И про халифа есть история...

 В далёкие, стародавние времена, свидетелями которым были оставшиеся до наших времён вековые камни, валуны да слоистой породы огромные осколки некогда высоких вершин, стоящих среди скалистых пустошей, в те самые ветхозаветные времена на Востоке жил и правил огромными территориями халифата великий халиф Джаббар ибн Исмаил аль-Амир.(Джаббар – могущественный, Исмаил - имя пророка, Амир - самый благородный.)

 Кровный потомок первого халифа Абу-Бакра, бывшего близким сподвижником Мухаммеда.

 Когда Джаббар не был занят войнами и завоеваниями земель, а это бывало год через два, он предавался отдыху и всяческим, доступным в ту пору развлечениям.

 Тех, кому удавалось его восхитить или насмешить, он щедро одаривал. Одаривал
золотом так, что хватило бы на несколько поколений. Поэтому каждый, кто хоть что-то мог или умел исполнять мастерски, пытался попасться ему на глаза.

 Факиры, лучники, заклинатели, канатоходцы, фокусники, танцоры, лекари, повара, изобретатели, алхимики, гончары и кузнецы, художники и поэты, странствующие дервиши и умелые всадники голубых кровей на отборных скакунах - все старались попасть в разное время на те просмотры, которые он устраивал каждые два месяца в крупных городах, которые были, есть или будут столицами халифата: Эль-Куфа, Дамаск, Медина, Багдад, Харран, Самарра...

 Центральные площади этих городов видели многое. Священная земля халифата в этих местах собирала множество зрителей, волею всевышнего или своими стараниями оказавшихся в это время в этом месте.

  Посланники халифа, глашатаи, посланные во все уголки великой империи, сообщали простому народу о скором времени состязания в умениях.

 Кто как мог спешил туда, как правоверные спешат на хадж. Любой мог разбогатеть, будь на то воля Аллаха, либо его наместника на Земле. Слухами земля полнилась.

 Под звуки труб и грохот барабанов в определённый день под зорким надзором неумолимых стражников центральная рыночная, очищенная от повозок и лотков, площадь заполнялась пришедшим людом.

 Все старались занять наиболее удачные места. Людское море волновалось и бушевало лишь до того момента, когда на специальном, затенённом возвышении не показывалась свита и охрана халифа. Сам халиф прибывал на минуту позже, и в этот момент наступала такая тишина, что всем было слышно, как маленький трудолюбивый муравей в середине огромной площади, шурша по песку, усердно волочёт крылышко мотылька к себе в муравейник.

 Халиф был великодушен и милостив.

 Он терпеливо ждал, пока муравей проползёт, в то же время оглядывая люд, и только после этого подавал знак к началу действа.

 Из кибиток, стоящих в  ближайшем квартале, согласно заранее утверждённому списку, стражники выпускали участников представления и не больно подгоняли их   плетями к месту выхода на площадь. Далее всё было в руках Аллаха...

 Не стану живописать, как там всё происходило, надеясь на живость и объём фантазии самого читателя. Скажу одно: современные цирковые представления типа Дю Солей сразу бы померкли бы перед тем, что происходило на площади под открытым небом в то время.

 Сердца замирали, души рыдали, мозг отказывался верить глазам, дух захватывало от рискованных, красивых, необычных, удивительных номеров... Даже у опахальщиков, стоящих рядом с властителем и охраняющих его от знойного воздуха и назойливых мошек, сдавали железные нервы, и они тайком, время от времени, украдкой посматривали на импровизированную арену. Благо, этого никто не успевал заметить.

 Бывали неудачные или вовсе провальные выступления, когда гримаса недовольства появлялась на светлом и божественном челе халифа Джаббара. Горе омрачившему душевное равновесие правителя!!!

 Ближайший стражник хватал виновного и уволакивал с площади непонятно куда, после чего его никто никогда не видел. И не было разницы: женщина или мужчина это, ребенок или седой старик. Человек пропадал. Навсегда.

 Пришёл удивлять верховного – удивляй, а не огорчай!

 Некоторым везло: не очень удачно выступив, они получали пару-тройку серебряных дирхемов и спешили поскорее удалиться восвояси, радуясь судьбе, сохранившей им жизнь. Такие нравы царили в то время и не мне их осуждать.

 В полдень зазвучала чарующая музыка и на песок площади горделивой походкой напыщенного павлина вышел молодой парень, одетый в яркие одежды шейха какого-то кочевого племени. Было ясно, что он будет танцевать какой-то замысловатый танец своего рода.
 Так и вышло.

 Музыка стихла. Под ритмичные удары бубна он рывками стал двигаться по кругу, перемежая толчковую ногу с правой на левую, одновременно, вращаясь вокруг свой оси. Руки его совершали замысловатые движения в воздухе, будто желая преобразить пространство. Глазные яблоки страшно вращались в разные стороны, нагнетая непонятной природы ужас на зрителей. Гортанные, нечеловеческие звуки, вырывающиеся из его горла, настораживали и заставляли нервничать.Такая замысловатая пляска была похожа на ритуальный танец кровожадного жреца какой-то первобытной секты каннибалов. Даже сам халиф поёжился, но сделал вид, что это – от прохлады, навеваемой опахалами.

