Дети Гл 14 Николай

   Гл 14

 Николай
 
   В те времена,  не только в Севастополе, а и наверно во всей стране было пять главных праздников – Новый год, Первое мая,  День Победы, День военно-морского флота и празднование годовщины Великой октябрьской революции. Приближались два праздника  - Первое мая  и День Победы.
Первое мая – наверно это был самый радостный и праздничный праздник.  Весна, парад, ни кто не работает, все нарядные и красивые.  День Победы почему-то так сильно не отмечали. Но для многих это наверно был самый главный праздник особенно для ветеранов и их семейств. День Победы отмечали в семье или дворами.
  Николай, Татушкин отец, уже почти два месяца, после того как заканчивал с рамами и дверьми, это как бы после работы, еще и мастерил хитрые деревянные ноги. Очень хотел себе сделать подарок к Первому мая, но если уж не получится к Первому, то на День победы уж точно.
. Дети с большим любопытством всегда наблюдали за его работой, чтобы он ни делал. Из дома он обычно выезжал на самодельном  самокатике  на подшипниках.  А от земли отталкивался двумя деревяшками, похожими на  гантельки.  Потом отстегивал самокатик, и садился на маленькую табуретку и неторопливо перевязывал кожаные чехлы на коленях. Потом пробовал на них пробежаться перед длинным столярным станком, одной рукой скользя и придерживаясь за гладко отполированную поверхность столешницы, а другой отталкиваясь от земли. Убедившись, что все в порядке, тщательно сметал со станка оставшиеся с прошлого дня мелкие стружки. Потом выносил  инструменты и внимательно их осматривал.  Сначала всегда шершебок – это такой небольшой деревянный рубаночек с полукруглым  ножом, Николай его называл  жалом. Потом рубанок, который был чуток побольше, с ровным ножом,  и наконец,  фуганок – это такой самый длинный рубанок, нож которого Николай называл «языком».  Были у него еще разные маленькие рубаночки,  шпунтубель , зензубель, и еще какие-то, которыми он вырезал тонкие желобки посреди заготовки, либо снимал один прямоугольный уголок , после чего заготовка  сразу начинала походить на деталь оконной рамы. Дети очень любили спрашивать Николая про эти названия, и потом их склоняли на все лады.  Каждый раз,  внимательно осмотрев инструмент,  он  все лезвия пробовал ногтем. Если какой-то нож ему не нравился – он его выбивал киянкой и довольно долго правил на разных брусках  для заточки – специальных камешках. Камни для заточки у него были особенные,  и он использовал их только для столярных ножей, и даже стамески точил разными, отдельными камнями.
 Как-то сосед, Павел попытался наточить кухонный нож на Николаевском брусочке – так тут же был обруган  Николаем совершенно по-матросски! И уже потом мирно добавил:
 -Точи вон об свой порог! Лучшего для твоего ножа не придумаешь!
Надо сказать, что все хозяйки со двора точили не только ножи, но и ножницы всегда только у Николая. И он действительно любил это делать как раз на Женькином пороге у Павла под носом. Другие тоже пробовали точить, но так как у Николая не получалось ни у кого. Был в те времена и Точильщик - татарин, который раз в месяц, а иногда перед праздниками объезжал все дворы. У этого был специальный станок на колесах  с педалью, которая приводила в движение вал с  круглыми камнями разного размера. Дети его не любили, потому как он, был какой-то злой и неприветливый, но смотреть на него всегда бегали – ведь он на своем станке пускал железные искры. Было очень интересно! А Николай над ним только посмеивался:
    - Тебе на твоем станке только искры пускать! После твоих двух заточек от  ножа ничего не останется!
   -Ладно тебе, «танкист», завидуешь, небось, что у тебя такого нет, и только  у меня всех моих клиентов отшибаешь!
 Николай морщился:
  -Погоди, я тебе на День Победы покажу «танкиста»!
  Так Николая иногда за глаза называли и другие соседи по улице, но со своего двора – никто и никогда. «Танкистами» в шутку называли солдат, которые вернулись с войны без ног, и ездили на самокатиках с подшипниками, почти как танки.
  Все хозяйки со двора пользовались услугами только Николая, а иногда и соседи из других дворов. И не потому, что он за заточку ничего не брал, но потому, что его заточка долго держалась и была и совершенно острая.  Хотя правды,  ради,  сказать – и Павел, и рыбаки из соседнего двора свежую рыбку-то его женушке, бывало и заносили.
   Особенно было интересно, когда Николай  клал на станок длинную доску или брусок,  и начинал снимать с нее разными рубанками стружки. Сначала он обрабатывал доску маленьким  рубаночком с  полукруглым язычком, чтобы снять основные неровности. Это было довольно просто. Короткими сильными движениями рук он врезался в доску. Стружки получались сначала  толстенькие и короткие, потом подлиннее. Затем следовал рубанок побольше, и уже с ровным язычком. От него стружки уже получались чуть потоньше и еще длиннее. Но главный интерес у детей вызывал самый длинный инструмент - фуганок. От него получались самые длинные и самые тонкие стружки. Все дети с нетерпением ждали длинные стружки. Николай врезался в доску на самом краешке и небыстро и очень плавно прокатывался по всей заготовке. Фуганок произносил при этом длинную букву «зззззззз!»,  ни разу не остановившись. И тут все дети кучей налегали на плотника и визжали: Дядь Коль! Мне! Мне! Мне!
И не просто так, а  потому как длинных стружек получалось не очень то и много.
А он недовольно ворчал:
   -Да куда все набросились?  У бруска четыре стороны – всем хватит!  Вот только рейсмусок отлажу и будет еще. С этими словами он доставал из под стола деревянную кубышку, с продетыми через нее   двумя круглыми палочками с чертилками. Потом долго их отлаживал и затем чертил заготовку по всей длине. Вот только после этого можно было получать стружку со второй стороны.
   Хватит-то хватит, но это долго ждать. Потому как сначала выравнивалась только одна сторона, потом вторая. А уже после этого вся заготовка.
  Дети дождавшись длиннющих стружек, и развесив  их на руки, ноги и шею, отправлялись или в песочницу или на улицу. Потом наигравшись и растрепав все стружки они возвращались к дядь Коле, чтоб дождаться окончания его работы и занять позиции на его станке, который сразу должен был превратиться в подводную лодку или танк. 

