Сашка. Роман 16-20

                16
               
        «За проявленную отвагу при выполнении задания командования, старшего сержанта Ерёмина  наградить двухнедельным отпуском…» - объявил командир приказ перед строем солдат. Сидя на полу теплушки, Виктор вспомнил этот эпизод, догадываясь, что отпустили его из-за контузии, чтобы подлечился.
        До места добирался он в товарном вагоне. Бесконечные переформирования и стоянки  утомляли. И лишь думы о любимой скрашивали тяготы.
        Наконец он добрался до места. Солнечное утро встретило его золотом берёзовых листьев. Дорога пылила. Минуя рощу, Виктор опечалился, вспомнив. Наконец долгожданный дом. Чувствуя себя  другим, возмужавшим, он поднялся на крыльцо. Через минуту, лишь он откроет дверь, увидит её! Милая! Как же  скучал! Вдруг кольнуло сердце от предчувствия. 
        Войдя в дом, он увидел карапуза, пытающегося закрыть заслонку русской печи. Из комнаты слышался храп; в окно билась, жужжа, муха. Сев на корточки, Виктор прижал малыша к груди, всматриваясь в любопытные глазёнки.
        - Кочегарик мой... – прошептал.
        Малый погрозил ему пальцем:
        - Тише, баба спит.
        - Не узнал меня, сын?
        Выбравшись из объятия отца, карапуз потопал, переваливаясь, в комнату, подкатился к кровати и потормошил Агафью Кирилловну:
        - Папа привёз игрушку...
        Агафья Кирилловна вскочила, засеменила в кухню, заахала, к Виктору прижалась, слёзы потекли по щекам ручьями.
        - Ладно, мама, ладно. Вы-то как?
        - Всё бы ничего, да Ксюшка нас бросила.
        - Бросила… – сквозь зубы проговорил Виктор,  подумав: «Опять».
        - Убралась... Ни слуху, ни духу, - отвечала Агафья Кирилловна. – Где живёт, не знаем.
        - С ним? – шёпотом спросил Виктор, голову сжимая ладонями.
        - Многое говорят, - ответила Агафья Кирилловна.- Кто говорит, с ним, кто  - одна. Варнак тут крутился,   теперь исчез, видно, с ним.
        Виктор вспомнил, как рыдала, говоря, что скорее умрёт, чем ещё раз оступится. Поверил. А она притворялась. Актриса. Но убила по - настоящему...
        На второй день он подремонтировал забор, ребят поласкал. Всё в молчании. Смотрели сквозь слёзы  матери на него, предложили стакан водки - отказался. Лишь перед отъездом, оживился, когда меньший залез ему на колени. Проводил его к калитке Вовка, держась за ручку чемодана. Искра блеснула в душе Виктора при прощании с малышом,  но вскоре она погасла, и мгла заполнила ему душу.

        Поезд подъехал к станции. Показались крыши зданий, озарённые бледными лучами солнца. А в душе у Виктора мрак и сожаление, что многие его друзья-однополчане лежат в земле, а он, измученный ударами в спину, жив. Держась за брезент площадки, он глянул на мелькающие шпалы. Поезд сбавил ход, мелькание шпал замедлялось. Он стал считать их, боясь пропустить хоть одну.
        - Солдат, что с вами? - голос  в тамбуре.
        «Что со мной? Всё оборвано, совсем нет опоры... То есть, очень она зыбкая, как этот брезент. Какой смысл держаться за него? Никакого смысла…». Пальцы его разжались, и, как плети, повисли руки.
        Поезд остановился, скрежет и стук сопроводили торможение, грохнули  буфера.
        - Зарезало, ой… - крик из тамбура.
        К вагону собрались пассажиры.
        - Я видел, - волнуясь, объяснял  мужчина в жилетке. - Стоял  меж вагонами, дурно было, что ли? Смотрю –  исчез...
        - Солдат, мать его…- выругался  гражданин в пенсне. - Фашистов бить надо, а он что…
        - Войны испугался, подлец! - поддержал его паренёк в шляпе.
        - А ты-то сам почему не на фронте? – сквозь толпу пробился проводник, в руке держа зажжённый фонарь, которым он уже осветил мёртвого. Рядом сотрудник милиции. – Тебя спрашиваю, молодой человек? – напирал проводник, направляя на шляпу свет.
        - У меня бронь! - выкрикнула шляпа.
          - Броня, говоришь? А у него, глянь, орден, медали,  а ты его назвал подлецом! Кто таков? - не отступал усатый проводник, которого звали просто Евсеич.
        Шляпа затерялась в толпе. Охали женщины. Евсеич стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что дальше делать.
        - Встречались…- наконец сказал, скомкав фуражку. – Правильный был человек, безоговорочно кружку  водки отдал.
        - Вы, вдобавок, и знакомы? - спросил  человек в пенсне.
        - Знакомы, и без добавок, - не глядя ни на кого, изрёк Евсеич.- Человек богатой души был, звали его Витя.
        Возвратившись к вагону, он поставил фонарь на ступеньку и направился к зданию вокзала. Проводнику знакомому буркнул:
        - Помяну.
        Подошёл к вагону другой проводник.
        - Куда он? Опоздает.
        - Знакомого зарезало, помянуть хочет.
        - Точно опоздает… Помню, бабка корзину с яйцами грохнула, когда в вагон его поднималась, так и тогда он выпил и опоздал.
        Стоявший близко железнодорожник кивнул:
        - Помню, битый час провозились с горемычным, пока  не впихнули в скорый. 
        - Несут! -  послышался голос. - Зарезанного несут!
        - И этот горемычный. Горемычных бог и прибирает, - подытожил местный железнодорожник.
          
