ЗЛОЙ. Глава 6. Ненависть за ненависть
Многие из них говорили, что мама сама виновата в таком отношении. Что она всегда сама его провоцирует, а значит, ей нравится, когда он ее избивает. И если она терпит его побои, значит, прекрасно понимает, что этого заслуживает.
Родственники отца не верили, что он жестоко с нами обращается. Им трудно было поверить, что человек, которого они знали, и человек, на которого жаловалась мама, - одно и то же лицо. Для всех остальных, кто не жил с ним под одной крышей, отец всегда был дружелюбным, приветливым, улыбчивым и добрым. Для нас – с точностью наоборот.
Его родственники понятия не имели о психологии домашних тиранов, им никто не объяснял, что мужчины-обидчики не ведут себя одинаково агрессивно и грубо в отношениях со всеми. Они считали, что если бы он был злым, то это проявлялось бы и вне семьи. Но вне семьи он был прекрасным человеком. Поэтому всем было сложно поверить, что в стенах нашего дома он превращался в настоящее чудовище. Его двуличие по отношению к нам и к его родне я не могла простить. О, он был вполне способен контролировать свое поведение и прекрасно понимал, где и по отношению к кому можно проявлять агрессивные эмоции и давать волю кулакам, а где нельзя.
Я рано начала понимать, что семья – это упорный труд, результат которого зависит от обоих супругов. Одному эта ноша не по силам. И если на протяжении довольно долгого времени один - всегда тиран, а другой - всегда жертва, то ничего хорошего из этого не выйдет. Много позже, когда я стала разбираться в причинах и искать объяснение его поведению, я выяснила, что в таких случаях, скорее всего, имеет место отклонение в психике или глубокие комплексы, от которых домашний деспот стремится всячески избавиться, при этом унижая физически и морально свою жену и детей. Да, я и раньше догадывалась, что дело в комплексах, которые тянутся из его детства, из особенностей отношений, которые царили в его собственной семье.
Когда я научилась делать выводы, я поняла, что больше всего на свете ненавижу родителей отца – людей, которые вырастили своего сына таким монстром. Людей, которые не научили его быть нормальным человеком. Людей, которые виноваты в том, что я выросла несчастным ребенком, лишенным нормального детства.
О, сколько справедливого гнева мечтала обрушить я на головы этих несчастных. Каких только слов я не мечтала выговорить им, как хотелось мне их обругать, обозвать, унизить, растоптать, вернуть им сполна все, что пришлось вынести мне и маме за долгие годы семейной каторги. К сожалению, я не могла этого сделать.
Отец вырос сиротой: его родители умерли, когда он был подростком. Но и этот факт не оправдывал их в моих глазах. Только страх перед Богом и стыд перед моим любимым дедушкой, который – я была уверена – наблюдает за мной из-за облаков, удерживали меня от порыва пойти и плюнуть на могилы отцовских предков. А плюнуть, считаю, есть за что…
Говорят, что время лечит. Возможно, кому-то время и помогает забыть пережитые боль, унижения и страдания. Повзрослев, уйдя из родительского дома, создав собственную семью и став матерью, я так и не могла простить своего отца за его неоправданную жестокость. Довольно долгое время я с ним не общалась и не виделась. Я хотела совсем вычеркнуть его из своей жизни и забыть о том, что он когда-то существовал на этом свете. Я уже даже не желала ему смерти, мне просто было безразлично, есть он или нет. Но мама все еще жила с ним и все также терпела его несносный характер. А он все так же пил и избивал ее. Периодически она спасалась от него, уходя к бабушке и живя там, пока буря утихнет. Но потом снова возвращалась. Если бы она от него ушла насовсем, я бы про него забыла. Но она не уходила. Я злилась на нее за то, что она с ним не разводится, за то, что жалеет его, оправдывает его, верит ему. А она говорила, что этот крест был дан ей Богом, и она должна нести его до конца.
По поводу «креста» я, конечно, сильно сомневаюсь. Для моей мамы, воспитанной в строгих религиозных традициях, это было единственным аргументом, чтобы терпеть всю жизнь подобное отношение. Но я-то знаю, что за десятки лет, проведенных в постоянном страхе и унижениях, в ней просто выработался и прочно укоренился комплекс жертвы, со всеми присущими ему страхами. Страхом перемен, страхом перед необходимостью принимать собственные решения, страхом быть никому не нужной и никогда больше не суметь устроить свою жизнь, оказавшись разведенной женщиной с детьми, без собственной крыши над головой. Страхом, что от нее отвернутся все, кто ее знал, что на нее будут показывать пальцем, ведь жизнь в этом маленьком городе протекает у всех на глазах. Ведь менталитет у этого народа в отношении женщин издревле был такой: молчи и терпи. Но больше всего – я знаю – она боялась за меня и за ее родных, у которых мы спасались во времена приступов отцовской ярости. Он всегда говорил, что если мама от него уйдет, то он убьет и ее, и меня, и бабушку, и маминого брата, и всю его семью. И потом покончит с собой.
Однажды, в более старшем возрасте, когда он в очередной раз начал перечислять, кого убьет, прежде, чем покончить с собой, я спросила, почему бы ему не начать с себя? Чем для меня закончился тот день, думаю, понятно и без слов.
Обычай избивать жену так же стар, как и сам институт брака. В самые давние времена, свидетельства о которых дошли до нас из различных исторических источников, закон открыто поощрял и санкционировал саму возможность подвергать жену «заслуженному наказанию», попросту говоря, избиениям. Хотя ни одно живое и здравомыслящее существо априори не заслуживает жесткого обращения, в некоторых культурах подобные издевательства возведены даже в ранг традиции. Едва ли можно утверждать, что традиции гагаузов имеют что-то общее с подобными дикостями, но, как показывает практика, в любом правиле есть свои исключения.
Свидетельство о публикации №224081000695