Знаете о Ротшильде?

 Альфред де Ротшильд, по-родственному гостивший в 1881 году у известного парижского барона-сиониста Эдмона де Ротшильда, владевшего в ту пору в Бордо знаменитыми винными погребами Шато Лафит-Ротшильд, посоветовал родственнику поставить виноделие в Святой земле, аргументируя это подходящим средиземноморским климатом. Тот и заложил в Ришон-ле-Ционе и в Зихрон -Яакове два виноградника и открыл винные заводы, ставшие основой нынешней фирмы «Кармель». Правда, из-за тамошней жары вина быстро скисали, но парижанин, не скупясь на траты, выстроил специально сконструированные погреба, расположенные на большой глубине. Но это всем известно  не так интересно, как малоизвестный факт, затерянный в анналах истории, как то событие, которое случилось с Альфредом на обратном пути домой.

 Так сучилось, что волею разбушевавшейся стихии ему пришлось укрыться от непогоды в небольшом крестьянском домике, удачно оказавшемся поблизости от дороги. Радушные хозяева, не зная, что их гостем является один из представителей самой богатой семьи мира, тем не менее, тепло  душевно хлопоча, встретили путника. Дело было к вечеру, и было видно, что путешественник уже продрог, устал и голоден.
 
 Хозяин, надев плащ с капюшоном, вышел за дверь. Ротшильд видел в окно, что он вывел мула из стойла, не смотря на страшные раскаты грома и ослепительно сверкавшие молнии, выехал за пределы участка на дорогу.

 Заинтригованный Альфред поинтересовался у хозяйки, разводящей огонь в очаге, куда направился её муж? Она, вытирая руки о передник, пряча глаза, робко призналась, что живут они бедно. Дети разъехались на заработки, помочь некому. Муж поехал за дровами в деревеньку за 1,5 лье отсюда, там же возьмёт, если дадут, в долг немного провизии и вина для гостя. Кроме этого, надо ещё заехать к её сестре за чистым постельным бельём, чтобы перестелить постель для гостя. Гость может не бояться: клопов и прочей нечисти в доме нет, тут пусто по всем углам. Им неоткуда взяться.

 Альфред, поражённый до глубины души, слушал женщину, не спуская с неё благодарных глаз. Простота житейской правды ввела его в некий ступор. Он, привыкший к роскоши, принимающий гостей так, что он уставали от его изысков, он, который запросто мог через подставных лиц скупить всю коллекцию ювелирных украшений Фаберже, которую тот изготовил тайно от Ротшильдов и хотел так же тайно её продать, он, сибаритствующий король чуть не прослезился. Может, и прослезился, я не знаю. Темно там было и пара свечей да плошка с горящим фитилём, плавающем в гусином жире, давали столь тусклый и дрожащий свет, что даже Виктор Гюго, живший ещё в то время, окажись рядом, не смог бы описать ничего подробнее меня.

***

 Альфред живо вспомнил своих гостей, принимаемых им в родовом бэкингемширском имении Ротшильдов. Утром завтраки им подавали в спальню.
 При пробуждении гостя, к нему являлся хозяйский камердинер и спрашивал:
- Чай, кофе или персики, сэр?
- Чай (предположим), – отвечал гость.
- Китайский, цейлонский или индийский, сэр?
- Индийский, пожалуйста.
- Лимон, молоко или сливки, сэр?
- Молоко.
- Джерсийское, херфордское или шортхорнское, сэр?
 И вот так - целую минуту, чтоб угодить.

***

 Пока робкие язычки пламени разгорались в печи, хозяйка быстро налила в небольшой чугунный котелок воды и подвесила на специальный крюк над пламенем.

 "Монсеньору будет чем умыться до и после еды, и перед сном." - будто извиняясь, покраснела женщина.

 Через десять минут огонь весело полыхал, дровишки дружно пощёлкивали, в комнатке стало много теплее.

 Вернулся хозяин, который действительно привёз и дрова, и еды, и даже вина в бутылке объёмом в 1 пинту (930 гр). Из-за пазухи он достал сухое бельё и неловко улыбнулся гостю.

 Жена хозяина ловко и быстро накрыла стол скромными угощениями, налила вина в чистую посуду и пригласила гостя помыть руки.
 Тот подчинился.

 Когда сел за стол, обратил внимание на то, что накрыли только для него. Сами же, сказав "Чем богаты, тому и рады!" и пожелав "Bon App;tit!", хотели выйти...
Отошедший от столбняка Ротшильд, остановив их голосом, подошёл к входной двери, открыл её и кликнул кучера, укрывшегося в его дорожном кэбе, больше похожем на дилижанс. Потом отдал тому несколько коротких указаний на английском.
Через минуту кэбмен втаскивал в дом большой дорожный сундук со всякой снедью и вкусностями, с винами и сухофруктами, с серебряными с позолотой столовыми приборами. Слуга помог всем этим накрыть стол и теперь уже сам Ротшильд  настойчиво и сердечно уговаривал хозяев разделить с ним трапезу.

 Видно было, что простым крестьянам это было необычно и видеть, и слышать. Но всё же Альфред их убедил.

 Ели в тишине. Всем досталось немного.

 Ротшильд никогда не думал, что простая молодая отварная картошка, посыпанная свежим укропом с прованскими травами, гусиная печень в густом грибном соусе, кусочек мягкого сыра Камамбера и простой огурец без соли могут быть такими вкусными. Особенно со вчерашним багетом, гроздью винограда и простым, непритязательным аперитивом со вкусом аниса. Его, Альфреда, порция была рассчитана на одного мужчину 35-40 лет, каковым он и являлся. Но он съел бы и больше, до того было вкусно! А хозяева ели мало. Не потому, что было мало еды: её, наоборот, было много. Они стеснялись. Они не привыкли к такому изыску.
Как бы то ни было, разговор завязался... Говорили о погоде, об урожае, о детях и о будущем.

 Разомлевшего от тепла, вина, еды и монотонности стучавшего по крыше дождя гостя уложили спать и пожелали спокойной ночи.

 Ранним утром он уехал в своём экипаже так тихо, что его никто не слышал. Не хотелось тревожить хозяев.

 Правда, Альфред оставил свой сундук со всем содержимым и очень, очень приличную сумму в шкатулке, которую он держал на всякий случай, на дорожные расходы. Там же лежал листок бумаги, с одной-единственной строчкой, листок, который через сотню лет будет выставлен на торги (Сотбис или Кристис - не помню) за баснословную сумму.

 Оставленных денег паре хватило до конца жизни. Ещё и осталось. И эти простые люди до конца жизни хранили тёплые воспоминания о том благородном и благодарном путнике, который своим появлением в хижине круто поменял их беспросветную жизнь. Шкатулка до сих пор передаётся в их семействе по наследству.

Но дороже всего им была записка.

 Простыми чернилами, беглым, но красивым почерком в ней было написано: "ЧЕМ БОГАТЫ, ТОМУ И РАДЫ."

Говорят, строка ушла в народ.
А что? Мне нравится...