                17

Ветер волочил над землёю листья жёлтые, а по небу –  тучи. Начались дожди. По дорогам потекла мутная вода, в низинах образовывая лужи.  Горожане с головой погрузились в трудовые тяжёлые будни, превратились в работающие автоматы, живя одной  мыслью: надо помочь Красной армии.
На предприятии, где трудилась Анна, норма поднималась баснословно; рабочие с трудом   понимали, что это они столько выдали продукции. Проводимые прежде утром и вечером пятиминутки, были ограничены утренней пятиминуткой, выходных не было.
Как-то в полдень объявили по заводскому радио: «Всем на собрание!». Из цехов и подсобок по заводскому двору потянулись в главный корпус рабочие. Анна шла в толпе, где лица казались   грустными. С ней шла её подруга, Неля.
- Ох, Неля, даже трудно говорить.
- Не заболела?
- Устала... А ещё долго нам стоять у станка...
- Выдержим.
- Выдержим. Мы, комсомолки, должны беспартийным показывать пример. Если мы не выдержим, то и Бурыгина Люська не выдержит.
- Много работаем, большая помощь фронту. Правда, Аня?
- Правда, только чтобы фашистов прогнать, надо больше нам деталей делать, но сил совсем нет, две нормы и так выполняем, даже Люська за полторы отчиталась. Придумать бы аппарат, чтоб усталость снимал.
Перешёптываясь, подруги вступили в главный корпус. На широкой площадке мостового крана сгрудилось  правление завода: директор - пожилой заводчик, Захарыч, рядом главный инженер, Ирина Васильевна – седая женщина, и старший мастер, дядя  Паша. Внизу гудела толпа. Захарыч стянул с головы  помятую фуражку. Наступила тишина.
- Ребятки с батей. Приболел. А мама у Поли, - прошептала Анна.
- Товарищи! – раздался голос директора. - Заводу адресована телеграмма Центрального комитета партии. - Кашлянув, директор поднёс к глазам лист и прочёл: - «Товарищи рабочие, работницы и инженерно-технические работники! Центральный комитет В.К.П.Б.  сердечно поздравляет коллектив завода с успешным выполнением плана поставки на фронт военной продукции. От руководства Коммунистической партии и от командования Красной армии примите сердечную  благодарность. Смерть фашистским оккупантам! Центральный комитет В.К.П.Б.» - Директор, взглянув на толпу, дополнил: - Подписали  товарищи Сталин и Калинин!
Сказанное  родило рукоплескание и вскрики ура! А директор добавил:
- Товарищи! По случаю поздравительной телеграммы поступило предложение –  укоротить  смену сегодня на час.
Послышались  аплодисменты.
- Товарищи! – аплодисменты прервал звонкий голос Анны, стоящей впереди.- Как же это укоротить? Про что сводки говорят? Фашисты у столицы. Поймите, товарищи, из-за нехватки именно нашей продукции на фронте погибнуть может много наших бойцов ... -  голос её сорвался.
- Правильно говорит… - послышался голос из толпы.
- Что же, другого я не ждал… - смахнув ненужную слезу, закончил выступление директор.
Народ повалил из корпуса. И лишь рабочие покинули собрание, как краны и станки заработали, запыхтел паровозик, толкая вагоны к погрузке.
 
