, кто проживал на территории преобразившейся Империи) непредсказуем, плана гениальных экспериментаторов не придерживался, а потому в те годы, когда Германия голодала, по всему Союзу был развернут ликбез, НЭП, ГОЭЛРО и прочие внеплановые сюрпризы, благодаря чему экономика поднялась до таких высот, что банк чеканил серебряные и золотые монеты, как в старые добрые. В это время в Германии монеты лепили из глины (не шутка, буквально), а бумажные деньги (нотгельды) печатали на старых талончиках и туалетной бумаге – то есть все шло по плану.
А вот в Союзе был непорядок. Непорядок этот с огромным трудом удалось устранить в тридцатые при помощи репрессий, ГУЛАГа (тут немцы снова переплюнули – в те же тридцатые возвели несколько концлагерей), индустриализации и коллективизации, что вызвали голод в Казахской, Украинской, Белорусской и Российской республиках, пограничных конфликтов с Японией и, наконец, зафиксировать полученный результат разгоревшейся Великой войной. Но опять временно, потому что в послевоенные годы, когда Германия (закрытый до наших времен национал-социалистический проект) переживала вышеупомянутый «час ноль», Союз снова пережил индустриальный бум и общеэкономический подъем.
В целом Бернард Мандевиль прав: разогретая потребительским спросом экономика обесценивает деньги, в результате чего труд дорожает и теряет в качестве, общество, пораженное вирусом праздности и лени, деградирует в толерантное ко всему аморфное стадо. Образование – это преодоление, труд, напряжение. Все попытки нивелировать образовательный процесс, облегчить его за счет «снижения градиента», за счет выхолащивания гносеологического компонента, за счет упразднения субъективного фактора оценки (превращение экзаменов в тесты) приводят к тому, что мы видим сейчас в старушке Европе: инертные, пассивные, изнеженные «старожилы» сдают позиции, уступая свое исконное жизненное пространство «свежей крови» - бодрым, энергичным представителям восточной культуры и\или негроидной расы.
Хорошо, что у европейцев есть мы – у нас плодородные земли, обширные территории, мы рады отдать им все, что попросят. Лишь бы любили нас и четко прописали план, по которому мы бодрым маршем частично самоликвидируемся, а частично трансформируемся в сервисный функционал, гостеприимно предоставив наше жизненное пространство новым хозяевам. За новых хозяев мы любому пасть порвем. Мы такие – целеустремленные, раз решили, то расшибемся, но сделаем.