   Однако в эти дни перед праздником, Николай задерживался до темна, и даже еще иногда выносил переносную лампочку, когда  ночь уже погружала двор в полный мрак..
  В этот вечер Николай уже заканчивал свои деревянные ноги. Станок ему уже был не нужен,  и он  тут же превратился в ночную подводную лодку, которая плывет под водой с прожектором. Влад, как всегда капитан, Серый – помощник капитана, оба на палубе подлодки.. А Олька с Танюхой и Татушкой  - матросня и их место на нижней палубе в трюмах..  Барсика тоже записали в члены экипажа подводной лодки.
Глаза у Барсика уже совсем  просветлели,  и он с любопытством  знакомился с окружающим миром.  А и не просто знакомился, но уже с удовольствием охотился на кузнечиков и бабочек.  Когда дети недалеко  уходили со двора, Барсика всегда брали с собой. Кто ее знает – что еще Пашка выдумает?
 Во дворе Барсик быстро освоился, а за калитку первое время страшно боялся.
  Барсик уже осознанно лазил по станку,  и он был матрос Кошкин. Прожектор – он же фонарик-жучек,  всегда был у Влада, он фонарик никому не доверял.
  После того как Николай скрутил переносную лампочку, подлодка погрузилась в полный мрак. Окна во дворе  еще не зажглись, почти все взрослый двор, были на улице на лавке и грызли вечерние семечки. Николай говорил, что так темно бывает только на большой глубине. Матрос Кошкин прыгал по верхней палубе и сбрасывал глубинные мины. Глубинными минами были оставшиеся на станке стружки.
  -Вова! Сережа! Домой!!!  - это уже была бабуля.
Ну вот, как всегда не вовремя. На самом интересном. Капитан перестал жужжать фонариком и было собрался покинуть подлодку, как Серый крикнул :
 -Бабуль! Щас Матрос Кошкин сбросит все мины, и мы идем.
 -Сбрасывайте свои мины и марш домой!
  Фонарик жучек опять заработал, но Матрос Кошкин уже куда-то смылся в темноту. Пришлось все оставшиеся мины сбрасывать помощнику капитана. Матросня с нижней палубы   пыталась мины ловить и отбрасывала их как можно дальше от подводной лодки.
  -Оля! Таня! Домой!  - это уже была теть Женя -  Олина-Танина мама.
   Олена, увлеченно раскручивая струбцину, умоляюще просила маму:
 -Мамуличка, мы только рейсмусок отладим и бежим!
 -Сейчас я вам по жопкам два рейсмусочка  отлажу, а папка приедет и ремешочком добавит! А ну марш домой немедленно!