Подруги шли домой, устало вытаскивая ноги в сапогах из грязи.
- Неля, идти или нет на танцы? - спросила Анна.
- Надо бы,- сонно ответила Неля.
- Заходи за мной, гляну, как там батя.
В натопленной избе Анну встретил отец.
 - Здорово, тятя!
- Здорово.
- Вкусно пахнет! Пацаны как?
- Накормлены, оба дрыхнут.
- Немного полегчало? - Анна с благодарностью посмотрела на отца.
- Нет, дочка, - сморщился Семён.- Но под нож ложиться страшно: зарежут. А ты поешь и отдыхай.
Перекусив, Анна стала гладить платье. Пришла подруга. Белый, мокрый локон, кокетливые ямочки на щеках, голубые глаза, грудь волнами – всё подчёркивало ослепительную молодость и красоту.
- Красавица! - изумилась Анна.- В спецодежде  не заметно…  Отбоя не будет от молокососов.
- Хватит, Анюта… - покраснела Неля. – Красота - это пустяки.
- Пустяки? Но из них жизнь складывается, -  по-взрослому возразила Анна. И детским голоском: - Тятя, побежала!
- Не стану закрываться, но долго не гуляй.

Непрерывно сыпал дождь. В Доме шахтёров заиграл оркестр.
- Неля, я туфли забыла…- спохватилась Анна.
- С тобой всегда что-нибудь... - огорчилась Неля.
- Сама сбегаю за туфлями, а ты потанцуй, - предложила Анна.
- Аннушка, хорошо знаешь, что не останусь я без тебя.
- А мне танцевать расхотелось, и вообще, когда  танцую, то думаю о тех, кого немцы пытают, и мне очень стыдно становится.
- Теперь понимаю, почему убежала в субботу с танцплощадки.
- Может, и поэтому, так что напрасно ты разозлилась на меня.
- Я не разозлилась, было грустно: Валерка  не пишет.
Домой подруги возвращались в молчании. Анна  ещё не дружила ни с кем, а Неля с Валеркой  хороводилась уже давно. Анна помнит, как на свадьбе сестры Валерка на Нелин пальчик надел кольцо золотое. Она тогда подслушала, как Валерка шепнул: «И мы  скоро свадьбу нашу сыграем». Просто сказал… А Анюта любовь представляла себе совсем иной. Мечты юной девушки были прекрасны!
- Пока, Аня, - возле калитки Неля обняла  подругу, как в прошлые времена.
               