 На арене танцующий уже затеял прыжки с переворотами в воздухе и было непонятно: танец это или какой-то акробатический номер? Его размашистые, амплитудные движения чуть было не задевали первые ряды стоящих, хотя в его распоряжении была огромная пустая площадь.

 Места хватило бы для огромного стада слонов.

 Чудом не задев нескольких зрителей, танцор уже дотанцевал до места, где расположился халиф. Тот, разглядев его ужасное лицо уже начал было подумывать, какой участи его предать: отпустить, кинув пару дирхемов или сделать знак страже?

 Но случилось то, что случилось...

 Стоявшая в первом ряду торговка с корзинкой яиц от своих цесарок, испугавшись резких движений полоумного, угрожающих целостности её товара, решила сменить место на более безопасное и стала задом протискиваться обратно в плотно обступившую её толпу. Ей уже почти удалось это сделать. Но, поневоле, корзина с лежащими в ней яйцами ещё оставалась снаружи, высовываясь за границу массы людей.

 Вот тут-то и случилось то, что потом станет приговоркой для миллионов людей!

 Беснующийся шаман(иначе я его назвать не могу), пребывая в своём экстазе безумной пляски, совершая очередной кульбит в воздухе, умудрился так ударить ногой по этой злополучной корзине, что все яйца разлетелись по площади. Что-то вроде Уширо Маваши...  Шайтан побери!

 Красиво летели, шариковым веером, как белое конфетти, по неестественной баллистической траектории. Какие-то удачно падали в песок, не долетая до толпы на противоположной стороне площади, другие врезались в близстоящих простых декхан или одетых в богатые халаты местных купцов.

 Взрыв смеха на площади был именно взрывом, потому как раздался и сразу затих. За пару секунд на площади воцарилась могильная тишина.

 Все увидели, как халиф резко и гневно поднялся со своего места, отряхивая свой золоченный халат от упавшей на него скорлупы разбитого об его же голову яйца. 'Имама(она же – чалма по-татарски, тюрбан – по-французски, дулбунд – по-персидски) была заляпана желтком и сползающим на божественный лик халифа бесцветным и неуловимо-склизким белком. Не успевший вовремя среагировать опахальщик провёл опахалом сверху вниз по лицу и груди богоподобного и верховного. 'Имама сползла с головы халифа, таща за собой тайласан – кусок ткани в виде шарфа, обёрнутого таким образом, чтобы один конец спускался на грудь, а другой – на спину. Тайласан поверх чалмы обычно надевали учёные.

 А халиф был мудр. И терпелив.

 Площадь безмолвствовала. Муравей дотащил крылышко и с шорохом пытался его затащить в норку. Было слышно.

 Халиф позволил слугам вытереть себя, облачить в белую то ли тогу, то ли тунику, оставив на голове маленькую шапочку – такийию, надетую на бритую голову. (На неё, кстати, наматывается длинное, наподобие шарфа, полотнище, укладываемое витками. Вот так и получается чалма. Размер полотна рассчитывается таким образом, чтобы 'имама в последующем могла служить погребальным саваном, если мусульманин умирал, находясь в пути. Согласно мусульманским преданиям, первым чалму носил пророк Адам.)

 Правитель недобро смотрел на бледного и беспомощного, истекающего крупными каплями пота танцора, которого посреди площади уже держали под руки двое свирепого вида стража с обнажёнными знаменитейшими арабскими мечами - ганифитишами, готовых по малейшему мановению пальца халифа отрубить жертве голову. Правда, не хотелось пачкать песок кровью: впереди долгая череда выступлений...

 Все уже внутренне приготовились смотреть на казнь.
 
 Сердца бились сильнее, дыхание участилось, в воздухе незримой вуалью повис страх перед неизбежным.

 Халиф поднял руку вверх и обвёл площадь пристальным взором. Народ опустил головы и ждал вердикта.

 - Отпустите его с миром, пусть живёт! – раздался звучный голос правителя. - ИншаАлла! (Если на то будет воля Аллаха!)

 Охранники тут же оставили его, и виновный мешком упал на песок, без признаков жизни, сил и эмоций.

 Халиф же подождал несколько мгновений, пока заменят ковер и подушки из шёлка и атласа, выпил холодного щербета из серебряной пиалы, поднесённой наложницей, поставил на место упавшие песочные часы и подозвал придворного писаря.

 Тот быстро занял своё место в ногах повелителя и обратился в слух, макнув калям в египетские чернила.

( А их тогда делали из золы от сжигания корней папируса, которую потом соединяли с раствором камеди - клейкого густого сока акации, вишни.)
 
 Халиф задумчиво глядел вдаль. Ему поневоле хотелось изречь что-то величественное и мудрое. Он думал. Его никто не торопил.
 
 Танцор, лихорадочно перебирая руками и ногами, уползал с площади. Женщина, чьи яйца он разбил, со всех ног бежала подальше от города, гонимая страхом.
 А халиф думал. Время утекало.

 Писарь перевернул песочные часы. Капля пота упала на пергамент...
 Халиф это заметил и вздрогнул. Вся площадь вздрогнула от этого вздрагивания халифа.

 – Пиши... – писарь тут же превратился в одно большое ухо и маленькую руку, держащую калям.

 – Плохому танцору яйца мешают!!!

Всемирная история.
Банк «Империал»...

Да ладно, шучу!!!
Сам придумал.