Бумажные лепестки и окно в алое

Оконное стекло было слишком плотное для того, чтобы услышать, как шелестят алые лепестки. Лин вскарабкался на широкий подоконник и прижался носом к холодной прозрачной поверхности. Нос расплющился и превратился в пятачок поросёнка. Мальчуган засмеялся и от удовольствия хрюкнул. Нос тут же вернулся к прежнему виду: слегка вздёрнутому и конопатому. Это окошко - единственное в комнате, которое полностью распахивалось. Остальные окна оказались - со слов бабули - «глухими», запертыми на шпингалеты и сверху прокрашенными белой масляной краской. Почему-то Лину запрещалось высовываться наружу и уж тем паче – вылезать на восточную сторону, туда, где цвели маки. Они полыхали, начиная с июля, и с каждым днём их становилось всё больше – воздушных «юбочек», кружащихся вокруг зелёных балабошек.
Мальчик вспомнил, как весной бабушка Лена мастерила цветы из красной и розовой бумаги – шершавой, словно её вдоволь помяли в руках или даже пожевали. Бабуля вырезала лепестки и приклеивала их к зелёной материи. Лину по малолетству ножницы не доверили, и он наблюдал как множится количество поделок.
- Пасха скоро, - приговаривала бабушка, выкладывая цветки на плетёное блюдо. – Кулич испечём, пасху творожную состряпаем, яйца покрасим. Шелухи луковой запасла вдоволь. В церковь сходим – покрестим. А уж потом истово возгласим: «Христос воскресе!!».
Лин тогда не понял, зачем люди выкладывали припасы на длинный стол, а седобородый дедушка размахивал дымящейся плошкой на цепях и что-то неразборчиво бормотал. Он устал от стояния в толпе и немного оживился, когда все вокруг стали дружно тыкать в себя пальцами и кричать: «Христос воскрес!». Лин попробовал повторить и услышал за спиной:
- Праздник великий! Почему младеня не приучили правильно молиться?
Тощая бабуська со злым лицом дёрнула малыша за ворот и вопрошающе уставилась на бабушку Лену.
- Не ворчите, почтенная, - вполголоса ответила та и прижала к себе внука. – Четыре годика ему. С кого тут требовать знаний обрядовых?
- Левой рукой крестится недокормыш твой, - сердито прошипела храмовая прислужница. – От дьявола сие!
- Так он от природы левша, - опешила бабушка.
- Переучивай его, - буркнула старуха. – А то сначала левой рукой свечку ставят, а, повзрослев, этой же дланью церкви рушат. Знааааю!!
Бабушка Лена поморщилась. Она не терпела глупых нравоучений, и сейчас не стала продолжать разговор, а подпихнула внука к двери. По дороге домой посетовала:
- Ребёнка осудили, а сами с каждого прихожанина пяток яиц в корзину сгрябчили. И по куличу! Куда им столько? Или решили до Троицы пасхальной снедью питаться? Ахти!!
Лин опять ничего не понял, но запомнил морщинистое, словно печёное яблоко, лицо неприятной бабки. И ещё в память врезался вкус кулича – тёплый, сладкий, плотный, и знание, что Пасха – это творог со сливками, изюмом и кедровыми орешками.
Буйное цветение за окном пробудило воспоминание, но почему-то не заставило повторять странные слова, а, наоборот, подтолкнуло к действиям. Лин отодвинул шпингалет и толкнул створку ладонью. Окошко открылось. Мальчуган, не раздумывая, стащил с себя полосатые носочки и босиком отправился в волшебное алое. Он впитывал в себя… Как отваливались мохнатые «скорлупки», выпуская в мир съёжившиеся, словно новорождённые бабочки, маки. Как постукивали на ветру коричневые коробочки с уймой чёрных семян. Как вокруг: от стены дома до поворота на сказку – шелестели-шептали лепестки.