                18

С утра сыпал снег, но в полдень выглянуло из-за тучек солнце, снег стал таять, образовывая лужи; потемнели дороги и крыши домов. Однако к вечеру закружились снова пушинки.
- Ишь, закрутило! - высказалась Василиса, зайдя к  Рязанцевым и с плеч стряхивая снег. – Сват, здорово!
- Здорово… - буркнул Семён,  не настроенный болтать.
- Сват, тебя подлечили, али наоборот? - опохмелившись, Василиса молчать не собиралась.
- Подлечили, - бросил Семён.
- Хорошо, что не согласился на операцию… - баба придвинулась к нему. - Помнишь Силантьича? Зарезали  его в больнице.
- Чего зря языком мелешь! - психанул Рязанцев. – Ему восемьдесят было, никакая медицина таких не спасает.
Донёсся хохот малышей; Вовка пихал с постели  Сашку, и тот падал на пол, и оба смеялись. Вдруг меньший заорал. Вовка прикрылся одеялом. Василиса поспешила в комнату и склонилась над меньшим внуком, но тот, умолкнув, обежал старуху и ткнул голову Семёну в колени.
- Чего от бабки бегаешь, отшельник? -  дед погладил малого по голове.
- Она пьяная, - всхлипнул Сашка
- Гляди-ка, - возмутился Семён, - гнида, а судит.
- Не гнида... - промямлил малыш.
- Ладно, не гнида,- усмехнулся дед. - Вова! – крикнул, - где бумага, что почтальонка принесла?
Вовка зашлёпал босоного по полу и принёс конверт. Василиса, подержав его, вынула листок с печатными буковками.
- Похоже, бумага важная, но не вижу без очков.
- Агафьевны одень,- предложил дед.
- Не по глазам, сват, истинный бог, не вижу,- отложив очки, сказала Василиса.
- Дай мне! – протянул руку Семён.- Когда-то читал...
- Прочитай уж как-нибудь,- заёрзала нетерпеливо  Василиса.
- Пы-хы,- начал дед читать,- ры.- Лист задрожал в  руке его. - Что за буква, убей, не помню, всё забыл.
- Вроде буква кы.
- Так-так,- потеребил Семён бородёнку,- кы, говоришь? Получается  пы-хы-ры-кы…
- Когда вырасту,- встрял Вовка, - пойду в школу и   тогда бумажки все перечитаю.
- Это нескоро,- отрезал Семён.- Пошёл к чёрту, читальщик!
- Сходим к Кузнечихе? – дочка её прочитает, - предложила Василиса.
- Нечего по морозу ходить,-  буркнул Семён, и сунув конверт под клеёнку.
- А бумага, похоже, важная.
- Может, права...- согласился Семён, подумав. - Пойдём…. Вовка, принеси!- крикнул.               
- Чего принести?
- Иду к Кузнецовым, а ты и не знаешь, что  принести?
Вовка метнулся к печи и принёс Семёну маленькие  валенки с калошами. Тот, кряхтя,  сунул ноги в них.
У дома Кузнецовых с крыльца сметала снег девочка лет четырнадцати в стареньком пальто и кирзовых  сапогах.
- Вы к-к нам?- заикаясь, спросила.
- Галя, прочти бумажку, - попросила Василиса.
- Прочту, п-роходите в избу.
Все вошли в кухню.
- Где мамаша? - поинтересовалась Василиса.
- На р-работе: хлеб д-дают на карточки; в магазине не дают,- объяснила,  запинаясь,  Галя.
- На карточки? Без денег, что ль?- спросил  Семён.
- За д-деньги и на к-карточки.
Отворилась дверь, вошла, смахивая с платка снег, Агафья Кирилловна.
- Правильно сказали, что убрался ты к соседке; чего  внуков побросал?  - напустилась она на Семёна.
- Погоди, Агафья, собрались мы  читать бумагу, - сказала Василиса и протянула лист девочке.- Читай же.
«П-похоронная,- начала читать, заикаясь, Галя.- Ерёмин Виктор Ефимович, одна тысяча д-девятьсот девятнадцатого года р-рождения, тринадцатого сентября одна тысяча д-девятьсот сорок второго года на станции Юрга скончался после наезда пассажирского поезда. Горвоенкомат. Город Юрга»
Все замолчали, ошарашенные. Первой открыла рот Василиса:
- Нет Вити… - голос как будто из могилы.
- Отмучился,- плача, проговорила Агафья Кирилловна.- Не вынесла душа, руки на себя наложил, сиротами ребятки остались, куда мне деваться с ними...- Последнее проговорила, причитая. 
- Государство поможет,- буркнула Василиса.
Понуро расходились родственники по домам. «Бессердечная, - подумала Агафья Кирилловна.-  Потеряла сына, а  слезинки не проронила».


Время шло, но ощущенье беды не покидало обе семьи. Агафья Кирилловна склонялась к внучку младшему и гладила ему голову с жёсткими волосами. Анна плакала, ложась спать. На работу шла с опухшими глазами. Подруга Неля ей сказала, что она так может ослепнуть. Анна обещала не плакать, но лишь увидит племянников, не понимающих, какой утратой судьба их наградила, так забывала про обещание. И надломилась   не окрепшая её юная душа: недавно активная комсомолка,   превратилась она в тихоню. Ефим с Василисой горе топили в пьянстве.

                19

Зимы в Сибири суровые: то мороз, то метель. Но детям стужа нипочём! Играют себе на улице, в старой одежде, голодные, кричат, хохочут. Как будто смеются они  над зимой и над голодным детством.  А взрослым, стоит смех детский услышать, сразу легче становилось, потому что появлялось понимание: нужно вынести невзгоды:  есть ради кого!