   После праздника прошло наверно дня три и было как раз толи суббота, толи воскресенье. В общем все дворовые были по домам, Во дворе из взрослых был только Николай и что-то мудрил с одной деревянной ногой. Девчонки сидели в песочнице, а братья с любопытством наблюдали, как Николай доводит до совершенства свои деревянные  ноги. Барсик гонял под станком оставшиеся со вчерашнего дня стружки. Николай осмотрел на братьев, порылся в кармане, и достав из штанины трехкопеечный медяк, протянул его Серому и сказал:
  -А что  это вы без дела сидите? А ну-ка Серега дуй за семечками! Серому повторять дважды не было необходимости и он сорвался с места на улицу. Семечки продавала всегда одна и та-же  Армянка, довольно пожилая женщина с совершенно кривыми ногами и откровенно  похожая на быбу Ягу, потому как из ее длинного носа и из ушей росли черные, с проседью волосы. Похоже, она их иногда стригла, но они росли так быстро, что казалось, будто они у нее отрастают за ночь. Наверно у этой Армянки было какое-то имя, но его ни кто не знал. На Армянку она не обижалась, а дети ее любили, потому как семечки у нее были всегда жирные, и хорошо прожаренные. Она всегда сидела на маленькой табуретке, рядом с ней  лежала палка, а перед ней почти между ног  стояла сумка полная семечек. Дети к ней бегали по утрам, потому как утром семечки были еще горячие. А еще у нее были три стаканчика – за 3, 5, и десять копеек, и заранее заготовленные кульки из газеты.
  Вот и сегодня, видать она только что пришла и семечки действительно были еще почти горячие. Совершенно кривыми, морщинистыми пальцами она взяла медяк, на него поплевала и завернула в  непонятного цвета тряпочку, затем ловко выдернула из аккуратной стопки  кулек, нырнула самым маленьким стаканом в сумку за семечками, насыпала их в   кулек и еще щепотку добавила сверху. Серый засунул кулек в карман и повернул в сторону двора. Семечки  в кармане приятно грели  ногу. Когда Серый уже мчался уже домой, он еще издали заприметил Точильщика ножей со своей тачкой. Серый прибавил хода. Запыхавшись он влетел в калитку и бегом к Николаю.
  -Дядь Коль, дадь Коль! Там Точильщик едет!
Николай, не отрывая глаз от деревянной ноги почти шепотом спросил:
  -Далеко?
  -Да вот только к Кумполу подъезжает, а за ним уже две тетки с ножами бегут. Наверно возле Купмпола точить будет.
   И действительно, буквально через минуту уже был слышен лязг затачиваемого металла. Николай позвал Татушку:
   -Ну-ка быстро домой снеси инструмент!
  Татушка с гордостью взяла кожаный сверток с инструментом и нырнула за занавеску коридора. Николай быстро приладил деревянную ногу к своей настоящей и начал туго мотать кожаные ремни. Потом упершись одной рукой о станок, довольно легко встал на две ноги. Хотел было взять палку, но быстро передумал и в раскачку, почти на прямых ногах зашагал к выходу со двора. Братья двинулись за ним. Девчонки разглядев в этом какую-то интригу потихоньку тронулись за всеми. Про семечки все забыли.
  Точильщик к тому времени уже покончил с ножами и гнал тележку в сторону двора. Николай вышел со двора и встал прямо посередине дороги , широко, по матроски расставив ноги.  Точильщик, почти не глядя на Николая протянул руку и сказал:
 -Давай! Чё у тебя там?
И ничего не услышав в ответ, недоуменно поднял глаза на стоящую посреди дороги фигуру.
  Когда Николай убедился, что тот его видит, глядя прямо в лоб точильщику тихо, но очень жестко ответил:
   - У меня день Победы!
 И с этими словами со всей силы врезал Точильщику прямо в зубы!
  Точильщик отлетел на несколько метров, и споткнувшись о бортик дороги  упал на обочину, на спину, на молодую зеленую траву. Хотел сразу подняться, но у него ничего не получилось. Тогда он попробовал  приподняться на локтях и потряс головой, как будто хотел из нее вытрясти что-то лишнее. Потом уже весьма осмысленно посмотрел на Николая, и вроде как узнал.
А Николай так же тихо добавил:
  -Подводник я.   Понимаешь? Подводник. Не танкист.
И Уже чуть громче добавил:
 - А еще раз про танкиста услышу, так я из   тебя твоими же ножами «самовар» сделаю!
  Точильщик, еще не пытаясь подняться, как-то быстро заморгал и почти скороговоркой, но запинаясь, скорее не проговорил, а промямлил:
 -Ты это… Подводник, я тебя как-то и не признал сразу-то. У тебя же это…
   Николай медленно развернулся , почти на прямых ногах и уже  не глядя на Точильщика, в пол-оборота добавил:
 -Это у тебя ЭТО, а у меня всё в порядке!