Путешествие принца Людвига - 11

Фатальная ошибка графа Остермана

До переворота оставалось менее двух месяцев. В Санкт-Петербурге стоял дождливый ветреный октябрь, а по улицам водили индийских слонов, дошедших до столицы империи своим ходом из далекой Персии. Эту сюрреалистичную картину дополняла шумная толпа персов, сопровождавшая своего посла от приема к приему, от праздника к празднику.
А праздники продолжались... Правительница, видимо, хотела забыться от грусти по любимому ею графу Линару, который зачем-то так скоро собрался в свою скучную Саксонию, когда при дворе её сыночка-императора им было так хорошо…  Но ведь граф не просто так уехал, он увез некие материальные активы в виде драгоценностей, которые следовало привести в порядок согласно последней европейской моде. Дрезден был, можно сказать, ювелирной столицей Германии, так что была надежда, что малыш-император будет повенчан на царство новой короной. Да и самой Анне Леопольдовне не пристало носить старомодную романовскую корону своей покойной тётки. Кроме фамильных романовских бриллиантов Линар, по всей видимости, увез и ребенка – плод их с Анной - тогда еще принцессой, - пылкой страсти (смотри "В поисках княжны Таракановой").
Почему же при вдруг случившейся, впрочем вполне естественной для северной столицы, горячке младенца-императора в придворных кругах возникло такое повышенное напряжение, что приближенные к трону персоны стали формировать коалиции, строить заговоры, писать записки и давать неприятельской Швеции невероятные обещания?  Что, собственно, произошло?! 

Ну, да, началась война на северной границе, но разве Россия мало воевала за прошедшее после Петра I время, который потратил на войны всё своё тридцатипятилетнее правление? Зато  Турция признала за семьей правительницы императорский статус и обещала блюсти условия мирного договора.
Ну да, Франция продолжала быть враждебной державой, но она лишь науськивала Швецию, а про проделки французского посланника де Шетарди и так всё известно, ибо у кабинет-министров есть глаза и уши.
Доселе над слабохарактерной правительницей давлели  такие сильные личности, как Бирон и Миних. Но первый уехал, возможно навсегда, в Пелым и сейчас по дороге любовался красотами осенней уральской тайги. Фельдмаршала Миниха достал своими несуразностями Антон Ульрих, и первый кабинет-министр решил хлопнуть дверью, но так чтобы только припугнуть правительницу и её муженька. А тут он просчитался – правительница, видимо, проинструктированная Остерманом, неожиданно решительно приняла его отставку, и фельдмаршал , закусив губу, отсиживался в своем имении. 
Ну да, была еще цесаревна Елизавета! Сведения о её поведении сильно действовали правительнице на нервы, но ведь Остерман обещал сделать так, чтобы она приняла предложение, от которого нельзя было отказаться – выйти замуж за принца Людвига, который вот-вот станет герцогом Курляндии. А тут еще персидский шах пожелал взять  цесаревну в гарем своего сына-наследника! Великолепная будет картина – Елизавету на слоне увозят в Персию, где она будет какой-то по счету женой магометанина …

Так или почти так рассуждала Анна Леопольдовна в свободные от дум о Морице Линаре минуты, но на самом деле её положение осложнила так некстати случившаяся хвороба сына. А произошло это осложнение благодаря неожиданно вскрывшейся слабости той «схемы» престолонаследия, которая, собственно, привела Анну Леопольдовну к регенству при её сыне императоре Иоанне Антоновиче.
Иоанну Шестому, которого в Дневнике именовали Третьим по недоразумению,  на начало октября 1741 года исполнился один год и один месяц. Императором он стал, будучи двухмесячным младенцем, сразу после смерти своей двоюродной бабушки Анны Иоанновны в октябре прошлого 1740 года. Но императором вполне легитимным - по завещанию царицы, оформленному манифестом, согласно её самодержавному праву. Анна Иоанновна всего лишь воспользовалась наследственной нормой, которую установил сам Петр I – самодержец волен объявить своим наследником любую персону по своему усмотрению. Причем, по всей видимости, даже не прямого родственника, а фактически любого человека. Возможно, эта смелая новация и ускорила смерть царя-реформатора, ибо показалась его приближенным слишком новаторской.  Почти сразу после вступления на романовский трон Анна Иоанновна, которая приходилась Петру единокровной племянницей, восстановила подзабытый петровский закон – подданные обязаны были присягать тому наследнику, «который от её императорского величества назначен будет».

Момент дать этому закону реальное действие наступил 5-го октября 1740 года. В этот день давно недомогавшей Анне Иоанновне стало дурно. Сбившиеся с ног доктора, видимо, посоветовали напуганным кабинет-министрам готовиться к худшему исходу приступа болезни. Те по проторенной дорожке поспешили к графу Остерману. Андрей Иванович, возведенный, видимо, в качестве издевки в чин генерал-адмирала, как обычно, мучился своей подагрой.  Не вставая с кресла, Остерман продиктовал секретарю Кабинета министров Яковлеву текст манифеста:
«Милостью Божия Мы императрица и государыня Всероссийская и прочая, и прочая … назначиваем и определяем после нас в законные наследники нашего всероссийского императорского  престола и империи нашего любезнейшего внука благоверного принца Иоанна, рожденного от родной нашей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны в супружестве с светлейшим принцем Антоном Ульрихом герцогом Брауншвейг-Люнебургским, которому нашему любезному внуку мы титул великого князя всея России всемилостивейше от сего времени пожаловали. А ежели Божеским соизволением оный любезный наш внук благоверный великий князь Иоанн, прежде возраста своего и не оставя по себе законно рожденных наследников преставится, то в таком случае определяем и назначиваем в наследники первого по нём принца, брата его, от вышеозначенной нашей  любезнейшей племянницы её высочества благоверной государыни принцессы Анны и от светлейшего принца Антона Ульриха герцога Брауншвейг-Люнебургского  рождаемого, а в случае и его преставления других законных из того же супружества рождаемых принцев всегда первым таким порядком, как выше сего установлено».

Таким образом, начертанная Остерманом тогда, год назад, «схема» престолонаследия  упускала тот случай, когда рожденный «в супружестве» благоверный Иоанн «прежде возраста своего преставится», а у «супружества» ещё не будет «первого по нём принца». Вторым ребенком «в супружестве» Анна Леопольдовна родила девочку, а о принцессах в манифесте ничего сказано не было. Однако оставалась в действии петровская норма, по которой император сам мог выбрать себе наследника. Но императору был один год и месяц. Поэтому Анна Леопольдовна и направила своего дядюшку по материнской линии графа Головкина и красноречивого архиепископа Новгородского Амвросия к Остерману - исправлять прошлогодние недочеты.
Впрочем, граф Остерман, как и год назад, мучился подагрой и вообще ему уже надоело затянувшееся  «женское»  правление. Андрей Иванович давно собирался подать в отставку и уехать в Голландию – лечить в Спа свои хронические болячки. Но то ли ему этого сделать не позволили, то ли он своим чутким носом почувствовал азарт новой подковёрной схватки, в которых был большой мастер и непревзойденный игрок…