По улице двигалась колонна пленных немцев. Анна и мать, надев платки, вышли постоять во двор. Немцы выглядели смешно  - закутанные в тряпки, они хлопали себя по бокам руками, пытаясь согреться. Один немец голову закутал в китель, а когда поравнялся с домом Рязанцевых, то извлёк из кармана кителя зажигалку; повертев ей над головой, крикнул: «картошьку! картошьку!».
- Глядеть больно, - вздыхая, сказала Агафья Кирилловна, показывая пленному пустые ладони.
- У меня жалости нет к захватчикам! – резко ответила Анна. – Кто их звал?
- Подневольные они, лучше скажи: кто их пригнал  сюда?- проговорила, покачав головой, Агафья Кирилловна.
Колонна заполнила улицу. «Может, и Васька ходит так же у немцев» - рассматривая колонну, подумала Агафья Кирилловна. И защемило сердце у неё, вспомнив, что не пишет с фронта сын Васька. Как будто поняв мысли матери, Анна сказала:
- Василий скорее бы перегрыз горло конвоиру.
Мать с благодарностью глянула на Анну, почувствовав гордость за сына, которого дочь сделала героем в её глазах. Зашли в дом. Агафья Кирилловна сунула в печку  поленья. Анне сказала:
- Возьми  хлеб в столе, ты ещё не ела.
- Возьму,- ответила Анна, открывая стол.- Нет ничего.- Махнула  рукой, взглянув на племянников. – Я не голодная...
Сашка боком подошёл к бабке и приблизил  рот  к её уху:
- Баба, хлеб весь Вовка съел, а мне мало дал,- показал на кончик пальчика.
- Бессовестные! - зашумела Агафья Кирилловна. - Тётю оставили голодной. А ты лежишь, не мог  приглядеть за внуками! - накинулась она на Семёна.- Я-то  забегалась, уже второй день не везут хлеб, простояла зря. Чего замолчал?
- О чём говорить? - буркнул дед Семён из комнаты.- Хлеб на деньги дают, на карточки не дождёшься.
- Так давай деньги, пёс шелудивый, чего  прячешь?- с собой  не утащишь в могилу!
- Сама скорее сдохнешь!- хриплым голосом отвечал старик, трогая карман.
- Щупаешь! Как уснёшь, отрежу твои карманы! - закричала Агафья Кирилловна.- Не моешься по месяцу, а раздеться боишься! Деньги прячешь, а жрать  садишься! Ни стыда, ни совести!
- Не вымогай, сука, прибью! – закричал, трясясь в постели, Семён.

Вечерело. В печной трубе громко посвистывал ветер.
- Ума не приложу, как нам жить, - сокрушённо проговорила Агафья Кирилловна, натягивая носок  младшему внуку на ножку.
- Баба, куда мы? - спросил малый, шмыгнув носом.
- Отвезу к Полине, может, возьмёт.
- Куда в  стужу потащишь!- донёсся голос деда.
- Не твоё дело!
Закутала бабка в одеяльце внука, посадила в сани и подалась в сторону станции, наполненной гудками. Навстречу дул ветер. Агафья Кирилловна ладонью размазала по лицу слёзы. Перед станцией дорогу пересекли железнодорожные полотна; дальше  дорога обогнула озеро, скованное льдом. Чтобы  прикрыться от ветра, бабка сошла с насыпи. Но глаза продолжили   слезиться. Поняла, что это от нервов. И нахлынули на неё  воспоминания о прошедшей жизни, но только мат мужа и вспомнила.
- Не замёрз, Саша? – посмотрела она на закутанного в тряпьё внука.- Ножки  не замёрзли?
- Глазки  замёрзли, - раздался голосок.
- А ты закрой их, ничего не видно.
- Не буду закрывать! - прокричал Сашка.- Я зайчика увижу.
- Ну, гляди, гляди. - Старуха попробовала возвратиться к воспоминаниям, но беседа с внуком отвлекла её, и она стала думать, как ей лучше просить Полину оставить у себя внука.

                20
 
          Завершался третий год войны. Василий служил на миноносце «Нахимов» механиком. Команда корабля   ступала на берег, чтобы пополнить запас продуктов и боеприпасов, и корабль без задержки отправлялся на задание – бить фашистов на просторах бескрайних Чёрного моря. И много вражеских судов отправилось на дно морское после  походов «Нахимова».
          И вновь корабль устремился на задание. Всматриваясь вдаль, вахту нёс штурман Константин Назаров. Плотный, роста малого, с грубыми линиями лица, стоял он будто неподвижно, но невидимым движеньем рук его судно поворачивался в нужную сторону.
          На палубу вышел механик. Не узнать Ваську Рязанцева в этом могучем молодце. За ним вышел на палубу его друг, высокий, и тоже богатырского сложения. Покуривая, они стал смотреть на бескрайние просторы морские. На горизонте показалась белая полоса, она росла.
          - Туман надвигается, - сказал Рязанцев.
          - Ох-хо-хо, моя вахта уже скоро… - грустно проговорил его друг.
          - Фёдор, что с тобой? - спросил Василий. – О  чём задумался?
          - Всё о том же,- пробасил Фёдор, - не могу  выспаться. – А вообще смутно сегодня на сердце...
          - Я о печали твоей наслышан, - сказал, усмехаясь, Василий.
          - Видишь ли, Вася, медведем не зря меня звали дома: летом ничего, а зимой тянет спать, как медведя.
          - Пересиливай сон, не маленький. 
          - Ни один медведь не пересилил спячку, если ему не помешают.
          - Тут тебе немцы помешают,- сказал Василий.
          На судно продолжала течь белая масса, сгущаясь вокруг; на расстоянии десятка метров  ничего не было видно.
          - Скоро зона опасная, а такой туман,- заметил Василий.
          Но вскоре посветлело, стали видны волны и клочок синевы.
          - Васька, подлодка! - ахнул Фёдор, вглядываясь в море.
          - Показалось… - почему-то шёпотом отозвался Василий.- Не вижу…
          А на мостике уже всё увидели: полным ходом  рванулся корабль вперёд.
          - По правому борту торпеда! - заорал Фёдор и кинулся к полубаку.
          Взрыв сопровождался толчком; тут же раздался новый мощный взрыв, корма судна поднялась, но, продержавшись недолго в высшей точке, стала  уходить в водную пучину.
          - Полундра! - закричал кто-то. И тут же раздался  взрыв внутри корабля.

          Василий грёб, сплёвывая солёную воду. Увидев факел исчезающего судна, понял безвыходность своего положения. Взрывной волной его отбросило от судна, оглушило, но холод привёл в чувство. Казалось, вот-вот разорвётся бешено стучащее сердце. Он поискал глазами друга, но на морской зыби никого. Поплыл. Только куда?
          Он с ужасом понимал, что ненадолго отодвигает предсказуемый финал. Вдруг близко различил человека. Словно к желанному берегу, Василий поплыл к нему. Перед ним качался на воде молодой моряк, пришедший на судно всего месяц назад. Лицо его было искажено.
          - Крепись, браток! - крикнул Василий. - И заметил на матросе спасательный пояс. - Да ты с пояском, не пропадёшь, это уж точно… – Василию захотелось ободрить матросика, практически мальчика.
          - Помоги скинуть… - попросил тот слабым голосом.
          - Кончить с собой? Сопляк! Надо держаться!- крикнул Василий.
          - Не могу… Ногу разворотило… Больно… Нет сил…
          « Плохо дело…» - шепнул себе Василий, сказал же бодро:
          - Больно, понимаю, но терпи! Я рядом с тобой буду.
          - Не могу…  Вся кровь из меня, видно, вышла…-  выдохнул раненый.
          Ему удалось отстегнуть пояс... Оттолкнув его от себя и прощально махнув рукой, он ушёл в пучину. Потрясённый, Василий протянул руку к поясу, но отдёрнул её. «Нельзя брать… Но его всё равно нет. Нужно  постараться выжить».
 
          Прошло с час. Василий неожиданно услышал крик: «Васька! Васька!». Голос знакомый.
          - Васька, ты? Когда раздобыл пояс? - подплыл Фёдор, в лице усталость и тревога.
          Василий обрадовался появлению друга, будто оно сулило спасение. Рассказал про историю пояса.
          - Правильно, что взял, - сказал, сплюнув воду, Фёдор.- Жалко парнишку. Но делать нечего: мёртвым – дно, а живым – камбуз, - пошутил. - Боюсь, и нам    крышка, а не камбуз…
          - Если заштормит, хана сразу... - отозвался Василий. – Да и теплее бы было.
          - Ну, нет: в тёплой водице быстро раскиснем, а так надо двигаться. Давай-ка, лишнее скинем.
          Переваливаясь с боку на бок, моряки освободились от куртки и башмаков.  Темнело.
          - Братцы-ы! Э-э-эй! - послышался крик, сопровождаемый руганью.
          - Э-ге-ге, плывём! - отозвался Фёдор.
          - Ребята, быстрей, а то к рыбам… - голос оборвался.
          - Нажмём, Вася! – крикнул Фёдор, узнав голос Назарова.
          Моряки, в тельняшках, выскакивая по пояс из воды, рванулись на голос.
          - Потянул руку, черт побери… - пожаловался Назаров, держась здоровой рукой за доску.- Болтаюсь, ноги стянуло...
          - Ничего, поясок надень, - подбодрил его Василий, и помог сослуживцу надеть спасательный пояс.
          - А мы рядом на досточке потянемся, - добавил Фёдор.
          Широкая доска удерживала на плаву моряков, давая им возможность расслабить мышцы.